CC BY
55
ТЕОРИЯ И ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА
DOI 10.24412/2227-7315-2021-1-15-25 УДК 340.13
А.Г. Репьев, И.Н. Сенякин
ПРЕДЕЛЫ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ СПЕЦИАЛЬНЫХ ТЕХНИКО-ЮРИДИЧЕСКИХ СРЕДСТВ В СОВРЕМЕННОМ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВЕ (НА ПРИМЕРЕ ПРАВОВЫХ ИСКЛЮЧЕНИЙ)
Введение: на примере правовых исключений авторами предпринята попытка анализа пределов допустимости использования в процессе правотворчества специальных средств юридической техники. На основе общетеоретического восприятия феномена исключений в праве изучаются различные вариации абстрактных морфологических единиц, служащих формой объективации большей части нетипичных конфигураций при реализации общей правовой нормы. Цель: исследовав правоприменительную практику, выявить риски, образующиеся вследствие бессистемного, хаотичного применения потенциала правовых исключений; предложить варианты унификации исключений в аспекте средств и подходов юридической техники для конкретизации правовых норм, приведения к единообразию законодательства. Методологическая основа: общенаучные и частные методы исследования, совокупность диалектического и системного методов, формально-юридический подход, метод интерпретации. Результаты: выдвигается гипотеза о том, что лексема «исключение» со всеми ее производными чаще всего используется в текстах нормативных правовых актов и интерпретационных решениях в четырех вариациях. Ключевое регулятивное значение трех из них заключается в отграничении специального правила от общего, недопущении развития отношений по нежелательному для государства варианту. Выводы: доказывается, что капитальная эталонность правила — явление, губительное для права. Придать ему характер «живого» регулятора отношений в социуме позволяют специальные технико-юридические средства, в т.ч. правовое исключение. Для снижения рисков злоупотребления усмотрением при интерпретации исключений необходимы пределы как их законодательного установления, так и механизма реализации.
Ключевые слова: юридическая техника, предел, исключение, фикция, оценочное понятие.
© Репьев Артём Григорьевич, 2021 )
Доктор юридических наук, профессор кафедры государственно-правовых дисциплин (Академия управ- 2
ления МВД России); e-mail: repev-artem@yandex
© Сенякин Иван Николаевич, 2021 м
Доктор юридических наук, профессор, профессор кафедры теории государства и права (Саратовская государственная юридическая академия); e-mail: vestnik2@ssla.ru
© Repyev Artem Grigoryevich, 2021
Doctor of law, Professor, State and legal disciplines department (Academy of Management of the Ministry of Internal Affairs of Russia)
© Senyakin Ivan Nikolaevich, 2021
Doctor of law, Professor, Professor, Theory of state and law department (Saratov State Law Academy) 15
A.G. Repyev, I.N. Senyakin
LIMITS ON THE SPECIAL TECHNICAL AND LEGAL MEANS USE IN MODERN LEGISLATION (ON THE EXAMPLE OF LEGAL EXCEPTIONS)
Background: using the example of legal exceptions, the authors attempt to analyze the limits of the permissibility of using special means of legal technology in the process of lawmaking. Based on the general theoretical perception of the phenomenon of exceptions in law, various variations of abstract morphological units that serve as a form of objectification of most atypical configurations in the implementation of a general legal norm are studied. Objective: having studied the law enforcement practice, we can identify the risks that arise as a result of haphazard, chaotic application of the potential of legal exceptions. Offer options for unification of exceptions in the aspect of tools and approaches of legal technology for specifying legal norms, bringing to uniformity of legislation. Methodology: general scientific and private research methods, a set of dialectical and systematic research methods, formal legal approach, method of interpretation. Results: the hypothesis is put forward that the "exception" lexeme with all its derivatives is most often used in the texts of normative legal acts and interpretative decisions in four variations. The key regulatory value of three of them is to limit the special rule from the General one, and to prevent the development of relations in a way that is not desirable for the state. Conclusions: it is proved that the capital standard of the rule is a disastrous phenomenon for the law. Special technical and legal means, including legal exceptions, allow us to give it the character of a "living" regulator of relations in society. To reduce the risk of abuse of discretion in interpreting exceptions, limits are necessary, both for their legislative establishment and for their implementation.
Key-words: legal technique, limit, exception, fiction, evaluation concept.
? Современное восприятие правотворческого процесса, в том числе ввиду
| включения в его систему знаний юридической лингвистики, особенностей ис-| пользования нетрадиционных правовых приемов, специфической терминологии,
0 значительно изменилось. Благодаря разработкам научных школ С.С. Алексеева, | В.М. Баранова, И.Н. Сенякина, В.В. Лазарева, Н.А. Власенко, А.В. Малько и 5. многих других расширились представления о языке права в целом, возникли
новые требования к его применению. Как результат — многократно возросла роль | специальных технико-юридических средств. Одним из них выступает правовое
1 исключение, чему есть закономерное объяснение.
| Достижение эффективности законодательства невозможно без применения
'§ всего арсенала приемов, инструментов, «рецептур» воплощения норм права в § тексте. И здесь речь идет не только о таких элементах правотворческого мате-§ риала, как нормативные предписания, правовые установления, обеспечивающие 1 точное, неукоснительное отражение в текстовой форме объективно необходимого | и желаемого для государства результата. Состояние права, способного достичь всеобъемлющего воздействия на социальную среду, учесть все ее многообразие, становится возможным в т.ч. и благодаря наличию правовых исключений. Выступая зачастую элементом абстракции, они объективируют нестандартный вариант правовой регуляции. Однако не следует забывать, что неконкретность и отвлеченность законодательства допустима лишь при соблюдении пределов. 16 В противном случае упущения в соблюдении строгого стиля закона, профессио-
нально выдержанного языка права приводят к ошибкам в его (закона) понимании, промахам в его применении.
Слово «исключение» как существительное толкуется в качестве отступления от общего порядка вещей [1, с. 399]. Тем не менее использование специальной лексемы с данным качеством отличается большим смысловым разнообразием. В современном законодательстве морфологическая единица «исключение» со всеми ее производными имеет по меньшей мере четыре варианта.
Одним из наиболее часто применяемых выступает попытка правотворческого органа отделить общее правило от специального, ограничить распространение генеральной правовой нормы, предусмотрев для нее нетипичные варианты проецирования на особые отношения, индивидуальный порядок. При такой модели законодатель использует довольно устоявшиеся словосочетания: «за исключением», «исключением выступает», «кроме случаев», «допускается в случае» и пр. Например: «Обязанность по уплате таможенных пошлин, налогов в отношении ввозимых (ввезенных) на таможенную территорию Союза товаров для личного пользования, за исключением товаров для личного пользования, пересылаемых в международных почтовых отправлениях <...> возникает у декларанта с момента регистрации таможенным органом пассажирской таможенной декларации»1.
Другой не менее популярной парадигмой является применение наречия «исключительно». В данном случае содержание правовой регуляции несколько смещается в направлении очерчивания круга возможных событий, вариантов развития жизненных ситуаций, но все же остается в общей функциональной направленности феномена «исключения» — отграничить, определить меру, обнаружить грань. Синонимом подобного наречия будут такие служебные части речи (частицы), как «только», «лишь», а в отдельных вариантах — «единственно» (наречие). В рассматриваемом случае лексема «исключение» («исключительно») подчеркивает индивидуальность, уникальность, оригинальность, особую значимость или качество какого-либо предмета, признака, действия. Например: «Профессиональные участники рынка ценных бумаг, осуществляющие деятельность исключительно по инвестиционному консультированию, обязаны предоставлять уполномоченному органу по его запросу информацию о клиентах»2.
Третьим вариантом, наиболее категоричным в плане воздействия на отношения в обществе, выступает использование слова «исключение» в глагольной и деепричастной формах и в значениях «запретить», «не допустить». Например, в целях обеспечения безопасности нахождения пассажиров на аттракционе, с учетом высоты подъема (спуска), скорости, угла отклонения кресла или переворота могут присутствовать биомеханические риски различных степеней, в отношении которых должны быть приняты меры «по минимизации или исключению»3.
1 Статья 268 Таможенного кодекса Евразийского экономического союза (приложение № 1 ) к Договору о Таможенном кодексе Евразийского экономического союза (подписан в г. Москве 2 11 апреля 2017 г.)). Официальный сайт Евразийского экономического союза. URL: http://www. S eaeunion.org/ (дата обращения: 06.06.2020). м
2 Пункт 2.1 ст. 7.1-1 Федерального закона от 7 августа 2001 г. № 115-ФЗ «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма» // Собр. законодательства Рос. Федерации. 2001. № 33, ст. 3418; Российская газета. 2020. 10 апр.
3 Решение Совета Евразийской экономической комиссии от 18 октября 2016 г. № 114 «О техническом регламенте Евразийского экономического союза „О безопасности аттракционов"». Официальный сайт Евразийского экономического союза. URL: http://www.eaeunion.org/ (дата обращения: 06.06.2020). 17
Последним и, пожалуй, наименее популярным использованием абстрактной морфологической единицы «исключение» будет введение ее в текст нормативного правового акта в значении «удалить», «убрать», «изъять». Так, «члену жилищного кооператива, не выплатившему полностью паевого взноса и исключенному из жилищного кооператива, выплачивается сумма его пая в сроки и на условиях, которые предусмотрены уставом кооператива»4. Данная форма воплощения слова «исключение» («исключенному») в языке законов фактически не сопряжена с регулятивным содержанием, однако на качество изложения правовых предписаний влияет весьма существенно.
Говоря о трех первых из указанных вариантов использования правотворческими органами слова «исключение» и оборотов речи, с ним связанным, необходимо более подробно остановиться на объективируемых ими приемах регуляции. Как представляется, это в первую очередь дифференциация и индивидуализация.
Дифференциация как подход правового регулирования обусловлена объективной потребностью в специфическом воздействии на общественные отношения, вызванном неоднородной структурой социума, различными функциональными связями его элементов.
В свою очередь, индивидуализация, по мнению Д.Е. Петрова, представляет собой явление иного порядка, относимое к сфере реализации права [2, с. 14]. Не только как воплощение права в жизнь, но и как процесс его образования, а также возможный вариант воздействия на общественные отношения, трактует индивидуализацию И.А. Минникес. Направлено такое регулирование на конкретные ситуации, а осуществляться оно будет путем совершения односторонних правомерных юридически значимых действий, заключения договоров и соглашений либо властной правоприменительной деятельности уполномоченных субъектов [3, с. 9].
Согласимся с обозначенными точками зрения, поскольку мы также убеждены в необходимости чуткого реагирования законодательства на динамично развивающиеся социальные отношения и потребности в учете многообразия жизненных казусов, нетипичности складывающихся ситуаций.
Исключение — это своего рода инструмент последовательной, планомерной донастройки законодательного материала до качественной степени правовой регуляции. Свидетельством этому выступает факт обращения к исключениям по прошествии определенного времени действия основной нормы для ее актуализации, поддержания в состоянии, отвечающем требованиям данного момента. Так, устоявшимся правилом отбывания наказания в виде лишения свободы является направление осужденных в исправительное учреждение «в пределах территории субъекта Российской Федерации, в котором они проживали или были осуждены»5. Однако повсеместная (охватившая практически весь мир) террористическая угроза, обусловила появление исключения из этой нормы для осужденных, «в отношении которых имеется информация об их приверженности
4 Статья 132 Жилищного кодекса Российской Федерации от 29 декабря 2004 г. № 188-ФЗ (в ред. от 24 апреля 2020 г.) // Собр. законодательства Рос. Федерации. 2005. № 1, ч. 1, ст. 14; Российская газета. 2020. 28 апр.
5 Часть 1 ст. 73 Уголовно-исполнительного кодекса Российской Федерации от 8 января 1997 г. № 1-ФЗ (в ред. от 27 декабря 2019 г.) // Собр. законодательства Рос. Федерации. 1997.
18 № 2, ст. 198; 2019. № 52, ч. I, ст. 7812.
идеологии терроризма <...> и оказании ими в связи с этим негативного воздействия на других обвиняемых (подозреваемых), осужденных»6.
В этом ключе как раз и действует исключение, и в том числе в случае его установления в целях отграничения специального порядка регулирования от общего. Фактором, обуславливающим выведение из общего режима, зачастую является наступление «исключительных случаев», «исключительных обстоятельств» или признание каких-либо событий, происшествий в качестве «уважительных причин» для отклонения от общего правила.
В этой связи важно соблюсти пределы допустимости подобного рода отклонения от общего правила, установить понятные для правоприменителя грани девиации нормативного предписания.
Предел как категория имеет несколько вариантов трактовки, одним из которых, выступает край, конечная черта чего-либо или рубеж [1, с. 958]. В этом смысле механизм применения пределов будет заключаться в совокупном использовании средств сдерживания, устанавливающих для субъекта дополнительные: границы правового статуса, рамки времени, условия совершаемых действий и др. Данные инструменты дополняют процесс мотивации поведения субъекта и являются неотъемлемым элементом правового регулирования.
Как видно, все вышеназванные словосочетания, объективирующие исключения, характеризуются оценочным свойством, что предопределяет настороженность их использования в тексте нормативного правового акта и настоятельно рекомендует выработку в первую очередь пределов их толкования и последующей оценки на соответствие условиям исключения.
Необходимо отметить, что критическое отношение к оценочным понятиям имеет давнюю историческую традицию: оно было заложено еще в дореволюционной российской юридической литературе и обуславливалось возможностью (а иногда и действительностью) автоматического усиления влияния субъективного усмотрения правоприменителя, в компетенции которого находились их (однозначных понятий) интерпретация и применение. Как думается, данные опасения небеспочвенны и в нынешних реалиях. Например, заслуживает особого внимания использование в качестве основания исключения такого оценочного понятия, как «уважительные причины». На вытекающие из этого обстоятельства сложности правоприменительного характера ранее указывалось в научных трудах [4, с. 384; 5, с. 91].
Полагаем, что нельзя позитивно оценивать употребление законодателем данного словосочетания, когда оно всецело зависит от определенного стечения обстоятельств, основания которых не закреплены. Так, ни сами «уважительные причины», ни их исчерпывающий или хотя бы примерный перечень не установлены, например, для предоставления льготного срока исполнения договора авторского заказа. Норма статьи федерального кодифицированного нормативного правового акта указывает, лишь следующее: «В случае, когда срок исполнения договора авторского заказа наступил, автору при необходимости и при наличии уважительных причин для завершения создания произведения предоставляется дополнительный льготный срок продолжительностью в одну четвертую часть срока, установленного для исполнения договора, если соглашением сторон не
6 Часть 4 ст. 73 Уголовно-исполнительного кодекса Российской Федерации от 8 января 1997 г. № 1-ФЗ (в ред. от 27 декабря 2019 г.) // Собр. законодательства Рос. Федерации. 1997. № 2, ст. 198; 2019. № 52, ч. I, ст. 7812.
предусмотрен более длительный льготный срок»7. Думается, обязательным должно быть указание на перечень подобных обстоятельств, пусть (возможно), и неисчерпывающий. Этот тезис подтверждается тем, что исключение в данном случае детерминировало улучшение юридического положения субъекта, предоставив ему правовое преимущество в виде льготы.
Вместе с тем нельзя отрицать и позитивные моменты, связанные с оправданным использованием оценочных понятий в праве. В этом случае они позволяют учитывать динамику общественных отношений, придают гибкость и вместе с тем стабильность правовому регулированию, создают возможность для индивидуализации, дифференциации, и наконец, для более адресного воздействия права.
Указанными качествами обладают отдельные проявления формулировок «исключительный случай», «личные обстоятельства», «уважительные причины», способствующие режиму послабления для субъекта в рамках трудовых отношений, права социального обеспечения или профилактического наблюдения за ним в целях недопущения совершения ими противоправных деяний. Так, подразделение органа внутренних дел уполномочено разрешить поднадзорному лицу, в отношении которого установлены административные ограничения на пребывание вне жилого помещения и (или) краткосрочный выезд за установленные судом пределы территории в связи с «исключительными личными обстоятельствами», в числе которых, например, предусмотрена невозможность дальнейшего фактического нахождения в указанном помещении «в связи со стихийным бедствием или иными чрезвычайными обстоятельствами»8.
В приведенном примере положительным моментом, на наш взгляд, выступает оправданное использование как самого исключения, направленного в числе прочего на реализацию принципа гуманизма, так и оценочной категории, на основании которой предоставляется отклонение от общего правила. При этом перечень возможных нестандартных жизненных ситуаций непосредственно изложен в тексте правовой нормы, что облегчает процесс ее применения, а также является исчерпывающим (закрытым). Этим в данном случае обеспечивается баланс целей постпенитенциарного надзора за лицами, освободившимися из мест лишения свободы, в виде систематического контроля за ними по месту жительства и снижение детерминантов уклонения от исполнения административного надзора для совершения новых преступлений.
В контексте анализируемых понятий законодатель, на наш взгляд, злоупотребляет такими качествами рассматриваемых оснований исключений, как способность придания излишней эмоциональности юридическому тексту. Ничем иначе как стилистической фигурой речи, применяемой для усиления значимости, выразительности текста, нельзя, например, охарактеризовать основания для меры принуждения в виде административного задержания, которое «может быть применено в исключительных случаях»9. Специалисты в области административного права подтвердят, что сотрудники полиции ежедневно сотни раз при-
7 Статья 1289 Гражданского кодекса Российской Федерации (часть четвертая) от 18 декабря 2006 г. № 230-Ф3 (в ред. от 18 июля 2019 г.) // Собр. законодательства Рос. Федерации. 2006. № 52, ч. 1, ст. 5496; 2019. № 29, ч. 1, ст. 3844.
8 Часть 3 ст. 12 Федерального закона от 6 апреля 2011 г. № 64-ФЗ «Об административном надзоре за лицами, освобожденными из мест лишения свободы» (в ред. от 1 октября 2019 г.) // Собр. законодательства Рос. Федерации. 2011. № 15, ст. 2037; 2019. № 40, ст. 5491.
9 Часть 1 ст. 27.1 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях от 30 декабря 2001 г. № 195-ФЗ (в ред. от 24 апреля 2020 г.) // Собр. законодательства Рос. Фе-
20 дерации. 2002. № 1, ч. 1, ст. 1; Российская газета. 2020. 28 апр.
бегают к такому варианту кратковременного ограничения свободы физического лица (особенно — при выявлении состава правонарушения, ответственность за которое предусмотрена в виде административного ареста) для того, чтобы предоставить судье возможность «правильного и своевременного рассмотрения дела об административном правонарушении»10.
Другим примером не вполне удачного использования исключения вследствие неоправданного применения оценочного понятия «исключительные обстоятельства» выступает норма, регулирующая особый порядок международных воздушных перевозок: «Положения статей с 3 по 5, 7 и 8, касающиеся перевозочных документов, не применяются к перевозкам, осуществляемым при исключительных обстоятельствах вне рамок обычных операций по эксплуатации воздушного транспорта»11. Указания на хотя бы примерный перечень данных обстоятельств в отправной норме нет. Не смогли мы его обнаружить и в иных нормативных правовых актах.
Значимость исчерпывающего перечня как способа очертить пределы исключения, сложно переоценить. На данное обстоятельство указывал профессор С.С. Алексеев, утверждая, что «путем исчерпывающего перечня оказывается возможным достигнуть весьма большой степени точности в регулировании общественных отношений, исключить неопределенность в регулировании, случаи такого применения нормативных положений, когда искажается их содержание» [6, с. 203].
Второй вариант использования лексемы «исключение», исходя из ранее представленных модификаций (т.е. для придания чему-либо значения единственного) детерминировал появление такой конструкции, как «исключительное право». Именно ввиду присутствия этого варианта интерпретации исключения как набора особых, специфических возможностей, обусловило смешение его с правовым преимуществом, являющимся самостоятельной юридической категорией. Например, А.С. Емельянов полагает, что привилегии как один из типов преимущества являются закрепленным в законодательстве исключительным правом, которым обладают отдельные лица, группы, классы или организации, в то время как для большинства людей оно недоступно [7, с. 54].
Ученое сообщество, зачастую не разграничивая конструкции «преимущественное право» и «исключительное право», двусмысленно употребляет их для обозначения различных по своей сущности явлений. Подобное пренебрежение к правовой терминологии создает условия для смешения понятия «исключительные права» (в смысле их приоритетности и первоочередности по отношению к другим субъектам: читай — преимущественные права) и института «исключительное право», характерного для таких подотраслей гражданского права, как авторское и патентное право (к примеру, на результат своего творческого тру-да12) и означающего запрет на притязания кого-либо на итог интеллектуальной деятельности.
10 Часть 1 ст. 27.1 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях 2 от 30 декабря 2001 г. № 195-ФЗ (в ред. от 24 апреля 2020 г.) // Собр. законодательства Рос. Фе- 8 дерации. 2002. № 1, ч. 1, ст. 1; Российская газета. 2020. 28 апр. м
11 Статья 51 Конвенции для унификации некоторых правил международных воздушных перевозок (заключена в г. Монреале 28 мая 1999 г.) // Собр. законодательства Рос. Федерации. 1999. № 37.
12 «Гражданин или юридическое лицо, обладающие исключительным правом на результат интеллектуальной деятельности или на средство индивидуализации (правообладатель), вправе использовать такой результат или такое средство по своему усмотрению любым не противоречащим закону способом» (ч. 1 ст. 1229 Гражданского кодекса Российской Федерации (часть четвертая) от 18 декабря 2006 г. № 230-Ф3). 21
Отличия здесь мы видим в следующем. Исключительное право наряду с личными неимущественными, вещными, корпоративными и прочими правами, образует конструкцию традиционных субъективных прав, а преимущественное право — это особая группа возможностей и дозволений, основанных на приоритетном получении вышеупомянутых традиционных прав, входящая в конструкцию особой правовой процедуры и, соответственно, правовых преимуществ [8, с. 315-316].
Применительно к данному варианту имплементации лексемы «исключение» в норму права важны также и пределы, но уже в значении данного термина как средства определения рамок дозволенного, разрешенного [1, с. 958]. Пределы, будучи тонким, адресным инструментом системы ограничений, необходимы в том случае, когда действия субъекта, формально имеющего право на улучшение своего правового положения или уже обладающего особым правовым статусом, согласуются и с общей ограничивающей, и с дозволительной нормами. Для того чтобы преимущества не вышли за рамки допустимого, устанавливаются дополнительные параметры в виде пределов.
К примеру, в условиях существования такого основанного на преимуществах правового режима, как исключительная экономическая зона, «сброс вредных веществ в процессе нормальной эксплуатации судов и других плавучих средств запрещен»13. Однако нормативным правовым актом утверждены «пределы допустимых концентраций вредных веществ, сброс которых в исключительной экономической зоне Российской Федерации разрешен»14, а также условия для данного исключения.
Так мы подошли к третьему варианту использования лексемы «исключение» в законодательстве, исходя из представленной нами концепции. Одним из первых связку «исключение-запрет» принял во внимание С.С. Алексеев. Сегодня при использовании исключения как варианта объективации запрета правотворческий орган нередко прибегает к латентному варианту закрепления нетипичного правила.
Примером может выступить следующая норма Семейного кодекса Российской Федерации: «Усыновление детей иностранными гражданами или лицами без гражданства допускается только в случаях, если не представляется возможным передать этих детей на воспитание в семьи граждан Российской Федерации»15. Иными словами, фактически разрешить усыновление ребенка иностранным гражданином уполномоченный орган не должен. Однако если не имеется иной, более предпочтительной, возможности устроить воспитание детей, для этого предусмотрено исключение.
Близко к названному примеру, т.е. скрытому (через дополнительные способы) использованию потенциала исключений примыкает такой феномен, как исключение-фикция. Специальный технико-юридический прием, заключающийся в предположении факта вопреки действительности. Достаточно активно
13 Пункт 2 Постановления Правительства РФ от 3 октября 2000 г. № 748 «Об утверждении пределов допустимых концентраций и условий сброса вредных веществ в исключительной экономической зоне Российской Федерации» (в ред. от 1 февраля 2005 г.) // Собр. законодательства Рос. Федерации. 2000. № 41, ст. 4087.
14 Там же. Преамбула.
15 Часть 4 ст. 124 Семейного кодекса Российской Федерации от 29 декабря 1995 г. № 223-ФЗ (в ред. от 6 февраля 2020 г.) // Собр. законодательства Рос. Федерации. 1996. № 1, ст. 16; 2020.
22 № 6, ст. 589.
к исключениям-фикциям обращаются органы судебного правотворчества. Формулировки «считается законным», «допускается» — частое явление в решениях судов различных инстанций. Например: «Если в обязанности лица, в отношении которого оформлена доверенность на право управления, входят лишь обязанности по управлению транспортным средством по заданию и в интересах другого лица, за выполнение которых он получает вознаграждение <...> указанное лицо может считаться законным участником дорожного движения, но не владельцем источника повышенной опасности»16. Или другое: «Удержание вещи считается законным, если вещь поступила во владение кредитора в соответствии с волеизъявлением должника»17. Подобные приемы усиливают абстрактность исключения, подтачивают и без того хрупкую основу конкретности, точности и единообразия правового материала.
Последним из ранее представленных вариантов имплементации лексемы «исключение» в нормативный правовой акт выступает придание явлению или предмету свойства удаленного, вычеркнутого из общего списка, перечня. Подобное применение исключений, как мы уже ранее отмечали, в меньшей степени усиливает регулятивный потенциал правовой нормы, однако, весьма существенно обуславливает два нарушения использования специально-юридического тезауруса. Во-первых, игнорируется необходимость воздержаться от повторяемости слов и словосочетаний, а во-вторых, не соблюдается требование минимизации метафоричности юридического текста, используемых в ущерб его точности и лаконичности. Долгие годы считалось, что нормативный правовой акт должен в принципе избегать подобного рода дефектов, однако согласимся с точкой зрения профессоров В.М. Баранова и Н.А. Власенко [9], что это излишне категоричное требование и оттого вряд ли выполнимое.
От чего действительно следует отказаться, так это от многократного (двойного и более) использования исключений в одной правовой норме, тем более необоснованного по качественным признакам. Законодатель сегодня допускает как двойное-буквальное применение исключений (когда данное средство необходимо для отграничения, отделения специального правила от общего), так и двойное-косвенное (когда одна из семантических единиц исключения употребляется в метафорическом значении для придания явлению характера избранного, единственного, отдельного в своем роде).
Примером первого варианта (двойное-буквальное) является норма Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях: «Нарушение требований к организации безопасного использования и содержания лифтов, подъемных платформ для инвалидов, пассажирских конвейеров (движущихся пешеходных дорожек) и эскалаторов, за исключением эскалаторов в метрополитенах, кроме случаев, предусмотренных частью 2 настоящей статьи»18. Иллюстрацией второго варианта (двойное-косвенное) может служить запрет
16 Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 26 января 2010 г. № 1 «О применении м судами гражданского законодательства, регулирующего отношения по обязательствам вследствие причинения вреда жизни или здоровью гражданина» // Российская газ. 2010. 5 февр.
17 Информационное письмо Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 11 января 2002 г. № 66 «Обзор практики разрешения споров, связанных с арендой» // Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 2002. № 3.
18 Статья 9.1.1 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях от 30 декабря 2001 г. № 195-ФЗ (в ред. от 24 апреля 2020 г.) // Собр. законодательства Рос. Федерации. 2002. № 1, ч. 1, ст. 1; Российская газета. 2020. 28 апр. 23
принятия «на основании исключительно автоматизированной обработки персональных данных решений, порождающих юридические последствия в отношении субъекта персональных данных или иным образом затрагивающих его права и законные интересы, за исключением случаев, предусмотренных частью 2 настоящей статьи»19 (курсив наш. — А.Р., И.С.).
С точки зрения правил русского языка в последнем примере — наличествует тавтология, т.е. риторическая фигура, заключающаяся в повторении одних и тех же (в нашем случае однокоренных: «исключительно», «исключением») слов, чего, безусловно, можно было избежать. С позиции юридической техники — это иллюстрация упущения детерминирующего дефекты реализации нормы. Это нарушает пределы точности юридического материала, вызывает у правоприменителя «дополнительные „незапланированные" ассоциации» [10, с. 495].
Подведем некоторые итоги. На сегодняшний день, будучи элементом регуляции на основе правила, но в нетипичном его варианте, исключение стало документальным и речевым стандартом юриспруденции. В отдельных случаях оно способствует реализации принципов гуманизма, уважения, справедливости. Разрывая нити «черствого» закона, оно тем самым, демонстрирует достоинства, положительные стороны права, его способность следовать не только строгой определенности, но и высокой степени обобщения, вариативности, гибкости.
Таким образом, правовое исключение, — это средство юридической техники, заключающееся в специальном нормативном правовом установлении, носящем акцессорный (дополнительный) характер к общей правовой норме и закрепляющем нетипичный вариант ее реализации.
Предусматривая иной вариант регуляции, исключения выступают не изъяном законодательства, а конструктором учитывающим различия правовых статусов, юридических режимов, в которых действует правило. Снизить абстрактный характер восприятия правовых исключений, снять элемент их неопределенности, призван процесс конкретизации сущности и природы данного феномена, в т.ч. через пределы. Их (пределов) адекватное использование при установлении и реализации исключений должно стать важным элементом приведения к единообразию, унификации положений законодательства.
Изложенные ранее требования «предельности» правовых исключений предлагаем дополнить следующими вариантами допустимости их использования и как приема регуляции общественных отношений, и как технико-юридического элемента в законодательстве:
во-первых, установлению исключения должен предшествовать анализ системы строения права в целом, его отдельной отрасли и соответственно института; при этом генеральным способом установления исключения, вероятно, следует считать правотворческую деятельность уполномоченных органов, а не правоприменительную (судебная, административная и иная);
во-вторых, исключению следует дать четкую, преимущественно устоявшуюся словесную форму выражения, избегая косвенного употребления родовой лексемы и негативных стилистических фигур по примеру тавтологии;
в-третьих, субъекту правотворчества необходимо жестко определять пределы усмотрения, интерпретации оснований исключения в виде уважительных
19 Статья 16 Федерального закона от 27 июля 2006 г. № 152-ФЗ «О персональных данных», (в ред. от 31 декабря 2017 г.) // Собр. законодательства Рос. Федерации. 2006. № 31, ч. 1, ст. 3451;
24 2018. № 1, ч. I, ст. 82.
причин, исключительных личных обстоятельств и пр., в том числе за счет исчерпывающего или достаточно определенного перечня;
в-четвертых, в контексте правотворчества нелишним будет установление мер юридической ответственности за злоупотребление исключительным вариантом регуляции.
Библиографический список
1. Большой толковый словарь русского языка / сост. и гл. ред. С.А. Кузнецов. СПб.: Норинт, 2000. 1536 с.
2. Петров Д.Е. Дифференциация и интеграция структурных образований системы российского права: автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. Саратов, 2015. 60 с.
3. Минникес ИА. Индивидуальное правовое регулирование (теоретико-правовой анализ): автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. Екатеринбург, 2009. 54 с.
4. Субочев В.В. Законные интересы / под ред. А.В. Малько. М.: Норма, 2008. 496 с.
5. Суменков С.Ю. Исключительные обстоятельства и уважительные причины как факторы проявления исключений из правил // Государство и право. 2011. № 7. С. 91-95.
6. Алексеев С.С. Общие дозволения и общие запреты в советском праве. М.: Юридическая литература, 1989. 288 с.
7. Емельянов А.С. Становление и развитие института привилегий в российском законодательстве в XVI-XVIII вв.: дис. ... канд. юрид. наук. Курск, 2015. 160 с.
8. Репьев А.Г. Преимущества в праве и законодательстве / под ред. И.Н. Сенякина. М.: Юрлитинформ, 2020. 392 с.
9. Баранов В.М., Власенко НА.. Метафоры в праве: методологическая опасность и перспективы // Юридическая наука и практика: Вестник Нижегородской академии МВД России. 2019. № 1 (45). С. 11-19.
10. Власенко НА. Текст юридических документов: методология исследования // Современные методы исследования в правоведении / под ред. Н.И. Матузова, А.В. Малько. Саратов: СЮИ МВД России, 2007. С. 485-505.
References
1. Large Explanatory Dictionary of the Russian Language / comp. and gl. ed. S.A. Kuznetsov. SPb.: Norint, 2000. 1536 p.
2. Petrov D.E. Differentiation and Integration of Structural Formations of the Russian Law System: extended abstract of diss. ... doc. of law. Saratov, 2015. 60 p.
3. Minnikes I.A. Legal Regulation of the Individual (theoretical and legal analysis): extended abstract of diss. ... doc. of law. Yekaterinburg, 2009. 54 p.
4. Subochev V.V. Legitimate Interests / ed. by A.V. Malko. M.: Norma, 2008. 496 p.
5. Sumenkov S.Yu. Exceptional Circumstances and Valid Reasons as Factors of Manifestation of Exceptions from the Rules // State and Law. 2011. No. 7. Р. 91-95.
6. Alekseev S.S. General Permits and General Prohibitions in Soviet Law. Moscow: Yuridicheskaya literatura, 1989. 288 p.
7. Emelyanov A.S. Formation and Development of the Institute of Privileges in the Russian Legislation in the XVI-XVIII Centuries: dis. ... cand. of law. Kursk, 2015. 160 p.
8. Repyev A.G. Benefits in Law and Legislation / under the editorship of I.N. Senyakin. M.: Yurlitinform, 2020. 392 p.
9. Baranov V.M., Vlasenko NA. Metaphors in Law: Methodological Danger and Prospects // Legal Science and Practice: Bulletin of the Nizhny Novgorod Academy of the Ministry of Internal Affairs of Russia. 2019. No. 1 (45). Р. 11-19.
10. Vlasenko N.A. Text of Legal Documents: Research Methodology // Modern Methods of Research in Jurisprudence / ed. by N.I. Matuzov, A.V. Malko. Saratov: SUI of the Ministry of Internal Affairs of Russia, 2007. Р. 485-505.
