Правовая реальность: онтология и эпистемология Текст научной статьи по специальности «Право»

ТЕОРИЯ ПРАВА: ПРОДОЛЖЕНИЕ ДИСКУССИИ

Ю.А.Веденеев*

ПРАВОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬ: ОНТОЛОГИЯ И ЭПИСТЕМОЛОГИЯ

Аннотация. Статья посвящена теоретической разработке категории «правовая реальность». Представленная в системе различных определений и подходов данная категория может быть положена в основание построения современной интегральной теории права. Рассматриваются различные аспекты и формы выражения и существования права в историческом, социокультурном и концептуальном измерении. Правовая реальность — сложное явление, соединяющее себе языковые, культурно-исторические и политические практики производства и воспроизводства права. Это совокупность правовых идей и понятий, правовых ценностей и ориентаций, обеспечивающих процесс социального общения в различных нормативных модусах его юридической организации. Разным историческим системам правовой коммуникации корреспондируют свои собственные дискурсивные и нормативные практики и разрабатываемые в них юридические языки объяснения и обоснования границ социального поведения. Правовая реальность в различных исторических формах своего становления и развития может быть представлена в качестве системы юридических синтезов, в основании которых лежат органически и культурно обусловленные социоприродные, религиозные и политические связи и отношения. Материал вписан в общий контекст размышлений об универсальном смысле и безусловном культурно-историческом значении права в жизни любого общества, особенно в эпоху перемен, высказанных, в частности, В.Д. Зорькиным в статье «Цивилизация права» (Российская газета. 2014. 13 марта). Эволюция права есть эволюция исторических форм нормативного общения, каждая из которых обладает собственным юридическим языком позитивации или определения нормативных границ и стандартов социального поведения.

Ключевые слова: правовая реальность, юридический язык, юридический текст и юридический дискурс, правовая онтология и эпистемология, правовые культуры, юридические границы и правовое общение, правовые перформативы и ритуалы, правовые цивилизации, позитивная и негативная нормативность, правовая политика.

1. Постановка вопроса

Каждая реальность — действительная или воображаемая, виртуальная или мнимая, выражает себя и говорит о себе на своем собственном языке — практическом или теоретическом, образном или символическом. Каждый язык не только отражает реальность, но, определяя границы или рамки ее существования, составляет субстанциональное основание ее производства и воспроизводства во времени и простран-

стве. Это касается всех возможных, мыслимых и предметных форм существования, проявления и репрезентации действительности1.

Правовая реальность в этом смысле не составляет исключения. Это, прежде всего, культурная и коммуникативная реальность, обнару-

1 См.: Барт Р. Эффект реальности // Барт Р. Избр. работы: Семиотика. Поэтика. М.: Прогресс-Универс, 1994; Андерсон Б. Воображаемые сообщества. М.: Канон-пресс-Ц: Кучково поле, 2001.

*

© Веденеев Ю.А., 2015

Веденеев Юрий Алексеевич — доктор юридических наук, профессор кафедры теории государства и права Московского государственного юридического университета имени О.Е. Кутафина (МГЮА). [[email protected]]

125993, Россия, г. Москва, ул. Садовая-Кудринская, д. 9.

живает ли она себя в форме юридического жеста или юридического текста, действия или слова2. Юриспруденция жеста и юриспруденция текста — два универсальных модуса существования правовой реальности как социального и культурного нормативного факта. Ее историческое бытие демонстрирует множество вариантов нормативной организации практик социального общения в терминах своих представлений о должном или недолжном порядке отношений.

Разнообразие форм юридического поведения как традиционных, так и современных обществ не исключает, а напротив, предполагает наличие доминирующего нормативного ядра в структуре их социального взаимодействия, относительно которого собственно и выстраивается тот или иной санкционированный данной соционормативной культурой и признанный ею модус правового общения и репрезентации юридического, то есть свой собственный юридический язык рассуждения о праве и понимания права, представления о праве и переживания права, производства права и осуществления права.

Нормативность является онтологическим качеством социальной реальности. Разнообразие форм ее выражения — религиозная, художественно-эстетическая, морально-этическая, политико-правовая нормативность характеризует разнообразие социокультурных форм человеческого существования и общения. Аксиоматическое суждение классической римской юриспруденции «ubi societas, ibi jus» не нуждается в дополнительных обоснованиях3. Сущее и должное взаимопорождают и формируют друг друга. Сочетание жестких и мягких форм социальной нормативности определяет границы правового общения и его историческую типологию. Структура правовой коммуникации заключена в структуре социальных связей, ею конституируется и моделируется. В этом смысле социальное и юридическое качество правовой реальности представляет симбиотическое отношение. Это комплементарные категории и понятия.

В различных исторических практиках построения юридического или нормативно-должного порядка отношений как на институциональном, так и ментальном уровнях их выражения и развития одновременно присутствуют и определяют друг друга и социальные интересы, и политические предпочтения, и культурные ценности. На их пересечении, в зависимости от масштаба влияния, динамики, длительности и непрерывности социальных итераций, возникают и

2 См.: Темнов Е.И. Звучащая юриспруденция. М.: Волтерс Клувер, 2010.

3 Полагаю, что именно в этом смысле: «Право есть производство обществом самого себя» (Дугин А.Г. Четвертый путь. Введение в четвертую политическую теорию. М.: Академ. проект, 2014. С. 74).

самоопределяются нормативные границы социального общения, взаимные позиции и роли, то есть признанные соционормативной культурой и практикой юридические статусы лиц, вещей и отношений. И если цель права состоит в определении юридических границ социального общения, то борьба за право определяет возможность их переопределять и перемещать во времени и пространстве, исходя из признанных данным сообществом представлений о должном или недолжном порядке отношений.

Именно границы как первоначальные архети-пические определения и основания социальной нормативности составляют подлинный предмет и ценность юридического общения и переживания наличия или отсутствия права. Нормативные границы имеют двойственную природу. Они одновременно и имманентны и трансцендент-ны относительно порождающей их социальной реальности. Что находит свое юридическое выражение в сосуществовании в составе конститутивных элементов любой соционормативной системы разнообразных правил позитивного права и метаюридических (мифологических и религиозных, политических и культурных) иде-ологем, мотивирующих их смысл и назначение. Симптоматично, что в древнеримской юридической картине мира и практике центральное место в небесной иерархии и повседневной деятельности занимало божество, охранявшее границы как таковые — Terminus. Наличие границ и есть универсальная форма присутствия и манифестации юридического начала в процессах нормативной организации различных исторических форм социального общения.

Границы начала и завершения жизненного цикла, границы сосуществования в историческом времени и пространстве, границы действительности и недействительности социальных действий и их последствий, границы переходных юридических состояний от социоприродной к социокультурной нормативности. Они двойственны по своей структуре — внешние границы предполагают внутренние и наоборот. Они двойственны по своему содержанию — одновременно выражают множество проявлений юридического начала в системах социальных отношений и единство его субстанциональных оснований. В зависимости от степени их проницаемости и интенсивности обменов образцами поведения проводятся различия между открытыми и закрытыми правовыми системами и лежащими в их основании социо-нормативными культурами.

Юридическая деятельность во всех аспектах своего существования и выражения — и по определению и обоснованию нормативных границ социального общения, и по описанию и объяснению социокультурных и политических условий их воспроизводства — образует самостоятельную

область социальной действительности и сферу профессиональной практики. Хотя юридическая повседневность, как правило, не выходит за рамки обычных рутинных взаимодействий, она составляет при этом важнейший элемент социальной и политической практики, ее конструирования и институционализации.

Структурными элементами механизма воспроизводства социальной реальности в признанных нормативных границах ее существования и развития являются юридический язык, юридический дискурс и юридический текст. Юридический язык как средство социального общения, юридический дискурс как способ обоснования границ должного или недолжного формата социального поведения и юридический текст, выражающий в любой форме его артикуляции нормативную структуру социальной реальности, являются тремя модусами ее существования. Юридический язык, отражая социальную реальность в контексте взаимных отношений интересов, ценностей и представлений о должном и недолжном порядке отношений, одновременно наделяет его культурным смыслом и политическим значением. Иными словами, юридический язык, юридический дискурс и юридический текст и есть сама юридическая реальность в различных аспектах ее нормативного выражения и существования. Это структурные элементы любой правовой системы на любой стадии ее исторической эволюции.

История правовых институтов, ценностей и понятий в этом плане есть не что иное, как история форм проявления должного в сущем — его историческая онтология, аксиология и эпистемология. Понятийные, образные и юридические представления о праве отдельных конкретно-исторических эпох его становления и развития объединяет языковая культура или традиция восприятия, рассуждения и оценки права.

Правовая реальность это не только юридические институты и юридические конструкции определенного исторического места и времени. Правовая реальность — это и историческая и универсальная юридическая семантика, лексика и грамматика, в нормативно-понятийной логике которой говорят, рассуждают, общаются и понимают другу друга различные правовые системы. История правовой реальности это и история юридического языка (юридической семантики и метафизики), посредством которого формируются, интерпретируются и меняются представления о должном порядке отношений. В этом плане правовая реальность есть культурно-языковая реальность, типологически определяемая уровнем развития правовой культуры и правосознания4.

2. Правовая реальность

и юридическая наука

Правовая культура и правосознание — фундаментальные и универсальные категории права. Универсальные, поскольку пронизывают все аспекты становления и существования права. Фундаментальные, поскольку лежат в основании исторического процесса конституирования правовой реальности. Право как таковое в различных формах его выражения и существования есть не что иное, как исторические манифестации юридических картин мира определенных эпох, определенного исторического места и времени.

В этом смысле историческая эволюция права является выражением исторической эволюции правосознания и правовой культуры. Переход от мифологических, символических и религиозных форм представления юридического к рационально-логическим и дискурсивным формам, от органического и традиционного права к современному гуманитарному праву — итог исторических преобразований в системах восприятия и понимания права и, прежде всего, концептуальной разработки языка рассуждения о праве. В этом плане история права есть также и история юридической науки или история изменений концептуальных границ правовой реальности.

В развитии юридической науки — ее предмета и структуры — имели место различные эпохи концептуализации права. Каждый этап развертывания систем юридических представлений выстраивал собственные онтологические границы в исследовании права, был ориентирован на исторически заданную номенклатуру подходов в изучении права. Категориально-понятийный аппарат, которым располагала дисциплина, определял и фиксировал и ее эпистемологию, и ее аксиологию, а фактически границы правовой реальности, описываемой в его рамках. Расширение или ограничение — ее предмета и структуры юридической науки выражало па-радигмальные сдвиги как в понимании природы права, так и в практических, политико-правовых и социокультурных требованиях и запросах на адекватное исторической эпохе право.

Отдельную фазу в развитии самой юридической науки занимают общественные и научные дискуссии, касающиеся исходных субстанциональных оснований права, его природы и сущности, источников и содержания. Выход за рамки формальных конструкций права, поиск новых метаюриди-ческих оснований права образует собственный предмет размышлений о природе самой юридической науки, ее эпистемологических оснований и способов производства права в различных системах его интерпретации и саморефлексии.

4 См.: Гетьман-Павлова И.В. Школа глоссаторов в доктрине международного частного права // Вопросы правоведения. 2013. № 5. С. 485-514. Автором найдена весьма тонкая и точная формула совмещения философских и граммати-

ческих конструкций в юридической традиции и практике средневекового права: «Суть схоластики как метода заключается в синтезе грамматики и диалектики» (С. 509).

Достаточно полно этот момент структурной эволюции самой юридической теории прослеживается в границах отечественной классической и постклассической юриспруденции и тех дискуссий, которые непрерывно ведутся вокруг различных версий понимания права и их теоретико-методологических оснований5. На наш взгляд, главный вопрос состоит не в том, что составляет предмет старой или новой юриспруденции. Фундаментальный вопрос заключен в смысле существования права как такового, его безусловной ценности, безотносительно от тех бесконечных вариаций на тему сущности и содержания права, исторических форм выражения и сочетания принципов формального равенства, свободы и справедливости, что, разумеется, немаловажно.

Расширение границ предмета юридической теории составляет важнейший момент демонстрации ее аналитических возможностей, что само по себе есть проявление и объективной и субъективной стороны внутренней эволюции любой науки. Каков категориально-понятийный аппарат, которым располагает дисциплина, такова и реальность, с которой она имеет дело. Так, первоначальная доктрина ограничивала предмет юридической науки догмой права. Догматическая юриспруденция существует только в формате государственно-правовой теории6. Она занимала и продолжает занимать доминирующее положение в общей теории государства и права. Ее основополагающие определения официально санкционированы первой идеологической дискуссией по вопросам понимания права 1938 г.7 Все другие точки зрения в рамках формальной теории права фактически не рассматривались, а скорее игнорировались или в худшем варианте были объектами перманентной политической критики и деструкции. Онтологическое основание права — политическое волеизъявление государства.

Очевидно, что подобное положение вещей могло иметь место только в условиях абсолютной монополии государства на производство права во всех мыслимых и немыслимых формах его существования и, как следствие, монополии формально-догматической юриспруденции в описании и объяснении государственно-правовых явлений, процессов и институтов.

Новые точки зрения на предмет юридической науки и ее методологии были выявлены в ходе

5 См.: Честнов И.Л. Переосмысление предмета теории права с позиций постклассической эпистемологии // Наука теории и истории государства и права в поисках новых методологических решений. СПб.: Астерион, 2012. С. 62-74.

6 См.: Байтин М.И. О методологическом значении и предмете общей теории государства и права // Государство и право. 2007. № 4. С. 5-9.

7 См.: Вышинский А.Я. Основные задачи науки советского

социалистического права: доклад на первом совещании по

вопросам науки советского государства и права (16-19 июля 1938 г.) // Вопросы правоведения. 2009. № 1-2.

второй научной дискуссии в начале 60-70-х гг. прошлого века. Она вошла в историю юридической теории как дискуссия о широком и узком понимании права. Статическая модель правовой реальности была дополнена динамической конструкцией права как юридического процесса. В научный оборот были введены представления о праве как онтологическом единстве нормы и правоотношения.

Новая концептуальная перспектива в понимании права в конечном счете привела к изучению собственно социальной практики осуществления права. И хотя преобразования в предмете юридической науки были связаны с расширением социальных оснований реализации и применения права, исходные догматические определения и конструкции понимания права не претерпели существенных изменений8. Положительный момент внутренней эволюции юридической науки состоял в становлении в общем корпусе дисциплины бихевиоральной юриспруденции, то есть юридической теории, предмет которой составило реальное поведение субъектов права. Поведенческий аспект правовой реальности открыл новую перспективу в дисциплинарном развитии юридической науки, связанный с формированием социологии права.

Юридическая концепция понимания права была дополнена в дальнейшем существенным аспектом и элементом действительного содержания права и правовой реальности в целом — правосознанием. Расширение границ предмета юриспруденции имело фундаментальные следствия в развитии как категориально-понятийного аппарата юридической теории, так и ее методологии. В структуре онтологических оснований права проблематика социокультурных оснований, представленных системой культурно-исторических координат становления и развития моделей ценностно-нормативных регуляций, приобрела фундаментальное значение. Складывающаяся концептуальная перспектива развития самой юридической науки привела к появлению в ее составе новых предметных и дисциплинарных областей — антропологии и аксиологии права9.

Введение в научный оборот категории правосознание объективно поставило юридическую науку перед проблемой освоения в составе своего предмета новой категории правовой реальности — правовой культуры. Правовая культура открывает фундаментальное для понимания природы, структуры, источников и оснований права — цивилизационное измерение права.

8 См.: Мальцев Г.В. Социальные основания права. М.: Норма, 2007.

9 См.: Ковлер А.И. Антропология права. М.: Норма, 2002; Лукашева Е.А. Человек, право, цивилизация: нормативно-ценностное измерение. М.: Норма, 2009; Ветютнев Ю.Ю. Аксиология правовой формы. М.: Юрлитинформ, 2013.

Определенному историческому типу права корреспондирует определенный тип правовой культуры или определенная система социокультурных ценностей и представлений, лежащих в основании конституирования или конструирования юридического порядка в системе и структуре социальных отношений10.

Правовое сознание и правовая культура составляют в современной юриспруденции фундаментальную часть ее предмета. Именно правосознание и правовая культура лежат в основании формирования и функционирования отдельных правовых систем. Различные правовые системы это одновременно и различные правовые культуры. Отсюда собственно проистекают различные юридические онтологии, определяющие границы конкретно-исторических систем нормативной регуляции — религиозно-правовых, морально-правовых, традиционно-правовых11. Они выражают различные социокультурные практики или юридические техники социально-нормативного регулирования. В частности, культуру вины, лежащую в основании европейской правовой традиции, или культуру долга, характерную для религиозной правовой исламской практики, или культуру стыда, определяющую формат восточной — конфуцианской системы этико-нормативной регуляции. Все это исторические репрезентации соционормативной культуры различных сообществ и их представлений о нормативно-должном или юридическом в системах организации власти, собственности и социального общения12.

Отдельные исторические правовые системы, отдавая предпочтение различным элементам общего механизма нормативного регулирования, или традициям и обычаям, или религиозным нормам и практикам, или моральным предписаниям и императивам, составляют органические части конкретно-исторических цивилизаций. Иначе говоря, правовая реальность, организованная в правовую систему, является нормативным выражением не только социальной, экономической и политической практики, но также и прежде всего культурной практики, историко-культурной и юридической традиции социального общения или восприятия, осмысления и оценки систем социальных отношений в терминах должного или недолжного, правильного или неправильного, правомерного или неправомерного.

10 См.: Четвернин В.А. Исторический прогресс права и типы цивилизаций // Ежегодник либертарно-юридической теории права. 2009. № 2. С. 41-62; Варламова Н.В. Правовые культуры: введение в сравнительное изучение // Вопросы правоведения. 2010. № 4. С. 128-143.

11 См.: Мальцев Г.В. Культурные традиции права. М.: Норма: Инфра-М, 2013.

12 См.: Разуваев Н.В. Субъект права как историко-куль-

турная категория // Ежегодник либертарно-юридической теории права. Вып. 1. М.: ТЭИС, 2007. С. 55-66.

В этом смысле правовая реальность имеет не только социально-политическое и социокультурное измерение, но также и ментальное измерение, представленное в структуре правовых архетипов или соционормативных образцов социально-одобряемого или признанного конкретным сообществом поведения. Именно ими определяются возможные и действительные границы рецепции или аккультурации чужого права, их освоения и имплементации в собственную исторически сложившуюся правовую систему и юридическую практику.

Выделение данной категории в общей системе социально-нормативных регуляций предполагает формирование нового перспективного направления в юридической науке — исторической юридической психологии. Ее предмет — юриспруденция глубинных ментальных нормативных структур социального общения или юриспруденция структурной повседневности, в которой образ жизни и образ мыслей сосуществуют в симбиотическом единстве правового поведения и сознания.

Последовательное освоение разнообразных содержаний правовой реальности ставит теоретическое правоведение перед необходимостью расширения границ концептуализации ее предмета за счет введения интегральных юридических категорий, в частности категории правовая цивилизация13. Цивилизации рождаются правовыми Текстами. Вначале было слово. Именно Слово ветхозаветной, новозаветной и кораниче-ской юриспруденции произвело на свет еврейскую, христианскую и исламскую цивилизации в их правовых традициях и правовых системах — галахического и канонического права, шариата. Исторические синтезы религиозного и юридического начала предопределили границы культурно-нормативной географии современного мира.

Категория правовая цивилизация вмещает в себя различные модусы проявления и существования права. Диапазон возможных манифестаций от стабильных и нестабильных, позитивных и негативных правовых онтологий раскрывает широкий веер возможных исторических трендов развития правовой реальности. Правовая цивилизация — это правовая реальность в ее социальном, культурном, ментальном и историческом измерении. Это одновременно коммуникативная реальность (правовое общение), социокультурная реальность (правовые ценности), когнитивная реальность (представления о праве), институциональная реальность (правовые институты).

Правовая цивилизация как универсальная форма существования юридического или нормативно-должного в единстве его правовой

13 См.: Супатаев М.А. К проблематике цивилизационного подхода к праву: очерки общей теории и практики. М.: Юр-литинформ, 2012.

онтологии, аксиологии и эпистемологии составляет категориальное и концептуальное ядро современной юридической науки. Правовые цивилизации или завершенные в себе исторические синтезы соционормативной реальности и есть собственный предмет интегральной юриспруденции. Границы правовых цивилизаций существуют в границах языков правового общения14. Эволюция форм правового общения лежит в границах нормативных ментальностей каждой исторической эпохи существования права15.

3. Правовая реальность

и юридический язык

Правовая реальность и языковая реальность — онтологически связанные формы социальной коммуникации. История развития права и есть, по существу, история развития языка устного, вербального и визуального права (языка традиций и ритуальных практик, социальных иерархий и классификаций, инициаций и пророчеств, языка судебных поединков и языка греческой трагедии) и письменного права (языка религиозных текстов и юридических календарей, правовых документов — контрактов, протоколов, завещаний).

Юридический язык при всем разнообразии возможных форм выражения и воздействия права по своему универсальному смыслу и практическому значению представляет собой систему определений нормативных границ социального общения. Нормативность является всеобщим условием человеческого существования. В этом смысле нормативность составляет атрибутивное свойство юридического языка. Императивный и диспозитивный языки правовой коммуникации охватывают своим регулирующим воздействием, по существу, все возможные варианты социального поведения.

Традиционная точка зрения на предмет понимания данного свойства права сводится к следующей формуле: нормы определяют субъективные права и обязанности субъектов правового общения, устанавливают гарантии и ограничения их реализации, нормы фиксируют нормативные

14 Глубокий взгляд на понимание правовой цивилизации как общего языка социального общения и «общего подхода к правилам построения отношений» представлен в весьма актуальной для современной политической ситуации статье Валерия Зорькина «Цивилизация права», опубликованной в «Российской газете» (2013. 13 марта).

15 Тема «цивилизация и ментальность» — вершина концептуальной революции, совершенной представителями

французской школы «Анналов» в лице выдающихся представителей первой волны ее становления и развития — Марка Блока и Люсьена Февра (См.: Гуревич А.Я. Исторический синтез и Школа «Анналов». М; СПб.: Центр гума-

нит. инициатив, 2014). Правовая цивилизация является самой высокой формой существования соционормативной культуры определенного общества. Это историческая категория, система правового общения, открытая или закрытая в зависимости от типа социальной нормативности, лежащей в ее основании.

границы, в которых взаимодействуют субъекты социальных отношений, предопределяют действия их участников. Данное понимание отражает узкое представление о нормативности права как совокупности юридических правил.

Право не существует вне социальной коммуникации. Юридические правила являются всего лишь внешним выражением социально-нормативной природы права как такового. Юридический язык, в рамках которого протекает социальное общение, является социальным институтом, обеспечивающим фактом своего происхождения и существования определенный порядок социальных отношений. Нормативность юридического языка это не что иное, как внутреннее качество или свойство самих социальных отношений. Само социальное отношение заключает в себе определенную нормативную структуру и язык своей собственной юридической организации16 или определенный вариант социального порядка с присущей ему внутренней юридической модальностью отношений. Прежде чем стать правовым, фактическое уже является юридическим.

Юридическое отношение не возникает извне, оно изначально существует внутри социального отношения. В этом смысле право или юридический язык социального общения объективно заключены в самой системе социальных связей, в рамках которых протекает социальный процесс, процесс социальной коммуникации, взаимодействия и социального поведения. Нормы позитивного права с той или иной степенью полноты, достоверности и адекватности только отражают качество нормативности, объективно присущее самому порядку социальных отношений как нормативной структуре. В конечном счете, безотносительно к историческим формам существования права, действительным источником права является само право.

Разнообразные нормы как по своему юридическому содержанию, так и своей юридической форме лишь внешне выражают то, что уже имманентно присутствует внутри систем социального общения, их собственные нормативные структуры. Иначе говоря, нормативность есть объективное качество реальных отношений. Нормативно должное или право или язык выражения и существования нормативно-должного заключены в сущем. Правила лишь отражают то понимание границ нормативно-должного поведения, которое складывается в рамках определенной социокультуры и процессе социально-исторической практики. Социальное отношение может стать правовым отношением в той мере, в какой оно уже внутри себя является юридиче-

16 См.: Шмитт К. О трех видах юридического мышления // Шмитт К. Государство. Право и политика. М.: Территория будущего, 2013. С. 307-357.

ски развитым отношением. Юридическое есть чистая модальность социального общения. Право же одна из исторических форм выражения юридического. Юридическое — универсальная нормативная данность, право — конкретная социальная реальность. Юридическое присутствует в социальном всегда. Право модус существования юридического.

Право как таковое и правовая норма — не тождественные категории. Право объективно, онтологически задано. Правовая норма или правила хотя и социально обусловлены, но субъективно мотивированы. Правовая реальность имеет как объективные, так и субъективные основания. Правовая реальность объективна, поскольку является функцией социального общения. В этом смысле социальный порядок уже есть юридический порядок. Правовая реальность субъективна, поскольку правила общения сформированы культурно-историческим контекстом, политическими и экономическими практиками, общественными ожиданиями и вариативными представлениями о должном или недолжном, дозволенном или недозволенном, правильном или неправильном порядке социальных отношений.

Нормативность — фундаментальное свойство юридического языка или языка правового общения. Другое фундаментальное свойство юридического языка или языка правовой коммуникации — перформативность. Нормативность и перформативность — базовые характеристики правовых систем, составными элементами которых, наряду с юридическим языком, являются юридический дискурс и юридический текст17.

Перформативность юридического языка заключается в его способности не только отражать и конструировать правовую реальность. Перформативность юридического языка, безотносительно к устной или письменной форме его манифестации, заключается в способности совмещать процесс юридических высказываний с процессом юридических действий. В этом совмещении обнаруживает себя нормативное единство юридического языка и юридического дискурса. В процессе правовой коммуникации они взаимоопределяют и переходят вдруг друга. Одно является нормативной репрезентацией другого и наоборот.

Юридический дискурс это сочетание и логики высказываний о правовой реальности и логики практических действий. Вполне объяснимо, что исторически первоначальной формой правового общения являлся ритуал, соединяющий в

себе и жестикуляцию, и голосовые артикуляции, и правопорождающие действия. Социально-правовое общение внутренне структурировано, представляет отдельные слои или сегменты ритуальных, сакральных и практических действий. В этом смысле социальное право это и первоначальное право, и одновременно традиционное, сакральное и ритуальное право18.

В структуре исторически заданного юридического языка сосуществуют правовые категории и правовые понятия, язык правовых онтоло-гий и язык правовых концепций, практический язык и теоретический язык. Вместе с тем следует различать язык существования права и язык определения права. Это взаимозависимые, но не тождественные категории. Их различение — это, во-первых, различение онтологических и эпистемологических оснований права, права как социально-нормативного факта и права как юридического концепта, и, во-вторых, различение процессов категоризации и концептуализации права.

Правовая действительность, охватывая собой оба модуса проявления юридического начала общественных отношений — и нормативный и когнитивный, представляет собой комплекс относительно автономных в логике их собственного развития и воспроизводства исторических форм и результатов концептуализации и юри-дизации социальных отношений. Именно этим внутренним раздвоением возможных форм существования и самоопределения правовой реальности — объективного права и представлений о границах права — объясняется формирование в структуре юридического знания предметной и аналитической теории права19, теории строения и функционирования правовых институтов и теории юридического языка их описания и объяснения.

Юридический язык — категория с исторически меняющимся нормативным содержанием и формами своего выражения. Языки традиционного и современного права, сохраняя свои универсальные юридические функции организации и регулирования процессов социальных коммуникаций, обслуживают типологически различные социально-политические и культурные системы. Предметные и юридико-технические различия юридических языков публичного и частного права также в полной мере демонстрируют культурно-исторически заданные нормативные границы обслуживаемых ими социальных отношений.

17 См.: Варламова Н.В. Нормативность права: проблемы интерпретации // Правовая коммуникация и правовые системы. Труды Института государства и права. 2013. № 4. С. 76-116; Проскурин С.Г. Древние перформативы и право // Языковые параметры современной цивилизации. М.: Калуга: Изд-во НГУ 2013. С. 285-289.

18 См.: Гурвич Г.Д. Философия и социология права // Гур-вич Г.Д. Избр. соч. СПб.: Изд-во юрид. ф-та СПбГУ, 2004.

19 См.: Веденеев Ю.А. К вопросу о теории теории государства и права // Материалы IV междунар. науч.-практ. конф. «Кутафинские чтения»: сб. тезисов. М.: Изд-во МГЮА, 2012.

Очевидно, что каждая историческая эпоха существования права говорит на своем юридическом языке о праве. Каждое исторически сложившееся право живет в рамках конкретного юридического языка рассуждения о праве и определения права. В этом смысле юридический язык является ничем иным, как реальной средой исторического процесса производства и воспроизводства правовой реальности, наряду с социальными, политическими и культурными факторами и условиями ее становления и развития. Каждую историческую эпоху правовой жизни пронизывает собственная метафизика исторического места и исторического времени, со своими практиками восприятия и понимания смысла юридического порядка отношений, своя правовая герменевтика.

По существу, каждая правовая система обладает собственным юридическим языком определения нормативных границ, оснований, источников и способов социального общения. Правовые системы это одновременно и системы юридических языков — теоретических и практических, вербальных и невербальных, символических и доктринальных. Именно в системах исторически сложившихся юридических языков заключены внутренние и внешние границы существования конкретной правовой реальности.

Любое юридическое явление — правовые институты и процедуры, правовые правила и принципы, правовые классификации и квалификации получают свое предметное выражение и содержание в рамках принятого, признанного или санкционированного юридического языка правового общения. Словарь используемых юридических терминов образует каркас правовой науки и правовой практики. В терминах определенного юридического языка выражают себя эпохи исторического развития права. В рамках определенного юридического языка обнаруживают себя парадигмальные сдвиги в подходах, понимании и определении права, форм и способов юридической организации социальных отношений. Изменения в системах юридических понятий и конструкций приводят к изменениям юридических картин мира или языковых и ментальных юридических реальностей как составных частей правовой реальности в целом.

Потребности развития юридического языка как относительно самостоятельного предмета научной рефлексии актуализируют развитие нового направления юридических исследований — правовой лингвистики или универсальной и исторической грамматики правового общения.

Юридический язык представляет собой систему исторически складывающихся коллективных общих представлений о должном и недолжном порядке социальных отношений. Несущими

элементами юридических языков выступают правовые категории и понятия. Различия между ними определяются их местом в общей системе правовых коммуникаций. Это различия и в предметном и аналитическом статусе данных нормативных образований.

Правовые категории рассматриваются в качестве общих и фундаментальных понятий юриспруденции. Категории — агрегированные понятия, фиксирующие определенную правовую реальность, воображаемую или фактическую, институциональную или символическую. Правовые категории это предельно выраженная через обобщение конститутивных признаков правовая реальность, данная в мышлении. В этом смысле правовые категории имеют онтологический статус или статус существования. В свою очередь, правовые понятия — содержательные научные абстракции. В них отражаются конкретные признаки, качества и свойства права. Они находят свое предметное выражение в определениях или дефинициях. Правовые понятия имеют гносеологический или познавательный статус.

Отдельные правовые понятия получают юридическое закрепление в юридических текстах. Подобная операция составляет процесс пози-тивации юридического языка, посредством которого научное правовое понятие переводится в легальную или нормативную систему не только анализа правовой реальности, но также и ее конструирования. В этом аспекте своего юридического существования правовые понятия приобретают обязательное нормативное значение как при своем практическом, так и аналитическом употреблении. Эта внутренняя двойственность юридической природы правовых понятий, являющихся фундаментом построения языка теоретической юриспруденции, быть одновременно аналитической и нормативной конструкцией делает правовые понятия инструментом познания правовой действительности и инструментом ее преобразования.

Правовые понятия не только отражают право, но и формируют право. Иначе говоря, они задают концептуальные рамки и нормативные границы выражения и существования правовой реальности. История развития юридического языка (теоретического и практического) это история развития и правовой реальности. Наличие или отсутствие тех или иных правовых категорий и понятий в системе юридического языка той или иной конкретно-исторической правовой системы является индикатором ее принадлежности к определенному типу правовых цивилизаций, выражающими как рамки социокультурного и нормативного взаимодействия, так и саму возможность институциональных заимствований и обменов.

4. Правовая реальность

и юридический дискурс

Правовое общение есть процесс, протекающий в историческом пространстве и времени20. Взаимодействие субъектов правового общения происходит в рамках определенного юридического дискурса, обеспечивающего возможность коммуникации в различных сферах социальной практики. Фундаментальные различия в системах правовых коммуникаций — публично-правовых и частноправовых, получают свои формальные и содержательные определения в границах используемых ими юридических дискурсов.

В известном смысле в основании правовой реальности как традиционных, так и современных обществ лежит порождающие их смыслы и значения индивидуальное и коллективное правосознание — юридическое восприятие, понимание и отношение к действительности. Генезис исторических форм социально-нормативного общения определяется генезисом исторических форм, обеспечивающих развитие их дискурсивных практик. Классическая и постклассическая юриспруденция, естественно-правовая и позитивистская логики конструирования правовой реальности, культурно-исторический и социологический подходы в описании и объяснении правовых явлений, номиналистские и реалистические версии понимания права и есть не что иное, как поиск правоустанавливающих дискурсивных практик21. Поскольку дискурсивные практики включают в себя одновременно акты понимания, объяснения, интерпретации и конструирования правовых реальностей, отсюда резонно предположить, что действительность правовой реальности обнаруживает себя и существует в актах социальной коммуникации.

Факт существования любого общества связан и определяется системой юридических сетей или коммуникаций, интенсивность и глубина воздействия которых на социальные процессы непосредственно зависят от юридического дискурса или способности общества устанавливать и обосновывать границы своего юридического существования22, то есть юридического присутствия или юридического отсутствия в процессах социального общения. Конкретные формы юридического дискурса являются производными исторического контекста существования права — социально-политической практики и правовой культуры. Социальные и политические, культур-

ные и ментальные основания правовой коммуникации протекают в границах дискурсивных практик конкретных исторических эпох23.

Вместе с тем различные формы проявления правовой реальности — коммуникативная, языковая, концептуальная, связаны рамками собственной юридической картины мира или доминирующими версиями понимания природы и сущности права24. Именно правопонимание лежит в основании и концептуализации и институционализации права25. Правопонимание не только определяет общие подходы в изучении права, юридический язык его описания и объяснения, то есть его эпистемологию. Правопонимание также и прежде всего фиксирует предметные границы существования и развития права, то есть его онтологию и аксиологию. Исторические версии правопонима-ния — это исторические формы существования и проявления нормативной ментальности.

В этом плане и правопонимание и юридический дискурс являются однопорядковыми категориями юридической картины мира, выражающими доктринальные и инструментальные аспекты формирования и развития правовой реальности. Трем традициям понимания права — герменевтической, метаюридической и метатеоре-тической, а именно: интерпретации права, категоризации права или разработки юридического языка рассуждения о праве, корреспондируют три формы юридического дискурса — правовой аргументации, конструирования права и концептуализации права. И, соответственно, три результата дискурсивной практики — юридический текст, юридический конструкт и юридический концепт.

Юридический дискурс или акт нормативной коммуникации устанавливает границы должного взаимодействия с учетом внешних и внутренних условий и факторов социального общения. Нормативность социального общения заключена уже в самом акте коммуникации. Юридический дискурс только выявляет из веера возможных вариантов социального поведения именно необходимые в данной ситуации формы юридического поведения, то есть обеспечивает переход с языка фактического общения на язык формального общения.

Границы нормативности измеряются допускаемой мерой юридической свободы или несвободы в отношениях субъектов акта коммуникации, то есть в рамках конкретных императивных и дис-позитивных форм или вариантов юридической

20 См.: Лаптева Л.Е., Пахалов М.Ю. Исторические модели правового общения // Правовое общение. Постановка проблемы. М.: Юрлитинформ, 2012. С. 30-99.

21 См.: Варламова Н.В. Нормативность права: проблемы интерпретации; Тимошина Е.В. Право как идея, как фикция и как факт: о номинализме и реализме в теории права // Правовая коммуникация и правовые системы. Труды Института государства и права РАН. 2013. № 4. С. 48-75.

22 См.: Ван Хук М. Право как коммуникация. СПб.: Изд. дом СПбГУ 2012.

23 См.: Мальцев Г.В. Понимание права. Подходы и проблемы. М.: Прометей, 1999; Он же. Социальные основания права; Он же. Нравственные основания права. М.: Изд-во СГУ, 2008; Он же. Культурные традиции права.

24 См.: Гаджиев Г.А. Онтология права (критическое исследование юридического концепта действительности). М.: Норма: Инфра-М, 2013.

25 См.: Варламова Н.В. Тип правопонимания как теоретическая парадигма интерпретации права // Правовые идеи и институты в историко-теоретическом дискурсе. М.: ИГП РАН, 2008. С. 60-75.

организации социальных отношений. Ими определяются соответственно публично-правовые и частноправовые режимы правового регулирования и лежащие в их основании дискурсивные практики публичного и частного права.

Отсюда собственно и проистекает феномен дискурсивной личности или субъекта правовой коммуникации, носителя определенных базовых соционормативных ориентаций, дискурсивных практик и опыта правового общения. Границы совместимости или несовместимости юридических дискурсов субъектов правового общения определяют потенциальные и актуальные условия и степень их конфликтогенности, то есть правовой неопределенности. Формальная определенность юридического текста сама по себе не является необходимым и достаточным условием определенности самой правовой коммуникации.

Позитивистски ориентированная юриспруденция если и не игнорирует данный юридический факт, то рассматривает данное явление как вторичный, производный продукт несовершенства правотворческой деятельности законодателя. Социологически ориентированная юриспруденция в этом смысле не только расширяет границы понимания природы права и правового общения. Она позволяет в рамках социологического дискурс-анализа установить действительное юридическое содержание и формы существования правовой реальности, различая формальное или установленное и реальное или действующее право. Написанный и опубликованный юридический текст и юридический текст, прочитанный и воспринятый, — это принципиально различные правовые феномены.

В этом плане вполне мотивировано и объяснимо формирование в общем корпусе юридической науки междисциплинарных комплексов, таких как культурно-историческая юриспруденция и этно-юриспруденция, когнитивная и дискурсивная юриспруденция, существенным образом меняющих представления о предмете и структуре права. И прежде всего благодаря включению в его определения скрытых аспектов, смыслов и значений существования и выражения правовой реальности, ее невидимых онтологий и новых эпистемологий.

Дискурсивная практика не только отражает и порождает право, но и оценивает право. Это одновременно и аналитический, и культурный, и политический процесс, процесс наследования и конструирования права, процесс признания и отрицания своего или чужого права26. Управление юридическим дискурсом есть управление производством и воспроизводством правовой реальности, ее смыслами и значениями27. Отсюда собственно и проис-

текает борьба за право и доминирование в понимании природы права между монистическими и плюралистическими подходами в изучении права и выражающими их нормативными дискурсами. Классическая и постклассическая юриспруденция, догматическая и историческая юриспруденция, критическая и верноподданная юриспруденция, либертарно-юридическая и вечно живая естественно-правовая школы понимания права, феноменология, герменевтика и антропология права — все это не что иное, как поиск и определение явных и скрытых, социально и политически, доктри-нально и концептуально ангажированных форм дискурсивной репрезентации правовой действительности.

Можно до бесконечности выстраивать ряды и комбинации социологических, политических, культурно-исторических и юридических дискурсов, до изнеможения дискутировать о различиях между интегральной и интегративной юриспруденцией, либертарной и нелибертарной теорией права. Суть в другом. Каждая из них имеет право на существование, поскольку в границах своего предмета и языка выражает различные аспекты, значения и смыслы собственной правовой реальности. Иными словами, юридический язык и юридический дискурс, на которых говорят и рассуждают о праве, не только отражают и определяют правовую реальность, но также ее открывают и формируют. В этом отношении концептуальное измерение правовой реальности является также неотъемлемой частью ее действительного содержания.

Речь должна идти не только и не столько о доминировании или совместимости или несовместимости отдельных подходов в понимании и исследовании права, сколько об обосновании той или иной политики права, ее языка и логики. Иначе говоря, политики, основанной на действительном или воображаемом праве, или политики, имитирующей право. Необходимо только самоопределиться в отношении того, что есть право, а что не есть право, право per se и право в границах правопони-мания своего культурно-исторического времени и места, его онтологии, аксиологии и эпистемологии. Вопрос остается открытым28.

26 См.: Рейснер М.А. Право. Наше право. Чужое право. Общее право. Пг.: Госиздат, 1925.

27 В откровенно грубой и идеологически открытой форме этот

момент понимания назначения юридического дискурса нашел

выражение в докладе А.Я. Вышинского на Первом совещании

по вопросам науки советского государства и права (16-19 июля 1938 г.) (Вопросы правоведения, 2009, № 1-2). В более тонкой и догматически завуалированной форме подобные интенции получают отражение и в современной юридической литературе. См., в частности: Арзамасов Ю.Г. Тенденции развития юридических наук. Становление новой науки — нормографии // Государство и право. 2007. № 10. С. 101-104.

28 См.: Нерсесянц В.С. Право: многообразие определений и единство понятия // Советское государство и право. 1983. № 10. С. 26-35; Медушевский А.Н. Кризис права как проблема теоретической юриспруденции // Право и общество в эпоху перемен. Труды Института государства и права РАН. М.: Ин-т гос. и права РАН, 2008. С. 89-112; Наука теории государства и права в поисках новых методологических решений. СПб.: Астерион, 2012; Варламова Н.В. Непозитивистская концепция юридической догматики // Российское правосудие. 2007. № 10(18). С. 4-14.

5. Правовая реальность

и юридический текст

Правовая реальность в различных формах ее манифестации — устное или письменное право; юридический жест или юридический символ; магический ритуал или процедура инициации — это не что иное, как юридический текст. Факт его существования определяется совмещением онтологических, аксиологических и эпистемологических оснований права — правовых коммуникаций и переживаний, правовых идей и ценностей, правовых концептов и определений.

Право не является самостоятельным явлением, существующим независимо от своего понятия29. Но право также не является самостоятельным явлением, существующим вне определяющих смысл его существования юридических ценностей. Право это одновременно юридический концепт и конструкт, юридический факт и ценность, образ и символ видимого и невидимого (глубинного, ментального) мира должного и недолжного в системах и практиках социального общения.

Категория юридический текст резюмирует в себе все возможные формы репрезентации нормативно-должного — юридическое означаемое, означающее и означенное; внешнюю среду его обитания — историко-культурный контекст — и глубинные фундаментальные основания нормативности сущего — метаправо или универсальные юридические категории, архетипы и константы.

В любом конкретном праве присутствует право per se или юридические универсалии, относительно которых выстраиваются нормативные определения, конструкции и практики отдельных исторических эпох его эволюции. Юридические универсалии — первичные источники и основания права. Отсюда проистекает и объективное различение внутри правовой реальности двух уровней существования — соционормативного ядра и периферии, двух нормативных логик развития — позитивной и негативной, двух оснований социальной нормативности — метаюридических и фактических, двух измерений правовой реальности — материального и идеального, двух состояний процесса ее производства и воспроизводства — стабильной и нестабильной правовой онтологии и аксиологии.

Юридический текст не существует сам по себе. Это правовая реальность в системе историко-культурных или контекстуальных связей и дискурсивных или языковых практик, поддерживающих в рабочем состоянии составные элементы юридического текста — концептуальные, доктринальные и нормативные. Юридический текст — функция правовой деятельности в системе определенного юридического языка и в рамках принятого юридического дискурса. В нем соединяются правовые представления и ожидания, выраженные в вер-

бальной и невербальной форме. Любой юридический текст является результатом общественного консенсуса или конфликта в границах признанных или доминирующих языков и практик социального общения.

Юридический язык формирует юридический текст. Юридический дискурс включает юридический текст в наличный исторический контекст30. Их взаимодействием определяются исторические формы репрезентации правовой реальности, стабильные и нестабильные, позитивные и негативные правовые онтологии и аксиологии. Результат их взаимодействия — два универсальных модуса существования правовой реальности. А именно: позитивное и негативное право, право в терминах позитивной нормативности — юридической свободы, справедливости и равенства или право в терминах негативной нормативности — юридической несвободы, несправедливости и неравенства социального общения.

Источниками юридических текстов являются социокультурные практики. Социальное и культурное нормативны по определению. Юридический текст в этом смысле является одновременно и со-ционормативной и социокультурной реальностью. Различают два исторических модуса существования юридического текста (правовой реальности). Во-первых, в устной традиции развития и воспроизводства (правовых систем) — традиции, ритуальные практики, юридическая память как универсальный институт сохранения и передачи права. Во-вторых, в письменной традиции репрезентации и выражения права (правовых систем) — юридические школы и учреждения, делопроизводство и т.п.

По своей внутренней сути юридический текст это, прежде всего, наименование социального общения в терминах того юридического языка, которым оно живет и воспроизводит себя. Правовая реальность обнаруживает себя в системе юридических наименований — категорий и определений, классификаций и квалификаций. Именовать значит не просто обозначить и определить, но и конституировать правовую реальность, признать факт ее действительного существования — появления новых юридических субъектов и объектов, новых нормативных границ в системах правового общения.

Наименование или обозначивание является обязательным условием правовой категоризации социальной реальности, это составная часть ее онтологии и эпистемологии31. Это своего рода пере-

29 См.: Шауэр Д. Существует ли понятие права // Российский ежегодник теории права. 2008. № 1. С. 515.

30 См.: Бивир М. Роль контекстов в понимании и объяснении // История понятий, история дискурса, история метафор. М.: Новое лит. обозрение, 2010. С. 112-152.

31 См.: Дудаш Т.И. «Правоназвания» как закономерное проявление правопонимания (на материале исследования естественных языков) // Вопросы правоведения. 2013. № 3. С. 123-146; Слепухин С.Н. Лингвокультурные предпосылки реализации древнеримского концепта «persona» в юридическом дискурсе // Языковые параметры современной ци-

вод ее из одного нормативного состояния в системе общепризнанных правил социального поведения в другое нормативное состояние в системе культурно-исторически и политически санкционированных правил социального поведения. Или перевод из состояния объективной социальной нормативности в состояние политико-правовой нормативности, то есть с фактического или повседневного языка социальной коммуникации на формальный или правовой язык социальной коммуникации.

Реальность юридического текста всегда имеет своего автора и адресата. Это общение проходит либо в формате диалога (соглашения), либо в формате монолога (предписания). Определенность юридического текста является залогом определенности выраженной в нем правовой коммуникации. Это могут быть индивидуальные и коллективные субъекты правового общения, со своими представлениями и ориентациями, накопленным опытом интерпретаций права и практиками нормативного поведения.

Таким образом, в базовой структуре формирования и функционирования юридического текста можно констатировать два аспекта проявления правовой реальности — аспект существования юридического языка и дискурса производителя юридического текста и аспект существования юридического языка и дискурса потребителя юридического текста. Позитивная правовая реальность возникает только на пересечении дискурсивных практик обоих субъектов правового общения, основанных на принципах открытости, взаимности, эквивалентности и доверия.

Отсюда аналитически можно вывести возможность наличия в общей структуре любой правовой реальности как позитивной, так и негативной юридической формы ее существования, позитивной и негативной правовой онтологии или позитивного и негативного права, то есть права в форме юридически организованного произвола или произ-

Библиография:

вольной логики формально должного. Отсюда, собственно, и проистекает фундаментальная проблема юриспруденции, а именно: проблема аутентичного и неаутентичного права. Это не вопрос адекватности или неадекватности юридических определений и решений установленным стандартам их законности или незаконности. Это — вопрос их соответствия фундаментальным, онтологически заданным формам юридических начал социального общения, вытекающим из внутренней нормативной логики самого порядка социальных отношений как правопорядка. Социальный порядок это одновременно т se и нормативный порядок. В этом смысле правопорядок — это историческая форма проявления нормативности как универсальной и структурообразующей формы социального общения, заключенной в самом социальном общении.

Отсюда, собственно, и проистекает фундаментальная роль правовой политики в процессах развития права. Ее базовая функция заключается в интерпретации юридических текстов, определении или переопределении нормативных границ социального общения. Иными словами, правовая политика заключается в поиске приемлемого баланса отношений в системе разнонаправленных юридических дискурсов и юридических языков. В частности, на принципах субсидиарности и комплементарности социальных интересов и культурных ценностей32. Поскольку нормативные границы правовой реальности аналитически могут быть представлены в системе координат стабильные/нестабильные — позитивные/негативные правовые онтологии и аксиологии, отсюда изначально заданы и предопределены четыре исторически возможных траектории развития юридического текста и поддерживающей его нормативную структуру политики. Но это уже предмет другой статьи и возможной дискуссии.

1. Алекси Р. Понятие и действительность права (ответ юридическому позитивизму). — М.: Инфотропик Медиа, 2011. — 192 с.

2. Андерсон Б. Воображаемые сообщества. — М.: Канон-пресс-Ц: Кучково поле, 2001. — 288 с.

3. Анкерсмит Ф. Политическая репрезентация. — М.: Изд. дом ВШЭ, 2012. — 288 с.

4. Антропологические традиции: стили, стереотипы, парадигмы: сб. ст. / под ред. А.Л. Ефимова. — М.: Новое литературное обозрение, 2012. — 130 с.

5. Арзамасов Ю.Г. Тенденции развития юридических наук. Становление новой науки — нормографии // Государство и право. 2007. № 10. С. 101-104.

вилизации: сб. тр. первой науч. конф. и памяти акад. РАН Ю.С. Степанова. М.: Ин-т языкознания РАН, 2013. С. 233-241.

32 Хотя по своей сути правовая политика есть не что иное, как война юридических дискурсов за доминирование в интерпретации оснований и источников правовой реальности, в данной статье автор придерживается мягкой версии ее понимания. Правовая политика одновременно и отражает и производит правовую реальность. В этом смысле интерпретация правовой реальности есть также и ее репрезентация. Правовая политика сама является частью правовой реальности. Отсюда, собственно говоря, можно вывести два модуса существования правовой политики — в границах, заданных

правовой реальностью, или за рамками существующих границ, что само по себе является фундаментальной проблемой определения границ самой правовой политики.

6. Аркадьев М.А. Лингвистическая катастрофа. — СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2013. — 504 с.

7. Ассман Я. Культурная память: письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности. — М.: Языки славянской культуры, 2004. — 368 с.

8. Байтин М.И. О методологическом значении и предмете общей теории государства и права // Государство и право. — 2007. — № 4. — С. 5-9.

9. Барт Р. Введение в структурный анализ повествовательных текстов // Французская семиотика: от структурализма к постструктурализму. — М.: Акад. проект, 2008. — С. 196-238.

10. Барт Р. Нулевая степень письма // Французская семиотика: от структурализма к постструктурализму. — М.: Акад. проект, 2008. — С. 50-97.

11. Бенвенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов. — М.: Прогресс-Универс, 1995. — 456 с.

12. Бродель Ф. Грамматика цивилизаций. — М.: Весь мир, 2008. — 545 с.

13. Валадес Д. Язык права и право языка. — М.: Идея-Пресс, 2008. — 160 с.

14. Ван Дейк Т. Дискурс и власть. Презентация доминирования в языке и коммуникации. — М.: Либроком, 2013. — 337 с.

15. Ван Хук М. Право как коммуникация. — СПб.: Изд. дом СПбГУ, 2012. — 288 с.

16. Варламова Н.В. Непозитивистская концепция юридической догматики // Российское правосудие. — 2007. — № 10 (18). — С. 4-14.

17. Варламова Н.В. Нормативность права: проблемы интерпретации // Правовая коммуникация и правовые системы. Труды Института государства и права. — 2013. — № 4. — С. 76-116.

18. Варламова Н.В. Правовые культуры: введение в сравнительное изучение // Вопросы правоведения. —

2010. — № 4. — С. 128-143.

19. Варламова Н.В. Тип правопонимания как теоретическая парадигма интерпретации права // Правовые идеи и институты в историко-теоретическом дискурсе. — М.: иГп РАН, 2008. — С. 60-75.

20. Ветютнев Ю.Ю. Аксиология правовой формы. — М.: Юрлитинформ, 2013. — 200 с.

21. Вудс Т. Как католическая церковь создала западную цивилизацию. — М.: ИРИСЭН: Мысль, 2010. — 280 с.

22. Вульф К. Генезис социального. Мимезис, перформативность, ритуал. — СПб.: Интерсоцис, 2009. — 164 с.

23. Гаджиев Г.А. Онтология права (критическое исследование юридического концепта действительности). — М.: Норма: Инфра-М, 2013. — 320 с.

24. Геллнер Э. Условия свободы. Гражданское общество и его исторические соперники. — М.: Ад Маргинем, 1995. — 222 с.

25. Гетьман-Павлова И.В. Школа глоссаторов в доктрине международного частного права // Вопросы правоведения. — 2013. — № 5. — С. 485-514.

26. Гирц К. Интерпретация культур. — М.: РОССПЭН, 2004. — 560 с.

27. Грязин И. Текст права. Опыт методологического анализа конкурирующих теорий. — Таллин: Ээсти раамат, 1983. — 187 с.

28. Гурвич Г.Д. Философия и социология права. Избр. соч. — СПб.: Изд-во юрид. ф-та СПбГУ, 2004. — 848 с.

29. Даниленко В.П. Методы лингвистического анализа: курс лекций. — М. : Флинта : Наука, 2011. — 280 с.

30. Дугин А.Г. Четвертый путь. Введение в четвертую политическую теорию. — М.: Академ. проект, 2014. — 684 с.

31. Дудаш Т.И. «Правоназвания» как закономерное проявление правопонимания (на материале исследования естественных языков) // Вопросы правоведения. — 2013. — № 3. — С. 123-146.

32. Жеребкин С.В. Нестабильные онтологии в современной философии. — СПб.: Алетейя, 2013. — 349 с.

33. Знаково-символическое бытие права. 11-е Спиридоновские чтения: материалы междунар. науч.-практ. конф. / под ред. И.Л. Честнова. — СПб.: ИВЭСЭП, 2013. — 368 с.

34. Интеллектуальный язык эпохи. История идей, история слов. — М.: Новое литературное обозрение, 2011. — 192 с.

35. Канторович Э. Два тела короля. Исследование по средневековой политической теологии. — М.: Изд-во Ин-та Гайдара, 2014. — 752 с.

36. Касавин И.Т. Текст, дискурс, контекст. Введение в социальную эпистемологию языка. — М.: Канон+, 2008. — 437 с.

37. Касевич В.Б. Когнитивная лингвистика. В поисках идентичности. — М.: Языки славян. культуры, 2013. — 384 с.

38. Катков В.Д. К анализу основных понятий юриспруденции. — Харьков: Печатня С.П. Яковлева, 1903. — 466 с.

39. Качанов Ю.Л. Эпистемология социальной науки. — СПб.: Алетейя, 2007. — 232 с.

40. Кистяковский Б.А. Философия и социология права. — СПб.: РХГИ, 1998. — 798 с.

41. Ковлер А.И. Антропология права. — М.: Норма, 2002. — 480 с.

42. Козлов С.Л. Эрнест Ренан. Филология как идеология. — М.: РГГУ, 2012. — 103 с.

43. Коллинз Р. Четыре социологических традиции. — М.: Территория будущего, 2009. — 317 с.

44. Кубрякова Е.С., Демьянков В.З. К проблеме ментальных репрезентаций // Кубрякова Е.С. В поисках сущности языка. Когнитивные исследования. — М.: Знак, 2012. — С. 95-112.

45. Лильти А. Как избавиться от цивилизации: об использовании одного концепта // Как мы пишем историю?: сб. ст. — М.: РОССПЭН, 2013. — С. 171-195.

46. Лич Э. Культура и коммуникация. Логика взаимосвязи символов. — М.: Вост. лит., 2001. — 230 с.

47. Лукашева Е.А. Человек, право, цивилизация: нормативно-ценностное измерение. — М.: Норма, 2009. — 384 с.

48. Маклюэн М. Галактика Гутенберга. Сотворение человека печатной культуры. — Киев: Ника-Центр, 2004. — 432 с.

49. Малахов В.С. Культурные различия и политические границы в эпоху глобальных миграций. — М.: Новое литературное обозрение, 2014. — 232 с.

50. Мальцев Г.В. Культурные традиции права. — М.: Норма: Инфра-М, 2013. — 608 с.

51. Мальцев Г.В. Социальные основания права. — М.: Норма, 2007. — 800 с.

52. Паламарчук А.А., Федоров С.Е. Антикварный дискурс в раннестюартовской Англии. — СПб.: Алетейя, 2013. — 210 с.

53. Норт Д., Уоллис Д., Вайнгост Б. Насилие и социальные порядки. Концептуальные рамки для интерпретации письменной истории человечества. — М.: Изд-во Ин-та Гайдара, 2011. — 480 с.

54. Общество сетевых структур / под общ. ред. М.В. Ромма, И.А. Вальдмана. — Новосибирск: Изд-во НГТУ,

2011. — 327 с.

55. Правовое общение. Постановка проблемы. — М.: Юрлитинформ, 2012. — 208 с.

56. Поляков А.В. Общая теория права. Проблемы интерпретации в контексте коммуникативного подхода: учебник. — СПб.: Изд. дом СПбГУ, 2004. — 863 с.

57. Проскурин С.Г. Древние перформативы и право // Языковые параметры современной цивилизации. — М.; Калуга: Изд-во НГУ, 2013. — С. 285-289.

58. Разуваев Н.В. Субъект права как историко-культурная категория // Ежегодник либертарно-юридической теории права. Вып. 1. М.: ТЭИС, 2007. С. 55-66.

59. Рейснер М.А. Право. Наше право. Чужое право. Общее право. — Пг.: Госиздат, 1925. — 276 с.

60. Ритмология культуры: сб. — СПб.: Алетейя, 2012. — 279 с.

61. Савицкий В.М., Вышкин Е.Г. Язык права: дискурсивный аспект. — Самара: Самарский гос. архитектурно-строит. ун-т, 2006. — 151 с.

62. Слепухин С.Н. Лингвокультурные предпосылки реализации древнеримского концепта «persona» в юридическом дискурсе // Языковые параметры современной цивилизации: сб. тр. первой науч. конф.и памяти акад.а РАН Ю.С. Степанова. — М.: Ин-т языкознания РАН, 2013. — С. 233-241.

63. Соболева М.Е. Философская герменевтика. Понятия и позиции. — М.: Академический Проект; Гаудеамус, 2014. — 151 с.

64. Степанов Ю.С. Константы: словарь русской культуры. — М.: Акад. проект, 2004. — 991 с.

65. Степанцов П.М. Социальное действие: между интерпретацией и пониманием // Социология власти. (Порядки, правила, практики). — 2013. — № 1-2. — С. 27-56.

66. Супатаев М.А. К проблематике цивилизационного подхода к праву: очерки общей теории и практики. — М.: Юрлитинформ, 2012. — 144 с.

67. Темнов Е.И. Звучащая юриспруденция. — М.: Волтерс Клувер, 2010. — 560 с.

68. Тернер В. Символ и ритуал. — М.: Наука, 1983. — 277 с.

69. Тимошина Е.В. Право как идея, как фикция и как факт: о номинализме и реализме в теории права // Правовая коммуникация и правовые системы: Труды Института государства и права РАН. — 2013. — № 4. — С. 48-75.

70. Тихомиров А.Д. Юридическая деонтология: учебник. — Киев: Знание, 2008. — 48 с.

71. Храмцова Н.Г. Теория правового дискурса: базовые идеи, проблемы, закономерности. — Курган: Изд-во Курган. гос. ун-та, 2010. — 396 с.

72. Черных А.И. Медиа и ритуалы. — М.; СПб.: Университетская. книга, 2013. — 236 с.

73. Честнов И.Л. Переосмысление предмета теории права с позиций постклассической эпистемологии // Наука теории и истории государства и права в поисках новых методологических решений. — СПб.: Астерион, 2012. — С. 62-74.

74. Четвернин В.А. Исторический прогресс права и типы цивилизаций // Ежегодник либертарно-юридиче-ской теории права. — 2009. — № 2. - С. 41-62.

75. Шауэр Д. Существует ли понятие права // Российский ежегодник теории права. — 2008. — № 1. — С. 510-526.

76. Шмитт К. Государство. Право и политика. — М.: Территория будущего, 2013. — 448 с.

77. Эко У. Поиски совершенного языка в европейской культуре. — СПб.: Симпозиум, 2007. — 160 с.

78. Энциклопедия правоведения или интегральная юриспруденция? Проблемы изучения и преподавания. — М.: Норма, 2013. — 224 с.

Материал поступил в редакцию 15 ноября 2014 г.

LEGAL REALITY: ONTOLOGY AND EPISTOMOLOGY

Vedeneev, Yuri Alekseevich — Doctor of Law, Professor of the Department of Theory of State and Law of

the Kutafin Moscow State Law University.

[[email protected]]

125993, Russia, Moskva, ul. Sadovaya-Kudrinskaya, 9.

Review. The article is devoted to the theoretic development of the category of «legal reality». As present within the system of various definitions and approaches this category may form the foundation for the modern integral law theory. The author evaluates various aspects and forms of manifestation and existence of law in historical, social, cultural and conceptual dimensions. It is a combination of legal ideas and definitions, legal values and orientations, guaranteeing the process of social communication within various normative modes of its legal organizations. Various historical systems of legal communications correspond to their own discourse and normative practices, developed legal languages and substantiations for the limitations to social behavior. The legal reality in its various historical shapes of formation and development may be presented as a system of legal syntheses, which is based upon organically and culturally prerequisite social, natural, religious and cultural links and relations. The material fits within eh general context of thoughts of universal meaning, cultural and historical value of law in life of any society, especially at the time of change, as expressed in particular by V.D. Zorkin in the article «Civilization of Law» (Rossiiskaya gazeta, March 13, 2014). Evolution of law is evolution of historical forms of normative communication, each of them having its own legal positivation or defining the normative boundaries and standards of social behavior.

Keywords: legal reality, legal language, legal text and legal discourse, legal ontology and epistemology, legal cultures, legal boundaries and legal communication, legal performatives and rituals, legal civilization, positive and negative normativity, legal policy.

Bibliography:

1. Alexi, R. Definition and validity of law(response to legal positivism). — M.: Infotropik Media, 2011. — 192 p.

2. Anderson, B. Imaginary communities. — M.: Kanon-press-Ts: Kuchkovo pole, 2001. — 288 p.

3. Ankersmith, F. Political representation. — M.: Izd. dom VShE, 2012. — 288 p.

4. Anthropological traditions: styles, stereotypes, paradigms. Collected articles / Ed. by. A.L. Efimov. — M.: Novoe liter-aturnoe obozrenie, 2012. — 130 p.

5. Arzamasov, Y.G. Tendencies of development of legal sciences. Formation of normography as a new science. // Gosu-darstvo i pravo. — 2007. — № 10. — P. 101-104.

6. Arkadiev, M.A. Linguistic catastrophy. — SPb.: Izd-vo Ivana Limbakha, 2013. — 504 p.

7. Asman, Y. Cultural memory: writing, memory of the past and the political identity in the high cultures of the ancient time. — M.: Yazyki slavyanskoy kultury, 2004. — 368 p.

8. Baytin, M.I. On methodological value and object of the general theory of state and law // Gosudarstvo i pravo. —

2007. — № 4. — P. 5-9.

9. Bart, R. Introduction into the structural analysis of story texts // French semiotics from structuralism to post-structuralism. — M.: Akad. proekt, 2008. — P. 196-238.

10. Bart R. Zero degree of writing // French semiotics from structuralism to post-structuralism. — M.: Akad. proekt,

2008. — P. 50-97.

11. Benvenist, E. Dictionary of Indo-European social terms. — M.: Progress-Univers, 1995. — 456 p.

12. Brodel, F. Civilization grammar. — M.: Ves' mir, 2008. — 545 p.

13. Valades, D. Yazyk prava i pravo yazyka. — M.: Ideya-Press, 2008. — 160 s.

14. Van Dyck, T. Discourse and power. Domination presentation in language and communications. — M.: Librokom, 2013. — 337 p.

15. Van Huck, M. Law as communication. — SPb.: Izd. dom SPbGU, 2012. — 288 p.

16. Varlamova, N.V. Non-positivism concept of legal dogmas // Rossiyskoe pravosudie. — 2007. — № 10 (18). — P. 4-14.

17. Varlamova, N.V. Normativity of law: interpretation problems. // Pravovaya kommunikatsiya i pravovye sistemy. Trudy Instituta gosudarstva i prava. — 2013. — № 4. — P. 76-116.

18. Varlamova, N.V. Pravovye kul'tury: vvedenie v sravnitel'noe izuchenie // Voprosy pravovedeniya. — 2010. — № 4. — S. 128-143.

19. Varlamova, N.V. Type of legal understanding as a theoretical paradigm for legal interpretation // Legal ideas and institutions in historical theoretical discourse. — M.: IGP RAN, 2008. — P. 60-75.

20. Vetyutnev, Y.Y. Axiology of legal form. — M.: Yurlitinform, 2013. — 200 p.

21. Woods, T. How Catholic church has sofrmed the Western civilization. — M.: IRISEN: Mysl, 2010. — 280 p.

22. Wolf, C. Social genesis. Mimesis, performance, ritual. — SPb.: Intersotsis, 2009. — 164 p.

23. Gadzhiev, G.A. Onthology of law (critical study of the legal reality concept). — M.: Norma: Infra-M, 2013. — 320 p.

24. Gellner, E. Conditions for freedom. Civil society and its historical contenders. — M.: Ad Marginem, 1995. — 222 s.

25. Getman-Pavlova, I.V. Glossators school in the doctrine of international private law // Voprosy pravovedeniya. — 2013. — № 5. — P. 485-514.

26. Girts, K. Cultural interpretation. — M.: ROSSPEN, 2004. — 560 p.

27. Gryazin, I. Text of law. Experience of methodological analysis of competing theories. — Tallin: Eesti raamat, 1983. — 187 p.

28. Gurvich, G.D. Philosophy and sociology of law. Selected works. — SPb.: Izd-vo yurid. f-ta SPbGU, 2004. — 848 p.

29. Danilenko, V.P. Methods of linguistic analysis: course of lectures. — M.: Flinta: Nauka, 2011. — 280 p.

30. Dugin, A.G. The Fourth Path. Introduction into the 4th political theory. — M.: Akademic project, 2014. — 684 p.

31. Dudash, T.I. Legal names as manifestation of legal understanding (based upon the studies of natural languages) // Voprosy pravovedeniya. — 2013. — № 3. — P. 123-146.

32. Zherebkin, S.V. Unstable anthologies in modern philosophy. — SPb.: Aleteyya, 2013. — 349 p.

33. Semiotic and symbolic being of law. 11th Spiridonov Readings: Materials of the International Scientific and Practical Conference / Ed.by I.L. Chestnov. — SPb.: IVESEP, 2013. — 368 p.

34. Intellectual language of the epoch. History of ideas, history of words. — M.: Novoe literaturnoe obozrenie, 2011. — 192 s.

35. Kantorovich, E. Two bodies of the king. Study of medieval political theology. — M.: Izd-vo In-ta Gaydara, 2014. — 752 p.

36. Kasavin, I.T. Text, discourse, context. Introduction into social epistemiology of language. — M.: Kanon+, 2008. — 437 p.

37. Kasevich, V.B. Cognitive language studies. Searching for identity. — M.: Yazyki slavyan. kultury, 2013. — 384 p.

38. Katkov, V.D. On the analysis of the key terms in jurisprudence. — Kharkiv: Pechatnya S.P. Yakovleva, 1903. — 466 p.

39. Kachanov, Y.L. Epistemology of social science. — SPb.: Aleteyya, 2007. — 232 p.

40. Kistyakovskiy, B.A. Philosophy and sociology of law. — SPb.: RKhGI, 1998. — 798 p.

41. Kovler, A.I. Anthropology of law. — M.: Norma, 2002. — 480 p.

42. Kozlov, S.L. Ernest Renan. Philosophy as ideology. — M.: RGGU, 2012. — 103 s.

43. Collins, R. Four sociological traditions. — M.: Territoriya budushchego, 2009. — 317 p.

44. Kubryakova, E.S., Demyankov, V.Z. On the issue of mental representations // Kubryakova, E.S. Searching for the nature of language. Cognitive studies. — M.: Znak, 2012. — P. 95-112.

45. Lilty, A. How to get rid of civilization: on the use of one concept // How do we write history? Collected articles. — M.: ROSSPEN, 2013. — P. 171-195.

46. Leach, E. Culture and communications. Logic of interconnection of symbols. — M.: Vost. lit., 2001. — 230 p.

47. Lukasheva, E.A. Individual, law, civilization: normative value dimension. — M.: Norma, 2009. — 384 p.

48. Mac Luhan, M. The Gutenberg Galaxy: The Making of Typographic Man. — Kiev: Nika-Tsentr, 2004. — 432 p.

49. Malakhov, V.S. Cultural differences and political boundaries at the epoch of global migrations. — M.: Novoe liter-aturnoe obozrenie, 2014. — 232 p.

50. Maltsev, G.V. Cultural traditions of law. — M.: Norma: Infra-M, 2013. — 608 p.

51. Maltsev, G.V. Social foundations of law. — M.: Norma, 2007. — 800 p.

52. Palamarchuk, A.A., Fedorov, S.E. Antique discourse in the early Stewarts England. — SPb.: Aleteyya, 2013. — 210 p.

53. North, D., Wallis, D., Weingast B. Violence and social order. A Conceptual Framework for Interpreting Recorded Human History — M.: Izd-vo In-ta Gaydara, 2011. — 480 p.

54. Network structures society / Ed. by M.V. Romm, I.A. Valdman. — Novosibirsk: Izd-vo NGTU, 2011. — 327 p.

55. Legal communication. Setting an issue. — M.: Yurlitinform, 2012. — 208 p.

56. Polyakov, A.V. General theory of law. Interpretation problems within the context of communications approach: manual. — SPb.: Izd. dom SPbGU, 2004. — 863 p.

57. Proskurin, S.G. Ancient performatives and law // Language parameters of the modern civilization. — M.; Kaluga: Izd-vo NGU, 2013. — P. 285-289.

58. Razuvaev, N.V. Subject of law as a historical and cultural category // Ezhegodnik libertarno-yuridicheskoy teorii prava. Ed. 1. — M.: TEIS, 2007. — P. 55-66.

59. Reysner M.A. Law. Our law.Their law. Common law. — Pg.: Gosizdat, 1925. — 276 p.

60. Rithmology of culture: collected articles. — SPb.: Aleteyya, 2012. — 279 p.

61. Savitskiy, V.M., Vyshkin, E.G. Language of law. Discourse aspect. — Samara: Samarskiy gos. arkhitekturno-stroit. un-t, 2006. — 151 p.

62. Slepukhin, S.N. Lingua-cultural prerequisites for the implementation of the ancientRomanconcept of «persona» in its legal discourse // Language parameters of the modern civilization: collected articles of the 1st Scentific Conference in the Memory of the Academician of the Russian Academy of Sciences,Y. S. Stepanov. — M.: In-t yazykoznaniya RAN,

2013. — P. 233-241.

63. Soboleva, M.E. Philosophical hermeneutics. Definitions and positions. — M.: Akademicheskiy Proekt; Gaudeamus,

2014. — 151 p.

64. Stepanov, Y.S. Constants. The dictionary of Russian culture. — M.: Akad. proekt, 2004. — 991 p.

65. Stepantsov, P.M. Social effects: between interpretation and understanding // Sociology of Power (Procedures, Rules, Practices). — 2013. — № 1-2. — P. 27-56.

66. Supataev, M.A. On the problems of civilization approach to law: essays on general theory and practice. — M.: Yurlitinform, 2012. — 144 p.

67. Temnov, E.I. Sounding jurisprudence. — M.: Volters Kluver, 2010. — 560 p.

68. Turner, V. Symbol and ritual. — M.: Nauka, 1983. — 277 p.

69. Timoshina, E.V. Law as an idea, as a fiction and as a fact: on normative realismwithinthe theory of law // Legal communication and legal systems: Works of the Institute of State and Law of the Russian Academy of Sciences. — 2013. — № 4. — P. 48-75.

70. Tikhomirov, A.D. Legal deontology: manual. — Kiev: Znanie, 2008. — 48 p.

71. Khramtsova, N.G. Theory of legal discourse: basic ideas, problems and patterns. — Kurgan: Izd-vo Kurgan. gos. un-ta, 2010. — 396 p.

72. Chernykh, A.I. Media and rituals. — M.; SPb.: Universitetskaya. kniga, 2013. — 236 s.

73. Chestnov, I.L. Rethinking the object of theory of law witin the context of post-classical epistemology. // Science of theory and history of law in the search of new methodological solutions. — SPb.: Asterion, 2012. — P. 62-74.

74. Chetvernin, V.A.Historical progress of law and types of civilizations // Ezhegodnik libertarno-yuridicheskoy teorii prava. — 2009. — № 2. - P. 41-62.

75. Shauer, D. Is there definition of law? // Rossiyskiy ezhegodnik teorii prava. — 2008. — № 1. — P. 510-526.

76. Schmitt K. State. Law and Politics. — M.: Territoriya budushchego, 2013. — 448 p.

77. Eko U. The Search for the Perfect Language (The Making of Europe)- SPb.: Simpozium, 2007. — 160 p.

78. Encyclopedia of legal studies or an integral jurisprudence? Problems studies and teaching. — M.: Norma, 2013. — 224 p.