CC BY
109
УДК 342.7:323
Татаркин В. Е. Правозащитная деятельность и
политическая борьба: исторический опыт и современные подходы
В статье рассматриваются проблемы, связанные с политизацией правозащитной деятельности.
Ключевые слова: правозащитное движение, политическая деятельность, политическая борьба.
Концепция прав и свобод человека в её
современном понимании - результат длительного исторического развития, острого идеологического противостояния представителей различных направлений политико-правовой мысли. Формирование данной концепции и сложившегося на её основе правозащитного движения изначально проходило на фоне напряженной политической борьбы, и само понятие прав и свобод нередко использовалось в качестве важнейшего её орудия.
В период Английской революции 16401649 гг. лидеры политических движений активно использовали в своих выступлениях отдельные положения теории естественного права1. Правозащитная тематика прослеживается в памфлетах и выступлениях идеологов всех политических ориентаций - индепендентов Д. Мильтона и Г. Айртона, левеллеров Д. Лильберна и Р. Овертона2, диггера Д. Уинстенли3 и др.
Теории естественного права и общественного договора, защита прав и свобод граждан от произвола светской и духовной власти стали знаменем борьбы североамериканских колоний за независимость (работы Т. Пейна4, Т. Джефферсона, А. Гамильтона), а также явились идеологической основой буржуазной революции во Франции5.
Таким образом, с XVII - XVIII вв., с периода зарождения современной концепции прав и свобод личности, правозащитная тематика оказалась неразрывно связана с политикой. Практически все политические течения, группировки, вкладывая в понятие прав и свобод разный смысл, активно использовали его в борьбе за власть.
В России правозащитное движение в его современном понимании формируется достаточно поздно. По мнению Л. Алексеевой6, отправной точкой в истории отечественной правозащиты стало 5 декабря 1965 г., когда на Пушкинской площади в Москве произошла первая за время существования советской власти демонстрация под лозунгами защиты прав и свобод.
Как считают большинство современных исследователей, зарождавшееся в СССР правозащитное движение ставило перед собой в том числе и политические цели.
А. Сунгуров отмечает исходную политизированность самого понятия «правозащитник» в СССР, его некоторую двойственность и конспиративность. Участники первых правозащитных акций, по мнению исследователя, своё требование соблюдения положений Конституции 1936 г. воспринимали как удобную форму борьбы с режимом и вовсе не являлись горячими сторонниками советского законодательства. Они не скрывали, что «ведут политическую борьбу, посягают на монополию власти определять правых и виноватых, а идея защиты права как такового оказалась для них скорее тактическим приёмом»7.
Иной точки зрения придерживается О. Попов, который считает, что политизация советского правозащитного движения проходила постепенно. Исследователь подчеркивает: «За исключением откровенных противников советской государственности, вроде В.К. Буковского, деятельность правозащитников в середине 60-х годов в целом соответствовала прямому смыслу выражения «защита прав человека»8.
Идеологи правозащитного движения тех лет(А.С. Есенин-Вольпин, В.Н. Чалид-зе и В.Я. Альбрехт) полагали, что в рамках советской системы можно и следует добиваться гласности и улучшения ситуации с политическими и гражданскими правами человека, требуя от советских властей соблюдения советских законов. В соответствии с этой позицией все свои обращения и заявления правозащитники посылали в соответствующие советские инстанции. С целью изучения проблем прав человека в СССР в ноябре 1970 года по инициативе В.Н. Чалидзе был образован Комитет прав человека в СССР.
По мнению О. Попова, вторая половина 60-х годов была периодом попыток установления диалога с властью. Однако диалог с властями был с самого начала обречен на неудачу, т.к. требование соблюдения формального права и Конституции фактически означало требование ликвидации контроля партаппарата над всеми остальными институтами государства со всеми непредсказуемыми последствиями для советской государственности и потому являлось политическим актом независимо от того, осознавали это правозащитники и диссиденты или нет.
У авторов обращений и призывов к советским властям не было оснований полагать, что те пойдут на «положительное» решение проблемы с правами человека, поэтому открытые заявления и обращения становились чисто пропагандистскими акциями, цель которых - привлечь всеобщее внимание к нарушению советскими властями их собственных законов. О. Попов подчеркивает: «Совершенно очевидно, что это была «политика», основанная на подмене защиты прав человека пропагандистской акцией, мало имеющей общего с правозащитой. Политика, которая стала постепенно вытеснять на обочину движения действительно «положительные», то есть могущие принести пользу стране формы активности, в первую очередь теоретические разработки правовых и политических проблем, перед которыми стоял Советский Союз»9.
О. Попов замечает, что «практическим содержанием правозащитной деятельно-
сти в 70-е годы стала систематическая дискредитация Советского государства путем противопоставления Конституции СССР, советских и международных законов практике советских правоохранительных органов. Результатом такой деятельности должен был стать подрыв веры советских граждан в «легитимность» Советского государства»10. Именно с этого периода (точкой отсчета часто называют 1968 г.) можно говорить о смещении акцентов в идеологии отечественного правозащитного движения, о сращивании правозащиты и политической борьбы.
Дальнейшей политизации правозащитной деятельности, по мнению О. Попова, способствовало подписание СССР Хельсинкских соглашений 1976 г Это привело к тому, что к началу 80-х годов основными критериями успеха деятельности советских правозащитников были уже не положительные изменения в правовой области и даже не степень распространения правозащитной информации среди населения СССР, а уровень осведомленности западных средств массовой информации, западной общественности и правительств о состоянии дел с правами человека в СССР. Заявления действовавших в СССР Хельсинкских групп носили сугубо политический характер уже потому, что буквально «вынуждали» западные правительства на введение политических, дипломатических и экономических санкций в отношении СССР.
Связь правозащитной деятельности с политической борьбой отчетливо проявилась и на рубеже 80 - 90-х гг. XX в. В годы перестройки правозащитники активно участвовали в работе первых реально выбранных представительных органов власти СССР и России, и тогда, по мнению общественности, их участие в политической борьбе было естественным и логичным шагом. Многие правозащитники оказались в числе лидеров партий демократического направления.
По мнению О. Попова, свободы, полученные гражданами России, в результате реформ М.С. Горбачева и Б.Н. Ельцина (устранение партаппаратного контроля над средствами массовой информации, многопартийность, свобода слова, собра-
ний, ассоциаций, эмиграции и др.) лишили правозащиту её политического смысла и характера. Исследователь отмечает: «По мере того, как в России создается правовое государство, функции правозащитников переходят от «морального противостояния» государству к рутинному и лишенному романтической окраски контролю над деятельностью государственных институтов. Иными словами, правозащитники в России становятся профессиональными наблюдателями над соблюдением законов, а не «рыцарями справедливости» и подпольными журналистами, кем они были «при Советах»11.
Таким образом, активное участие правозащитников в политической борьбе в советский период и в первые годы существования Российской Федерации не ставится под сомнение ни исследователями, ни гражданскими активистами, более того, рассматривается как историческая необходимость.
Гораздо больше споров вызывает современный период. Уже в середине 90-х гг. некоторые идеологи правозащитного движения указывали на то, что в зависимости от отношения к политической деятельности можно выделить различные течения в российской правозащите. Так, И. Аверки-ев выделял «диссидентский консерватизм» и «правозащитный модернизм»12.
К представителям первого течения относилась значительная часть старых диссидентов - лидеров правозащитного движения, а также тех, кто вошел в правозащитное движение на первой демократической волне.
Характерными чертами «диссидентского консерватизма являются: 1) политизированность, достаточно четкая политическая самоидентификация в качестве представителей либерального направления, а в отдельных случаях ангажированность постперестроечным реформаторским режимом (1991 - 1994 гг.), интеграция в него, апологетика «гайдаровских реформ»; 2) приоритет «идейной правозащиты» (сбор и обмен информацией о нарушениях прав человека, правозащитная пропаганда); 3) правозащитная специализация - политические и связанные с ними
права, права заключенных, миротворчество; 4) космополитизм; 5) в определении содержания правозащитной деятельности (что и от кого защищать) - доминирование внутренних, субкультурных мотивов; относительная независимость и индифферентность к «колебаниям спроса» на те или иные виды «правозащитных услуг».
Представители второго направления в основной своей части пришли в правозащиту либо из обществ защиты прав потребителей и других подобных общественных новообразований, либо были вовлечены в движение через участие в программах грантов.
К характерным чертам «правозащитного модернизма» И. Аверкиев относит: 1) склонность к аполитичности, внепар-тийности; 2) правозащитная специализация - социальные и экономические права; 3) приоритет непосредственной практической правозащиты (создание консультационных служб, социально-правовой патронаж, попытки лоббирования в органах власти законодательных проектов и других правозащитных инициатив); 4) активную социализацию, «работу с массами»; 5) активное реагирование на «правозащитный спрос», гибкость в определении средств и методов правозащиты.
Состояние правозащитного движения за последние 10 - 15 лет значительно изменилось. В России были достигнуты определённые успехи в построении демократического государства. Правозащитные общественные организации вышли из полулегального состояния, количество людей, занимающихся защитой прав человека, стремительно увеличивается, и, что особенно важно, в эту работу вовлечены жители всех регионов страны. Правозащитная деятельность перестала быть элитарной, как в 60 -70-е гг, когда эти вопросы волновали довольно узкий круг людей. В современном российском обществе значительная часть населения получила возможность и ощутила потребность защищать свои права.
В изменившихся условиях вопрос о соотношении правозащитной деятельности и политической борьбы приобрёл новое звучание. Дискуссии о целесообразности политической активности правозащитников ведутся как во властных струк-
турах, так и в широких общественных кругах. В самой правозащитной среде всё чаще звучат призывы провести четкую грань между этими двумя видами гражданской активности.
Если суммировать позиции исследователей и гражданских активистов, можно выделить две противоположные точки зрения на данную проблему: 1) правозащитные организации не должны участвовать в политической борьбе (М. Григорьев, А. Сун-гуров, А. Юров и др.); 2) участие правозащитных организаций в политике неизбежно и оправданно(А. Бузин, А. Добровольская, Л. Пономарёв и др.).
Как считает М. Григорьев, современное российское правозащитное движение находится в глубоком кризисе, за который ответственны правозащитники «старой школы», постоянно смешивающие политику и защиту прав и свобод человека.
М. Григорьев пишет: «Тридцать лет назад наши правозащитники выработали убеждение, что основное их предназначение состоит в обличении государства. Естественно, правозащитник и государство в их собственном понимании выступают равновеликими величинами. Именно это привело к тому, что многие правозащитники непосредственно пытались бороться за политическую власть. С учетом того, что многие нынешние «правозащитные» акции финансируются объявленными в розыск российскими бизнесменами, открыто выступающими против власти, авторитет правозащитников вызывает еще большие вопросы»13.
Ложное понимание защиты прав человека как борьбы с государством привело к тому, что из деятельности наиболее известных правозащитников стали исчезать конкретные люди с их повседневными проблемами. По мнению М. Григорьева, «только поддержка правозащитных организаций, ведущих конкретную работу, не сводящуюся к обличению власти, защищающих права конкретных людей, может изменить создавшуюся негативную ситуацию»14.
Д. Бутрин указывает на принципиальные различия между правозащитной деятельностью и политикой: «Правозащита -деятельность, максимально далекая от
политики. Смысл деятельности любой правозащитной структуры заключается в диалоге с существующей властью, в ходе которого власть всеми доступными способами убеждают соблюдать базовые права человека, зафиксированные ещё в сталинской Конституции. Когда же речь идёт о том, что существующая власть. ... В идеале, при наличии диалога правозащитников и власти, правозащитные организации заинтересованы в отсутствии ажиотажа, будничности своей работы ... непубличности и бесконфликтной принципиальности»15.
Оппозиционная политика - это прямая противоположность правозащите, т. к. для неё свойственны абсолютная публичность действий, широкий общественный резонанс, конфликтность. По мнению Д. Бутрина, в 70-е гг. единственным действенным способом правозащиты в СССР действительно была политическая деятельность, однако в начале XXI в. ситуация выглядит иной: «сегодня возможна и правозащитная, и политическая деятельность ... и, скорее всего, пропасть между двумя видами современного «диссидентства» будет нарастать»16.
По мнению А. Юрова, необходимо четко разграничить защиту прав человека и политическую борьбу. Исследователь подчеркивает: «Цель политической оппозиции - подчеркнуть негативные стороны существующей власти и стать новой властью, по большому счету стать новыми нарушителями прав человека, потому что не существует власти, которая никогда бы не нарушала права человека»17.
У правозащитного сообщества совершенно иные цели и иное место в системе общественных отношений. Правозащитник должен решать общественные проблемы, защищать права людей, его место - не во власти, а между человеком и властью. Задача правозащитников и гражданских активистов - «не дискредитировать и не захватить власть, а защитить интересы народа и остаться на том же самом месте, в роли щита и посредника. А значит для системного решения общественной проблемы и защиты прав им необходимо вступить с властью в диалог, начать с ней взаимодействие и именно в результате такого взаи-
модействия добиться установления новых правил, новой системы, решающей проблему и определяющей более высокий уровень защиты прав»18.
Исследователь подчеркивает, что взаимодействие с законной властью - это необходимое условие эффективности правозащитной деятельности. Любой правозащитник должен понимать, что, когда он выступает в защиту общественных интересов, власть никогда не должна являться для него врагом, она является только оппонентом и потенциальным партнером. Любое «окончательное решение» (в виде нового закона, постановления) всё равно принимается легитимной властью. Любая общественная кампания будет бессмысленной тратой времени и сил или сведётся к не совсем корректной саморекламе, если правозащитники не будут готовы к такому взаимодействию.
Таким образом, по мнению А. Юрова, в современных условиях правозащитники не должны участвовать в политической борьбе: «смешение этих двух жанров ведёт к весьма печальным последствиям - мы получаем и плохую защиту прав людей, и не очень внятную политическую деятельность»19.
Необходимо отметить, что данная точка зрения приобретает всё больше сторонников как среди опытных, так и среди молодых правозащитников. А. Сунгуров отмечает, что «политическое поле существенно отличается от поля действия правозащитных организаций, и смешивать их - значит наносить урон обоим»20. Д. Макаров подчеркивает, что суть правозащитной работы «не в критике ради критики или ради выставления себя в качестве более достойной альтернативы, суть в том, чтобы добиться конкретных изменений для вполне конкретных людей. Причем в рамках тех обязательств, которое государство взяло на себя, и в рамках тех правил, которые оно же установило»21.
В то же время в российском правозащитном сообществе по-прежнему весьма популярно мнение о неизбежности участия правозащитников в политической борьбе. Как правило, такой точки зрения придерживаются авторы, скептически или даже враждебно настроенные по отношению к действующей власти.
Так, А. Бузин полагает, что «нынешняя власть и право в России таковы, что реальных успехов в правозащитной деятельности можно добиться...только на политическом пути. Более того, эта власть всегда будет считать настоящих правозащитников политиками... Со всеми вытекающими отсюда последствиями»22.
По мнению А. Добровольской, «если в демократической стране правозащитники просто занимаются правами человека, ни больше, ни меньше, то в таком государстве, которое уже давно ушло от демократии в сторону менее понятную, правозащитникам следует не бояться брать на себя ещё какие-то задачи, заниматься «больше». В противном случае может не получиться заниматься даже этим»23.
Как считает Л. Пономарев, «в условиях, когда атака на конституционную демократию стала генеральным направлением политики Кремля, отделить активную правозащитную деятельность от перипетий политической борьбы всё сложнее»24.
Приведённые аргументы в очередной раз свидетельствуют о сложности рассматриваемой проблемы, о её значении для российского правозащитного сообщества. Очевидно, что дискуссия по данному вопросу вызывает живой отклик среди правозащитников и, вне всякого сомнения, будет продолжена. В данной ситуации многое зависит от позиции действующей власти, от того, насколько своевременно она будет реагировать на общественные запросы, в какой степени она будет настроена на конструктивное сотрудничество с общественными организациями. На наш взгляд, именно от политики власти будет зависеть количество сторонников той или иной точки зрения. Дальнейшее развитие по демократическому пути даст правозащитникам возможность сконцентрироваться на своих прямых обязанностях, неоправданное давление на неправительственные организации, напротив, будет способствовать их вовлечению в политику в качестве оппонентов действующей власти.
1 См.: История политических и правовых учений. Под ред. О. Э. Лейста. М.: Зерцало, 2000. С. 248-253.
2 См.: Новая история. Под ред. Б. Ф. Порш-нева. М.: Мысль, 1964. С. 70-73.
3 Уинстенли Д. Закон свободы. Избранные памфлеты. М., Л.: Изд-во АН СССР, 1950. С. 210-236.
4 Пейн Т. Права человека. Избранные сочинения. М., 1959. С. 177-181, 294-295.
5 См.: Конституции и законодательные акты буржуазных государств XVII-XIX вв. М., 1957. С. 167-170.
6 Алексеева Л. М. История правозащитного движения. М.: Московская школа прав человека, 1999. С. 7-13.
7 Сунгуров А. Участие правозащитников в политике и пределы её сотрудничества с властью // Правозащитник. 2000. № 1. С. 20 - 22.
8 Попов О. Защитники прав человека или «агенты глобализма»? // Журнал «Москва». 2004. № 1. С. 4 .
9 Там же. С. 6.
10 Там же. С. 7.
11 Там же. С. 6-7.
12 Аверкиев И. В. Защита прав человека в России. 1996 - 2003 гг. Сб. статей. Пермь: Пермская гражданская палата, 2003. С. 4-12.
13 Григорьев М. Семь грехов правозащитников. www.vz.ru / columns / 2006 / 8 / 22 / 45440. html
14 Там же.
15 Бутрин Д. Раздвоение правозащитной личности. www. gazeta. ru / comments / 2004 / 06 / a_116248. shtml
16 Там же.
17 Юров А. Тайны прав человека и политики. www. civitas. ru / openarticle
18 Там же.
19 Там же.
20 Сунгуров А. Участие правозащитников в политике и пределы её сотрудничества с властью // Правозащитник. 2000. № 1. С. 26.
21 Обсуждение статьи А. Юрова «Тайны прав человека и политики». www. civitas. ru / openarticle
22 Там же.
23 Там же.
24 Пономарёв Л. Три цвета времени: правозащитники, диссиденты, политики. www. hro. org. / ngo / about / 2006 / 05 / 22. php
