CC BY
100
А.В. Нехаев
ПРИНЦИПЫ И СТРУКТУРА ДОКСЫ
Предлагается логико-семиотический анализ такой познавательной формы, как мнение, артикулированной в виде определенной повествовательной структуры - доксоморфного дискурса.
Вполне очевидно, что одной из optima forma нашего познания является мнение, или докса. Во избежание путаницы при проведении логико-семиотического анализа этой особой познавательной формы необходимо раскрыть значение терминов «мнение» и «докса», т.е. дать номинальное определение тому, что будет под ними пониматься.
Мнение - это вербальная структура в форме обыденного, т.е. повествовательно-прозаического, историографического, художественного, философского или любого другого доксоморфного по характеру дискурса, предназначенная быть знаком структур и процессов мира или фрагмента реальности в интересах объяснения, чем они являются, посредством предоставления способа их описания. При этом доксоморфный дискурс интерпретируется как семиотический, или синтактико-семантический, процесс, реализующийся в различных видах дискурсивных практик. В этом случае прежде всего имеется в виду некоторый специфический способ (или специфические условия) организации языковой и познавательной деятельности, как письменной, так и устной, которые будучи опосредованными такой особой познавательной формой, как мнение, управляют сцеплением структур значения и обладают собственными правилами комбинации [1. С. 483-493].
Следует отметить, что все постсоссюровские проекты лингвистики и семиологии, а также разного рода неклассические логико-семантические системы, исследующие разные виды повествовательных структур, прежде всего явно или неявно предполагают, что любой знак доступен анализу лишь через язык, который рассматривается не только в качестве абстрактной, порождающей разного рода дискурсивные практики модели, но и в качестве конститутивного элемента, опосредующего звена между означаемым и означающим [2. С. 248]. Такого рода трактовка языка предполагает необходимость решения ключевой проблемы, заключающейся в прояснении того, являются ли достаточными лишь операциональные объяснительные модели современной лингвистики и семантики для удовлетворительного анализа таких особых видов повествовательных структур, как мнение.
Одним из возможных решений проблемы является привлечение к анализу доксоморфного дискурса логических средств, применяемых к семиотическим объектам, не ограниченных лишь бинарными классификациями структурного языкознания, снимающих границу между разновидностями языковых знаков, - поскольку эти средства находят свое место внутри знака, - путем введения в исследование языков и различных видов языковой деятельности аксиоматизации топологического типа, т.е. посредством анализа тех логических принципов, которые конституируют само место (xonoç) где располагаются знаки. В этом смысле един-
ственная исходная задача логико-семиотического анализа заключается в выделении, дефиниции и изучении таких крупных значащих единиц языка, как логическая форма повествовательных структур, представленная в артикулированном виде дискурсивно как означающее.
Прежде всего необходимо отметить, что доксоморфный дискурс есть один из видов семиотических практик, которая осуществляется через язык, но не сводится к его категориям, поскольку хотя он и располагается в языке, его отношение к языку носит перераспределительный, или деструктивно-конструк-
тивный, характер [3. С. 400]. При этом взятый в топологической перспективе доксоморфный дискурс, или мнение, описывается некоторым конечным осмысленным множеством предложений.
Логической формой мнения является докса - осмысленное конечное множество высказываний, теряющих в рамках этого множества свою автономность, которое индивидуализирует определенную «точку зрения» на мир и обладает определенной степенью правдоподобия.
Таким образом, исходя из указанных определений, необходимо отметить, что термины мнение и докса предполагают четкое коннотативное различение, которое заключается в том, что когда употребляется термин докса, то речь идет о логической форме мнения, и, соответственно, «мнение» - это термин, обозначающий суть некоторого уникального взгляда на мир, предлагаемого той или иной доксой, т.е. мнение - это мыслимое содержание некоторого вполне конкретного осмысленного конечного множества высказываний, или доксы, а докса - это логическая форма любого мнения.
Исследуя природу правил, которым подчиняется создание наших мнений о мире или фрагментах реальности, необходимо в первую очередь детально проанализировать проблему того, связывают ли эти правила только отдельные предложения и высказывания между собой или же они управляют созданием доксоморфной «картины мира» в целом. При анализе данной проблемы, исходя из предложенного рассмотрения доксы в качестве конечного множества высказываний, оказываются возможны две редукционистские стратегии: лингвистический анализ, представленный двумя моделями - линейно-лингвистической и структурно-лингвистической, обе из которых сводят доксу к отдельным предложениям, действительно в ней содержащимся, и формальнологический анализ, который в свою очередь редуцирует доксу к отдельным высказываниям, действительно ее составляющим. Наконец, есть еще одна нередукционистская стратегия - номиналистическая, согласно которой вся совокупность высказываний, выражаемых предложениями, действительно содержащимися в доксе, является инструментом для создания определенного «образа» или «картины» мира, иными словами, номиналистический анализ доксы предлагает рассматривать ее не
как длинную вереницу отдельных предложений или высказываний, по которой предлагается мысленно пройти, но как единый ансамбль высказываний, готовый к рассмотрению и демонстрирующий одновременно все свои элементы, а также порядок, которому они подчиняются.
Необходимо отметить, что, безусловно, имеются определенные правила построения мнений, особая природа которых и является предметом данного исследования, и какими бы на проверку ни оказались эти правила, очевидно, что они существуют, поскольку некто, выдвигающий мнение, - «доксогент» - не может говорить что угодно на любой стадии выстраивания и выдвижения своего мнения. Именно существование такого рода правил направляет доксогента в тот момент, когда он по тем или иным соображениям решает включить определенное высказывание в состав некоторого множества, т.е. в создаваемую им доксу, но затем осознает, что должен опустить его, если хочет выдвинуть мнение, доступное для понимания, причем, помимо прочего, указанное правило для любого мнения -быть понятным - указывает еще и на необходимость убеждения некоторой аудитории, что, соответственно, связано с процессом включения в мнение некоторых элементов риторики - метафор, гипербол. Однако если воспринимать доксу как совокупность предложений или высказываний, которые следуют одно за другим, то, согласно такого рода редукционистской стратегии, исследование требований создания адекватного, т.е. удовлетворительного и внутренне согласованного, мнения завершится перечислением определенных правил синтаксического, семантического, прагматического или какого-либо еще характера, указывающих, как связывать отдельные предложения или высказывания вместе внутри некоторых последовательностей.
Исходное требование умопостигаемости, или ин-теллигибельности, для любой познавательной формы, в том числе и для такой особой познавательной формы, как мнение, означает, что мнение можно рассматривать в чисто лингвистической перспективе - как некоторый текст, или определенную конечную последовательность предложений. Такого рода взгляды на мнение являются основанием линейно-лингвистической модели, главные принципы которой были заложены направлениями так называемых «лингвистики без значения» Л. Блумфилда [4] и «генеративной грамматики» Н. Хомского [5], для которых определяющим свойством нормального употребления языка являлась система «языковой компетенции» его носителя, иными словами, при анализе естественного языка следует строго различать его несоизмеримые по своей значимости аспекты - употребление и компетенцию. Соответственно, под употреблением предлагается понимать реальное использование языка в конкретных речевых актах, в которых, опосредуясь различными факторами, отражается компетенция как составляющая употребления [6. С. 9]. Таким образом, компетенция есть знание носителем своего языка или, точнее, знание системы правил порождения описания, т.е. грамматических трансформаций1, для каждого из бесконечной последовательности предложений, понимаемых благодаря данным описаниям.
Согласно принципам линейно-лингвистического анализа любое мнение является последовательностью предложений - «a1^-a2^-...^-an^-an+1^-...», - из которых оно состоит, где последующее предложение «an+1» есть следствие предыдущего «an», что позволяет в рамках данной модели выстраивать своего рода каузальную модель аргументации - post hoc, ergo propter hoc. В этом случае предложения, входящие в некоторое конечное множество - доксу, истолковываемую в соответствии с линейно-лингвистическим подходом, должны рассматриваться каждое индивидуально для того, чтобы соотносить их с предложениями, которые непосредственно им предшествуют. По сути, такого рода анализ - это исследование того, как отдельные предложения встроены в их непосредственное окружение, т.е. некоторый текст.
Следует отметить, что для линейно-лингвистического подхода в целом характерен интерес к обобщениям относительно сходных «языковых ситуаций», т.е. ситуаций, в которых от человека, сказавшего нечто подобное «an», ожидается, что он скажет нечто подобное «an+1», поскольку согласно линейно-лингвистической модели существенное когнитивное значение заключено в каузальных связях между отдельными предложениями и условиями, которые им непосредственно предшествуют и, соответственно, при помощи которых можно их объяснять. Иными словами, когда в нашем распоряжении будут иметься такие обобщения относительно сходных «языковых ситуаций», окажется возможным, во-первых, объяснить, почему люди говорят определенные вещи на разных стадиях создания и выстраивания своих доксоморфных описаний мира - мнений, и, во-вторых, определить, какие предложения можно и необходимо использовать для создания вполне определенных мнений.
Тем не менее мнение как уникальную и индивидуальную языковую структуру никогда нельзя полностью вывести из общих лингвистических правил, поскольку мнение нельзя редуцировать к предшествующим ему детерминирующим условиям. Именно поэтому, следует относиться с недоверием к присущей линейному подходу тенденции заменять логическую аргументацию психологической, иными словами, сторонник линейно-лингвистического подхода всегда стремится к обобщениям относительно уже существующих или «уже данных» мнений, а это означает, что любое мнение при подобного рода редукционистской стратегии анализа придется разделять на составные части таким образом, чтобы эти части совпадали с частями других мнений, однако самое большое, что можно ожидать от такого анализа, - это ряд психологических обобщений относительно того, как можно связать конечные цепочки предложений, т.е. части мнений, с тем, чтобы они действительно были понятны обычному носителю языка. В связи с этим необходимо отметить, что при анализе коммуникативной функции доксы следует иметь ясное представление, согласно которому то, что сообщено посредством той или иной доксы, просто не существовало до того момента, когда докса была актуально завершена, иными словами, передача сообщения, или «коммуникация», никак не объясняет док-су, но, тем не менее, все это не означает, что в доксо-морфном дискурсе нет акта коммуникации, проявляюще-
гося в той или иной степени, или что докса может существовать вообще без всякой коммуникации [7. С.134].
Среди последних разработок в русле линейнолингвистического анализа особо следует выделить исследования А. Данто [8], которые являются своего рода синтезом линейного подхода к тексту, рассматриваемому как некоторое повествование, и номотетико-дедуктивной формы объяснения, отстаиваемой в рамках так называемой «модели охватывающих законов». В целом разделяя общую структуру дедуктивного вывода, предлагаемую «моделью охватывающих законов», согласно которой принято выделять эксплананс -то, что необходимо объяснить, и экспланандум - то, посредством чего происходит объяснение, Данто особо подчеркивает тот факт, что объяснение всегда ищется и дается некоторому изменению, отсюда, соответственно, экспланандум всегда описывает не просто событие - то, что произошло, а определенное изменение. Анализируя и сопоставляя структуры номотетико-дедуктивного вывода и повествования, Данто отмечает, что каждое повествование является описанием и одновременно объяснением того, как происходило некоторое изменение от начала до конца, в ходе которого неявно предполагается непрерывная самотождествен-ность объекта, подвергающегося изменению, иными словами, то, о чем говорится на протяжении всего повествования, должно быть одним и тем же, поскольку в ситуации, когда нет объекта, подвергающегося изменению, нет, строго говоря, и самого изменения, - при этом и начало и конец любого повествования должны рассматриваться как части экспланандума. Необходимо отметить, что позиция Данто может быть использована при анализе такой особой познавательной формы, как докса, только с существенными mutatis mutandis, поскольку, если такое осмысленное конечное множество высказываний, как доксу, рассматривать в соответствии с линейной моделью «молекулярного» повествова-
а Ci р С2 у сз § 0П ю
ния Данто /./././......... / ,то становится вполне
*1 *2 *3 *4 *5 *6 *7 *2п *(2п+1)
очевидной невозможность удовлетворительной увязки экспланандума, т.е. начал и концов повествования, с экспланансом - серединами повествования, которые должны давать каузальное объяснение посредством одних только общих законов, что по сути своей является следствием невозможности четкого разделения док-сы на посылки и заключения дедуктивного вывода, т.е. ее редукции к предложениям, одни из которых выражают только суждения-посылки, а другие - суждения-заключения, поскольку в результате подобного рода редукции из виду теряется нечто такое, что не следует с необходимостью лишь из одних только предложений, выражающих суждения и действительно составляющих то или иное осмысленное конечное множество - доксу.
Из всего этого следует, что при линейнолингвистическом анализе доксы главная и, вероятно, исключительная забота направлена на ее «умопости-гаемость», или «интеллигибельность». Опираясь на подобного рода основания, вполне можно согласиться с тем, что когда несколько предложений связываются вместе в соответствии с регулярностями, открытыми благодаря линейно-лингвистическому подходу к мнению, а в более широком смысле к языку, результатом,
несомненно, будет вразумительная последовательность - некоторый вполне определенный текст, но необходимо отметить, что «умопостигаемость», или «ин-теллигибельность», т. е. доступность пониманию, - это только предварительное требование к некоторому множеству предложений, организованному в определенную последовательность - текст - для того, чтобы данное множество было адекватной, т.е. приемлемой и согласованной, доксой или могло рассматриваться в качестве таковой, поскольку существует огромное число различных типов «вразумительных» текстов, предложения в которых соединены в соответствии с языковыми критериями «умопостигаемости», или «интелли-гибельности», но которые, тем не менее, не заслуживают определения «докса».
Основное различие между требованиями «вразумительности», т.е. доступности для понимания, и доксо-морфной адекватности состоит в том, что первые из них совершенно не учитывают те аспекты доксоморф-ного дискурса, которые можно назвать «конструктивистскими», состоящими в том, что высказывания, выражаемые предложениями, составляющими ту или иную доксу, выполняют в ее рамках двойную функцию: во-первых, они описывают мир или фрагмент реальности и, во-вторых, посредством этих высказываний создается «образ» или «картина» мира, т.е. индивидуализируется некоторая «точка зрения» на него. Необходимо указать, что требования «вразумительности», отстаиваемые линейно-лингвистическим анализом, действуют только на «дескриптивном» уровне, где описывается мир или фрагмент реальности. Безусловно, что док-соморфные описания мира или фрагмента реальности -мнения, выражаемые высказываниями некоторого осмысленного конечного множества - доксы, должны быть связаны между собой «вразумительным» образом, т.е. не должно быть никакой неоднозначности в референции относительных местоимений и указательных слов, содержащихся в предложениях, которые выражают данное множество высказываний - доксу, но, тем не менее, большинство следующих друг за другом высказываний в доксе нуждаются в некотором общем знаменателе - «образе» или «картине» мира.
Все это позволяет сделать вывод о том, что только на «дескриптивном» - описательном - уровне линейно -лингвистическая модель, вероятно, будет успешной, поскольку, как уже отмечалось, «вразумительность» сама по себе не обеспечивает для некоторой совокупности высказываний ее собственное «лицо» - вполне определенную «точку зрения», т.е. она не гарантирует передачу некоторого «образа» или «картины» мира. Во многом слабости любых линейно-лингвистических стратегий анализа связаны как раз с тем, что они принципиально игнорируют «нелинеарность дискурса, которая по самой его природе является... скорее правилом, чем исключением» [9. Т. 2. С. 388].
Итак, хотя «вразумительность», или доступность пониманию, несомненно, входит в число требований к удовлетворительному мнению как особой познавательной форме, данное требование не позволяет объяснить, что превращает некоторое множество высказываний, выражаемых определенной совокупностью предложений - текстом - в адекватное, т.е. внутренне согласо-
ванное, мнение, поскольку решение этой проблемы корректным образом возможно только в том случае, если будет также учитываться и вторая функция высказываний: их способность создавать «образ» или «картину» мира - индивидуализировать вполне определенную «точку зрения» на него, и именно эта способность высказываний, содержащихся в доксе, соответствует тому, что можно назвать «конструктивистскими» аспектами доксоморфного дискурса. В связи с этим оказывается неслучайным холистическое требование док-сологии, заключающееся в том, что когда проводится анализ докс как таковых, необходимо рассматривать доксы целыми, а не делить их на части, что, соответственно, позволяет объяснить, почему любая лингвистическая стратегия анализа будет иметь столь малое значение для такой особой познавательной формы, как мнение, поскольку то общее знание, которое приобретается в ходе линейно-лингвистического исследования, оказывается полезным как для доксоморфных разновидностей дискурса, так и для создания номотетико-дедуктивных систем, а то, что составляет отличительную особенность докс, т.е. их способность индивидуализировать «картину» или «образ» мира, выходит за рамки применения лингвистического анализа, так как он никогда не требует анализа целых докс в их уникальном своеобразии.
Продолжая рассмотрение редукционистской по своей сути стратегии лингвистического анализа мнения, следует обратить внимание на структурно-лингвистическую модель, основное отличие которой от линейно-лингвистической заключается в том, что некоторое осмысленное конечное множество высказываний - доксу, выражаемую вполне определенной совокупностью предложений - текстом, рассматривается не как последовательность атомарных предложений, связанных определенными каузальными отношениями, а как языковое образование, или некоторый текст, обладающее одновременно несколькими структурами. Следует отметить, что теоретические основания структурно-лингвистической модели были заложены еще исследованиями языка Ф. Соссюра [10], однако более детально эта модель была разработана несколько позднее такими лингвистами, как В. Брёндаль, Г. Глисон, Л. Теньер [11. С. 40-46; 12; 13].
В рамках структурно-лингвистической модели принято различать следующие четыре компонента: поверхностную структуру текста, т.е. те вполне конкретные предложения, которые содержат мнение как таковое; глубинную структуру текста - «семантическое ядро»; правила трансформации текста, т.е. правила перехода от глубинной структуры - «семантического ядра» - к поверхностной структуре; грамматику текста, т. е. правила перехода от поверхностной структуры к «семантическому ядру».
На первый взгляд указанная модель позволяет разрешить все возникающие проблемы, но ее более детальный анализ дает все основания для утверждения о том, что метод структурно-лингвистического анализа имеет ряд недостатков, которые не позволяют с успехом применить его к анализу такой особой познавательной формы, как мнение. Так, глубинная структура, или «семантическое ядро», является чем-то неопределенным, вследствие чего явно или неявно усматривае-
мая аналогия между ним и «точкой зрения» оказывается иррелевантной, поскольку «точка зрения» всегда вполне определенно индивидуализируется высказываниями, содержащимися в доксе. Кроме того, метод структурно-лингвистического анализа содержит еще более существенный недостаток, заключающийся в том, что сторонники данного анализа зачастую интуитивно склоны отождествлять содержание доксы, т.е. мнение, с ее глубинной структурой - «семантическим ядром». Соответственно процесс уяснения, или понимания, некоторого конечного осмысленного множества высказываний - доксы - означает, что становится известным ее содержание, т.е. собственно вполне определенное мнение и, как следствие, оказывается возможным парафразировать, т.е. либо перестраивать, либо сокращать доксу, поскольку когда производится любое из указанных действий, содержание исходной доксы остается неизменным, ведь для подобных «трансформаций» исходного осмысленного конечного множества высказываний - доксы - всегда имеется в наличии одна и та же глубинная структура («семантическое ядро»), которая при структурно-лингвистическом анализе приравнивается к содержанию некоторой доксы - мнению - и используется для порождения разных поверхностных структур, т.е. определенных совокупностей предложений.
Иными словами, принцип pars pro toto, т.е. подмена доксы как целого некоторой ее общей и абстрактной структурой - «семантическим ядром», оказывается главным руководством при проведении структурно -лингвистического анализа. Однако нетрудно показать, что такие общие и абстрактные структуры, т. е. «семантические ядра», не следует отождествлять с содержанием некоторой доксы - определенным мнением, поскольку если возникает необходимость его изложения, то будут приложены все усилия для того, чтобы сохранить его уникальность, и хотя многие детали в ходе изложения будут опущены, все-таки будет сохранено то, что считается необходимым для привязывания содержания исходной доксы к той вполне определенной ситуации в мире, о которой в ней идет речь. Это означает, что даже если сделать неверное допущение о возможности парафразирования некоторого исходного осмысленного конечного множества высказываний -доксы, то «производная» от нее «парафраза» в любом случае окажется не менее уникальной, чем сам «оригинал». Все это делает необходимым вывод о том, что содержание доксы, т.е. вполне определенное, более того, уникальное, мнение, мыслимое в рамках некоторого осмысленного множества высказываний - доксы, нельзя связывать с какими-то отдельными, выражающими данные высказывания предложениями, а тем более с обобщенным содержанием этих предложений, поскольку не одно предложение, но все они в целом определяют это содержание2.
Итак, очевидно, что понятие «содержание доксы» нельзя свести к понятию «семантическое ядро» мнения, т. е. отождествить его либо с содержанием отдельного предложения, либо даже с обобщенным содержанием предложений, выражающих осмысленное конечное множество высказываний - доксу, а отсюда, соответственно, следует, что доксы нельзя редуцировать только к предложениям, т. е. для понимания природы
такой особой познавательной формы, как осмысленное конечное множество высказываний, или докса, нельзя ограничиваться ее анализом исключительно на уровне предложений.
Второй разновидностью редукционистских стратегий, используемых при рассмотрении доксы, является формально-логический анализ, согласно которому анализ доксы как особой познавательной формы предлагается ограничить исключительно уровнем высказываний. Главным, если не единственным, основанием данной стратегии выступает утверждение о том, что исключительно формальная логика и рассуждения в точных науках являются единственным источником правил корректного мышления [14. С. 89-146]. В целом представления, подобные тому, что формальная логика и точные науки являются образцом реализации правил корректного мышления и методологическим стандартом для всех без исключения областей познания, являются весьма популярными, превращаясь зачастую в своего рода «методологическую метафизику»: когда определенной методологической модели отдается такое же необоснованное предпочтение, какое традиционная метафизика всегда отдавала какому-то аспекту или аспектам реальности. Все попытки подогнать такие области знания, как история или философия, под «идеал научности» исходили как раз именно из таких представлений о правилах корректного мышления, где дедуктивной аргументации как форме познания придавалось необоснованно высокое значение, при этом следует отметить, что во многом такое положение дел связано как раз с неправильным пониманием или просто игнорированием природы многих сфер человеческого познания, в частности таких, специфика которых всецело зависит от тех познавательных форм, которые определяют ее. Такой формой, имеющей, безусловно, определяющее значение, является докса.
Следует отметить, что структура доксы кардинально отлична от структуры чисто номологической или дедуктивной аргументации. Самое главное и яркое различие состоит в том, что в отличие от дедуктивной аргументации докса не имеет четко отделенного от множества посылок заключения, что позволяет сформулировать принцип логической простоты доксы (отсюда отнюдь не случайно, что «...основной и главной необходимостью обладает простое.» [15. С. 154]), заключающийся в том, что докса не имеет частей. Интересно отметить то, что в этом контексте докса в известной степени допускает свое отождествление с монадой Лейбница, поскольку монада является простой субстанцией именно на том основании, что не имеет в своем составе частей: «. простая, значит, не имеющая частей» [16. Т. 1. С. 413]. То же самое оказывается верным и по отношению к такой особой познавательной форме, как мнение. Отсутствие логических частей в структуре доксы подразумевает также и принцип логической неделимости доксы, согласно которому докса не имеет заключения в собственном смысле этого слова, т.е. заключение неотделимо от доксы как целого. Исходя из этого невозможно восстановить посылки, из которых оно следовало бы, подобно тому, как это имеет место в дедуктивной аргументации. При этом принцип логической неделимости опять-таки находится в
полном соответствии с интенциями лейбницевской метафизики, в частности с положением о том, что «.где нет частей .там .невозможна делимость» [16. Т. 1. С. 413]. В этом смысле «неделимость» доксы, определяемой по аналогии как своего рода лейбницевская монада или, как единое в своей логической природе, а не как связанное в единство целое, имеет и более глубокие метафизические основания, заключающиеся в том, что «единое» есть «.то первое, с помощью которого мы познаем; следовательно, единое является началом того, что может быть познано относительно каждого предмета.» [15. С. 159]. Таким образом, мнение как «единое и неделимое», взятое согласно своей логической природе, есть не только основание для множественности предметов и условие для возможности установления самих границ предметности, но и есть сам принцип их познаваемости, т.е. то, что Аристотель называет первой мерой, а нами определяется как первичная система дескрипции и референции мира. Иными словами, «.единое означает меру <.> и мера [каждый раз] бывает неделимой <.> так что единое само по себе не является сущностью чего-либо. ибо единое обозначает. меру некоторого множества.» [15. С. 449].
Все это в свою очередь позволяет принять номиналистические по своей сути утверждения о том, что первое познаваемое по первичности есть единичное, при том что «.под «единичным» здесь понимается не все то, что одно по числу, ибо понятая в таком смысле любая вещь единична, а понимается вещь, которая одна по числу и не есть естественный либо произвольный, или установленный по соизволению знак, общий для многих вещей; таким образом, написанное речение, понятие и произнесенное слово, обозначающее что-либо, не являются единичными, а единична только вещь, которая не есть общий знак.» [17. С. 107].
Очевидные на первый взгляд минусы устроенной подобным образом структуры доксы, т.е. сложность анализа логической структуры, а следовательно, и сложность обоснованной критики или подтверждения содержащейся в ней информации о предмете, оборачиваются вполне ощутимыми плюсами: так, именно док-са является источником новой информации о мире, поскольку дедуктивная аргументация с ее стройной и четкой структурой - множество посылок, заключение -не служит нам источником новой информации о мире и ничего о мире нам не сообщает, ведь заключение здесь всегда является своего рода стенограммой уже сказанного в посылках. Иным словами, все эти рассуждения позволяют говорить не только о чисто когнитивной функции доксоморфного дискурса как такой разновидности семиотической практики, которая решает задачу прояснения границ языка, и, как следствие, границ любой предметности могущей быть данной в языке, но, соответственно, и о его творческой функции.
Основной источник того, что логическую структуру доксы зачастую пытаются подменить логической структурой дедуктивной аргументации, состоит в признании доксы обычной конъюнкцией посылок или высказываний, тем более что на первый взгляд именно на это указывается в ее определении, в котором докса рассматривается как конечное множество высказываний.
Однако несмотря на то, что доксы состоят из некоторого осмысленного конечного множества высказываний, они представляют собой нечто большее, чем простую конъюнкцию высказываний, и, соответственно, если докса рассматривается как простая последовательность высказываний, т. е. игнорируется уже рассмотренная выше ее структура, согласно которой докса является логически простой и неделимой, то упускается нечто очень существенное.
Безусловно, если взять некоторую доксу о мире или фрагменте реальности Д0 и приписать составляющим ее высказываниям индексы {а1, a2, ..., ая}, которые будут обозначать порядок следования высказываний внутри данной доксы, можно, разумеется, из того же самого множества высказываний составить некоторую другую последовательность Д1 посредством одного лишь произвольного изменения исходного порядка следования высказываний. Тогда если докса по своей логической структуре является простой конъюнкцией высказываний, не должно существовать никаких логических оснований предпочесть одно множество высказываний, или доксу Д0, другому, или доксе Ді; но это не так: обычно всегда можно легко осуществить выбор между двумя и более мнениями, руководствуясь, например, тем принципом, что познавательное содержание доксы Д0 легче установить, чем у доксы Д1. Однако, приняв во внимание идею о том, что коль скоро докса -это простая конъюнкция высказываний всегда существует возможность восстановления «исходной» док-сы Д0 из «производной» Д1, поскольку в обоих случаях имеется одна и та же конъюнкция высказываний (а^ a2, ..., ая}, а особый порядок или последовательность высказываний в рамках доксы Д0 обусловлены лишь соображениями когнитивного удобства, оказывается, что восстановление «исходной» доксы Д0 из «производной» Д1 - даже в результате неверного допущения о том, что докса - это лишь простая конъюнкция высказываний - оказывается маловероятным, поскольку в этом случае неявно и, главное, совершенно необоснованно подразумевается то, что исходная последовательность Д0 является «единственной» последовательностью, восстанавливаемой из «производной» Д1, но ведь в том случае, если докса Д1 - простая конъюнкция высказываний, то число последовательностей, которые можно из нее восстановить, зависит лишь от числа высказываний - конъюнктов, составляющих данную конъюнкцию Д1, и подчиняется факториальной функции «Рп=п!».
Получается, что из некоторой последовательности высказываний Д1 допустимо «восстановить» как минимум несколько отличных друг от друга «исходных» последовательностей, а не одну-единственную - Д0; то же самое, очевидно, верно и для числа «производных» последовательностей Дп+1, их тоже можно составить несколько из некоторой «исходной» Д0. Получается, что в том случае, когда последовательность Д0 должна быть «единственной восстанавливаемой» последовательностью из Д1, то отдельные высказывания, ее составляющие, помимо прочей информации, должны содержать также достаточно данных о том, каким должно быть «восстановление» вполне определенной последо-
вательности Д0 из Дь, но достаточное количество данных для некоторого заключения - в данном случае для «восстановления» Д0 из Д1 - не является тождественным самому заключению, т.е. «восстановлению» Д0 из Дь иными словами, существует определенный разрыв между «исходной» доксой Д0 и «производной» док-сой Д1. Но самое главное, если принять идею о том, что докса - это конъюнкция высказываний, расположенных в некотором порядке, то можно сделать вывод о принципиальной невозможности с полным основанием утверждать, что некоторая докса, а точнее ее мыслимое содержание - мнение, понята, пока не проделана работа по уяснению ее смысла при всех возможных перестановках высказываний, составляющих данное конечное множество - доксу, но подобного рода задача может оказаться просто практически неразрешимой в силу огромного количества возможных перестановок n, определяемых вышеупомянутой факториальной функцией. Соответственно, исходя из тех же самых оснований, невозможно составить представление о когнитивном удобстве той или иной доксы, поскольку, если не провести всех возможных перестановок, неясно, как можно с уверенностью говорить о когнитивном удобстве какой-то вполне определенной доксы из их последовательности Ai, Д2, ..., An.
Следует отметить, что если согласиться с допущением, в соответствии с которым из некоторой «производной» последовательности высказываний Дь может быть восстановлена только одним-единственным способом вполне определенная «исходная» последовательность Д0, то с необходимостью придется признать, что данная последовательность Д0 имеет особый и уникальный статус, который отличает ее от любых от нее «производных» (Дь Д2, ..., An, ..., An+i), полученных путем перестановки составляющих ее высказываний. Иначе говоря, все это означает, что произвольное смешивание высказываний, составляющих некоторое осмысленное конечное множество, или доксу До, устраняет из данной доксы Д0 нечто такое, чем она обладает, но чем не обладают доксы, «производные» от нее: Дь, Д2, ..., Дп, ..., Дп+ь; такое положение дел объясняется только тем, что Д0 является чем-то большим, чем простая конъюнкция высказываний, - quod erat demonstrandum.
Таким образом, представление, согласно которому докса - это обычная конъюнкция составляющих ее высказываний, оказывается неверным даже в том случае, если его ослабить, сделав допущение о том, что высказывания, составляющие ту или иную доксу, должны располагаться в определенном порядке, поскольку как только постулируется существование одного или нескольких принципов упорядочения высказываний, на основании которых образуется вполне конкретная их последовательность внутри некоторого конечного множества, сразу же и с необходимостью признается существование чего-то такого, что нельзя полностью свести к одним лишь высказываниям, составляющим данную последовательность, а это означает, что анализ осмысленного конечного множества высказываний -логической формы такой особой познавательной формы, как мнение, - нельзя ограничивать только уровнем высказывания.
После того, как были проанализированы обе редукционистские стратегии во взглядах на такое осмысленное конечное множество высказываний, как докса, и вскрыта их неприемлемость, которая заключается в том, что доксу нельзя свести ни только к предложениям, ни только к высказываниям, действительно ее составляющим, необходимо обратиться к единственной нередукционистской стратегии - номинализму, позволяющему адекватно и корректно вскрыть специфику особой природы таких уникальных и индивидуальных логических структур, как докса.
Утверждение о том, что докса является чем-то большим, чем последовательность предложений или простая конъюнкция высказываний, означает то, что доксе имплицитно присуще что-то такое, что не позволяет редуцировать ее к предложениям или высказываниям, действительно ее составляющим. Теперь, опираясь на данное утверждение, необходимо сформулировать принцип непустоты доксы, в соответствии с которым любое осмысленное конечное множество высказываний - докса - имплицитно содержит то, можно назвать «точкой зрения», или такой особый логический компонент, который никак не позволяет произвести редукцию доксы как целого либо к составляющим ее предложениям, либо к высказываниям, выражаемым посредством данных предложений3. Принцип непус-тоты доксы предоставляет возможность для объяснения отсутствия как «пустых», так и «отрицательных» «точек зрения», поскольку в соответствии с данным принципом, не может существовать никаких «антиточек зрения», что, соответственно, полностью раскрывает смысл положения об имплицитном присутствии «точки зрения» в доксе. Иными словами, номиналистическая стратегия при анализе доксы с необходимостью утверждает ее принципиальную автономность, заключающуюся в том, что мир или фрагмент реально -сти всегда описывается в соответствии с некоторой вполне определенной «точкой зрения» - логическим компонентом доксы, посредством которого не обозначаются некоторые конкретные явления или аспекты мира, и, следовательно, построение и использование такого рода компонентов в доксе подчиняется правилам, которые не могут являться лишь простым отражением «реальных» закономерностей, существующих в мире, но имеют свой собственный статус.
Из всего этого, соответственно, следует, что последовательно осуществляемый номиналистический анализ полностью отвергает возможность рассмотрения уникальности любого мнения как лингвистического эквивалента уникальности мира или фрагмента реальности, которые описываются тем или иным доксоген-том в процессе создания и выдвижения им своего мнения. Идея о том, что уникальность любого мнения - это лишь простой дериват уникальности мира, имеет в качестве своего основания явное или неявное убеждение в существовании того или иного набора «правил перевода», которые позволяют проецировать мир или фрагменты реальности на лингвистический уровень, но предпочтение такого рода оснований при анализе доксы полностью игнорирует специфику этой познавательной формы, поскольку ее уникальность совершенно нельзя объяснить одной лишь уникальностью того,
о чем в ней говорится - предмета доксы, особая природа которого позволяет создавать и выдвигать неограниченное число разных мнений, имеющих один и тот же общий предмет - «мнимое». Таким образом, уникальность мнения оказывается заключена не в его предмете рассмотрения, но в интерпретации этого предмета, иными словами, уникальность мнения тесно связана с самой его способностью предоставлять интерпретацию или способ описания мира.
Докса, подобно фугуративному срезу языка, определяет принцип соединения элементов, но не в целях воплощения некоего объекта, а в процессе выработки знака-как-единичной-вещи-но-знака-многого, который не просто не существует до создания данной доксы -осмысленного множества высказываний, но и вообще не выступает вещественно стабильным прототипом или двойником каких бы то ни было реалий [18. С. 94]. Отсюда вполне очевидно, что такого рода знаки могут занимать лишь то место, которое само по себе никоим образом не значимо, каковым и является «мнимое» -предмет мнения, поскольку знак обретает значение не благодаря тому, что обладает равным с ним бытийным статусом, а исключительно благодаря тому, что свободно от какого бы то ни было значения. Соответственно, «мнимое» и есть то особое место (холод), в котором располагается знак и находится то другое -предмет доксы, с чем данный знак соотносится, но которое само по себе принципиально остается свободным от какого бы то ни было значения [19. С. 92-93].
Соответственно, было бы серьезной ошибкой полагать, что постепенное усовершенствование дедуктивных правил доксоморфного употребления языка позволит сократить число мнений, которые могут быть созданы о мире или о некотором вполне определенном фрагменте реальности, и тем самым если не воплотить, то хотя бы приблизиться к идеалу одного-единственного мнения - «супредоксы». Опираясь на приведенные рассуждения, необходимо отметить, что принцип непустоты доксы предполагает в качестве своего дальнейшего развития принцип исключительности доксы4, согласно которому мнения создаются и выдвигаются с целью передать особую, уникальную интерпретацию мира или фрагмента реальности посредством предоставления способа описания, т. е. для доксы существенно как раз то, что ускользает при применении общих дедуктивных правил.
Таким образом, итог этих размышлений состоит в том, что критерии построения согласованной доксы не будут найдены, если данная проблема будет сведена к попытке выяснить, как можно «вразумительным» образом связывать между собой предложения или высказывания в рамках некоторого конечного множества - доксы, поскольку в последней создается новая лингвистическая и логическая единица - «точка зрения», иными словами, осмысленно ставить вопрос о том, как можно создавать согласованные, или осмысленные, конечные множества высказываний - доксы, только тогда, когда докса, в соответствии с принципами логической простоты и логической неделимости, берется как целое - полная докса. Необходимо подчеркнуть принципиальную важность данного утверждения для поиска правил, управляющих созданием докс, поскольку из общих дедуктивных правил оказыва-
ется возможным выводить только классы вещей, а не уникальные и индивидуальные5 вещи вроде полных докс. Соответственно, исходя из логической составляющей рассматриваемой проблемы, с необходимостью следует вы-
вод, согласно которому нельзя сформулировать правила создания вполне конкретных докс, а возможно только найти и сформулировать трансцендентальные условия для мнения как особой познавательной формы.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Так, в частности, Хомский специально подчеркивал, что «.когда предложение реализуется как физический сигнал, в мышлении образуется
система суждений, выражающих значение предложения, этот физический сигнал и система суждений связываются определенными формальными операциями <...> грамматическими трансформациями» [20. С. 39].
2 Единственное допущение, которое позволяет сделать доксология, заключается в том, что одни предложения могут определять содержание
доксы в большей мере, чем другие, но данное допущение никак не дает оснований для вывода, согласно которому доксу можно редуцировать исключительно к таким значимым предложениям, отказываясь от целостного ее рассмотрения.
3 Эквивалентное принципу непустоты доксы утверждение содержится в двадцать первой теореме «Монадологии» Лейбница, согласно кото-
рой ни одна монада «... не может также и существовать без всякого состояния.» [16. Т. 1. С. 416].
4 Указанный принцип исключительности доксы находится в полном соответствии с восьмой и девятой теоремами «Монадологии» Лейбница,
согласно которым «. если бы простые субстанции нисколько не различались друг от друга по своим свойствам, то не было бы средств заметить . изменение в вещах, потому что все, что заключается в сложном, может исходить лишь из его простых составных частей, а монады, не имея свойств, были бы неразличимы одна от другой <.> и, следовательно, если предположить, что все наполнено, то. одно состояние вещей было бы неотличимо от другого», т.е. «. каждая монада необходимо должна быть отлична от другой. Ибо никогда не бывает в природе двух существ, которые были бы совершенно одно как другое и в которых нельзя было бы найти различия внутреннего или же основанного на внутреннем определении» [16. Т. 1. С. 414].
5 При этом необходимо отметить, что вовсе не следует рассматривать индивидуальное как простое отрицание, т.е. как нечто, не являющееся
целым или всем, поскольку индивидуальное всегда «...существует не вследствие ограничения, а благодаря присущей ему силе, посредством которой оно утверждает себя по отношению к целому как особое целое.» [21. Т. 2. С. 63].
ЛИТЕРАТУРА
1. Греймас А.Ж., Курте Ж. Семиотика. М., 1983.
2. Барт Р. Основы семиологии // Французская семиотика: От структурализма к постструктурализму. М., 2000.
3. Кристева Ю. Текст романа // Кристева Ю. Избр. тр.: Разрушение поэтики. М., 2004.
4. Блумфильд Л. Язык. М., 2002.
5.ХомскийН. Вопросы теории порождающей грамматики // Философия языка / Ред.-сост. Дж. Сёрль. М., 2004.
6. Хомский Н. Аспекты теории синтаксиса. М., 1972.
7. Элиот Т.С. Назначение критики // Назначение поэзии. Киев, 1996.
8. Данто А. Аналитическая философия истории. М., 2002.
9. ЖенеттЖ. Вымысел и слог // Фигуры: В 2 т. М., 1998.
10. Соссюр Ф. Курс общей лингвистики. М., 2004.
11. Брёндаль В. Структуральная лингвистика // Звегинцев В.А. История языкознания XIX и XX веков в очерках и извлечениях. М., 1960.
12. Глисон Г. Введение в дескриптивную лингвистику. М., 1959.
13. Теньер Л. Основы структурного синтаксиса. М., 1988.
14. Гемпель К. Логика объяснения. М., 1998.
15. Аристотель. Метафизика. СПб., 2002.
16. Лейбниц Г.В. Монадология. Соч.: В 4 т. М., 1982.
17. Оккам У. Сочинения. М., 2002.
18. ФранкастельП. Фигура и место: визуальный порядок в эпоху Кватроченто. СПб., 2005.
19. Юнгер Ф.Г. Язык и мышление. СПб., 2005.
20. Хомский Н. Язык и мышление. Благовещенск, 1999.
21. Шеллинг Ф.В.Й. Соч.: В 2 т. М., 1989.
Статья представлена научной редакцией «Философия» 17 декабря 2007 г.
