Научная статья на тему 'ПРАВОВЫЕ ВОПРОСЫ КВАЛИФИКАЦИИ НЕДОБРОСОВЕСТНОГО ПОВЕДЕНИЯ, НАРУШАЮЩЕГО ПУБЛИЧНЫЙ ПОРЯДОК'

ПРАВОВЫЕ ВОПРОСЫ КВАЛИФИКАЦИИ НЕДОБРОСОВЕСТНОГО ПОВЕДЕНИЯ, НАРУШАЮЩЕГО ПУБЛИЧНЫЙ ПОРЯДОК Текст научной статьи по специальности «Право»

CC BY
81
20
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Журнал
Закон и власть
ВАК
Область наук
Ключевые слова
ПРИНЦИП ДОБРОСОВЕСТНОСТИ / ОБЩИЙ ПРИНЦИП ПРАВА / ОБЩЕПРИЗНАННЫЙ ПРИНЦИП ПРАВА / ОТРИЦАНИЕ НЕДОБРОСОВЕСТНОГО ПОВЕДЕНИЯ / ПУБЛИЧНЫЙ ПОРЯДОК / ОДНОСТОРОННИЕ МЕРЫ ОГРАНИЧИТЕЛЬНОГО ХАРАКТЕРА

Аннотация научной статьи по праву, автор научной работы — Седова Ж.И.

С целью выявления особенностей квалификации недобросовестного поведения, нарушающего публичный порядок, на конкретных практических ситуациях, примерах судебной и арбитражной практики необходимо рассмотреть некоторые виды такого недобросовестного поведения, появившиеся в современном историческом периоде. Особенности соотношения принципа добросовестности, являющегося общим и общепризнанным принципами права, и оговорки о публичном порядке, являющейся императивной нормой права, в контексте квалификации недобросовестного поведения, нарушающего публичный порядок, представляет важную задачу в условиях введения государствами взаимных односторонних мер ограничительного характера (недружественных санкций). Заблуждение о том, что за применение недружественных санкций на территории РФ не установлена ответственность, должно быть развеяно, так как ответственность в этом случае наступает за нарушение публичного порядка РФ. Убытки, причиненные нарушением публичного порядка, также подлежат возмещению.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

LEGAL ISSUES OF QUALIFICATION OF BAD FAITH CONDUCT VIOLATING PUBLIC POLICY

In order to identify the specifics of qualification of bad faith conduct that violates public policy, on specific practical situations, examples of judicial and arbitration practice, it is necessary to consider some types of such unconscientious behavior that have appeared in the modern historical period. Features of the correlation between the principle of good faith, which is a general and generally recognized principles of law, and the public policy clause, which is a peremptory norm of law, in the context of qualification of bad faith behavior that violates public policy, is an important task in the context of the introduction by States of mutual unilateral restrictive measures (unfriendly sanctions). The misconception that there is no liability for the application of unfriendly sanctions on the territory of the Russian Federation should be dispelled, since liability in this case comes for violation of the public policy of the Russian Federation. Losses caused by the violation of public policy are also subject to compensation.

Текст научной работы на тему «ПРАВОВЫЕ ВОПРОСЫ КВАЛИФИКАЦИИ НЕДОБРОСОВЕСТНОГО ПОВЕДЕНИЯ, НАРУШАЮЩЕГО ПУБЛИЧНЫЙ ПОРЯДОК»

Правовые вопросы квалификации недобросовестного поведения, нарушающего публичный порядок

Седова Жанна Игоревна,

кандидат юридических наук, Российский государственный университет правосудия, Zhanna.sedova@EL5-energo.ru

С целью выявления особенностей квалификации недобросовестного поведения, нарушающего публичный порядок, на конкретных практических ситуациях, примерах судебной и арбитражной практики необходимо рассмотреть некоторые виды такого недобросовестного поведения, появившиеся в современном историческом периоде. Особенности соотношения принципа добросовестности, являющегося общим и общепризнанным принципами права, и оговорки о публичном порядке, являющейся императивной нормой права, в контексте квалификации недобросовестного поведения, нарушающего публичный порядок, представляет важную задачу в условиях введения государствами взаимных односторонних мер ограничительного характера (недружественных санкций). Заблуждение о том, что за применение недружественных санкций на территории РФ не установлена ответственность, должно быть развеяно, так как ответственность в этом случае наступает за нарушение публичного порядка РФ. Убытки, причиненные нарушением публичного порядка, также подлежат возмещению.

Ключевые слова: принцип добросовестности, общий принцип права, общепризнанный принцип права, отрицание недобросовестного поведения, публичный порядок, односторонние меры ограничительного характера.

Принцип добросовестности является общим принципом права для всех правовых систем, представляющим собой императивную норму права, которая обладает высшей юридической силой, и общепризнанным принципом международного права, характеризующимся сверхимперативностью и наивысшей юридической силой. Общий принцип права и общепризнанный принцип права соотносятся по своей юридической силе как категорический и свер-категорический императивы юридической силы. Из принципа добросовестности, обладающего свойством нормативной автономности, выкристализовы-ваются требования к поведению субъектов любого правоотношения. Эти требования, сложенные в нормы-предписания императивного и сверхимперативного характера, направлены на защиту общества и государства от недобросовестного поведения как частных, так и публичных субъектов правоотношений.

В современных условиях геополитической турбулентности наиболее актуальное значение имеет необходимость защиты публичного порядка Российской Федерации. Соотношение двух таких императивных норм, как принципа добросовестности и оговорки о публичном порядке, требует отдельного исследования. Выявление недобросовестных практик, попирающих фундаментальные принципы и основы национального правопорядка, необходимо для оценки достаточности и эффективности правовых средств защиты публичного порядка.

Можно выделить следующие виды недобросовестного поведения, нарушающего публичный порядок:

1. Применение хозяйствующими субъектами односторонних недружественных мер ограничительного характера иностранного государства на территории Российской Федерации представляет собой недобросовестное поведение, нарушающее публичный порядок РФ.

Односторонние меры ограничительного характера представляют собой закрепленные в нормах национального права государства меры, предписывающие физическим и юридическим лицам, находящимся под его юрисдикцией, воздерживаться под страхом привлечения к юридической ответственности от совершения определенных действий [1, а 108], в частности, не взаимодействовать с теми физическими и юридическими лицами, которые включены в специальные блокирующие перечни («санк-ционные списки»).

Российские юридические лица, не относящиеся к юрисдикции вводящего ограничительные меры ино-

(0

и *

о

X

а

а

и о т

V

сч о сч

сч

странного государства, но опасающиеся негативного влияния таких мер на их бизнес, в поисках защиты от односторонних ограничительных мер иностранных государств создают специальные правовых механизмы, направленные на их персональную защиту от негативного влияния ограничительных мер.

К таким правовым механизмам, самостоятельно и стихийно выработанным современной бизнес-практикой, можно отнести следующие:

1) включение в договоры положений (оговорок) о немедленном расторжении договора в случае включения контрагента в санкционный список определенного государства (в бизнес-практике такие положения контрактов принято называть «санкционными оговорками»);

2) требование иностранным контрагентом выдачи «сертификата конечного пользователя» (end-use certificate), в котором от российского контрагента требуется подтвердить: (а) что продаваемые ему товары будут использоваться исключительно в целях, описанных предметом договора; (б) что товары не будут использоваться, целиком либо частично, для проектов, имеющих отношение к определенным отраслям российской экономики; (в) что приобретаемые российский лицом товары не будут передаваться физическим или юридическим лицам, субъектам или объектам, находящимся на определенных территориях РФ и(или) использоваться на этих территориях; (г) что товары (их части), услуги или технологии не будут переданы или использованы на конкретных месторождениях;

3) включение в договор с иностранным контрагентом оговорки о применимом иностранном праве и применимой юрисдикции, чтобы была возможность воспользоваться мерами защиты, предусмотренными в нормативно-правовых документах государств, устанавливающих ограничительные меры. Если сторона договора отказалась от исполнения обязательств по договору в связи с введенными государством односторонними санкциями и в результате этого нарушила договор, то выдвинутые контрагентом требования по договору об исполнении обязательств в натуре, выплате договорных штрафов или убытков будут отклонены судами государства, вводящего санкции. Национальное законодательство о санкциях, как правило, защищает национальных физических и юридических лиц от таких требований: например, в санкционном праве ЕС предусмотрены положения о том, что суды ЕС должны отклонять требования, предоставленные им на рассмотрение, когда нарушение договора или исполнение с нарушениями вызвано соблюдением нарушившей стороной санкций и правил ЕС. Чтобы воспользоваться этой мерой защиты, сторонам договора следует понимать, что договор должен регулироваться законодательством ЕС, споры должны передаваться на рассмотрение в суд страны-члена ЕС, поскольку суды за пределами ЕС не обязаны соблюдать правила санкционного режима. Такие оговорки о применимом иностранном праве встречаются в договорах с контрагентами, расположенными

в юрисдикции, в отношении которой действуют ограничительные меры. Действительность такой оговорки в настоящее время обсуждается правоведами со ссылкой на то, что правовой основой ее включения в контракт могут являться Принципы международных коммерческих договоров УНИДРУА 2016 года и принцип «автономии воли сторон» (см. пункты 3.3.1 - 3.3.2 Принципов УНИДРУА 2016 г. и дело Арбитражного суда города Москвы № А40-126531/17-68-571) [5, с. 132], что делает такую оговорку с точки зрения права: допустимой, юридически действительной, закрепленной прямым волеизъявлением обеих сторон в договоре и отражающими справедливый баланс правоотношений участников бизнеса, действующих в условиях нескольких санкционных режимов разных стран;

4) утверждение в юридическом лице внутрикорпоративной политики о воздержании (Recusal Policy) членов совета директоров или топ-менеджеров от участия в обсуждении и решении вопросов, которые относятся к заключению сделок с контрагентом, включенным в санкционный список иностранного государства (такие положения могут быть инкорпорированы в устав компании и в положение о совете директоров, если члены совета директоров относятся к юрисдикции, в отношении которой действуют ограничительные меры). В частности, протокол заседания совета директоров должен содержать информацию о том, какие иностранные члены совета директоров не обсуждали, не участвовали в принятии решения, не голосовали, а также их участие в заседании не требовалось для обеспечения кворума такого заседания совета директоров, если вопрос повестки дня совета директоров, например, касался одобрения сделки с заблокированным лицом;

5) создание в холдинге регламента (основных принципов) по заключению сделок с заблокированными контрагентами, включенными в санкционные списки иностранного государства, в условиях «невозможности избегания» заключения таких сделок из-за обязательности соблюдения императивных норм собственного национального законодательства и других существенных причин;

6) расширение компетенции внутрикорпоративного комитета по комплайенсу относительно вопросов заключения сделок с заблокированными контрагентами, включенными в санкционные списки иностранного государства или интеграционных группировок государств (союза) [4, с. 164-184].

Возникает проблема того, что реализация российскими юридическими лицами на практике всех вышеприведенных выработанных «на скорую руку» механизмов и «санкционных оговорок» может создать факт нарушения публичного порядка Российской Федерации (статьи 1193 Гражданского кодекса РФ). Стремление изобрести свои правовые механизмы защиты от санкционного режима иностранных государств может привести к косвенному признанию (или признанию «де факто») действия иностранных ограничительных мер в России и их фактическому применению на территории нашей

страны, что не допустимо в принципе. Факт признания юридическим лицом на территории собственного государства действия односторонних недружественных мер ограничительного характера иностранного государства будет являться нарушением публичного порядка отечественного государства -места инкорпорации такого юридического лица.

На Российской энергетической неделе в октябре 2022 года и на межрегиональном российском форуме классической юридической университетской науки «XII Пермский конгресс ученых-юристов» было отмечено новое применение статьи 1193 Гражданского кодекса РФ: если российскому лицу причинены убытки применением российским контрагентом, находящимся под контролем недружественного иностранного лица, норм иностранного права, а именно, односторонних недружественных мер ограничительного характера, которые противоречат публичному порядку Российской Федерации, то такие убытки подлежат возмещению на основании статьи 15 Гражданского кодекса РФ. Причинение частному лицу убытков нарушением публичного порядка должно быть наказуемо, поэтому несмотря на то, что в статье 1193 Гражданского кодекса РФ содержится только одна санкция - неприменение нормы иностранного права, противоречащей публичному порядку РФ, - можно утверждать, что за нарушение публичного порядка есть еще вторая косвенная санкция - возмещение убытков, причиненных нарушением публичного порядка.

Таким образом, если третейский суд (международный коммерческий арбитраж) вынесет решение, последствия исполнения которого, по сути, представляют собой признание иностранных государственных односторонних мер ограничительного характера, то такое решение нарушает публичный порядок Российской Федерации. Вследствие изложенного представляется возможным утверждать, что о нарушении публичного порядка Российской Федерации может также свидетельствовать: (1) признание на основании решения третейского суда действия иностранных государственных односторонних мер ограничительного характера (т.е. односторонних недружественных мер ограничительного характера иностранного государства) в Российской Федерации и их фактического применения на территории Российской Федерации в отношении российских физических и юридических лиц; (2) нарушение решением иностранного суда, третейского суда международного публичного порядка (например, нарушение присущих государству международных иммунитетов, нарушение порядка выдачи уполномоченным от имени государства лицом согласия на рассмотрение спора с участием государства в третейском разбирательстве или международном коммерческом арбитраже на территории другого иностранного государства) [4, с. 164-184].

Более того, последствия признания и исполнения решений иностранных судов, третейских судов надо проверять на непротиворечие публичному порядку через призму того, что последствия исполнения решения иностранного суда, третейского суда

свидетельствуют (не свидетельствуют) ли о признании действия иностранных государственных односторонних мер ограничительного характера (т.е. односторонних недружественных мер ограничительного характера иностранного государства) в Российской Федерации и их фактического применения на территории Российской Федерации в отношении российских физических и юридических лиц.

2. Нарушение юридическим лицом, подведомственным государству, порядка выдачи согласия государства на арбитрабельность спора в третейском суде (международном коммерческом арбитраже), представляет собой недобросовестное поведение, нарушающее международный публичный порядок.

Кроме того, элементом международного публичного порядка является порядок (правила) выдачи согласия государства на арбитрабельность в третейском суде (международном коммерческом арбитраже) споров с участием как самого государства (его органов), так и подведомственного ему юридического лица, что подтверждается, в частности, следующими примерами: Саудовская Аравия запрещает государственным компаниям соглашаться на арбитрабельность споров с их участием без согласия государства [8]. Правоспособность публичных субъектов права ОАЭ заключать арбитражные соглашения: (1) ограничена на федеральном уровне (любое федеральное правительственное ведомство, заключающее контракт, который включает арбитражную оговорку, должно получить предварительное одобрение Совета Министров ОАЭ после рассмотрения Министерством юстиции ОАЭ (Решение Совета Министров ОАЭ № 406/2 2003 от 15.09.2003); (2) имеет дополнительные особенности на локальном уровне, например, в Дубае (Правительство Дубая и его агентства: не должны заключить договор, регулируемый законами где-либо, кроме ОАЭ (Дубайская инструкция от 06.02.1988); не должны предусматривать в любом контракте арбитражное разбирательство за пределами Дубая (статья 36 Закона о правительственных контрактах Дубая, Закон Дубая № 6 от 1997 года) [6].

В международном праве отсутствует правило о том, что национальные нормы, ограничивающие участие в третейском разбирательстве (международном коммерческом арбитраже) государства или публичного юридического лица (то есть юридического лица, подведомственного государству), не оказывают влияние на признание недействительным арбитражного соглашения, заключенного государством, которое ввело такие национальные ограничения. Такое правило международного права не могло бы возникнуть наряду с Нью-Йоркской Конвенцией 1958 г., так как эта конвенция прямо касается вопроса правоспособности сторон обязывать себя с учетом требований (национального) персонального права (подпункт «а» пункта 1 статьи V Нью-Йоркской Конвенции 1958 г.). Также, статья 46 Венской Конвенции о праве международных договоров от 23.05.1969 не дает достаточной юридической базы для отказа государствам в получении выгоды от собственных национальных правил. В первую

и

и *

о х

а

а

а) о т

V

сч о сч

сч

очередь должно быть установлено одно важное обстоятельство, было ли способно государство или публичное юридическое лицо, заключившее арбитражное соглашение, отказаться в законном порядке от «защищающей» его нормы собственного национального права, ограничивающей его правоспособность на участие в третейском разбирательстве (международном коммерческом арбитраже). Такое поведение государства является допустимым в случае надлежащего представительства от имени государства. Подведомственное государству юридическое лицо (публичное юридическое лицо) не может в законном порядке отказаться от правового ограничения, установленного государством, к подведомственности которого это юридическое лицо относится. Арбитражное соглашение будет в таких случаях иметь порок, который не может быть реализован публичным юридическим лицом, если другая сторона (частный субъект права) сможет доказать «prima facie», что она не знала о существовании ограничения на участие публичного субъекта в третейском разбирательстве или международном коммерческом арбитраже (со ссылкой на злоупотребление правом). Для справки: концепция доказательств «prima facie» подразумевает под собой очевидное и достаточное доказательство, кажущееся достоверным при отсутствии опровержения; такие доказательства представляются в порядке опровержимой презумпции «при отсутствии доказательств в пользу противного». И наоборот, публичное юридическое лицо может ссылаться на недействительность арбитражного соглашения, если обеим сторонам был известен его порок, наносящий ущерб действительности арбитражного соглашения. В любом случае только публичное юридическое лицо (не частная компания) вправе возражать против действительности арбитражного соглашения, заключенного в противоречии с национальными правилами, за исключением случая, если в национальном праве есть прямое указание на возможность публичного лица заключать арбитражное соглашение [7, c. 192-193].

В одном из рассматриваемых МКАС при ТПП РФ дел (см. решение МКАС при ТПП РФ от 05.02.2019 по делу № М-59/2018) ответчик является органом государственного управления Республики Узбекистан, для которого установлен законодательный запрет на участие в третейском соглашении. Ответчик имеет имущество, переданное ему на праве полного хозяйственного ведения Республикой Узбекистан. При этом спор из договора, рассмотренный МКАС при ТПП РФ, подпадает под исключительную компетенцию государственных судов Республики Узбекистан, в силу чего выдача согласия государства Республики Узбекистан на арбитрабельность в международном коммерческом арбитраже спора с участием ответчика, как органа государственного управления или как юридического лица, подведомственного государству, в принципе является невозможным. Иначе такое согласие нарушило бы исключительную компетенцию национальных судов, установленную тем же государством.

С 1 апреля 2018 года согласно статье 240 Экономического процессуального кодекса Республики Узбекистан спор из договора купли-продажи подпадает под исключительную компетенцию судов Республики Узбекистан, как спор с участием иностранных лиц в отношении имущества, являющегося собственностью Республики Узбекистан. При этом частью 2 статьи 5 Закона Республики Узбекистан «О третейских судах» и пунктом 3 Постановления Пленума Высшего Хозяйственного Суда Республики Узбекистан № 238 от 15.06.2012 установлен прямой запрет на участие органов государственной власти и управления в третейских соглашениях, при этом ответчик является органом государственного управления согласно Указу Президента Республики Узбекистан от 28.01.1992 № УП-326 «О создании Национальной авиакомпании Узбекистана».

Таким образом, МКАС при ТПП РФ не имел компетенции на рассмотрение спора из Договора как в связи с отсутствием согласия Республики Узбекистан на рассмотрение спора в международном коммерческом арбитраже, так и в связи с невозможностью нарушения исключительной компетенции национальных судов Республики Узбекистан. Более того, посредством признания своей компетенции по спору МКАС при ТПП РФ нарушил принцип недопустимости изменения соглашением сторон исключительной компетенции национального суда, вытекающей из внутреннего законодательства Республики Узбекистан.

Игнорирование принципа невозможности (недопустимости) обхода исключительной компетенции национальных государственных судов соглашением сторон спора является обходом закона. Запрет обхода закона представляет собой предел осуществления субъективных прав участников коммерческого оборота [3, с. 21-25].

Кроме того, следует обратить внимание на соблюдение принципа добросовестности при оценке самим третейским судом (международным коммерческим арбитражем) исполнимости (неисполнимости) выносимого решения. Нарушение решением третейского суда международного публичного порядка в части игнорирования третейским судом принципа недопустимости изменения соглашением сторон исключительной компетенции национального государственного суда, вытекающей из внутреннего законодательства страны места исполнения данного решения, является нарушением публичного порядка стран как места вынесения решения, так места исполнения решения. В результате такое решение третейского суда объективно является заведомо неисполнимым, а вынесение заведомо неисполнимого решения является нарушением принципа добросовестности. Зная о невозможности исполнения такого решения вследствие нарушения международного публичного порядка и национального публичного порядка, российский уполномоченный суд должен отменить данное решение по основанию подпункта 2 пункта 2 статьи 34 Закона РФ «О международном коммерческом арбитраже» от 07.07.1993 № 5338-1 в порядке части 5 статьи 233 Арбитражного процессуального кодекса РФ.

Таким образом, если третейским судом при вынесении решения был нарушен международный публичный порядок, который составляет часть публичного порядка Российской Федерации, то для нарушения международного публичного порядка не имеет значение, каким правом (иностранным или российским) он нарушен, так как нарушение международного публичного порядка может быть допущено посредством ненадлежащего применения любого национального права.

Анализ и обобщение иностранной судебной практики демонстрирует возможность применение оговорки о публичном порядке для предотвращения нарушения международного публичного порядка и для целей предотвращения обхода закона.

Существует соподчиненность национального публичного порядка общему международному публичному порядку, так как любое государство является элементом мирового публичного порядка [2, с. 10-13]. Таким образом, нарушение международного публичного порядка, выразившееся в: (1) нарушении третейским судом (международным коммерческим арбитражем) посредством признания своей компетенции по спору принципа недопустимости изменения соглашением сторон исключительной компетенции национального суда, вытекающей из внутреннего законодательства страны; (2) игнорировании третейским судом (международным коммерческим арбитражем) запрета обхода закона; (3) нарушении принципа добросовестности посредством вынесения третейским судом (международным коммерческим арбитражем) заведомо неисполнимого решения, - является одновременно нарушением как международного публичного порядка, так и любого национального публичного порядка, что делает применимой норму подпункта «Ь» пункта 2 статьи V Нью-Йоркской Конвенции 1958 г.

Вынесенное по российскому праву решение третейского суда может нарушать публичный порядок Российской Федерации как неотъемлемую часть международного публичного порядка, если будет доказано, что такое решение третейского суда нарушило международный публичный порядок.

Вышеприведенные примеры видов недобросовестного поведения, нарушающего публичный порядок, характеризуются сложностью квалификации такого поведения из-за множества фактических обстоятельств, совокупность которых необходимо устанавливать судам в каждом конкретном деле с учетом того, какой именно публичный порядок попирается, национальный или международный. Следует отметить также разнообразие фактических обстоятельств дела, влияющих на квалификацию добросовестности или недобросовестности поведения сторон, а также необходимость установления нарушенных норм и правил, составляющих публичный порядок.

Отдельный интерес в сфере международного права представляют заверения государств, являющихся сторонами международного договора, о соответствии предмета их соглашения основам публичного порядка.

В частности, в пункте 4 статьи 14 Соглашения между Правительством Российской Федерации и Правительством Республики Узбекистан о сотрудничестве в строительстве на территории Республики Узбекистан атомной электростанции от 07.09.2018 и в пункте 4 статьи 15 Соглашения между Правительством Российской Федерации и Правительством Республики Замбии о сотрудничестве в сооружении Центра ядерной науки и технологий на территории Республики Замбии от 16.02.2017 даны заверения по поводу соответствия публичному порядку, согласно которым Республика Узбекистан и Республика Замбии соответственно подтверждают, что деятельность, осуществляемая в рамках указанных международных соглашений, полностью соответствует национальному публичному порядку и интересам общества этих стран и никоим образом не противоречит им.

Такими заверениями стороны соглашения исключили возможность ограничения по основаниям публичного порядка в дальнейшем деятельности по сооружению атомной электростанции на территории Узбекистана и деятельности по осуществлению пусконаладочных работ, ввода в эксплуатацию и эксплуатации Центра ядерной науки и технологий на территории Замбии, выполняемым на основе проектов Российской Федерации. Однако открытым остаётся вопрос о том, какой круг вопросов согласован как соответствующий публичному порядку этих стран, так как понятие «деятельности, осуществляемой в рамках соглашения» является широким и не исключающим ситуацию осуществления такой деятельности застройщиком с нарушениями императивных норм национального права места строительства.

Учитывая, что, как правило, правовое регулирование государства направлено на защиту собственного национального публичного порядка, то интерес представляет предоставление правовой защиты публичному порядку других государств. Например, статья 9 «Модельного закона об основах регулирования Интернета (новая редакция)», принятого 25.11.2016 Постановлением 45-12 на 45-ом пленарном заседании Межпарламентской Ассамблеи государств-участников СНГ, предусматривает в рамках международного сотрудничества в области регулирования Интернета, что национальный регистратор должен принять такие правила регистрации доменных имен второго уровня в национальном сегменте Интернета, которые бы позволяли аннулировать регистрацию доменных имен, нарушающих публичный порядок других государств.

Данный пример демонстрирует, что несмотря на научную полемику по поводу включения в понятие «территория государства» киберпространства (хотя бы в части его национального сегмента, образуе- 3 мого инкорпорацией субъектов, обеспечивающих к работу сети «Интернет», и местонахождением соот- о ветствующего оборудования, необходимого для ра- | боты сети «Интернет»), категория публичного по- и рядка уже вводится первыми нормами права, а направленными на регулирование киберпростран- с ства. При этом важным моментом является то, что Ь

эти нормы защищают национальные публичные порядки других государств, то есть, по сути, направлены на защиту международного публичного порядка.

Вышеприведенный анализ примеров судебной и арбитражной практики, коммерческих отношений как между частными, так и между публичными субъектами указывает на актуальность защиты публичного порядка через требования принципа добросовестности в период сложной геополитической ситуации в мире из-за взаимного введения государствами односторонних мер ограничительного характера. Недопустимость нарушения публичного порядка является одним из видов отрицания недобросовестного поведения в праве. При этом отрицание недобросовестного поведения представляет собой универсальный метод правового регулирования, присущий принципам справедливости и добросовестности. Отрицание поведения, нарушающего публичный порядок, выражено в обязательных нормах-запретах международного и национального права. Однако сложность применения этих запретов обусловлена, во-первых, критерием исключительности их применения и, во-вторых, трудностями квалификации недобросовестного поведения, нарушающего публичный порядок, в условиях постоянно изменяющихся фактических обстоятельств.

Литература

1. Гландин С. Экстерриториальность санкций в действии // Международное правосудие. 2018. № 2(26). С. 105-122.

2. Морозова Ю.Г. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук «Оговорка о публичном порядке в международном частном праве: понятие и современный порядок применения», М. - 2001.

3. Ряполова О.А. Запрет на обход закона как предел осуществления субъективных прав участниками гражданского оборота // Законы России: опыт, анализ, практика. 2015. № 11. С. 21-25.

4. Седова Ж.И. Государственные односторонние меры ограничительного характера и правовые механизмы защиты бизнеса от негативного влияния иностранных ограничительных мер // Российский ежегодник международного права. - Санкт-Петербург: Российская ассоциация международного права. Изд-во ООО «Контраст», 2019. С. 164-184.

5. Старженецкий В., Бутырина В., Драгунова Ю. Экономические санкции глазами российских судей: между защитой публичного порядка и интересов

бизнеса // Международное правосудие, № 4(28). 2018. С. 126-139.

6. Arbitration in Dubai and the UAE // Herbert Smith Freehills: сайт. 23.09.2013. URL: https://hsfnotes.com/wp-

content/uploads/sites/4/2013/09/Middle-East-Briefing-Note.pdf.

7. Jean-Francois Poudret, Sebastien Besson. Comparative Law of International Arbitration. Second Edition Updated And Reviewed // Thomson, Sweet&Maxwell, Schulthess. 2007.

8. Nicole O'Donnel. International Commercial Court in Middle East // The American Review of International Arbitration (Columbia Law School): сайт. 25.01.2018. URL: http://aria.law.columbia.edu/international-commercial-arbitration-in-the-middle-east/.

Legal issues of qualification of bad faith conduct violating public policy Sedova Zhanna Igorevna,

Russian State University of Justice

In order to identify the specifics of qualification of bad faith conduct that violates public policy, on specific practical situations, examples of judicial and arbitration practice, it is necessary to consider some types of such unconscientious behavior that have appeared in the modern historical period. Features of the correlation between the principle of good faith, which is a general and generally recognized principles of law, and the public policy clause, which is a peremptory norm of law, in the context of qualification of bad faith behavior that violates public policy, is an important task in the context of the introduction by States of mutual unilateral restrictive measures (unfriendly sanctions). The misconception that there is no liability for the application of unfriendly sanctions on the territory of the Russian Federation should be dispelled, since liability in this case comes for violation of the public policy of the Russian Federation. Losses caused by the violation of public policy are also subject to compensation. Keywords: principle of good faith, general principle of law, generally recognized principle, denial of bad faith conduct, public policy (order), unilateral restrictive measures. References

1. Glandin, S. Extraterritoriality of sanctions in action // International Justice. 2018. № 2(26). С. 105-122. (In Russ.)

2. Morozova, Y.G. Author's thesis for the degree of Candidate of Sciences "Reservation of public order in international private law: concept and modern procedure of application", Moscow - 2001. (In Russ.)

3. Ryapolova, O.A. The prohibition on circumvention of the law as a limit to the exercise of subjective rights by participants of civil circulation // Laws of Russia: experience, analysis, practice. 2015. № 11. С. 21-25. (In Russ.)

4. Sedova, J.I. State unilateral restrictive measures and legal mechanisms of protection of business from negative influence of foreign restrictive measures // Russian Yearbook of International Law. - Saint Petersburg: Russian Association of International Law. Izdvo LLC "Contrast", 2019. p. 164-184. (In Russ.)

5. Starzhenetsky, V., Butyrina, V., Dragunova, Y. Economic sanctions through the eyes of Russian judges: between the protection of public order and business interests // International Justice, No. 4(28). 2018. С. 126-139. (In Russ.)

6. Arbitration in Dubai and the UAE // Herbert Smith Freehills: сайт. 23.09.2013. URL: https://hsfnotes.com/wp-content/uploads/sites/4/2013/09/Middle-East-Briefing-Note.pdf.

7. Jean-Francois Poudret, Sebastien Besson. Comparative Law of International Arbitration. Second Edition Updated And Reviewed // Thomson, Sweet&Maxwell, Schulthess. 2007.

8. Nicole O'Donnel. International Commercial Court in Middle East // The American Review of International Arbitration (Columbia Law School): сайт. 25.01.2018. URL: http://aria.law.columbia.edu/international-commercial-arbitration-in-the-middle-east/.

(0 СЧ

о

СЧ СЧ

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.