CC BY
9ков, позволяют предположить, что Матюшкин все же состоял в тайном обществе декабристов и лишь случайно избежал привлечения к следственному процессу и соответствующего наказания. При таком развитии событий вопрос о принадлежности к тайному обществу Матюшкина имел бы более определенный и, несомненно, положительный ответ.
П. В. Ильин
ПРЕСЛОВУТОЕ РАНДЕВУ
В конце 1907—начале 1908 г. дочь Н. Н. Пушкиной от ее второго брака с П. П. Ланским А. П. Арапова опубликовала в иллюстрированном приложении к газете «Новое время» беллет-ризированное исследование о своей матери «Наталья Николаевна Пушкина-Ланская». К сожалению, все так называемые исследования потомков о своих знаменитых родственниках грешат одним и тем же недостатком: они настолько тенденциозны, что нередко приносят много вреда памяти их предков, потому что во что бы то ни стало пытаются ее обелить. Сочинение Александры Араповой не только не явилось исключением, но может служить хрестоматийным примером того, как родственники пытаются «подправить» историю в интересах своего семейства.
Случай с Араповой особенно примечателен тем, что эта женщина попыталась очистить память о матери за счет унижения памяти Пушкина. Свою ложно понятую задачу Арапова выполнила настолько неумело, что, если бы не существовало других документов о Н. Н. Пушкиной, позволяющих более или менее объективно восстановить реальные события, после публикации дочери могли бы возникнуть подозрения в том, что вдова поэта намного виновнее, чем это представлялось ранее.
«Так часто в газетных статьях и литературных изысканиях появляются не только несправедливые, но зачастую и оскорбительные отзывы о моей матери, что в сердце моем давно уже зрела мысль высказать всю правду о ее трагически сложившейся жизни».1
Так Арапова сформулировала цель своей работы. Сделала она это довольно откровенно, ведь «правду» можно было высказать и не дожидаясь «оскорбительных отзывов». Другими словами, Арапова любым возможным способом желала нейтра-
1 Арапова А. П. Наталья Пушкина-Ланская // Иллюстрированное прилож. к газ. «Новое время». 1907. 12 дек.
284
© М. М. Сафонов, 2004
лизовать критику в адрес своей матери. Нетрудно догадаться, что самое сложное препятствие на этом пути для нее представляли события 1837 г., а главным предметом «нападок» являлась роль, которую Пушкина сыграла в истории гибели поэта. Готовясь к своей работе, Арапова вступила в переписку с сыном Дантеса, также Жоржем Дантесом-Геккереном. Письма ее к сыну убийцы Пушкина любопытны прежде всего дружеским тоном. Не то чтобы Арапова одобряла поступок его отца. Дело в другом. Дантес, защищаясь, всегда отстаивал невинность Пушкиной в этом деле. Это была продуманная линия поведения, которой он следовал всю жизнь. В преддверии столетней годовщины со дня рождения Пушкина корреспондент «Нового времени» И. Яковлев (И. А. Павловский) встретился в Париже с сыном Дантеса. 12 июня 1899 г. было опубликовано интервью с ним. В интервью, например, рассказывалось о том, как Дантес встретил в Париже на улице де ла Пэ Наталью Николаевну. Она его узнала, но отвернулась и прошла мимо. Хотя мы до сих пор не знаем, посетила ли Пушкина Париж во время своего заграничного вояжа в Австрию, но Дантес-сын говорил о «стройной блондинке», Наталья же Николаевна была черноволоса. Однако самое главное заключалось в том, что Дантес младший еще раз во всеуслышание заявил о том, что у них в семье всегда были уверены в полной невиновности Н. Н. Пушкиной.2 Ознакомившись с интервью, Арапова написала ему благодарственное письмо. Может быть, об этом факте не стоило бы упоминать, если бы он не объяснял нам, почему Арапова в своей работе так щадила Дантеса. Поскольку именно ДантеС заявлял о полной невиновности Пушкиной, а Арапова этими заявлениями весьма дорожила, она должна была представить бывшего кавалергарда так, чтобы у читателя ни на минуту не возникло сомнений в его благородстве. Но зато досталось поэту.
«Моя мать повторяла много раз: „Память об умерших священна, но я чувствую, что не оставят меня в покое, даже тогда, когда я буду уже в могиле"». «Если бы вы знали, — писала Арапова, — насколько я должна была страдать от этого пророчества». Арапова даже опубликовала в «Новом времени» письмо-протест против «нравственной пытки», на которую обрекли семерых здравствующих детей Н. Н. Пушкиной. Однако вопреки ожиданиям Араповой столетняя годовщина рождения поэта прошла без каких-либо резких выпадов по адресу Натальи Ни-
2 Яковлев И. Беседа с бароном Геккерном-Дантесом // Новое время. 1899. 12 июня.
колаевны. В этом Арапова видела собственную заслугу. Она понимала, что с Дантесом-Геккереном они действовали в одном направлении. Она дала «отпор» отечественным очернителям, а ее французский родственник — зарубежным. «Я протягиваю Вам руку в братском порыве», — патетически восклицала Арапова. Письмо заканчивалось так: «Возможно, наша единственная встреча не повторится, но тем не менее, мой дорогой Жорж, я навсегда сохраню к вам чувство живейшей признательности и расположения. Ваша преданная кузина Александра Арапова».3
Письмо это производит неприятное впечатление. Арапова предстает с его страниц недалекой сентиментальной барышней, хотя «барышне» уже шел шестой десяток. Вместе с тем это письмо помогает нам многое понять в сочинении Араповой.
В своей работе вину за семейный разлад Арапова возложила на Пушкина. Дескать, в его чувствах к жене произошло некоторое охлаждение из-за «пресыщения порывов сильной страсти или частых беременностей». Пушкина тянуло «в водоворот кипучей жизни, он жаждал сильных ощущений». Наталье же Николаевне оставалось лишь следить, «как с каждым днем ее значение стушевывалось в его кипучей жизни». По словам Араповой, «Пушкин только с зарею возвращался домой, проводя ночи то за картами, то в веселых кутежах в обществе женщин известной категории. Сам ревнивый до безумия, он до такой степени свыкся с неофициальными теориями, применяемыми мужчинами в оправдание их неверности, что даже мысленно не останавливался на сердечной тоске, испытываемой тщетно ожидавшей его женщиной, и часто, смеясь, посвящал ее в свои любовные похождения».
Такова была атмосфера, в которой начались ухаживания Дантеса. Но это-то была возвышенная любовь. Согласно Араповой, Дантес даже в глубокой старости по-прежнему отзывался о Наталье Николаевне: «Она была так не похожа на остальных женщин! Я имел всех женщин, которых только хотел, исключая той, которую весь мир заподозрил и которая по горькой насмешке судьбы была моей единственной любовью».4
Хотя Арапова не отличалась проницательным умом, она, однако, сообразила, что целый ряд фактов, уже оглашенных в печати, никак не укладывается в нарисованную ею идилличе-
3 Ternovsky Е. Pouckine el la tribu Gontcharoff. Paris, 1993. P. 126—127.
4 Иллюстрированное приложение к газете «Новое время». 1907. 22 дек. Я. Полонский, встретившись с Л. Метманом, внуком Дантеса, писал, что убийца Пушкина в кругу семьи никогда не произносил этих слов, приписываемых ему Араповой (Последние новости. 1930. 15 мая).
скую .картину. И не только не укладывается, а прямо разрушает ее. Арапова понимала, что лучший способ нейтрализовать «компромат» заключается в том, что необходимо не опровергнуть его, а дать такое ему толкование, что не останется места для каких-либо подозрений. Самой «болевой точкой» в этом смысле для Араповой было известие о тайном свидании Натальи Николаевны и Дантеса. Сведения об этом появились в печати в 1888 г., хотя Арапова узнала об этом опасном для репутации ее матери факте на год раньше: в марте 1887 г.
В 1888 г. П. И. Бартенев, издатель «Русского архива», обнародовал рассказы о Пушкине, записанные им со слов князя и княгини Вяземских. Среди этих рассказов был и такой: «Мадам NN по настоянию Геккерна пригласила Пушкину к себе, а сама уехала из дому. Пушкина рассказала княгине Вяземской и мужу, что, когда она осталась с глазу на глаз с Геккерном, тот вынул пистолет и грозил застрелиться, если она не отдаст ему себя. Пушкина не знала, куда ей деваться от его настояний; она ломала себе руки и стала говорить, как можно громче. По счастью, ничего не подозревающая дочь хозяйки явилась в комнату, и гостья бросилась к ней».5
Еще за год до публикации Бартенева Арапова обратилась к своей тетке Александре Фризенгоф (в девичестве Гончаровой) с просьбой рассказать историю гибели Пушкина. В ответ на эту просьбу муж Александрины барон Густав фон Фризенгоф записал воспоминания своей жены и в марте 1887 г. отправил их племяннице. Согласно рассказу Александрины, эпизод с «мадам NN» выглядел так: «Старый Геккерн написал вашей матери пкГсьмо, чтобы убедить ее оставить мужа и выйти за его приемного сына. Александрина вспоминает, что ваша мать отвечала на это решительным отказом, но она уже не помнит, было ли это сделано устно или письменно. Ваша мать получила однажды от госпожи Полетики приглашение посетить ее, и когда она (H. Н. Пушкина) прибыла туда, то застала там Геккерна вместо хозяйки дома, бросившись перед ней на колени, он заклинал ее о том же, что его приемный отец в своем письме. Она сказала жене моей, что это свидание длилось несколько минут, ибо, отказав немедленно, она тотчас уехала».6
От Фризенгофа Арапова узнала имя таинственной «мадам NN». Ею оказалась жена подполковника Кавалергардского полка Идалия Григорьевна Полетика, побочная дочь графа Г. А. Строганова, троюродная сестра H. Н. Пушкиной.
5 Русский архив. 1888. № 7. С. 310.
6 Гроссман Л. П. Цех пера. А, 1930. С. 267.
Арапова понимала, что обнародованные Бартеневым сведения бросали тень на репутацию ее матери. Она вроде бы жертва. Но поведение в этом загадочном эпизоде Дантеса, обманом заманившего Пушкину в ловушку, грозившего застрелиться, если она не отдастся ему, никак не вязалось с образом благородного человека, отрицавшего какие-либо подозрения на счет их действительных отношений. Арапова не могла не сознавать, что коль уж такой эпизод появился в печати, то он всегда будет источником самых различных предположений. Оставить его без внимания было нельзя. Но чтобы нейтрализовать ситуацию, надо было так прокомментировать этот эпизод, чтобы не могло возникнуть никаких сомнений. Что и сделала Арапова в своей работе. Арапова сочинила такую конструкцию, сославшись на рассказы своей няни Констанции, якобы передавшей исповедь Пушкиной незадолго перед смертью. Совершенно очевидно, что весь этот рассказ выдуман ею от начала до конца. Тему письма она позаимствовала из рассказа Фризенгофа, но дала ей следующую интерпретацию.
Дантес, безумно влюбленный, но окончательно разочарованный в своих надеждах, написал Наталье Николаевне письмо — «вопль отчаяния с первого до последнего слова». Цель письма — добиться во что бы то ни стало свидания. «Он жаждал только возможности излить ей свою душу, переговорить только о некоторых вопросах, одинаково важных для обоих, заверял честью, что прибегает к ней единственно как к сестре жены и что ничем не оскорбит ее достоинства и чистоты». Письмо заканчивалось угрозой, что, если она откажет ему в свидании, он покончит с собой, то же сделает и его жена Екатерина. Безумная «страсть которой заставит ее последовать его примеру... и, загубленные в угоду трусливому опасению, две молодые жизни вечным гнетом лягут на ее бесчувственную душу».
Наталья Николаевна, конечно, не могла взять на душу такой грех. За три года до смерти она призналась, что всегда допытывала свою совесть и единственно в чем могла себя упрекнуть, так только в этом согласии на роковое свидание. Оно было столь же кратко, сколь невинно. Пушкину извиняет ее «неопытность на почве сострадания». Другими словами, она пошла на это, чтобы спасти от смерти Дантеса и его жену, но за такую доброту муж ее заплатил своей кровью, а она счастьем всей своей жизни.
Свидание состоялось в казармах Кавалергардского полка, на квартире Идалии Полетики. Оно не имело того значения, которое предполагала Пушкина, оказавшись уловкой влюбленного человека. Поняв это в первую же минуту, Пушкина воз-
мутилась до глубины души и твердо заявила Дантесу, что останется навсегда глуха к его мольбам. После этого она немедленно уехала.
Через день Пушкин получил «зловредное извещение» от анонимного корреспондента, который ему уже присылал безымянные письма о состоявшейся встрече. Пушкин принес письмо жене. Она рассказала все как есть. Тогда Пушкин послал Дантесу «вторичный вызов», следствием которого была дуэль.7
Пожалуй, самый важный вывод, который можно сделать после прочтения «исследования» Араповой, состоит в том, что Н. Н. Пушкина никогда не говорила с дочерью о дуэльной истории. Сама же Арапова была настолько исследовательски несостоятельна, что, изучая литературу, не могла уяснить, что Пушкин не вызывал Дантеса на дуэль. Он лишь написал оскорбительное письмо Геккерену-отцу. И тогда Дантес вызвал Пушкина. Стыдно было дочери Натальи Николаевны не знать того, что было в ее время известно каждому гимназисту.
Примечательна выдумка Араповой об анонимном письме Пушкину накануне январской дуэли. Происхождение этого изобретения Араповой установить нетрудно. В своем «сочинении» она упоминает материалы Аудиториата Военного министерства, з котором рассматривалось военно-судное дело Дантеса.8
В 1900 г. это дело было опубликовано. Арапова была знакома с этой публикацией. Отсюда она почерпнула сведения об анонимном письме, полученном Пушкиным незадолго до того, как он отправил свое известное письмо Геккерену. Сведения эти представляли собой миф, созданный без всякого умысла аудитором 13-го класса Масловым, чиновником Комиссии военного суда. Происхождение этих сведений таково.
9 и 11 февраля 1837 г. секундант поэта К. К. Данзас заявил комиссии, что в ноябре Пушкин получил анонимные письма. Комиссия располагала письмом Пушкина к Геккерену от 26 января 1837 г., где поэт писал о том, что он получил анонимные письма. Пушкин имел в виду ноябрьские письма. Но члены Комиссии не смогли точно определить, что речь шла именно о ноябрьских анонимных письмах. Аудитор Маслов пришел к неверному заключению, что Пушкин получил анонимные письма и в ноябре 1836 г., и в январе 1837 г. Он ошибочно полагал, что январское анонимное письмо (в действительности не существовавшее) вынудило Пушкина написать Геккерену ос-
7 Иллюстрированное прилож. к газ. «Новое время». 1908. 2 янв.
8 Там же. 1907. 22 дек.
10 Временник Пушкинской комиссии, вып. 29
lib.pushkinskijdom.ru
корбительное письмо. Ни Дантес, ни Данзас, не склонные посвящать следствие в подробности дуэльной истории, не стали опровергать формулу Маслова. В определении Аудиториата от 16 марта 1837 г. содержались такие слова: «...26 января сего года Пушкин по получении безымянного письма» послал Гекке-рену оскорбительное письмо. 18 марта Николай I утвердил определение Аудиториата и тем самым закрепил своей подписью неверную версию судей.9
Арапова же пошла гораздо дальше. Мифические сведения об январском анонимном письме она соединила со сведениями Вяземских и Фризенгоф о свидании Пушкиной с Дантесом на квартире Полетики.
Пожалуй, самое примечательное в рассказе Араповой то, что в это повествование она ввела своего будущего отца П. П. Ланского. По ее словам, он был влюблен в Полети -ку. Полетика, чтобы предотвратить нежелательные последствия, якобы посвятила его в тайну свидания и попросила под видом прогулки около кавалергардских казарм зорко следить за всякой подозрительной личностью, что он и исполнил. Очень важно следующее лирическое отступление Араповой: «Всякое странное явление в жизни так удобно обозвать случаем». Но сама Арапова увидела «перст Божий в выборе Идалией Поле-тикой того человека, который, будучи равнодушным свидетелем происходящего события, наглядно доказал, до какой степени .свидание, наложившее незаслуженное пятно на репутацию матери, было, в сущности, невинно и не могло затронуть ее женской чести». Затем Арапова поместила длинное и нудное рассуждение о том, как вся семья Ланских была воспитана в традициях строжайшей нравственности. Далее следует самый важный вывод, ради которого придуман весь эпизод с Ланским: «Подобные унаследованные отцом воззрения служат лучшей порукой, что семь лет спустя он никогда не решился бы дать свое безупречное имя женщине, в чистоту которой он не верил бы так же безусловно, как в святость Бога».10
Можно ли сомневаться в том, что Ланской введен в эпизод Драповой для того, чтобы еще раз удостоверить невинность Пушкиной. Нет ничего удивительного в том, что в 1963 г. М. И. Яшин, изучив приказы по Кавалергардскому полку, где
9 Дуэль Пушкина с Дантесом: Подлинное военно-судное дело 1837 года. СПб., 1900. С. 56, 62, 75, 77, 99, 101, 103, 126, 141, 152; см. подробно: Сафонов М. М. Легенда об анонимных письмах Пушкину И История России в
XIX—XX ВВ. СПб., 1998.
10 Иллюстрированное прилож. к газ. «Новое время». 1908. 2 янв.
служил Ланской, установил, что в этот период будущего мужа Пушкиной вообще не было в Петербурге. С 19 октября 1836 г. по 19 февраля 1837 г. он находился в Черниговской и Моги-левской губерниях, где следил за набором рекрут.11
Но нельзя не удивляться тому, что даже это обстоятельство не перечеркнуло в глазах исследователей достоверность рассказа Араповой о свидании на квартире Полетики. Исследователи заговорили о том, что оно, видимо, имело место не в январе 1837 г., накануне дуэли, а раньше, до того, как Ланской отправился в служебную командировку, т. е. осенью 1836 г.12
Вообще доверие исследователей к рассказу Араповой просто поразительно. Виднейший пушкинист П. Е. Щеголев, впервые проанализировавший эту беллетристику, сделал, мягко говоря, странные выводы. Пытаясь разгадать тайну гибели Пушкина, П. Е. Щеголев писал, что ближайший повод к дуэли рассказан дочерью Пушкиной Араповой в ее воспоминаниях. «В них личность Пушкина изображена темными красками, и ей трудно верить, — писал П. Е. Щеголев, — в очень многих сообщениях о Пушкине, но в том рассказе, который я сейчас приведу, ей можно и должно верить, ибо это говорит дочь о матери».13
Право, непонятная логика. Странно, что критическое чутье П. Е. Щеголева в этом случае подвело его. Как он не почувствовал, что именно потому, что дочь говорит о матери, ее слова не могут быть эталоном объективности. Как раз наоборот, тенденциозность дочери, стремившейся любыми средствами обелить мать, которая, кстати сказать, в этом совсем не нуждалась, лишает слова Араповой какой-либо веры.
В литературе отмечалось, что «опровергнуть Арапову было некому», так как в тот момент, когда она опубликовала свое сочинение, уже не было в живых ни Александрины, ни ее мужа.14 Высказывалось мнение, что П. Е. Щеголев ввел в научный оборот лишь гипотезу, которую «тогда еще нельзя было ни подтвердить, ни опровергнуть».15 Между тем, это совсем не
11 Яшин М. Хроника преддуэльных дней // Звезда. 1963. № 9. С. 174.
12 Пушкин. Исследования и материалы. Л., 1963. Т. 5. С. 375.
» Щеголев П. Е. Дуэль и смерть Пушкина. СПб., 1999. С. 118.
14 Абрамович С. Л. Пушкин в 1836 году : (Предыстория последней дуэли). Л., 1984. С. 59. По всей видимости, С. Л. Абрамович не видела самой публикации Араповой, но пользовалась лишь изложением и цитатами из нее в книге П. Е. Щеголева (Щеголев П. Е. Дуэль и смерть Пушкина. С. 118). Во всяком случае, С. Л. Абрамович, как и П. Е. Щеголев, дает ссылку на «Новое время», тогда как сочинение Араповой было опубликовано в «Иллюстрированном приложении к газете „Новое время"».
15 Абрамович С. Л. Пушкин в 1836 году. С. 58.
так. Опровергнуть Арапову можно было уже тогда с помощью самой же Араповой...
Дело в том, что в том же 1908 г., когда сочинение Араповой увидело свет, историк кавалергардов С. А. Панчулидзев опубликовал биографию Дантеса и в ней воспроизвел отрывки из ранней редакции этого опуса дочери Н. Н. Пушкиной. И вот здесь в первоначальном варианте «фантазий» Араповой мы читаем буквально следующее: «Последнее свидание Натальи Николаевны с Дантесом, уже женатом на сестре ее, состоялось в кавалергардских казармах у И. Г. Полетики... Она до самой смерти горько упрекала себя в опрометчивости этого шага, так как поддалась уверениям Дантеса, что необходимо переговорить о важных семейных интересах, а о любви и помину не будет. Хотя он и сдержал свое слово, но враги Пушкина проведали об этом свидании и не преминули ему сообщить, и хотя он поверил ее объяснению, оно послужило последней роковой искрой, вызвавшей кровавую развязку. П. П. Ланской, ввиду своих дружеских отношений к И. Полетике, по ее просьбе находился в это время у нее, чтобы предотвратить скандал в случае появления Пушкина».16
Как видим, первоначально встреча у Полетики устраивалась для того, чтобы «переговорить... о семейных интересах», о любви же Дантес обещал не говорить и, что особенно важно, свое слово сдержал. В окончательном варианте своих записок Арапова придала этому свиданию совсем иной характер. Хотя Дантес обещал, что речь пойдет «о некоторых вопросах, одинаково важных для обоих», и клялся ничем не оскорбить «достоинства и чистоты» Натальи Николаевны, свидание оказалось «уловкой влюбленного человека». Именно поэтому Пушкина возмутилась, заявила, что останется глуха к его мольбам, и тотчас уехала.
Не может не вызвать улыбку, как нелепо в эпизод введен П. П. Ланской. Первоначально он находился в самой квартире Полетики, для того чтобы предотвратить скандал в случае внезапного появления Пушкина. Очевидно, почувствовав всю нелепость придуманной ею ситуации, дочь Ланского впоследствии решила поместить своего отца прогуливаться перед казармами, чтобы наблюдать «за всякой подозрительной личностью».
Единственный вывод, который можно сделать в результате сопоставления двух редакций сочинения Араповой, состоит в том, что ни одному слову ее верить нельзя. А ведь именно
16 Панчулидзев С. А. Сборник биографий кавалергардов: 1826—1908. СПб., 1908. С. 82.
Арапова «изобрела» схему: тайное свидание у Полетики—анонимное письмо, извещающее об этом рандеву,—письмо Пушкина—дуэль. С. А. Панчулидзев ввел ее в научный оборот. П. Е. Щеголев своим авторитетом виднейшего пушкиниста освятил ее. Несмотря на робкие сомнения некоторых исследователей,17 пушкинисты канонизировали эту схему. Так продолжалось до тех пор, пока С. Л. Абрамович не разрушила легенду о январском свидании у Полетики.
С. Л. Абрамович, автор выдержавшей четыре издания книги о дуэльной истории Пушкина, создала новую легенду об Идалии Полетике. Причем она сознательно «подгоняла» источники под заранее выработанную схему, претендовавшую на научную новизну и оригинальность. Характерно, что исследовательница создавала новую легенду, намеренно «подбирая» свидетельства современников. По сути дела, С. Л. Абрамович уподобилась А. П. Араповой. Исследовательница была уверена, что, действуя таким образом, она защищала Пушкина и его жену от клеветы и наветов. А между тем Пушкин еще менее нуждался в чьей-либо защите, чем Наталья Николаевна.
Поразительно, с какой легкостью пушкинисты приняли легенду С. Л. Абрамович за новую научно обоснованную версию,18 а С. Г. Скрынников поспешил отнести построение исследовательницы «к числу замечательных открытий последних лет».19
Попробуем проследить анатомию этого открытия. Прочитав в письме Густава фон Фризенгофа рассказ его жены Александ-рины Гончаровой о том, что Пушкина действительно встретилась с Дантесом на квартире Полетики, С. Л. Абрамович путем манйпуляций с текстом попыталась дать совершенно новую трактовку этого свидания. При этом она опиралась на построения И. Л. Андроникова, правда, нигде не упоминая его работы.
Мы уже видели, как о пресловутом свидании сообщили в своих воспоминаниях В. Ф. Вяземская и А. Н. Фризенгоф.
17 Казанский В. В. Письмо Пушкина к Геккерну // Звенья. М.: Л., 1936. Т. 6. С. 6—7; Ахматова А. А. О Пушкине. Л., 1977. С. 305.
18 Сайтанов А. К тайне гибели Пушкина И Вопросы литературы. 1986. № 4. С. 246; Лотман Ю. М. О дуэли Пушкина без тайн и «загадок»: Исследование, а не расследование // Абрамович С. Л. Предыстория последней дуэли Пушкина. Л., 1994. С. 330; Левкович Я. Л. Примечания // Щеголев П. Е. Дуэль И смерть Пушкина. С. 14, 16, 501, 503, 504, 506, 508, 517, 530, 556, 564, 570; Последний год жизни Пушкина. М., 1990. С. 306, 325; Фридкин В. 1) От чего погиб Пушкин? // Литературная газета. 1999. № 3; 2)Дорога на Черную речку. М., 1999. С. 109.
19 Скрынников Р. Г. Дуэль Пушкина // Санкт-Петербургский университет.
1996. № 14. С. 32.
С. Л. Абрамович попыталась убедить читателя в том, что супруги Фризенгоф в письме к Араповой рассказали почти то же самое, что и В. Ф. Вяземская поведала П. И. Бартеневу, и «перед нами редчайший случай почти полного, совпадения двух мемуарных свидетельств».20 Однако это утверждение исследовательницы — простая натяжка. Непредвзятый читатель сразу же увидит, что в обоих свидетельствах речь идет о разном.
Вяземская утверждала, что Дантес, заманив в ловушку Пушкину, пытался заставить ее отдаться ему. В рассказе же Александрины речь идет совсем о другом. Геккерен написал Пушкиной письмо, в котором убеждал Наталью Николаевну оставить мужа и выйти замуж за Дантеса. Встретившись обманным путем с Пушкиной у Полетики, Дантес «заклинал ее о том же», т. е. бросить мужа и выйти за него замуж.
Эти «незначительные» расхождения С. Л. Абрамович объясняет тем, что Вяземская была предельно откровенна и не стеснялась в выражениях, Фризенгоф же более сдержан в письме к племяннице. «Но, по сути дела, оба документа почти идентичны и взаимно подкрепляют друг друга. Не приходится сомневаться в достоверности этих воспоминаний».21
В том-то и дело, что приходится, да еще как! С. Л. Абрамович утверждает, что воспоминания Вяземской всегда «отличаются живостью и конкретностью». В беседах с Бартеневым она «была предельно откровенна». Фризенгоф же «считал своим долгом сказать правду».22
Насколько княгиня Вера была откровенна, и можно ли доверять ее воспоминаниям, я уже писал.23 То же можно сказать и о воспоминаниях Александрины.24 Только желанием «подогнать» свидетельство Александрины под свою схему можно объяснить то, что С. Л. Абрамович «не заметила» абсурдности того, что баронесса рассказала своей племяннице.
Совершенно невозможно представить, чтобы дипломат Геккерен написал жене камер-юнкера того двора, при котором он состоял посланником, письмо с такими предложениями. Невозможно по двум причинам. Во-первых, такое письмо официального представителя иностранной державы могло повлечь за собой крах его дипломатической карьеры. Даже если бы он и не
20 Абрамович С. Л. Пушкин в 1836 году. Л., 1984. С. 60.
21 Там же. С. 60—61.
22 Там же. С. 60, 62.
23 Сафонов М. К смерти Пушкина: Виноват ли Вяземский:* // Смена. 1997. 21 ноября.
24 Сафонов М. Александр и Александрина : Пушкины // Там же. 1998. 7, 21, 28 авг.
думал всерьез о разводе Пушкиной с ее мужем. Во-вторых, Дантес, делающий блестящую карьеру в Кавалергардском полку и пользующийся особым покровительством императора, не стал бы добиваться того, чтобы Наталья Николаевна, мать четверых детей, развелась с Пушкиным. Особенно если учесть, что Николай I резко отрицательно относился к разводам. Невозможно поверить, чтобы Дантес был настолько ослеплен любовью, что готов был пожертвовать своей так успешно начатой карьерой в России и стал бы мужем разведенной женщины с четырьмя малолетними чадами на руках. Вся последующая биография Дантеса свидетельствует о том, что это был человек сугубо практический, приехавший в Россию сделать карьеру.25
Если допустить, что Геккерен, преследуя только ему известные цели, действительно написал такое письмо, а Дантес на самом деле говорил с Натальей Николаевной о том же, имея на то неведомые резоны, то все равно С. Л. Абрамович никоим образом не должна была оставить все эти важнейшие моменты без внимания. Она же, напротив, полностью проигнорировала эти несуразности и всячески подчеркивала «точность» и «достоверность» воспоминаний Александрины и княгини Веры. По словам С. Л. Абрамович, княгиня Вяземская и Александрина «независимо друг от друга рассказали об этом свидании одно и то же» (!). По мнению исследовательницы, «в памяти обеих женщин этот эпизод запечатлелся так отчетливо потому, что был неким кульминационным моментом в развитии событий и повлек за собою тягчайшие последствия».26
Опять натяжка. Ни в рассказе Вяземской, ни в воспоминаниях Фризенгоф ничего не говорится о том, что свидание у Полетики было неким «кульминационным моментом». Это как раз и заслуживает быть отмеченным теми, кто считает показания Вяземской и Александрины предельно точными и достоверными. Обе женщины упоминают об этом эпизоде в ряду других, вовсе не выделяя его как переломный момент, после которого последовала как бы цепная реакция.
Характерно, что Вяземская не указала прямо, когда произошел инцидент у Полетики. «Лишь по некоторым косвенным данным, можно предположить, что дело происходило 4 ноября», — пишет С. Л. Абрамович.27
Однако в рассказе Вяземской об инциденте речь идет в чреде событий декабря 1836—января 1837 г. и никаких «кос-
25 Московский пушкинист. М., 1927. С. 68—72; Последние новости. 1930, 15 мая; Там же. 1937. 10 февр.
26 Абрамович С. Л. Пушкин в 1836 году. С. 60.
27 Там же. С. 60—61.
венных данных», позволяющих предположить, что дело происходило до 4 ноября, в действительности нет.
По словам С. Л. Абрамович, в письме Фризенгоф такие указания есть, но только биографы Пушкина до сих пор не обратили на них внимания. Какие же это «указания»?
Основной аргумент Абрамович заключается в том, что в своем письме Фризенгоф «ведет свой рассказ, насколько это возможно, в хронологической последовательности».28
Вначале он рассказывает об ухаживаниях Дантеса за Пушкиной, вызвавших анонимные письма, доводит свой рассказ до ноябрьской дуэльной истории. Далее следует некоторое хронологическое отступление: «Жена моя сообщает мне, что она совершенно уверена в том, что все это время Геккерн (т. е. Дантес. — М. С. ) видел вашу мать исключительно в свете и что между ними не было ни встреч, ни переписки. Но в отношении обоих этих обстоятельств было все же по одному исключению». Далее следует рассказ о письме старого Геккерена с предложением Наталье Николаевне развестись с Пушкиным и о свидании на квартире Полетики. Затем Фризенгоф возвращается к свадьбе Дантеса: «Итак, замужество было решено».29
С. Л. Абрамович расценила это «отступление» Фризенгофа как носящее характер итогового примечания к предыдущему разделу, в котором речь шла о том, что происходило до 4 ноября. С. Л. Абрамович настаивала на том, что Фризенгоф ведет свой рассказ, «строго соблюдая хронологический порядок».30
К сожалению, это заявление исследовательницы не выдерживает критики. Если С. Л. Абрамович поместила бы в приложениях к своей книге полный текст письма Фризенгофа к Араповой, читателю была бы очевидна несостоятельность рассуждений исследовательницы. К сожалению, полный текст письма, опубликованный Л. П. Гроссманом почти семьдесят лет назад, в момент выхода книги С. Л. Абрамович был известен только специалистам. Правда, впоследствии появилась современная публикация в сборнике «Пушкин в последний год жизни».31 Но здесь письмо было разделено на отрывки, которые оказались напечатанными в разных разделах книги, так что составить целостное впечатление об этом документе было невозможно.
Если бы читатель книги С. Л. Абрамович имел перед глазами полный текст письма Фризенгофа, то первое, что ему
28 Там же. С. 62.
29 Гроссман Л. П. Цех пера. С. 267.
30 Абрамович С. Л. Пушкин в 1836 году. С. 63.
31 Последний год жизни Пушкина. М., 1990. С. 329—330, 351—352, 423—426.
пришло бы в голову, был бы вопрос: «А можно ли вообще доверять этому письму, путающему хронологию событий и стремящемуся увести читателя как можно дальше от истины?».32
Оставим в стороне вопрос о том, что в равной степени «отступление» Фризенгофа может относиться и к событиям до свадьбы Дантеса и до январской дуэли, т. е. охватывать весь период дуэльной истории. Отметим сразу же, что оно недостоверно, так как письмо с предложением развода, которое старый Геккерен якобы написал Наталье Николаевне, не было единственным среди эпистол, полученных Пушкиной от семейства Геккеренов. Дантес признал на следствии, что писал Наталье Николаевне записки, которые могли вызвать раздражение Пушкина как мужа.33 Кроме того, в одном из писем Дантеса к Геккерну говорится о том, что Пушкина призналась в письмах своему мужу. «Какова была ее цель? » — недоумевал Дантес.34
Все это свидетельствует о том, что, прежде чем рассуждать о хронологии, С. Л. Абрамович была обязана проанализировать письмо Фризенгофа в целом на предмет его достоверности. Но в том-то и дело, что такая работа привела бы читателя к убеждению, что Фризенгофу, который, по словам С. Л. Абрамович, считал «долгом сказать правду»,35 нельзя верить ни в чем.
Что же касается «хронологии», то как раз вопиющие хронологические смещения, С. Л. Абрамович, конечно же не замеченные, заставляют относиться к такому документу, мягко говоря, с недоверием. А уж о том, чтобы, основываясь на нем, пересматривать хронологию дуэльных событий, говорить не приходится вовсе. Вот несколько образчиков «точности» хронологии Фризенгофа.
Ухаживания Дантеса за Натальей Николаевной вызвали толки в обществе. Князь Гагарин написал Пушкину письмо в таком духе. Тогда Дантес принялся усиленно ухаживать за Екатериной Гончаровой36 и так далее. Разве необходим здесь дотошный комментарий? Характерно, что Фризенгоф даже не упоминает об анонимном пасквиле и о ноябрьском вызове Пуш-
32 На это обратили внимание С. Ласкин и Э. Герштейн (Ласкин С. Вокруг дуэли. СПб., 1993. С. 37; Герштейн Э. 1) К истории смертельной дуэли Пушкина : (Критические заметки) // Лица. Биографический альманах. М.; СПб., 1995. С. 151—152; 2) Как это случилось // Вопросы литературы. 2000. Март— апрель. С. 176—180.
33 Дуэль Пушкина с Дантесом. С. 61.
34 Письма Жоржа Дантеса барону Геккерну: 1835—1836 гг. // Звезда. 1995. № 9. С. 192.
35 Абрамович С. Л. Пушкин в 1836 году. С. 62.
36 Гроссман Л. /7. Цех пера. С. 266.
киным Дантеса на дуэль. Думается, строить новую концепцию, основываясь на точных хронологических указаниях Фризенго-фа, ученый может только с предвзятой целью. К сожалению, именно это и попыталась сделать С. Л. Абрамович.
«Как видим, — пишет исследовательница, — анализ этого документа позволяет нам достаточно точно определить место интересующего нас эпизода в цепи событий. Судя по хронологии изложения, свидание, спровоцированное Идалией Полети-кой, состоялось до того, как разыгралась ноябрьская дуэльная история...».37
По словам С. Л. Абрамович «это подтверждается и другими соображениями». К сожалению, именно «соображениями», а не доказательствами. «Соображения» же таковы: Дантес мог умолять Пушкину «выйти за него» только тогда, когда он не был помолвлен с Е. Гончаровой, т. е. еще до ноябрьской дуэльной истории.
Думается, прежде чем таким образом «доказывать» хронологию, надо было бы вначале задаться вопросом, мог ли Дантес всерьез обращаться с такими предложениями. А если обращался не всерьез, то тогда причем же здесь его помолвка или даже свадьба? Впрочем, сама же С. Л. Абрамович признала, что, когда Фризенгоф пишет о предложении руки и сердца, он лишь остается в рамках хорошего тона, прибегает к эвфемизмам,38 но имеет в виду то же самое, о чем без обиняков рассказывала Вяземская: Дантес хотел, чтобы Пушкина «отдала ему себя». «Но это еще не все. В письме педантичного барона есть указания и для более точной датировки», — пишет исследовательница. По ее словам, Александрина выделила два инцидента, следовавших один за другим. Сначала Геккерен на каком-то вечере затеял с Натальей Николаевной оскорбительный разговор. Вскоре после того Дантес при помощи Полетики добился встречи с Пушкиной.39
С этим согласиться никак нельзя. Фризенгоф ни словом не обмолвился о разговоре Геккерена с Пушкиной на каком-то вечере. Он совершенно определенно говорил о письме дипломата. Если же это был разговор, а не письмо, то почему же
37 Абрамович С. Л. Пушкин в 1836 году. С. 63. «Анализ этого документа, — писала Л. Я. Левкович о трактовке С. Л. Абрамович письма Фризенго-фа, — позволил достаточно точно разместить во времени отдельные эпизоды дуэльных событий». По ее словам, С. Л. Абрамович «распутала еще один узел дуэльной истории» (Левкович Л. Я. П. Е. Щеголев и его книга «Дуэль и смерть Пушкина» // Щеголев П. Е. Дуэль и смерть Пушкина. С. 14, 16).
38 Там же. С. 63.
59 Там же. С. 63—64.
С. Л. Абрамович не сообщила об этом раньше на страницах своей книги? А потому, что тогда сразу же встал бы вопрос о точности и достоверности письма Фризенгофа и доказательство посредством строгой хронологии не сработало бы.
Действительно, Пушкин в своем знаменитом письме к Гек-керену от 26 января 1837 г. упоминает о разговоре.40 Но Фри-зенгоф говорит о письме, а не о разговоре. Чтобы устранить это «маленькое» противоречие, С. Л. Абрамович просто заменила письмо Геккерена Пушкиной разговором с ней. Нетрудно заметить, что с помощью таких подмен очень легко разрешить самую сложную проблему.
Заменив письмо разговором, С. Л. Абрамович уверенно продвинулась к своей цели. Из письма Пушкина явствует, что Геккерен разговаривал с женой поэта во время болезни Дантеса. Дантес же был болен с 19 по 27 октября 1836 г.
Отсюда «обоснованный» вывод: «Итак, инцидент на квартире Полетики имел место... но не в январе, а накануне 4 ноября». «Уточнение» же этой даты «бросает новый свет на многие факты преддуэльной истории, остававшиеся до сих пор не вполне ясными».41
Определив «истинную последовательность событий», исследовательница предложила новое толкование «недомолвок» в пушкинских письмах Геккерену и в письме Александра Карамзина от 13 марта 1837 г. По ее словам, последнее содержит «ценнейшие по своей точности сведения».42 Среди них подробности относительно интересующего нас эпизода, т. е. о свидании у Полетики. А. Н. Карамзин писал: «Дантес в то время был болен грудью... Геккерн сказал г-же Пушкиной, что он умирает из-за нее, заклинал спасти его сына, потом стал грозить местью; два дня спустя появились анонимные письма... за этим последовала исповедь госпожи Пушкиной своему мужу, вызов».43
По мнению С. Л. Абрамович, Карамзин в этом письме сообщил, что в какой-то момент произошел перелом во взаимоотношениях Натальи Николаевны и Дантеса. Карамзин, дескать, даже назвал точную дату этого перелома, не заметив этого. «В самом деле, — пишет исследовательница, — вчитаемся внимательно в этот текст „...два дня спустя". Но после чего?».
Для непредвзятого читателя, человека здравомыслящего ответ совершенно ясен: «Два дня спустя после того, как состоялся разговор Геккерена и Пушкиной, во время которого дипломат
40 Пушкин А. С. Письма последних лет. 1834—1837. М., 1969. С. 183.
41 Абрамович С. Л. Пушкин в 1836 году. С. 64.
42 Там же.
43 Пушкин в письмах Карамзиных. М.; Л., 1960. С. 190.
сообщил жене поэта, что Дантес умирает из-за нее». Поскольку же анонимные письма появились 4 ноября 1836 г., разговор этот, согласно Карамзину, состоялся 2 ноября.
Однако при внимательном рассмотрении нетрудно убедиться, что никоим образом нельзя считать эту дату верной. Дело в том, что разговор Геккерена с Пушкиной происходил, когда Дантес «был болен грудью», т. е. в период с 19 по 27 октября. Поэтому, если даже разговор имел место в последний день болезни Дантеса 27 октября, анонимные письма должны были бы появиться 29 октября: «через два дня» после разговора. Но в действительности они появились лишь неделю спустя, 4 ноября. Очевидно, Карамзин не располагал достоверными сведениями. Это и немудрено, ведь всю «правду» о дуэльной истории он узнал лишь после смерти Пушкина, т. е. три месяца спустя. Когда же разворачивалась ноябрьская дуэльная история, Карамзин плохо понимал, что происходило у него перед глазами, в чем откровенно признался в этом письме. Дантес, руководимый Геккереном, вел себя очень тактично, стремился привлечь на свою сторону друзей Пушкина. Он буквально «заворожил» семейство Карамзиных: заявлял о своей дружбе, прикидывался откровенным, делал ложные признания, «разыгрывал честью, благородством души». Карамзины поверили его преданности Н. Н. Пушкиной и любви к Е. Гончаровой. «У меня, — признавался автор письма, — как будто голова закружилась». Дантес обманул его «красивыми словами», «заставил... видеть самоотвержение, высокие чувства там, где была лишь гнусная интрига». Сам А. Н. Карамзин «не хотел верить в это, но, наконец, сдался перед явными доказательствами, которые получил позднее».44 От кого именно получил, неизвестно. Скорее всего, от Вяземских. Таким образом, перед нами чужая интерпретация, записанная А. Н. Карамзиным спустя три месяца после описываемых событий. Поэтому его письмо для точной датировки событий дуэльной истории никуда не годится. Следовательно, нельзя признать верной даже дату разговора Геккерена с Пушкиной 2 ноября 1836 г.
Разумеется, письмо А. Н. Карамзина, содержащее «ценнейшие по своей точности сведения», в той же степени, как и воспоминания Александрины, записанные Фризенгофом, следовало бы подвергнуть тщательнейшему анализу на предмет их достоверности. Но непредвзятая трактовка явно не устраивала С. Л. Абрамович. Не устраивала потому, что при такой интерпретации никак не удалось бы связать анонимные письма и
44 Там же. С. 191.
свидание у Полетики. Тогда С. Л. Абрамович прибегла к следующей аргументации.
«А. Карамзин, несомненно, знал о каком-то событии, имевшем место 2 ноября, но не счел себя вправе упомянуть о нем в письме. Видимо, 2 ноября случилось что-то из ряда вон выходящее», — утверждает исследовательница.45
Откуда же это явствует? Оказывается, Пушкин в своем ноябрьском письме к Геккерену назвал эту дату с особым подтекстом. Это действительно так. Но только события 2 ноября 1836 г. никакого отношения к свиданию на квартире Полетики не имели.
В сохранившихся фрагментах пушкинского письма интересующий нас эпизод в переводе на русский язык выглядит так: «2 ноября у вас был (от) с вашим сыном (новость) (...) доставил (а) большое удовольствие. Он сказал вам (после одного) разговора (...) ешен, что моя жена опаса(ется) анонимное письмо (...) что она от этого теряет голову (...) нанести решительный удар (...) составлено вами и (...) (экзем)пляра (анонимного) (письма) (...) были разосланы (...) было сфабриковано с (...)».46
Нельзя не согласиться с С. Л. Абрамович, когда она утверждает, что смысл этого фрагмента заключается в следующем. Пушкин заявляет, что анонимные письма — дело рук Гекке-ренов. Замысел решительного удара у них возник 2 ноября, после того как Дантес сообщил Геккерену какое-то известие. Дело касалось Натальи Николаевны. Поэтому Пушкин упорно не хотел говорить о том, что случилось в тот день, не желал упоминать имя саоей жены и вычеркнул из черновика все упоминания о ней.
До недавнего времени оставалось совершенно непонятным, что же собственно произошло 2 ноября, о чем Дантес рассказал Геккерену.
И тут С. Л. Абрамович совершила решительный исследовательский шаг, позволяющий приоткрыть «тайну 2 ноября». Ведь 2 ноября подразумевает и А. Н. Карамзин в своем письме. Это переломный момент в отношениях Пушкиной и Дантеса. Раньше ее умоляли, теперь ей стали угрожать. Пушкина оказалась в ужасном положении, она опасалась гнева мужа, теряла голову.
«Естественно предположить, — писала С. Л. Абрамович, — что роли переменились после свидания у Полетики». «По всей вероятности, оно и состоялось в этот же день — 2 ноября». Наталья Николаевна оказалась в зависимости от
45 Абрамович С. Л. Пушкин в 1836 году. С. 64—65.
46 Пушкин А. С. Письма последних лет. С. 200, 202.
Геккеренов, ей стали угрожать оглаской происшедшего, тем, что она все равно будет обесчещена в глазах мужа и общества.47
Несколькими строками ниже «предположение» С. Л. Абрамович уже фигурирует как вполне доказанное положение. «Теперь, когда мы знаем, что предшествовало появлению анонимных писем, становится очевидным, что жена поэта оказалась жертвой низкой интриги. Оскорбительные предложения посланника, «подстроенное при содействии Полетики свидание, последовавшие затем анонимные письма — все это, по-видимому, звенья одной цепи. Соучастницей этих козней и была Идалия Полетика».48
Становится совершенно очевидной технология этого «открытия». Вначале туманные воспоминания Александрины, имевшие целью запутать дуэльную историю, объявляются достовер-нейшими. Потом путем заявления об их исключительной хронологической точности свидание у Полетики датируется концом октября—началом ноября 1836 г. Затем письмо Геккерена становится вовсе не письмом, а разговором с Пушкиной. Ясная фраза Карамзина о том, что два дня спустя после этого разговора появились анонимные письма, перетолковывается так, что анонимные письма появились после какого-то события, о котором Карамзин, несомненно, знал, но почему-то не упомянул. На место этого события ставится пресловутое свидание у Полетики. На основании же того, что сам Пушкин считал, что пасквиль появился после 2 ноября, объявляется: анонимные письма и появились после свидания у Полетики. И вот новая версия дуэльной истории готова!
Однако трудно не заметить, что в этом построении концы с концами все-таки не сходятся. Если 2 ноября состоялся разговор Геккерена с Натальей Николаевной, то ведь в этот день, по словам Карамзина, Дантес был болен грудью, как же он мог после этого подстроить свидание с Натальей Николаевной и в тот же день рассказать об этом Геккерену? Когда же все это могло произойти? Но главное, наверное, заключается в том, что 2 ноября
47 Абрамович С. Л. Пушкин в 1836 году. С. 66.
48 Там же. С. 66. Во вступительной статье к переизданию книги П. Е. Ще-голева Л. Я. Левкович писала о том, что «С. Л. Абрамович выдвинула гипотезу» о передатировке свидания Пушкиной и Дантеса. Но уже в комментариях к ней гипотеза превратилась в доказанное положение. «С. Л. Абрамович убедительно датирует эту встречу 2 ноября», — отметила исследовательница и несколько ниже уже категорически заявила: «В настоящее время можно считать доказанным, что свидание Дантеса и Натальи Николаевны Пушкиной состоялось 2 ноября» (Левкович Л. Я. П. Е. Щеголев и его книга... С. 16, 501, 569). Эту точку зрения разделяют С. Витале и В. Старк (Черная речка: До и после. СПб., 2000. С. 163).
Дантес рассказал Геккерену об эпизоде, который произошел с Пушкиным в дворянском собрании на праздновании 50-летия научной деятельности профессора П. А. Загорского. Никакого отношения этот эпизод к свиданию у Полетики не имел.49
Если А. П. Арапова сочинила историю про добровольное свидание, чтобы защитить честь матери, то С. Л. Абрамович защищала репутацию Пушкина. Но все дело в том, что ни Наталья Николаевна, ни сам Пушкин в «защитниках» такого рода вовсе не нуждаются.
В 1956 г. в январском номере «Нового мира» И. Л. Андроников вместе с Н. С. Баташевым опубликовал обширную статью «Тагильская находка». Незадолго перед тем в Тагильске был обнаружен альбом, в котором находилась переписка семьи историографа Карамзина в последний год жизни Пушкина. Н. С. Ба-ташев обнародовал обширные цитаты из вновь найденных текстов, И. Л. Андроников же сопроводил отрывки из писем пространными комментариями и с их помощью попытался прояснить темные обстоятельства дуэльной истории.
Среди открытых в Сибири текстов, пожалуй, наибольшее значение имело письмо Александра Карамзина брату Андрею от 13 марта 1837 г. Этот карамзинский текст представил возможность связать появление анонимного пасквиля и угрозы Геккерена Наталье Николаевне. Сам Карамзин этого не утверждал, более того, такое предположение с точки здравого смысла ему казалось нелепым. Но за Карамзина это сделал И. Л. Андроников, предложив новое толкование пасквиля как акта мести обоих Геккеренов Наталье Николаевне, за то, что она отвергла Дантеса.50
Одной из первых построениями И. Л. Андроникова воспользовалась С. Л. Абрамович. Не упоминая о том, что именно он выстроил схему, которую она положила в основу своей работы, С. Л. Абрамович задалась целью во что бы то ни стало отыскать, как именно Пушкина «отвергла» Дантеса. И нашла. В схему созданную И. Л. Андрониковым, С. Л. Абрамович добавила еще одно важнейшее звено: после неудачи Геккерена уговорить Пушкину, Дантес подстроил ей ловушку у Полетики, но, потерпев фиаско, отомстил ей, подбросив пасквиль. Таким образом, под пером С. Л. Абрамович пасквиль был актом мести Наталье Николаевне, но не за то, что в октябре она устояла перед навязчивыми ухаживаниями Дантеса, как полагал И. Л. Андроников, а за неудачу авантюры в казармах Кавалергардского полка, когда Пушкина «отвергла» «сына» Геккерена.
49 Сафонов М. «Пролетая над гнездом кукушки...» // Смена. 1997. 12 февр.
50 Новый мир. 1956. № 1. С. 177, 201.
Итальянская исследовательница С. Витале посвятила событию 2 ноября целую главу «Вычеркнутые строчки», но так и не сумела разгадать иероглиф. Она полагала, что три вычеркнутые Пушкиным строки заключали в себе обвинение Геккерена в составлении пасквиля. Но в действительности анонимное письмо составил какой-то светский шалопай. Поскольку Пушкин не имел никаких доказательств того, что Геккерен был автором пасквиля, поэт вычеркнул строки, обвиняющие дипломата. Однако что же все-таки произошло 2 ноября, о чем Дантес в этот же день рассказал Геккерену, осталось С. Витале неведомым.51 Что же касается свидания у Полетики, «которое, возможно, стало критическим в событиях», то, по мнению итальянской исследовательницы, оно имело место до 4 ноября. Аргументы С. Л. Абрамович С. Витале показались «убедительными», но она не была «вполне уверена», что «приглашение на встречу последовало 2 ноября», в тот день, который называет Пушкин в своем ноябрьском письме.52
С. Витале ввела в научный оборот один очень важный документ: письмо Дантеса к Геккерену, предположительно датируемое 17 октября 1836 г. В этом письме кавалергард просит «отца» заговорить с Натальей Николаевной и описать ей, как его «сын» буквально умирает от любви к ней. Более того, в письме была такая фраза: «Если бы ты сумел вдобавок припугнуть ее и внушить ей, что...». Остаток фразы густо зачеркнут.53
Нет никакого сомнения в том, что такой разговор (или несколько разговоров) действительно имел место. Об этом есть упоминание в письме Пушкина Геккерену от 26 января 1837 г.54 Но был не только разговор, но были и угрозы, о которых Пушкин не сказал ни слова, но зато А. Карамзин упомянул о них. Очевидно, Геккерен исполнил просьбу своего «нареченного сына» и сделал все так, как он просил, т. е. попытался и припугнуть Пушкину, правда, чем именно припугнуть, осталось неизвестным. Однако эти угрозы никак не были связаны с происхождением анонимных писем.
События, предшествовавшие появлению пасквиля, представлялись С. Витале так. Вначале Дантес написал Наталье Николаевне письмо с предложением брачного союза или побега, затем состоялась встреча у Полетики, во время которой Дантес устно повторил то, что было изложено в письме. 16 октября Дантес просил Геккерена переговорить с Пушкиной. К этому
51 Витале С. Пуговица Пушкина. Калининград, 2001. С. 223—263.
52 Там же. С. 235.
53 Там же. С. 237—240.
54 Пушкин А. С. Письма последних лет. С. 183, 184.
времени между Натальей Николаевной и Дантесом произошло «что-то драматическое и бесповоротное». Может быть, это был отказ, о котором упомянул А. В. Трубецкой в разговоре с матерью М. И. Барятинской. Наталья Николаевна отказала Дантесу во второй раз, то ли из ревности к своей сестре Е. Н. Гончаровой, то ли от того, что кавалергард собирался посвататься к княжне Барятинской. С. Витале толком не знала, когда именно произошло свидание у Полетики. Возможно, оно имело место ранее 19 октября, когда П. П. Ланской, стоявший, согласно воспоминаниям А. П. Араповой, «на часах» возле кавалергардских казарм, еще не успел покинуть столицы. Был ли отказ связан со свиданием у Полетики или имел место до тайного рандеву, исследовательница не уточнила.55
Расставить все эти события в хронологической последовательности и определить каждому свое место попытался Р. Г. Скрынников, специалист по по истории средневековой истории России XVI—XVII вв. Он значительно углубил «замечательное открытие последних лет». К двухсотлетней годовщине со дня рождения поэта он выпустил сочинение о гибели Пушкина. Оно представляет собой смесь источниковедческой терминологии, создающей иллюзию серьезного объективного исследования, и авторских фантазий, взятых из области исторической романистики. При этом Р. Г. Скрынников продемонстрировал неосведомленность в российских реалиях XIX в. Н. Н. Пушкину, вдову с четырьмя детьми, он называл фрейлиной. О Дантесе автор писал, что у поручика был роман с сиятельной особой, имевшей двух (даже не одну, а целых двух!) статс-дам. Самого Пушкина Р. Г. Скрынников произвел в действительные члены Императорской Академии наук.56 Профессор пытался убедить читателя в том, что в известном письме, отправленном Геккерену 26 января 1837 г., Пушкин бранился матом, но потом, чтобы скрыть это, переделал текст письма для публики, удалив из него матерные выражения.57 С. Г. Скрынников интерпретирует франкоязычные тексты без достаточного знания французского языка. Интерпретация тайной встречи Натали и Дантеса в казармах Кавалергардского полка стала вершиной «научного анализа» Р. Г. Скрынникова. Именно в изображении секретного рандеву на страницах книги как в фокусе отразились особенности творческого «метода» ученого.
Р. Г. Скрынников сопоставил версии Вяземской и Фризен-гоф. Как помним, С. Л. Абрамович утверждала, что обе жен-
55 Витале С. Пуговица Пушкина. С. 241, 242.
56 Скрынников Р. Г. Дуэль Пушкина. СПб., 1999. С. 149, 224, 314.
57 Сафонов М. Ругался ли Пушкин матом? // Смена. 2001. 21 апр.
щины рассказали одно и то же. Р. Г. Скрынников справедливо отметил, что в их показаниях есть «вопиющие противоречия» и «согласовать между собой эти версии невозможно», поэтому необходимо оценить их «критически». По словам ученого, согласно одним показаниям, Пушкина попала в ловушку, согласно другим — «она сама дала согласие на рандеву». Р. Г. Скрынников утверждал, что в первой версии Дантес пытался овладеть Пушкиной, во второй — просил ее выйти за него замуж.58 Это утверждение является подтасовкой фактов. Трудно допустить, что профессор не заметил одной важной детали. Рассказ Алек-сан дрины о том, что Дантес просил руки Пушкиной, равно как и рассказ Вяземской, как поручик пытался овладеть Натальей Николаевной, воспроизводит одну и ту же первую версию, по которой Пушкина попала в западню у Полетики. Версия вторая, изложенная Араповой, по которой Пушкина не в ловушку попала, а явилась на свидание добровольно, вовсе не говорит о том, что Дантес пытался посвататься к Натали. Ведь, по словам Араповой, поручик просил разрешения переговорить о вопросах, важных для обоих, но эта просьба оказалась уловкой влюбленного человека. Хотелось бы верить, что Р. Г. Скрынников просто заблуждался. Но, к сожалению, приходится констатировать, что это не так. Весь последующий ход его рассуждений . убеждает в том, что Р. Г. Скрынников «перестроил» версию, для того чтобы дать новое толкование происхождения дуэльной истории. Именно для этого, вопреки собственным декларациям о необходимости оценивать источники критически, он совершенно произвольно соединил воедино версию Араповой о добровольном согласии Натали на свидание и версию Алек-сандрины, согласно которой во время рандеву Дантес добивался руки Пушкиной. Таким образом, рассказ Араповой, выдуманный от первого слова до последнего, оказался слитым с нелепостями Фризенгофа. Каким же образом Р. Г. Скрынникову удалось придать вид правдоподобия своим построениям?
По словам исследователя, Вяземская и Александрина получили сведения о том, как Пушкина попала в западню, от самой Натальи Николаевны, «которая старалась оправдать свое легкомыслие». Поэтому ее версия «не столь достоверна, как признание Н. Н. Ланской Констанции». По мнению Р. Г. Скрын-никова, «в словах дочери слышится живая речь матери».59
Хотя исследователи обнаружили в записках Араповой «неувязки», это нисколько не смутило Р. Г. Скрынникова. По его
58 Скрынников Р. Г. Дуэль Пушкина. С. 159.
59 Там же.
утверждению, «все противоречия в рассказе Араповой носят мнимый характер». Чтобы их устранить, достаточно датировать тайное свидание более ранним временем. Ученый основывается на том, что П. П. Ланской во время свидания в казармах стоял «на стрёме». Поскольку будущий муж Натальи Николаевны в то время в Петербурге отсутствовал, Р. Г. Скрынников умозаключил: «Его причастность к делу подтверждает, что рандеву состоялось ранее 19 октября 1836 г.».60
Подобно С. Витале историк «передвинул» свидание Дантеса и Пушкиной на осень, но в отличие от своей предшественницы он «опустил» тайное рандеву у Полетики еще «ниже». Для такой передатировки Р. Г. Скрынников нашел новые дополнительные аргументы. Он справедливо отметил, что и Вяземская, и Фризенгоф записали свои воспоминания в старости. Они многое перезабыли, их изложение нельзя считать ни стройным, ни последовательным. Поэтому «поздние источники должны уступить место более ранним документам, тем более что они исходят от участников событий и составлены в момент события».61 На первое место среди таких источников Р. Г. Скрынников поставил письмо Дантеса к Геккерену от 17 октября 1836 г.
В этом письме «сын» рассказывает своему приемному «отцу» о том, как накануне провел вечер у Вяземских в обществе Пушкиной. Дантес притворялся веселым, шутил, но после вечера расплакался, его охватила слабость, он испытывал «безумное нравственное страдание». В связи с этим поручик умолял Гек-керена переговорить с Натальей Николаевной и попросить принять у себя его приемного «сына».62
Р. Г. Скрынников задался вопросом, почему Дантес оказался в таком положении. Ученый попытался объяснить это с помощью дневника М. И. Барятинской. Мария Барятинская была дочерью близкой подруги императрицы Александры Федоровны и слыла богатой невестой. 22—23 октября 1836 г. Барятинская оставила в дневнике любопытную запись о том, что Дантес вроде бы собирается посвататься к ней. Мать девушки решила собрать о нем более точные сведения, и от А. В. Трубецкого она узнала, что Дантеса «отвергла госпожа Пушкина». «Может быть, поэтому он и хочет жениться. С досады», — объяснила себе ситуацию юная Барятинская.63
Р. Г. Скрынников пришел к заключению, что дневник Барятинской объясняет причину рыданий Дантеса после вечера у Вя-
60 Там же.
61 Там же. С. 157.
62 Черная речка : До и после. С. 156.
63 Новый мир. 1956. № 1. С. 155.
земских. Незадолго перед тем поручик имел объяснение с дамой сердца, и она отвергла его. Речь шла «о серьезном объяснении, происходившем с глазу на глаз и приведшем к разрыву». На этом основании исследователь усмотрел в дневнике М. И. Барятинской и в письме Дантеса к Геккерену с просьбой переговорить с Пушкиной «самый ранний и достоверный след свидания Дантеса и Натали».64 Однако никакого «следа» тайного свидания у Полетики в указанных документах нет, ни «самого раннего», ни «достоверного». То же, что Пушкина отвергла Дантеса, — единовременный акт, который может быть датирован днем и часом, — всего лишь следствие интерпретации текста дневника переводчиком. Дневник написан на французском языке. Когда И. Л. Андроников ввел в научный оборот фрагменты этого дневника, то он воспользовался переводом, подготовленным М. Г. Ашуковой-Зингер. Барятинская написала, что Пушкина «repoussa» Дантеса. Переводчица употребила глагол «отвергла». Однако это далеко не единственное значение глагола «repousser». Глагол «repousser» имеет несколько значений и «отвергать» — далеко не самое распространенное. Если бы Пушкина действительно отвергла Дантеса, следовало бы написать: «rejeta», «refusa». (Отметим, что в письме Дантеса к Геккерену от 14 февраля 1836 г., в котором он рассказывает «отцу», как H. Н. Пушкина отвергла его настойчивые просьбы нарушить свой супружеский долг, кавалергард употребил глагол «refuser»). Глагол же «repousser» употребляется в значении «выдержать штурм», «отразить атаку», «успешно сопротивляться». Так что запись Барятинской может быть интерпретирована следующим образом: Пушкина устояла, не поддалась настойчивым домогательствам Дантеса. Однако это нечто иное, нежели «отвергла». То, что ее домогался Дантес и что он не имел успеха в этом, мы знали и раньше. На основании же записи Барятинской никак нельзя говорить, что в отношениях кавалергарда и жены поэта произошел некий разрыв, ставший определенным переломным пунктом, т. е. Пушкина в какой-то драматический момент отвергла Дантеса. Во всяком случае, это «repoussa» не может быть датировано определенным днем и часом.
Если даже допустить, что Барятинская, подобно например Э. М. Хитрово, нетвердо владела французским языком, то и тогда «repousser» в значении «отвергать» вовсе не предполагает непременно тайного свидания с глазу на глаз. Из письма Дантеса к Геккерену от 14 февраля 1836 г. мы знаем, как уже тогда Пушкина тактично отвергла его. И это было на каком-то вечере.
64 Скрынников Р. Г. Дуэль Пушкина. С. 158.
О том же, как Пушкина вновь отвергла его, писал Дантес и в письме от 6 марта.65 Так что к октябрю 1836 г. Пушкина «repoussa» Дантеса в течение полугода, но никаких тайных встреч для этого не требовалось. Скорее всего, Наталья Николаевна осталась так же глуха к настоятельным заклинаниям «отца», с которыми дипломат обращался к ней в период с 17 по 22 октября, как она была непоколеблена признаниями самого Дантеса, выдержав кавалергардскую атаку «сына» зимой этого года.
Что же касается октябрьского письма Дантеса, то и в нем ни слова нет о тайном свидании, во время которого его отвергли. В этом письме Дантес просит Геккерена переговорить с Пушкиной о том, чтобы она его «приняла». И это, скорее, свидетельствует о том, что свидание еще не имело места. Если бы тайное рандеву уже состоялось и Дантес потерпел на нем полное фиаско, разве можно было бы снова просить о встрече, которая только что развеяла все его надежды. Не логичнее было бы предположить, что вначале Геккерен стал просить Наталью Николаевну тайно встретиться с Дантесом, но Пушкина отвергла это предложение, и тогда Трубецкой имел бы все основания сказать Барятинской, что домогательства поручика не имели успеха. Другими словами — что Пушкина «repoussa» Дантеса. Во всяком случае, никаких свидетельств о том, что тайное свидание имело место, тем более что оно происходило в кавалергардских казармах, в этих документах нет.
Таким образом, Р. Г. Скрынников, подобно П. Е. Щеголе-ву, воспользовался выдуманными рассказами дочери H. Н. Пушкиной. Но не просто' воспользовался, а добавил к ним собственный вымысел. Если Арапова утверждала, что, идя на тайное свидание, Пушкина хотела спасти Дантеса, а может и Екатерину Гончарову тоже, от самоубийства, то Р. Г. Скрынников заменил эту, мягко говоря, малоправдоподобную деталь другой, вовсе уж нелепой. Оказывается, до Натальи Николаевны дошли слухи о намерении Дантеса жениться на М. И. Барятинской. Это причинило Пушкиной страдания. «Она пожелала знать, кому принадлежит сердце человека, еще недавно клявшегося ей в вечной любви. Чтобы получить ответ на этот вопрос, она согласилась тайно увидеться с кавалергардом».
Создается впечатление, что перед нами не научное исследование, а исторический роман, ибо здесь авторский вымысел вполне допустим, но даже тут он должен быть по крайней мере правдоподобным. Ведь получить ответ на свой вопрос Пушкина вполне могла бы где-нибудь в ином месте, на балу, скажем, или
65 Письма Жоржа Дантеса барону Геккерну. С. 188, 189.
на вечере у Карамзиных, вовсе не рискуя своей репутацией. Вообще же никаких свидетельств о том, что Н. Н. Пушкина знала не только о разговорах относительно сватовства Дантеса, но и об отношениях поручика с Барятинской, не существует. Так что утверждение о том, что это причинило Наталье Николаевне «страдание», всецело на совести Р. Г. Скрынникова. Далее уже разыгралась его фантазия. Как мы видели, согласно В. Ф. Вяземской, во время свидания Дантес грозил застрелиться, если Пушкина не отдастся ему. Согласно же воспоминаниям Фризенгоф, намеренно все спутавшей в своем рассказе, Дантес бросился на колени перед Натальей Николаевной и заклинал ее о том же, о чем Геккерен писал в своем письме, т. е. оставить мужа и выйти за него замуж. Эту абсурдную версию Александрины Р. Г. Скрынников объявил достоверной и заявил, что «слова Александрины находят подтверждение^) в самых ранних документах, исходивших от участников события».
Какое же такое подтверждение? Оказывается, запись в дневнике Барятинской «дает ответ» на вопрос о том, о чем говорили Дантес и Пушкина на квартире у Полетики. «Пушкиной надо было выяснить, справедливы ли слухи о готовящемся сватовстве Дантеса к юной Барятинской, — пишет ученый. Объяснение Жоржа не удовлетворило женщину. Дантесу надо было доказать, что он имеет виды не на Барятинскую, а на Пушкину, и он сделал ей предложение. Будучи матерью семейства, имея на руках четырех детей, Наталия, естественно, отвергла фантастическое предложение поручика».66
Дантес не имел секретов от Геккерена. Разумеется, «сын» сообщил «отцу» о тайном свидании. Поскольку в свете уже толковали об этой секретной встрече со слов Трубецкого и Барятинских, необдуманное поведение Жоржа могло разрушить планы Геккерена. А он-то хотел во что бы то ни стало женить Дантеса на Барятинской. Поэтому «посол категорически потребовал от сына составить письмо с отказом от видов на Пушкину. Если бы поручик не дал опрометчивых обещаний даме сердца, отцу не понадобилось бы опровергать их особой нотой». Неожиданно Дантес отказался повиноваться Геккерену. Начался торг. Он закончился сговором. Суть сговора в том, что поручик потребовал у Геккерена выступить посредником и уговорить Пушкину отдаться ему, а взамен согласился написать письмо с отказом от видов. «Сделанные наблюдения, — пишет Скрынников, — позволяют уточнить датировку событий. В первой половине октября Наталья Николаевна имела рандеву с Жоржем. Геккерен
66 Скрынников Р. Г. Дуэль Пушкина. С. 161.
вскоре же узнал об этом h забил тревогу. Он продиктовал сыну письмо к жене Пушкина и в тот же день отнес его Наталье» и т. д.67 Можно лишь удивляться тому, как Р. Г. Скрынников может утверждать это. В самом деле, трудно поверить, будто Гек-керен потребовал от сына написать письмо, в котором кавалергард отрекался от своего предложения жениться на Пушкиной. Ведь даже если бы Жорж в действительности сделал такое предложение, то ведь Пушкина ему отказала, зачем же было отказываться от предложения, которое и так не было принято? Вот если бы Пушкина согласилась, то тогда еще было бы логично заставить сына дезавуировать свое предложение. Кроме того, каким-то странным образом Р. Г. Скрынников умудрился не заметить, что, согласно версии Фризенгоф, которую он считает достоверной, письмо Дантеса было написано еще до встречи у Полетики, а отнюдь не после нее. Ведь, по словам Александри-ны, во время свидания Дантес заклинал Натали «о том же, что и его приемный отец в своем письме».
К тому же подлинный текст Геккерена, где идет речь о письме Дантеса с «отказом от видов», написан по-французски. Геккерен писал буквально следующее: «...lettre à elle adressée et par la quelle il déclarait renoncer à poursuivre toute prétentions sur elle», т. е.: «...письмо, ей адресованное, в котором он объявил, что отказывается впредь от каких-либо домогательств в отношении ее».68 Как видим, «отказ от видов» вовсе не подразумевал отречения от брачных планов.
Таким образом, письмо Геккерена, исследователь заменил письмом Дантеса, вместо предложения жениться поместил отказ от брачных предложений, послание, написанное до встречи, превратил в эпистолу, написанную после рандеву. С помощью таких подмен можно доказать все, что угодно.
Не более убедительно выглядит утверждение Р. Г. Скрын-никова о том, что Геккерен заставил написать «сына» письмо с «отказом от видов», потому что о тайном свидании со слов Барятинской и Трубецкого якобы уже заговорили в свете. Хорош бы был жених, если бы после таких «опровержений», рассчитанных на то, чтобы нейтрализовать невыгодное впечатление о себе в свете, пытался бы расчистить дорогу к счастливому браку с богатой невестой! Неужели ученый не чувствует, участником какого дешевого водевиля он сделал действующих лиц подлинной трагедии, закончившейся гибелью гения?
67 Там же. С. 162.
68 Щеголев П. Е. Дуэль Пушкина с Дантесом // Исторический вестник.
1905. Апр. С. 199.
Не станем опровергать идею о «сговоре» Дантеса и Геккерена, так как она построена на ложных посылках. Отметим только одну логическую несообразность этого спекулятивного построения. Если рандеву у Полетики, во время которого Пушкина «отвергла» Дантеса, состоялось еще до того, как Жорж стал умолять Геккерена переговорить с Натали о том, чтобы она его «приняла», каким же образом кавалергард стал бы просить о тайной встрече, которая только что имела место и закончилась для него полным фиаско? Не логичней было бы предположить, что вначале Геккерен просил Натали о тайном свидании с Дантесом, но это сомнительное предложение было отвергнуто Пушкиной, и она его в очередной раз «repoussa»? Не заметил Р. Г. Скрынников и того немаловажного обстоятельства» что вначале Натали «отвергла» Дантеса, а потом состоялся разговор о его женитьбе на Барятинской, а не наоборот. Но, раз вступив на этот путь, Р. Г. Скрынников уже не может свернуть с него.
По словам ученого, Геккерен стал угрожать Пушкиной возможностью огласки ее тайного свидания. Тогда Наталье Николаевне пришлось самой все рассказать мужу. Это произошло 2 ноября 1836 г.69 Для того чтобы обосновать эту датировку, Р. Г. Скрынников «пустил в ход» (иначе не скажешь) письмо Александра Карамзина. Повторив вслед за предшественниками, что 2 ноября Геккерен шантажировал Наталью Николаевну, Р. Г. Скрынников породил новую фантазию: Пушкина испугалась шантажа и решила сама все рассказать мужу. Это и произошло 2 ноября. Соответственно совершенно по-новому был растолкован пассаж ноябрьского письма Пушкина к Геккерену, где упоминалась эта дата. 2 ноября Геккерен узнал от своего сына новость, которая доставила ему большое удовольствие. Дантес сообщил «отцу» о том, что Пушкина рассказала мужу о тайном свидании. Пушкин был взбешен, его жена опасалась огласки, теряла от этого голову. К сожалению, все это — еще одно «изобретение» Р. Г. Скрынникова.
Как мы уже видели, у Карамзина сказано, что Геккерен стал грозить Пушкиной местью, «два дня спустя появились анонимные письма... За этим последовала исповедь госпожи Пушкиной своему мужу, вызов. А затем женитьба Геккерена...». Таким образом, объяснение супругов имело место после получения анонимных писем, т. е. после 4 ноября, а отнюдь не до появления пасквиля. Р. Г. Скрынников просто-напросто «до» заменил на «после». В результате такой «редакции» карамзинского текста
69 Сафонов М. МЛ) Александр и Александрина : Пушкины // Смена. 1998. 7, 21, 28 авг.; 2) Сага о шейном крестике // Смена. 1999. 14, 21, 28 мая.
получилось, что вслед за шантажом Геккерена последовала исповедь Пушкиной мужу. Т. е. угрозы испугали красавицу, и она сама решила все рассказать мужу, чтобы обезоружить шантажистов.
Читатель должен мысленно представить себе сцену, во время которой Наталья Николаевна рассказывает мужу: до нее дошли слухи о том, что Дантес сватается к Барятинской. Эти слухи причинили ей боль, и она решила узнать, кому принадлежите сердце поручика, и для этого назначила ему тайное свидание у Полетики. Во время встречи Дантес клялся, что его сердце принадлежит не Барятинской, а Наталье Николаевне. Но объяснения поручика не удовлетворили женщину, и тогда он сделал ей предложение, которое Пушкина не приняла, потому что уже была замужем и имела четырех детей. Как должен был Пушкин реагировать на такие признания супруги? По словам Р. Г. Скрынникова, Пушкин вовсе не ревновал жену, но его «привели в бешенство попытки Дантеса смутить жену ложными обещаниями». Он хотел вызвать Дантеса на дуэль, но не мог этого сделать, не имея прямого повода. Пасквиль, подброшенный беззвестным негодяем, представил для Пушкина подходящий предлог, и поэт им воспользовался.
Таким образом, в новой трактовке дуэльной истории, сочиненной Р. Г. Скрынниковым, свиданию на квартире Полетики отводилась роль детонатора, а предложениям Дантеса руки и сердца замужней Наталье Николаевне — искры, взорвавшей ситуацию.
Оставим читателю самому определить, кто в большей степени «сочинил» историю свидания у Полетики: А. П. Арапова, С. Л. Абрамович, С. Витале или Р. Г. Скрынников?
Что же тогда остается?
Остается только свидетельство В. Ф. Вяземской. Княгиня вовсе не придавала этому эпизоду никакого сакраментального значения, гипертрофированно раздутому исследователями, не видела в нем некой кульминации, после которой события приняли необратимый характер и неизбежно привели к дуэли.
Да, действительно, в один из дней декабря или начала января 1837 г. Полетика пригласила к себе Пушкину, а сама уехала. Не ожидавшую подвоха жену поэта там ожидал Дантес, который с пистолетом у виска стал ее домогаться. Но успеха не имел. Пушкина вышла с честью из неприятного положения, а потом рассказала об этом близким. В самом деле, Дантес, преследующий Наталью Николаевну, хотел отомстить Пушкину и за вынужденный брак со свояченицей поэта Екатериной Гончаровой, и за то, что, несмотря на сватовство и женитьбу, Пушкин не принимал его у себя и не желал поддерживать
с ним никаких отношений. Одновременно Дантес возобновил свои ухаживания за другой свояченицей Пушкина, Александри-ной, чтобы как можно сильнее докучать ему.70 Среди всех этих инсинуаций Дантеса подстроенное Полетикой свидание сыграло определенную роль в решении Пушкина написать Геккерену вызывающее письмо, которое повлекло за собой дуэль. Но, очевидно, что роль эта вовсе не была решающей.
М. М. Сафонов
70 Письма Жоржа Дантеса барону Геккерну.
НОВОЕ В ГЕНЕАЛОГИИ ПУШКИНА
Как ни странно, все большая популярность Пушкина в России в течение всего XIX в. не повлекла за собою интереса к истории его рода. Генеалогия не была в моде, хотя сам поэт придавал ей большое значение, ибо полагал, что «история рода, то есть история Отечества». В эту большую историю вписывается его генеалогия. Она персонифицирует, оживляет именами и факты, и даты.
Первым, кто занялся генеалогией поэта, был Михаил Вале-рианович Муравьев (02.02.1867—06.01.1932) из знаменитой семьи декабристов, ученых и воинов. Он подготовил к юбилею Пушкина и юбилейному сборнику первое родословие, еще весьма неполное.1
В 1907 г. в первом томе произведений Пушкина в серии «Библиотека великих писателей» под редакцией С. А. Венгеро-ва Б. Л. Модзалевский помещает статью «Род Пушкина», в которой совмещает довольно полные сведения как о Пушкиных, так и о Ганнибалах.2 В том же году Модзалевский выпускает «Родословную Ганнибалов».3
В 20-е гг., соединив свои усилия, оба ученых — М. Муравьев и Б. Модзалевский — готовят подробную генеалогию поэта. Однако время не подходило для реализации и публикации их обширного материала.
В 1928 г. ушел из жизни Б. Л. Модзалевский, пометив дату завершения своей работы — 27.12.1927 г. В память отца
1 Пушкинский сборник : (В память столетия дня рождения поэта). СПб.,
1899. С. 651—668.
2 Пушкин А. С. Соч.: В 6 т. СПб., 1907. Т. 1. С. 1—24.
3 Модзалевский Б. Л. Родословная Ганнибалов. М., 1907.
314 © И. В. Васильева, Н. К. Телетова, 2004
lib.pushkinskijdom.ru
