CC BY
99
В настоящее время становится все более очевидной обусловленность государственно-правовых реалий национальной политико-правовой традицией. Эффективная модернизация политико-правовой системы должна учитывать традиционные для российского общества и государства ценности. Проводимое сегодня реформирование российского правового пространства и усилия по формированию гражданского общества должны быть сориентированы не только на систему западных либеральных ценностей, представляемых зачастую в качестве универсальных «общечеловеческих» идеалов, но и на национальную, оформившуюся в результате исторического развития России, политико-правовую традицию. Осмысление политико-правовых идей примирения и посредничества отечественных мыслителей позволит глубже понять существующее положение дел и обозначить пути дальнейшего развития российской государственности.
В литературе встречается мнение, что идеи посредничества являются не характерными для отечественной политико-правовой традиции, заимствованными из политико-правовых учений западной правовой культуры [1, с. 46]. Однако исследование исторического наследия русских мыслителей позволяет утверждать, что применение посреднических процедур выступает неотъемлемой частью русской правовой культуры.
Так, первые сведения об использовании примирительных процедур при разрешении споров у славянских народов относятся к VI веку н.э., когда в регулировании общественных отношений появляется понимание «необходимости заключать перемирие». В дальнейшем процедура урегулирования споров и конфликтов с использованием примирительных процедур стала источником древнего обряда славян - «побратимства» - и превратилась в один из способов ограничения кровной мести.
В Древней Руси также широко использовались мировые соглашения, которые вплоть до начала ХХ века назывались «полюбовными сказками». Последние представляли собой обязательства, в силу которых одна сторона, по обоюдному согласию, принимала на себя исполнение каких-либо условий (уплатить долг к известному сроку, вознаградить другую сторону за причинение той обиды, не наносить впредь оскорблений и пр.) [2, с. 430].
Институт примирения регламентируется уже в Русской Правде. Так, виновный за причинение смерти другому лицу (без отягчающих обстоятельств) привлекался к уплате штрафа (виры) и головничеству (возмещению ущерба родственникам погибшего). Таким образом, он избегал кровной мести, как бы примирялся с ними. В Псковской Судной грамоте более четко говорится о примирении. В частности, в ст. 80 предусматривалась возможность примирения сторон - «решения дела миром» в случае драки - «промеж себе прощение возьмут». В данном случае виновный освобождался от наказания [3].
В истории государственно-правовой и религиозной мысли отмечается последовательное развитие идеи примирения. Так, в одном из первых отечественных религиозно-правовых произведений середины XI в. - «Слове о законе и благодати» киевского митрополита Илариона - при изложении выдержанной в религиозном духе концепции всемирной истории отчетливо прослеживается идея всеобщего примирения всех православных народов. Иларион также утверждал идею о равноправии всех христианских народов, неоднократно подчеркивая, что «время избранничества одного народа прошло, поскольку миссия Христа заключалась в спасении всех языков (народов)» [4, с. 43]. Иларион впервые в русской политико-правовой мысли поставил вопрос и об ответственности князя перед подданными. Князь должен следовать идее примирения всех своих подданных, выступая главным посредником в возникающих конфликтах. Д.С. Лихачев касательно «Слова о законе и благодати» Илариона писал: «Это произведение по теме своей обращено к будущему Руси, а по совершенству формы и в самом деле как бы предвосхищает это будущее» [5, с. 21]. Анализируя указанное произведение с этих позиций, следует отметить, что, противопоставляя закон благодати (Ветхий и Новый завет, иудейство и христианство), как свойство внешней обязательности и подчиненного следования закон выступает необходимым первоначальным актом человеческого устроения и предтечей благодати. Сам Бог «положил закон на предуготовление благодати».
Таким образом, закон исторически, безусловно, «законен», но им обеспечивается национально-этническое существование как таковое, вне его перспективного целеполагания, и в этом отношении он также становится предметом отрицания. Следовательно, для Илариона важнее духовная составляющая, основанная на согласии и примирении всех христианских народов, при руководящей роли великого князя как главного посредника в возникающих политических и правовых конфликтах, нежели правовые предписания. Иларион положил начало русской консервативной государственно-правовой традиции, от которой впоследствии практически не отступали многие русские мыслители.
Идея примирения, намеченная Иларионом, получила отражение в последующих летописях, послуживших основой для «Повести временных лет» (начало XII в.) монаха Киево-Печерского монастыря Нестора. В «Повести» прямо осуждаются княжеские усобицы, ослабляющие Русь перед лицом внешнего врага, последовательно отстаивается важность примирения политической элиты того времени как способа сохранения российской государственности. Князья-братья призываются к единению и подчинению старшему брату - киевскому князю.
Большинство авторов, исследуя вопрос о развитии системы правосудия, приходят к мысли о том, что общественное правосудие (в том числе суд посредников) предшествовало государственному судопроизводству [6, с. 3; 7, с. 14; 8, с. 320]. Развитие суда посредников (пособников) было связано с самоуправством как способом урегулирования разногласий.
По образному выражению известного правоведа-цивилиста С.А. Муромцева, «авторитет пособника - это, прежде всего, авторитет дружбы и кулака» [9, с. 85]. Подобные формы свидетельствуют, что разрешение конфликтов находилось в области общественного самоуправления: «Судьями были представители того или иного исторического сообщества, разрешавшие возникающие конфликты на основе представлений о добре и зле (морали)» [10, с. 381]. При этом основной целью, которая достигалась в ходе такого арбитрирования, было именно примирение сторон, а второстепенной - восстановление справедливости, поскольку «примирители в условиях борьбы за выживание племени и высокой агрессивности его членов исходили в первую очередь из насущной необходимости восстановить мир и стабильность в племени и лишь во вторую - из своих представлений о должном и справедливом» [11, с. 84].
В своей летописи Нестор пишет о так называемых градских старейшинах, которые «летами, разумом и честию заслужив доверенность, могли быть судиями в делах народных». Можно предположить, что данные лица выполняли не только судейские, но и примирительные функции; градские старейшины зачастую обеспечивали интересы не только общины, но и ее отдельных представителей.
Наметившаяся к XII в. тенденция к феодальной раздробленности вызывала все большее беспокойство передовых политических деятелей. Оно нашло отражение в «Поучении» князя Владимира Мономаха своим сыновьям. Усилиями Владимира временно возродилось начавшееся клониться к упадку величие Киевской Руси, были приостановлены процессы, ведущие к ее раздробленности, несколько сглажены острые социальные противоречия. Эти обстоятельства и нашли отражение в его «Поучении» - завещании сыновьям быть мудрыми князьями, продолжать политику укрепления и единения Русского государства. Мудрый князь должен заботиться о мире и согласии в своем княжестве. Для этого нужно, по мысли автора, активно используя различные формы примирения и посредничества, не забывать об «убогих», не позволять «сильным» погубить простого человека, быть милостивым в суде. Мудрый князь должен быть верен своему слову, клятве, данной братьям (другим князьям), и избегать усобиц [5, с. 65-69].
Мономах разрабатывает поставленную еще Иларионом проблему ответственности великого князя перед подданными как главного посредника во всех возникающих и потенциальных конфликтах. О ней он говорит при разрешении вопроса об управлении страной, организации правосудия и при необходимости военных действий.
Политическая раздробленность Руси, как это ни парадоксально, привела к развитию примирительных процедур при разрешении правовых конфликтов. А.И. Вицын пишет о том, что узаконенный третейский суд «сначала вызван был политическим обстоятельством, раздроблением
Древней Руси, и существовал, пока существовало это раздробление. Но как скоро Москва стала единой главой единого тела, узаконенного третейского суда не стало: верховным судьей всей Русской земли сделался царь московский» [6, с. 61].
Таким образом, отмечается следующая парадигма: в идеях русских мыслителей именно князь определяется в качестве главного посредника во всех правовых конфликтах и спорах, однако с ослаблением великокняжеской власти (что было вызвано феодальной раздробленностью) активно начинают развиваться альтернативные формы примирения конфликтующих сторон.
Подтверждение данной мысли мы находим в работах профессора И.Д. Беляева, который пишет о том, что во времена Древней Руси «князь судил не один - на его суде всегда были судьи, представленные тяжущимися сторонами, называвшиеся судными мужами» [12, с. 89]. Таким образом, в древнерусских судебных процедурах были своего рода сочетания государственного и третейского судопроизводства: возглавлял суд князь, но в качестве судей в процессе участвовали и лица, избранные сторонами. В дальнейшем при исключении одного (хотя и главного) арбитра процесс продолжается без его участия.
Об урегулировании споров путем примирительных процедур (мирового соглашения) упомянуто в Новгородской берестяной грамоте (1281-1313 гг.) [13, с. 22]. В дальнейшем упоминания о мировом соглашении мы встречаем практически во всех крупных памятниках русского права: Псковской Судной грамоте (1397 г.), Судебнике Ивана III (1497 г.), Соборном уложении 1649 г. В этот период гражданская и уголовная юстиция не были четко отделены одна от другой, и примирение могло использоваться во всех областях возникновения правоотношений, включая и гражданские правонарушения и преступления.
Таким образом, во всех правовых памятниках идеи примирения и посредничества рассматривались в комплексе задач государственно-правового и духовно-нравственного строительства Древнерусского государства, в том числе проблем независимости государства и сильной княжеской власти. Так, в период феодальной раздробленности Руси в ХП-ХШ вв. логика единства земли русской, пронизывающая «Слово о полку Игореве», привела к исторически оправданной идее единовластия княжеской власти. Это произведение в целом опиралось на разработанную Мономахом концепцию идеального правителя, который должен быть сильным и мудрым, чтобы примирять все стороны в государстве. Однако автор этого труда понимает, что время полного единодержавия миновало, поэтому он ограничивается призывами к подчинению Киевскому князю, которому предписывает функции общерусского руководства в целях сохранения единения Русского государства. От имени киевского князя Святослава автор произведения обращается ко всем русским князьям с призывами примирения и совместной защиты земли русской. В этом он видит великую и насущную национальную задачу.
В соответствии с традициями автор «Слова о полку Игореве» предпринимает попытку обоснования княжеской власти в контексте ее рассмотрения как главного посредника примирения всех субъектов в государстве. Так, он утверждает обязанность правителей заботиться о подданных, что прежде сего означает обеспечение мирной жизни [5]. Центральная идея - объединение Русской земли под властью великого князя, единственно способного установить примирение всех слоев населения.
Эта идея выражена и в другом произведении - «Молении» Даниила Заточника. Здесь четко сформулирована получившая позднее широкое развитие патриархальная идея мудрого и решительного суверена, заботящегося о благосостоянии своих подданных, защищающего их от произвола.
Центральной политико-правовой идеей «Моления» служит образ великого князя. Князь милостив, выступает как верховный глава, если власть князя организована плохо и в державе отсутствуют порядок и управление, то есть существует «безнарядье», то в этом случае и сильное государство может погибнуть, поэтому важно не только верховенство князя, но и хорошо организованное управление. Князь выступает как главный гарант примирения всех своих граждан и основной посредник между людьми и Богом.
При этом князь должен заботиться о процветании народа. Заточник говорит и о необходимости «царской грозы», но эта «гроза» не представляет собой реализацию принципа самовластия. Это признак надежности и дееспособности самой власти для подданных. Однако «гроза» у Заточника устрашает и лиц, творящих беззаконие в стране, т.к. с ее помощью должна восстанавливаться нарушенная справедливость. Поддержка Даниилом Заточником сильной великокняжеской власти предполагает олицетворение в князе идеи «великого примирителя и посредника», что приводит и к определенному ограничению полномочий местных феодалов, что, в конечном счете, способствовало объединению всех земель под властью единого великого князя.
Идея князя как великого примирителя и посредника нашла отражение в попытке духовной легитимации царской власти, в частности, в акте принятия Иваном III титула «самодержец Всея Руси», а затем присоединении и титула «государь Всея Руси», власть которого имеет божественное происхождение - «поставление имеем от бога». Идеологическим обоснованием этому являлась разработанная во второй половине 20-х годов XVI века Филофеем Псковским стратегия нового мирового центра православия - «Москва - третий Рим. По мысли Филофея, только Москва, Московское государство может и должно стать государственно-правовой основой православия, объединяющей всех православных. Им были сформулированы основные постулаты историософской преемственности мировых царств и со всей отчетливостью заявлено, что московский великий князь стал единственным суверенным земным государем. Таким образом, отмечается тенденция легитимации роли русского правителя как главного посредника при разрешении конфликтов не только внутри страны, но и на международной арене среди других христианских государств.
Конечно же, Филофей весьма обстоятельно изучал традиционный для русской политико-правовой мысли вопрос об образе Царя. Так, в его интерпретации царь строг со всеми, кто отступает от правды, поскольку он «слуга есть божий в наказание согрешающим, а поставлен от Бога на всех творящих обиду и содевающих неправду». Однако он заботлив и справедлив в отношении всех своих подданных. Высокое представление о царской власти подтверждается требованием безоговорочного подчинения ей со стороны подданных. Кроме этого, в обязанности царя вменяется забота о церквях и монастырях [5, с. 28]. Абсолютная власть князя, его особая позиция в отношении примирения и посредничества между людьми и Богом определялась сквозь призму религиозной духовности, исходила из его заботы о чистоте и сохранности православной веры.
