СИРОТЫ МИРОВОЙ РЕВОЛЮЦИИ: ДЕТСКИЕ ДОМА В ПОЛИТИЧЕСКОЙ И СОЦИАЛЬНОЙ СТРУКТУРЕ СРЕДНЕГО ПОВОЛЖЬЯ В ДВАДЦАТЫЕ ГОДЫ XX ВЕКА Текст научной статьи по специальности «История и археология»

УДК 94

Сироты мировой революции: детские дома в политической и социальной структуре Среднего Поволжья в двадцатые годы XX века.

Литвин А.А.

Казанскмй (Приволжский) федеральный университет

г. Казань, Россия hist.rus@kpfu.ru Попович Е.О.

Казанский (Приволжский) федеральный университета

г. Казань, Россия hist.rus@kpfu.ru

Резюме. Решительно отказавшись от системы имперского патронажа, большевики де-факто пытались сформировать систему государственного патронажа, которая хотя и имела перед собой определенные цели, не могла быть реализована ввиду отсутствия ресурсной базы, а на практике, особенно в провинции, воспроизводила система социального патронажа, что обусловливало ее системные сбои и низкую эффективность. В конечном итоге, в годы первых пятилеток появился некий компромисс, обеспечивавший с одной стороны просистемную социализацию, с другой -идеологический контроль за воспитанниками детских домов.

Ключевые слова: детские дома, беспризорность, молодежная политика, педагогические эксперименты, новый человек, советская педагогика

Orphans of the world Revolution: orphanages in the political and social structure of the Middle Volga region in the twenties of the XX century

Litvin A.A.

Kazan (Volga Region) Federal University

Kazan, Russia

Popovich E.O.

Kazan (Volga Region) Federal University

Kazan, Russia

Summary. Having resolutely rejected the system of imperial patronage, the Bolsheviks de facto tried to form a system of state patronage, which, although it had certain goals, could not be implemented due to the lack of a resource base, and in practice, especially in the provinces, the system of social patronage reproduced, which caused its systemic failures and low efficiency. In the end, during the first five-year plans, a compromise appeared that provided, on the one hand, prosystemic socialization, on the other, ideological control over the children of orphanages.

Keywords: orphanages, homelessness, youth policy, pedagogical experiments, a new person, Soviet pedagogy

Существовавшая к началу Великой войны в Российской империи система общественного призрения была представлена государственными, общественными и частными учреждениями, призванными в той или иной степени компенсировать потерю отчего крова и способствовать социализации детей, оставшихся без родительского попечения. Она включала в себя лечебницы, дома призрения, учебно-воспитательные учреждения, местные благотворительные общества, пансионы и т.п., которые были объединены в 1854 году в Ведомство Учреждений Императрицы Марии, и опиралась на развитую во всех общественных стратах мощную традицию патронажа. Однако пытаться обнаружить единую институциональную структуру внесемейной социализации было бы делом безнадёжным, поскольку в начале прошлого века о молодёжной политике никто всерьёз не

думал. Соответственно, отсутствовали четкие критерии и цели отбора детей для государственного патронажа, хотя государство и стремилось позаботиться о воспитании детей подданных, погибших в войнах Империи (Рогушина, 2008), однако для определения контингента воспитуемых использовался общий термин «бедные дети», а наиболее общей целью ставилось обеспечение социализации воспитанников (Полное собрание законов Российской Империи, 1830).

В свою очередь, участие в делах общественного призрения должно было способствовать воспитанию нравственности и гражданственности у благотворителей. В этом деле пример подавали представители царствующей династии, попечению которых и было вверено дело общественного призрения, составной частью которого являлся институт социального патронажа.

Интенсивное развитие имперской инфраструктуры в XIX веке, ставшее причиной увеличения численности государственного аппарата и урбанизации, обусловило формирование маргинальных групп, не способных обеспечить просистемную социализацию вне рамок социального патронажа, поэтому вполне естественным представляется расширение сети имперских патронатных учреждений за пределы столиц.

Например, в Казани первый детский дом появился в 1844 году. Он был организован в соответствие с Высочайше утвержденным положением о Детских Приютах 27 декабря 1839 года (Полное собрание законов Российской Империи, 1830). Отталкиваясь от положительного опыта работы детских приютов в Петербурге и Москве, в Казани, ввиду ее многочисленного населения, часть которого не имела финансовой возможности содержать своих детей (ГАРТ, ф. 418, оп. 1, д. 1, л. 4), создание детских учреждений получило поддержку местных купцов, а также рядовых граждан, вносящих посильные суммы на их постройку (ГАРТ, ф. 418, оп. 1, д. 1, л. 4). 11 января 1844 года в Казани был открыт Николаевский детский приют (ГАРТ, ф. 418, оп. 1, д. 544, л. 19), но т.к. он не смог полностью удовлетворить потребности города, впоследствии были созданы Александринский приют (ГАРТ, ф. 418, оп. 1, д. 544, л. 19) и мусульманский приют братьев Юнусовых (ГАРТ, ф. 418, оп. 1, д. 6, л. 1). В христианских приютах воспитывалось немногим меньше сотни детей, - а в некоторые годы чуть более сотни, - часть которых была приходящая, часть - постоянно получающая кров. Так, в Александринском приюте постоянно проживало 35 воспитанников, а 59 были приходящими. В мусульманском приюте воспитывалось около 30 детей, преимущественно из татарских семей.

Мировая война, сопровождавшаяся невиданными жертвами, перемещением огромных масс населения и масштабной деформацией традиционной культуры, оказалась непосильным бременем для сложившейся в России (точнее - в мире, включавшем и Россию) практики социализации детей, оставшихся без попечения родителей. В этом смысле можно сказать, что крушение имперского аппарата не привело к кризису системы социального призрения как раз по причине её отсутствия. Вместе с тем, нельзя не отметить сохранение в массовой культуре патронатных традиций, что ставило сохранение различных институциональных форм и воспитательных практик в исключительную зависимость от гражданских инициатив и исторических обстоятельств. Например, в сельской местности патронаж по-прежнему оставался прерогативой крестьянской общины. Не оставалось в стороне и культурная общественность - в 1918 году В.Г. Короленко была создана Лига спасения детей, которую возглавляли общественно-политическая деятельница Е.Д. Кускова, врач Н.М. Кишкин, биолог Л.А. Тарасевич, правозащитница Е.П. Пешкова и другие. Она была утверждена совнаркомом и уже в первый год своего существования создала 14 детских колоний, а также несколько других детских учреждений. В своей деятельности учреждения Лиги преследовали гуманитарные задачи, принимая детей, покинутых родителями, и первое время это не мешало большевикам использовать ее ресурсы для улучшения положения беспризорных детей страны. Однако как только Лига посчитала возможным запросить помощь из-за границы, лидеры советского государства сделали вывод о том, что помощь Запада, употребленная для прокормления и воспитания детей, окажется более вредной, чем недостаток имеющихся ресурсов для этой цели. К началу 1921 года Лига спасения детей была закрыта, а созданная ей инфраструктура заимствована государством и существенно расширена.

Разрушение государственных и гражданских институтов попечительства во время Второй русской смуты вызвало коллапс существовавшей структуры общественного призрения. Впрочем, новые правители России, воспринимали крах системы патронажа, скорее с оптимизмом: «Старое разрушено, как его и следовало разрушить, оно представляет из себя груду развалин, как и следовало его превратить в груду развалин» (Ленин, 1920). Однако, захват власти большевиками, случившийся в России вопреки марксистским канонам, обусловливал необходимость самой широкой импровизации в процессе советского государственного строительства, поэтому ряд стратегических задач отступал перед необходимостью решения тактических проблем. Однако, полагаясь на открытые Марксом законы общественного развития, ленинцы могли позволить себе сосредоточиться на устранении препятствий для действия этих самых законов, рассчитывая на то, что правильно организованный социум самостоятельно выработает оптимальные экономические формы и социальные институты. Таким образом, залогом прогресса оказывалось формирование новой культуры труда, носителем которой должен был стать человек новой формации, пришествие которого ассоциировалось с завершением культурной революции. В целом у большевиков имелось представление о том, что реализация проекта культурной революции - дело не самого ближайшего будущего. Скорее всего - даже следующих поколений борцов. Отсюда - особое внимание к молодёжи, её роли в построении нового общества, а следовательно - к процессу воспитания молодого поколения.

В процессе формирования самоидентичности жителя России важную роль традиционно играли семья, церковь, неформальные общественные институты. Поэтому для того, чтобы приступить к решению задачи воспитания «нового человека», предстояло сначала разрушить имеющиеся социальные отношения, которые по существу блокировали этот процесс. Предпринятые в годы Второй русской смуты усилия показались им достаточными - Ленин на III съезде РКСМ в октябре 1920 года заключает: «Расчищена почва, и на этой почве молодое коммунистическое поколение должно строить коммунистическое общество» (Ленин, 1920). Педагогическая мысль двадцатых годов сосредоточена на перспективах общественного воспитания и выработки методики работы с молодёжью, в том числе - трудновоспитуемыми беспризорными детьми (Феонычев, 2014). Показательно высказывание Златы Лининой, руководителя Петроградского ГубОНО, которая призывала: «Мы должны изъять детей из-под пагубного влияния семьи, скажем прямо -национализировать. И с первых же дней их жизни они будут находиться под благотворным влиянием коммунистических детских садов и школ. Здесь они вырастут настоящими коммунистами. Заставить матерей отдать советскому государству ребенка - вот наша задача» (Зензинов, 1929).

Однако феноменальная способность общинной деревни к репродукции семейных отношений (Скотт, 1976; Шанин, 1990) составила серьезную конкуренцию большевистскому проекту1. К концу Гражданской войны на просторах России оказываются миллионы детей, вырванных из социально-семейных связей. Впрочем, задача отрыва детей от семьи, которая осознавалась в России и «преобразователями человеческой природы» прошлых веков, оказалась решена сама собой - к началу 20-х годов в России насчитывалась по разным оценкам от четырех до семи миллионов детей и подростков, оставшихся без крова и семьи.

Молодое советское государство получило уникальную возможность самостоятельно воспитывать своих граждан по лекалам бойцов мировой революции. Проблема заключалась в том, что в ситуации, когда оказалось необходимым содержать воспитателей и воспитательные учреждения, молодая советская республика напрягала последние силы в борьбе за существование и не имела реальной возможности реализовать этот смелый педагогический проект. Дело социальной селекции тормозилось уже в самом начале, и если убрать детей с улицы еще удавалось, то уже в переполненных приемных пунктах обеспечить более или менее пристойные условия не получалось. Отчаянно не хватало мест в детских домах и детских колониях.

1 К слову сказать, даже в пролетарских семьях дело коммунистического воспитания продвигалось не лучшим образом, как свидетельствует (Зорин, 1926).

Не лучше обстояло дело и в соответствующей области педагогики. Энергичная разработка концептуальных подходов, актуализация которых в советской России позволяла не только убрать беспризорников с городских улиц (Крупская, 1928), но и надеяться на их превращение в образцовых коммунистов, начинается только на рубеже первых десятилетий XX века. Основу дискурсивной формации большевистской педагогики составляли воззрения на воспитание крупнейших идеологов марксизма. Маркс призывал объединить обучение с производительным трудом для всестороннего развития личности ребенка2, настойчиво рекомендовал отказаться от буржуазного желания оградить ребенка от внешнего мира. Воспринявшие эти идеи большевики уделяли большое внимание преодолению буржуазных проблем воспитания: применение физического наказания, насильное распределение социальных ролей (Крупская, 1928), оторванность ребенка от производства.

Педологи и психиатры разрабатывали теоретические подходы работы с беспризорными, стремясь найти первопричину попадания детей на улицы. Изначально причины беспризорности выводились из теории моральной дефективности (Славко, 2010), однако после эта концепция была раскритикована психиатрами и педологами, и беспризорники стали считаться жертвами социальных потрясений, голода и эпидемий. Это позволило далее работать с положением, что если дать ребенку все, что ему требуется - кров, одежду и пищу, то беспризорник имеет все шансы для того, чтобы стать полноправным членом общества.

В попытках выработать методологические подходы работы с «детьми улиц», проходили съезды деятелей по охране детства, где освящали вопросы, которые были связаны с деятельностью детских учреждений. Так, отдельными докладчиками раскрывается видение причин детской преступности и методов борьбы с ней: воспитательно-исправительные учреждения для несовершеннолетних представляются одним из самых хороших вариантов, т.к. там появляется возможность привить детям любовь к труду, которая не смогла воспитаться в должное время по причине отвращения к труду окружающих ребенка взрослых, товарищей, учителей (Гришаков, 1923).

Отдельно обсуждалась необходимость воспитывать детей «по-новому»: так Зорин в докладе «Детдома и детское коммунистическое движение» на 11-м Всероссийском съезде СПОН заключает, что: «В настоящее время можно и уже практически должно поставить вопрос о том, «как» организовать и труд, и быт, и учение, и всю жизнь детей, чтобы воспитать подлинных строителей нового общества». Особо подчеркивается роль детских домов и важность выработки организации детей детдома, к вопросу о которой раньше не подходили. Для этого Зорин предлагает включить детские дома в сферу деятельности пионерских отрядов: в особенности - распространить пионерское движение на детей, которые оказались не охвачены школой. Он следует словам большевистских идеологов о важности воспитания именно молодого поколения: «Прежде всего - в детские слои, чтобы заложить здесь фундамент будущего человеческого материала, который будет строить новую общественную жизнь», и призывает активно заняться вопросом включения воспитанников детского дома в пионерскую сеть: «Ни одного детдома без пионерского отряда!»

Пожалуй, самой существенной характеристикой социальной политики Советов в начале двадцатых годов было неразрывное соединение теории и практики, что - с одной стороны -позволяло немедленно апробировать любые гипотезы, а - с другой, - естественно оказывалось причиной проникновения в общественную жизнь довольно экзотических форм социальной активности.

Теория, особенно те ее положения, которые настаивали на гуманном и добровольном приобщении детей к труду, вступали в противоречие с прозой жизни, где в первую очередь требовалось содержать детские дома, кормить воспитанников, одевать, обеспечивать необходимыми для обучения в школе предметами, и, что самое важное, подбирать штат педагогов, которые действительно подходили для работы со сложными детьми, часть которых действительно была

2 "Из фабричной системы, как можно проследить в деталях у Роберта Оуэна, вырос зародыш воспитания эпохи будущего, когда для всех детей свыше известного возраста производительный труд будет соединяться с обучением и гимнастикой не только как одно из средств для увеличения общественного производства, но и как единственное средство для производства всесторонне развитых людей", (Маркс, 1890)

«ожесточена» улицей и не стремилась к перемене образа жизни, а также страдала пристрастием к алкоголю, наркотикам (Славко, 2005).

В условиях, когда государство не было в состоянии воплотить амбициозные планы по призрению всех оказавшихся на улицах детей, большевикам пришлось прибегнуть к практике патроната: детей отправляли в семьи городских или сельских жителей. В 1918-м году по причине отсутствия подходящих для проживания приютов в Московской губернии, Московский губотдел социального обеспечения под руководством А.Д. Калининой был вынужден прибегнуть к временному расселению детей в крестьянские семьи. Но дети оказались размещены на более длительный срок, чем планировалось изначально, и крестьяне, крайне стесненные в средствах для прокормления своих собственных детей, порой избавлялись от навязанных беспризорников радикальными способами - А.Д. Калинина утверждала, что крестьяне травили их «как мышей» (Смирнова, 2007). Ввиду своего несовершенства, практика патроната была ненадолго прекращена, однако большевикам пришлось прибегнуть к ней вновь в 1921 году. Эта мера оказывается подвергнута критике общественности (Смирнова, 2007), но в условиях общероссийского голода альтернативой было бы позволить детям наводнять улицы городов в поисках пропитания.

В конечном итоге Деткомиссия ВЦИК вместе с Наркомпросом разработала «Правила о размещении детей голодающих губерний у частных лиц», но крестьянские семьи не стремились к получению пособия, а расселение детей происходило в такой спешке, что многие «терялись» по дороге и, в лучшем случае - оказывались на месте самостоятельно, когда к их приезду не было ничего должным образом подготовлено, в худшем - вновь пополняли ряды беспризорников или умирали (Смирнова, 2007). Те дети, которые оказались в приемных семьях, находились в бедственном положении: жили без надзора, были вынуждены работать сверх своих сил, а ближе к зиме оказались под угрозой быть выброшенными на улицы, потому как ресурсы для их прокормления у крестьянских семей стали стремительно уменьшаться. В Поволжье эти дети, по свидетельствам современников, нищенствовали (Смирнова, 2007).

Хотя частное патронатство оказалось неэффективным и даже опасным для детей, оставшихся без родителей и крова, перевод детских домов на финансирование за счет местного бюджета в 1923-м году привел к тому, что большое количество детских домов вынуждено было закрыться из-за недостатка средств, и практика патроната получила широкое распространение.

Ввиду невозможности обеспечить быстрое расселение детей по семьям и детским домам, большевики вынуждены были уделять внимание таким проблемам «улицы» как детская преступность и детская проституция. Разрабатываются положения Уголовного кодекса, в котором в 1922 году несовершеннолетие преступника отнесено к смягчающим обстоятельствам, а также расширяются возможности применения к детям и подросткам условного осуждения, замена уголовного наказания воспитательными мерами. Для воспитания таких подростков создавались трудовые колонии в сельской местности, трудовые дома в городах и закрытые учреждения интернатного типа со строгим режимом и обязательным общим и профессиональным обучением.

Один из ведущих педагогов советского периода А.С. Макаренко отмечал, что колонии были вынуждены находиться на самообеспечении, потому что выделяемого продовольствия недоставало. Помимо этого, в монографии А.А. Славко отмечается, что были и серьезные проблемы с наполняемостью таких колоний: ввиду недостаточного контроля за распределением детей, в них содержались люди разных возрастов, а также те, кто совершал разные по тяжести преступления (Славко, 2005).

Лидеры советского государства актуализировали проблему социальной опасности беспризорности: Н.К. Крупская отмечала, что от ликвидации беспризорности зависит «здоровье всего общественного организма», А.В. Луначарский подчеркивал, что есть риск получить «детей антиобщественных, антисоциальных... которые пополнят армию преступности», однако, «в 1924-25 году, - по словам В.А. Зорина, - этот вопрос стоял еще в плоскости разработки основного перспективного плана - определения размеров беспризорности и источников средств и определения наилучших форм и методов борьбы с беспризорностью» (Зорин, 1926).

Руководители трудовых колоний, принимая во внимание актуальные проблемы, выстраивали методику работы с беспризорниками собственными силами, исходя не из доктринальных положений, а полагаясь на собственный опыт в работе с тяжелыми подростками. В их практиках доминировала импровизация и личное понимание целей и задач большевистского воспитания детей, что делало их методики индивидуальными, ставило результаты в прямую в зависимость от харизмы наставника. Позже это послужило основой для упрёков в антибольшевизме и волюнтаризме.

Однако ресурсная база, на которую могли опереться воспитательные учреждения в советской России, явно не соответствовала числу детей, оказавшихся без попечения родителей. Это обстоятельство явилось основной причиной, по которой попытки3 придать борьбе с детской беспризорностью системный характер не увенчались успехом. В конце концов, в 1928 году изменился формат задачи: теперь требовалось в кратчайшие сроки покончить с уличной беспризорностью. В процессе её решения упор был сделан на использование силовых методов и принуждения: сотрудники ОГПУ, милиции и угрозыска организовывали облавы на детей, концентрируя их в приёмниках-распределителях и учреждениях пенитенциарной системы, откуда предполагалось распределять их по детским домам. Однако катастрофическая перегруженность всей этой структуры не позволяла ей функционировать, возникала острая потребность разгрузить уже имеющиеся детские дома, из которых множество сирот передали в крестьянские семьи, мотивируя крестьян предоставлением дополнительного земельного надела на каждого ребенка, освобождением от единого земельного налога на три года, обеспечением ребенка бесплатным обучением и единовременным пособием.

Подобные новеллы, естественно, исключали возможность внедрения в сознание подростков коммунистических идеалов, а амбициозный проект превращения беспризорников в бойцов армии мировой революции пришлось отложить на неопределённое время. Исчерпание педагогического потенциала колоний и концептуальный коллапс обусловливают сворачивание программ воспитания нового человека в трудовых коммунах. Педагогические нарративы, отражавшие теоретические построения большевистских идеологов, с размахом ведущиеся в двадцатые годы, а в самом их конце отмечавшие недостатки выстроенной большевиками системы социального призрения (Славко, 2010), в этот период все реже выходят в свет, а к началу тридцатых годов их публикация и вовсе прекращается.

В начале 20-х годов на территории ТАССР было создано порядка трех десятков детских учреждений (Крапоткина, 2018), из которых далеко не все просуществовали более двух-трех лет. При этом известно, что к 1924 году в Казани остался лишь один распределительный пункт, который не выполнял свои функции сколько-нибудь эффективно ввиду того, что из-за невозможности перевести детей в детские дома по причине их полной укомплектованности, стал стационарным учреждением, в котором дети содержались, к тому же, не в самых лучших условиях (ГАРТ, ф. Р-900, оп. 1, д. 32). В детских домах ТАССР воспитывалось в среднем от 80 до 130 человек (ГАРТ, ф. Р-5104, оп. 1, д. 3, л. 1).

Хотя важным элементом проводимой большевиками политики в отношении детей была скорейшая социализацию беспризорников, детские дома размещались часто вдалеке от города, в помещичьих домах (Горохов, 1946) или женских монастырях (Красная Татария, 1924). В условиях недостатка лошадей, а также одежды, постоянно ездить в город у беспризорников не было возможности, и жизнь их проходила в стенах детского дома, если они не получали работу в городе на одном из предприятий. Стоит заметить, что подростковая безработица в советском государстве была одной из самых серьезных (Славко, 2005), и поэтому нельзя говорить о том, что каждый беспризорник оказывался как приобщен к труду, так и должным образом социализирован.

Важнейшую роль в деле социализации воспитанников детских домов играл штат детских домов и трудовых колоний. О штате сохранилось достаточное количество архивных документов: интересна ситуация в детском доме №10 опытно-показательной школы при Казанском кряшенском

3 К 1926 году было принято Положение о борьбе с беспризорностью, утверждался трехлетний план.

педагогическом техникуме. Штат состоял из молодых сотрудников, которые если и получили надлежащее образование, то не могли похвастаться богатым опытом работы с искалеченными улицей детьми: заведующему домом было 28 лет, преподавателям - 20, 25 и 27 лет, завхозу - 20 лет, кухарке - 28 лет, сторожу - 25 лет, уборщицам - 18, 25, 34 года, врачу, приходящему в детский дом - 35 лет (ГАРТ, ф. Р-900, оп. 1, д. 34, л. 3).

Помимо недостаточности опыта, отмечается и тяжелое материальное положение штата детских домов: сохранились обращения служащих детского №10 с просьбой оказать им материальную помощь - выдать по паре обуви и продуктов к празднику Пасхи (ГАРТ, ф. Р-900, оп. 1, д. 34, л. 2). В таких условиях отмечается расхищение имущества детских домов заведующими и штатом (Славко, 2005), оставление детей без присмотра, а также - ненадлежащее поведение штата (ГАРТ, ф. Р-900, оп. 1, д. 45).

После перевода детских домов в середине 20-х годов на местное финансирование, количество детских домов значительно сократилось, а у тех, которые остались, наблюдались перманентные финансовые трудности. Снабжение детских домов в это время было недостаточным и неравномерным. В архивных документах сохранились прошения воспитателей и управляющих детских домов об улучшении условий: просьбы провести водопровод и канализацию, поставить умывальники (ГАРТ, ф. Р-900, оп. 1, д. 35), отмечалось отсутствие вентиляции, мест для стирки белья (ГАРТ, ф. Р-900, оп. 1, д. 99, л. 20), нечищеные отхожие места (ГАРТ, ф. Р-1132, оп. 1, д. 6, л. 85), также отмечались проблемы с дровами, необходимыми для отопления помещений (ГАРТ, ф. Р-900, оп. 1, д. 54, л. 18). Такие условия были чрезвычайно благоприятны для развития эпидемий, ухудшали здоровье детей и мешали образовательному процессу (ГАРТ, ф. Р-1132, оп. 1, д. 6, л. 85).

Для помощи беспризорникам властями и неравнодушными гражданами, устраивались агитационные мероприятия, заводами, церквями делались отчисления, сборы от праздников шли в помощь беспризорникам, фабрики шили для детей одежду. Но этого было явно недостаточно: в газете Красная Татария регулярно публикуются материалы о том, что дети бегут из детских домов (Красная Татария, 1924), на улицах появляется оборванная детвора (ГАРТ ф. Р-3682. оп. 1. д. 732. л. 24), а заведующими детскими домами регулярно посылаются в Татнаркомпрос прошения о выдаче обуви, нижнего белья, теплой одежды (ГАРТ ф. Р-900. оп. 1. д. 54. л. 6; ГАРТ ф. Р-900. оп. 1. д. 54. л. 10; ГАРТ ф. Р-900. оп. 1. д. 54. л. 11; ГАРТ ф. Р-900. оп. 1. д. 54. л. 13; ГАРТ ф. Р-900. оп. 1. д. 54. л. 18; ГАРТ ф. Р-900. оп. 1. д. 54. л. 21; ГАРТ ф. Р-900. оп. 1. д. 54. л. 25; ГАРТ ф. Р-900. оп. 1. д. 54. л. 30; ГАРТ ф. Р-900. оп. 1. д. 54. л. 32).

Обеспечение трудового воспитания детей, которое мыслилось одним из главных условий превращения беспризорника в члена нового общества, выражалось в том, что дети работали на предприятиях, а также работали в мастерских при детских домах (ГАРТ ф. Р-3682. оп. 1. д. 732. л. 3). Основной проблемой становилось обеспечение детей одеждой и бельем для работы в отдаленных местах, но иногда оказывалось так, что на предприятия отправляли детей, совершенно не склонных к работе в них и отмечающихся своим грубым и непристойным отношением, воровством (ГАРТ ф. Р-5104. оп. 1. д. 3. л. 40).

Помимо этого - дети, особенно младшего возраста, также получали школьное образование в стенах детдомов, в местных школах или в техникумах. При проведении уроков в детских домах сложности состояли в невозможности организовать нормальные условия для получения знаний: отсутствие освещение по вечерам (ГАРТ ф. Р-900. оп. 1. д. 99. л. 36), недостаток учителей и воспитателей (ГАРТ ф. Р-900. оп. 1. д. 99. л. 16), учебников(ГАРТ ф. Р-900. оп. 1. д. 45), маленькие и неукомплектованные стульями и партами помещения для уроков (ГАРТ ф. Р-900. оп. 1. д. 35). Для расширения кругозора воспитанников предполагалось устраивать экскурсии на природу и в культурные места города, но не всегда они проводились в должном объеме (ГАРТ ф. Р-900. оп. 1. д. 45). Для посещения местных школ им не хватало учебников, в зимнее время - теплой одежды (ГАРТ ф. Р-900. оп. 1. д. 54. л. 6).

Одной из мер борьбы с беспризорностью также стали в ТАССР проекты по созданию домов-ночлежек, важной задачей которых также становилось воспитание детей: «Предполагая, что дети,

оставаясь довольно продолжительное время в этих домах, должны пользоваться в них не только приютом в смысле получения ночлега, но и получать известные знания и воспитания вообще, а в частности политическое, я придаю очень серьезное значение необходимости ведения здесь глубокой продуманной воспитательской работы, в виде кружковой политпросветработы, где немалое место должно быть отведено пропаганде против преступности, бродяжничества, кокинизма, где должно быть положено начало среди беспризорных детей улицы пионерскому движению организации ячеек РКССМ и т.д.» (ГАРТ ф. Р-3682. оп. 1. д. 732. л. 1).

Для сортировки детей, прибывших самостоятельно в ТАССР или организованным порядком (в день называется численность 20-25 детей (ГАРТ ф. Р-3682. оп. 1. д. 732. л. 3), в Казани к 1924-му году существовал единственный пункт - Эвакоприемник. Здесь дети подвергались санитарной обработке, выдерживали карантин, затем, уже будучи соответственным образом разгруппированными, устраивались в большинстве случаев в нормальные детдома или дома дефективного типа через предварительное их обследование Психологической лабораторией или лечебные учреждения Т.Н.К.З, если дети больны (ГАРТ ф. Р-3682. оп. 1. д. 732. л. 3). Также осуществляется «распределение и реэвакуация голодающих детей, прибывших из разных губерний Р.С.С.Р к их родителям, находящимся в г. Казани и кантонах ТСССР» (ГАРТ ф. Р-3682. оп. 1. д. 732. л. 3).

Власти ТАССР не только уделяют вниманию устройству детей в детские дома, но и разрабатывают профилактические меры по борьбе с детской беспризорностью:

«А) обследование инспекторами социальной помощи материального и социального положения

детей

Б) выдача детям беднейшего населения детских продовольственных пайков на дом»

Однако видно, что ими не выработана единая методологическая практика работы с беспризорными детьми: на страницах Красной Татарии ведутся рассуждения о моральной дефективности (Красная Татария, 1929), а в материалах по борьбе с беспризорностью на 1924-1925 год отмечается, что «намечаемая работа по борьбе с детской беспризорностью еще до сих пор недостаточно изучена: перед обществом встал вплотную вопрос - дефективный беспризорный ребенок или он только заброшен. Говоря иначе - существует ли в нем особенная моральная дефетиктивность, зависящая от психопатологических изменений в организме или же беспризорность объясняется только социальными невзгодами детей» (ГАРТ ф. Р-3682. оп. 1. д. 732. л. 3). Особенно подчеркивается необходимость выработки единой методологии: «меры, практикуемые до сих пор, должны быть изменены и направлены главным образом на методологическую разработку по борьбе с детской беспризорностью и в соответствии с этим на изыскание практических мероприятий в этой области» (ГАРТ ф. Р-3682. оп. 1. д. 732. л. 3).

К началу 1925 года в Татарии сеть детских домов была перегружена до такой степени, что не могла охватить и половины беспризорников (Красная Татария, 1929). Республика нуждалась в значительном расширении жилого фонда учреждений социального призрения и развитии соответствующей инфраструктуры. Так в отчёте Наркомпроса ТАССР отмечена необходимость организации:

1) приемник на 60 человек

2) распределитель на 100 человек

3) приемник для морально-дефективных на 40 человек для мальчиков старшего возраста с 14

лет

4) такой же приемник для младшего возраста до 14 лет

5) дом для трудновоспитуемых мальчиков на 60 человек

6) дом для трудновоспитуемых девочек на 40 человек

7) дом подростков для умственно-дефективных детей» (ГАРТ ф. Р-3682. оп. 1. д. 732. л. 4).

Отмечалось: отсутствие обмундирования, учебно-наглядных пособий, необходимость

капитального ремонта зданий, отведенных под учреждения. Высказывались пожелания улучшения положения питания, материального положения педперсонала, медперсонала и технических служащих.

Предложенные меры свидетельствовали скорее не о перспективах преодоления беспризорности, а о беспомощности системы государственного воспитания в деле социализации беспризорников (ГАРТ ф. Р-3682. оп. 1. д. 732. л. 3). Соответственно, провалился и проект выращивания «новых людей» из подранков военного времени. Утопичность идеи в совокупности с крайне неблагоприятными историческими условиями обернулась по сути дела социальной катастрофой, в результате которой структуры социалистического общества оказались заполнены асоциальными представителями маргинальных субкультур.

Теоретические искания большевиков, призванные обеспечить проекту создания «нового человека» из массы беспризорных детей, являющейся настоящей «чумой» двадцатых годов, успешную реализацию, в конечном итоге оказались обречены на провал. Хотя большевики располагали уникальными организационными возможностями реализовать самые разнообразные идеи, подчас становящиеся чистой импровизацией, потенциал их исканий основывался на энтузиазме педагогов и самих воспитуемых, и в конечном итоге не мог быть реализован автономно в условиях острого дефицита всех видов ресурсов. Без соответствующего финансирования детские дома, трудовые колонии и коммуны из ферм по выращиванию человека социалистического общества превращались в резервации, обитателей которых ждали голод, болезни, смерть.

Реализацию большевистского проекта в ТАССР самым серьезным образом осложнялась голодом в Поволжско-Уральском регионе. К счастью, гуманитарные соображения взяли верх над доктриной, и в 1921-м году централизованно из ТАССР было в то время эвакуировано 12 796 человек. Те же беспризорники, которые остались на территории ТАССР получали пайки, но не обходилось без их сокращения или невыдачи. Реэвакуация, начавшаяся осенью 1922, к маю 1924 года вернула в ТАССР 9000 детей, что грозило обернуться крахом структуры социальной помощи: власти Татарии ходатайствуют о прекращении реэвакуации беспризорных детей по причине отсутствия возможности их размещения. Беспризорность в ТАССР следует отнести к явлениям местного происхождения, хотя замечается приток беспризорных детей и из других губерний, равный приблизительно 10-15 процентов. Число детей, нуждающихся в помощи, но не обслуженных равняется приблизительно 60% от общего числа детей» (ГАРТ ф. Р-3682. оп. 1. д. 732. л. 3).

Уже в начале двадцатых годов республиканская администрация вынуждена была восстановить институт социальной опеки, в рамках которой в ТАССР в 1924 году порядка двух тысяч беспризорников оказались в деревенских семьях. Детская смертность в этих семьях была катастрофической, расселялись дети часто бесконтрольно и в пути «терялись», то есть - вновь пополняли ряды беспризорников. При этом, возможности отказаться от помещения детей в семьи не представлялось возможным: даже в 1927 году в детских домах Татреспублики было размещено 3 560 детей, еще для 2 153 - места не находилось (Красная Татария, 1927).

В результате, к началу 1928 года происходит полный отказ от идеи перехода к всеобъемлющему государственному воспитанию детей. В статьях этого периода говорится о том, что от идеи воспитания детей в государственных учреждениях приходится отказаться ввиду отсутствия средств и педагогических возможностей. Анализируя опыт двадцатых годов один из самых опытных советских педагогов А.С. Макаренко резюмировал, что Ленин и Маркс дали задание, на которое педагогика в СССР не смогла ответить (Макаренко, 1936).

Литература.

Андреев Е.М. Население Советского Союза, 1922-1991. Москва, 1993. 139 с.

Горохов В. М. Кураловский детский дом: В связи с 25-летием Куралов. дет. дома: 1920-1945. Казань: Татгосиздат, 1946. 86 с.

Гришаков Н.П. Детская преступность и борьба с ней путем воспитания. Орел, 1923. 74 с.

Зензинов В.М, Беспризорные. Париж, 1929. 318 с.

Зорин В.А. Детдома и детское коммунистическое движение. Москва, 1926.

Крапоткина И.Е. «Они были с хорошими задатками, но искалеченные нуждой и заброшенностью»: из жизни беспризорников Детского городка «Новый мир» // Гасырлар авазы - Эхо веков. №3. Казань, 2018. С. 30-41.

Крупская Н.К. О работе ВЛКСМ среди детей (доклад на VIII съезде ВЛКСМ) [Электронный ресурс]. URL: https: //work-way. com/blog/2018/04/09/n-k-krupskaya-o -rabote -vlksm-sredi -detej -doklad-na-viii-sezde-vlksm/ (дата доступа: 09.09.2020)

Ленин В.И. Задачи союзов молодежи. Полное собрание сочинений. Москва, 1981. Маркс К. Манифест Коммунистической партии. Москва, 1986.

Маркс К. Учредительный манифест международного товарищества рабочих. Собрание сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса [Электронный ресурс]. URL: http://www.uaio.ru/marx/16.htm (дата доступа: 05.10.2020)

Маркс К. Фабричное законодательство (положения об охране здоровья и воспитании). Всеобщее распространение его в Англии [Электронный ресурс]. URL: https://www.marxists.org/russkij/marx/1867/capital_vol1/34.htm (дата доступа: 05.10.2020)

Рогушина Л.Г. Попечение о девочках-сиротах в царствование Александра I. // Благотворительность в истории России, Новые документы и исследования. - Санкт-Петербург, 2008. - С. 187-195 [Электронный ресурс]. URL: https://www.elibrary.ru/item.asp?id=28322986

Славко А.А. Концепция борьбы с детской беспризорностью в отечественной историографии 1920-х гг. // Вестник ИГЭУ. №1. 2010. [Электронный ресурс]. URL:

https://cyberleninka.m/artide/n/kontseptsiya-borby-s-detskoy-besprizomostyu-v-otechestvennoy-istoriografii-1920-h-gg (дата доступа: 10.10.2020)

Смирнова Т.М. Любимые дети советской республики»: история патронирования детей в советской России. 1918-1930-е гг // Вестник РУДН. История России. 2007. №2 (8). [Электронный ресурс]. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/lyubimye-deti-sovetskoy-respubliki-istoriya-patronirovaniya-detey-v-sovetskoy-rossii-1918-1930-e-gg

Феонычев В.В. Проблема беспризорности в России 20-х гг. XX века в трудах ученых и советских государственных деятелей // Симбирский научный вестник. 2014. №4 С. 88 - 90. [Электронный ресурс]. URL: https://elibrary.ru/item.asp?id=25925077& (дата доступа: 27. 3.2021)

Макаренко А.С. Выступление в Высшем коммунистическом институте просвещения в Москве. Публичные выступления (1936-1939 гг.) Елец: ЕГУ им. И.А. Бунина, 2012. 501 с. [Электронный ресурс]. URL: https://docviewer.yandex.ru/view/337567431

Источники.

Государственный архив Республики Татарстан (в тексте - ГАРТ). Фонды Р-3682, Р-510, Р-900. Красная Татария. Казань, 1924. Номера 10, 15, 16, 18, 20, 21. Красная Татария. Казань, 1926. Номера 3. Красная Татария. Казань, 1929. Номера 4, 20.

Полное собрание законов Российской Империи. Собр 1. Спб.: Типография II Отделения Собственной Е.И.В. Канцелярии, 1830. Т.5. 780 с.

Полное собрание законов Российской Империи. Собр 1. Спб.: Типография II Отделения Собственной Е.И.В. Канцелярии, 1830. Т.14. Часть 1: Законы (11909 - 13043).

Литвин А. А. (Казань) Litvin A. A.

Сведения об авторе:

Литвин Александр Алтерович - д.и.н, профессор Казанского (Приволжского) федерального университета; 420111, Россия, г. Казань, ул. Лево-Булачная, д. 44; 221-34-48; hist.rus@kpfu.ru

Litvin Alexander Alterovich - Doctor of History, Professor of Kazan (Volga Region) Federal University; 44, Levo-Bulachnaya str., Kazan, 420111, Russia; 221-34-48; hist.rus@kpfu.ru

Попович Е. О. (Казань) Popovich E. O.

Сведения об авторе:

Попович Елизавета Олеговна - студентка кафедры Отечественной истории Казанского (Приволжского) федерального университета; 420111, Россия, г. Казань, ул. Лево-Булачная, д. 44; 22134-48; hist.rus@kpfu.ru

Popovich Elizaveta Olegovna-student of the Department of National History, Kazan (Volga Region) Federal University; 44, Levo-Bulachnaya str., Kazan, 420111, Russia. 221-34-48; hist.rus@kpfu.ru