Научная статья УДК: 34
https://doi.org/lO.52883/26i9-02i4-2023-6-3-245-254
Исторические науки
ПРИМОРДИАЛЬНЫЙ МИР СОВЕТСКОГО СИРОТСТВА В ДНЕВНИКОВЫХ ЗАПИСЯХ ВОСПИТАТЕЛЕЙ ДЕТСКИХ ДОМОВ
Александр Алтерович Литвин
Казанский (Приволжский) федеральный университет, Казань, Россия,
hist33rus@yandex.ru
Елизавета Олеговна Попович
Казанский (Приволжский) федеральный университет, Казань, Россия, elizab asmanova @yandex. ru
Аннотация. В статье анализируются дневниковые записи воспитателей детских домов и степень отражения в них повседневных практик воспитанников и сотрудников детских домов, для этого приводятся выдержки из дневника воспитателей детского дома №10 опытно-показательной школы при Кряшенском педагогическом техникуме. Делается вывод, что дневники воспитателей позволяют, будучи изучены в достаточном количестве, представить панораму структур повседневности в заведениях советской системы социального призрения.
Ключевые слова: новый человек, ТАССР, беспризорники, педагогические проекты, новая культура
Для цитирования: Литвин А.А., Попович Е.О. Примордиальный мир советского сиротства в дневниковых записях воспитателей детских домов // Наследие и современность. 2023. Т. 6. № 3. С.. https://doi.org/lO.52883/26i9-02i4-2023-6-3-245-254.
Original article Historical Sciences
https://doi.org/i0.52883/26i9-02i4-2023-6-3-245-254
THE PRIMORDIAL WORLD OF SOVIET ORPHANHOOD IN THE DIARY ENTRIES OF THE EDUCATORS OF ORPHANAGES
Alexander A. Litvin
Kazan (Volga Region) Federal University, Kazan, Russia, hist33rus@yandex.ru
Elizaveta O. Popovich
Kazan (Volga Region) Federal University, Kazan, Russia, elizabasmano-va@yandex.ru
Контент доступен под лицензией Creative Commons Attribution 4.0 License. This work is licensed under a Creative Commons Attribution 4.0 License.
© Литвин А.А., Попович Е.О., 2023 © Наследие и современность, 2023
ISSN 26i9-02i4 (Print)
245
Abstract. The article analyzes the diary entries of the educators of orphanages and the degree of reflection in them of the daily practices of the pupils and employees of orphanages, for this purpose excerpts from the diary of the educators of the orphanage No. 10 of the experimental demonstration school at the Kryashen Pedagogical College are given. It is concluded, that the diaries of educators allow, having been studied in sufficient quantity, to present a panorama of the structures of everyday life in institutions of the Soviet system of social care.
Keywords: new man, TASSR, street children, pedagogical projects, new culture
For citation: Litvin A.A., Popovich E.O. The primordial world of soviet orphanhood in the diary entries of the educators of orphanages. Nasledie i sovremennost' = Heritage and Modern Times. 2023;6(1):. (In Russ.). https://doi.org/10.52883/2619-0214-2023-6-3-245-254
Великая война и Вторая русская смута оставили после себя не только руины городов, разруху и голод - был брошен вызов жизнеспособности российского социума, поставлена под вопрос способность к воспроизводству социальной и биологической ткани общества. Тягучие мотивы сиротских песен едва не сделались реквиемом отечественной истории. Одним из инструментов, созданных в советской России для преодоления последствий социальной катастрофы, становится развитая сеть детских домов, коммун и колоний. Давшие кров более чем пятистам тысячам детей [i] эти учреждения, в конечном итоге, дали «Путёвку в жизнь» большинству своих воспитанников, однако их роль в демографии межвоенного периода, формировании советского этноса до сих пор остаётся не в полной мере прояснённой.
Сложности возникают не только со статистикой и историческими интерпретациями: вне поля зрения остаётся повседневность и жизненный мир советских заведений социального призрения. Даже быт детдомовцев, хотя бы и описанный в художественных произведениях и мемуарах, остаётся для исследователей Terra Incognita: дети, в большинстве своём не знавшие грамоты, страдавшие от голода и болезней, не оставили большого количества источников личного происхождения.
В специальной исторической литературе, посвящённой проблемам беспризорности, делается акцент на материально-техническом обеспечении детских домов, на правовых основах формирования системы социального призрения в двадцатые годы. Этому есть логичное объяснение -сохранилось гораздо больше единиц делопроизводственной и хозяйственной документации, в которых фиксируется наличие обмундирования для воспитанников, количество кроватей, учебников и других, находящихся на балансе детского дома материальных ценностей, за которые
© Litvin A.A., Popovich E.O., 2023 © Heritage and Modern Times, 2023
1 В 1917 в детских домах воспитывалось 30 тыс. детей, в 1918 - 75 тыс., в 1919 - 125 тыс., в 1920 - 400 тыс., в 1921-22 - 540 тыс. детей [1].
руководство и кадровый состав несли материальную ответственность. Спору нет, административная и хозяйственная документация предоставляет в распоряжение исследователя достаточно сведений о состоянии здоровья воспитанников; можно представить, во что они были одеты, какие предметы изучали на уроках и по каким учебникам выполняли домашние задания, чем занимались в свободное время. Однако за цифрами не угадываются характеры, жизненный мир бывших беспризорников; через страницы отчётов не разглядеть выражения их глаз.
Поэтому для реконструкции социокультурного контента советского сиротства двадцатых годов важнейшим источником выступают воспоминания беспризорников и воспитанников детских домов о себе, записанные работниками детских домов или приёмников-распределителей со слов детей [2], а также дневники воспитателей детских домов. В этих нарративах нашли отражение эмоции и непосредственные впечатления питомцев и сотрудников; индивидуальные рефлексии и яркие зарисовки из жизни учреждений социальной опеки.
Дневники воспитателей, с одной стороны, не предназначалась для публикации (до сих пор многие из них неизвестны как широкому читателю, так и исследователям не просто как архивные материалы, а именно как группа источников), что освобождает их от конъюнктурного ретуширования или романтического контекста [3]. Вместе с тем, едва ли имеет смысл рассчитывать на человеческие откровения и педагогические открытия в этих документах: уровень профессиональной подготовки и культурный контекст авторов этих записей исключает возможность комплексного анализа советской реабилитационной педагогики [4]. Кроме того, педагоги справедливо рассматривали этот формат, как средство контроля над исполнением ими должностных обязанностей. Типичной для страниц дневников детского дома становится ситуация, когда воспитатели умалчивают о своих недочётах в воспитательной и учебной работе, о воспитанниках можно узнать в основном информацию об их нарушении дисциплины или же наоборот - о прилежном выполнении правил детского дома. Также типичны будут рассуждения о недостатках материально-технического и научно-методического обеспечения детских домов как причинах недостаточного развития кругозора воспитанников, невозможности организовать их досуг.
Помимо уже опубликованных исследовательницей И.И. Ханиповой дневников воспитателей Кузнечихинского дома Спасского кантона ТАССР [5], авторами был изучен дневник воспитателей детского дома №10 опытно-показательной школы при Кряшенском педагогическом техникуме.
Специфика этих дневников также и в том, что они представляют собой коллективный труд сотрудников детского дома, а следовательно -записи каждого из них отличаются степенью подробности в освещении мероприятий детского дома, возможных проблемных мест в организации
его работы. В связи с этим, практически невозможно сделать вывод об интенсификации или наоборот - о затухании педагогической работы в детском доме, направленной на преодоление проблем с плохой дисциплиной воспитанников, выработку подходов к воспитанию трудных детей, а также работы, направленной на устранение плачевной санитарной обстановки в детских домах, на улучшение их материально-технического обеспечения.
Характерно и смещение акцентов: так, жизнь детского дома освещается неравномерно в каждом из ее проявлений. Показателен контраст между дневниковыми записями 1925 года, где достаточно подробно описываются проводимые в детском доме праздники, что можно связать с активной работой воспитателей и заведующего детским домом по включению детей в социальную жизнь не только детского дома, но и города (на спектакли детского дома приходили приглашённые учителя, посторонняя публика, дети ходят на демонстрации), и записями начала 1926 года с практически полным отсутствием подробностей о проводимых праздниках. Вместе с тем, в феврале и марте 1926 года достаточно подробно описаны книги, читаемые воспитанниками на уроках, статьи из журналов, читаемые старшими группами [6, 7].
Вместе с тем, подробности жизни детского дома в дневниках отображаются живо и объёмно: демонстрируются как гибкость отдельных детей в сфере обеспечения себе дохода в условиях невозможности работать на производстве либо в силу своего юного возраста, либо в силу довлеющей над советским государством подростковой безработицы, так и абсолютная невозможность некоторых из них к жизни в детском доме ввиду психических особенностей или нежелания быть частью коллектива детского дома, следовать установленным правилам.
Пытаясь восстановить привычный повседневный уклад воспитанника детского дома Казани, нужно принимать во внимание и особенности светового дня: так, в зимнее время он длится ориентировочно с 8-9 утра до 15-16 часов вечера. Это напрямую влияет на возможности организации обучения и досуга детей. Характерны для быта детских домов следующие записи в дневнике воспитателей в феврале 1926 года: «Групповые занятия за последнее время проводятся тотчас после обеда с 2 ч(асов). Хотя это и не нормально, но ввиду сложившихся обстоятельств приходится нарушать постановление школьного коллектива. При слабом свете в классах не приходится откладывать занятия до вечера, да и дети сознают это и не настаивают, чтобы их в этом не стесняли, хотя бы это противоречило гигиене» [7, л. 2]; «<Свет во всех классах отсутствовал, поэтому дети сидели в спальнях и рассказывали о своих путешествиях в голодный год» [7, л. 2об]; «<За отсутствием света дети весь вечер провели в спальнях, где им был устроен звеньевой сбор. После ужина были беседы о Красной армии» [7, л. 2об].
Необходимо отметить, что воспитатели стремятся даже в таких условиях разнообразить досуг детей, но подобный учебный график ввиду отсутствия достаточного электрического или масляного освещения, должен достаточно серьезно отражаться на их усвоении школьного материала в отличие от тех детей, которые проходили материал в школах, где были организованы для этого благоприятные условия. Подобное негативное влияние на освоение школьного материала оказывал и крайний недостаток учебных пособий, особенно на татарском языке.
Попытки воспитателей организовать учебный процесс даже в условиях не вполне стабильного и достаточного снабжения (а важность достаточного и разнообразного рациона, благоприятного температурного режима и соответствия помещений детского дома санитарно-гигиеническим нормам отмечают как современники-педологи и медики, так и современные исследователи [8]) смешиваются с нежеланием отдельных сотрудников детских домов заниматься детьми. Так, заведующий детским домом в 1925 году отмечает, что:
«Наши дежурства превратились в шаблонную бессодержательную и почти безразличную работу в том отношении, что дети, кроме запретительных слов и действий преподавателя, мало чего видят положительного. [...] Нет близости, интимности в отношениях. Пока дети своими шумными грубыми выходками не обратят на себя внимание, об них как бы никто не думает. Несправедливо требовать от детей хорошего поведения и дисциплинированности.
Что бы мог, что бы должен выполнить дежурный педагог
1. Требовать и добиваться, чтобы дети за обедом и ужином не поднимали неистовый шум-гам, [...], а сидели бы как воспитанники. Между тем воспитатели на все резкости детей - нуль внимания, и дети на них тоже нуль внимания.
2. До 5 ч. чаще обходить помещение, интересоваться, где какие группы, кто чем занят, как играют. Если нельзя новые игры придумать, то, в крайнем случае, запрещать грубые.
3. Справляться у классных дежурных, в порядке ли у них все в классе.
4. Заходить в изолятор, все ли там исправно.
5. В 5 ч. давать звонок [...] и помогать детям готовить уроки
6. [...] Побыть у них в спальне» [6, л. 2об].
Из замечаний заведующего детским домом следует, что он оценивает работу воспитателей как недостаточную: по его мнению, воспитатели должны не только проводить занятия, организовывать досуг детей, но и быть эмоционально включёнными в работу с детьми. Без позитивного опыта эмоциональной связи с педагогами и другими сотрудниками детского дома достаточно сомнительно то, что психика детей, искалеченная сиротством или бродяжничеством, сможет приспособиться к жизни в коллективистском советском обществе.
Влияние улицы особенно тревожит воспитателей детских домов, по их мнению, оно - одна из причин, по которой дети не могут влиться в коллектив детского дома и, более того, негативно влияют на остальных детей, этому влиянию легко подверженных. Так, в дневнике содержатся записи о поведении одного из воспитанников, позднее отправленного в психиатрическую лечебницу по результатам проведённого обследования в школьной амбулатории: «[...] Салямов Борис ведёт себя очень плохо: выражается площадными словами и не даёт другим заниматься. Во всех его выходках проявляется влияние уличной среды» [7, л. 1об].
О трудностях перевоспитания детей, искалеченных опытом бродяжничества, или ставших жертвами неверного распределения между детским домом для дефективных детей и не специализированным детским домом, свидетельствует и следующие записи: ««[... ]Мустафин Мубаракша никакому влиянию со стороны преподавателей и воспитателей не поддаётся. На все попытки вовлечь его в разговор отвечает [...] и убегает. Трудно исправить таких дефективных детей, которые на все смотрят пассивно и воспринять что-нибудь полезное совсем не хотят [7, л. 6]; «(Кузьмин Михаил выделяется своими выходками: набрасывается на малышей и обижает их, обливает других водой или бросается в помещении снегом, во время вечерних занятий никогда не сидит в классе, бегает, кричит и частенько плачет. Необходимо подвергнуть его медицинскому освидетельствованию и принять соответствующие меры, т.к. его поведение разлагающим образом действует на других» [7, л. 7].
Вместе с тем, такие записи мелькают в дневниках, в общем и целом заполненными повседневной рутиной, довольно редко. В основной массе воспитанники ведут себя, хоть и далеко от идеала «строителя нового советского общества», но в соответствии со своим возрастом, с поправкой на тяжёлые условия взросления. Воспитателями постоянно отмечаются проблемы с дисциплиной, но вполне ординарные:
«(Замечается, что нет среди детей любви друг к другу; видно из того, что сильные несколько обижают слабых; слабые неохотно отдают обувь и т.д. [...] Интересно то, что откуда-то (у них) находятся на спектакль чулки и обувь, а на что другое всё нет, желательно бы это выделить» [7, л. 1].
««Дети в промежуток между уроками ведут себя очень шумно, играют так что рискуют оставить друг - друга без шей и голов. После обеда опять так, по-моему, не совсем симпатичная игра: двое садятся на пол, а человек 10-ть детей перепрыгивают через их руки. Негигиенично, потому что пол грязный и могут упасть и очень чувствительно ушибиться. Как бы изжить игру на сцене и под сценой? Несколько человек укололись уже об гвозди, вбитые в доски, может это повториться и с другими. Работать детям теперь совсем не хочется» [7, л. 1].
««Дети в столовой не умеют тихо сидеть [...] Как бы приучить детей самих следить за чистотой помещения? Дети видят сор и про-
ходят мимо [...] а что бы стоило девочкам подметать один раз самим в классах и в коридоре» [7, л. 4об].
В общем и целом, такое поведение указывает на то, что педагогическая работа не принесла еще тех плодов, которые хотели бы собрать большевистские лидеры, продвигающие идею создания из детей детского дома бойцов армии пролетариата. Торжественное празднование всех основных праздников советского государства призвано было решить эту проблему: они сопровождались выступлением заведующего детским домом, выступлением воспитанников с докладами в тему праздника, завершались хором. Также призвано было решить эту проблему и чтение детьми разнообразных книг и статей на «красную» тематику:
Чтение для старших групп из журнала МОПР. «Их было сорок три», «<В Советскую страну»; Прочитаны статьи «<Трое из тысяч», «<Так сказал губернатор», «<Нет таких слез», «<Встанем товарищи», «(Расстреляны по закону», ««Полтора литра крови», ««На ком вина», ««Всеми способами», ««Львиная клетка», ««Слившись в одну окровавленную массу» [7, л. 2об].
Вместе с тем, интересуются дети чтением постольку поскольку, как ввиду возраста, так и ввиду доступного ассортимента книг:
««Несколько слов относительно занятий в читальне: литературы детской с современным содержанием нет совершенно и дети, особенно старшие группы, совсем не читают их. А жажда к чтению громадная, жаль, что нет никакого выхода из этого положения, а хотелось бы сильно удовлетворить потребность детей»; ««У детей нет стремления к чтению книг после классных занятий. Теперь книги есть в пионерском уголке - но все же читающая публика только маленькие, которые интересуются рисунками в книгах, а чтецов совсем почти нет. Дети стремятся теперь на волю, на солнце, некоторые выбегают даже босиком играть» [6, л. 4об].
Пионерское движение, связь с которым удалось наладить в детском доме № 10 к 1924 году, в некоторой мере было призвано ускорить решение этой задачи - дети должны были проникнуться духом советского строительства от своих сверстников, включиться в пионерскую работу, обрести стабильные социальные связи, в том числе и дружеские: «<[...] Малыши были вовлечены пионерами в работу, знакомились с обычаями и законами Октябрят. После занятий устроена гимнастика. Дети заинтересованы. [...] Каждый из малышей на клочок бумаги списал с доски обычаи и законы ««октябрят», кто не умеет писать по-русски, те попросили помочь детей старших групп. Вечером, во время звеньевых занятий пионеров, стояла тишина. Малыши тоже были заняты своим делом» [6, л. 1об].
Именно эти самые, «занятые своим делом», малыши, в конечном итоге, и выступили акторами процесса распыления идеократического дискурса в пространстве примордиального мира; ну, или если чуть проще: идеологический проект мобилизации беспризорников в армию ми-
ровой революции оказался растворённым в структурах повседневности, где на первый план выступали гуманитарные задачи прокормления и защиты детей, лишившихся родителей. Воспитатели, укоренённые в патриархальной семейной традиции, всё ещё актуальной для отечественной культуры начала ХХ века, интенционально воспроизводя эти стратегии в своей профессиональной деятельности, привязывались к детям, жалели их, выделяли «наиболее смышлёных», симпатизируя им. Естественно, что применительно ко времени Второй русской смуты говорить о высоком качестве услуг в сфере детского патронажа бессмысленно, и советские приюты не были «вторым домом» для одичавших подранков Великой войны, однако, в значительной степени именно искреннее участие и сочувствие персонала детских домов, и колоний, явственно ощущаемое через страницы казённых тагебюхов2, позволили сохранить матрицу отечественной культурной традиции в эпоху социальных потрясений.
Слов нет, эти материалы, как и все источники личного происхождения, характеризуются предвзятостью суждений, субъективизмом в оценках и фрагментарностью, однако именно дневники воспитателей, людей, имевших (в большинстве случаев) личностные параметры, достаточные для того, чтобы выступить в роли респондента глубинного интервью, позволяют - будучи изучены в достаточном количестве, при помощи системного анализа - представить панораму структур повседневности в заведениях советской системы социального призрения. Как и вообще, в случае с первыми годами советской власти, истолкованию сути исторических процессов способствует понимание того, что советский проект [9] не имел признаков классической утопии, скорее (особенно когда речь заходит об СССР) можно говорить о геополитическом компромиссе между идеей мировой революции и практикой политической диктатуры. Компромисс, не только содержание, но и сам факт наличия которого, вовсе не был достоянием широкой публики, вынужденной довольствоваться почти неограниченной свободой интерпретаций феноменологии и духа новой экономической политики, призванной укоренить большевистский режим на советизированных территориях бывшей Российской империи. Именно в этом смысле не следует полностью полагаться на адекватность логических цепочек и интерпретаций как авторов мемуаров, так и детей, чьи суждения приводятся в дневниках воспитателей: категориальный аппарат советской самоидентичности, операциональная адекватность3 которого была вообще поставлена под сомнение на рубеже восьмидеся-тых-девяностых годов прошлого века [10, 11], был ещё далёк от своей дискурсивной инкарнации в формате «Книги книг» сталинизма [12, 13]. Однако, ценность дневниковых записей воспитателей определяется в первую очередь их аутентичностью, уникальной способности донести до исследователя суггестию исторического пространства эпохи.
2 «Tagebuch» - дневник (нем.)
3 Это ситуация, когда содержание понятия удовлетворяет первому закону формальной логики.
Литература
1. Педагогическая энциклопедия. М., 1964. Т.1. С. 194.
2. Гринберг А.Ф. Рассказы беспризорных о себе / А.Ф. Гринберг. М., 1925. 149 с.
3. Маслинская С. Г. Гринберг Анна Филипповна (1882-?) / С. Г. Маслинская // Детские чтения. 2013. Т. 3, № 1. С. 8-11. - EDN UMYKNZ.
4. Осипова И.И. Социальное сиротство: теоретический анализ и практика преодоления. Нижний Новгород: Изд-во НИСОЦ, 2009. 32 с.
5. Ханипова И. И. Дневник жизни детского дома: история детской повседневности 1920-х гг. В воспоминаниях очевидцев / И. И. Ханипова // Историческая этнология. 2019. Т. 4. № 2. С. 320-338.
6. ГА РТ. Ф. Р-900. Оп. 1. Д. 109.
7. 6.ГА РТ. Ф. Р-900. Оп. 1. Д. 110.
8. Смирнова Т.М. Дети страны Советов: от государственной политики к реалиям повседневной жизни. 1917—1940 гг. / Т. М. Смирнова. Москва: Ин-т российской истории РАН; Санкт-Петербург: Центр гуманитарных инициатив, 2015. С 153.
9. Малькевич ВЛ. Советский проект: начало. В 3-х книгах. М.: АИРО XXI. 2019.
10. Бухараев В.М. «Эра иллюзий» перед лицом научной логики: Карамболь Ивана Грозного в историческом сознании // Исторические записки Казанского государственного университета. Т. 150. Кн. 1. Гуманитарные науки. 2008. С. 65-73.
11. Бухараев В.М., Жигунин В.Д. «Замещенное» познание: историческая мысль против моноидеологии (60-80-е годы XX в.) / / Россия в XX веке. Судьбы исторической науки. М.: Наука, 1996. С. 552-563.
12. Бухараев В.М. «Краткий курс истории ВКП(б)» - последняя остановка красного энциклопедизма. / / История и историки в Казанском университете. Ч. 2. Казань, 2005. С. 218-225.
13. Бухараев В.М. Идеальный учебник большевизма. Традиция и лингвокультура «Краткого курса истории ВКП(б)» / / Новый мир истории России. М.: 2001. С. 316-333.
14. Ханипова И. И. Кряшенский детский дом: история возникновения и деятельности / И. И. Ханипова / / Кряшенское историческое обозрение. 2020. № 2. С. 141-169.
References
1. Pedagogicheskaya entsiklopediya. M., 1964. T.1. S. 194.
2. Grinberg A.F. Rasskazy besprizornykh o sebe / A.F. Grinberg. M., 1925. 149 s.
3. Maslinskaya S. G. Grinberg Anna Filippovna (1882-?) / S. G. Maslinskaya // Detskie chteniya. 2013. T. 3, № 1. S. 8-11. - EDN UMYKNZ.
4. Osipova I.I. Sotsial'noe sirotstvo: teoreticheskii analiz i praktika preodoleniya. Nizhnii Novgorod: Izd-vo NISOTs, 2009. 32 s.
5. Khanipova I. I. Dnevnik zhizni detskogo doma: istoriya detskoi povsednev-nosti 1920-kh gg. V vospominaniyakh ochevidtsev / I. I. Khanipova // Istoriche-skaya etnologiya. 2019. T. 4. № 2. S. 320-338.
6. GA RT. F. R-900. Op. 1. D. 109.
7. GA RT. F. R-900. Op. 1. D. 110.
8. Smirnova T.M. Deti strany Sovetov: ot gosudarstvennoi politiki k rea-liyam povsednevnoi zhizni. 1917-1940 gg. / T. M. Smirnova. Moskva: In-t rossiiskoi istorii RAN; Sankt-Peterburg: Tsentr gumanitarnykh initsia-tiv, 2015. S 153.
9. Mal'kevich V.L. Sovetskii proekt: nachalo. V 3-kh knigakh. M.: AIRO XXI. 2019.
10. Bukharaev V.M. «Era illyuzii» pered litsom nauchnoi logiki: Karambol' Ivana Groznogo v istoricheskom soznanii // Istoricheskie zapiski Kazan-skogo gosudarstven-nogo universiteta. T. 150. Kn. 1. Gumanitarnye nauki. 2008. S. 65-73.
11. Bukharaev V.M., Zhigunin V.D. «Zameshchennoe» poznanie: istoricheskaya mysl' protiv monoideologii (60-80-e gody XX v.) // Rossiya v XX veke. Sud'by is-
toricheskoi nauki. M.: Nauka, 1996. S. 552-563.
12. Bukharaev V.M. «Kratkii kurs istorii VKP(b)» - poslednyaya ostanovka kras-nogo entsiklopedizma. // Istoriya i istoriki v Kazanskom universite-te. Ch. 2. Kazan', 2005. S. 218-225.
13. Bukharaev V.M. Ideal'nyi uchebnik bol'shevizma. Traditsiya i lingvokul'-tura «Kratkogo kursa istorii VKP(b)» // Novyi mir istorii Rossii. M.: 2001. S. 316-333.
14. Khanipova I. I. Kryashenskii detskii dom: istoriya vozniknoveniya i deya-tel'nosti / I. I. Khanipova / / Kryashenskoe istoricheskoe obozrenie. 2020. № 2. S. 141-169.
Сведения об авторах Литвин Александр Алтерович, доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой отечественной истории Казанского (Приволжского) Федерального университета, г. Казань, Россия. Email: hist33rus@yandex.ru Попович Елизавета Олеговна, магистрант, Казанский (Приволжский) Федеральный университет, г. Казань, Россия. Email: elizabasmanova@yandex.ru
Раскрытие информации о конфликте интересов Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.
Информация о статье Поступила в редакцию: 05.07.2023. Одобрена после рецензирования: 08.08.2023.
Принята к публикации: 14.08.2023. Авторы прочитали и одобрили окончательный вариант рукописи.
Authors of the publication
Litvin Alexander Alterovich, Doctor of Historical Sciences, Professor, Head of the Department of National History of Kazan (Volga Region) Federal University, Kazan, Russia. Email: hist33rus@yandex.ru
Elizaveta O. Popovich, Master's student, 1st year, Kazan (Volga Region) Federal University, Kazan, Russia. Email: elizabasmanova@yandex.ru Conflicts of Interest Disclosure
The authors declare that there is no conflict of Interest.
Article info
Submitted: 05.07.2023.
Approved after peer reviewing: 08.08.2023.
Accepted for publication: 14.08.2023.
The authors has read and approved the final
manuscript.