ПРЕЗИДЕНТСТВО В КОНТЕКСТЕ РОССИЙСКОЙ ТРАНСФОРМАЦИИ Текст научной статьи по специальности «Политологические науки»

АНАЛИТИЧЕСКИЕ МАТЕРИАЛЫ

Кувалдин В.

ПРЕЗИДЕНСТВО В КОНТЕКСТЕ РОССИЙСКОЙ ТРАНСФОРМАЦИИ1

Советский пролог

Как известно, российское президентство зародилось в советское время. У него был аналог и предшественник, с которым его связывает сложный комплекс притяжения-отталкивания, отягощенный личной неприязнью, - недолгое президентство М. Горбачева. Российское президентство генетически связано с ним, несмотря на принадлежность другой эпохе, другой социальной системе, другой стране [...]

В Советском Союзе идея президентства всплывала и в сталинские, и в хрущевские времена, но была похоронена и «вождем народов», и отцом десталинизации [...] Возрождение интереса к идее президентской республики в узком кругу приближенных молодого генсека-реформатора совпадает с началом перестройки. До поры до времени ей не давали хода [.]

Ликвидация партийной монополии на власть создала опасный вакуум, грозивший разрушением государственных и общественных структур. Необходимость сохранения минимума управляемости в ситуации системного кризиса требовала усиления централизующего начала.

После XIX партконференции летом 1988 г. началось «самоотключение» партийного аппарата от рычагов управления. Горбачева не могло не беспокоить ослабление «генсековской вертикали». Но он видел и позитивную сторону: развертывание политической инициативы масс, пробуждение общества, реанимацию других институтов. Можно предположить, что именно тогда, во время августовского отпуска 1988 г., он в принципе принял решение о переходе к президентской форме правления [.]

В условиях стихийной децентрализации власти горбачевский пример оказался заразительным. Партийные вожаки косяком пошли в президенты. Прививка президентских структур на казавшееся крепким и жизнеспособным советское древо диктовалась логикой полити-

1 Россия политическая / Под общ. ред. Л. Шевцовой. - М.: Моск. Центр Кар-неги, 1998.

ческой борьбы и конкретными расчетами главных действующих лиц. Этот «ход конем» должен был увеличить политический ресурс ключевых фигур, дать им новые рычаги влияния. Поэтому будущее президентство кроилось под конкретных людей - М. Горбачева, Б. Ельцина, Л. Кравчука и т.д. Превращаясь из партийных руководителей в президентов, вчерашние аппаратчики накладывали сильный личный отпечаток на трансформирующиеся государственные институты.

В то же время это не было просто сменой вывесок. Верховная власть обретала новую легитимность. Впервые в тысячелетней истории России она опиралась - прямо или опосредованно - на демократическое волеизъявление избирателей. Сколь бы ни были извращены идеи народовластия в конкретной практике постсоветских режимов, разрыв с вековой царистской традицией имел принципиальное значение [... ]

Избрание М. Горбачева президентом СССР на Съезде народных депутатов 15 марта 1990 г. мало что изменило в системе власти. Казалось, он просто подкрепил девальвированную партийную легитимность новой, полученной от высшего представительного органа, впервые в советское время более или менее свободно избранного всеми гражданами страны. Будничность события, непрямой характер избрания, ожесточенные нападки справа и слева, вялость в создании новых структур управления не позволили президенту СССР реально использовать потенциал нового института [.]

Несмотря на краткость отпущенного срока, союзное президентство войдет в историю России как важный прецедент. По характеру оно было ближе к парламентско-президентской республике, хотя весьма своеобразной. Существенной характеристикой был явно вспомогательный характер в переходной системе власти [.]

Российское президентство зародилось и оформилось как орудие в борьбе с союзным руководством. Одновременно его целью было изменение всей системы власти: ликвидация не только КПСС, но и Советов. Так же, как и союзное президентство, оно создавалось под конкретного человека - Б. Ельцина. Чтобы сразу придать ему (прези-денству. - Е.П.) необходимый политический вес, оно прошло двойную демократическую апробацию: на референдуме 17 марта 1991 г. (введение поста президента) и первых всенародных выборах главы российского государства 12 июня 1991 г. (еще в составе СССР).

Таким образом, в отличие от союзного российское президентство изначально несло большую самостоятельную нагрузку, создавалось как плацдарм для рывка вперед. Оно было символиче-

ским воплощением амбиций нарождающихся постсоветских элит, готовых ради личного успеха пожертвовать союзным государством. Президентство, зародыш альтернативной государственности, придавало легитимность их все более откровенным притязаниям на верховную власть [.]

Впрочем, в своих устремлениях ельцинская команда была далеко не одинока. В конце жизни советского государства президенты в союзных и автономных республиках появлялись, как грибы после дождя. Региональные элиты готовились к разделу богатейшего советского наследства. После августа 1991 г. все эти бесчисленные президентства стали оформляться в государственные, полугосударственные и квазигосударственные образования. В распадающемся мире их руководители становились живым символом преемственности, точкой консолидации, гарантами стабильности, надеждой и опорой.

Если для посткоммунистических элит российское президентство было заявкой на власть-собственность, то общество видело в нем гарантию необратимости демократических преобразований, противовес консервативным и реакционным силам, надежный заслон на пути реставрации. Конституирующаяся российская государственность была призвана положить конец всевластию партийной номенклатуры. Многозначность и пластичность ельцинского образа в общественном сознании объясняет парадокс референдума 17 марта 1991 г., когда подавляющее большинство избирателей одновременно проголосовало за сохранение союзного государства и введение в России поста президента [.]

Ключевое значение фигуры президента в нарождающемся постсоветском мире подтвердила короткая эффектная схватка за власть 19-21 августа 1991 г. между старой союзной и новой российской номенклатурами. Гэкачеписты выдвинули на первый план вице-президента СССР Г. Янаева, чтобы придать видимость законности своим противоправным действиям. Но они не смогли нейтрализовать эффект отсутствия законного президента страны, находившегося под домашним арестом. Их соперники в полной мере использовали выступление российского президента против заговорщиков, сделав его живым символом сопротивления антиконституционному перевороту [.]

Этапы большого пути

Поражение консервативных сил в августе 1991 г. создало беспрецедентное «окно возможностей» для ведущих российских политиков. Отныне они определяли и систему власти, и общественный строй, и конфигурацию государства [. ] В начавшихся бурных преобразованиях первую скрипку играла исполнительная власть и прежде всего президентская команда, получившая чрезвычайные полномочия на V Съезде народных депутатов России (октябрь - ноябрь 1991 г.).

Они (политики. - Е.П.) начали с уничтожения союзного Центра. Похоже, они были не прочь занять его место, но соответствующие попытки закончились провалом. Вкусившие свободы союзные республики в какой-то форме могли признать власть Кремля, но не «Белого дома». Он был первым среди равных, не более того. Поэтому новый Союз мог быть лишь добровольным демократическим объединением суверенных государств. А такой Союз не был нужен российскому руководству. Оно полагало, что он свяжет, станет обузой, постоянным источником проблем и неприятностей. В тесной координации действий с другими республиками видели не залог успеха, а угрозу срыва заявленных радикальных реформ. К тому же кружила голову нежданно свалившаяся ничем не ограниченная власть.

В декабре 1991 г. магия президентства сыграла роковую роль в судьбах страны. Беловежский сговор не прошел бы столь легко и беспрепятственно, если бы под соответствующими документами не стояли подписи двух президентов крупнейших славянских республик, на долю которых приходилось две трети населения Союза, президентов, - в отличие от М. Горбачева - избранных всенародным голосованием, что давало легитимность и развязывало руки [.]

После крушения союзного государства по числу президентов постсоветский ареал быстро вышел в мировые лидеры (вслед за Латинской Америкой). Появление самостийных президентов на развалинах партийно-государственных структур высветило одну из важнейших характеристик этого периода: неподконтрольность власти обществу [...] Как это ни парадоксально, новоиспеченные президенты часто имели большую свободу рук, чем их предшественники - партийные секретари [.]

Разобравшись с государством, российские младореформато-ры принялись за народное хозяйство. Ставку сделали на быстрый демонтаж системы централизованного управления, во многом под

влиянием идеологов «неоконсервативной революции» на Западе и первых успехов польских реформ [. ] Так или иначе, «шоковая терапия» привела к обвалу ослабленной экономики и стремительному падению жизненного уровня основной части населения. Проводившаяся ударными темпами начатая вскоре «народная приватизация» за бесценок передала огромные государственные активы в руки небольших группировок.

Утрачивая общественную поддержку, новые хозяева Кремля взяли курс на создание режима личной власти. Под прикрытием либерально-демократической риторики создавалась президентская «вертикаль» - авторитарная система управления, непосредственно подчиненная главе государства [.]

Лобовое столкновение российских законодателей с выдвинутым ими и возвысившимся над ними Б. Ельциным было во многом «запрограммировано» объективной ситуацией. Выше отмечалось, что относительно свободное избрание союзных и республиканских представительных органов на рубеже 80-90-х годов стало средством консолидации новой политической элиты, противостоявшей традиционной советской номенклатуре. По мере углубления, радикализации процесса демонтажа государственного социализма острота противостояния «бывших» и «выскочек» увеличивалась, доходя до непримиримой вражды [.] Но логика развития разворачивала Россию, как и многие постсоветские государства, в сторону президентского режима. Вчерашние герои понимали, что плоды победы могут ускользнуть. По уровню культуры и подготовки они явно уступали «старшим братьям», союзным депутатам. Желание и умение находить взаимоприемлемые компромиссы никогда не были их сильной чертой [.]

И Съезд, и президент были избраны всенародным голосованием и имели одинаковую легитимность. Их прерогативы то расширялись, то сужались и никогда не были четко разделены. Свои конфликты они не могли урегулировать ни на основе прецедента, ни при помощи Конституционного суда, ни путем референдума. В итоге осталась сила как последний аргумент [.]

Иначе быть не могло. Второй менее чем за век крах российской государственности обнажил не сформировавшееся гражданское общество, а бесформенную, расползающуюся массу, скрепленную лишь патерналистскими, корпоративными, клиентельными связями. Между политическими институтами и фрагментами распадающегося общества не было средостений, каждый жил своей

жизнью и по своим канонам. Все это должно было устояться, притереться, оформиться - и не только то, что на виду. В посткоммунистической России раздвоение реальности достигло нового качественного уровня. Наряду с публичным пространством появился невидимый мир, скрытый от посторонних глаз, но абсолютно реальный: «теневая» экономика, «теневая» политика, «теневая» идеология. Он стал местом встречи и смычки официальных структур с криминальными.

Характерный для посткоммунистической России симбиоз власти и частной собственности превратил политический процесс в закулисный торг, основанный на личных, групповых, корпоративных интересах. Утратив свое общественное предназначение, политическая карьера и государственная служба стали высокодоходным бизнесом. Приватизация политики постсоветскими магнатами препятствовала легитимации нового строя в глазах большинства населения [.]

В 1992-1993 гг. президентство стало стержнем формирующейся российской государственности и демиургом новой системы отношений собственности. В то же время оно не определяло ориентиры, а скорее выражало закулисное соотношение сил, динамику теневых центров влияния. Далеко обогнав в развитии становление институтов гражданского общества, они заказывали музыку. Эти обстоятельства во многом предопределили эволюцию режима от парламентско-президентского к авторитарному [...]

Разгон и расстрел парламента осенью 1993 г. стал моментом истины ельцинского президентства. Он определил характер режима, формирование политической системы, направление трансформации общества. Довольно широкий веер возможностей сузился до небольшого коридора.

Новая конституция, продиктованная победителями, сконцентрировала власть в президентских и правительственных структурах. Положение во властвующей элите стало основным критерием распределения государственной собственности и других ресурсов среди сильных мира сего. На базе старых и новых административно-хозяйственных связей образовались могущественные кланы, соперничество и взаимодействие которых составляет основное содержание политического процесса [...]

Кланы, прежде всего, соперничают за влияние на президента, в руках которого основные рычаги политической и экономической власти. Все стремятся оказаться поближе и получить наиболее лакомые куски госсобственности. Все бдительно следят друг за дру-

гом, чтобы, улучив момент, оттеснить конкурента. Наиболее влиятельные подают свои интересы как общенациональные и пытаются подмять остальных. Президент, со своей стороны, поощряет клановое соперничество и не допускает чрезмерного усиления какой-то группировки (ельцинская «паутинка»).

В период первого ельцинского президентства слабость гражданского общества, неразвитость политической системы, диктат победителей, закрепленный Конституцией 1993 г., законсервировали авторитарно-олигархический режим в виде суперпрезидентской республики. Развитие экономической и политической демократии блокируется мощными плутократическими группировками. Коммунистическая, националистическая, демократическая оппозиции слишком слабы и неорганизованны, чтобы сколько-нибудь существенно повлиять на ход событий. Не имея альтернативы, они вынуждены приспосабливаться и заигрывать с властью.

Основной пружиной действия становится стремление олигархии несколько прибрать к рукам верховную власть. Преодолевая яростное сопротивление Ельцина, она исподволь укрепляет свои позиции и постепенно превращается в самостоятельную силу. Она все еще нуждается в защите и покровительстве Кремля, но начинает тяготиться его опекой.

Несмотря на широкие полномочия президента, ельцинский режим трудно назвать эффективным. Многие эксперты считают его слабым и даже безвластным. Некоторые это объясняют отсутствием у президента своей партии, фракции в парламенте, жесткой вертикали исполнительной власти, ставкой на личную харизму и индивидуальные возможности.

Конечно, слабость административных и политических рычагов президентской власти в значительной степени обесценивает широкие полномочия. Вольно или невольно президент становится пленником Кремля с ограниченными возможностями воздействия на происходящее в стране. В сущности, его влияние ограничивается элитарными группировками, которые так или иначе связаны с главой государства.

Еще важнее другое. По мере сужения социальной и политической базы поддержки ельцинского курса слабости суперпрезидентства становились все более очевидными. Теоретическое обилие возможностей деятельности оборачивалось практическим бессилием. Правда, и сама верховная власть больше занята собой, чем общественными делами.

Изнанку суперпрезидентства обнажила кампания 1996 г. Несмотря на подавляющий перевес во властных, финансовых, информационных ресурсах, открытую поддержку Запада, победа далась ельцинской команде с большим трудом. Времена блицкрига 1991 г. остались далеко позади.

В нарушение всех законов президент и его окружение мобилизовали на поддержку государственный аппарат и частный капитал. Члены кабинета во главе с премьером вошли в предвыборный штаб. Не считаясь с последствиями, вся социально-экономическая политика правительства была подчинена логике избирательной борьбы. Чтобы создать видимость улучшения положения широких масс, в аварийном порядке осуществлялись крупные выплаты средств за счет бюджета. Поскольку денег в казне не было, их занимали у коммерческих банков под огромные проценты. По оценкам «Независимой газеты» в первой половине 1996 г. внутренний государственный долг (в основном в форме государственных казначейских обязательств) вырос более чем на 20 млрд. долл. [...]

На стороне власти и денег выступили и средства массовой информации. На пике кампании они создали виртуальную реальность, в которой избирателю не оставалось другого выбора, как голосовать за Ельцина. Убедительные данные на этот счет содержатся в докладе Европейского института средств массовой информации (ЕИСМИ) «СМИ и российские президентские выборы», подготовленном для Европейского союза. Специалисты ЕИСМИ наблюдали за освещением избирательной кампании с мая до второго тура голосования.

Они отмечают, что все три общероссийских канала работали на президента. По их подсчетам, в новостных и других программах, передававшихся в прайм-тайм (с 19 до 22 часов), Ельцину уделялось больше времени, чем всем остальным кандидатам вместе взятым. Если образ президента рисовался в розовых тонах, то его соперники (за исключением Лебедя, подыгрывавшего Ельцину) оказались под огнем критики. Так, за последние пять недель перед первым туром по российским телеканалам было передано 300 позитивных репортажей о Ельцине и 150 негативных - о Зюганове [.]

Важнейшим итогом выборов стало сращивание ельцинского режима с крупным финансовым капиталом. Банкиры обеспечили выживание президента, а президент сделал их политического представителя А. Чубайса ключевой фигурой новой администрации.

Теневая система власти финансовой олигархии под названием «се-мибанкирщина» освятила второй срок президента Ельцина [.]

Президент и его команда

[...] Четыре года жизни по новой конституции показали, что создана несбалансированная система, больше напоминающая советское единовластие, чем современную демократию. Если горбачевское президентство страдало недостатком полномочий, то ельцинское -явным избытком. Поэтому поиски адекватных российской реальности форм разделения и баланса властей, создание конституционных гарантий против режима неограниченной личной власти остаются проблемой номер один государственного устройства страны.

Свита играет короля. Президент - это команда, точнее целый набор команд, получивших условное наименование «коллективный Ельцин». Они играют по своим правилам, неведомым обществу и порой неясным им самим. Частенько они импровизируют в зависимости от ситуации. Обилие президентских полномочий и слабая разметка конституционного поля обеспечивают желанную свободу рук [.]

Институт президентства в широком смысле включает в себя такие органы, службы, формирования, как Совет безопасности, Администрация президента (вместе с помощниками и другими структурами), Президентский совет, представители президента в центре и на местах. К ним можно добавить столь специфические организации, как Главное управление охраны и Служба безопасности президента, которые нередко играют значительную политическую роль. В общей сложности это тысячи людей. Все это вместе взятое образует ту аппаратную кухню, на которой варятся важнейшие государственные решения. Действуя за кулисами, они оттесняют и подминают легитимные органы власти и политические институты, в том числе и правительство.

Из многочисленного «государева воинства», конечно, только считанные единицы реально влияют на главу государства. Среди них есть свои ближние и дальние, образующие невидимую внутреннюю иерархию в зависимости от степени доступа к Ельцину. К ближнему кругу, «кухонному кабинету» принадлежат руководители администрации, помощники и советники, министры-силовики, Указом № 66 (январь 1994 г.) переданные в непосредственное подчинение президенту. В последнее время в связи с ухудшением со-

стояния здоровья Б. Ельцина явно возросло влияние его семьи и фаворитов на государственные дела.

По-видимому, в оформлении ельцинского режима ближнее окружение, особенно его мозговой центр, выдвиженцы «новой волны», сыграло весьма значительную роль [...] В то же время нет оснований считать Ельцина заложником своего окружения, особенно когда он в хорошей форме. Известно, что наиболее трудные решения он принимает сам и часто идет поперек течения [.]

Точки опоры и массовая база

Ельцинский режим не смог бы удержаться у власти и проводить столь непопулярную политику, если бы за его спиной не стояли мощные силы, всегда готовые прийти на помощь. Совместными усилиями они образуют страховочную сетку ельцинизма, поддерживая относительную политическую стабильность и удивительную выживаемость президента.

Первой здесь надо назвать постсоветскую бюрократию. Скованные догматизированным марксизмом, мы долгое время недооценивали роль этого слоя в отечественной истории. А между тем огромный, гетерогенный, слабо оперившийся российский социум требовал жесткой административной структуры [...] С 1991 г. аппарат органов исполнительной власти в Российской Федерации увеличился почти в полтора раза и достиг в 1995 г. 1 млн. 25 тыс. человек. Новое российское чиновничество унаследовало и развило худшие черты советской бюрократии. Освободившись от всякого контроля, оно открыто приватизировало государственное управление, превратив его во всеобъемлющую систему доходных мест [.] Указом президента № 2267 от 22 декабря 1993 г. федеральные чиновники выделены в особую категорию со своим уставом и льготной системой финансового, медицинского, бытового и иного обеспечения. Вследствие хронического дефицита государственного бюджета реализация указа отдана на откуп самим бюрократическим структурам. Обеспечивая свои льготы и привилегии, они проявляют чудеса изобретательности [.]

В постсоветской России особую функциональную роль играет верхушка чиновничества. Ее холит и лелеет Управление делами президента России, обслуживающее 12 тыс. высших сановников. В число его подопечных входят и парламентарии, и верховные судьи, и руководители Счетной палаты, но основной костяк составляют вы-

сокопоставленные государственные служащие. Приблизительно их численность можно определить в 10 тыс. человек [...]

Стратегическим партнером постсоветской бюрократии (и опорой режима) стали новые предпринимательские слои. В посткоммунистической России в отличие от многих других стран индивидуальные состояния, особенно крупные, создаются не частнопредпринимательской деятельностью, а особыми отношениями с политиками и администраторами, контролирующими государственные ресурсы. Власть конвертируется в собственность, а разгосударствленная собственность создает новые основы власти.

В новом российском истеблишменте третьим не лишним стали криминальные структуры, уголовный мир. В посткоммунистической России, по данным министра внутренних дел А. Куликова, теневая экономика растет как на дрожжах: в 1990-1991 гг. ее доля не превышала 10-11% национального производства, соответствуя аналогичным показателям в странах с развитыми рыночными отношениями. А спустя пять лет она достигла 45%. Максимальный прирост зафиксирован в 1994 г., когда был осуществлен первичный передел госсобственности.

Логическим следствием нового качества преступного промысла стала криминализация бизнеса, политики, власти. Средства массовой информации полны разоблачениями уголовно наказуемых действий сильных мира сего, но, как правило, они остаются безнаказанными. Среди героев уголовной хроники нередко фигурируют лица из окружения президента.

У российского президентства есть еще две точки опоры. Это либеральные средства массовой информации и поддержка Запада. В центральных СМИ, особенно электронных, сторонники режима доминируют. Это особенно заметно в критические периоды, такие, как противостояние с парламентом в 1993 г. или президентская кампания 1996 г. Но и в более спокойные времена их трудно заподозрить в оппозиционности.

Конечно, былой монополии на информацию нет. Гласность, одно из основных завоеваний горбачевского периода, сохраняется и поныне. Многие журналисты стремятся честно выполнять свой профессиональный долг. И власть предержащих они поддерживают не за страх, а за совесть. Специальное исследование, проведенное Фондом Ф. Эберта, показало явное преобладание либеральных взглядов в журналистской среде. Наиболее активно поддерживают либералов

люди, которые задают тон в средствах массовой информации в силу своего формального или неформального статуса.

По мере формирования крупных капиталов постепенно слабеющая поддержка журналистами «стратегии реформ» все более активно подкрепляется деньгами [...]

Последней - в порядке перечисления, но не по важности -среди сил, удерживающих ельцинское президентство на плаву, надо назвать финансовую, политическую и идеологическую поддержку Запада. «Друг Билл», «друг Гельмут», другие лидеры свободного мира ни разу не отвернулись от «друга Бориса». Даже когда он расстрелял парламент, что было совсем нехорошо. Несмотря на все фокусы российского президента, они считают его меньшим злом по сравнению с возможными альтернативами. С западной точки зрения, в этом есть свой резон [.]

Российское президентство, пока неразрывно слитое с конкретной фигурой, удивительно удачно вписалось в процесс трансформации массового сознания. Позднесоветский институт президентства как нельзя лучше соответствовал инверсионной ситуации, когда люди знают, от чего они уходят, но смутно представляют, что их ждет впереди [.]

Конечно, само президентство понимается по-разному в зависимости от уровня общего и политического развития. Для одних президент есть лишь новое наименование генсека, как в свое время для их дедушек и бабушек генсек стал новым воплощением царя. Это идущее из Средневековья традиционалистское сознание, для которого верховная власть имеет сакральную природу, а ее носители олицетворяют высший смысл. В этой системе координат президент предстает как самодержец, символ государственности, гарант общественного благополучия. Личность подменяет социальную роль, институт персонифицируется, все сводится к личным качествам правителя [.]

В постсоветском социуме современное политическое сознание насаждается в псевдолиберальных формах. В новую Россию либерализм пришел очищенным от протестантских корней как идеология индивидуального успеха любой ценой, не обремененный чувством долга и моральной ответственности. Поэтому если на Западе он был философией свободы, то у нас стал апологией вседозволенности, крайнего индивидуализма [...]

В чистом виде традиционалистское и современное сознание -идеальные типы, почти не встречающиеся в реальной действитель-

ности. В жизни можно наблюдать причудливые вариации на эти темы с преобладанием того или иного мировидения. Сплошь и рядом встречается разорванное, противоречивое сознание, в котором сосуществуют целые блоки противоположных идейно-ценностных систем. Такое состояние умов естественно и неизбежно для периода исторической трансформации, когда одна мощная политическая культура сменяется другой.

Можно спорить об удельном весе носителей того или иного типа сознания, путях и формах трансформации, но общее направление движения не вызывает сомнений: от традиционалистского к современному, от обожествления власти к ее рациональному осмыслению. Это сложная, мучительная, неощутимая перестройка сознания под влиянием новых идей и нового политического опыта. На поверхности все остается по-прежнему (своеобразная анестезия!), а в глубине идет титаническая работа, рождение гражданина новой российской политики. Незавершенность, противоречивость, даже неоднозначность этого процесса позволяют создавать на его основе различные модели власти, оставляют открытым вопрос о возможном направлении эволюции института президентства.

В президентстве, как в фокусе, сошлись проблемы посткоммунистической России. И будущее этого ключевого института определяется не только его внутренней логикой. Завтрашний облик президентства более всего зависит от выбора Россией своей идентичности, своего пути, своего места в мировой системе координат.

Маколи М.

СТАНОВЛЕНИЕ НОВОЙ РОССИЙСКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ: ОПЫТ ПРОГНОЗА1

Укоренившееся государство, или государство как средоточие автономной власти, является необходимой предпосылкой существования любой поддающейся идентификации формы политического устройства. Под «государством» мы понимаем централизованный институт, который является независимым действующим лицом на международной арене, несет ответственность за целостность территории, контролирует вооруженные силы, способен изыскивать достаточно финансовых средств для содержания военных и граждан-

1 Полис. - 1993. - № 3.