CC BY
23
Протасова О.Л. ©
Доцент, кафедра «Связи с общественностью»,
Тамбовский государственный технический университет
ПРЕДСТАВИТЕЛИ ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО СОЦИАЛИЗМА О ПРИЧИНАХ ПОРАЖЕНИЯ ДЕМОКРАТИИ В РОССИИ ПОСЛЕ ФЕВРАЛЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ*
Аннотация
В статье анализируется ряд мнений, высказанных видными представителями российских партий демократического социализма (меньшевиков, эсеров, энесов) по поводу объективных и субъективных причин неудач демократических преобразований в послефевральской России 1917 г., сделанных в результате глубокого осмысления общей политики и отдельных мероприятий органов революционной власти.
Ключевые слова: Февральская революция, партии демократического социализма, Временное правительство.
Keywords: February revolution, parties of democratic socialism, Provisional government.
Февральская революция 1917 г. встретила дружное воодушевление у представителей российских демократических сил - все левые и центристские партии ожидали в новой политической ситуации возможности скорого построения общества истинной демократии. В стране практически не осталось монархистов (за исключением правых, наиболее консервативных элементов), все, даже те, в чьих программах ранее не содержалось обязательного требования республики, автоматически стали республиканцами. 1917 год для целой плеяды отечественных политиков стал поистине их «звездным часом», вершиной жизненной судьбы. Обвал самодержавного режима, революция подарили вчерашним деятелям оппозиции и подполья, либералам и социалистам, уникальный шанс максимально реализовать свои карьерные и партийные амбиции. История, в свою очередь, подвергла суровой проверке их состоятельность и эффективность их политики. Современной наукой отвергнуты как беспочвенные всякие претензии кого-либо на идейное или политическое руководство Февральской революцией, однако очень многие стали ее активнейшими деятелями.
Какими виделись им горизонты революции? Многие социалисты, особенно эсеры, уповали на то, что теперь сбудется их заветная мечта - соберется Учредительное собрание, которое обновит Россию, навсегда и в интересах народа решит вопрос о форме и сущности государственной власти, разрубит гордиев узел извечной российской проблемы -крестьянской (не случайно эсеры, чей лозунг «социализации земли» соответствовал чаяниям основной массы крестьянства, весной 1917 года являлись наиболее влиятельной социалистической партией); наконец, разберется с войной, которой не видно было конца. Думается, субъективно, будучи прагматичными политиками и достаточно близко зная свой народ, основная масса российских социалистов и либералов вряд ли переоценивала возможности решения всех запутанных и застарелых проблем путем простого голосования. Но в чем мало кто сомневался, так это в необходимости для политиков-демократов научить народ использовать свою силу и разум, чтобы самому решать свою судьбу.
В настоящей статье мы представим ряд мнений, высказанных представителями российских партий демократического социализма (меньшевиков, эсеров, энесов) по поводу объективных и субъективных причин неудач демократических преобразований в послефевральской России. Эти выводы, на наш взгляд, практически единодушные (различия имелись лишь в отдельных деталях и акцентах), были сделаны в результате глубокого и
© Протасова О.Л., 2015 г.
серьезного осмысления общей политики и отдельных мероприятий органов власти, в которых сами авторы принимали непосредственное участие - так что их критика в немалой степени была и самокритикой.
По мнению И.Г. Церетели, одного из самых известных меньшевиков, революция не могла привести к немедленному социалистическому переустройству общества, но она вносила огромную перемену в положение народных масс, обеспечивая им свободу самодеятельности и организации и решающее влияние на политическое устройство страны [9, с. 4].
Эсер М.В. Вишняк, проживший долгую жизнь и оставивший богатое публицистическое наследие, содержащее немало аналитических работ, в том числе о впечатлениях той поры, воспринимал Февраль как несомненную победу демократии. По мнению большинства умеренных социалистов, к каковым относился и Вишняк, путь социализму предполагался долгий, постепенный, и свержение монархии, установление конституционного строя представлялось важной вехой на этом пути. «Февральская революция, - писал впоследствии Вишняк, - шла под знаком свободы, - раскрепощения частичного, политического, для одних, раскрепощения всяческого - от войны и гнета национального и социального, по мнению других. Свержение самодержавия, как системы политического деспотизма, - объединило все партии, классы и национальности России. Но совпадение во времени множества задач, в других странах разрешавшихся разновременно, безмерно отягчило русскую революцию и, в конечном счете, сломило ее » [1, с. 244]. Среди факторов, «отягчающих» решение революционных задач и успешное продвижение России к демократическому строю, Вишняк особо выделял мировую войну. Его собственная позиция в отношении ведения Россией войны была вполне патриотической - он выступал как оборонец.
По словам Вишняка, Февральская революция покончила с извечным для России противопоставлением власти и народа. «Народ и власть слились: народ стал властным, власть стала народной» [3, с.245]. Однако власть традиционно продолжала внушать опасение и недоверие, почиталась злом, синонимом произвола и символом старого порядка. К сожалению, при этом вышедшая из революции новая власть в руках народа-победителя (Советы и Временное правительство) оказалась бессильной и непрочной; за ней отрицалось право принуждения, утверждалось лишь право моральной проповеди и увещеваний. «К своей власти народ оказался особенно требовательным. Он слишком долго молчал, чтобы не завопить истошным голосом, когда разверзлись, наконец, его зеницы и уста. И после восьмимесячных борений под обломками рухнувшей державы Романовых оказался придавленным и рвавшийся в течение веков к свободе русский народ» [3, с.246], - утверждал Вишняк. Он спорил с П.Б. Струве, назвавшим Февраль «политическим самоубийством русского народа», и считал, что сама идея преобразований, поднятая в ходе этой революции, воля «к жизни и свободе, индивидуальной и государственной, и определяет непреходящее и вечное в Феврале, что не может быть скомпрометировано никакими дефектами эмпирического осуществления или надругательством временно восторжествовавшего Октября» [3, c.247].
Постепенно победная эйфория начала спадать, и стали выходить на свет из тени многочисленные трудности воюющей страны. В этой ситуации перспективы власти и нового правопорядка во многом зависели от поведения Временного правительства, от его готовности удовлетворить насущные общественные потребности, от его способности действовать энергично и решительно, наконец, от внутренней спайки кабинета. В действительности ни одного из этих условий в наличии не было.
Впоследствии, анализируя причины краха Временного правительства, публицисты правонароднического журнала «Русское богатство» (многие из которых принадлежали к народно-социалистической партии) отмечали, что, войдя в коалицию, социалисты попали в логически порочное положение [3, c. 262]. Хотя самые крайние из министров-социалистов не шли дальше осуществления своих программ-минимумов, другой частью министров эти шаги
признавались чересчур поспешными. И прежде всего - ничего не предпринималось для скорейшего окончания войны, в которое упиралось решение всех социальных проблем. По мнению «Русского богатства», свою лепту в общий крах власти внесли и либералы. Они оказались под обаянием мысли, высказанной Милюковым на одном из совещаний членов Государственной Думы: социалисты с властью не справятся, оскандалятся, и тогда власть сама придет к более умелым и трезвым политикам. Такой эгоистический расчет побуждал к пассивности, выжиданию вместо энергичных мер государственного строительства [там же].
Интересно мнение о вкладе в революцию различных политических сил России, высказанное социалистом А.Ф. Керенским через годы после этой переломной для России эпохи. Мнение это представляется беспристрастным и, на наш взгляд, вполне справедливым, во всяком случае, относительно первых месяцев революции. Как свидетель и активный участник тех событий, Керенский утверждал, что члены органов новой власти - Временного комитета Государственной Думы, Временного правительства, представлявшие класс «буржуазии», проявляли, пожалуй, больше идеализма и самоотверженности, чем демократические представители и «демократ-революционеры» [2, с. 13]. По словам Керенского, «в те... дни именно буржуазия отчаянно боролась за спасение страны, против узких интересов собственного класса. Представители буржуазии с искренней радостью отказывались от привилегий, считая это счастливейшим в своей жизни случаем, величайшим делом» [там же]. Бывший министр-председатель Временного правительства также заявлял, что «ни один класс не может претендовать на единоличное совершение великой русской революции, приписать одному себе честь освобождения русского народа, и меньше всего прав на это у российского пролетариата [2, с. 15].
Примечательно, что народные социалисты, в социалистическом «спектре» России бывшие ближе всего к либералам, были суровее в своих оценках представителей революционной власти, жестко критикуя их просчеты и нерешительность. «Либералы, -замечал «летописец» внутренней жизни в «Русском богатстве» А. Б. Петрищев, - . не сумели стать властью. Во многих вопросах они проявили чрезмерную уступчивость и странную, почти самоубийственную боязнь занять твердые позиции» [3, с. 258]. Соратник Петрищева по народно-социалистической партии А.В. Пешехонов (к слову, большой гуманист) подчеркивал, что Временному правительству, пытавшемуся поддержать государственный порядок, совершенствуя его, не хватало «систематичности, не останавливающейся перед репрессиями» [4, с. 59] и даже жестокости. В стране, где народ привык к авторитарной форме правления, в столь короткий срок, при самых благих намерениях, правительству добиться авторитета не удалось. Как точно подметил А. Петрищев, никто, кроме большевиков, подкупавших малокультурное население популистскими лозунгами, не вносил в политическую борьбу элемента личной страсти. «Другим приходилось уговаривать, убеждать, а власть они брали скорее из чувства долга, чем из страсти властвовать. В этом смысле Ленин был вне конкуренции» [цит. по: 6, с. 80]. К слову, именно этой страстью, помимо ужасающей политической беспринципности и нечистоплотности, после Октября 1917 г. российские демократы объясняли успех большевиков (не сомневаясь, правда, в его недолговечности).
Итак, Временное правительство не справлялось с бременем огромной ответственности, которая легла на него, не ощущая реальной поддержки снизу и будучи сковано уздой «непредрешенства», наложенной на него советскими партиями. Подыгрывая нетерпеливым массам в их недоверии к правительству, социалисты вместе с тем старались сохранить эту «буржуазную власть» как единственно возможную в тех условиях, и тем самым возбуждали в массах недоверие уже к самим себе.
Не будет преувеличением сказать, что для русских демократических социалистов самым горьким разочарованием 1917 года стало Учредительное собрание. Весьма скептически оценивалась ими избирательная кампания, полная безответственной демагогии и популизма, происходившая «в исключительной, совершенно невозможной обстановке, в предчувствии и под шум большевистского переворота» [5, c. 319]. Предвыборной агитации в
должных масштабах не было. Политические деятели, выдвинутые кандидатами от центров, за редкими исключениями не имели возможности выезжать в избирательные округа. Невысоко ставили они и саму избирательную систему, при которой, по словам народного социалиста А.В. Пешехонова, «массе избирателей, не усвоившей еще толком политической арифметики, было предложено выразить свою мысль и волю в алгебраической формуле» [цит. по: 7, с. 141]. К сожалению, опасения многих социалистов относительно
дееспособности Учредительного собрания вполне подтвердились. Когда форум, наконец, открылся, он оказался далеко не полным по своему составу. Главным же его изъяном оказалось отсутствие воли к власти и чувства ответственности перед народом. Им не было сделано ни единой попытки противопоставить себя захватчикам государственной власти: ни при его разгоне, ни в течение последующий долгих месяцев. Неудачу Учредительного собрания многие объясняли отсутствием в России и демократических традиций, и самой демократии. Таким образом, погибла последняя надежда русских демократов на торжество свободы в новой России и народное волеизъявление.
Приведем еще несколько фраз, высказанных виднейшими деятелями отечественного демократического социализма, относительно причин поражения демократии, предпосылки которой в России были созданы Февралем. Как говорилось выше, эти люди сами являлись активными участниками революционных процессов и событий и отнюдь не снимали с себя ответственности - хотя бы и косвенной - за их неудачи. А.Ф. Керенский, например, считал, что русская трагедия 1917 года, вопреки принятому за рубежом мнению, вовсе не объясняется тем, будто русский народ не создан для свободы и демократии [2, c.7], а успех большевистской контрреволюции (это слово часто встречается у русских социалистов в характеристике октябрьского переворота) не означает, что идеология большевизма соответствует «варварской азиатской природе русского народа» [там же]. В политическом отношении дореволюционная Россия являлась безусловно отсталой страной, но ее национальная культура, экономическое развитие, за десятилетия модернизации сильно продвинувшееся вперед, духовные идеи находились на достаточно высоком уровне. Перед I мировой войной мало у кого из российских демократов были сомнения в том, что переход страны к настоящему демократическому парламентаризму - вопрос близкого будущего, однако война прервала нормальное, в том числе политическое, развитие России. Большевистская же «реакция», порожденная тяготами войны, отбросила Россию назад.
И.Г. Церетели среди причин поражения демократии указывал следующее. Вся проблема демократии, особенно после июльских событий, свелась к центральной задаче создания сильной демократической власти, и крушение завоеваний Февральской революции произошло оттого, что революционная демократия нее сумела справиться с этой задачей [10, с. 220]. Российские демократические силы хотели создать настоящую, широкую демократию и добиться легитимности власти у широких масс, но слишком сложной была общественнополитическая обстановка, требовавшая решительности, даже жесткости и, возможно, подчас жестокости, к которой истинные демократы не привыкли и не хотели прибегать. Между тем необходимость создания в стране твердой власти осознавалась всей демократией. «Для сторонников строя, опирающегося на диктатуру меньшинства, - рассуждал Церетели, -установление режима террора и уничтожение противников... является единственным способом править страной. Демократия находится в ином положении. .Демократический режим, опирающийся на поддержку большинства народа, даже в критические моменты может избавить страну от необходимости применения суровых репрессивных мер или, во всяком случае, свести их к минимуму. Однако, когда требуется парализовать активные выступления мятежного меньшинства (речь шла о большевиках и корниловцах - О.П.), тогда и демократическая власть должна уметь показать, что она не поколеблется ответить силой на попытки меньшинства применить насилие» [5, с. 219]. У российской демократии не было опыта управления страной, тем более в такой катастрофической обстановке. Революционная демократия, по словам Церетели, вела одновременную борьбу против максимализма правого и левого [там же]. Демократы были готовы укрепить правительство предоставлением ему
чрезвычайных полномочий и обращением ко всем слоям населения с призывом к строгой дисциплине, но это правительство должно было, по их мнению, отражать демократические стремления большинства народа и, применяя меры принуждения против бунтующих, черпать свою силу в согласованности демократических организаций и выборных учреждений [5, с. 220]. Широкие массы, несмотря на призывы революционных лидеров для достижения гражданского согласия в стране умерить социальные аппетиты, делать этого не желали, и менее всего терпимости в эту тяжелую годину проявляли те, о ком более всего радели социалисты [6, с. 80]. В июне 1917 г. тогдашний министр продовольствия Временного правительства энес А.В. Пешехонов, выступая на I Всероссийском съезде Советов рабочих и крестьянских депутатов, признал: «Вся трудность заключается не в преодолении сопротивления буржуазии, которая во всем уступает, а в преодолении психологии трудящихся масс, которых надо призвать к самому напряженному труду, к лишениям и отказу от довольства, к необходимым жертвам» [цит. по: 9, с. 249].
Анализируя опыт русской революции, ее успехи и упущения, в том числе и свое участие в ней, бывший министр-председатель Временного правительства А.Ф. Керенский подытоживал: «История большевистской реакции еще раз доказывает невозможность никакого социального и политического прогресса без права личности на полную свободу и открытое выражение мыслей и убеждений... Русский народ никогда не добьется ни общественного благосостояния, ни благ образования, ни внутреннего порядка, ни международной безопасности, пока большевики держат Россию в тисках партийной диктатуры. Ибо любой общественный строй, способный гарантировать людям труд и свободу, невозможен в стране, где народ лишен основных человеческих прав и гражданских свобод, всякой экономической инициативы и юридической защиты, основанных и осуществляемых на принципе равенства. Там, где «партийные интересы» не уступают дороги интересам общественным и национальным, нечего ждать ни цивилизации, ни реального прогресса» [2, с. 370].
Если суммировать общий смысл приведенных высказываний, можно отметить, что в качестве главных объективных причин неудачи демократии в России, по мнению отечественных демократических социалистов, выступали мировая война (и принесенные ею огромные экономические и социально-гуманитарные бедствия), а также традиционный характер российской политической культуры с низким уровнем правосознания масс и дефицитом гражданского участия. Главным же субъективным фактором, приведшим к поражению демократии в России, виделась слабость, неуверенность, нерешительность новой власти, разрозненность демократических сил, проистекавшие, конечно, не столько от интеллигентской «мягкотелости», сколько от их политической неопытности в управлении страной, тем более очевидной в переломной, критической внутри- и внешнеполитической обстановке. Кроме того, среди представленных аналитических выкладок отчетливо звучат мотивы приоритета не классовых, не партийных, а общечеловеческих, универсальных гражданских ценностей - свободы и равенства, ценностей, от которых демократические социалисты не могут отступить ни при каких обстоятельствах.
*
Статья подготовлена при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного
фонда (РГНФ), проект № 15-01-00157а.
Литература
1. Вишняк М.В. Два пути: Февраль и Октябрь [Электронный ресурс]. - Париж: изд-во «Современные записки», 1931. - Режим доступа к изд..: http://socialist.memo.ru/books/perli/ vishnak/v09.htm
2. Керенский А.Ф. Русская революция 1917. - М.: Центрполиграф, 2005. - 383 с.
3. Петрищев А.Б. Хроника внутренней жизни // Русское богатство, 1917. - № 11-12. - С. 258-276.
4. Пешехонов А.В. Почему я не эмигрировал? - Берлин: Обелиск, 1923. - 78 с.
5. Пешехонов А.В. Провалилось ли народовластие? // Русское богатство, 1918. - № 1-3. - С.303-330.
6. Протасов Л.Г., Протасова О. Л. Народные социалисты // Родина, 1994. - № 10. - С. 76-81.
7. Протасова О.Л. А.В. Пешехонов: человек и эпоха. - М.: РОССПЭН, 2004. - 240 с.
8. Протасова О.Л. Большевики и русская государственность в оценке А.В. Пешехонова и М.В. Вишняка // Современные концепции научных исследований: XIII международная научнопрактическая конференция. - М., 2015. - С. 9-12.
9. Суханов Н.Н. Записки о революции. - В 3-х т. - Т.2. - М.: Республика, 1991. - 1030 с.
10. Церетели И.Г. Кризис власти. - М.: Луч, 1992. - 272 с.
