CC BY
99
УДК 123.1
И. А. Недугова
ПРЕДМЕТНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ ЧЕЛОВЕКА: ОНТОГНОСЕОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ
Рассматриваются онтологические и гносеологические основы идентичности человека. Автор разграничивает понятия идентичности и идентификации. На основании предметного уровневого подхода представлен концепт восходящей рефлексии как основания идентичности человека.
Ключевые слова: сознание, предметность, рефлексия
The article considers ontological and epistemological bases of identity of human being. The author differentiates between the notions of identity and identification. On the basis of objective level approach there is represented concept of ascendant reflection as the bases of human identity.
Keywords: consciousness, objectiveness, reflection
Идентичность человека представляется нам проблемой актуальной, так как затрагивает онтологические основы существования человека. Традиционно данная проблема раскрывается в рамках философии, психологии и социологии.
В рамках социологического подхода проблема идентичности решается через соотношение культуры и индивида. Исследователями идентичность определяется как соответствующий категориальный ряд и определенный тип мышления, находящийся в генезисе от культурных универсалий. В качестве самостоятельного понятия в социологии принято использовать понятие социальное бытие как некую модальность осознания реальности. По мнению большинства авторов (Г. Спенсер, Э. Сепир) [12; 13], как категория культуры, оно не может быть нейтральной составляющей социальной действительности. Идентичность становится объективной социальной силой, способной воздействовать не только на восприятие социальности в специфически определенном качестве, но и на объективные социальные структуры и связи, а также на способ жизни человека в обществе.
П. Бергер и Т. Лукман вводят для раскрытия понятия идентичности категорию жизненный мир. Следует отметить, что жизненный мир (повседневность) и есть самый близкий для человека социальный мир. «Рядовые члены общества в их субъективно осмысленном поведении не только считают мир повседневной жизни само собой разумеющейся реальностью. Это мир, создающийся в их мыслях и действиях, который переживается ими в качестве реального» [3, с. 38].
Ж. Липовецки определяет идентичность как «концепт, при помощи которого на уровне рассудочном (если позволительно продолжить аналогии с кантовской философией) и нерефлексивном, феноменально переживаемом социальность нам дана в виде антропоразмерной, гуманной и индивидуализированной реальности» [18, с. 17]
Очевидным недостатком всех социологических теорий является утверждение, что та или иная эпоха может ставить культурное ударение лишь на одну
сторону процесса познания человеком самого себя (идентификации) [12; 13].
В психологической энциклопедии дается следующее определение: «идентичность - есть соотношение психического состояния определенному состоянию мозга». Дальше понятие идентичности раскрывается через тождественность индивидов с группами [11].
Р. Грин выдвигает на первый план три характеристики идентичности: неизменность, единство, признание тождественности. Для него идентичность связана с постоянством, сохранением незыблемых ориентиров, не подверженных изменениям с течением времени. Она способствует установлению границ, обеспечивая каждому отдельному субъекту единство и внутреннюю сплоченность, необходимые, чтобы отличить его от других; создает такое отношение между двумя элементами, которое устанавливает их абсолютную тождественность и позволяет признать их идентичными [20].
В данном определении объединены два аспекта идентичности: качественный, т. е. идентичность между собой двух или нескольких тождественных элементов, и количественный (numérique), т. е. идентичность одного и того же субъекта самому себе на протяжении времени.
Психология в основном дает определение идентичности через категории человеческого существования (être humain) и личности (personne). Как представляется исследователям, таким образом им удается разрешить противоречие между постоянством и изменчивостью человека.
Э. Эриксон рассматривает развитие идентичности как единство трех составляющих: эго, общества, организма [19].
Сходную теорию идентичности выдвигает А. Ватерман. Свое определение он дает через ценностные аспекты этого феномена. Идентичность, по А. Ватерману, - это наличие у человека главных ее элементов: четкого самоопределения, выбора целей, ценностей и убеждений, которым он следует в жизни. Формирование идентичности неотделимо от взаимодействия с ценностной идентичностью, на которую
90
индивид претендует. По Ватерману, четыре сферы наиболее значимы для формирования идентичности: выбор профессии, принятие и переоценка моральных и религиозных убеждений, выработка политических взглядов, принятие набора социальных ролей [21].
Представляется, что подобное употребление понятия идентичности является своего рода абсурдом или «пародией идентичности» (термин М. Фуко) [16]. Вероятно, скорее всего, в данном случае уместнее говорить не об идентичности, а о некой «плавающей» и «ускользающей» идентификации. Односторонность предложенных подходов к идентичности позволяет рассматривать данную проблему как теоретическую и требующую философского базиса для решения. Идентификация определяет не только цели человека, но и уровень его самоуважения и самооценку. Например, если человек решает отнести себя к категории хороших (у некоторых это принимает форму «великих») педагогов, а его реальные успехи в преподавании оставляют желать лучшего, то возможно несколько вариантов идентификации. Либо для сохранения самоуважения он может продумать, в чем причина неудачи, снизить притязания, например, решить, что он может позволить себе быть не очень хорошим учителем, либо будет продолжать вживаться в роль «великого» и отстаивать свою позицию в ущерб качества собственного профессионального мастерства. Следует указать (в противовес психологическому и социологическому подходам), что идентификация не является собственно выбором человека. Согласно мнению Ж. Батая: «Человек запутан зеркалами симулякров, в которых личность (идентичность) теряется в несчетных отражениях, теряется перед отражением своей полиидентичности, отражающей чарующий политеизм человека - не столько многобожие, сколько мно-гочеловечие: многие неуловимые, мимолетные лики и отблески того единого (человека), что может быть (если не быть, то притвориться) многим» [2, с. 226].
Принадлежность (можно даже сказать, навязчивая идея принадлежать какой-либо группе) может породить потерю самости человека. Невозможно без остатка раствориться в какой-либо общности без вреда для собственного я. Но не к этому ли призывают человека современные психолого-социальные теории? Такой человек - «существо без я», полиидентичный -во многом оказывается безопорным и потерянным. «Потерянность» (то есть потеря самого себя) предстает неким «симптомом» патологии идентификации современного человека. Ж. Батай так описывает это ощущение: «В запустении, где я потерян, мне безразлично эмпирическое познание моего подобия с другими, ибо сущность меня состоит в том, что ничто и никогда не сможет заменить: чувство моей фундаментальной недостоверности располагает меня в мире, в котором я остаюсь ему посторонним, абсолютно посторонним» [Там же, с. 227].
Достаточно распространенными стали случаи искаженной, болезненной идентификации.
Г. Федотов, корреспондент газеты «Аномальные новости», пишет, ссылаясь на статью в «Гардиан»: «Одна из отличительных черт фильма “Матрица” и ее продолжений - фантасмагорическая смесь фантазии и реальности. Целая серия убийств в США заставляет предположить, что некоторые люди не способны отделить одно от другого. Вот типичный случай: Джошуа Кук, 19-летний поклонник фильма, житель города Оактон в штате Вирджиния. На стене у него висел плакат с изображением Киану Ривза в роли Нео. Вскоре он купил себе стильный черный плащ, как у Нео, а затем и пистолет, который помогал Нео бороться со злом. С этим оружием он приехал домой к своим родителям и застрелил обоих в подвале. Затем позвонил в полицию и на допросе заявил, что действительно верил, будто живет внутри Матрицы» [14]. Действительно достаточно странно тогда говорить об идентификации человека в условиях потерянности, децентрализации и расщепленности сознания. Идентификация содержит в себе элемент игры в вещи, знаки, символы. Одежда в молодежных субкультурах играет роль знаковой идентификации. Человек играет роль персонажа (эльфы, феи и прочее). Он играет и заигрывается. Идентичность становиться не только внешним преклонением я перед формой предмета, но и сущностью человека. У Н. В. Гоголя для Плюшкина «дрянная» одежда не неудобство, а, скорее, потребность, тоже игра.
Возможно указать и на противоположную тенденцию современного социума - это отсутствие (стирание) идентификации. Вследствие развития сети Интернет можно говорить о динамике позиций я, лишенных или наделенных слабо выраженными возрастными, гендерными и социальными чертами. Подобного рода идентификация обладает высокой степенью динамичности, позволяя свободно выбирать тот или иной вариант самопрезентации, формируя внешний облик сообразно избираемому пути выстраивания образа, сохраняя устойчивость целостности благодаря постоянному присвоению новых форм, но при этом скрывая собственно целостность я. Один и тот же человек без труда «примеряет» различные маски, иногда не взирая на пол, возраст и пр.
Тем самым в качестве еще одной остро стоящей проблемы необходимо обозначить разграничение понятий идентификация и идентичность. Идентичность подразумевает некоторую форму рефлексии, в то время как идентификация, напротив, является, скорее, некритическим, механическим присоединением к кому-либо или чему-либо. Можно утверждать, что понятие человеческой идентичности в определенной степени пришло в общекультурный и философский язык на смену классическим понятиям, характеризующим сущностные свойства человека. Оно возникает как
91
выражение кризиса традиционного понятийного аппарата. Прежние понятия основывались на «логоцен-тризме». Понятие логоса включает в себя некую ин-тенциональность самосознания через восхождение к высшей степени абстракции от конкретной формы предмета. В то время как неклассическая и постне-классическая философия отказываются от понятий сущность человека, субъект, личность как от понятий, не имеющих эвристического значения для анализа современного человека. Однако необходимо было как-то «снять» возникший понятийный антропологический вакуум. Создалась благоприятная почва для введения в философский и общекультурный оборот новых понятий. Понятие идентичности позволяет преодолеть противоречие в антиномической философской рефлексии человеческой сущности (где она: в самом человеке или вне его? задана или творится самим человеком?) и одновременно оставаться на уровне вопрошания о подлинности человеческого существования (не случайно понятие самость содержит в себе значение «подлинность»). Действительно, идентификация подразумевает однозначность принадлежности, а идентичность строится на раздвоенности, диалектичности бытия человека, идентичность цен-тробежна и центростремительна. Человек пред-стоит и противо-стоит. Предметная структура бытия, через интенциональность сознания является механизмом идентификации. Я через отношение с пред-метом как формой разграничения бытия, представленной в границах и уровнях универсалий культуры, выстраивает и свою самость. Сознание, захваченное предметом, воспринимает его как ядро идентичности (А. Б. Невелев) [9]. Сам по себе предмет, задающий форму идентичности в процессе опредмечивания-распредмечивания, имеет непостоянство, несет в себе тенденцию развития к объективной противоречивости, которая естественно сопряжена с персональной идентичностью человека. Тождество, различие, противоположность и противоречие - это и этапы развития предмета, и этапы развития персональной идентичности. Изменчив, текуч предметный мир - изменчиво и предметное ядро персональной идентичности [Там же]. В этой диалектике и заключается сущность процесса опредмечивания-распредмечивания. И в этом - продуктивность исследования идентичности: в одном понятии «схватывается» амбивалентность человека. Человек, действительно, то весь в отношениях, то самоустремлен и замкнут на самого себя. Восхождение через точку НЕ к над-предметности человеческого я, но и одновременно к все-предметности. Все многообразие пред-мет-ных форм выстраивается в вертикаль формирования я. Формы персональной идентичности: я-телесное, я-образное, я-знаковое, я-непредельно знаковое. Восхождение рефлексии я предполагает абстрагирование от формы предмета, от его деятельностного утилитарного значения, к непре-
дельности, универсальности собственно человеческого бытия. Чем меньше признаков в содержании, т. е. чем абстрактнее понятие, тем больше предметов спрессовывается, сливается, концентрируется в объеме понятия.
Идентичность - это форма, через которую раскрывается логика осознания человеком себя. Идентичность может быть раскрыта через различные отношения опредмечивания-распредмечивания. Деятельная составляющая человеческого бытия погружается в пред-метность. Мета, за-метность становится местом соприкосновения сознания, нет - не с внешним миром, с самим собой. Образ пред-мета есть его и внешняя, и внутренняя форма, опредмечен-ная и распредмеченная сознанием. Предмет замечается сознанием через погруженность в техническую, орудийную среду, при реализации в образной среде и при развертывании в знаковой реальности. Любое разделение предметной структуры бытия, с одной стороны, оправдано различной степенью универсальности средств бытия, но, с другой стороны, является достаточно условным. Эта условность детерминирована восприятием сознанием того или иного предметного уровня. С. Л. Франк указывал на эту особенность сознания: «Не субъект познания, не познающий человек творит предметный мир, предметный облик реальности; и этот предметный облик не есть иллюзия -хотя бы всеобщая и необходимая - человеческой мысли, не результат того, что субъект смотрит на бытие через особые, как бы цветные очки и тем непроизвольно окрашивает бытие в цвет своих очков; предметность, предметная форма бытия “творится” самой реальностью, в которой она укоренена» [15, с. 90]. Предметная идентичность человека характеризуется вбиранием различных предметных форм. Через идентичность с предметными формами становится человеческое бытие, но лишь точка НЕ, достигнутая посредством отрицания любой односторонности бытия дает полноценное осознания я. В процессе мысленного абстрагирования формируется предельный уровень рефлексии, в ходе этого процесса я, принимая и отрицая диалектически все уровни предметного бытия, включает их в себя и отрицает свою принадлежность какому-либо конкретному уровню, удерживает свое бытие только с помощью предельной граничной абстракции точки НЕ, Нетости.
Сам факт бытия человека есть противостояние односторонней форме пред-мета, есть разграничение (определение границ) предметно определенного мира.
Основная проблема предметной идентичности -это собственно выбор не столько идентификации человека, сколько выбор одной из сторон предметного бытия (в терминологии Н. А. Бердяева прельщение одной из предметных сторон называется «рабство») [4].
Субъективная идентичность обнаруживает тенденцию к бесконечному выявлению привязанности к
92
вещи, знаку или символу. Чтобы человек мог существовать, необходимо отрицающее противостояние любой однозначности факта существования, замкнутого вещью. Через осознание иерархии предметных форм бытия человек приходит к определению собственного места в предметном мире. Особенность предметной восходящей рефлексии заключается в том, что в условиях нестабильности бытия, многозначности вещественно-предметного мира, определяются возможности распознавания границ существования и сущности человека через предельную форму мысли. Г. Гегель писал: «Оно есть для себя самого, оно есть различение неразличенного, или самосознание. Я различаю себя от себя самого, и в этом непосредственно для меня дано то, что это различение не различено» [5, с. 91].
Человек здесь - есть высшая непредельная универсалия, место Любви, Бытия, Мира, Блага, Духа. Вводя понятие восходящей рефлексии на основании предметной иерархии бытия, тем самым мы получаем концептуальное основание исследования тенденций развития персональной идентичности человека. Преобладание знаково-символического уровня бытия, которым захвачен современный человек, требует корректировки, поскольку все предметные уровни бытия человека важны и нужны. Один предметный уровень не может заменить другой.
В сопоставлении понятий вещь и предмет следует разграничивать их на основании за-данности и целостности. Вещественность является как пред-мет, только представая как грань, пред-стоящая человеческому познанию. Пред-мет двойственен именно своей оппозицией познающему, вещь может быть и двойственной и полисмысловой. Предмет пред-стоит человеку, являясь чем-то качественно отличным и одновременно возникая только благодаря присутствию и усилиям последнего. Вещь сопутствует человеку, является частью его мира и внешним материальным воплощением всех предметных уровней
М. Хайдеггер писал: «Вещь веществует. Вещест-вуя, она дает пребыть земле и небу, божествам и смертным; давая им пребыть, вещь приводит этих четверых в их далях к взаимной близости» [17, с. 323].
По М. Хайдеггеру, пред-мет есть форма, которой человек как бы пред-писывает им измышляемые сущность и свойства, а вещь знаменует собой такое отношение к форме, которое в первую очередь прислушивается к собственной, внутренней («потаенной») ее сущности. Предмет функционален, вещь не только такова. Вещь одностороння, предмет целостен. Более того, вещь конституирует «мирность мира», т. е. через нее бытие самоопределяется в качестве мира. В этом процессе человеческое «присутствие» становится бытием-в-мире, человек обретает себя.
Согласно теории Дональда А. Нормана, автора произведения «Вещи повседневности» (1989), со-
временного человека в среднем окружает более 20 тыс. вещей. Человек «вычитывает» только утилитарный смысл вещи: мяч, чтобы бросать; клавиатура, чтобы набирать текст, и прочее. Он утверждает: «Вещи должны быть видимы». То есть, чтобы вещь могла осуществиться, она должна «просвечивать» сквозь свою предметность, не требуя от человека дополнительных усилий. Соответствие структуры предмета особенностям человеческой психики делает дизайн востребованным и доступным [10, с. 68].
Сегодня стали модными «вещи с историей». В быстротечности времени человеку просто необходима опора и уверенность. Он не знает (не помнит) своей истории, корней. Ему просто необходимы легенды (даже чужие, не страшно...), связанные со временем и местом, культурой и историей. При приобретении вещи с историей срабатывает эффект при-слонения к символу, который воплощает историю. Он позволяет рассказывать ее, является своего рода опорой в сложившейся невесомости.
Истории сегодня дорого стоят. Тот, кто платит, обретает корни, связь с поколениями, эксклюзивный, индивидуальный товар. Через о-символизированную вещь стираются границы между реальностью и мифом.
Наряду с игрой в историю немаловажное значение приобретают вещи хэнд-мейд (своими руками), которые позволяют сделать историю своими руками.
Предмет как разграничение бытия может включать в себя целостность, которую при определенных условиях мы можем определить как вещь или как знак. В зависимости от рассматриваемого аспекта -качественного своеобразия или связи с человеком -одна и та же целостность может называться либо предметом, либо вещью, тем более что становление вещи как вещи начинается с процесса опредмечивания. Опредмечивание несет в себе акт наделения смыслом. Смысл разворачивается в пространстве и во времени (ср. фр. sens - «смысл; чувство; сторона, направление»).
Смысловая нагрузка вещи для человека может меняться даже мгновенно: сегодня ценность, а завтра нет. Меняется сущность вещи и культурно. В XX в. появляется понятие одноразовой вещи.
Сущность вещи - отнюдь не ее предметная форма, а предназначение, выражающее отношение человека к окружающему миру и прежде всего - к другим людям. За каждой вещью стоит определенное отношение, которое проще всего поймать, рассмотрев момент возникновения той или иной вещи в культурном фоне: что изменилось, какие новые связи человека и мира обозначила собою новая вещь. Очевидна тенденция в современной культуре - переход от «образа жизни» к «стилю жизни». Стиль жизни предстает как некоторое выстраивание должного существования посредством целостности существующих стереотип-
93
ных форм. Именно вещи становятся такими маркерами должного стиля жизни. Опять же возвращаясь к концепту восходящей рефлексии, можно утверждать, что обращенность к вещественному уровню предметной иерархии снимает возможность рефлексии человеческого я. Предметная иерархия подразумевает обратную зависимость: чем выше уровень предметного бытия, тем дальше он от конкретной вещественной формы, тем большей универсальностью обладает.
Как сказал Габриэль Гарсиа Маркес: «Человек так любит одноразовые вещи потому, что он и сам одноразовый». Бумажные полотенца и чайные пакетики, станки для бритья и контактные линзы, одноразовые носки и тапочки, белье, шприцы, авторучки, зажигалки, фотоаппараты и компьютеры, основными элементами которых являются микроэлектроника и картон, навсегда изменили нашу жизнь. Сегодня в искусстве появилась мода на так называемый трэш-арт. Мусор стал не только материалом для творчества и источником вдохновения для ряда художников, но и сам по себе предметом искусства.
Мы разграничиваем структуру культуры прежде всего на основе учетаразличных уровней универсализма. Культурные универсалии распредмечиваются исходя из характера деятельности человека. Так, в одном и том же предмете мы можем выделить и вещественное, и знаковое, и символическое, и непредельное знаковое. Потенциально вещь может быть использована и как вещь, и как знак. С этой точки зрения история вещей может быть представлена как движение по шкале семиотичности: в каждый отдельно взятый момент своего существования вещь обладает тем или иным семиотическим статусом, который определяется конкретным соотношением «знаковости» и «вещности». При этом семиотический статус прямо пропорционален «знаковости» и обратно пропорционален «вещности» [6].
Обратимся к китчу как элементу культуры. Вещи проходят сегодня «проверку на смысл», вернее на бессмыслицу. Современная ситуация массового производства и потребления поднимает проблему вещей ненужных, бессмысленных и безродных, а иногда и просто милых (плакаты с котятами и прочее). Именно милость (умильность), фальшивость и ненужность (читаем не-функциональность) есть при-знак китчевости. Вот как раз здесь неразличима грань орудийности, знаковости, символичности и непредельности. Китч лишен границы. Какова, например, орудийная или знаковая сторона инсталляции из спичек в форме знака доллара, представленной Пей-Сан Нг в 2010 г.? Или в такой композиции неизвестного декоратора на выставке 2009 г. в Москве, как резиновый сапог с геранью? Зритель пытается разгадать смысл данного произведения, но при этом самого творческого производства нет. Быстрое восприятие, сводя произведение к высказыванию, отрывает произведение от собственно процесса про-
изведения, рассеивая эффект искусства на массовых форматах потребления. Требование быстрочитаемости заменяет эффект на театральный трюк и рекламный слоган. Односторонний (идентификационный) подход к предмету формирует гиперсимволический взгляд на произведение, замечающий лишь нейтрально-
популистские темы: прозрачность, сила, пространство.
Загадка вещи состоит в многовариативности ее определения. Крест для верующего - непредельный знак, на печати медицинского учреждения - знак.
Если говорить о феномене современного искусства и о том, что воспроизводится в самой этой системе и в самой идентичности современного художника, так это очевидные признаки отсутствия творчества и разложения искусства как такового. Основная задача современного искусства - это обнаружение смысла в вещи. Культурные смыслы связаны с культурными объектами как со знаками, т. е. являются их информационным, эмоциональным, экспрессивным содержанием (значением). Эти смыслы формируются индивидами и коллективами в процессе освоения действительности и коммуникации с окружением. Культурные смыслы рассматриваются, как правило, в контексте общих проблем культуры. Сегодня это предмет изучения в культурной семантике, и культурные смыслы можно определять многообразно.
Любая искусственно созданная вещь обладает различными функциями, но наиболее часто употребляемо деление смыслов вещи на утилитарные и символические («вещность» и «знаковость»). Человек, акцентируя только предметную сторону бытия, устанавливает мнимую связь между абстрактными и конкретными признаками предмета. Поэтому оценка вещи в искусстве может иметь множество смыслов, но, как правило, все эти смыслы лишены свойственной предметной структуре иерархии. Так, например, рисунки для буклета поселка лейнхаусов Ильинка (2008), в которых художественное изображение с использованием иконических канонов, с одной стороны, отражает потребность сознания в непредельных знаках, но при этом воплощает в себе принципы так называемой культуры потребления. В коммерческих проектах такая скрытая архаизированная са-кральность является своего рода иллюзией-ожиданием [7]. Иллюзорность возникает как интерактивное управление эмоциями. Вмешательство в историю, перекраивание ее есть перемещение непредельных знаков предметного бытия человека в сознании в знаковое воплощение.
Противостоять кризисности культуры и искажению сознания может базис восходящей рефлексии. Восхождение сознания по четырем предметным уровням бытия, восхождение на вершину абстракции бытия вообще провоцирует в мыслящем человеке предельный уровень рефлексии я. Этот уровень
94
вбирает в себя весь пред-метный мир, но и не тождественен ни одному предметному уровню в конкретности. Противоречие (А - не-А) содержит в себе три возможности предметной персональной идентичности: идентичность с А, идентичность с не-А и идентичность с самой границей, с НЕ. Новое качественное (именно качественное) состояние сознания, способного на такого рода рефлексию - видение по
преимуществу умом, сохраняя в основном дистанцию в отношениях с миром - может стать базисом преодоления и кризиса идентичности. Знание о сознании как таковом невозможно без рассмотрения предметной стороны бытия. Осознание значения предметных уровней бытия, рефлексия, основанная на отрицании «прилепленности» к одному из уровней, позволит избежать иллюзорности сознания.
1. Антонова, Н. В. Проблема личностной идентификации в интерпретации современного психоанализа, интеракционизма и когнитивной психологии / Н. В. Антонова // Вопр. психологии. - 1996. - № 1. - С. 131-143.
2. Батай, Ж. Из «Внутреннего опыта» // Танатография Эроса: Жорж Батай и французская мысль середины ХХ в. / Ж. Ба-
тай. - СПб., 1994. - 338 с.
3. Бергер, П. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания / П. Бергер, Т. Лукман. - М.: Медиум, 1995. - 323 с.
4. Бердяев, Н. А. О рабстве и свободе человека / Н. А. Бердяев. - М.: Вехи, 2001. - 569 с.
5. Гегель, Г. В. Ф. Энциклопедия философских наук: собр. соч.: в 6 т. / Г. В. Ф. Гегель. - М.: Мысль, 1977. - Т. 3: Философия духа. - 472 с.
6. Кнабе, Г. С. Образ бытовой вещи как источник исторического познания / Г. С. Кнабе // Вещь в искусстве: материалы
науч. конф. (1984). - Вып. XVII. - М., 1986. - С. 34-43.
7. Мамонов, Б. Пространство без иллюзий / Б. Мамонов // Худож. журн. - 2009. - № 71/71. - С. 23-34.
8. Мороз, Д. На раз / Д. Мороз // Карьера. - 2000. - № 1.
9. Невелев, А. Б. Строение персональной идентичности: возвышение к множеству многообразия / А. Б. Невелев // Научное обеспечение повышения квалификации кадров: межвуз. сб. науч. тр. Вып. 3 / под ред. Д. Ф. Ильясова. - Челябинск: Образование, 2003 - С. 3-22.
10. Норман, Д. А. Дизайн привычных вещей / Д. А. Норман. - М.: Вильямс, 2006. - 364 с.
11. Психологическая энциклопедия [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://mirslovarei.com/psy_ i, свободный. -Загл. с экрана.
12. Сепир, Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии / Э. Сепир. - М.: Прогресс, 1993. - 654 с.
13. Спенсер, Г. Философия и религия. Природа и реальность религии / Г. Спенсер. - М., 1988. - 896 с.
14. Федотов, Г. Перчатка Фредди Крюгера, или Фильмы, которые убивают [Электронный ресурс] / Г. Фетодов. - Режим доступа: http://anomaliy.ru/theme/354, свободный. - Загл. с экрана.
15. Франк, С. Л. Непостижимое: Онтологическое введение в философию религии / С. Л. Франк. - М.: ХРАНИТЕЛЬ, 2007. -506 с.
16. Фуко, М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук / М. Фуко. - М.: Прогресс, 1977. - 670 с.
17. Хайдеггер, М. Вещь // Время и бытие / М. Хайдеггер; пер. В. В. Бибихина. - М.: Республика, 1993. - 656 с.
18. Эра пустоты. Очерки современного индивидуализма / пер. с фр. В. В. Кузнецова. - СПб.: Владимир Даль, 2001. - 331 с.
19. Эриксон, Э. Идентичность: юность и кризис: пер. с англ. / Э. Эриксон. - М.: Флинта, 2006. - 342 с. - (Б-ка зарубежной психологии).
20. Green, R. Transsexualism and sex reassigument / R. Green; eds. J. Money. - Baltimore. Md.: Johes Horkins University Press, 1969. - P. 78.
21. Waterman, A. S. Identity development from adolescence to adulthood: An extension of theory and a review / A. S. Waterman // Devel. Psychol. - 1982. - V. 18. - N 3. - Р. 341-358.
Сдано 25.01.2012
95
