CC BY
312
КУЛЬТУРА И ЦИВИЛИЗАЦИЯ
39. Konurbaev, E.M. Tembral’naia organizatsiia angliiskoi rechi (na material Biblii Korolia Iakova) [The timbral structure of English speech (case study: The King James Version (KJV)]. Dissertatsiia kandidata filologicheskikh nauk [A Candidate of Philology’s thesis]. Moscow, 1993.
40. Niccolo diBernardo deiMachiavelli. Gosudar’ [The Prince]. Moscow: Planeta Publ., 1990.
41. Abu ‘Ali Ahmad ibn Muhammad ibn Ya’qub Ibn Miskawayh. Traktat o prirode spravedlivosti [Refinement of Morals/ Ethical Instruction]. Moscow: Nauka Publ., 2000. pp. 286—300. http://smirnov.iph.ras.ru/local/miskadlp.pdf (Accessed on June 13, 2014).
42. Naumkin, V.V. Uchenie “o kabs” v proizvedenii al’-Gazali “Vbskreshenie nauk o vere” [Al-Ghazali’s doctrine of the Revival of Religious Sciences]. Islam i musul’mane, kul’tura i politika [Islam and the Muslims: culture and politics]. Moscow-N.Novgorov, 2008 pp. 9—17.
43. Ozhegov, S.I. Slovar’ russkogo iazyka [A dictionary of the Russian Language]. Moscow: Rus.Iaz. Publ., 1991, 917 p.
44. Otchet o rabote sankt-peterburgskogo filiala instituta vostokovedeniia RAN (v protsesse reorganizatsii v Institut vostochnykh rukopisei PAN) v 2007 godu [A 2007 report on the performance of the St-Petersburg campus of the Institute of Oriental Studies of the Russian Academy of Sciences (currently restructured: The Institute of Oriental Manuscripts (IOM) of the Russian Academy of Sciences (RAS)].
45. Plato. Gosugarstvo [The state]. Moscow: Nauka Publ., 2005. 576 p.
46. Smirnov, A.V. Rosiia kak musul’manskii mir: inakovost’ kak problema [Russia as a Muslim space: otherness as a problem]. Moscow, 2010. 528 p.
47. Desiderius Erasmus Roterodamus. Vbspitanie khritianskogo gosudaria [Education of a Christian Prince]. Moscow: Mysl’ Publ., 2010, 366 c.
48. Andil’din, ZhA. Sotsial’nye, eticheskie i esteticheskie vzgliady Al’-Farabi [Al-Farabi’s social, ethical and aesthetic views]. Alma-Ata: Nauka Khazakhskoi SSR Publ., 1984., 176 p.
49. Ushakov, D.N. Bol’shoi tolkovyi slovar’ sovremennogo russkogo iazyka [Comprehensive thesaurus of modern Russian]. Moscow: Russkie slovai Publ., 1994. 844 p.
50. Frege, Friedrich Ludwig Gottlob. Smysl i znachenie [On sense and reference]. Moscow: Aspekt-Press Publ., 2000. pp. 230—246.
51. Frolova, EA. Arabskaia filosofiia: proshloe i nastoiashchee [Arabic philosophy: the past and the present]. Moscow, 2010.
52. Louist, H.G. Ghazali Politics. Tehran, 1354/1975. T. 1. P. 202.
53. Khismatulin, A.A. Nekotorye problemi sovremennykh perevodov sochinenii al’-Gazali na russkii iazyk [On translation challenges: translating Abu Hamid Muhammad ibn Muhammad al-Ghazali’s works into Russian]. St.-Petersburg: Peterburgskoe vostokovedenie Publ., 2007.
54. Shamolov, A.A. Filosofsko-teologicheskie vozzreniia Gazali [Al-Ghazali’s philosophical and theological outlook]. Dissertatsiia doktora filosofskikh nauk [A Doctor of Philosophy’s theasis]. Dushanbe, 2003. 379 p.
55. Shindraf, B.Ia. Obraznaia sistema arabskoi klassicheskoi literatury: VII—XII vv. [Imagery in Arabic classical literature: 7th-12th centuries]. Moscow: Nauka Publ., 1974. 252 p.
56. Schleiermacher, Friedrich Daniel Ernst. Germenevtika [The Hermeneutics]. St.-Petersburg: Evropeiskii Dom Publ., 2004. 242 p.
УДК 18
ПРИЧИНЫ УТРАТЫ ЖЕНСТВЕННОСТИ ГЕРОИНЕЙ АНТИЧНЫХ ТРАГЕДИЙ МЕДЕЕЙ И ЭТИЧЕСКАЯ ОЦЕНКА ДАННОГО ЯВЛЕНИЯ
Иванова Ирина Сергеевна, кандидат философских наук,
доцент колледжа Московского финансово-юридического университета, Lesnaya10@yandex.ru, Российская Федерация
Статья посвящена поиску причин утраты женственности героинями с комплексом Медеи. Автор рассматривает различные вариации сюжета о женщине, мстящей мужу за предательство, в мифе, трагедиях Еврипида, Ж. Ануя, постановке Ю. Любимова в театре на Таганке, в ТЮЗе.
68
научный журнал СЕРВИС PLUS Том 8. 2014 / № 3
Причины утраты женственности героиней античных трагедий Медеей...
Показано, что в мифе месть Медеи мужчине за предательство возвышенна и освящена Ге-лиосом. В творении Еврипида, созданном при патриархате, отношение автора трагедии «Медея» к героине меняется: он сочувствует героине, включая в действие монолог Медеи, обращенный к подругам, но и осуждает убийство Медеей детей через голос хора. Образ героини еще возвышен и вызывает сочувствие. Ю. Любимов берет за основу трагедию Еврипида, но делает намек на то, что трагедия Медеи происходит и в наши дни. В постановке Камы Гинкаса акцент сделан не на светлых подвигах любви Медеи, а на ее злодействах. Автор статьи считает, что изменение трактовки образа Медеи связано с переменой времени и культурных ценностей. Восприятие Медеи как неженственного существа автор связывает с победой патриархата и христианской религией. Автор выражает свое согласие с религиозным учением христиан и делает вывод, что сегодня тип Медеи надо признать отрицательным примером, показывающим, что месть, убийство, отсутствие материнского долга несовместимы с понятием женственности. Автор доказывает актуальность выявления комплекса Медеи в современном мире и борьбы за его правильную этическую и эстетическую оценки.
Ключевые слова: комплекс Медеи, несправедливость, женственность, месть, возмездие, смена
культур, христианские ценности, смирение
Тема данной работы соответствует цели — определить причины утраты женственности героиней античной трагедии и дать этическую оценку данного явления. В первой части предметом нашего исследования будет образ Медеи в художественной литературе: мифе, трагедии Еврипида «Медея», постановке Ю. Любимова в театре на Таганке (Медею играла Любовь Селютина, роль Ясона исполнял Александр Трофимов, Креонта играл Валерий Золотухин) и интерпретации в ТЮЗе (режиссер Кама Гинкас, Медея — Екатерина Карпушина, Ясон — Игорь Гордин, Креонт — Игорь Ясулович), а также стихах современных поэтов И. Лесной-Ивановой и Т. Корзо. Мы выбрали наиболее известных авторов, хотя тема Медеи была основой очень многих произведений. «Медея — действующее лицо трагедий Софокла «Колхидянки»» (фр. 337— 346 Радт), «Скифы» (фр. 546—549 Радт), «Зе-льекопы» (фр. 534—536 Радт, описано приготовление ядовитых трав), Еврипида «Медея» и «Эгей» и Сенеки «Медея» [3]. В древности на тему этого мифа были также созданы произведения: Акций («Медея, или Аргонавты»), Энний («Медея-изгнанница»), Диоген Синопский, Неофрон Сикионский, Антифрон, Кар-кин Младший писали трагедию под названием «Медея». Темы Медеи касался Овидий, сочинивший письмо Медеи Ясону. Интересно, что Эпихарм, Ринфон и еще семь авторов написали на данную тему комедии, а не трагедии. В период классицизма появляется трагедия Корнеля «Медея» (1635). Всплеск интереса
к трагедии Медеи приходится на конец XVIII— XIX вв. Жозе Антониу да Силва, пьеса «Чары Медеи» (1735), Дж. Б. Никколини — трагедия «Медея» (1825). Уильям Моррис — поэма «Жизнь и смерть Ясона» (1867), Ф.М. Клингер — драмы «Медея в Коринфе» (1786) и «Медея на Кавказе» (1791) Франц Грильпарцер — пьеса «Золотое руно» (1822). Мы не ставим целью перечислить и проанализировать всю литературу о Медее в одной статье. Образ Медеи интересовал не только писателей, но кинорежиссеров. В фильме П.П. Пазолини «Медея» (1969) главную героиню сыграла Мария Каллас. Интересно, что по роду деятельности это была оперная певица, и роль Медеи — это ее единственное появление в кино, благодаря которому М. Каллас навсегда вошла в историю кинематографа. Фильм поставлен в духе Еврипида. Хотя в XX в. и в кино, и в литературе появились достаточно вольные трактовки мифа о Медее. В 1968 г. появился фильм отца Джо Дассена, Жюля Дассена «Мечта о страсти», в котором роль Медеи сыграла артистка Мария Амалия Меркури, впоследствии ставшая министром культуры Греции. Интересно, что режиссером одного из фильмов на эту тему была и женщина. Так, в 2009 г. появился фильм Натальи Кузнецовой, в роли Медеи — Лилиан Наврозашвили. Образ нашел свое воплощение и в скульптуре. В Пицунде скульптор Мераб Бердзенишвили изобразил героиню мифа, у ног которой играют еще не убитые ею дети. В литературе XX в. наиболее известна драма Жана Ануя «Медея» (1946). Постановка
69
КУЛЬТУРА И ЦИВИЛИЗАЦИЯ
«Медеи» произвела большое впечатление на философа и писателя А. Камю, который сочувствовал жене Ясона, покинувшей родину ради любимого, чувствовавшей себя чужой на земле Коринфа. Камю тоже ощущал свою чужеродность в мире: «Какое горе — человек без города». «О, сделайте, чтоб не был он без города, — говорит хор. — Я без города». В состоянии отчуждения человек не может полно раскрыть себя так, чтобы это благотворно сказывалось на других личностях, он напряжен, всегда настороже, всегда готов к борьбе с теми, кому не понять его души [6].
О том, что жизненная ситуация героини древнего мифа и античной трагедии актуальна и сегодня, говорят и факты успешных постановок произведений о Медее (например, в 1995 г. на Международном театральном фестивале в Афинах трагедия «Медея», поставленная под руководством Ю. Любимова, завоевала приз зрительских симпатий), и многочисленные стихи о Медее в лирике современных поэтов. Увы, осталась актуальна сама ситуация, когда разводов, в том числе на почве мужских измен, становится все больше. Статистика говорит, что сегодня «число разводов в РФ составляет половину от числа заключенных браков, то есть каждый второй брак расторгается. Так, в 2012 году на 1 213 616 браков пришлось 641 981 разводов» [13]. При этом в зарубежных странах разведенная женщина может рассчитывать на помощь мужчины в обеспечении и воспитании детей. Обобщая статистические данные, можно сказать, что брошенным отцом детям почти во всех крупных странах полагается в среднем €300 алиментов, а в некоторых странах муж содержит жену до тех пор, пока она не найдет работу. Например, муж в Германии после расторжения брака может содержать свою бывшую супругу, если она временно не работает [15]. Но статистика не учитывает тайные душевные страдания многих женщин, которым, в отличие от Медеи, удается сохранить любовь и семью. Сегодня среди психиатров есть выражение «комплекс Медеи», который применяется к разведенным или просто брошенным женщинам-матерям, стремящимся выместить обиду на мужчину на детях, причиняя им боль душевную, физическую и даже убивая своих детей, подобно этой жительнице древнего мира. 30 марта 2011 г. в РИА Новостях писали: «Более 100 новорожденных в России в 2011 г. были убиты собственными
«матерями», — заявил журналистам в пятницу уполномоченный при президенте РФ по правам ребенка Павел Астахов» (Lib: [сайт] URL: http://ria.ru/society/20120330/610301539. html#ixzz2aGr4eoSQ). А вот данные из статьи «Матери-детоубийцы — норма матриархата» (1993). Из 1500 убитых детей 1170 убито своими матерями» [14].
Великий философ и исследователь трагедии Г.В.Ф. Гегель говорил, что особенность трагического героя состоит в том, что его проблема затрагивает всех. Почти всех женщин задевает ситуация Медеи, в которой еще полная сил для жизни и любви женщина сталкивается с реальной более успешной молодой соперницей или угрозой ее появления и вынуждена отреагировать на ее появление вместо того, чтобы заниматься воспитанием детей, своим развитием, обучением, потому что в период войны люди бывают вынуждены бросить все мирные дела, благодаря которым развивалась и процветала их жизнь, чтобы она не окончилась с вторжением захватчиков. Почти всех мужчин, изменивших или столкнувшихся с искушением изменить жене, заставляет задуматься поведение Медеи и ситуация Ясона.
Кроме того, актуальны не только указанные темы, тема возможности восстановления или же зарождения матриархата, как мы увидим далее, неразрывно связана с образом Медеи. Мы постарались быть точными в выражении, поскольку если ранее большинство ученых разделяло точку зрения И.Я. Баховена, изложенную в работе «Материнское право», что матриархат предшествовал патриархату, то теперь все чаще оспаривают идею возможности матриархата в древности. Известен, например, труд «Матриархат: новый взгляд на старую проблему», авторами которого являются Х.М. Думанов, А.И. Першиц1. Названные ученые критически рассматривают труды «Материнское право» (1861) И.Я. Бахофена и «Древнее общество» (1877) Л.Г. Моргана. Эти ученые подчеркнули, что они находятся в оппозиции к официально принятой в бывшем СССР истории: «Исторический приоритет матриархата был канонизирован не только Ф. Энгельсом, но и В.И. Лениным в «Лекции о го-
1 Першиц Абрам Исакович — доктор исторических наук, Думанов Хасан Мухтарович — доктор исторических наук, директор Кабардино-балкарского научного центра РАН.
70
научный журнал СЕРВИС PLUS Том 8. 2014 / № 3
Причины утраты женственности героиней античных трагедий Медеей...
сударстве» и И.В. Сталиным в гл. 4 «Краткого курса». Матриархальную догму продолжали развивать адыговеды Е.С. Зевакин и Э.Л. Код-жесау, осетиноведы В.И. Абаев, A.X. Магометов, Б.А. Калоев, А.Х. Чочиев, армяноведы
С.Д. Лисициан, Э.Т. Карапетян, А.Е. Тер-Саркисянц, абхазовед Ш.Х. Салакая и другие.» Х.М. Думанов и А.И. Першиц согласны с тем, что в первобытном обществе было разделение труда между мужчинами и женщинами, но не согласны с тем, что из этого может следовать матриархат. Они не возражают против того, что были материнские семьи, материнская линия рода, но не согласны с тем, что это есть доказательство того, что женщина стояла у власти. Указанные исследователи говорят, что в материнских семьях у власти стояли братья женщины. Исследуя так называемые свидетельства о матриархате, ученые задаются вопросом о том, что имели при так называемом строе женщины: почет, уважение, влияние или реальную власть? Х.М. Думанов и А.И. Першиц делают вывод, что «матриархат не был временем господства женщин, матриархатом в собственном смысле этого слова» [16]. Исследователи задаются вопросом, наступит ли матриархат в будущем, и отрицают его возможность. Хотя в статье приводятся факты, по-другому интерпретируя которые можно доказывать и утверждать обратное. Если частично встать на точку зрения авторов последней работы, а именно принять мысль, что матриархата как общественной, статусной власти женщин не было, то возможно говорить об идее появления, а не возрождения матриархата. Тема сама по себе очень интересна и заслуживает отдельного рассмотрения, тем более что есть срединная точка зрения, предполагающая, что матриархат предшествовал патриархату не везде, а там, где племена были оседлыми и занимались собирательством, а также среди амазонок, поскольку там младенцев мужского пола просто истребляли (этой точки зрения придерживается автор статьи), кроме того есть идея, что в древности в некоторых племенах правление было все-таки совместным. Подробной срединной точки зрения придерживается и автор данной работы, доказательства приводились в статье И.С. Ивановой «Мифы о влиянии женщины на зарождение, развитие и структуру общества»2. Сейчас для нас эта тема периферийна, хотя позже мы увидим из текста
2 Сервис plus. 2012. № 1.
Еврипида, что Медея восстает не только против Ясона, но и против всего строя, при котором мужчины, господствуя над женщинами, не дают им главного — любви и стабильности. Центральной линией разбора для нас является образ Медеи и его оценка с позиций женственности и этики.
Первоначально данная героиня предстает перед нами в мифе. Можно сказать, что миф не только объясняет что-либо, но и являет отчасти образ жизни человека и общества в определенную эпоху. В мифе о Медее героиня наделена сверхъестественной властью изначально: она колдунья. Колдунья отличается от феи, даже в современном бытовом понимании (которое мы не будем путать с научным знанием), как служанка Бога от слуги Дьявола. В бытовом понятии Фея несет помощь человеку, доброжелательность, все то, что укрепляет и взращивает жизнь, а колдунья может нести и созидание, и разрушение. Добрая фея женственна и по форме, и по содержанию, а колдунья — часто только по внешней форме, если она принимает облик молодой, красивой и доброй девушки или женщины. По воле богинь Геры и Афродиты колдунья Медея на какое-то время превращается в добрую фею, поскольку свыше ей посылается любовь к Ясону, благодаря которой Медея и оказывает чудотворную помощь герою. В этот момент она прекрасна и женственна, как всякая любящая женщина, творящая добро для любимого мужчины. Вероятно, по замыслу Богинь, миссия Медеи на этом должна была закончиться, но семя любви, зароненное в сердце Медеи, дало неожиданно большие входы: она не только помогает Ясону, но и пытается продлить свою миссию женщины, влияющей на судьбу Ясона дальше, став его невестой, а затем женой, а также убийцей Пелия. Причем с каждым жестоким поступком, который, увы, оказывается продиктован позицией борьбы за счастье с любимым мужчиной, героиня теряет свою женственность. Апофеозом потери женственности является убийство Медеей своих детей. Можно предположить, что и в мифе, и в трагедии Еврипида этот шаг, как и другие жестокие поступки Медеи, продиктован желанием обиженной женщины поставить на место зарвавшегося мужчину, наказать его лишением даров потомства, любви, семьи, подчеркнуть, что без любящей женщины он никто. В трагедии Еврипида деторождение представлено
71
КУЛЬТУРА И ЦИВИЛИЗАЦИЯ
как подвиг женщины, причем не уступающий мужским подвигам на войне [5, с. 18]:
Три раза под щитом охотнее стояла б я, чем раз один родить.
Но сама Медея чувствует, что ее подвиги не оплачены не потому, что не замечены, а потому, что она женщина, потому что таково положение женщины как представительницы своего пола [5, с. 18]:
Нас, женщин, нет несчастней. За мужей
Мы платим — и недешево. А купишь,
Так тебе хозяин, а не раб...
Приведенный отрывок позволяет предположить, что Медея в своей ситуации видит типичное для положения женщины бесправие. Ясон для нее — не только предавший муж, худший из всех, кто когда-либо рождался на земле, но и олицетворение несправедливого уклада, в котором обыкновенная, не наделенная сверхъестественными, сверхчеловеческими способностями женщина бессильна перед властью и, увы, произволом мужчины. Из текста видно, что мотив убийства детей у Еврипида — это, прежде всего, месть Ясону, который оказался недостойным продолжения своего рода: «Муж у меня последний из людей» [5, с. 19]. Но если посмотреть на это событие глазами сторонников матриархата, то здесь мы видим продолжение материнского права: женщина выбирает мужчину для семейной жизни и деторождения, она же выгоняет несостоятельного мужа из семьи. Логически рассуждая, можно сказать, что при таком положении дел женщина имеет права лишить потомства того, в ком она разочаровалась как в мужчине, достойном женской любви и продолжении рода. В контексте системы матриархата вся месть Медеи больше, чем просто месть обиженной до смерти души женщины когда-то любимому мужчине. Это символ восстановления справедливости, бунт против ненормально жестоких условий жизни, не позволяющих женщине осуществить свою истинную миссию, это наказание мужчине, явное указание на то, что его судьбу вершит женщина, обладающая, в отличие от своего избранника, сверхъестественными силами и возможностями, великая как в любви, так и в гневе. Она возводит на вершину, она же и низвергает того, кто проявил неуважение, нарушил
закон любви и верности, в пропасть. В мифе это подчеркнуто на уровне образной системы. Как уже говорилось, Медея не просто царская дочь, а внучка Гелиоса, колдунья. Но месть Медеи, которая в дохристианские времена не осуждалась как неэтичный поступок, в мифе предстает страшно и величественно. Мы видим некое изложение фактов, а в конце Медею, правящую колесницей, запряженной крылатыми драконами, летящими над землей, где, по словам лермонтовского Демона, люди не способны на бесстрашную ненависть и любовь, где саму их любовь и страсть можно сравнить с чем-то маленьким и жалким, потому что достаточно разлуки или появления более красивого объекта противоположного пола, а часто даже просто нового объекта, какой-нибудь мечты, встающей на пути у любви, например, в нашем случае мечты Ясона не оставаться мужем варварской царевны и породниться с более высоким родом, и любовь оказывается предана, забыта, объявлена тем, чего и вовсе не было. Человеку, чтобы устоять против разнообразных искушений, надо хотя бы стремиться либо к святости, либо к богочеловечеству, либо к образу сверхчеловека. Известно, например, что пророк Мухаммед при жизни жены не изменял ей, но, быть может, и в этом аспекте проявлялось его великое божественное начало.
Итак, в мифе читателя ставят перед фактическим изложением событий, а Медею изображают как явление сверхъестественное и возвышенное, почти наравне с богинями, вершащими судьбы людей. Мы думаем, что здесь нашли место если не отголоски матриархата, то, во всяком случае, феномены поклонения древних людей женщине, представления о ней, как о неосвоенном человеком явлении возвышенного порядка. Ключевые образы и события, выражающие идею судьбоносности женской власти, — это полет Медеи над землей в колеснице, запряженной драконами, бесславная и унизительная смерть одинокого Ясона под обломками своего корабля, вызывающая более мысль о справедливом возмездии, наказании, нежели сочувствие. Женственность, сверхъестественность и власть, право женщины вершить судьбы в мифе еще не разделены. Ученые утверждают, что «такие черты образа Медеи, как ее способность оживлять мертвых, летать по небесам и т. д., позволяют предположить, что первоначально она почиталась как богиня. Вероятно, в ее образе слились следу-
72
научный журнал СЕРВИС PLUS Том 8. 2014 / № 3
Причины утраты женственности героиней античных трагедий Медеей...
ющие черты: почитавшейся в Колхиде солнечной богини колдуньи фессалийских сказок (Иолк, Фессалия — родина Ясона и центр рассказов о нем), героини коринфского эпоса, в котором Медея и ее отец Ээт считались выходцами из Коринфа» [3].
Существует миф, но есть также и множество подходов к трактовке мифов в ходе развития мировой герменевтики. Особенности подхода к пониманию мифа в каждый исторический период развития человечества представлены в книге В.М. Найдыша «Мифология». Касался этой темы и А.Ф. Лосев в книге «История античной эстетики». Крупнейший исследователь античного мира указывает, что у Гомера миф понимается как приказ, распоряжение, угроза. Нас интересует слово распоряжение, поскольку оно связывает миф с категорическим императивом И. Канта, говорящим, что максима воли одного может стать всеобщим законом. Гесиод и Платон, по мнению А.Ф. Лосева, воспринимали миф как явление значительное и поучительное. Причем у Платона миф был обращен к будущему, создавал модель грядущего устройства общества. Сам А.Ф. Лосев рассматривал миф как символ, у которого раскрыты не все значения. «Подобно тому, как ученые говорят, что радуга есть отражение солнца, представляющееся разноцветным из-за того, что взгляд обращается на облако, так в данном случае и миф является выражением некоторого смысла, направляющего разум на инобытие» [10, с. 478]. Мы же склонны воспринимать миф как идею. Миф о Медее несет идею того, что женщина не была полноценно вознаграждена за подвиги ни материально, ни морально: Ясон женился на ней из благодарности, поскольку богини не удосужились попросить Эрота послать стрелу любви в его сердце, запрограммировав для Медеи — живого орудия их помощи Ясону — ситуацию пожизненной безответной любви к будущему мужу. Отсутствие любви мужчины в браке сглаживается его вниманием и заботой, может даже не ощущаться, но когда открывается наличие другой женщины, истина предстает в своем самом неприглядном и ужасающем виде и требует компенсации даже не за измену, а за нелюбовь. Несправедливость судьбы — вот что задевает Медею, заставляя ее взывать к мести, которая в сознании обиженной женщины перерастает в акт возмездия. Надо заметить, что месть — это не христианское этическое правило, а первобытное. В христианском мире
с судьбой предполагается смириться, предоставив отмщение и дальнейшую судьбу Богу. В мире же первобытном этика мести предполагала правило талиона: равного нанесения ущерба противнику, а не превышения его в два или три раза, как это сделала Медея, хотя трудно взвешивать что-либо, если речь идет обо всей разрушенной женской судьбе. Идея возмездия и наказания женщиной предателя-муж-чины не оспаривается в мифе. Та же идея присутствует в трагедии Еврипида, ведь его Медея в горе зовет не Афродиту, не Геру, не Аполлона, не Эрота — богов, способных вселить в сердце Ясона любовь к ней и вернуть его. Героиня Еврипида в гневе призывает Фемиду — богиню справедливости: не возращения Ясона, ставшего ненавистным, жаждет она, а восстановления справедливости через месть и наказание. Тот факт, что Ясон поступил с Медеей несправедливо, отмечает и хор, когда желает людям любви, но не добытой ценой украденного брачного ложа и говорит, что Ясон поступил безбожно, и Эгей, который, узнав о поступке мужа Медеи, называет его низким человеком. Но если в мифе факт мести Медеи остается не раскритикованным, то иначе обстоит дело в трагедии Еврипида. Уже Эгей предлагает Медее смирение с судьбой и успокоение в мысли, что человек с низкой душой недостоин внучки Гелиоса. В какой-то мере с позиций с современности это более достойная месть, ведь если женщина может жить без мужчины, вырастить детей одна или найти другого мужчину и создать с ним любовный союз, то это говорит, что бросивший был человеком обыкновенным, отнюдь не солнцем, вокруг которого вращаются все светила и с исчезновением которого гибнет все и вся. Но у Медеи сила ненависти становится равна силе былой любви. Этим она возвышает подлеца и унижает себя, но не осознает этого. Время постановки этой трагедии на сцене Афин — 431 год. Жестокость мести Медеи — убийство ею детей осуждает хор [5 с. 64]:
Ты из камня иль железа, Что свое, жена, рожденье, Плод любимый убиваешь?
Древнегреческий хор — это, по представлению одних исследователей, общественное мнение уважаемых, наиболее разумных граждан, противопоставление стихии чувств разумным решениям, а, по мнению других,—
73
КУЛЬТУРА И ЦИВИЛИЗАЦИЯ
сам голос народа. В любом случае, хор — это общественное мнение. Он очень важен для этической оценки поступков героев, дает возможность посмотреть на них со стороны. Хор в трагедии Еврипида заставляет нас воспринять убийство Медеей детей отдельно от других мстительных действий: убийства невесты Ясона, отказа прощать измену. Размышляя над ним, многие читатели приходят к мысли, что именно здесь Медея убивает и себя как женщину и теряет женственность, главнейшие компоненты которой — это созидание жизни, материнство, забота о физическом и духовном росте детей.
А.Ф. Лосев, разбирая трагедию Еврипида «Медея», делает акцент на изображении древнегреческим автором борьбы между чувством материнства в душе Медеи и страстью, зовущей к отмщению. Крупнейший исследователь античного искусства говорит о том, что «Еврипид раскрывает душу человека, истерзанного внутренней борьбой между долгом и страстью... Драматург приходит к выводу, что страсть часто берет верх над долгом, разрушая человеческую личность» [11]. А.Ф. Лосев рассматривает Медею как человека, который перестал быть личностью. Мы же рассматриваем в данной ситуации Медею как женщину, утратившую женственность. Интересно, что именно размышление над этим поступком привлекало и художников, создававших полотна на тему Медеи: Веронезе, Пуссена, Ванлоо, Гверчино, Г. Моро, А. Фейербаха. «Медея» авторства Альфонса Мухи изображает сцену из одноименного произведения французского поэта Катюля Мендеса. На картине «Медея» Ф. Сэндиса героиня изображена расстроенной красавицей, приготавливающей зелье, возможно, яд для убийства. Вазописец Иксиона изображает, как Медея убивает одного из своих сыновей. На картине художника-романтика Э. Делакруа «Медея собирается убить своих детей» («Медея перед убийством детей») Медея еще королева: на ней корона, но она уже и женщина-дикая, подобная раненому зверю: груди Медеи обнажены, взор ее блуждающий, безрассудный. Героиня (быть может, применительно к культурному современному обществу, точнее будет сказать, антигероиня) движется из света во тьму, влекомая жестокостью, алчным желанием мести и страхом быть застигнутой на месте преступления. Дети ее извиваются, пытаясь вы-
рваться из рук матери, превратившейся в зверя, несущего смерть.
Мысль, что в жестокой мести женщина утрачивает свою женственность навсегда, хорошо прослеживается в стихотворном отклике на трагедию Еврипида у поэтессы Татьяны Корзо, в котором она пишет, что после мести Медея стала не женщиной, а жрицей богини мести.
В стихотворении И. Лесной-Ивановой «Над Еврипидом» мы видим отказ от мести Ясону как явления трагически жестокого и предложения более женственного пути соперничества с новой избранницей любимого мужчины в искусстве любви [8, с. 101]:
Сама уйдет моя соперница, змеей скользнет она в луга.
Разлюбит вдруг моя соперница: мы с ней не будем два врага.
Медею напою снотворными. Трагедий рока не буди.
Уж ночь звенит чадрами черными: усни на любящей груди [9, с. 101].
Именно любовь к Ясону-предателю, из которого искусная женщина делает лишь изменника, измену которого она простит, как только победит, выделяет поэтесса как главное в новой современной Медее [5, с. 18]:
Три раза под щитом охотней бы стояла я, чем раз один родить.
Еврипид делает акцент на светлых истинных подвигах женщины, которые незаслуженно забыты, названы зарвавшимся мужчиной, у которого началось «головокружение от успехов», услугами. Медея представлена как дочь правителя, но не как колдунья и преступница. Симпатии еще на ее стороне: Медея не столько обидчица, сколько обиженная, не столько унижающая, сколько униженная, не столько нарушающая законы, сколько восстанавливающая справедливость, правда, весьма сомнительным путем. Тем не менее, в постановке Ю. Любимова мы видим ее в далеко не женственной одежде: пальто, напоминающее и солдатскую шинель, и моду новорусских на подобные изделия — намек на современных Медей.
Иначе расставлены акценты в спектакле Московского ТЮЗа (авторы: Луций Анней
74
научный журнал СЕРВИС PLUS Том 8. 2014 / № 3
Причины утраты женственности героиней античных трагедий Медеей...
Сенека, Жан Ануй, И. Бродский. Режиссер: Кама Гинкас. Артисты: Екатерина Карпуши-на, Галина Морачева, Игорь Ясулович, Игорь Гордин).
Акцент сделан не на светлых подвигах ради любви: помощи Ясону, рождении и воспитании двоих детей, а на преступлениях, продиктованных страстным желанием быть вместе с возлюбленным: убийстве Медеей Пелия и брата, подстрекательстве к убийству Ясоном соперника. Все это подчеркивается, варьируется, повторяется неоднократно. В текст уже другого автора вводится мотив измены Медеи с молодым пастухом как мотив ее личной вины перед Ясоном, якобы дающий ему право на предательство. Медея осуждена людьми и теми, кто не ждет ее как убийцу, не желает видеть в тех местах, которые эта женщина покинула, и теми, кто видит ее в жалкой роли уже не внучки Гелиоса, а воровки, добывающей себе таким странным образом пропитание. Ясон, хоть и вспоминает, что любил Медею, стыдится ее как недочеловека, объясняет свое предательство не только неожиданной, на много лет запоздалой местью когда-то любимой женщине, но и стремлением отъединиться от ее грехов, очиститься в другом браке, «человеком стать», что напоминает произведение А. Кима «Белка», которое ясно говорит, что через предательство людьми не становятся. Не Медея, а именно Ясон, предавая, еще и пытается наказать свою жертву нравоучениями, втаптыванием в грязь, напоминанием обо всех недостатках с полным сознанием правоты своего неправого и вдвойне жестокого поступка. Вероятно, это апофеоз агонии современного патриархата, ведь, как известно, у многих смертельно больных перед смертью неожиданно возвращаются силы. Какой бессовестный садизм звучит в словах Ясона: «Ты похожа на зверька со вспоротым животом, который дерется, наступая на собственные внутренности, и все же пригибает голову, чтобы ринуться на врага!» [1] Это садизм недочеловека, который борется не на жизнь, а на смерть с тем, кого должен охранять; презрение и показная жалость к тому, кого он сам же довел до такого состояния. Осуждаемая людьми, бывшим и — увы — еще не разлюбленным ею мужем, она начинает видеть себя как злодейку, причем исключительной силы злодейку, желающей подтвердить плохое мнение о себе злодействами доселе неслыханными. Медея говорит Ясону,
желая хоть чем-нибудь еще удивить его, приковать внимание к себе: «Я могу причинять только зло. Медея, которая всегда приносила тебе только позор. Я гордость, эгоизм, распутство, порок, преступление» [1]. Если это не произносится язвительно, как намек на то, что нужно вспомнить нечто противоположное, а в голосе актрисы нет иронии, то все это сгущение красок, одна сторона медали. Все хорошее не упоминается самой спасительницей Ясона.
Первое отличие произведения Ануя от мифа и трагедии Еврипида в том, что подвиги Медеи остаются в тени, а преступления выходят на свет. В мифе, например, неоднократно варьируется мотив неблагодарности Ясона. «За что так жестоко поступил с ней Ясон, с ней, которая спасла его, помогла, усыпив дракона, добыть золотое руно, которая ради его спасения заманила в засаду своего брата, убила ради Ясона Пелия?» [7, с. 284]. Даже убийство здесь выглядит как нечто такое, что произошло не из личной склонности к садизму или корысти и других эгоистических интересов, а то, что случилось ради спасения любимого человека и желания его процветания.
Медея в мифе потрясена несправедливостью Ясона, а Медея Ануя — открытием, что женщина как класс второсортна по отношению к мужчине. Все неудачное, по ее мысли, было связано с любовью, женским, слишком женственным. Сравним «человеческое, слишком человеческое». Эта Медея и любит в себе героиню отрицательную, и стыдится ее. Но еще более Медея Ж. Ануя стыдится своего пола как слабости, неполноценности: «Женщина! Женщина! Сука! Плоть, созданная из комка грязи и мужского ребра! Ошметок мужчины!» [1]. Это второе коренное отличие Медеи французского автора от героини мифа и Медеи Еврипида. В мифе обиженная Ясоном женщина, прежде всего, вспоминает о своем высоком происхождении, которое обязывает к отмщению: «Разве может снести она, дочь царя Колхиды, сына лучезарного Гелиоса, чтобы восторжествовали ее враги, чтобы они издевались над нею?» [7, с. 264]. Эти слова повторяются в мифе неоднократно в разных вариациях.
Медея у Ж. Ануя — личность, у которой с исчезновением любви не исчезают другие ценности, на которые можно опереться, пусть и первобытные, но ценности. Медея французского автора стыдится хорошего в себе, думает ошибочно, что, убив в себе жен-
75
КУЛЬТУРА И ЦИВИЛИЗАЦИЯ
ственность и любовь, сравняется с представителями сильного пола. Здесь эта Медея ошибается так же, как Ясон, думающий, что через предательство женщины, отречение от нее станет новым хорошим человеком. Мотив убийства детей у Медеи Ануя связан у нее не только с местью Ясону, но и с тайным стыдом и за нехорошее в себе, и, напротив, за женственное, любящее. Одно из последних ее обращений к убиваемым детям звучит: «Маленькие хитрые зверьки с человечьими головами!» [1].
О себе бедная женщина говорит, желая отождествить себя с темными силами и тем вырасти и в собственных глазах, и в глазах окружающих, не быть обычной жалкой, покинутой и нищей, и бесправной: «Ночные звери, душители, братья мои и сестры! Медея — такой же зверь, как и вы» [1]. Она не только внутренне не воспринимает себя как правительницу, стоящую выше общества, всегда являющуюся правой, но и явственно обнаруживает свою самую примитивную зависимость от этого общества, стремясь подтвердить дурное о ней мнение дурными поступками. Это не сила, а слабость. Сильный человек задался бы вопросом о том, достойно ли общество, которое плохого о нем мнения, того, чтобы его удивлять чем-либо, растрачивать на такое общество свою энергию и, убивая других, убивать себя. Но Медея не понимает этого. Героиня стремится уже не столько наказать Ясона, сколько подтвердить то, что она и есть злодейка. Уже не правит она колесницей, запряженной драконами, но сама в дракона превращается после череды убийств.
Чтобы подчеркнуть это изменение сущности, артистка надевает костюм дракона. Игра исполнительницы роли Медеи нарочито неженственна: ничего не осталось в ней от величественной царской дочери и внучки Гелиоса. Жесты и мимика вульгарны, сидит Медея чаще всего в позе самой ужаснейшей, отвратительно грубой проститутки, чудовищно пошло расставив ноги; вместе с Ясоном курит на сцене и в основном не рассказывает о себе в печали, поисках сочувствия и справедливости, но громко орет или говорит с кормилицей в грубом приказном тоне, правда, пытаясь приобнять ее, продемонстрировав остатки женской нежности и доброты. Ее попытки вспомнить о любви с Ясоном и удержать любимого мужчину напоминают попытки бандитов удержать в малине своего человека, в итоге Ясон оказывается
не столько наказан, сколько зачарован и восхищен редкостной крутизной характера своей бывшей возлюбленной, которая оказалась всем драконам дракон; злодейкой, до которой далеко не только бабам, но и многим мужикам. Раскрыв рот, он, как загипнотизированный следит за полетом Медеи-драконихи в небо, уверовавший, что объект его былой любви достоин восхищения, а не порицания не всем злодействам вопреки, а даже благодаря именно злодействам. Возвращение к мифу, в котором летящая Медея величественна в осуществленном ею возмездии и безысходном женском горе, происходит, но происходит на таком жутком уровне, что все общество, в котором существуют подобные люди, общество, порождающее подобные явления, кажется больным, утратившим всякие понятия о соотношении добра и зла, о ценности первого и вредоносности второго. Реанимированный миф, превратившийся в реальность, умирает, столкнувшись с современностью и не преобразив ее, а «гибель мифа, по мысли Ф. Ницше — это гибель культуры». Умирает и женственность, и тут надо подвести итог, указав причины исчезновения женственности и условия, в которых, напротив, женственное начало в женщине возрастает и расцветает.
Прежде чем перечислить причины смерти женственности в некоторых женщинах, надо указать различие понимания этого термина в бытовом и в философском смысле. В бытовом смысле женственность и женскость чаще всего синонимы. Женственное — это набор тех качеств, которые делают женщину привлекательной для правильно воспитанного мужчины. В философии же женственность в ее первоначальном, не искаженном никакими неправильными событиями виде — это София, нечто космическое, божественное, Мировая Душа, соединяющая все своей любовью и являющаяся носительницей божьей воли, посредницей между богом и людьми, несущая людям только любовь, добро и свет преображения духовного. Именно так определяет женственность В. Соловьев в работе «Чтения о богочеловечестве», подробно разобранной нами в статье «Судьба мифа о Софии у гностиков и у
В. Соловьева».
Обязательными компонентами философского понятия женственности являются трансцендентность, божественность, добро, миссия духовного преображения мира и чело-
76
научный журнал СЕРВИС PLUS Том 8. 2014 / № 3
Причины утраты женственности героиней античных трагедий Медеей...
века. Частица этих качеств есть в каждой светло и добро любящей женщине, которая в этот момент является ипостасью Мировой Души. Когда женщина даже ради борьбы за жизнь с любимым или ради утверждения идеи женской власти совершает убийство, унижает, стремится утвердить свою власть не через любовь, а через страх и наказание, она совершает сатанинские поступки и перестает быть носительницей космической женственности, не выполняет свою миссию, потому что оказавшийся вновь в ее власти наказанный человек не развивается, а живет подавленным, испытывая к самой победительнице в конфликте за власть не любовь, но тайную ненависть, которая со временем заменяется безразличием, сосредоточением на своем горе, усталостью и смертью.
Медея как человек, ставящий цель наказать другого за проступок, этой цели не достигает полностью, если признать, что цель наказания — это не тупое причинение боли, а такое перевоспитание личности, когда, испытав боль, человек признает свою вину, поднимается на новый уровень развития, раскаивается, хочет эту вину искупить, совершает добро и другим людям. Ясон после мести-наказания Медеи ни в одном из произведений не испытывает катарсиса, глубокого духовного потрясения с осознанием своей неправоты, желанием покаяться, искупить вину, заслужить прощение и любовь Медеи или сделать что-либо хорошее, искупающее его косвенную вину перед людьми, убитыми из-за его попытки предательства. Он замыкается в своем эгоизме, своей несостоявшейся жизни, старится и умирает, раздавленный обломками своего корабля. Образ раздавленности очень символичен. Предатель уничтожен морально, но не перевоспитан, не преображен. Это земной, жесткий, но отнюдь не божественный финал трагедии.
Откуда же появляется вдруг в женщине жесткость, агрессивность, жажда власти вместо любви если не к человеку, то к миру, природе, растениям, детям, и особенно своим детям? Быть может, появляется все это из внутренней неудовлетворенности любовью и отношением мужчины и обществом несовершенного патриархата, неудовлетворенности не только физической, но моральной, социальной, из обреченности на борьбу за свою честь, за свои права, в частности священного права на стабильность, верность любимого мужчины, его защиту. Подтверждение этому есть в речи Ме-
деи Ануя: «Хочу так же сильно, как в детстве, чтобы в мире царствовали свет и добро! Но невинной Медее суждено было превратиться в добычу, в арену борьбы» [1]. Сначала она сражается за успехи Ясона вместе с ним, а затем, разлюбив и возненавидев, за свое величие хотя бы и в злодействе против бывшего любимого.
Разлюбив, женщина теряет женственность. У Еврипида есть образец жертвенной любви к мужчине в трагедии «Алкеста». Алкеста так сильно любит мужа Адмета, что, когда приходит пора ему умереть, соглашается сойти в Аид вместо мужа, говоря, что без Адмета ей не надо жизни. Медея любящая должна либо покориться воле Ясона и принести ему последнюю жертву — вместе с детьми покинуть Коринф, предварительно перенеся унижение и насмешки, либо отбить его при помощи волшебства и искусства любви его у молодой соперницы. Но Медея возненавидевшая выбирает месть, точнее сказать, наказание и демонстрацию народу своего могущества. Ненависть — качество, которое не входит в состав компонентов женственности. Если говорить о патриархате, то надо указать, что власть имеет своей оборотной стороной ответственность, это замечательно сформулировано в мусульманской религии. Хадис начинается и заканчивается выражением: «Обходитесь с женщинами хорошо»... Каждый из Вас является управляющим и каждый из вас будет ответственен за управление, возложенное на него» [12, с. 10—11].
Ясон понимал, что должен нести ответственность за судьбу Медеи и их детей, но не желал жертвовать ради этого новым браком, поэтому он изобрел сложную версию, по которой, предавая Медею, он обеспечит будущее ее детей, когда родятся дети у Главки, то есть вместо реальной помощи и ответственности, необходимой в настоящем, в котором дочь царя Колхиды и внучка Гелиоса вынуждена становиться либо нищенкой-попрошайкой, либо прислугой, либо воровкой, чтобы прокормить себя, старушку-кормилицу и двоих детей, он пообещал помощь в очень далеком будущем, до которого еще требовалось дожить. Так вместо ответственности был предложен обман, и Медея поняла это. Люди, внимательно читавшие текст, могут мне возразить, что Ясон предлагал Медее помощь из закромов Креонта, нового тестя, а она из гордости сама отказалась. Но в тексте видно, Ясон предлагает эту помощь не из чувства ответственности,
77
КУЛЬТУРА И ЦИВИЛИЗАЦИЯ
а из желания очистить свою совесть. Он как будто с большой внутренней радостью цепляется за отказ Медеи, спешит озвучить его и забыть о проблемах женщины, которая осталась брошенной им с двумя детьми. Умный и ответственный человек сумел бы оказывать материальную помощь так, что и невозможно было бы заподозрить, что эта помощь от него, а тем более ни в коем случае не сообщил бы, что готов передать или передает деньги от отца соперницы. Если мужчина чувствует, что он несет пожизненную ответственность за женщину, с которой связала его судьба, то и женщина ощущает защищенность.
Излучение женственности из всего внутреннего мира земного человека можно на самом примитивном уровне сравнить с мурлыканьем кошки: кошка мурлычет, когда она сыта, ощущает тело и приятную ласку, покой, отсутствие какой-либо угрозы, то есть мурлычет лишь в определенных условиях. Так и волны женственности и ее сияние возникают там, где есть готовность принять ее любовь и руководство, защитить от опасности, позаботиться о ней и даже свершить подвиг ради нее. Об условиях расцвета и благодатного руководства Вечной женственности автор статьи подробно писала в монографии «Феномен женственности и преображение мира».
Трагедию Медеи можно воспринимать в двух основных планах: плане борьбы женщины за свое счастье и право вершить судьбы людей, вознося избранных ею в любви и карая их в ненависти, и плане проблемы потребности в вечной, самоотверженной любви, никогда не иссякающей и преодолевающей все искушения; любви, о которой мечтает каждая женщина. Про такую любовь сказано А. Куприным устами генерала Аносова в повести «Гранатовый браслет». Поскольку речь данного персонажа такова, что, на мой взгляд, очень точно отражает современную ситуацию, приведем текст почти целиком: «Я уверен, что почти каждая женщина способна в любви на самый высокий героизм. Пойми, она целует, обнимает, отдается — и она уже мать. Для нее, если она любит, любовь заключает весь смысл жизни — всю вселенную! Но вовсе не она виновата в том, что любовь у людей приняла такие пошлые формы и снизошла просто до какого-то житейского удобства, до маленького развлечения. Виноваты мужчины, в двадцать лет пресыщенные,
с цыплячьими телами и заячьими душами, неспособные к сильным желаниям, к героическим поступкам, к нежности и обожанию перед любовью. <...> Разве каждая женщина в глубине своего сердца не мечтает о <...> любви — единой, всепрощающей, на все готовой, скромной и самоотверженной? <...> А раз ее нет, женщины мстят. <...> Женщины займут в мире неслыханную власть. Они будут одеваться, как индийские идолы. Они будут попирать нас, мужчин, как презренных, низкопоклонных рабов. Их сумасбродные прихоти и капризы станут для нас мучительными законами. И все оттого, что мы целыми поколениями не умели преклоняться и благоговеть перед любовью» [8].
Действительно, взаимной любви у Медеи с Ясоном не было. Любила женщина волею богинь Геры и Афродиты. Мужчина лишь принимал ее любовь, подставлял щеку для поцелуя, пользовался плодами страсти и любви как чем-то должным, а потому не желал быть благодарным ни самой Медее, ни богиням, которые эту любовь послали. В тексте Жана Ануя Ясон противоречит себе: он вспоминает, как любил Медею, причем любил ее, оказывается, за все самое плохое, дурной характер, способность переступать законы, разрушать все на своем пути (это клевета на Медею, ведь она не только разрушала, кстати, исключительно, чтобы помочь Ясону, но и созидала), а затем говорит, что относился к ней просто как потребитель: «Я похитил тебя вместе с золотом твоего отца, чтобы побыстрее, как и золото, промотать тебя, чтобы беспечно пользоваться тобой» [1]. Отсутствие даже не взаимности в любви, а элементарного уважения и благодарности, справедливости — вот что убивает в женщине женственность и превращает ее в мстительное чудовище. Но это, к сожалению еще не все. В древнегреческих трагедиях есть категория трагической вины, как правило, это ситуация, когда человек без вины виноват. Тот случай, о котором пишет Аристотель, когда трагический герой совершает преступление не в силу своей испорченности, злонравия, а по незнанию или воле богов, платя за чей-то грех, например, за грех родителей и оказываясь в беде и позоре, тогда как раньше «был в большой чести и счастии» [2, с. 63].
В античных трагедиях трагическая вина превращает в трагедию жизнь группы людей, а в христианской религии трагическая вина
78
научный журнал СЕРВИС PLUS Том 8. 2014 / № 3
Причины утраты женственности героиней античных трагедий Медеей...
потомков Адама и Евы превращает в трагедию всю жизнь человечества, в которой даже святые, достойные рая, сначала гибнут мученической смертью или проживают земную жизнь в муках и страданиях. Медея в святые явно не годится. На Медее лежит трагическая вина: женщина навязывает любимому вечный брак с нею, но здесь виновата она без вины: боги внушили ей столь сильное чувство, требующее своего превращения в жизнь, в действие. Но на героине лежит вина еще и иного плана: она не по незнанию убила брата, Пе-лия. Поскольку эта вина есть, роковым образом заканчивается для нее самое дорогое в жизни — любовь с Ясоном, а однажды пролитая кровь порождает новую кровь и новые жертвы. Все это говорит о необходимости для этичной цели выбирать этичные средства, и если их нет, отказаться от цели. Вспомина-
ются слова И. Канта о том, что, переступая через этические нормы, человек теряет достоинство. Тут можно добавить, что женщина теряет женственность.
В трагедии Еврипида о Медее нет победителей, нет духовного роста героев, в отличие, например, от трагедии Софокла «Антигона», в которой гибель героини заставляет Креонта понять, что он поступал слишком жестоко.
Проанализированные тексты о Медее приводят нас к выводу о переоценке ценностей при смене одной культуры другой: месть, в том числе и месть через убийство, что было символом могущества женщины в первобытную эпоху, с приходом христианской религии становится показателем отсутствия женственности, которую у христиан символизируют смирение, кротость, вера, надежда, любовь, материнство.
Литература
1. Armuri.wordpress: [сайт] URL: М1р://агтип.%'огйрге88.сот/2010/04/24/101(дата обращения: 10.08.2013).
2. Борее Ю.Б. Эстетика: Учебник. М.: Высшая школа, 2002. 511 с.
3. Wikipedia: [сайт] URL: http://ru.wikipedia.org/wiki/Медея (дата обращения: 09.08.2013).
4. Думаное Х.М. и Першиц А.И. Матриархат: новый взгляд на старую проблему. URL: http://vivovoco.rsl.ru/VV/ JOURNAL/VRAN/MAMMAMIA.HTM (дата обращения: 10.08.2013).
5. Еерипид. Медея. Ипполит. Вакханки. М.: Азбука-классика, 2004. 252 с.
6. Lib: [сайт] URL: http://www.lib.ru/INPROZ/KAMU/zapisnye_knizhki.txt_with-big-pictures.html (дата обращения: 10.08.2013).
7. Кун Н.А. Легенды и мифы Древней Греции. М.: Эксмо-Пресс, 2000. 541 с.
8. Abc-people: [сайт] URL: http://www.abc-people.com/data/kuprin/gr-br-txt.htm (дата обращения: 10.08.2013).
9. Лесная-Иеаноеа И. Дары вдохновения. М.: ИПО «У Никитских ворот», 2013. 332 с.
10. Лосее А.Ф. История античной эстетики. Кн. 2. М.: Фолио, 2000. 675 с.
11. Лосее А.Ф. Античная литература. Под ред. проф. Тахо-Годи. 7-е изд-е. М: ЧеРо, 2005.
12. Нуруллина Г. Женщина в исламе. М.: Умма, 2003. 382 с.
13. Статистика о разводах в России. URL: http://www.echo.msk.ru/blog/echomsk/1003600-echo (дата обращения: 10.08.2013).
14. Статистика об убийствах детей матерями: URL: http://pro-volgograd.com/skazki/skazki-pro-zhenskuyu-dolyu/ materi-detoubiytsy-norma-matriarhata.html (дата обращения: 10.08.2013).
15. Статистика о содержании мужьями жен и детей после развода в других странах: URL: http://www.segodnya.ua/ world/kak-razvodjatcja-v-raznykh-ctranakh.html (дата обращения: 10.08.2013).
LOSS OF FEMININITY BY MEDEA: REASONS AND AN ETHICAL EVALUATION
Ivanova Irina Sergeevna, Candidate of Philosophy, Associate Professor at the college of Moscow University of Finance and law, Lesnaya10@yandex.ru, Russian Federation
The author of the article seeks to reveal the reasons for the loss of femininity by heroines’ suffering from the Medea complex. To this end, the author considers the various developments of the plot featuring a betrayed woman taking revenge on her husband to be found in mythology, Euripides’ tragedies, Jean Marie Lucien
79
КУЛЬТУРА И ЦИВИЛИЗАЦИЯ
Pierre Anouilh’s dramas, Yuri Petrovich Lyubimov’s theatrical performances at the Taganka Theatre. The author demonstrates that the revenge of mythological Medea is extolled and sanctified by Helios. In “Medea" created in a patriarchy-dominated period, Euripides shows a different attitude: his sympathy for the heroine reveals itself in Medea’s monologue, however, his condemnation of children-destruction by Medea is evident through the chorus cues. The image of the heroine is still elevated and stirs up sympathy. Lyubimov theatrical performance is inspired by Euripides’ tragedy, but the director gives a broad hint at the Medea tragedy repeating itself in the contemporary context. Kama Ginkas’ theatrical performances, emphasis is laid on Medea’s villainy, rather than on a feat of love. The author of the article claims that the evolution of the interpretation of Medea’s image is in tune with the evolution of cultural values over time. The view of Medea as alien to femininity is related by the author to the dominance ofpatriarchy and Christianity, which the author is agreed with and concludes that currently the image of Medea is to be seen as a negative example which serves to demonstrate that revenge, murder, and lack of maternal duty are incompatible with the concept of femininity. The author proves that the Medea complex identification and its ethics- and aesthetics-informed interpretation are currently of utmost importance.
Keywords: The Medea complex, injustice, femininity, revenge, retaliation, cultural change, Christian values,
resignation
References
1. Armuri.wordpress: [сайт] URL: http://armuri.wordpress.com/2010/04/24/101 (Accessed on Augusr 10, 2013).
2. Borev, Iu.B. Estetika [Aesthetics]. Moscow: Vysshaia shkola Publ., 2002. 511 p.
3. Wikipedia: URL: http://ru.wikipedia.org/wiki/MefleH (Accessed on August 9, 2013).
4. Dumanov, Kh.M., and Pershits, A.I. Matriarkhat: novyi vzglia na staruiu problem [ Matriarchy: a new perspective on an age-old problem]. URL: http://vivovoco.rsl.ru/VV/JOURNAL/VRAN/MAMMAMIA.HTM (Accessed on August 10, 2013).
5. Euripides. Medea, Hippolytus, the Bacchae. Moscow: Azbuka-klassika Publ., 2004. 252 p.
6. Lib: URL: http://www.lib.ru/INPROZ/KAMU/zapisnye_knizhki.txt_with-big-pictures.html (Accessed on August 10, 2013).
7. Kuhn, N.A. Legendy i mify Dravnei Gretsii [Legends and myths of Ancient Greece]. Moscow: Eksmo-Press Publ., 2000. 541 p.
8. Abc-people: [сайт] URL: http://www.abc-people.com/data/kuprin/gr-br-txt.htm (Accessed on August 10, 2013).
9. Lesnaia-Ivanova, I. Dary vdokhnoveniia [The gifts of inspiration]. Moscow: IPO “U Nikitskikh vorot” Publ., 2013. 332 p.
10. Losev, A.F. Istoriia antichnoi estetiki. Kniga 2 [A History of ancient aesthetics. Book 2]. Moscow: Folio Publ., 2000. 675 p.
11. Losev, A.F. Antichnaia literature [Antique literature]. 7th ed. Moscow: CheRo Publ., 2005.
12. Nurullina, G. Zhenshchina v islame [A woman in Islamic context]. Moscow: Umma Publ., 2003. 382 p.
13. Statistika o razvodakh v Rossii [Statistics on divorce in Russia]. URL: http://www.echo.msk.ru/blog/echomsk/1003600-echo (Accessed on August 10, 2013).
14. Statistika ob ubiistvakh detei matariami [Statistics on child desctrution by mothers]. URL: http://pro-volgograd.com/ skazki/skazki-pro-zhenskuyu-dolyu/materi-detoubiytsy-norma-matriarhata.html (Accessed on August 10, 2013).
15. Statistika o soderzhanii muzh’iami zhen i detei posle razvoda v drugikh stranakh [Statistics on financial support of exwives and children by ex-husbands in other countries]. URL: http://www.segodnya.ua/world/kak-razvodjatcja-v-raznykh-ctranakh.html (Accessed on August 10, 2013).
80
научный журнал СЕРВИС PLUS Том 8. 2014 / № 3
