Вестник ПСТГУ
III: Филология
2012. Вып. 1 (27). С. 72-81
Приемы цитирования Апостола в русской церковной проповеди второй половины XX в.:
ОБРАЩЕНИЕ К ТРАДИЦИИ М. О. Новак
В статье рассматривается характер цитирования Деяний и Посланий Апостолов в проповедях Антония (Блума), митр. Сурожского и архим. Иоанна (Крестьянкина), выявляется прямое следование древней риторической традиции, зафиксированной в переводных и оригинальных древнеславянских текстах Х1—Х111 вв., а также обсуждаются степень присутствия в проповедях церковнославянского языкового начала и индивидуальные риторические решения авторов.
Комплексное изучение славяно-русского Апостола как источника по истории русского литературного языка является актуальной задачей исторической русистики и предполагает, среди прочего, решение вопроса о рецепции текста (или, вернее, корпуса текстов), представленного в разножанровых и разновременных произведениях религиозного содержания, созданных на русском языке. Особенно существенным представляется анализ репрезентации Апостола в современных церковных текстах, позволяющий проследить как укорененность приемов цитирования в традиции, так и динамические изменения, затрагивающие языковой уровень.
В системе жанров христианской литературы весьма значимое место занимает жанр поучения, с которым непосредственно смыкается устная соборная проповедь. Заранее заметим, что не считаем принципиальным отделять устную форму проповеди от письменной в силу того, что живое слово проповедника может достаточно быстро обрести письменную фиксацию. Наши недавние исследования древнеславянских и древнерусских источников Х1—Х111 вв. (как оригинальных, так и переводных)1 показали, что цитирование Св. Писания особенно востре-
1 Новак М. О. О цитировании текста Апостола в Паренесисе Ефрема Сирина // Православный собеседник. Альманах Казанской духовной семинарии. Материалы V Ежегодной научно-практической конференции «Богословие и гуманитарные науки: традиции и новая парадигма». Вып. 1 (11). 2006. Ч. 1. Казань, 2006. С. 162—168; Она же. Трансформации текста Апостола в «Слове о законе и благодати» Илариона Киевского // IV Международные Бодуэ-новские чтения: Труды и материалы. Казань, 2009. Т. 2. С. 160—163; Она же. О цитировании Апостола в древнеславянских произведениях торжественного красноречия (на материале Слов Григория Богослова XI в.) // Русская и сопоставительная филология — 2009. Казань,
бовано именно в жанре поучения. Это подтверждается данными целого ряда новейших лингвистических работ, посвященных содержательной и структурной специфике отечественной церковной проповеди XIX—XXI вв.2 и единодушно называющих цитацию важным средством создания диалогичности — одной из базовых стилеобразующих характеристик жанра проповеди.
Настоящая статья рассматривает цитирование Деяний и Посланий апостолов в наследии двух выдающихся пастырей и ярких проповедников Русской Православной Церкви второй половины XX в. — митр. Сурожского Антония (Блума, 1914—2003) и архим. Иоанна (Крестьянкина, 1910—2006)3. Сопоставление именно этих авторов представляется важным и показательным не только в силу их духовного масштаба, но и потому, что языковая личность митр. Антония и архим. Иоанна, представителей одного поколения, формировалась в разных условиях — соответственно в эмиграции и в России.
общая постановка вопроса предусматривает решение следующих частных задач: соотнесение приемов цитирования в современной проповеди со славяновизантийской традицией представления Св. Писания в тексте поучения; сопоставление идиостилей двух проповедников с целью зафиксировать их сходства и различия; выяснение наличия и функции церковнославянизмов в исследуемом материале. Эти три задачи, как станет ясно из дальнейшего изложения, тесно связаны между собой.
Прежде всего, встает вопрос об отношении к цитируемому слову как к чужому. Цитаты могут сопровождаться или не сопровождаться отсылками к источнику. У митр. Антония чаще упоминается конкретный автор того или иного апостольского послания; архим. Иоанн предпочитает цитаты без эксплицитной отсылки, непосредственно «встроенные» в контекст. При явных отсылках сохраняется характер апелляции к произносимому живому слову, что, как показыва-
2009. С. 84—88; Она же. Древнерусские поучения: интерпретация апостольского текста // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2010. № 1 (39), март. С. 57—60; Она же. Цитирование Апостола в Пандектах Антиоха: текстопостроение, морфосинтаксис, лексика // Ученые записки Казанского государственного университета. Сер. «Гуманитарные науки». 2010. Т. 152. Кн. 2. С. 182-194.
2 См., например: Ипатова С. Н. Церковно-проповеднический стиль русского языка XIX века: На материале творчества святителя Игнатия: Дис. ... канд. филол. наук. Вологда, 2004; Шабанова З. Г Лингвистические средства воздействия православной проповеди в историческом аспекте: Дис. ... канд. филол. наук. Махачкала, 2006; Масурова О. А. Структурносемантическая характеристика русской православной проповеди конца XX — начала XXI в.: Дис. ... канд. филол. наук. Махачкала, 2008; Савин Г. А. Коммуникативные стратегии и тактики в речевом жанре современной православной проповеди: Дис. ... канд. филол. наук. М., 2009.
3 Источниками материала послужили следующие сборники: Антоний (Блум), митр. Су-рожский. Любовь всепобеждающая: Проповеди, произнесенные в России. Москва; Клин: Издательство Крутицкого подворья, 2003; Иоанн (Крестьянкин), архим. Проповеди. Размышления. Поздравления. М.: Правило веры, 2006. Первый сборник мы используем в качестве источника в силу того, что проповеди в России произносились митр. Антонием на русском языке; другие собрания его гомилетических произведений представляют, как правило, переводы с английского, не столь значимые для характеристики языковой личности автора. Сборник проповедей архим. Иоанна мы считаем репрезентативным источником в силу его значительного объема. В тексте статьи выдержки из этих источников сопровождаются указанием на страницу.
ют исследования (см. выше примечание 1), типично и для древней проповеди. Например, у митр. Антония: «...настоящая любовь, о которой говорил апостол Павел» (7); «И прозвучали снова слова апостола Павла» (59); «В том же Писании апостол Павел призывает нас быть храмами Святого Духа» (73) и т. п. То же мы видим в проповедях архим. Иоанна в случаях сопровождения цитаты отсылкой: «Ведь совсем не напрасно говорит апостол Павел слова.» (312); «“Что ты имеешь, чего бы не получил?” — говорит апостол Павел» (369).
Яркой чертой, также сближающей современную проповедь с древней, является неточность атрибуции цитат, встречающаяся в проповедях. Так, у митр. Антония: «Мы исповедуем Христа, — Христа, Которого апостол Павел называет Агнцем Божиим, закланным до сложения мира» (175). Однако выражения «Агнца Христа» и «прежде сложения мира» восходят к 1 Пет 1. 19—20. Подобные случаи характерны и для древней книжности, ср. в слове Кирилла Туровского: «Того ради и Павел глаголеть: мир весь в зле лежить»4, — хотя данная сентенция принадлежит ап. Иоанну Богослову (1 Ин 5. 19). Это явление можно объяснить превосходством и авторитета, и авторства ап. Павла, внесшего наиболее весомый вклад в создание корпуса Посланий. Архим. Иоанн идет еще дальше: «А ныне “брат с братом судится, и притом перед неверными”, — звучит укоризной нам Святое Евангелие» (363), хотя в данном случае цитируется 1 Кор 6. 6. Здесь Евангелие как бы отождествляется с Новым Заветом в целом, что верно в том смысле, что апостольские писания являются развитием евангельского благовестия.
Древней византийско-славянской традиции христианской учительной литературы было присуще как точное цитирование священного текста, так и различные способы его переработки: перифрастическое употребление, аллюзия как намек на тот или иной топос или сюжет исходного текста, грамматическая либо смысловая трансформация исходной сентенции, контаминация отдельных цитат, толкование апостольского слова. При этом предпочтение отдавалось скорее свободному обращению с исходным текстом, нежели строгой цитате с сохранением грамматических и лексических характеристик источника. Обращаясь к проповедям митр. Антония и архим. Иоанна, мы обнаруживаем в них те же тенденции.
Архим. Иоанн чаще, чем митр. Антоний, прибегает к точному цитированию апостольского текста, причем как в славянской, так и в русской его версии: «.. .надо приводить на память и в сердце слова, сказанные Господом апостолу Павлу: “довлеет ти благодать Моя: сила бо Моя в немощи совершается” (2 Кор 12. 9)» (72); «И пусть не туне для всех нас звучат слова с церковного амвона: “Умоляю вас, братия, остерегайтесь производящих разделения и соблазны, вопреки учению, которому вы научились, и уклоняйтесь от них” (Рим 16. 17)» (345—346). Редкий пример прямой цитаты в проповедях митр. Антония содержится в слове на панихиде по прот. Николаю Голубцову (1968): «И хочется мне напомнить вам слова апостола Павла, который пишет коринфянам: “Печать моего апостольства вы есте”» (42). Данная цитата из 1 Кор 9. 2, определяющая содержание всей
4 Еремин И. П. Литературное наследие Кирилла Туровского // Труды отдела древнерусской литературы АН СССР. Л., 1965. Т. XII. С. 340-361.
проповеди, приводится в ее начале по-славянски, сопровождается детальным толкованием, а затем повторяется по-русски: «Печать моего апостольства вы».
Гораздо более востребованными у обоих авторов оказываются приемы цитирования, связанные с трансформациями исходного текста. Митр. Антоний решительно предпочитает свободу перифразы и аллюзии, причем иногда намеком на апостольский текст может быть какое-то одно слово, например: «.что делает каждое наше слово мелким, пустым, ничтожным, гнилым» (39) — ср. Еф 4. 29: «Никакое гнилое слово да не исходит из уст ваших» (славянская версия предлагает тот же адъектив). Или: «Только простота голубиная, только любовь неодолимы ничем, но лишь настоящая любовь, о которой говорил апостол Павел: не пристрастная, не та любовь, которой мы выбираем любимых и откидываем нежеланных, а та любовь, которая, как солнце Божие, светит и на добрых, и на злых.» (7). Ключевое для данного пассажа слово «любовь» создает аллюзию, предполагающую знание 1 Кор 13 и соединенную к тому же с аллюзией на Мф 5. 45: «.Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми.»
Разноуровневое взаимодействие текстов Евангелия и Апостола характерно и для аллюзивного цитирования у архим. Иоанна: «И чрево стало богом» (371) — ср. Флп 3. 19: «Их конец — погибель, их бог — чрево.» Построение фразы точно повторяет синтаксис евангельского стиха Ин 1. 14: «И Слово стало плотию», и синтаксическое тождество усиливает содержательный контраст.
Общеизвестно обыкновение митр. Антония говорить «без записок»; именно этим, возможно, обусловлено, в частности, то, что в его проповедях свобода цитирования простирается порой до привнесения отсутствующего в источнике содержания, что, впрочем, всегда оправдывается задачами проповедника. Например: «Святой апостол Павел говорит: “Знание упразднится, вера уже не будет иметь места, останется одна любовь”» (30) — ср. 1 Кор 13. 8: «Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится». Мы видим, таким образом, что об упразднении веры у апостола ничего не сказано, и Владыка идет дальше в разработке темы. Похожая ситуация и в другом отрывке: «Еще в первые годы зародившейся христианской веры апостол Павел предупреждал, что имя Христово порочится из-за недостоинства христиан» (217). Это высказывание соотносится с чтением Рим 2. 24, адресованным, однако, иудеям: «Ибо ради вас, как написано, имя Божие хулится у язычников».
Трансформации содержания исходного высказывания встречаются и у архим. Иоанна, однако порождение новых смысловых связей достигается иными средствами — за счет соединения апостольских выражений или постановки их в новый контекст. Например: «Волчцы и терния греховных навыков и страстей. одновременно ранят душу и воспаляют круг жизни» (278). Формула «волчцы и терния», широко распространенная в книгах Ветхого Завета (ср., например, с возможной перестановкой однородных членов: Быт 3. 18, Ис 32. 13, Иез 2. 6, Ос 10. 8), встречается и в Евр 6. 8: «.а (земля. — М. Н.) производящая терния и волчцы негодна и близка к проклятию». Выражение «воспаляют круг жизни» соотносится с Иак 3. 6: «И язык — огонь, прикраса неправды; язык в таком положении находится между членами нашими, что оскверняет все тело и
воспаляет круг жизни.» Таким образом, перед нами пример соединения образов разных посланий, приводящего к появлению нового выразительного образа. Подобная ситуация возникает и в следующем случае: «Ведь величие их (ветхозаветных праведников. — М. Н.) определилось только верой, именно верой живой и действенной. Ибо без веры угодить Богу невозможно» (236). Характеристики веры заимствованы здесь из Евр 4. 12: «Ибо слово Божие живо и действенно», продолжение же мысли представляет точная цитата Евр 11. 6: «А без веры угодить Богу невозможно». Излишне говорить, что подобные риторические решения не сопровождаются ссылкой на апостольский текст.
Прием контаминации нескольких цитат в одном высказывании, столь характерный для древней традиции, также широко используется обоими проповедниками XX в. Так, например, у митр. Антония читаем: «Станем же, как говорит апостол, друг друга тяготы носить, и так исполним закон Христов. А если кто сомневается, что хватит сил, вспомните, что Господь ответил апостолу Павлу, который просил о силе: “Довольно тебе благодати Моей, — сила Моя в немощи совершается.” И Павел продолжает, говоря: “И потому буду радоваться только на мою немощь, потому что все мне возможно в укрепляющем меня Господе Иисусе Христе!”» (102). В данном случае налицо контаминация из Гал 6. 12 (ДрПгь дрПгл тАгмть'і носите, й тлкм исполните злкОнь хртовь), 2 Кор 12. 9 («довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи». И потому я гораздо охотнее буду хвалиться своими немощами»), Флп 4. 13 («Все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе»). Здесь обращают на себя внимание три обстоятельства. Во-первых, лексическое воплощение Гал 6. 12 отсылает к славянской версии апостольского текста (в русском переводе этот стих читается как «Носите бремена друг друга, и таким образом исполните закон Христов»); во-вторых, цитирование остальных двух посланий носит свободный перифрастический характер — особенно это справедливо в отношении второй половины стиха 2 Кор 12. 9. В-третьих, контаминация построена на достаточно пространных сентенциях, сопровождаемых указанием на ап. Павла.
Контаминации возможны и в проповедях архим. Иоанна, однако они строятся также несколько иначе, чем у митр. Антония, — на базе отдельных кратких формул и без эксплицитных отсылок к исходному тексту, например: «Чада света рождены от духа и исполнены им, поэтому они и должны приносить плоды духа — жить в благости, в любви, в праведности и истине. Восстань от греховного сна, воскресни от мертвящих твой дух дел и приступи с верой ко Господу, и Он оживотворит твою душу и освятит ее светом истины» (375). Здесь можно зафиксировать целый ряд формул и их источников: «чада света» (ср. Еф 5. 8: «поступайте, как чада света»), «рождены от Духа» (как модификация формулы «рожденный от Бога», распространенной в 1 Ин, ср., например, в 1 Ин 3. 9: «Всякий, рожденный от Бога, не делает греха, потому что семя Его пребывает в нем; и он не может грешить, потому что рожден от Бога»), «плоды духа» (ср. Гал 5. 22: «Плод же духа: любовь, радость, мир.»), «восстань и воскресни» (ср. Еф 5. 14: «.встань, спящий, и воскресни из мертвых, и осветит тебя Христос»). Последнюю сентенцию Апостола проповедник развивает, конкретизируя ее смыслы, причем происходит сближение слов с корнесловами свет- и свят- (что имеет
свои основания в этимологии)5, а все построение обретает композиционную форму кольца: «чада света» — «освятит светом истины».
Грамматическая трансформация исходного текста также присуща обсуждаемым проповедям и обусловлена такой важной жанрообразующей характеристикой проповеди, как беседная тональность6, или диалогичность. Естественно при этом, что перестройке подвергаются прежде всего глагольные и местоименные формы. Например, у архим. Иоанна: «Сокрушайтесь, плачьте и рыдайте; смех ваш уже обратился в плач, а радость — в печаль» (68) — ср. Иак 4. 9: «Сокрушайтесь, плачьте и рыдайте; смех ваш да обратится в плач, и радость — в печаль». Замена форм императива индикативными формами прошедшего времени актуализирует слово апостола и меняет смысловую перспективу всего высказывания. У митр. Антония также осуществляется своего рода интериоризация7, при которой благодаря употреблению местоименных форм первого лица исходная сентенция прилагается уже не к апостолу, но к адресанту и адресатам проповеди вместе, как к соборному «мы»: «И как может нас вдохновить и обрадовать и утешить слово апостольское, которое я вчера упоминал, о том, что довольно нам благодати Господней, ибо сила Божия в немощи совершается» (104) (ср. 2 Кор 12. 9). Подобное отношение к цитируемому тексту можно наблюдать, например, в риторических построениях свт. Григория Богослова или в Пандектах Антиоха Черноризца8.
В общецерковной гомилетической традиции весьма значима и экзегетическая составляющая, которую находим как у митр. Антония, так и у архим. Иоанна. При этом митр. Антоний нередко идет по пути оживления внутренней формы слова, например: «В начале шестой главы своего Послания к римлянам апостол Павел говорит, что мы, верующие, крестились со Христом в смерть и восстаем с ним в вечную жизнь. “Крестились” — старое слово, которое значит “погрузились”: с головой ушли, без остатка погрузились в смерть, с тем, чтобы с Ним воскреснуть» (95). обращает на себя внимание характеристика глагола «крестились» как «старого слова», ведь «креститься» в значении ‘стать христианином через Таинство Крещения’ — вполне активная лексема в словаре носителя современного русского языка. Можно предположить, что здесь истолковывается скорее семантика греческого глагола РалтЙОцш, действительно означающего ‘погружаться’.
Еще один пример неявного соотнесения цитируемого текста с греческим первоисточником присутствует в следующем чтении: «.которые (христиане. — М. Н.) будут сращены с Ним, как ветка сращена с деревом» (230) — ср. Рим 6. 5: «Ибо если мы соединены с Ним.», в греческом о^цфитоь — ‘сросшиеся’. Владыка возвращает нас к первоначальному образу послания, который уже практически потерян как в русской, так и в церковнославянской версии текста (в по-
5 Об этом см.: Топоров В. Н. Об одном архаичном индоевропейском элементе в древнерусской духовной культуре — *£У^ // Языки культуры и проблемы переводимости. М.: Наука, 1987. С. 184-252.
6 Подробнее об этом см.: Ицкович Т. В. Православная проповедь как тип текста: Дис. ... канд. филол. наук. Екатеринбург, 2007.
7 Данное понятие раскрывается в работе: Хондзинский П., свящ. О богословии гимнографических форм // Журнал Московской Патриархии. 2001. № 12. С. 66-82.
8 См.: Новак М. О. О цитировании Апостола в древнеславянских произведениях торжественного красноречия.; Она же. Цитирование Апостола в Пандектах Антиоха.
следней находим чтение со^врлзни с вариантом-калькой снлслждени). Не менее отчетливо и своеобразно подобное герменевтическое отношение к слову проявляется при перифрастическом цитировании Рим 8. 26: «Апостол Павел нам говорит о том, что Святой Дух в нашем же собственном сердце стонет с нами, в нашем же собственном сердце произносит слова молитвы» (162-163). Употребление глагола «стонет» представляет собой отклик на греческую именную форму от£УауцоТс; ‘воздыханиями, стенаниями’, присутствующую в указанном апостольском чтении.
Экзегетическое начало в проповедях архим. Иоанна зиждется не на филологических, но на богословских основаниях: «Он (диавол. — М. Н.) сеет малое и выращивает малое в большое. И это называется “тайной беззакония”. И тайна беззакония восходит от силы в силу именно потому, что вконец ослабело наше сопротивление ей, оскудело наше понятие о ней» (192-193). В данном случае истолковывается чтение 2 Фес 2. 7: «Ибо тайна беззакония уже в действии». У апостола речь идет о тайне будущего воцарения антихриста, тогда как наш проповедник прилагает выражение «тайна беззакония» к духовной жизни вообще, исходя из опыта аскетики, а именно из положения о том, что оставленные без внимания малые грехи неизбежно влекут за собой более серьезные прегрешения. Таким образом, мы вновь сталкиваемся с нетривиальным переосмыслением исходного текста.
Особого внимания в рассматриваемых проповедях заслуживают топосы, т. е. повторяющиеся темы или цитаты. Их наличие является одним из основных факторов, формирующих идиостиль митр. Антония. Среди топосов можно назвать следующие: «мера полного возраста Христова» (ср. Еф 4. 13: «.доколе все придем в единство веры. в меру полного возраста Христова»), «причастники Божественной природы» (ср. 2 Пет 1. 4: «.дабы вы через них соделались причастниками Божеского естества»), «имя Христово хулится из-за верующих» (ср. Рим 2. 24 «Ибо ради вас, как написано, имя Божие хулится у язычников», с параллелями в Ис 52. 5, Иез 36. 20), «Дух сыновства» (ср. Рим 8. 15: «...вы не приняли духа рабства. но приняли Духа усыновления»), «несебялюбивая любовь» (тема 1 Кор 13), «быть храмами Св. Духа» (ср. 1 Кор 6. 19: «.тела ваши суть храм живущего в вас Святаго Духа»), «носить мертвость Господа» (ср. 2 Кор 4. 10: «Всегда носим в теле мертвость Господа Иисуса, чтобы и жизнь Иисусова открылась в теле нашем»), «принимать друг друга, как Христос принял нас» (ср. Рим 15. 7: «Посему принимайте друг друга, как и Христос принял вас во славу Божию»). Эти топосы формируют смысловые узлы, определяющие пафос проповедей митр. Антония, подобно «апостолу любви» неизменно свидетельствовавшего о величии замысла Божия о человеке и призывавшего своих слушателей и читателей к серьезным духовным усилиям. Подобную картину мы можем наблюдать, к примеру, в «Словах» свт. Григория Богослова, переведенных на древнеславянский язык еще в XI столетии; там наиболее значимыми оказываются темы непостижимости промысла Божия, Церкви как тела Христова, преодоления разрыва человека с Богом во Христе, священнического служения и др.9
9 См.: Новак М. О. О цитировании Апостола в древнеславянских произведениях торжественного красноречия. С. 87.
Излюбленный топос митр. Антония — «сила в немощи», из 2 Кор 12. 9: «Но [Господь] сказал мне: “довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи”. И потому я гораздо охотнее буду хвалиться своими немощами, чтобы обитала во мне сила Христова». Эта цитата в том или ином виде встречается девять раз, тогда как остальные повторяются от двух до четырех раз (при общем числе выявленных цитат, равном 57). С данной темой нередко переплетается и вторая любимая тема владыки, восходящая к чтению Флп 4. 13: «Все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе».
Внешний словесный облик топоса «сила в немощи» варьируется от употребления к употреблению, и эта вариантность особенно выразительно показывает общие риторические приемы митр. Антония — контаминацию из разных цитат, синтаксическое преобразование цитаты, интериоризацию, привнесение новой лексики и вообще нового содержания в исходный текст. Приведем несколько примеров: «А если кто сомневается, что хватит сил, вспомните, что Господь ответил апостолу Павлу, который просил о силе: “Довольно тебе благодати Моей, — сила Моя в немощи совершается.” И Павел продолжает, говоря: “И потому буду радоваться только на мою немощь, потому что все мне возможно в укрепляющем меня Господе Иисусе Христе!”» (102); «Господь сказал апостолу Павлу, который просил о силе: “Довольно тебе Моей благодати, Моя сила в немощи совершается.” И апостол Павел восклицает: “И поэтому буду хвалиться я только немощью своей, чтобы все во мне было силой Христовой!”» (188-189); «.и тогда совершится над нами то, что о чем Господь сказал апостолу Павлу, просившему силы и крепости: “Довлеет тебе Моя благодать, Моя сила в немощи совершается”.» (201); «Человеческими силами этого не сделать, но Господь сказал апостолу Павлу: “Довольно тебе Моей благодати, Моя сила в немощи совершается”. И в другом месте Павел говорит: “Все мне возможно о укрепляющем меня Господе Иисусе Христе”.» (226); «Апостол Павел, видя, что ему надлежит совершить на земле, обратился к Богу с мольбой о силе, и Христом ему ответил: “Довольно тебе благодати Моей, сила Моя в немощи твоей проявляется”.» (241).
Топика проповедей архим. Иоанна, как и в случаях с контаминацией цитат, воплощается не в пространных сентенциях, а в кратких формулах: «тайна беззакония» (2 Фес 2. 7) , «плоды Духа» (Гал 5. 22), «лжеименный разум» (1 Тим 6. 20), «Христос во веки Тот же» (Евр 13. 8), «дух лестчий» (1 Ин 4. 2), «противостать ди-аволу» (Иак 4. 7). Повторяются в его проповедях и отдельные стихи из 1 Кор 13. Перечисленные топосы также определяют наиболее важные для проповедника мотивы духовной бдительности (различения духов), борьбы человека с исконным врагом, любви как закона жизни во Христе.
Наконец, обратимся к вопросу о функционировании церковнославянизмов в исследуемых проповедях. Митр. Антоний употребляет славянскую лексику редко и порой поясняет ее: «.Бог тихий, Тот Бог, Который пришел на землю, приняв зрак (т. е. образ) раба для того, чтобы быть слугой всех.» (111), ср. Флп 2. 7: зрлкь рлвл пршмь. Однако отдельные словоформы, восходящие к славянской версии Апостола, вводятся им без комментариев, как вполне понятные в рамках того или иного контекста, например: «.и тогда совершится над нами то,
что о чем Господь сказал апостолу Павлу, просившему силы и крепости: “Довлеет тебе Моя благодать, Моя сила в немощи совершается”.» (201).
Архим. Иоанн обращается к славянскому тексту чаще, например: «По заповеди апостола Павла: “Еретика человека по первом и втором наказании от-рицайся, ведый, яко развратися таковый, и согрешает, и самоосужден”» (331) (ср. Тит 3. 10). Гораздо шире, чем развернутые цитаты, в его проповедях представлены отдельные славянские формулы: «лжеименный разум» (1 Тим 6. 20; русск. «лжеименное знание»), «рыкать, аки лев» (1 Пет 5. 8; русск. «как рыкающий лев») «срамно глаголати» (Еф 5. 12; русск. «стыдно говорить»), «дух лест-чий» (1 Ин 4. 2, 4. 6; русск. «дух заблуждения») и т. п. Показательно, что эти церковнославянские элементы никак не отмечены как «чужие» — напротив, они органично встроены в собственную речь архим. Иоанна: «Римская церковь, отвергнув Духа Божия, приняла духа лестча» (332); «.или дух лестчий и в нас имеет свою часть?» (357); «А тот враг, что посеял страшные плевелы злобы и гордыню лжеименного разума. любуется плодами дел своих» (194); «И эти злые корни суть дела плотские, о которых срамно и глаголати» (140); «.и в страшной ярости сошел он (диавол. — М. Н.) на землю, чтобы ходить по ней, обитать на ней и рыкать, аки лев, ища, кого поглотить» (189). Такие маркированные формы придают речи особый статус и соотносят ее с языком богослужения и с литургическими чтениями Апостола, а также создают идиостиль проповедей архим. Иоанна. Особого внимания заслуживает следующий случай: «Мы получили от Христа Спасителя нашего не учение только, но саму жизнь — жизнь не по стихиям мира сего.» (351) — ср. Кол 2. 8: «Смотрите, братия, чтобы кто не увлек вас философиею и пустым обольщением, по преданию человеческому, по стихиям мира, а не по Христу». Выражение «мира сего» восходит к древнейшей кирилло-мефодиевской версии перевода Нового Завета (ср. мирл сего / сего мирл в Слепчен-ском, Охридском, Христинопольском списках Апостола XII в., Шишатовацком списке 1324 г., ряде других рукописных источников, а также в первопечатном Апостоле 1564 г. и Острожской Библии 1580-1581 гг.10). Принятый в настоящее время церковнославянский текст следует греческому, в котором указательное местоимение отсутствует, соответственно: по ст['х[лмь м1рл — хат& т& оттх^Та тои кбоцои. Можно предположить, что чтение ранней редакции Апостола, унаследованное ранними печатными версиями, возникло по аналогии с теми контекстами в Посланиях, где форма той кбоцои сопровождается местоимением тойтои (Иак 2. 5, 1 Кор 3. 19, 1 Кор 5. 10, 1 Кор 7. 31, Еф 2. 2). Нельзя исключать и возможного варианта текста в Кол 2. 8, содержавшего местоимение. Что касается словоупотребления нашего проповедника, оно также может быть обусловлено устойчивостью словосочетания мирл сего в церковнославянском корпусе Посланий; наличие местоименной формы позволяет более отчетливо выразить враждебность секулярного <^ра» духовному началу.
Итак, рассмотрение проповедей митр. Антония (Блума) и архим. Иоанна (Крестьянкина) в аспекте наследования древней традиции цитирования Св. Писания показало следующее. Оба проповедника используют практиче-
10 Христова-Шомова И. Служебният Апостол в славянската ръкописна традиция. София, 2004. С. 313.
ски весь «арсенал» славяно-византийской церковной риторики, предусматривающей как точное цитирование, так и разнохарактерную трансформацию исходного текста с предпочтением последней. В проповедях митр. Антония и архим. Иоанна реализуются такие приемы цитирования, как смысловое и грамматическое преобразование исходного текста, перифрастическое изложение апостольской сентенции, контаминация цитат, аллюзивное цитирование, толкование, использование кратких формул источника. Современную проповедь сближает с древней апелляция к слову апостола как произносимому, а не написанному, а также случаи неточной атрибуции цитат. Вместе с тем анализ выявил индивидуальные предпочтения проповедников: если митр. Антоний склонен к воспроизведению пространных фрагментов, сопровождаемых указанием на источник, то архим. Иоанн, напротив, предпочитает использовать краткие формулы исходного текста, не маркируя их при этом как чужое слово. Различной оказывается и степень присутствия церковнославянизмов в исследованных проповедях: архим. Иоанн гораздо активнее «работает» со славянской версией Апостола, тогда как у митр. Антония славянские формы крайне редки и сопровождаются комментарием-переводом. Последнее обстоятельство может быть связано с тем, что митр. Антоний осуществлял свое служение в Великобритании, где церковнославянский язык не столь «тотален» в богослужении, как в России, и его влияние на русскоязычную проповедь не столь велико.
Ключевые слова: русская церковная проповедь, Апостол, приемы цитирования.
Quoting the Acts and Epistles of the Apostles in Russian Church Sermons from Second Half of XX century: a Turn to Tradition
Maria O. Novak
The article focuses on characteristics of quoting the Acts and Epistles ofthe Apostles taking as a material of research the sermons of Anthony (Bloom) the Metropolitan of Sourozh and Rev. John (Krest’yankin), and proves that they strictly succeed to the rhetorical tradition fixed in original and translated Old Church Slavonic texts from XI—XIII centuries. The presence of Church Slavonic elements in sermons and their individual features are also discussed.
Keywords: Russian church sermon, Acts and Epistles of Apostles, ways of quoting.