CC BY
115
КУЛЬТУРНЫЕ ПРОЦЕССЫ И ЯВЛЕНИЯ
24.00.00 - Культурология
ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О КУЛЬТУРНОЙ ДИНАМИКЕ И СТРАТЕГИИ КУЛЬТУРНОЙ ПОЛИТИКИ
Сергей Михайлович ВИТЯЕВ
кандидат философских наук, преподаватель кафедры теории культуры, этики и эстетики социально-гуманитарного факультета Московского государственного института культуры, г. Москва, Россия
e-mail: [email protected]
В статье рассматривается, как представления о социокультурной динамике формируют для того или иного общества модель культурной политики и политической активности. Предлагается историческая типология представлений о культурной динамике в разных обществах: циклизм в аграрных обществах, линейная история в обществах религий творения, эволюционизм в модернистских обществах, постэволюционизм в современном мире. Показано, как каждое из этих представлений формирует особую стратегию политического действия. В статье сделан вывод о том, что в условиях «нелинейной современности» наиболее эффективными оказываются модели культурной политики, опирающиеся на постэволюционизм.
Ключевые слова: культурная динамика, стратегии культурной политики, циклизм, линейная концепция истории, эволюционизм, постэволюционизм, нелинейная современность, культурное многообразие.
NOTIONS OF CULTURAL DYNAMICS AND STRATEGIES OF CULTURAL POLICY
S. M. Vityaev, Ph.D. (Philosophy), teacher of Department of the theory of culture, ethics and aesthetics, Faculty of Social Studies and Humanities, Moscow State Institute of Culture, Moscow, Russia
e-mail: [email protected]
The article discusses how the idea of the socio-cultural dynamics of the forms for a society model of cultural policy and political activity. It is assumed that in the modern world, the basic model representations about the dynamics of culture becomes postevolutionism. The article concludes that in terms of "non-linear modernity" are the most effective cultural policy models based on postevolutionism.
Key words: cultural dynamics, cultural policy strategy, cyclism, linear conception of history, evolutionism, postevolutionism, nonlinear modernity, cultural diversity.
Сегодня тема современности (и как modernity, и как contemporary) занимает важнейшее место в дискурсах гуманитарных и социальных наук. Исследования современности фактически составляют отдельную междисциплинарную область знаний. При всём огромном разнообразии подходов и определений современности, всё её исследователи и исследовательницы сходятся на двух существенных моментах. Во-первых, признаётся, что современный период в истории культуры начался совсем недавно или даже что мы находимся только в состоянии перехода к современности. Во-вторых, по сравнению с предшествовавшими эпохами, современная культура устроена гораздо сложнее, в её динамике стало больше элементов непредсказуемости и нелинейности. В таких изменившихся и/или меняющихся условиях современности меняется представление о целях и механизмах культурной политики, так что модели политического действия, разработанные для предшествующих обществ, уже не являются адекватными для новой нелинейной реальности.
Здесь мы будем понимать культурную политику в самом широком смысле, не только как совокупность юридических актов регулирования сферы культуры, но как любые институциональные и индивидуальные действия и стратегии действий, направленные на изменение состояния культурной системы или на сохранение её текущего состояния. В этом определении мы опираемся на постмодернистскую и феминистскую концепцию политики [см.: 2; 3; 4; 7; 16].
В социальных и гуманитарных науках издавна разрабатывался вопрос о том, как в разных социокультурных условиях по-разному воспринимается время. Восприятие времени представляет собой динамическую составляющую картины мира, и оно тесно связано с тем, как то или иное общество рассматривает собственное прошлое и собственное будущее. Возведённые на уровень теории, эти представления становятся различными концепциями культурной динамики.
Типологию представлений о времени и социокультурной динамике мы строим на основании работ А. Я. Флиера и М. А. Полетаевой [см.: 18, с. 227273], П. А. Сорокина [см.: 12, с. 99-112], л. Н. Гумилёва [см.: 6, с. 79-96, 505506], П. Штомпки [см.: 21], Э. А. Орловой [см.: 11, с. 276-278].
В разных типах культурных систем господствовали разные типы представлений о культурной динамике.
В большинстве аграрных культур и цивилизаций доминирующим типом представлений о том, как исторически меняется социум, был циклизм. Это представление исходило из повторяющегося сезонного характера аграрного труда. Считалось, что культура и общество органически встроены в порядок природы, который, по аналогии, осмысливался в тех же категориях, как и труд земледельцев. Считалось, что культурные установления возникают из хаоса вместе с природными закономерностями уже в гото-
вом виде, подобно тому, как весной в одночасье земля покрывается всходами, проходят стадии лета - «золотого века», затем культура приходит в упадок и разрушается, возвращаясь в состояние первоначального хаоса, за которым последует новый порядок. Эти циклы повторялись до бесконечности в прошлом и будут повторяться в будущем. При этом считается, что происходят не просто похожие события, но повторяется из цикла в цикл одна и та же история культуры.
В тех обществах, для которых ценностные и мировоззренческие основания брали начало в религиях творения (зороастризм, иудаизм, христианство, ислам и другие), сформировалось иное - линейное - представление о динамике культуры. История человечества в этих религиях представала как конечная, разворачивающаяся между событием Сотворения мира и событием Страшного суда. Каждое историческое событие здесь уникально и находится строго между двумя другими событиям Священной истории, последовательность которых изначально предопределена Богом. Эта монотеистическая философия истории стала основой для прогрессизма и эволюционизма в культуре модерна.
В модернистских обществах сформировалась эволюционистская картина мира, в которой история обществ рассматривалась как постепенное развитие от состояния простоты и дикости к современной западной цивилизации и далее к сверхцивилизационной утопии. Её основой была система индустриального производства и капиталистическая экономика. До изобретения современных интенсивных форм земледелия сельские хозяйства могли очень незначительно расширять объёмы своего производства. Городское материальное производство аграрных культур было в похожем положении, но всё-таки в нём были заключены большие возможности роста, возможности разбогатеть в среде города, где есть быстро меняющийся рынок и столь же быстротечная мода. Но, конечно, путь к самому быстрому росту (и самому быстрому падению) был открыт для торговцев, которые покупали изобильный товар в одном месте и продавали его там, где он был дефицитным. Характер труда этой общественной группы состоял не в статичном нахождении на одном уровне в пределах повторяющихся сезонных колебаний, но в получении прибыли, в увеличении год от года своего капитала и в линейном продвижении вверх по иерархии богатства и влияния (даже политическая элита в большинстве аграрных обществ не могла так развиваться, ведь чаще всего статус принадлежности к элите и положение в политической иерархии определялись с рождения и не менялись на протяжении всей жизни).
Такая деятельность делала торговцев и горожан носителями линейной концепции времени, которая представляет собой составную часть модернистской, индустриальной, буржуазной культуры, получившей развитие в Новое и Новейшее время. И когда индустриальная цивилизация набрала
силу, линейная концепция времени стала доминирующей во всех сферах жизни. Это выразилось в первую очередь в институте экономического планирования, который стал одной из основных черт политической культуры индустриальной цивилизации (Второй волны, по Э. Тоффлеру). Ни одно государство, ни одна фирма, ни одна организация, вплоть до кружка по интересам, не обходится без экономического планирования и расчёта своих средств. Бюджеты государств, министерства финансов, бухгалтерии, сметы и бизнес-планы - это тот самый «скелет» индустриальной цивилизации. И функционирование этих институтов невозможно без линейной концепции времени, ведь они предполагают, что специалисты-финансисты обладают способностью предвидеть будущее, в котором будут продолжаться те же тенденции, что и в прошлом. «Линейное время - необходимая предпосылка для индустриальных воззрений на эволюцию и прогресс. Такая концепция подтверждала возможность поступательного движения. Ведь если время циркулярно, а не линейно, если события движутся по кругу, а не вперёд, то это наводит на мысль, что история повторяется, а эволюция и прогресс - всего лишь тени на стене времени [13, с. 184-185]». Стоит отметить, в каком контрасте находится функционирование этих институтов с культурой традиционных обществ, в которых не только экономическое прогнозирование, но и подсчёт имущества и прочих ценностей внушает суеверный страх [20, с. 362-368].
Современная социокультурная реальность во многом демонстрирует переход к новой нелинейной парадигме, которую мы обозначаем как постэволюционизм. Эта новая, пока только формирующаяся парадигма постэволюционизма развивается в рамках многих направлений, методологий и концепций исследований культуры. Среди них можно назвать синергетику, клиодинамику, мир-системный анализ, постиндустриальную теорию, поздний структурный функционализм, «дарвиновскую» культурную антропологию, философию жизни, постмодернизм, постпозитивизм и постпроцессуализм. Основными содержательными характеристиками постэволюционизма являются следующие: концепции вероятностной причинности, запрещающей точное прогнозирование, антиномизм, чередование линейной и нелинейной динамики, скачкообразность и катастрофизм в развитии культуры, отрицание прогресса культуры в целом, многофакторность культурной динамики, особая роль малых факторов, понимание стадий развития как синхронных универсалий культуры, представление о перманентности кризисно-революционного состояния в культуре, экзогенный характер культурных изменений, представление об изменчивости закономерностей культурной динамики, учение о естественном отборе спонтанно возникших культурных новаций как основы культурогенеза.
Постэволюционизм опирается на особенности социокультурной реальности современного глобального мира, которая во всех отношениях стала
нелинейной. Здесь мы можем перечислить только некоторые культурные процессы, свидетельствующие о нелинейности современной социокультурной динамики, ставшие основой для постэволюционистской рефлексии. Это, прежде всего, распад массовых национальных культур на множество локальных и транслокальных субкультур и усиление влияния меньшинств в обществе [13, с. 280, 571, 643, 659-663]; распад общественного консенсуса, становление клипового мышления и множественные идентичности современной личности [13, с. 277-278; 8]; десинхрониза-ция ритмов рабочего времени у большой массы населения [13, с. 405]; появление единых глобальных экономических институтов при отсутствии единых глобальных политических институтов, что порождает перманентный политический кризис и невозможность прогнозирования [1]; увеличение ценности труда и общественной роли уникальных специалистов [18, с. 110]; становление человечества в качестве главной геологической силы как причина постоянной тревоги за разрушение биосферы [9; 10]; событие смерти Бога, означавшее невозможность метафизической гарантии успеха или неудачи культурных практик [5, с. 25-33].
Таким образом, представления о культурной динамике занимают важное место в картинах мира и формируются в зависимости от качеств тех или иных цивилизаций. Но представления о динамике сами формируют модели культурной политики и политического действия в вышеуказанных цивилизациях. Представления о динамике играют эту важную роль, поскольку в самой природе любого политического акта заложено отношение ко времени и устремлённость в будущее. Политическое действие подобно магическому: актор, имея некую модель желаемого результата, совершает определённое действие, направленное на других людей. Очевидно, что для совершения политического действия нужно иметь хотя бы неосознанное, но определённое представление о том, как культура меняется, по каким законам и траекториям. И каждый тип культуры создавал свою модель политической стратегии в соответствии с представлениями о культурной динамике.
Аграрные цивилизации, как мы отмечали выше, были основаны на принципах циклического представления о времени и культурной динамике. И политическая стратегия, которая реализовывалась в этих цивилизациях, была так или иначе ориентирована на циклическое воспроизводство властных отношений. В основе функционирования власти, в частности власти над культурой, лежал принцип совершения аграрного ритуала, воплощающего космогенез. Существующие властные отношения должны были передаваться по наследству новому поколению общества без всяких изменений. При этом не поддерживался status quo, существующий порядок должен был проходить стадии роста, расцвета, упадка и разрушения, подобно смене времён года. Властные отношения нужда-
лись в постоянно совершаемом разрушении-возрождении. На это обратил внимание ещё Д. Д. Фрэзер в «Золотой ветви», где он показывает, как сакральная власть в аграрных культурах передавалась путём реального или символического убийства прежнего носителя власти [19, с. 299-362]. Конечной целью культурной политики аграрных обществ было вечное возвращение той же самой культуры, которая существовала в прошлом и наличествует в настоящем.
Применительно к культурам монотеизма можно заметить, что формально произошло изменение представлений о культурной динамике, но модель культурной политики осталась прежней, характерной для других аграрных цивилизаций. Дело в том, что средневековая концепция динамики содержательно сильно отличалась от эволюционизма, так как в ней не содержалось представления о развитии. Все изменения в священной истории имели трансцендентную природу, а между этими узловыми точками, после которых наступает новая эпоха (например, эпоха после рождества Христова), ничего не меняется - земное время в монотеизме однородно, и разнородность вносится туда только Божественным вмешательством. Вместо развития средневековая история разворачивалась как сражение сил света и тьмы, святости и греха, Бога и сатаны в человеческой душе и в обществе. Поэтому, хотя модель культурной политики продолжала «циклическую» концепцию аграрных культур, но в ней появился новый акцент - моральная окраска политического действия. В отличие от Античности, в Средневековье от культурной политики требовалось не только сохранение существующего положения ради поддержания космического порядка, но и представление политических действий как добрых и угодных Богу.
В индустриальной цивилизации картина оказалась иной. Эволюционистская картина истории представляла мир культуры в качестве постепенно движущегося ко всё более совершенному состоянию утопии. Отсюда цель модернистской культурной политики не сохранение и поддержание существующей культуры, но её преобразование, улучшение и создание новой культуры и её нового субъекта. Эта политическая установка реализуется как в формах реформистского и постепенного преобразования по эволюционной модели, так и в формах разрушения, утилизации культуры прошлого и попытках создания качественно новой культурной среды (подобный проект проводился в культурной политике СССР в 1920-1950-е годы [подробно об этом см.: 4, с. 61-76]).
В условиях нелинейной «текучей» современности эти модели культурной политики уже не могут быть универсализированы и абсолютизированы (хотя, безусловно, в частных случаях они продолжают оставаться полезными). Поэтому модель культурной политики, адекватная современной культуре, должна строиться на принципах постэволюционизма.
Эволюционистская политическая стратегия предполагает, что культура меняется строго в определённом направлении и определённым образом, поэтому все ресурсы при реализации политической программы оказываются брошенными на достижение одной определённой цели. Для постэволюционизма такая стратегия неприемлема. В условиях нелинейной реальности невозможно сколько-нибудь точно предсказать будущее состояние культуры, поэтому совершение действий по реализации единственной политической программы (например, построение коммунизма) является слишком нерациональным способом расходования ресурсов и просто может завести в тупик исторического развития, ведь не существует гарантии того, что воплощаемая сегодня политическая программа будет уместна завтра при новых обстоятельствах.
Постэволюционистская стратегия культурной политики не основывается на точном знании будущего и предлагает реализацию не одной программы развития культуры, а сразу множества. Фактически, такой род культурной политики предполагает поддержку самых разнообразных и разнонаправленных начинаний в культуре. Это разнообразие путей развития сродни генетическому разнообразию биологической популяции, оно закладывает в социокультурную систему возможность развиваться по множеству различных путей, которые будут реализованы в зависимости от меняющегося исторического контекста. Создание максимального разнообразия культурных форм в рамках одной культурной системы сделает эту систему устойчивой к деструктивным факторам, поскольку запас «генетического» разнообразия этой культуры поможет ей адаптироваться к любым условиям.
С этой точки зрения какое-либо ограничение разнообразия культурных форм (например, введение жёсткой цензуры и уничтожение носителей неугодной культуры) происходит как выборка и проверка на соответствие только одному идеалу развития культуры. Такое ограничение разнообразия собственных культурных форм делает культурную систему консолидированной и приспособленной к конкретным историческим условиям, но даже в среднесрочной перспективе равносильно самоуничтожению, так как малейшее изменение демографических, экономических, технологических, экологических или других параметров существования этой «узкоспециализированной» культуры приведёт её к катастрофе. Понимание этого факта и поддержание внутреннего многообразия культуры есть суть постэволюционистской культурной политики, наиболее адекватной ситуации текучей современности.
Постэволюционистская политическая стратегия уже широко используется как в демократических странах, где основу для нелинейного политического мышления предоставляет сам характер современной демократии с регулярно сменяемой властью, так и в гибридных имитаци-
онных «демократиях». Гибридный автократический режим - более гибкий и адаптивный, чем классическая автократия. «Гибрид, как гусеница, может переползти тот порог, о который разбиваются автократии, - в силу того, что он такой мягкий, неопределённый, кольчатый и может имитировать практически любую форму... У системы есть свой коллективный разум: она хочет сохраниться. Поскольку цель гибридного режима - не завоевание мира, а всего лишь собственное выживание, то он не может позволить себе путы идеологии. Режим должен быть свободен и говорить нечто невнятное, чтобы в любой момент отползти назад или прыгнуть чуть вперёд с целью самосохранения [19]».
Тем не менее ни одна из описанных моделей культурной политики не является универсальной и истинной. И циклическая, и эволюционистская, и нелинейная стратегии - это не стадии развития культурной политики, время которых проходит, и они исчезают. Скорее, это некие постоянные функции, инструменты политического действия, которые в определённых условиях могут оказаться эффективными в любую эпоху. Нелинейная стратегия культурной политики помогает культуре адаптироваться к изменяющимся условиям существования. Эволюционистская стратегия обеспечивает существование в культуре идеала-цели, на которую направлены ресурсы общества. А циклическая модель обеспечивает воспроизводство культуры посредством передачи традиции. И задача экспертов-культурологов может состоять в том, чтобы поддерживать равновесие между этими стратегиями (традиция, модернизация, продуцирование разнообразия) и определять, какая из них наиболее применима в определённых исторических условиях.
Литература
1. Бауман З. Текучая модерность: взгляд из 2011 года [Электронный ресурс] // Полит.ру : [веб-сайт]. - Электрон. дан. - 06 мая 2011. - URL: http://polit.ru/ article/2011/05/06/bauman/
2. Брайсон В. Политическая теория феминизма : Введение / пер. с англ. О. Липовской и Т. Липовской ; под общ. ред. Т. Гурко. - Москва : Идея-Пресс, 2001. - 302 с.
3. Воеводина Л. Н. Мифотворчество как феномен современной культуры : дис. на соиск. доктора философских наук : 24.00.01 - теория и история культуры / Воеводина Лариса Николаевна ; Московский государственный университет культуры. - Москва, 2002. - 282 с.
4. Гройс Б. Gesamtkunstwerk Сталин. - Москва : Ад Маргинем Пресс, 2013. - 168 с.
5. Гройс Б. Политика поэтики : сборник статей. - Москва : Ад Маргинем Пресс, 2012. - 400 с.
6. Гумилёв Л. Н. Этносфера: история людей и история природы. - Москва : Про-
гресс : Изд. фирма «Пангея» : Центр экологического просвещения и развития «Экопрос», 1993. - 544 с.
7. Делёз Ж., Гваттари Ф. Тысяча плато. Капитализм и шизофрения / [пер. с фр. Я. И. Свирский] ; Российская академия наук, Институт философии РАН. - Екатеринбург : У-Фактория ; Москва : Астрель, 2010. - 894 с.
8. Малыгина И. В. Массовая культура и казус самоопределения, или Новые идентичности в древних одеждах // Вестник Московского государственного университета культуры и искусств. - 2012. - № 6 (50). - С. 21-25.
9. Моисеев Н. Н. Расставание с простотой. - Москва : Аграф, 1998. - 472 с.
10.Моисеев Н. Н. Экология человечества глазами математика : (Человек, природа и будущее цивилизации). - Москва : Молодая гвардия, 1988. - 254 с.
11. Орлова Э. А. Культурная (социальная) антропология. - Москва : Академический проект, 2004. - 480 с.
12. Сорокин П. А. Социальная и культурная динамика / пер. с англ., вст. статья и комментарии В. В. Сапова. - Москва : Астрель, 2006. - 1176 с.
13. Тоффлер Э. Третья волна. - Москва : АСТ, 2002. - 776 с.
14. Флиер А. Я. Гибкость и вариативность культурной социодинамики // Культура и образование : научно-информационный журнал вузов культуры и искусств.
- 2015. - № 2 (17). - С. 16-26.
15. Флиер А. Я. Культурологическое знание (опыт сопоставления системного представления) // Вестник Московского государственного университета культуры и искусств. - 2015. - № 2 (64). - С. 28-33.
16.Флиер А. Я. Некультурные функции культуры. - Москва : МГУКИ, 2008.
- 272 с.
17. Флиер А. Я. Фундаментальная культурология: актуальные направления исследований // Вестник Московского государственного университета культуры и искусств. - 2013. - № 3 (53). - С. 46-51.
18. Флиер А. Я., Полетаева М. А. Тезаурус основных понятий культурологии : учебное пособие. - Москва : МГУКИ, 2008. - 284 с.
19.Фрэзер Д. Д. Золотая ветвь. Исследование магии и религии : [пер. с англ.] / [послесл. и коммент. С. А. Токарева]. - Москва : Политиздат, 1980. - 831 с.
20.Фрэзер Д. Д. Фольклор в Ветхом завете : [пер. с англ.] / [предисл. и коммент. С. А. Токарева]. - [2-е изд., испр.]. - Москва : Политиздат, 1989. - 542 с.
21. Штомпка П. Социология социальных изменений : [пер. с англ.] / под ред. В. А. Ядова ; Институт «Открытое общество». - Москва : Аспект-пресс, 1996.
- 414 с.
22.Шульман Е. М. Гибка, как гусеница, гибридная Россия [Электронный ресурс] //Росбалт : [веб-сайт]. - Электрон. дан. - 02.01.2017. - URL: http://rn.rosbalt.ru/ о^а/2017/01/02/1579820.Мт1
