CC BY
55
Вестник Челябинского государственного университета. 2012. № 18 (272).
Философия. Социология. Культурология. Вып. 25. С. 97-103.
И. А. Недугова
ПРЕДМЕТНОЕ БЫТИЕ: ОПЫТ эКЗИСТЕНцИАЛЬНОЙ РЕФЛЕКСИИ
В статье рассматриваются вопросы причины формирования диссипативных процессов в культуре. Автором представлен концепт диссипатий культуры, пограничного и иллюзорного сознания. Влияние культурной динамики на сознание определяется автором как детермина-ционные процессы. Утверждается, что диссипативные процессы в культуре влияют на формирование иллюзорного и пограничного сознания. Методом исследования в статье является нелинейный уровневый подход в анализе предметного поля бытия. Основной задачей статьи является рассмотрения вопроса о том, на основании каких процессов происходит расхождение картины сознания с реальностью. Результатом исследования является разработанный автором механизм рефлексии над пограничным сознанием через учитывание иерархии.
Ключевые слова: сознание, культура, предметность, предмет, вещь, знак, символ, дина-
мика, диссипатия, иллюзия, бытие, рефлексия,
Проблема рефлексии сознания остается одной из важнейших в философии. Решение данной проблемы определяет предмет исследования. Предметом исследования являются пограничное состояние сознания и иллюзорное сознание. Сознание, являясь первичным по отношению к культуре, тем не менее, зависит от нее. Мы предлагаем концепцию сознания, зависящего от стадии движения системы культуры.
Сознание предметно определено. Процесс опредмечивания-распредмечивания - это процесс выстраивания и считывания предметных уровней бытия человека. Процесс опредмечивания в свою очередь это формирование структуры пред-мет-ности. У Платона любая форма опредмечивания - это лишь форма объективации идеи. Идея есть не только видимая умом пассивная фигурность вещи, но в то же время и самая субстанция вещи, ее внутренне определяющая сила. В диалоге «Федон» Платон пишет: «Что должно появиться в теле, чтобы оно было живым? - Душа, - сказал Кебет. - И так бывает всегда? - А как может быть иначе? - спросил тот. - Значит, чем бы душа ни овладела, она всегда привносит в это жизнь?»1. Таким образом, Платоном вносится идеализация опредмечивания. Опредмечивание у Платона - это и акт отражения, и акт отстраненности от несущественного.
На концепции Платона строит свой анализ предметности М. Хайдеггер. Он пишет: «Вместо предмета скажем точнее: представ (Herstand). Полным существом пред-става правит двоякое пред-стояние: во-первых, пред-установленность в смысле происхож-
метафизика, идеальность, система, иерархия.
дения из чего-то, будь то самопроизведение природы или произведенность искусства; во-вторых, пред-поставленность в смысле выступания производимого в непотаен-ность уже пребывающего»2. Таким образом, у М. Хайдеггера предметность - это, прежде всего, орудийность.
М. Бубер определяет предметность как «ожидание напротив». У М. Бубера предмет не обладает жизнью, он мертв. «Другое праслово - Я-То - означает предмет, объект, “мертвое” присутствие не столько стоящее напротив, сколько подчиненное мне. Его время - прошлое. Соотношение Я-То (Я-Оно) отрывает мир как место использования вещей. Это - не встреча, опыт является отрицанием встречи» (М. Бубер)3.
Г. Гегель считает, что опредмечивание сопряжено с распредмечиванием и является актом мышления. Любой предмет есть «процесс определения уж во всяком случае, принадлежит лишь исключительно мышлению. Следовательно, даже в своем отношении к предмету оно [мышление. - И. Н.] не выходит из самого себя, не переходит к предмету; последний остается как вещь в себе просто чем-то потусторонним мышлению»4. Согласно концепции Г. Гегеля, есть непознаваемые предметы (вещи в себе) и познаваемые (явления). Таким образом, предметность у Г. Гегеля - это есть «безотносительность не», есть возможность и не возможность познания предмета.
Любая культура предметно определена. Предметность культуры и является основанием формирования ее функциональной сто-
роны. Наделять что-либо функциональной нагрузкой может только сознание. Диалектический процесс опредмечивания - распредмечивания сознанием бытия предстает как возникновение потребности в раз-мет-ке бытия и идентификация с пред-метным. С иной позиции этот процесс предстает как триада: от предметной потребности и предметного производства к предметному потреблению.
Предметная иерархия включает в себя: вещи, знаки, символы и не-предельные знаки. Человек - центральное звено в цепи основных форм бытия5. Способ его существования - продуктивная деятельность. «Именно <...> человеческая деятельность, взятая в целом, в полноте своих конкретных видов и форм порождает культуру, выливается в культуру, сама становится культурной и делает человека из биологического существа существом культурным, тем самым определяя и структуру его потребностей и структуру его способностей»5.
Мы определяем, что предметность формирует постоянство системы культуры. Иерархия предметных оснований культуры есть внешняя форма культуры. Сущность же культуры проявляется как внутренняя форма, которая предстает как динамическое нелинейное равновесие.
Распредмечивание есть учитывание пред-мет-ных уровней, воспринимаемых во взаимосвязи друг с другом. Пред-мет-ность изначально задана, она есть «конечная форма» (М. К. Мамардашвили)6. Анализ сознания в работах Маркса), она «захватывает» сознание (Н. А. Бердяев)7, она есть «пережитое содержание» (Э. Гуссерль)8.
Несмотря на то, что система культуры стабильна своими предметами, тем не менее, она находится в стадии динамического равновесия, включающего в себя колебания структуры культуры. Если некоторые формы духовного производства только отражают изменения в сознании и, как следствие, в культуре, то другие активно вмешиваются в процесс опредмечивания. Иерархия предметных уровней то сжимается, то распыляется, следуя за движением системы культуры.
По сути, процесс пред-мет-ности «скрывает» саму культуру. Ее нельзя воспринять как целостное, она всегда распадается на различные группы пред-метов.
Изменчивость, которой обладает культура, и отражение этих процессов в сознании требуют серьезного изучения. Проблема со-
отношения культуры как предметного поля и сознания прежде всего является проблемой онтологической.
В рамках данной статьи мы планируем рассмотреть стадию сжатия системы культуры, приводящей к отрицанию сознанием культуры и самого себя и преодоление данного отчуждения через поиск точки НЕ.
Прежде чем перейти непосредственно к экзистенциальному аспекту предметности, необходимо указать, что стадия экзистенциального поиска человека и бога заложена в некотором роде самой системой культуры. Мы предлагаем использовать нелинейный уровневый подход для анализа культуры. Нелинейный уровневый подход рассматривает не только колебательные изменения, но и соотношение формы и содержания системы, функциональную нагрузку элементов системы и детерминантные процессы в системе.
Культура не возможна без сознания. Проблема культурных изменений представляется не как существование культурной системы, а как процесс сознательного производства.
Изменения, предполагающие наполнение феноменов культуры функциональной нагрузкой, могут тем самым быть определены как функциональное развитие. Однако феномены культуры могут изменять свою функциональную нагрузку. Вместе с изменениями в культуре меняется и наполненность пред-мет-ов культуры. Вещи в советском обществе меняли в том случае, когда они выходили из строя и теряли свои утилитарные свойства, т. е. когда происходил их физический износ. В современной культуре появилось представление об одноразовых вещах. Экзистенциальный опыт описания сознания предполагает форму сознания отрицающего самого себя9.
Экзистенциализм в своей форме есть антиархаика. Признаком антиархаики можно назвать восходящую идеализацию. В экзистенциализме вновь идет выстраивание антроподицеи человека через становление сознания в Боге.
Вторым основанием, позволяющим сравнить экзистенциализм с архаикой, можно назвать использование средневекового образа сна. В экзистенциализме сон предстает как неявная субъктивность, как некое пред-видение Бога, т. е. видение и желание одновременно. Средневековый Сон, увиденный экзистенциалистами, - есть пробуждение, как бы это
дико ни звучало, человека в человеке, бога в человеке. Экзистенциальность, возвышая человеческое существование, от материального восходит в конечном к высокому - к поиску Бога. Экзистенциализм «разделил» материю и сознание, поставил их в отношение «внутреннее» и «внешнее», т. е. как «бытие, как оно существует само по себе» и его восприятие извне - «проекция» в сознание другого субъекта. Материя с этой точки зрения есть лишь восприятие иной субъективности и, следовательно, фундаментальным является не разделение бытия на материю и сознание, а различие между «Я» и «не-Я»10.
В качестве третьей черты, роднящей архаику и экзистенциализм, мы называем поиск точки отрицания, точки НЕ. Ж.-П. Сартр пишет: «Бытие есть мир <...> Другого. <...> Ничто есть человеческая реальность, радикальное отрицание которой приводит к обнаружению мира. <...> Человеческая реальность есть то, что приводит ничто к бытию, внешнему существованию»11.
Сознание, говорит Ж.-П. Сартр, ничто-жится (s’aneantit). Как ничто, оно абсолютное отсутствие, но как функционирующее ничто (ничтожение) оно страстное вожделение бытия. Сознание - вакуум и horror vacui. Оно ищет постоянного самозаполнения и полагает таким образом экзистенцию, которая тождественна с непрерывно полагаемым проектом быть чем-то, чтобы не быть ничем. Этому дефициту сознания и обязан мир своим возникновением и явлением. Не будь его, не было бы и мира как «конкретной и сингулярной тотальности», как «феномена». Сознание возникает как ничтожение, в самой гуще «нерасчленен-ных масс бытия», и потрясает бытие11.
Ничтожимость человека у Ж.-П. Сартра вполне созвучна с ничтожеством человека в архаике.
Сжатие системы культуры приводит к тому, что мышление не имеет возможности осо-знания иерархии предметных уровней бытия. Плоскостная культура формирует «сжатый смысл», упрощенное значение, «невещественную» вещь. Сознание наталкивается на несоответствие предметных уровней бытия и воспринимает их как искаженное изображение, как копию без оригинала. В сознании субъекта находят опосредованное отображение не только внешняя объективная реальность, но и внутренняя ему, субъективная реальность. Нарушение целостности
единства внешнего и внутреннего (Ч. Тарт) изменяет направленность перебора предметных уровней не как переход от вещественной идентичности к знаковой, от символической к не-предельной (предельно универсальной), а как отказ от предметной определенности вообще. Пограничные состояния сознания проявляются как желание «выскочить из сознания или культуры». «Это - отраженное, но не осознанное бытие, в противоположен-ность сознанию как осознанному бытию» может быть, согласно Ч. Татру, названо «неявной субъективностью»12. «Неявная субъективность» (пограничное состояние, спровоцированное внешней средой, являющиеся защитной реакцией сознания). Стремительные изменения реальности приводят к лабильности бытия как социального, так и индивидуального, по сути, индивид не успевает пережить происходящее. В сознании не происходит полная интериоризация. Неполная, поверхностная включенность сознания в реальность приводит к недопереживанию, недоосмыслению. Пограничное состояние характеризуется невозможностью найти базис рефлексии, отсутствием возможности «различить, насколько состояние отличается от нормального» (Ч. Тарт)12.
Пограничность проявляется как попытка «выскочить» из культуры или из сознания. В случае с героем новеллы А. Камю «Посторонний» ситуация отрицания доведена до абсурда. Отрицание захватывает не только отрицание культуры как некоего опыта, но он уничтожает культуру в себе и себя в культуре, а тем самым взрывает все мосты между Я и Ты, ибо культура есть терпеливое выстраивание этих мостов (А. Камю)13. Когда возникает пограничность, сознание, отрицая, переходит грань, но при этом не отстраняется от предметной иерархии. «Посторонний» -метафора отстраненности героя от культуры и от предметности. Отрицание направлено на «нулевую идентичность», на отказ от распредмечивания. Пограничность проявляется как проблема соотношения предметных уровней в сознании, в переносе имманентного ощущения кризиса идентичности себя на Другого (Ж. Бодрийяр)14 и, наконец, полное отрицание самости. Жажда встречи с Другим человеком - о ней последние, предсмертные слова Мерсо: «Чтобы все завершилось, чтобы не было мне так одиноко, остается только пожелать, чтобы в день моей казни собралось
побольше зрителей - и пусть они встретят меня криками ненависти» (А. Камю)15.
Можно утверждать, что герой «Постороннего» Мерсо не просто отрицает мир в себе или себя в мире, а он устал от самого себя. А. Камю, уйдя от противопоставления «внутреннее» и «внешнее», раскрывает акт поиска Другого как необходимую форму рефлексии.
Человеку необходим образ Другого. Включение во все фундаментальные действия каждого из нас образа деятельности другого как условия и прообраза (образца, эталона) отстраняет от нас (и - одновременно - отстраняет: делает «странными», проблемными) наши же собственные способности и усилия. Человек начинает относиться к себе, отличая себя от своей собственной жизнедеятельности, от ее способов, средств, предметов и от самого процесса ее осуществления. Он отличает себя как потенциально способного овладеть любыми способами, средствами, предметами и процессами совместной деятельности. Тем самым человек предстает перед самим собой в качестве силы, находящейся вовне или даже предшествующей любому способу совместной деятельности. Отличение себя от своей собственной жизнедеятельности есть непременное условие формирования всех собственно человеческих потребностей и способностей, в т. ч. и способности к целесообразному (осознанному) поведению. Чем сильнее воздействие внешних факторов на личность, тем разнообразнее становятся механизмы адаптации.
Пограничное сознание - это сознание, стоящее на границе и вследствие этого не «видящее» данную грань, не способное понять, когда грань перейдена. Гранью в данном случае может быть названа целостность восприятия (отражения) предметной иерархии бытия. Если же иллюзорное сознание - это лишь принятие одного предметного уровня за другой, то пограничное - это есть невозможность различения этих уровней. В данном случае проявляется отрицание (как раз в силу неощутимости грани) себя, мира, культуры. Всякое пограничное состояние сознания - это вполне ощутимые количественные и качественные переживания, но отсутствие восприятия грани. Пограничное состояние сознания всегда спровоцировано извне, но при этом есть ощущение внутреннего отрицания (Ж.-П. Сартр). Искусственное стимулирование гипертрофированного образа
Другого или, напротив, проецирование в сознании ситуации «без Другого»16 приводит к нерефлексивной идентичности (Ж. Делёз). Идентичность, отрицающая любую рефлексию, - «слепой переход» в непредметную модель. Не редкость сегодня ситуация, когда сюжеты, изложенные в мистических фильмах, захватывают зрителя настолько, что некоторые из них сами становятся убийцами. Так, посмотрев очередную серию Хеллоуина, немецкий подросток взял в руки топор и хладнокровно убил своего соседа. Такое состояние можно определить как состояние пограничности сознания, проявляющееся как отрицания самого себя. Навязчивая идея освобождения («форма собственного уничтожения») трансформируется в освобождение от самого себя, отрицание пред-мет-ной иерархии бытия (Ж. Бодрийяр)17.
Барьер психической адаптации динамичен, если еще учесть колебания системы культуры, то механизм адаптации постоянно разрушается и вновь создается.
Длительное и особенно резкое напряжение функциональной активности барьера психической адаптации приводит, как правило, к его перенапряжению. Это проявляется в виде так называемых преневротических состояний, выражающихся лишь в отдельных и незначительных (наиболее легких) нарушениях (повышенная чувствительность к обычным раздражителям, незначительная тревожная напряженность, беспокойство, элементы заторможенности или суетливости в поведении, бессонница и др.). Они не вызывают изменений целенаправленности поведения человека и адекватности его аффекта, носят временный и парциальный характер.
Редуцированная рефлексия, перепутыва-ние предметных уровней вызывают сужение сознания, проявляющееся как сосредоточение на ограниченном круге эмоционально окрашенных представлений; повышенный порог восприятий; возможность полной и точной ориентировки в месте и времени только после сосредоточения внимания; ощущение изменения течения времени; психическая и эмоциональная напряженность: переживания страха, тревоги, испуга, иногда - с «выключением» из сознания других событий; неустойчивость контроля над эмоциональными реакциями, влияющими на рассудочную деятельность; при отсутствии полной информации - интерпретационные моменты; доминирующие
идеи; активация процессов воображения; персонификация неодушевленных предметов и животных; изменение двигательной активности, эмоционально обусловленные изменения памяти и др. (Ю. В. Каннабих)18.
Само пограничное сознание базис рефлексии обнаружить не может, так как погранич-ность определена внешним воздействием, но проявляется во внутреннем отрицании самого сознания. Иногда сознание пристально смотрится в себя посредством знака или символа, но для такой рефлексии необходимо особое состояние. Рефлексия над пограничным состоянием сознанием - это все отрешённость. У Сартра в «Тошноте» такое «выглядывание» сознания в бытие раскрывается в финальной сцене. Песня, которую поет негритянка, есть «ключ» к непредельному знаку. «Она поет. И вот уже двое спасены - еврей и негритян-ка.<.>. Я чувствую, как что-то робко касается меня, и боюсь шевельнуться, чтобы это не спугнуть. Что-то, что мне незнакомо уже давно, - что-то похожее на радость. Отсюда следует, что и само бытие необходимо есть некоторая ктойность или чтойность, им соотносительно» (Ж.-П. Сартр)19.
Рефлексия возможна как постоянное сопоставление процессов опредмечивания и распредмечивания, как отличение себя от предметных уровней. Максимальную степень восхождения сознания от одного предметного уровня к другому представлена как «декомпрессия (разжатие) бытия ничто» (Ж.-П. Сартр), или как «неравенство сознания самому себе (репрезентация через Другого)» (Ж. Делёз).
Сознание рефлексирующее противостоит сознанию отражающему (Э. Гуссерль), т. к. отражение нередко есть переход границы, искажение, пограничность.
Диссипативность системы проявляется как переход к «невозможному» с точки зрения наличного состояния. Разрушение структуры системы откликается нюансами абсурда личностного бытия. Если предположить, что бытие человека предметно определено культурой, то приобщенность только к одному из предметных уровней - это есть одна из характеристик (как было определено ранее) иллюзорного сознания, при этом в жизненной практике каждого отдельного человека и общества в целом процесс перепутывания различных предметных сторон бытия носит спонтанный (но при этом внутренне и внеш-
не определенный) характер. Ж.-П. Сартр пишет: «Бытие сознания как сознания означает существование (на расстоянии от себя) в качестве присутствия по отношению к себе, и это недействительное расстояние, которое бытие носит в своем бытии, и есть Ничто»20. И, наоборот, вследствие неполной индукции понятия и категории принимаются без критического осмысления, но при этом именно предельные знаки принимают форму жизненных основополагающих ориентиров и ценностей.
Пограничное состояние сознания - это отрицание бытия через мятеж, абсурд, агрессию. Сознание, утратившее границы, прельщенное вещью, знаком символом, ищет «настоящее бытие» (Ж.-П. Сартр)20, ищет возможность восхождения (перебора) предметных уровней бытия. По выражению Ж.-П. Сартра, «для-себя-бытие» всегда есть то, что оно не есть, и не есть то, что оно есть. Таким образом, основная характеристика «для-себя-бытия» - это отрицание, отстраненность от предметных уровней. Отрицанию дается сущностная, онтологическая характеристика. Сознание, лишенное возможности перебора, различения предметных уровней, отрицает самого себя. В иерархии предметных уровней естественным образом преобладает тенденция к уменьшению элементов с каждым последующим уровнем. Так, знаков меньше, чем вещей, и не-предельных знаков меньше, чем символов. В условиях растяжения поля культуры каждый предметный уровень расслоился на части и тем самым поставил сознание перед выбором, который совершить невозможно. Э. Гуссерль пишет: «Любой выбор не означает перехода, а лишь представляет движение по кругу, но без рефлексии»21. Современность наполнилась сверхзначимы-ми событиями, но рассеивание предметных уровней не дает «полноценного времени» осознавания (Ж. Бодрийяр). Пограничность сознания - это лишь бесплотная попытка выскочить из алгоритма заданного извне. Любая заданность снижает, истончает способность сознания познать самого себя.
Отрицательная рефлексия сознания, утратившего самого себя, представлена не только в традиции экзистенциализма. Задолго до поиска новой антроподицеи человека в русской философии был дан ответ на вопрос и рефлексии пограничного сознания. П. А. Флоренский писал: «Я ненавидит всякое конкретное
свое содержание, т. е. всякую свою же жизнь. Я оказывается мертвою пустынею “здесь” и “теперь”» (П. А. Флоренский)22.
В философии В. С. Соловьева подобная рефлексия раскрывается как «вид законченного, совершенного единства»: «В другом сущее остается тем же, во множественности остается единым. Но это тождество и это единство необходимо различаются от того тождества, того единства, которые представляются первым положением сущего: там оно есть непосредственное и безразличное - здесь же оно есть утвержденное, проявленное или опосредствованное, прошедшее wpeg свое противоположное, то есть чрез различение, и тем самым усиленное (потенцированное)»23.
Это еще одно доказательство того, что экзистенциализм - это своего рода архаика. Ведь и П. А. Флоренский, и Д. С. Мережковский являются представителями русского религиозного Ренессанса начала XX века.
Экзистенциальный поиск Бога (как непредельного знака, так необходимого человеку именно как отсутствие предельности). Акт пограничного сознания в сновидении рассматривался как «солипсистская конструкцию мира-сновидения» (Х. Борхес), «озарение» (Д. С. Мережковский).
Х. Борхес утверждает, что любой Сновидец - будь то Бог или человек - тоже чей-то сон. «Всемогущий также занят поисками Кого-то, а этот Кто-то - Кого-то еще высшего»24.
Для сравнения нужно привести другую точку зрения. В теологической литературе такие состояния описываются иначе. Так, Д. С. Мережковский в трилогии «Христос и антихрист» писал: «...Надо, чтобы все умолкло в душе, все небесные и земные голоса. Тогда мы услышим Его. Пока сияет разум и, как полуденное солнце, озаряет душу, мы остаемся сами в себе, не видим Бога. Но когда разум склоняется к закату, на душу, нисходит восторг, как ночная роса. <.>Бог не приходит и не уходит. Он только является. Вот Он. Он отрицание мира, отрицание всего, что есть. Он - ничто. Он - все»25.
Состояние «бегства от сознания» обязательно сопровождается театральностью, показательностью. Акт пограничности сознания должен иметь зрителя, вовлекаемого в процесс, и все это делается с целью таким образом обнаружить точку рефлексии. Этот вид искажения идентичности «Я», прежде всего, усталость от себя. Перед этой фундаменталь-
ной усталостью все остальное - лишь череда ролей, инсценировок, полетов фантазии, ко-ротание времени. Основной спектакль давно написан: «Я уже давно написал сочинение на эту тему». Именно поэтому желание невозможного также превращается в фарс, в красивую декламацию: «Чем утолить мою жажду? Какое сердце, какое божество бездонно, как озеро, чтобы напоить меня? Ни в этом мире, ни в ином нет ничего мне соразмерного. А ведь я знаю, мне нужно только одно: невозможное. Невозможное! Я искал его на границах мира, на краю своей души» (А. Камю)26. Л. Шестов назвал это «ночное видение», подтачивающее себя самоубийственным вопросом «стоит или не стоит жизнь, чтобы её прожить», внезапно приобретает власть над «дневным» мышлением, озабоченным тем, как лучше обустроить жизнь27. И эта жизнь превращается в ад: «тает смысл нашей жизни», «мы теряем основания существовать», «жизнь обращается в ничто». Ж. Батай определяет ИСС как «осечку» в переживаниях, леденящий душу покой, «отсутствие экзальтации»28. Знаменуя собой конец механической жизни, усталость в то же самое время есть срыв нормальной жизнедеятельности, невозможность следовать общим правилам игры. Чтобы возродить себя, необходим Другой, акт его зрения. Другой может быть и образом, но экзальтация всегда носит характер обращения.
До экзистенциализма такая особенность рефлексии сознания была подмечена П. Флоренским. По мысли П. А. Флоренского сознание живет, только если разум пере-бегает (дискурсирует) от одного суждения к другому и тем самым первое суждение получает свое обоснование и оправдание во втором»29.
Выходом может быть внешнее определенное нахождение «не-предельных знаков» (Г. Гегель) или образ «отстоящего Другого» (А. Камю).
По-граничное сознание - это состояние нерефлексивности сознания, обусловленное неравновесными процессами в культуре. Противоречивость влияния культуры как предметного поля и сознания, прежде всего, является вопросом онтологическим.
Восходящая идентичность с предметными уровнями бытия через точку отстраненности есть способ преодолеть пограничность сознания.
Процесс рефлексии над иллюзорным возможен лишь через осознание целостности, полноценности себя. Учитывание предметных
уровней бытия через точку отстранённости от каждой формы предметности является условием самосознания. Предметное сознание всегда имеет в основании своём самосознание я.
Таким образом, рефлексия - есть учитыва-ние предметных уровней. Предметный уровне-вый подход в анализе бытия строится на пред-мет-ной иерархии (восходящей идентичности человека). Данный подход позволяет представить критерий системного анализа сознания.
Поскольку иллюзорное сознание - это нерефлексивное, не осознающее базу рефлексии, то рефлексия над иллюзорным сознанием должна строиться на базе отрицательной рефлексии, т. е. рефлексии, направленной на выведение иллюзий из сознания.
Особого базиса рефлексии требует пограничное сознание. Выработка базиса рефлексии над пограничным сознанием осложняется тем, что сознание, «находящееся на грани», не способно найти точку отстраненности, высокой критичности.
Сознание рефлексирующее сознает предметные уровни, восходя от телесности, к зна-ковости, символичности и не-предельности («Ничтойности»).
Следовательно, рефлексия сознания невозможна без целостного рассмотрения этой структурности, иначе это грозит односторонностью рефлексии. Рефлексия сознания в данном случае должна, прежде всего, опереться на твердое разграничение в сознании предметных уровней.
Примечания
1 Платон. Диалоги / Платон. Сочинения : в 4 т. М., 1986. Т. 1. 607 с.
2 Хайдеггер, М. Время и бытие. М. : Республика, 1993. С. 350.
3 Бубер, М. Я и Ты / пер. В. Н. Файнгольда. М. : Высш. шк, 1992. 650 с.
4 Гегель, Г. В. Ф. Энциклопедия философских наук // Гегель, Г. В. Ф. Собр. соч. : в 14 т. М. : Изд-во соц.-экон. лит. (Соцэкгиз), 1929-1959. Т. 5. Наука логики. 473 с.
5 Камю, А. Посторонний / пер. Н. Немчиновой. М. : Прометей, 1989. С. 560.
6 Мамардашвили, М. К. Анализ сознания в работах Маркса // Вопр. философии. 1968. № 6. С. 14-25.
7 Бердяев, Н. А. Самопознание. М. : ЭКСМО-Пресс ; Харьков : Фолио, 1997. 624 с.
8 Гуссерль, Э. Феноменология // Логос. 1992. № 1. С. 67-98.
9 Сартр, Ж.-П. Бытие и ничто : опыт феноменологической онтологии / пер. с фр. В. И. Колядко. М. : Республика, 2000. 683 с.
10 Иванов, Е. М. Материя и субъективность. Саратов : Изд-во СГУ, 1998. С. 67-89.
11 Сартр, Ж.-П. Бытие и ничто...
12 Тарт, Ч. Системный подход к сознанию : пути за пределы «эго». М. : Изд-во Трансперсонал. ин-та, 1996. С. 3, 78.
13 Камю, А. Посторонний / пер. Н. Немчиновой. М. : Прометей, 1989. С. 560.
14 Сартр, Ж.-П. Первичное отношение к другому : любовь, язык, мазохизм. М., 1988. 240 с.
15 Камю, А. Посторонний. С. 560.
16 Делёз, Ж. Мишель Турнье и мир без Другого. СПб., 1999. 82 с.
17 Бодрийяр, Ж. Прозрачность зла / пер. Л. Любарской, Е. Марковской. М. : Добро-свет, 2000. 430 с.
18 Каннабих, Ю. В. История психиатрии : переизданное. М., 1994. 1002 с.
19 Сартр, Ж.-П. Тошнота : Избранные произведения / пер. с фр. В. П. Гайдамака ; вступ. ст. С. Н. Зенкина. М. : Республика, 1994. С. 788.
20 Сартр, Ж.-П. Бытие и ничто.
21 Гуссерль, Э. Феноменология. С. 67-98.
22 Флоренский, П. А. Христианство и культура. М. : АСТ, 2001. С. 600.
23 Соловьев, В. С. Чтения о Богочеловечестве : статьи. М., 2001. С. 507.
24 Борхес, Х. Л. Собр. соч. : всемирная история низости. М., 2006. 540 с.
25 Мережковский, Д. С. О новом религиозном действии (открытое письмо Н. А. Бердяеву). М., 2000. 460 с.
26 Камю, А. Калигула. М., 2000. С. 77-88.
27 Шестов, Л. На весах Иова. М., 2005. 430 с.
28 Батай, Ж. Невозможное. М., 1999. С. 66.
29 Флоренский, П. А. Христианство и культура. С. 600.
