Научная статья на тему 'ПРАВОВЫЕ ОСНОВЫ ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ ТЕРРОРИЗМУ В ЦИФРОВОМ ПРОСТРАНСТВЕ'

ПРАВОВЫЕ ОСНОВЫ ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ ТЕРРОРИЗМУ В ЦИФРОВОМ ПРОСТРАНСТВЕ Текст научной статьи по специальности «Право»

CC BY
148
27
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Журнал
Ex jure
ВАК
Область наук
Ключевые слова
СОЦИАЛЬНЫЕ СЕТИ / ТЕРРОРИСТ-ОДИНОЧКА / САМОРАДИКАЛИЗАЦИЯ / ПРОТИВОДЕЙСТВИЕ ТЕРРОРИЗМУ / КИБЕРТЕРРОРИЗМ

Аннотация научной статьи по праву, автор научной работы — Романовский В. Г.

В статье содержится анализ особенностей построения коммуникативных отношений в цифровом пространстве, которые учитываются террористическими организациями для достижения своих преступных целей. Показано, что упростившие пропаганду террористических идей цифровые технологии способствуют саморадикализации и появлению нового типа террориста- одиночки. Автор описывает четыре этапа происходящей саморадикализации (формирование агрессивной жизненной позиции; интерес к радикальным учениям и формирование собственной идентичности; индоктринация, включающая процесс внушения радикальной доктрины; присоединение к идеологии экстремизма) и настаивает, что на каждом из них необходима соответствующая правовая модель противодействия. В работе представлен общий анализ принятого в 2017 году в Германии Закона об улучшении правоприменения в социальных сетях, положения которого отчасти повторены в Федеральном законе от 1 июля 2021 г. № 236-ФЗ «О деятельности иностранных лиц в информационно-телекоммуникационной сети “Интернет” на территории Российской Федерации», а также отмечена возникшая в странах Западной Европы тенденция к усилению контроля за распространением информации в социальных сетях и критика подобного рода инициатив правозащитными организациями из-за введения дополнительных ограничений таких институтов, как неприкосновенность частной жизни и свобода слова.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

LEGAL FRAMEWORK FOR COUNTERTERRORISM IN THE DIGITAL SPACE

The article analyzes the features of building communication relations in the digital space that are taken into account by terrorist organizations to achieve their criminal goals. It is shown that digital technologies have simplified the propaganda of terrorist ideas and thus contribute to the radicalization and the emergence of the new type of lone terrorist. The author describes four stages of the ongoing self-radicalization (the formation of an aggressive life position; interest in radical teachings and the formation of one's own identity; indoctrination, which includes the process of inculcating radical doctrines; joining the ideology of extremism) and insists that at each of the stages an appropriate legal model of counteraction is necessary. The paper provides a general analysis of the Network Enforcement Act adopted in 2017 in Germany, the provisions of which are partially repeated in the Federal Law of July 1, 2021. No. 236-FZ “On the Activities of Foreign Persons on the Internet Information and Telecommunications Network in the Territory of the Russian Federation”. The article notes the tendency in the countries of Western Europe to strengthen control over the dissemination of information on social networks. It is shown that such initiatives are criticized by human rights organizations due to the introduction of additional restrictions on the institutions of privacy and freedom of speech.

Текст научной работы на тему «ПРАВОВЫЕ ОСНОВЫ ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ ТЕРРОРИЗМУ В ЦИФРОВОМ ПРОСТРАНСТВЕ»

УДК 342.72

DOI: 10.17072/2619-0648-2022-4-163-177

ПРАВОВЫЕ ОСНОВЫ ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ ТЕРРОРИЗМУ В ЦИФРОВОМ ПРОСТРАНСТВЕ

Публикация выполнена по гранту Президента РФдля государственной поддержки молодых российскихученых кандидатов наук № МК-390.2021.2

В. Г. Романовский

Кандидат юридических наук, доцент кафедры уголовного права

Пензенский государственный университет 440026, Россия, г. Пенза, ул. Красная, 40

E-mail: [email protected]

Аннотация: в статье содержится анализ особенностей построения коммуникативных отношений в цифровом пространстве, которые учитываются террористическими организациями для достижения своих преступных целей. Показано, что упростившие пропаганду террористических идей цифровые технологии способствуют саморадикализации и появлению нового типа террориста-одиночки. Автор описывает четыре этапа происходящей саморадикализации (формирование агрессивной жизненной позиции; интерес к радикальным учениям и формирование собственной идентичности; индоктринация, включающая процесс внушения радикальной доктрины; присоединение к идеологии экстремизма) и настаивает, что на каждом из них необходима соответствующая правовая модель противодействия. В работе представлен общий анализ принятого в 2017 году в Германии Закона об улучшении правоприменения в социальных сетях, положения которого отчасти повторены в Федеральном законе от 1 июля 2021 г. № 236-Ф3 «О деятельности иностранных лиц в информационно-телекоммуникационной сети "Интернет" на территории Российской Федерации», а также отмечена возникшая в странах Западной Европы

© Романовский В. Г., 2022

© ®

тенденция к усилению контроля за распространением информации в социальных сетях и критика подобного рода инициатив правозащитными организациями из-за введения дополнительных ограничений таких институтов, как неприкосновенность частной жизни и свобода слова. Ключевые слова: социальные сети; террорист-одиночка; саморадикализация; противодействие терроризму; кибертерроризм

LEGAL FRAMEWORK FOR COUNTERTERRORISM IN THE DIGITAL SPACE

The publication was funded by a grant from the President of the Russian Federation for state support for young Russian scientists with the degree of Candidate of Sciences MK-390.2021.2

V. G. Romanovsky

Penza State University

40, Krasnaya st., Penza, 440026, Russia

E-mail: [email protected]

Abstract: the article analyzes the features of building communication relations in the digital space that are taken into account by terrorist organizations to achieve their criminal goals. It is shown that digital technologies have simplified the propaganda of terrorist ideas and thus contribute to the radicalization and the emergence of the new type of lone terrorist. The author describes four stages of the ongoing self-radicalization (the formation of an aggressive life position; interest in radical teachings and the formation of one's own identity; indoctrination, which includes the process of inculcating radical doctrines; joining the ideology of extremism) and insists that at each of the stages an appropriate legal model of counteraction is necessary. The paper provides a general analysis of the Network Enforcement Act adopted in 2017 in Germany, the provisions of which are partially repeated in the Federal Law of July 1, 2021. No. 236-FZ "On the Activities of Foreign Persons on the Internet Information and Telecommunications Network in the Territory of the Russian Federation". The article notes the tendency in the countries of Western Europe to strengthen control over the dissemination of information on social networks. It is shown that such initiatives are criticized by human rights organizations due to the introduction of additional restrictions on the institutions of privacy andfreedom ofspeech. Keywords: social networks; self-radicalization; lone terrorist; counterterrorism; cyberterrorism

Социальные сети имеют сравнительно недолгую историю развития. Например, самая популярная в мире сеть Facebook была запущена в начале 2004 года, и тогда ее будущее вызывало скептицизм. Российская сеть «Одноклассники» появилась в 2006 году. Изначально предполагалось, что соцсети станут основой новых коммуникаций и сохранят относительно узкую направленность. Однако в течение нескольких лет они перевернули формат общения, переведя в киберпространство практически все возможные межличностные связи.

Социальные сети используются:

- в экономике. Более того, многие электронные площадки для торговли приобретают свойства соцсетей, включая в интерфейс обратную связь, возможность обсуждения потребительских свойств товаров, выставление «лайков» и многие другие параметры. Мировые лидеры современного бизнеса так или иначе связаны с этими технологиями. В частности, капитализация китайской компании Alibaba Group, специализирующейся на интернет-торговле, в 2020 г. превысила 600 млрддолларов США;

- в политике. Каждый политический лидер выступает одновременно активным блогером. По настоящее время многие аналитики связывают победу Д. Трампа на президентских выборах в США в 2016 году с его активностью в социальных сетях (около 35 млн подписчиков в Facebook и 25 млн в Instagram*). В российской юридической литературе выдвигалась идея «государства-платформы», в рамках которой все общение граждан и публичных институтов переводится в цифровой формат1;

- в процессе обмена информацией. Первоначально обмен происходил между самими пользователями, чаще объединенными либо социальными связями, либо каким-то интересом, пока большинство новостных агрегаторов не перевели свою деятельность в различные веб-каналы. Благодаря этому информация сегодня мгновенно распространяется по всему миру. Возможность получения комментариев от пользователей способствует формированию общественного мнения, причем гораздо эффективнее, чем через традиционные средства массовой информации.

'Принадлежит компании Meta, признанной экстремистской. Деятельность компании запрещена на территории Российской Федерации.

1 Зайцев О. А., Пастухов П. С. Формирование новой стратегии расследования преступлений вэпоху цифровой трансформации // Вестник Пермского университета. Юридические науки. 2019. Вып. 46. C. 757.

Многофункциональность социальных сетей была практически сразу оценена и преступными элементами. Мошенничество, иные противоправные деяния, связанные с имуществом и денежными средствами, стали неким побочным эффектом развития интернет-технологий. В рамках данного исследования хотелось бы обратить внимание, что возможностями киберпространст-ва воспользовались и международные террористические организации.

Цифровой мир, создавая преимущества для построения коммуникаций вне национальных границ, предоставил путь к кооперации и для преступников, получивших глобальный доступ к любому пользователю. Традиционные методы агитации и вербовки адептов сопряжены со значительными рисками, поскольку требуют распространения печатной продукции, бесед «глаза в глаза», знакомства с уже реальными сторонниками. Такие каналы связи уязвимы и быстро отслеживаются правоохранительными органами. Размещение нужной информации в цифровой среде, к тому же в разветвленных соцсетях, которых насчитывается не один десяток, требует дополнительных усилий и навыков. Система хештегов позволяет быстро ознакомиться с размещенными данными необходимому числу пользователей, знакомых с этим «ключом». Практика показывает, что администраторы различных социальных сетей оперативно реагируют на преступный контент, удаляя его в течение нескольких десятков минут, но даже этого времени оказывается достаточно для «расползания» информации в мировом пространстве.

Сегодня используются разнообразные методы воздействия на сознание человека, чтобы обеспечить последовательный переход его к определенной системе ценностей. Даже общеизвестные факты с помощью различных функций социальных сетей могут получать множество субъективных интерпретаций, что позволяет создавать нужные нарративы. Благодаря этому внешне нейтральный контент может формировать необходимую систему взглядов, которая при уже дополнительном воздействии способствует идентификации с террористическим движением. В российской2 и зарубежной3 юридической науке сегодня активно обсуждается феномен саморадикализации, когда не требуется индивидуального обращения к конкретному пользователю. Создается такая система наполнения интернет-ресурсов, которая доступна из любой точки мира. Главная цель на первоначальном этапе - заинтересовать в озна-

2 Андрюхин Н.Г., Смирнов A.A. Терроризм одиночек как современная форма террористической деятельности // Международная жизнь. 2018. № 9. С. 99.

3SmithA. G. How radicalization to terrorism occurs in the United States: What research sponsored bythe National Institute ofJustice tells us.URL: https://www.ojp.gov/pdffiles1/nij/250171.pdf.

комлении с информацией целевого содержания. Дальнейшее движение пользователя происходит по определенному алгоритму, когда каждый последующий шаг означает усиление приверженности той или иной террористической идеологии.

Саморадикализация служит основой для появления такого феномена, как «волк-одиночка» (или «одинокий волк») - террорист, идущий на совершение преступного деяния вне конкретного контакта с террористической организацией. Более того, исследователи отмечают, что у террористов-одиночек зачастую происходит смешение различных идеологических установок (вплоть до формирования «каши» из пропагандистских концепций, когда сложно выявить даже приверженность тому или иному конкретному течению), и это, безусловно, усложняет поиск постепенно формирующихся преступников. Задачи террористической организации в такой ситуации сводятся к созданию необходимых инструкций по подготовке теракта (от сборки самодельных взрывных устройств до пошагового плана преступления), которые могут находиться в свободном доступе в цифровом пространстве. «Одинокому волку» не требуется посредник (или интерпретатор) в получении информации, благодаря новым технологиям обеспечивается прямой доступ к интересующим его сведениям. Анализ подготовки массового убийства «норвежским стрелком» А. Брейвиком показал, что для покупки оружия, сборки взрывного устройства и приобретения необходимого оборудования он пользовался доступными электронными сервисами для планирования по-

4

ездок, онлайн-торговли, аренды помещений и др.

Меняется и профиль потенциального преступника. С учетом того, что к социально опасному контенту имеют доступ любые страты общества, про-файлинг осуществляется с поправкой на анализируемую группу5. Такой преступник не погружается полностью в свой новый вид деятельности, не разрывает связи с обществом, не уходит в подполье и не грезит романтикой партизанского движения. Его конспирологические навыки ограничиваются общими познаниями. Раскрытие преступника на подготовительной стадии может произойти случайным образом, и связано это именно с тем, что такой человек не ведет активной противоправной деятельности. К тому же у него

4БазаркинаД. Ю. Возможности коммуникационного противодействия ультраправому терроризму одиночек (на примере Андерса Брейвика) // Государственное управление. Электронный вестник. 2014. Вып. 44. С. 121.

5 Павлик М. Ю., Боричев К. В. Терроризм одиночек: основные тенденции и особенности противодействия // Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России. 2020. № 1. С. 108.

нет тесных связей с какой-либо террористической организацией, даже сами контакты зачастую минимизируются и носят анонимный характер6. Общение в чатах, телеграм-каналах, на форумах может происходить под разными никами и не иметь жесткой привязки к одному движению. Система хештегиро-вания позволяет всем участникам моментально перестраивать свои связи и вновь объединяться при ликвидации интернет-сообщества администраторами телекоммуникационных систем. К тому же не каждый участник такого сообщества способен на совершение конкретных действий, многие ограничиваются ролью «диванных критиков» и никогда не пойдут на активное преступление, тем более связанное с насилием.

Саморадикализации способствуют особенности цифрового общения, что позволяет некоторым исследователям винить в новом явлении саму технологию. Дело в том, что коммуникации с помощью Интернета позволяют создать эффект «эхо-камеры» (ее еще называют «фильтрующим пузырем»), когда потенциальный экстремист, проводя все основное время в виртуальном мире, общается исключительно с единомышленниками, усиливая тем самым свои идеологические установки7. В любом случае специфика построения коммуникативных связей служит основой для стадийного процесса перехода от критически настроенного обывателя к террористу-одиночке8. Стирается грань между онлайн- и офлайн-мирами, где апогеем можно считать трансляцию теракта в прямом эфире9. Именно Интернет формирует аксиологию молодого поколения, возложив на себя функции, которые традиционно выполнялись литературой, печатными средствами массовой информации, педагогами во время обучения и в процессе межличностного общения. По-колениеZ легко спровоцировать на определенные действия с помощью повторяющихся сообщений в социальных сетях, нацеленных на демонизацию 10

противника .

6 Щекотин Е. В. Феномен «атомарной гражданской войны»: терроризм одиночек как вызов современному миру// Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. 2016. № 12-2. С. 215.

7SilberM. D., BhattA. Radicalization in the West: The homegrown threat. URL: https://info.pub-licintelligence.net/NYPDradicalization.pdf.

8Alfano M. R., Carter J., Cheong M. Technological seduction and self-radicalization // Journal of the American Philosophical Association. 2018. Vol. 4, № 3. P. 301.

9 Fisogni P. Cyberterrorism and self-radicalization - emergent phenomena of onlife age: An essay through the General system theory // International Journal of Cyber Warfare and Terrorism. 2019. Vol.9, № 3. P. 27.

10Aina S. H. Digital radicalization of terrorist groups: how technological change affects the organization of modern international terrorism. Framework Document IEEE 05/2021. URL: http://www.ieee. es/Galerias/fichero/docs_marco/2021/DIEEEM05_2021_SARHER_Radicalizacion_ENG.pdf.

Приведенные обстоятельства обусловливают смену стратегии и тактики противодействия террористическим угрозам. Необходимо, кроме того, учитывать, что главная задача правоохранительных органов состоит в предотвращении преступных деяний. Эффективность таких действий повышается на ранних стадиях саморадикализации, когда возможны разрушение «эхо-камер» и разрыв с искусственно формируемым виртуальным миром. В связи с этим каждое государство оказывается заинтересованным в поиске новых форм государственного регулирования основных средств цифрового общения. Во многих странах обсуждаются законы, направленные на воздействие на телекоммуникационных операторов основных мировых соцсетей. Учитывается и тот фактор, что они принадлежат транснациональным корпорациям, которые заинтересованы в отсутствии жестких национальных правил. В Российской Федерации тоже последовательно формируется обновленная правовая база, нацеленная на отношения, которые складываются в онлайн-пространстве. На протяжении нескольких лет вносятся значимые изменения в Федеральный закон от 27 июля 2006 г. № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации». Некоторые из них доказали свою необходимость и востребованность. Часть новелл впоследствии утратила силу, как, например, «Закон о блогерах» - Федеральный закон от

5 мая 2014 г. № 97-ФЗ: в течение непродолжительного времени стала понятна невозможность его эффективного применения. С другой стороны, можно привести постоянно критикуемый «пакет Яровой» (федеральные законы от6 июля 2016 г. № 374-Ф3 и 375-ФЗ11), который предъявил ряд требований к операторам Интернета по хранению метаданных пользователей. Подобные дискуссии проходили и в других странах, где можно наблюдать принятие аналогичных мер. Например, в Великобритании в условиях жесткой критики принималась «Хартия снуперов» - закон от 29 ноября 2016 года о полномочиях на проведение расследования12. Кстати, чтобы уйти от длительных обсуждений, «Хартия снуперов» принималасьтакже в сжатые сроки.

11О внесении изменений в Федеральный закон «О противодействии терроризму» и отдельные законодательные акты Российской Федерации в части установления дополнительных мер противодействия терроризму и обеспечения общественной безопасности: Федер. закон от 6 июля 2016 г. № 374-ФЗ: принят Гос. Думой 24 июня 2016 г.: одобрен Советом Федерации 29 июня 2016 г.; О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации в части установления дополнительных мер противодействия терроризму и обеспечения общественной безопасности: Федер. закон от

6 июля 2016 г. № 375-ФЗ: принят Гос. Думой 24 июня 2016 г.: одобрен Советом Федерации 29 июня 2016 г.

12 InvestigatoryPowersAct, 2016. URL: http://www.legislation.gov.uk/ukpga/2016/25/contents/ enacted.

Регулирование социальных сетей в каждой стране - особая тема, обладающая повышенной чувствительностью. Во-первых, каждый пользователь, ведя онлайн-общение, имеет завышенное представление о степени защиты содержания собственного аккаунта, поэтому любое государственное вмешательство воспринимается им как покушение на свои права и конфиденциальность. Хотя здесь следует с большей настороженностью относиться к общему режиму защиты, который должен обеспечиваться не только оператором связи, но и самим пользователем.

Во-вторых, основные социальные сети модерируются транснациональными корпорациями. В цифровом пространстве гораздо сложнее обеспечить национальный режим, который может легко преодолеваться несложными техническими методами. Поэтому любое требование, закрепленное в законе, должно прогнозировать и реальность его исполнения. Это связано и с технической стороной. В течение трех лет Роскомнадзор вел «позиционную войну» с мессенджером Telegram, которая в конечном итоге завершилась фактическим признанием невозможности его полной блокировки.

В-третьих, социальные сети в современном мире позиционируются как один из ключевых инструментов прямой демократии, способствуют равенству и прогрессу. В центре подобных тезисов находится возможность каждого вне государственного давления высказывать свою позицию и доводить ее до широкого круга лиц13. Цифровые технологии изменили принципы межличностных коммуникаций, устранив политические и географические различия. Ранее материалы, получавшие всеобщее обнародование, подвергались определенной фильтрации. Ее могли осуществлять и государственные цензоры (при наличии официально закрепленной цензуры), и политические лидеры (определявшие допустимость опубликования тех или иных данных), и редакторы СМИ (что разделяло их по политическим и иным предпочтениям). Сегодня любой контент может вмаксимально короткое время получить

14

многомиллионную аудиторию .

Однако здесь следует учитывать, что есть и иная сторона: размещение материалов цензурируется самими операторами. Возможность каждого формировать новости и распространять их наталкивается на проблему фейковых событий. Электронная платформа многих соцсетей позволяет ме-

13 Романовский Г. Б., Романовская О. В. Права человека и борьба с терроризмом: зарубежный опыт. М.: Проспект, 2021.С. 131.

14TiwariS., Ghosh G. Socialmedia and freedom of speech and expression: Challenges before the Indian law. URL: https://papers.ssrn.com/sol3/papers.cfm?abstract_id=2892537.

нять «картинку», редактировать ее, а это, в свою очередь, приводит к смещению достоверности в сторону цифровой относительности. В некоторых случаях подобные действия не имеют злонамеренного характера. Например, пользователь пытается создать видимость своего присутствия в ином месте (на отдыхе на курорте). Другое дело, когда подобная правка информации нацелена на массы для формирования коллективного сознания. Сегодня можно наблюдать тиражирование фейковых новостей. Операторы социальных сетей публикуют свою фактчекинговую политику, на основе которой могут блокироваться аккаунты, злоупотребляющие доверием и распространяющие искаженные данные. Причем такая блокировка не требует санкции со стороны публичных властей. В научной среде неоднократно поднимался вопрос о появлении «частной полиции», внедряющей элементы цензуры вне государственного контроля. С одной стороны, подобные действия носят оправданный характер, поскольку нацелены на то, чтобы препятствовать распространению преступного контента - детской порнографии, изображений, где акцентируется внимание на насилии и др. С другой - есть пограничные ситуации, где оператор выступает главным судьей и исполнителем собственных решений. Примеров можно привести достаточно. Один из ярких - заявление ключевых социальных сетей США (Twitter, Facebook, Instagram, YouTube и др.) о блокировании аккаунтов Дональда Трампа после прекращения его президентских полномочий, поскольку «его присутствие создает риск насилия»15. В итоге в феврале 2022-го на мировой рынок была представлена социальная платформа Truth Social- разработка технологической компании TMTG (Trump Media&TechnologyGroup). Заказчиком этой платформы, отчасти напоминающей Twitter,выступил Дональд Трамп16. Применительно к ситуации с Трампом следует также отметить, что общая позиция американской юриспруденции основана на отрицании распространения Первой поправки к Конституции США (закрепляющей свободу слова) на частные платформы соцсетей. Это означает, что удаление тех или иных сведений не подлежит судебному контролю в части оценки соблюде-

w 17

ния Первой поправки .

15 Полякова В. Американские сервисы начали блокировать аккаунты сторонников Трампа. URL: https://www.rbc.ru/politics/09/01/2021/5ff92bfe9a7947d1f628a49b?ysclid=l8vibynfof597436166.

16Truth Social: команда Дональда Трампа открыла свою соцсеть. Что это за платформа и для кого? URL: https://www.bbc.com/russian/news-6033481/.

17 Pinkus B. M. The limits of free speech in social media // Accessible Law. Issue: Constitutional Law. 2021. 26 April.URL: https://accessiblelaw.untdallas.edu/limits-free-speech-social-media.

Представленные обстоятельства обусловливают особый подход к противодействию терроризму в социальных сетях. Так, отмечается, что процесс саморадикализации состоит из нескольких этапов:

1) формирование агрессивной жизненной позиции;

2) интерес к радикальным учениям и формирование собственной идентичности;

3) индоктринация, которая включает процесс внушения радикальной доктрины;

4) присоединение к идеологии экстремизма.

На каждом из этапов должна существовать самостоятельная методика противодействия, учитывающая следующие сложности:

-феномен радикализации имееттранснациональный характер;

- отсутствует единое описание профиля будущего преступника;

- потенциальные радикалы присутствуют во всех стратах общества, вне зависимости от уровня образования, доходов, религиозной идентичности и других показателей;

- процесс саморадикализации на завершающих этапах всегда упирается в поиск единомышленников для формирования «группового мышления».

Психологи указывают, что именно тогда происходит катализация радикаль-

18

ногомышления .

Каждое государство обеспокоено складывающейся ситуацией, и уже есть определенный опыт правового регулирования. Обратим внимание на Германию, где с 2017 года действует Закон об улучшении правоприменения в социальных сетях (Netzwerkdurchsetzungsgesetz, Gesetz zur Verbesserung der Rechtsdurchsetzung in sozialen Netzwerke19, NetzDG). Еще при обсуждении данного закона, который по настоящее время не имеет единой поддержки в немецком обществе, высказывались его ключевые цели. В числе первых назывались следующие: отказ от монополии основных гигантов индустрии

(распространение на них национальных правил регулирования) и противо-

20

действие террористическим угрозам .

18Koomen W., VanderPligtJ. The psychology of radicalization and terrorism.London: Routledge, 2015. Р. 176-177.

19 Gesetz zur Verbesserung der Rechtsdurchsetzung in sozialen Netzwerken (Netzwerkdurchsetzungsgesetz -NetzDG). URL: https://www.gesetze-im-internet.de/netzdg/BJNR335210017.html.

20AdamskiH. Hassreden (Hate Speech) im Internet. Zum Streit um das Netzwerkdurchsetzungsgesetz (NetzDG) // Gesellschaft. Wirtschaft. Politik. 2018. № 1. S. 139.

Закон устанавливал трехлетний срок для оценки его эффективности и технических возможностей достижения запланированного результата. В 2020 году общее мнение представителей государства основывалось на положительном восприятии. Подтверждением этому служит принятие в закон дополнений, касающихся предотвращения насилия в Сети (Закон о внесении поправок от 28 июня 2021 г.). На сайте федерального правительства опубликовали пресс-релиз, в котором прямо подчеркивается положительный опыт защиты прав пользователей социальных сетей, который не нуждается в радикальном

пересмотре. В обоснование поправок сделаны ссылки на нападения на должно-

21

стных лиц, а также на расистские атаки на почве национальной ненависти .

Закон от 28 июня 2021 года конкретизирует требования к размещению правил подачи жалоб на сайте администратора социальной сети; уточняет содержательные характеристики полугодового отчета операторов платформы по рассмотрению поданных жалоб (с закреплением публичности самих отчетов); закрепляет специальные права лиц, пострадавших от размещения незаконного контента (в частности, право на получение информации от оператора по порядку рассматриваемой жалобы и предоставление данных об авторе незаконного контента); стимулирует создание негосударственного арбитража для досудебного разрешения споров, связанных с размещением в соцсети видеофайлов.

Поправки не нашли единодушия среди депутатов бундестага. Фракции Свободной демократической партии «Альтернатива для Германии» голосовали против, а Левая партия и «Альянс 90 / Зеленые» воздержались. «Зеленые» пытались включить в закон дополнения о необходимости соблюдения свободы мнений (в частности, предусматривалось быстрое восстановление ошибочно удаленного контента, реализующего свободу слова), однако парламентское большинство отклонило это предложение22. К тому же Закон от 28 июня 2021 года был оспорен (иски поданы в конце июля) в Административном суде Кёльна компаниями Google и Facebook, утверждающими, что немецкое законодательство противоречит общим правилам, принятым в Евросоюзе23.

NetzDG предусматривает понятие запрещенного контента, но специфическим образом - ссылками на статьи Уголовного кодекса ФРГ, которые устанавливают ответственность за распространение той или иной информации.

21 Gezielte Bekämpfung von Hasskriminalität. URL: https://www.bundesregierung.de/breg-de/su-che/bekaempfung-hasskriminalitaet-1738150.

22 Bundestag stimmt Änderung des Netzwerkdurchsetzungsgesetzes zu. URL: https://www.bun-destag.de/dokumente/textarchiv/2021/kw18-de-netzwerkdurchsetzungsgesetz-836854.

23Auch Facebook klagt gegen das Netzwerkdurchsetzungsgesetz. URL: https://www.vau.net/wett-bewerb-vielfalt/content/facebook-klagt-gegen-netzwerkdurchsetzungsgesetz.

Ктаковым относятся (приведем некоторые из них): публичное подстрекательство к совершению уголовного преступления (§ 111), создание преступных (§ 129) и террористических организаций (§ 129a), предоставление детского порнографического контента (§ 184b в сочетании с § 184d), оскорбление (§ 185) и клевета (§ 186 и 187), фальсификация доказательств (§ 269). Перечень составов преступлений довольно объемен24.

С момента принятия закона в гражданском обществе не утихает его критика. Можно выделить следующие направления обсуждений:

1. Ссылка на статьи Уголовного кодекса ФРГ позволяет идентифицировать преступность размещенной информации, но вне предъявленных официальных обвинений, принятия приговора судебной инстанцией. Уголовное разбирательство растянуто во времени, имеет свои стадии, где завершающий этап - вступление обвинительного приговора суда в законную силу. Однако не следует забывать, что судебное разбирательство может заканчиваться и оправдательным решением. Между тем при удалении контента социальная сеть должна ссылаться на статью Уголовного кодекса, как бы фиксируя этим преступность совершённого деяния. Даже в рамках последующего разбирательства, вне обращения к правоохранительным органам, может быть признана неправомерность удаления информации. Здесь же устанавливается упрощенный подход, заранее криминализирующий действия, которые таковыми могут и не быть25.

2. Внутренняя политика ключевых операторов соцсетей включает более широкий перечень сомнительного контента, который удаляется ими самостоятельно вне наличия жалобы. Например, условия использования сети Instagram26 запрещают доступ всем лицам, осужденным за совершение преступлений сексуального характера. Условия использования платформы Meta27 (распространяются на Instagram) в одном из пунктов устанавливают запрет «на обработку данных платформы с целью осуществления или поощрения дискриминации людей на основании личных качеств, в частности расы, этнической принадлежности, цвета кожи, национальности, вероисповедания, возраста, пола, сексуальной ориентации, гендерной идентичности,

24EickelmannJ., GrashöferK., WestermannK. Eine Stellungnahme zum Netzwerkdurchsetzungsgesetz // Zeitschrift für Medienwissenschaft. Heft 17: Psychische Apparate. 2017. Jg. 9,№ 17-2. S. 178.

25 IwersS.J., LechleitnerM. Netzwerkdurchsetzungsgesetz (Wahlperiode Brandenburg, 7/1). Potsdam: Landtag Brandenburg, Parlamentarischer Beratungsdienst, 2019. URL: https://nbn-resolving. org/urn:nbn:de:0168-ssoar-65649-8.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

26Условия использования. Справочный центр Instagram. URL: https://help.instagram.com/ 581066165581870.

27Условия использования платформы Meta. URL: https://developers.facebook.com/terms/.

семейного положения, инвалидности, состояния здоровья, генетических заболеваний и прочих характеристик, охраняемых применимыми законами, нормативными правовыми актами или правилами Meta». Правила операторов реализуются на протяжении многих лет, совершенствуются, публикуются для всеобщего ознакомления и носят единый характер для всех стран мира28. Введение национальных правил фрагментирует цифровое пространство, подвергая сомнению принцип универсальности. Однако если по отдельным моментам, не имеющим принципиального характера, не возникает жестких споров, то внедрение элементов цензуры вызывает сопротивление.

В Великобритании в течение всего 2021 года активно обсуждался про-

29 w

ект закона о безопасности в Интернете , нацеленный на усиление контроля за распространением информации и налагающий на всех операторов связи обязанности по оценке риска незаконного контента. Регулятор - Office of Communications (Ofcom) - после принятия закона получит дополнительные полномочия по блокировке сервисов, приложений, поисковых запросов30. Отчасти была позаимствована концепция немецкого нормативного акта, в соответствии с которой предлагается также выделить ряд составов преступлений, чтобы на их основе определить запрещенные действия в киберпро-странстве. В настоящий момент проект находится на обсуждении в парламенте Великобритании.

В нашей стране принят Федеральный закон от 1 июля 2021 г. № 236-Ф3 «О деятельности иностранных лиц в информационно-телекоммуникационной сети "Интернет" на территории Российской Федерации». Даже беглое знакомство с его основными положениями указывает на ряд общих черт с немецким Законом об улучшении правоприменения в социальных сетях, где особое место уделено политике «приземления» ключевых технологических компаний Google, Facebook, Twitter (создание филиала или представительства на территории РФ, регистрация личного кабинета на сайте Роском-надзора, закрепление механизма рассмотрения обращений российских пользователей при нарушении их прав). Цель - противодействие террористическим угрозам - российский закон прямо не предусматривает.

Таким образом, появление социальных сетей изменило принципы коммуникативных связей, во многом переведя их в цифровое пространство.

28FeldmannT. Zum Referentenentwurf eines NetzDG: Eine kritische Betrachtung// Kommunikation & Recht. 2017. № 5. S. 294. URL: http://www.feldblog.de/wp-content/uploads/2017/04/KuR_ 05_17_Beitrag_Feldmann.pdf.

29 Draft Online Safety Bill. URL: https://www.gov.uk/government/publications/draft-online-safety-bill.

30 WakefieldJ. Online Safety Bill: What to expect. URL: https://www.bbc.com/news/technology-59509702.

Этим воспользовались и террористические организации, быстро увидевшие преимущества для вербовки сторонников и планирования преступных действий. В научном сообществе сегодня обсуждаются такие новые явления, как саморадикализация и «волк-одиночка», ставшие трендами в построении системы противодействия террористическим угрозам. Многие государства мира столкнулись с проблемами, когда технология, изначально призванная способствовать совершенствованию межличностного общения вне границ и значительных расстояний, стала основой для построения «террористического Интернационала». И каждая страна пытается сформировать соответствующее законодательство, нацеленное на минимизацию террористических угроз в Интернете. В Германии это Закон 2017 года об улучшении правоприменения в социальных сетях, в России - Федеральный закон от 1 июля 2021 г. № 236-Ф3 «О деятельности иностранных лиц в информационно-телекоммуникационной сети "Интернет" на территории Российской Федерации». Российский закон только нарабатывает практику применения, но будем надеяться, что он станет тем необходимым «первым рубежом» в системе профилактики и недопущения преступного контента террористического характера.

Библиографический список

АндрюхинН. Г., Смирнов A.A. Терроризм одиночек как современная форма террористической деятельности // Международная жизнь. 2018. № 9. С.91-109.

Базаркина Д. Ю. Возможности коммуникационного противодействия ультраправомутерроризму одиночек (на примере Андерса Брейвика) // Государственное управление. Электронный вестник. 2014. Вып. 44. С. 119-135.

Зайцев О. А., Пастухов П. С. Формирование новой стратегии расследования преступлений в эпоху цифровой трансформации // Вестник Пермского университета. Юридические науки. 2019. Вып. 46. C. 752-777.

Павлик М. Ю., Боричев И. В. Терроризм одиночек: основные тенденции и особенности противодействия // Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России. 2020.№ 1.С. 106-112.

Романовский Г. Б., Романовская О. В. Права человека и борьба с терроризмом: зарубежный опыт. М.: Проспект, 2021.

Щекотин Е. В. Феномен «атомарной гражданской войны»: терроризм одиночек как вызов современному миру // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. 2016. № 12-2. С. 214-216.

Adamski H. Hassreden (Hate Speech) im Internet. Zum Streit um das Netzwerkdurchsetzungsgesetz (NetzDG) // Gesellschaft. Wirtschaft. Politik. 2018. № 1. S. 135-142.

AinaS.H. Digital radicalization of terrorist groups: how technological change affects the organization of modern international terrorism. Framework Document IEEE 05/2021. URL: http://www.ieee.es/Galerias/fichero/docs_marco/ 2021/DIEEEM05_2021_SARHER_Radicalizacion_ENG.pdf.

Alfano M. R., Carter J. A., Cheong M. Technological seduction and self-radicalization // Journal of the American Philosophical Association. 2018. Vol. 4, № 3. P. 298-322.

Eickelmann J., Grashöfer K., Westermann K. Eine Stellungnahme zum Netzwerkdurchsetzungsgesetz // Zeitschrift für Medienwissenschaft. Heft 17: Psychische Apparate. 2017. Jg. 9,№ 17-2. S. 176-185.

Feldmann T. Zum Referentenentwurf eines NetzDG: Eine kritische Betrachtung// Kommunikation & Recht.2017. № 5. S. 292-297.

Fisogni P. Cyberterrorism and self-radicalization - emergent phenomena of on life age: An essay through the General system theory // International Journal of Cyber Warfare and Terrorism. 2019. Vol. 9, № 3. P. 21-35.

IwersS.J., Lechleitner M. Netzwerkdurchsetzungsgesetz (Wahlperiode Brandenburg, 7/1). Potsdam: Landtag Brandenburg, Parlamentarischer Beratungsdienst, 2019. URL: https://nbn-resolving.org/urn:nbn:de:0168-ssoar-65649-8.

Koomen W., Pligtvan der J. The psychology of radicalization and terrorism. London: Routledge, 2015.

PinkusB. M. The limits of free speech in social media // Accessible Law. Issue: Constitutional Law. 2021. 26 April. URL: https://accessiblelaw.untdallas.edu /limits-free-speech-social-media.

SilberM. D., BhattA. Radicalization in the West: The homegrown threat. URL: https://info.publicintelligence.net/NYPDradicalization.pdf.

SmithA. G. How radicalization to terrorism occurs in the United States: What research sponsored by the National Institute of Justice tells us. URL: https: // www.ojp.gov/pdffiles1/nij/250171.pdf.

TiwariS., Ghosh G. Social media and freedom of speech and expression: Challenges before the Indian law. URL: https://papers.ssrn.com/sol3/papers.cfm? abstract id=2892537.

Информация для цитирования

Ф

^ Романовский В. Г. Правовые основы противодействия терроризму в цифро-3 вом пространстве// Exjure. 2022. № 4. С. 163-177. DOI: 10.17072/2619-06482022-4-163-177.

X

щ Romanovsky V. G. Legal Framework for Counterterrorism in the Digital Space. Exjure. 2022. №4. Pp. 163-177. DOI: 10.17072/2619-0648-2022-4-163-177.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.