CC BY
0
Вестник ПСТГУ
Серия II: История. История Русской Православной Церкви.
Хохлов Александр Анатольевич, канд. ист. наук, доцент кафедры истории Татарстана, археологии и этнологии Института международных отношений Казанского федерального университета Россия, г. Казань a_radiance@mail.ru https://orcid.org/0000-0003-2920-0287
2023. Вып. 115. С. 41-51
Б01: 10.15382Миг112023115.41-51
Приходской клир как объект
ЛОЖНОГО ДОНОСИТЕЛЬСТВА СО СТОРОНЫ ПРИХОЖАН.
Зарисовка на тему повседневности Казанской епархии второй половины XIX в.
Аннотация: В статье предпринята попытка освещения такого малоизученного, но важного и интересного явления повседневной приходской жизни позднего ^отдального периода, как дискредитация клира со стороны прихожан. Отношения пастырей и паствы в обозначенный период выходили далеко за пределы богослужебной практики и имели специфическое психологическое, культурное, социальное и хозяйственное преломление. Не станет преувеличением утверждение, что причты были неотъемлемой, но не всегда органичной частью социокультурного пространства прихода, занимая в нем обособленное положение в силу особого правового и духовного статуса. Между тем, имевшая место интеграция имела видимые побочные эффекты, предопределяя жесткую и многостороннюю зависимость духовенства от паствы. Их взаимоотношения находились в перманентном поиске баланса между различными центрами силы, потребностями и интересами. Результатом этого нередко становился резкий диссонанс, оборачивавшийся кляузами, ложными доносами на священников, диаконов и причетников, которые побуждали епархиальные власти инициировать дознания и следствия. Сам факт присутствия такого явления в приходской жизни говорит не только о специфике этического фона сельского социума, но и о чрезвычайно уязвимом положении клира. Архивные дела, депонированные в фонде Казанской духовной консистории и хранящиеся в Государственном архиве Республики Татарстан, показывают картину трагических случаев противостояния духовенства и паствы, свидетельствующую о доминировании неправовых подходов крестьян в разрешении возникавших конфликтов. Для полноты ее отражения в статье задействован метод насыщенного описания, а внимание целенаправленно уделяется мельчайшим подробностям каждого из привлеченных дел. Использованные в публикации источники впервые вводятся в научный оборот.
Ключевые слова: духовенство, приход, прихожане, конфликт, доносительство, донос, оговор.
А. А. Хохлов
© Хохлов А. А., 2023.
В последние годы церковная историография может похвастаться существенным прогрессом в исследовании различных аспектов истории Русской Церкви, до того малоизученных. Закономерно, что по мере расширения источниковой базы за счет привлечения новых документов и изменения подходов в анализе известных, обнаруживаются научные проблемы, настоятельно требующие решения. Здесь историку приходится сталкиваться с вызовами как методологического, так и идеологического и этического плана. Вместе с тем исследовательское углубление в проблему приносит свои плоды. Оно позволяет расширить существующие горизонты представлений о прошлом Церкви, максимально объективизировать их и приблизиться к лучшему пониманию ее психологических, культурных и социальных сторон, характерных для того или иного периода. Так, к примеру, в ряде уже вышедших и еще готовящихся к выходу работ нами было обращено внимание на такие малозаметные явления церковной повседневности позднего Синодального периода, как ненормативное поведение клира, морально-этические и правовые девиации в среде духовенства и прочие1. Данная тематика имеет полное право претендовать на новизну, хотя в некотором роде все еще продолжает оставаться негласно табуированной2. Однако в данном случае именно источник инициирует исследование, определяет характер и вектор его развития, а не наоборот. Само по себе это показывает наличие объективной документальной основы под вскрытыми в процессе научного поиска белыми пятнами, игнорировать которую едва ли оправдано. Таким образом, архивные фонды еще хранят в себе массу тайн, раскрытие которых еще впереди.
В данной статье хотелось обратиться к одной из таких нетривиальных тем, как конфликты в приходской среде и дискредитация причтов со стороны прихожан посредством ложного доносительства и оговоров. Приход как социокультурный конструкт, его эволюция, место в общественной структуре современного ему общества и особенности внутренней организации — значимый и сложный вопрос, обращающий на себя внимание историков3. Здесь открывается широкое поле для новых исследований и дискуссий. Но специалисты долгое время данной проблеме не уделяли должного внимания, предпочитая концентрироваться на более масштабных явлениях, вроде церковно-государственных отношений
1 См., напр.: Хохлов А. А. Донос в государственном уголовном и церковном праве во второй половине XIX — начале XX в.: сравнительный анализ сквозь призму теории и практики // Христианское чтение. 2022. № 2. С. 173—181; Он же. Церковное правосудие в епархиальной практике в Синодальный период (на примере «Седмиозерного дела») // Христианское чтение. 2021. № 3. С. 429—437; Он же. Дело наместника Казанской Богородицкой Седмиозерной пустыни схиархимандрита Гавриила (Зырянова): Очерк антропологии церковной морали в свете событий 1908 года. Казань, 2020; Он же. Семинарское бунтарство: Вехи истории Казанской духовной семинарии. Казань, 2017.
2 Острая реакция церковной среды на актуализацию подобного рода проблем связана с травмированной исторической памятью, когда обозначенные явления, исходя из сугубо политико-идеологической конъюнктуры, использовались в целях намеренной дискредитации Церкви. Выводы исследователей нередко страдали гиперкритичностью и неоправданными обобщениями. Примером этого может служить ставшая хрестоматийной работа Е. Ф. Гер-кулова «Нравы русского духовенства» (СПб., 2011).
3 См., напр.: Беглов А. Л. Православный приход Российской империи на рубеже XIX— XX вв.: состояние, дискуссии, реформы: дис. ... д-ра ист. наук. М., 2019.
или исторической трансформации Церкви как социального института. Конечно, в этом усматривается эксплицитное стремление расставить точки над «1» в вековой симфонической драме русского православия. Однако за бортом такой избирательности неизбежно оставался значительный круг не менее важных вопросов.
В нашем случае, учитывая специфику доступного архивного материала, смещение акцента в антропологическую плоскость приобретает принципиальный характер. По мысли автора, оптимальным инструментом для достижения поставленной цели представляется метод насыщенного описания, в свое время предложенный американским антропологом К. Гирцем4. Микроисторический разбор конкретной ситуации, ее персоналий и действий, выступающих элементами уникального профиля пореформенного прихода и акторами его жизнедеятельности, предоставляет возможность (насколько это позволяет формат журнальной статьи) проникнуть в скрытые нюансы повседневной жизни Церкви, а финальное обобщение — выявить специфические черты и особенности целостной проблемы.
Одна из ключевых особенностей социального положения приходского духовенства Х1Х—ХХ вв. — всесторонняя зависимость от прихожан, причем как финансово-экономическая, так и психологическая. Она является результатом исторического развития Церкви5. На практике в условиях имперской России, где абсолютное большинство населения составляли крестьяне, эта зависимость выступала отличительной чертой прежде всего сельских приходов. Священник А. Розанов даже усматривал в этом явлении специфическую мимикрию крепостничества6. Неудивительно, что приходское духовенство, находясь под канонической властью епархиального архиерея, а материально завися от прихожан, оказывалось в положении между молотом и наковальней. Для епископа и духовных консисторий было важно соблюсти устойчивость епархиальной организации и минимизировать негативные явления, неизбежно возникавшие на низовом уровне в процессе жизнедеятельности. Иными словами, «тихое и безмолвное житие» являлось образцом и конечной целью повседневного земного бытия как паствы, так и пастырей. Однако в реальности все выглядело сложнее.
Интуитивно чувствуя шаткость и уязвимость положения приходского клира, менее привилегированные, по сравнению со своими наставниками, крестьяне получали шанс злоупотреблять имеющимися возможностями. Прибегали они к манипуляциям не только в силу объективного ухудшения своего экономического положения, вызванного, к примеру, реформой 1861 г., но и во времена более стабильные и благополучные. Мотивом такого поведения могло быть стремление добиться «покладистости» клириков в частных случаях, этической лояльности в вопросах нравственности и благочестия, удовлетворения каких-либо эгоистических чаяний; причиной же могла стать обычная месть или характерологические
4 См.: Гирц К. К интерпретации культур. М., 2004.
5 «Разве не знаете, что священнодействующие питаются от святилища? Что служащие жертвеннику берут долю от жертвенника? Так и Господь повелел проповедующим Евангелие жить от благовествования» (1 Кор 9. 13—14).
6 См.: Розанов А. И. Записки сельского священника: Быт и нужды православного духовенства. СПб., 1882. С. 152.
особенности той или иной личности7. В итоге причты запросто могли недополучить с крестьян жизненно необходимую ругу, быть ограничены в поставках ими фуража или довольствоваться далеко не лучшими земельными наделами, по обычаю выделяемыми церкви «в пропитание» крестьянскими общинами. Так, благочинный 2-го округа Свияжского уезда священник Дмитрий Смирягин по случаю докладывал в Казанскую духовную консисторию (1866): «Крестьяне прихода означенного села грубые и склонны к ссоре и кляузам. Смотрят на священника не как на служителя алтаря Божия, а как на лицо, собственно от них зависящее, действительно имеющее беспрекословно и обязательно исполнять все их прихоти...»8 Местный же староста любил публично припугивать несговорчивый причт: «Приход — "великий человек", что захочет, то и будет»9.
В случаях, когда духовенство по тем или иным причинам отказывалось идти на поводу у прихожан, последними в ход пускались не только меры экономического давления, но и различные формы дискредитации клириков. В условиях замкнутости приходов и специфики дисциплинарной политики епархиальных властей, сводившейся к фактической привязке духовного лица к приходу и жесткому ограничению его мобильности, это могло иметь серьезные последствия10. Подходы крестьян не отличались разнообразием и зачастую ограничивались распространением порочащих слухов о священнике, диаконе, причетнике и членах их семей, кляузам и ложным доносам в консистории и органы гражданской власти, а также оговорам. Обратимся к характерным примерам, заботливо запечатленным архивами.
В 1862 г. крестьянин села Подберезье Свияжского уезда Онуфрий Петров подал благочинному жалобу на диакона местной церкви Стефана Разумова за то, что тот якобы причинил его 11-летнему сыну Василию членовредительство, «разрезав губу пилой»11. Правда, вскоре Петров отказался от своих претензий, заявив, что мальчик мог попросту упасть, но оговорить священнослужителя. Тем не менее консистория поручила благочинному провести дознание. Против диакона косвенно свидетельствовали эпизоды его биографии: склонен к нетрезвости, хмельному буйству и некогда был замешан в избиении сына крестьянина того же села Ермилова12. Впрочем, в этот раз отцу Стефану удалось оправдаться, поскольку обвинения были настолько абсурдными и не подкреплены доказательствами, что дело не имело перспективы. Возмущенный клирик потребовал от консистории наказания Петрова «по гражданским законам», доказывая, что за ним в селе издавна закрепилась репутация кляузника и кверулянта13. Но епархиальная администрация оставила прошение без удовлетворения.
7 Указанная проблема нашла отражение в том числе в епархиальной периодической печати. См., напр.: Известия по Казанской епархии. 1873. № 15. С. 478; Там же. 1897. № 2. С. 34.
8 ГА РТ. Ф. 4. Оп. 98. Д. 25 а. Л. 32 об.
9 Там же. Л. 33.
10 Церковное законодательство пореформенного периода не допускало отлучение клирика из прихода «без особой надобности». Для поездки в волостной, уездный или губернский центр, совершения богомолья и т. д. член причта обязан был подавать прошение на имя благочинного и получить его удовлетворение, строго соблюдая сроки отлучки.
11 ГА РТ. Ф. 4. Оп. 1. Д. 5689. Л. 16.
12 Там же. Л. 7 об.
13 Там же. Л. 10-11 об.
Впрочем, патологические черты характера крестьянина Петрова в случае с диаконом С. Разумовым были лишь частью, но не первопричиной проблемы. В следующем году диакон вновь был обвинен односельчанами в неблагоповеде-нии14. Благочинный священник Михаил Зайков сообщал епархиальным властям, что, по заверениям местного крестьянина Мартинианова, в один из дней клирик вошел в местное питейное заведение в совершенно нетрезвом виде. «И он Мартинианов, видя диакона в таком виде, сказал ему: "Отец Диакон, я читал Святительские поучения и нашел тут, что вам запрещается входить в питейные дома"»15. Оскорбленный дерзостью, о. Разумов в гневе ударил крестьянина палкой. От удара у несчастного образовался «синебагровый прыщ во всю спину, и он провел без работы целый месяц»16. На предупреждение же о том, что о случившемся будет сообщено приходскому настоятелю, диакон самоуверенно заявил о своем бесстрашии перед наказанием.
Вскоре о произошедшем стало известно правящему архиерею. Учитывая преступный характер поступка духовного лица, дело закономерно стало набирать обороты. Но неожиданно Мартинианов испугался выхода разбирательства на епархиальный уровень и стал рьяно отказываться от выдвинутых ранее обвинений, в чем усматривается надуманный характер выдвигавшихся ранее обвинений. Как выяснилось в ходе опроса, крестьянин был подговорен на оговор диакона недоброжелателями из числа местных жителей17. На самом деле все было иначе. Священнослужитель действительно вошел в питейный дом, но лишь для того, чтобы разменять наличные деньги. Между тем именно хмельной Мартинианов стал инициатором конфликта, публично задираясь к клирику и богохульствуя. Однако вердиктом консистории стало не наказание доносителя18, а штраф о. Разумову за неоправданное посещение кабака.
Приведем еще один пример. В 1873 г. в доме кукморского священника Феодо-ра Скворцова произошла ссора между гостями — старостой прихода крестьянином Савыковым и содержателем местного базара. Раздосадованный священник удалил обоих из помещения, чем мгновенно вызвал ответные действия мстительного старосты19. Спустя несколько минут после ухода, хмельной Савыков разбил стекла в доме клирика, чем напугал спящих детей и их няньку. «Объяснив так, священник присовокупил, что он о таком позорном оскорблении возбудит на церковного старосту жалобу у мирового Судьи и при этом крайне затрудняется: как ему без возмущения духа отправлять богослужение, в котором будет участвовать и церковный староста?», — докладывал в консисторию благочин-ный20. Однако с жалобой священник опоздал: Савыков опередил его доносом,
14 ГА РТ. Ф. 4. Оп. 1. Д. 5689; Д. 5918. Л. 36.
15 Там же. Л. 1—1 об.
16 Там же. Л. 1 об.
17 Там же. Л. 3.
18 За это Мартинианову как не относящемуся к лицам духовного звания могло грозить наказание в соответствии с Уложением о наказаниях 1845 г. Согласно ст. 1166, за лживые доносы доносчик мог быть лишен свободы, заключен в смирительный дом, лишен части прав, сослан или бит розгами (Уложение о наказаниях уголовных и исправительных. СПб., 1845. С. 481).
19 ГА РТ. Ф. 4. Оп. 1. Д. 6751. Л. 5.
20 Там же. Л. 2-3 об.
обвиняя в организации попоек на дому, пьянстве и пропуске богослужений21. Часть обвинений ввиду абсурдности епархиальным начальством была отвергнута сходу. Но по вопросу о хронической нетрезвости священника было назначено дознание. Подозреваемого «спасло» только то, что в 1875 г. он скоропостижно скончался и дело было закрыто.
В другом случае под оговор односельчан попала уже жена священника села Асакас Ядринского уезда, Мария Троицкая. Женщине вменялись ни много ни мало насильственные действия сексуального характера в отношении мещанского сына Василия Шадрина22. Как впоследствии выяснилось, эта грубая ложь была следствием личной неприязни к Троицкой анонимных заявителей, для удовлетворения которой последние и прибегли к порочащему обвинению.
Подобные дела в архиве Казанской духовной консистории встречаются десятками. Это позволяет сделать вывод, что мы наблюдаем отнюдь не отдельные разрозненные эпизоды, а устойчивое явление. А. Л. Беглов отмечает, что на дискредитацию причтов работала своеобразная психологическая раздвоенность приходов, когда их благочестивая часть в силу своей неконфликтности и покладистости не могла противостоять деструктивной активности некоторых далеких от церковной жизни членов крестьянского «мира». «Члены сельских обществ, что были более религиозно настроены, порой подвергались давлению со стороны нерелигиозных, но более активных элементов, "горлопанов" и "крикунов"»23. Итогом этого подчас становилось то, что добропорядочные прихожане самоустранялись от присутствия на сельском сходе, избегая «неприятных впечатлений и неприязненных чувств»24.
Анализ документов, однако, свидетельствует, что далеко не каждый инцидент носил скоротечный характер, быстро разрешался церковными властями, а справедливость непременно торжествовала. В ряде случаев последствия имели характер куда более печальный и долгоиграющий.
В 1861 г. священник села Чернышевка Тетюшского уезда Алексей Симонов был обвинен в нанесении побоев крестьянину приходской деревни Ивановка Филиппу Семенову. Ситуация усугублялась тем, что клирик на момент конфликта якобы был в облачении. В этом случае, в соответствии с действовавшим законодательством, консистория обязывалась доносить в Синод. Случившееся выглядело так. Священник А. Симонов, совершая на пасхальной седмице молебны по домам прихожан, будучи нетрезв, в небрежении бросил на стол крест и несколько раз ударил крестьянина Семенова по лицу25. Следуя букве Устава консисторий 1841 г., епархиальное начальство на время разбирательства запретило о. Симонова в священнослужении. На его место был временно назначен безместный священник Иоанн Сильвин.
Вероятно, дело бы так и ограничилось внутрицерковными рамками, если бы в него неожиданно не вмешался становой пристав Покровский, который стал
21 ГА РТ. Ф. 4. Оп. 1. Д. 6751. Л. 4 об.
22 Там же. Д. 5885. Л. 23.
23 Беглов А. Л. Указ. соч. С. 150.
24 Шевцова В. Ф. Православие в России накануне 1917 г. СПб., 2010. С. 132, 138-140.
25 ГА РТ. Ф. 4. Оп. 1. Д. 5722. Л. 1 об.
активно продвигать перед консисторией свою версию случившегося. Согласно ей, о. Симонов был недоволен угощением в доме Семенова и просил все больше и больше вина. Движимый почтением к батюшке, хозяин дома поднес пастырю еще стакан. Затем последовало пиво. Закончив праздничную трапезу, священник, облачившись, намеревался было пойти далее, как вдруг стал требовать еще спиртного. На это крестьянин посетовал, что горячительного более не имеет. «Огорчившись таким отказом, священник выругал его матерными словами, потом, бросив крест с небрежением на стол, в облачении ударил Семенова рукою раза два или три по лицу...»26
Само по себе вмешательство полицейского чина в церковное разбирательство, хоть и было в рамках закона, учитывая нецерковный статус одной из сторон конфликта, но с практической точки зрения весьма нетипично27. В обозначенный период Церковь принципиально блюла свою юрисдикцию по судебным делам в отношении духовенства, тогда как гражданские власти зачастую не торопились вступаться перед ее лицом за крестьян, отдавая решение проблемы на откуп архиереям и консисториям. Н. Г. Карнишина отмечала, что крепостные вообще не имели права обращаться в государственные суды, а правосудие над ними вершилось полицией28. Последняя же не только не была предрасположена к первым, но если и осуществляла суд, то нередко предвзято, откровенно злоупотребляя принципами законности29. Такова была глубокая традиция, которая крайне медленно эволюционировала на местах даже после отмены крепостного права и судебной реформы 1864 г. Исходя из этого, предрасположенность пристава Покровского к Семенову у сельских обывателей вполне могла вызывать недоумение.
Интригу раскрыл обвиняемый. Давая показания епархиальному следователю, священник А. Симонов заявил, что первопричина конфликта — отнюдь не крестьянин Семенов. Локомотивом дела был именно пристав Покровский, испытывавший давнюю неприязнь к священнику30. В тот злополучный день после молебна в своем доме Семенов угощал батюшку вместе с причтом. Охмелев, крестьянин стал укорять клирика в жадности духовенства. «С ругательствами он взял на груди за одежду, по-видимому, с намерением ударить меня, что видя, я испугался и обошелся с ним ласково и ушел из его дома»31. Но Семенов не унимался и следовал за священником по домам соседей и публично злословил его. После же направился в Волостное правление, где его нетрезвостью умело воспользовался пристав Покровский, доходчиво объяснивший разгоряченному
26 ГА РТ. Ф. 4. Оп. 1. Д. 5722. Л. 14 об. - 15.
27 Согласно ст. 160 Устава духовных консисторий 1841 г., «Если духовное лицо оговаривается в противозаконных действиях, подвергающих его уголовному суду, то первоначально исследование производится в Духовном ведомстве при чиновнике Градской или Земской полиции» (Устав духовных консисторий 1841 г. СПб., 1841. С. 62).
28 См.: Карнишина Н. Г. Судебная система Российской империи накануне проведения реформы 1864 г. // Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. Гуманитарные науки. 2014. № 1 (29). С. 71. С. 69-76.
29 См.: Кони А. Ф. Отцы и дети судебной реформы (к пятидесятилетию судебных уставов). М., 1914. С. 3.
30 ГА РТ. Ф. 4. Оп. 1. Д. 5722. Л. 17.
31 Там же. Л. 44.
крестьянину процедуру и резон дискредитации и наказания священнослужителя. Но, протрезвев, тот раскаялся и повинился, разрушив таким образом замысел недоброжелателя. Окончательную ясность в дело внес присутствовавший при конфликте диакон, который уверенно заявил о невиновности своего настоятеля ни по одному из эпизодов обвинения. Обозначенных аргументов консистории оказалось достаточно. Священник Алексий Симонов был признан жертвой ложного доноса и избавлен от наказания, тогда как на пристава Покровского было составлено заявление в Губернское правление.
Тем не менее разбирательство, продлившееся не один месяц, больно ударило по священнику и его семье. Отстраненный от прихода, он и семья вынуждены были голодать. Временный настоятель о. Сильвин, со своей стороны, повел себя далеко не лучшим образом. На каком-то этапе следственное дело стало осложняться именно тем, что он вторил обвинителям, доказывая благочинному виновность о. Симонова в других преступлениях. Со слов клирика, обвиняемый якобы даже укусил палец священнической жене Никитиной32. Более того, вопреки церковным законам, он удерживал положенные своему собрату выплаты на пропитание, да так, что о. Симонову пришлось обращаться со слезным прошением к правящему архиерею33. Очевидно, что неблаговидная роль в деле о. Сильвина была обусловлена стремлением избавиться от конкурента и закрепиться в чернышевском приходе, что, однако, ему осуществить не удалось34.
Злонамеренное доносительство на приходское духовенство как инструмент сведения счетов было одной из болезненных проблем в приходской жизни и сильно осложняло не только ее нормальное течение, но и работу духовных консисторий, и без того забюрократизированных, но принужденных реагировать на поступающие с мест сообщения. Иными словами, наличие практики кляузничества представляло собой сложную, многоаспектную проблему, уходившую корнями в глубокую древность. Как указывает В. А. Нехамкин, «человек должен быть внутренне готов к тому, чтобы стать доносчиком. Для этого мало только "личной" предрасположенности. В обществе необходим соответствующий микроклимат, поощряющий данное явление, его постоянная стимуляция через идеологию, коллективные действия»35. По всей видимости, элементы этого действительно имели место в народной среде. Кроме прочего, в пореформенное время правовая субъектность крестьянства росла, тогда как религиозное чувство под воздействием модернизационных процессов, связанных с прибытием в села земских учителей, фельдшеров и другой интеллигенции — носителей секуляр-ного сознания, — а также повышения миграционной активности самих сельчан, отправлявшихся на сезонные заработки в шумные города, постепенно ослабевало. Это способствовало тому, что в отношения между причтами и прихожана-
32 ГА РТ. Ф. 4. Оп. 1. Д. 5722. Л. 22-22 об.
33 Там же. Л. 17 об.
34 Справедливости ради отметим, что священник Сильвин благочестием не отличался. Некогда он был запрещен в священнослужении за причинение в нетрезвом виде мещанской жене Алексеевой и пономарю Докторову и его супруге побоев.
35 Нехамкин В. А. Донос как социально-психологический феномен (из отечественного опыта 1930-х годов) // Историческая психология и социология истории. 2014. Т. 7. № 2. С. 64.
ми просачивались элементы социального, политического и мировоззренческого антагонизма, расширявшего границы деструктивных форм коммуникации и плохо поддававшиеся шлифовке традиционным «отеческим благочестием». Поэтому неудивительно, что иногда дискредитирующее давление на причты достигало таких масштабов, что епархиальные власти вынуждены были в буквальном смысле стыдить народ, официально озвучивая заскорузлую проблему и пытаясь, таким образом, поставить ей заслон. Так, архиепископ Казанский и Свияжский Арсений (Брянцев), вступая в управление Казанской епархией в 1897 г., с прискорбием писал в Известиях по Казанской епархии:
С миром и любовью вступил я в управление Казанской паствой... Но к удивлению и огорчению моему, сразу же, едва прикоснувшись к делам, мне пришлось натолкнуться на крайне уродливое явление... Только нравственно уродливым явлением, а не иным словом, могу назвать те анонимные письма, какие мне одними из первых пришлось распечатать, предполагая, что в представленных мне конвертах заключаются деловые бумаги. С грустью пришлось убедиться, что в них вместо дела излагались грязные доносы, авторы которых или стыдились, или боялись подписать под ними свои имена36.
Проповедь о вреде доносительства становилась едва ли не одной из острых проповеднических тем казанских архиереев и в периоды объездов вверенной им епархии, и на страницах епархиальной периодики. К слову, в 1890-е гг. последняя была буквально насыщена пастырскими обличениями этого социального порока37.
Между тем у низовых причтов было не так много возможностей противостоять кляузничеству сельского окружения, в особенности, если отношения с прихожанами не складывались изначально. Гармония с паствой априорно выступала главным залогом спокойной жизни клира, осуществлявшего многотрудную и зачастую неблагодарную миссию «в поле». Но вопрос перманентно упирался в характер прихода и ту цену, которую духовенству приходилось платить за свое спокойствие. Конечно, от места к месту ситуация менялась. Отпечаток на нее накладывал, в том числе, пестрый состав и этническая неоднородность местности, столь характерные для Казанской епархии и всего Волго-Уралья. По всей видимости, обозначенное явление коррелировало с общим уровнем культуры народонаселения, его психологией, установками и традициями. Дискредитирующий донос, как видится, выступал глубоко утвердившимся, универсальным и легкодоступным механизмом регуляции социальных отношений и поддержания вековой социальной иерархии в замкнутом социокультурном пространстве приходов. Как бы то ни было, но масштабы обозначенной проблемы на общецерковном уровне еще предстоит оценить. Безусловно, это позволит внести дополнительный вклад в выявление предпосылок тех социальных бед, которые обрушились на православное духовенство уже в ХХ в.
36 Известия по Казанской епархии. 1897. № 23. С. 628.
37 Особенно обозначенное явление пышно расцветало в 1890-х гг.
Список литературы
Беглов А. Л. Православный приход Российской империи на рубеже Х1Х—ХХ вв.: состояние, дискуссии, реформы: дис. ... д-ра ист. наук. М., 2019.
Геркулов Е. Ф. Нравы русского духовенства. СПб., 2011.
Гирц К. К интерпретации культур. М., 2004.
Карнишина Н. Г. Судебная система Российской империи накануне проведения реформы 1864 г. // Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. Гуманитарные науки. 2014. № 1 (29). С. 69-76.
Нехамкин В. А. Донос как социально-психологический феномен (из отечественного опыта 1930-х годов) // Историческая психология и социология истории. 2014. Т. 7. № 2. С. 63-79.
Хохлов А. А. Дело наместника Казанской Богородицкой Седмиозерной пустыни схиар-химандрита Гавриила (Зырянова): Очерк антропологии церковной морали в свете событий 1908 года. Изд. 2-е, испр. и доп. Казань, 2020.
Хохлов А. А. Донос в государственном уголовном и церковном праве во второй половине XIX — начале XX в.: сравнительный анализ сквозь призму теории и практики // Христианское чтение. 2022. № 2. С. 173-181.
Хохлов А. А. Семинарское бунтарство: Вехи истории Казанской духовной семинарии. Казань, 2017.
Хохлов А. А. Церковное правосудие в епархиальной практике в Синодальный период (на примере «Седмиозерного дела») // Христианское чтение. 2021. № 3. С. 429-437.
Шевцова В. Ф. Православие в России накануне 1917 г. СПб., 2010.
Vestnik Pravoslavnogo Sviato-Tikhonovskogo gumanitarnogo universiteta. Seriia II: Istoriia. Istoriia Russkoi Pravoslavnoi Tserkvi. 2023. Vol. 115. P. 41-51 DOI: 10.15382/sturII2023115.41-51
Alexander Khokhlov, Candidate of Sciences in History, Associate Professor, Department of History of Tatarstan, Archaeology and Ethnology, Institute of International Relations, Kazan Federal University Kazan, Russia e-mail: a_radiance@mail.ru https://orcid.org/0000-0003-2920-0287
Parish Clergy as an Object of False Denunciation by Parishioners. A Sketch of Everyday Life of Kazan Diocese of the Second Half of the 19th Century
A. Khokhlov
Abstract: The article attempts to highlight a little-studied, but important and interesting phenomenon of the parish life of the late Synodal period, i.e. the discrediting of the clergy by parishioners. The relations between priests and churchgoers in this period went far beyond the limits of liturgical practice and had their own psychological,
cultural, social, and economic aspects. It is not an exaggeration to state that the clergy were an integral, but not always an organic part of the socio-cultural space of the parish, they had a specific position due to a special legal and spiritual status. Meanwhile, the integration that took place had visible side effects, predetermining the rigid and multifaceted dependence of the clergy on the parish people. Their relationship was in a permanent search for a balance between different centres of power, needs and interests. This often resulted in a sharp dissonance, which turned into slander, false denunciations of priests, deacons and acolytes, forcing the diocesan authorities to initiate inquiries and investigations. The very fact of the presence of such a phenomenon in parish life not only speaks about the specificity of the ethical background of rural society, but also of the extremely vulnerable position of the clergy. Archival files deposited in the collection of Kazan Spiritual Consistory and kept at the State Archive of the Republic of Tatarstan reveal a tragic picture of cases of confrontation between the clergy and parish people, indicating the dominance of illegal approaches of peasants in resolving conflicts. For the sake of completeness, the article uses the method of a rich description, and attention is purposefully paid to the minutiae of each of the relevant cases. The sources used in the publication have been made public for the first time.
Keywords: clergy, parish, parishioners, conflict, denunciation, slander, false accusation.
References
Gerkulov E. (2011) Nravy russkogo dukhovenstva. St. Petersburg (in Russian).
Girts K. (2004) Kinterpretatsii kul'tur. Moscow (in Russian).
Karnishina N. (2014) "Sudebnaia sistema Rossiiskoi imperii nakanune provedeniia reformy 1864 g.". Izvestiia vysshikh uchebnykh zavedenii. Povolzhskii region. Gumanitarnye nauki, 2014, vol. 1 (29), pp. 69-76 (in Russian).
Khokhlov A. (2017) Seminarskoe buntarstvo. Vekhi istorii Kazanskoi dukhovnoi seminarii. Kazan (in Russian).
KhokhlovA. (2020) Delo namestnika Kazanskoi Bogoroditskoi Sedmiozernoipustyni skhiarximandrita Gavriila (Zyrianova). Ocherk antropologii tserkovnoi morali v svete sobytii 1908 goda. 2nd ed. Kazan (in Russian).
Khokhlov A. (2021) "Tserkovnoe pravosudie v eparkhial'noi praktike v Sinodal'nyi period (na primere «Sedmiozernogo dela»)". Khristianskoe chtenie, 2021, vol. 3, pp. 429-437 (in Russian).
Khokhlov A. (2022) "Donos v gosudarstvennom ugolovnom i tserkovnom prave vo vtoroi polovine XIX — nachale XX vv.: sravnitel'nyi analiz skvoz' prizmu teorii i praktiki". Khristianskoe chtenie, 2022, vol. 2, pp. 173-181 (in Russian).
Nekhamkin V. (2014) "Donos kak sotsial'no-psikhologicheskii fenomen (iz otechestvennogo opyta 1930-x godov)". Istoricheskaiapsikhologiia i sotsiologiia istorii, 2014, vol. 7 (2), pp. 6379 (in Russian).
Shevtsova V. (2010) Pravoslavie v Rossii nakanune 1917g. St. Petersburg (in Russian).
Статья поступила в редакцию 01.02.2023
The article was submitted 01.02.2023
