CC BY
221
УДК 82
ПРЕОДОЛЕВШИЙ ПОСТМОДЕРНИЗМ: ЛЕЙТМОТИВЫ И СИМВОЛЫ В «МЕТЕЛИ» И «ТЕЛЛУРИИ» В. СОРОКИНА
Кулдошина Анна Юрьевна
студентка института издательского дела и журналистики Московский государственный университет печати имени Ивана Федорова 127550 Россия, г. Москва, ул. Прянишникова, д. 2А 1Мо£у@£таИ сот
Аннотация. Рассматриваются последние работы современного российского писателя Владимира Сорокина. Анализируется смена его авторского стиля — отход от постмодернизма. Разбирается система символов в произведениях «Метель» и «Теллурия», делается вывод об их важности для художественной манеры писателя.
Ключевые слова. Владимир Сорокин, современный литературный процесс, постмодернизм, концептуализм, символ.
Творчество известного русского писателя-постмодерниста Владимира Сорокина претерпевало самые разные изменения за почти 40 лет его писательской карьеры. Последний этап его работы ознаменован созданием произведений, повествующих о фантастическом будущем России («День опричника», «Сахарный Кремль», «Метель» и «Теллурия»). Эти произведения довольно сильно отличаются от типичных ранних концептуалистских опытов автора. Раньше целью Сорокина было показать репрессивность дискурса, и для этого он изображал нечеловеческое насилие, сексуальные перверсии в гиперболизированных количествах, а его любимым приемом был «слом повествования»: «...начиная повествование как чистую пропись того или иного дискурса, завершить его одним из двух способов: либо нарастающими потоками непонятной речи. либо невероятным насилием» [2]. Писатель также использовал обсценную лексику. Теперь же видны серьезные изменения в его авторской манере: переход от верховенства формы к преобладанию содержания, смысла. Для Сорокина всегда была важна тема истории России, политика, но если в ранних его текстах эти идеи занимали скорее второстепенное положение и в основном деконструирова-лись, то теперь писатель серьезно осмысливает прошлое, будущее и настоящее России. В каком-то смысле Сорокин сближает свои новые романы с западным постмодернизмом (например, Эко и Фаулза), работы которых можно читать в двух плоскостях — увлекательного сюжета с какой-либо важной идеей и философского или литературоведческого эссе с множеством реминисценций и аллюзий. Из сугубо элитарного автора Сорокин становится автором куда более массовым.
Таким образом, можно сделать вывод об отходе Сорокина от «радикального» концептуализма (направления в литературе, анализирующего свой же язык и объединяющее процесс творчества и процесс его исследования). В его произведениях все большую роль начинают играть символы. И если раньше Сорокин десемантизи-ровал символы, т.е. лишал их переносного значения, и его типичным приемом была реализация метафор и фра-
зеологизмов (например, «золотые руки» в первом его романе «Норма» действительно сделаны из золота), то теперь видна тенденция к наполнению символов глубокими значениями.
То, как мы интерпретируем символы, напрямую зависит от того, в каком художественном «плане» мы рассматриваем произведения Сорокина — в поверхностном сюжетном (идея Е. Биберган [1]) или не в концептуалистском (как этого требует М. Липовецкий [4]). Причем сам факт того, что символы в новой прозе Сорокина могут рассматриваться не только в концептуалистском плане, свидетельствует о смене его художественной манеры.
Повесть «Метель» была написана в 2010 г. События в ней происходят в конце XIX в. и разворачиваются вокруг уездного доктора Гарина, который на протяжении всего повествования пытается добраться до села Долгое, чтобы доставить вакцину против «чернухи» (боливийского вируса, который превращает людей в зомби). В этом ему помогает хлебовоз Перхуша, который взялся доставить доктора в село на «самокате» (своеобразных санях, запряженных маленькими — в прямом смысле крошечными — лошадьми). Мешает выполнить доктору свой долг Метель, полноправный персонаж повести и вместе с тем главный ее символ, вынесенный в название. Образ метели вообще характерен для русской литературы, и Сорокин следует за классиками, включая его в свое произведение. Метель занимает важное место в образной системе А.С. Пушкина и Л.Н. Толстого (у которых есть одноименные произведения), Б.Л. Пастернака и А.А. Блока. Метель для Пушкина — вообще один из сквозных образов в его произведениях. В его «Метели» она выступает в роли судьбы, которая не дает «ложному» жениху жениться. В «Капитанской дочке» из метели выходит Пугачев. [7]. Образной группе, связанной с метелью, «приписываются признаки стихийного движения, размаха, неукротимости, силы и одновременно разрушительности, иррациональности и неуправляемости» [3]. Кроме того, именно метель является «испытанием на человечность» для главных героев (человек против стихии) [3]. Так и у Сорокина метель «проверяет его [доктора Гарина], ставя под сомнение различные свойства человече-
ской души — доброту, отзывчивость, ответственность, способность к самопожертвованию» [1]. Действительно, возница Перхуша не теряет своей доброты, заботы о лошадях под натиском стихии, а вот Гарин начинает проявлять свои худшие качества, например, сильно ударяет Перхушу за то, что лошади заупрямились и не хотят ехать. В результате именно эгоистичность Гарина и приводит, хоть и косвенно, к смерти Перхуши: в конце повести герои, в очередной раз застигнутые свирепой метелью, решили переждать, согревшись под капором от самоката с лошадками, и Гарин, ворочаясь, порвал этот капор над плечом Перхуши. «Конечно, он сделал это неумышленно, однако он виновен в том, что он такой — эгоистичный, равнодушный, безразличный к страданиям окружающих — именно эти его качества и становятся причиной смерти Перхуши» [1]. Любопытно, что в повести выражен психологизм, что для Сорокина — редкость. Хотя он и не был главной целью, само его наличие показательно.
Другой сквозной мотив повести — сны двух персонажей. Это отсылает к «Метели» Толстого, в которой также описано много снов главного героя, алогичных, но в то же время раскрывающих его характер.
Еще один излюбленный сорокинский сюжетный мотив, присутствующий и в «Метели», это прием наркотиков, которые вообще пронизывают весь корпус текстов о России будущего (от «Дня опричника» до «Теллурии»). Путники натыкаются в степи на жилище «витаминдеров» (торговцев наркотиками), и те за помощь доктора предлагают ему попробовать «новый продукт» — «пирамиду». В результате Гарин испытывает реалистичнейшее видение о том, как его заживо кипятят в масле на главной площади какого-то средневекового города. Пробуждение от наркотического трипа заставляет Гарина с новой силой почувствовать важность жизни. Но что существенно, получается, что только наркотики способны дать ему это ощущение радости существования. Тут ему противопоставлен Перхуша, который рад жизни как таковой и, как кажется Гарину, всегда улыбается странной улыбкой, в какой бы ситуации они не оказались. Любопытно мнение Марка Липовецкого о роли наркотиков в творчестве Сорокина: «Наркотики у Сорокина <.. .> берут на себя функции <.. .> русской литературы — либо формирующей коллективную "духовность", либо погружающей индивидуума в ад, чтобы по сравнению с ним реальность показалась прекрасным даром» [4]. При этом, разумеется, наркотики не являются в произведениях буквально наркотиками, это именно удачные сложные образы, с помощью которых Сорокин показывает несовершенство человеческого сознания. Еще полнее эта тема выразится в последнем романе автора, «Теллурии».
«Теллурия» состоит из 50 небольших главок, которые объединены общим местом и временем действия (все то же будущее России, но чуть раньше, чем в «Метели», примерно середина XIX в.). Мотивы «Теллурии» уже не ограничены пространством классической русской литературы, здесь каждая глава — удачная стилизация, например под Набокова, Пелевина, фольклор, молитву, советский рассказ о партсо-
брании, дневниковые записи, эпистолярный жанр, есть даже драматургические вставки.
Каждая следующая глава романа все подробнее рассказывает либо о теллуре, либо об устройстве России и Европы будущего, а также некоторые главы связаны сюжетно (с помощью «кочующих» из одной главы в другую персонажей). Распад мира и сознания удачно отражен в композиции романа, что передает главную тему произведения — раздробленность мира.
Итак, в будущем воцарилось «новое Средневековье». И если в «Метели» социально-политические «реалии» даны очень скупо, то в «Теллурии» Сорокин масштабно описывает Европу и Россию будущего: повсюду снова феодальная раздробленность (существуют как независимые княжества, например, Ростовское, так и республики, например, Уральская), существуют фантастические существа типа псоглав-цев, великанов или кентавров — типичные мифологические герои Средневековья. В то же время торжество средневекового сознания сочетается с новыми футуристическими технологиями (например, продвинулась генная инженерия — именно так появились многие фантастические существа).
В этом мире все заняты поиском некого «абсолюта», который теперь выражен не в фигуре Бога-отца, а в теллуровом гвозде — новом наркотике, который забивается в голову с помощью профессионалов-плотников и позволяет человеку видеть как наяву все его мечты. Теллуровый гвоздь, безусловно, и является основным, сквозным художественным образом произведения, отражающим его идею. В фантастическом мире романа уже не «Бог — мера всех вещей», не «Человек — мера всех вещей», а «Теллур — мера всех вещей»! При этом Сорокин оставляет возможности для языковых игр (например, «торчать» — сидеть на наркотиках ассоциируется с гвоздем, который вполне материально торчит из головы). Но этот аспект текста не такой явный, уступает символическому.
Вообще символизм всего произведения, безусловно, исходит из символизма средневекового. Ведь, как известно, для средневекового человека мир был полон символов: «.человек Средневековья жил в семиотически насыщенном мире, полном смысловых отсылок и высших смыслов, проявлений Бога в вещах.» [8]
Образ теллурового гвоздя обнаруживает глубокую мифологическую подоплеку как в язычестве, так и в христианстве. Так, в языческих племенах скандинавов и саамов ритуалы с вбиванием гвоздя в голову деревянного идола были нередки. Но сконцентрируемся на христианских параллелях образа. Вбиваемые новыми крестоносцами гвозди перед «Крестовым полетом» — отсылка к гвоздю как к символу страданий Христа. Здесь же можно отметить, что вбивающие гвозди мастера зовутся плотниками. Это, думается, не зря. Помимо очевидного формального сходства профессий, невольно на ум приходит аналогия с Христом-плотником, что замыкает цепочку христианских ассоциаций. А так как гвоздь — один из символов, атрибутов Христа, так что вполне симптоматично, что именно гвоздь в произведении — это наркотик. Получается, что он как бы заменяет Бога, являясь источни-
ком трансцендентного: «Теллур — универсальный источник трансцендентного; на смену "сложным" формам религиозных культов приходит простой и абсолютно имманентный ритуал введения теллура в головной мозг. Полная жизнь оказывается невозможна без гвоздя в голове» [5].
Параллелью к христианской символике в «Теллурии» является заключительная сцена из раннего романа автора — «Романа». В нем главный герой, типичный персонаж из русской классики XIX в., в конце убивает всех жителей своей деревни, устраивает кровавый ритуал в церкви и умирает сам. Сорокин заключает: «Роман умер», подводя черту не только под своим персонажем, но и под жанром романа в целом (текст начинает разрушать сам себя). Его целью тогда было деконструировать дискурс русской классической литературы, немыслимый без дискурса христианства (православия). Теперь же Сорокин включает этот дискурс в свои произведения, активно его использует, уже не подвергая деконструкции (хотя, конечно, доля иронии еще сохраняется). Это, безусловно, говорит о важности христианства для Сорокина, и можно говорить о своеобразном его принятии (хотя и неявном).
Особая идейная нагрузка приходится на последние две главы романа. Они представляют собой отчетливое противопоставление: в 49-й представлена хвалебная речь теллуру, а в 50-й персонаж (простоватый деревенский мужчина) сознательно отказывается от жизни в обществе и уезжает жить в лес. Безусловно, выбор в качестве последней главы именно этой и смысловой акцент на ней не безоснователен: только в отрыве от цивилизации человек принадлежит сам себе, возможно, спасение именно в этом. «Молитва» теллуру противопоставляется умиротворенному изображению человека, осознанно выбравшему своеобразную аскезу (в мире, помешанном на теллуре, отказ от него — действительно подвиг).
Таким образом, универсальная истина — теллур — в романе поглощает всех и вся, в каком-то смысле лишая человека созидательного начала (зачем что-то делать, менять, если есть теллур, дающий абсолютно правдоподобную замену реальности). Потому-то так и важна последняя глава: «Чрезвычайно важно будет уметь сказать "нет" теллуровому гвоздю, пренебречь обещанием всего-чего-хочешь. <...> Даже если окру-
жающие вколачивают в свои черепа теллуровые гвозди и ничего другого в остановившемся постисторическом мире не остается, следует "уйти" и этого не делать» [6] Таким образом, Сорокин все еще в какой-то мере борется с репрессивным дискурсом, но уже не с помощью концептуалисткой деконструкции, а с помощью свойственных даже реализму методов, отвергая любую искусственную замену реальности как не жизнеспособную.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Биберган Е.С. Рыцарь без страха и упрека: Художественное своеобразие прозы Владимира Сорокина. — СПб: Филол. фак-т СПбГУ, 2011. — 224 с.
2. Курицын В. Русский литературный постмодернизм. Русский литературный постмодернизм. [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://www.guelman. ru/slava/postmod/3 .html (дата обращения: 07.06.16).
3. Лотман Ю. Пушкин. Биография писателя. Статьи и заметки. [Электронный ресурс] -: http://www.gu-mer.info/bibliotek_Buks/Literat/Lotm_Pusch/10 .php (дата обращения: 07.06.16).
4. Липовецкий М.Н. Сорокин-троп: карнализация // НЛО, 2013, № 120. [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://magazines.russ.ru/nlo/2013/120/ li11.html (дата обращения: 07.06.16).
5. Марков А. Стерн-Андроид: о новом романе Сорокина // Интернет-журнал ГЕФТЕР. [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://gefter.ru/archive/ 10427 (дата обращения: 07.06.16).
6. Немцев М. Взыскуемый гвоздь // Интернет-журнал ГЕФТЕР. [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://gefter.ru/archive/10608 (дата обращения: 07.06.16).
7. Щербинина О.Г. Образы и звуки прозы Пушкина // Нева, 2008, № 2. [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://magazines.russ.ru/neva/2008/2 /sh16.html (дата обращения: 07.06.16).
8. Эко У. Искусство и красота в средневековой эстетике. [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Culture/eko_i sk (дата обращения: 07.06.16).
OVERCOMING POSTMODERNISM: SYMBOLS AND LEITMOTIFS IN V. SOROKIN'S «THE BLIZZARD» AND «TELLURIA»
Anna Yurievna Kuldoshina
Moscow State University of Printing Arts 127550 Russia, Moscow, Pryanishnikova st., 2A
Annotation. The article deals with the latest works of modern Russian writer Vladimir Sorokin. The change in the author's style (a shift from postmodernism) is analyzed. The system of symbols in "The Blizzard" and "Telluria" is examined; a conclusion about importance of them for the writer's artistic manner is made.
Keywords: Vladimir Sorokin, modern literary process, postmodernism, conceptualism, symbol.
