CC BY
265
УДК 341(075.8)
ПРАВО НА ДЕРОГАЦИЮ: УСЛОВИЯ ПРАВОМЕРНОСТИ ПРИМЕНЕНИЯ СТАТЬИ 15 ЕВРОПЕЙСКОЙ КОНВЕНЦИИ О ЗАЩИТЕ ПРАВ И ОСНОВНЫХ СВОБОД 1950 Г.
© Никитенко Н. С., 2011
В предлагаемой статье автором определяются и рассматриваются условия правомерности применения статьи 15 Европейской конвенции о защите прав и основных свобод, предусматривающей право государств на дерогацию, т. е. отступление от соблюдения обязательств по Европейской конвенции в чрезвычайных ситуациях. Анализ статьи 15 основан на практике страсбургских органов (Европейского Суда и Европейской Комиссии).
Ключевые слова: право на дерогацию; отступление от обязательств; Европейская конвенция; Европейский Суд.
Применение Конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г. подчинено ряду принципов (принципам субсидиарности, свободы усмотрения государств, принципу конвенционных отсылок к закону, принципам верховенства права, правовой определенности и охраны доверия, пропорциональности и судейского балансирования (взвешивания). При этом следует иметь в виду универсальность данных принципов при их использовании в отношении любой из частей (норм) Конвенции 1950 г. Однако разумно предположить, что применение отдельных статей Конвенции неизбежно связано с рядом особенностей. В этом смысле уникальной представляется ст. 15, предусматривающая возможность государств отступать от взятых на себя по Конвенции обязательств во время войны или чрезвычайных обстоятельств (право на дерогацию). Уникальность состоит, прежде всего, в том, что привычные для толкования и применения Конвенции 1950 г. принципы приобретают особое звучание и переосмысление в свете отступления государств от обязательств по Конвенции. Так, более пристального внимания заслуживает принцип свободы усмотрения государств, так как в рамках условий применения ст. 15 свобода усмотрения является крайне ограниченной. В то же время на первый план следовало бы выдвинуть принцип пропорциональности, обеспечивающий соразмерность отступлений государств от обязательств по Конвенции степени чрезвычайности обстоятельств, сложившихся в
государстве. Рассмотрению этих и других не менее важных вопросов посвящена данная статья.
Начиная общую характеристику ст. 15 Конвенции 1950 г., следует отметить тот факт, что, будучи расположенной в разделе I «Права и свободы», эта статья, тем не менее, не называет привычных субъективных прав и свобод (как в ст. 1—13), а предусматривает меру возможного поведения (право) государств, а именно возможность «принимать меры в отступление от своих обязательств» по Конвенции. Тем самым ст. 15 меняет персональные пределы права, называя в качестве основного носителя права государство — любую «из Высоких Договаривающихся Сторон».
Отметим, что общие правила ограничения основных прав и свобод человека обозначены в соответствующих статьях Конвенции 1950 г. (ч. 2 ст. 8, 9, 10, 11) и сводятся к соблюдению условий законности и необходимости в демократическом обществе в интересах государственной безопасности, территориальной целостности или общественного спокойствия, предотвращения беспорядков и преступлений, охраны здоровья и нравственности, защиты прав и свобод других лиц, экономического благосостояния страны, защиты репутации или прав других лиц, предотвращения разглашения информации, полученной конфиденциально, или обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия. Существенным отличием содержания ст. 15, предусматривающей дополнительную возможность для
государств ограничить права и свободы человека, является временный характер таких ограничений и их обусловленность чрезвычайностью обстоятельств. Примечательно, что, являясь особенной с точки зрения носителя права, ст. 15 Конвенции, тем не менее, не является единственной в своем роде. Схожие положения содержатся во внутригосударственном законодательстве. Так, ст. 56 Конституции Российской Федерации предусматривает возможность установления отдельных ограничений прав и свобод с обязательным указанием пределов и срока их действия в условиях чрезвычайного положения.
Несмотря на оценочный характер общих правил ограничения прав и свобод человека, требование об их законности (должны быть «установлены законом») в общем и целом гарантирует от злоупотреблений со стороны государства. Иначе обстоит дело с реализацией ст. 15, дающей государству исключительную возможность временных, но крайне существенных ограничений прав и свобод в отступление от положений Конвенции 1950 г., обусловленных чрезвычайностью обстоятельств. Временность таких ограничений не всегда дает возможность носителям прав и свобод сориентироваться в ситуации и обжаловать незаконность или чрезмерность подобных ограничений. Вместе с тем временный характер отступлений не должен толковаться как предоставляющий государствам абсолютную свободу усмотрения. Основными сдерживающими факторами в этом смысле выступают четко определенные в тексте самой ст. 15 условия правомерности ее применения государствами, которые будут предметом дальнейшего анализа.
Статья 15 Конвенции 1950 г. предусматривает право государства (любой из Высоких Договаривающихся Сторон) в период войны или иных чрезвычайных обстоятельств, угрожающих жизни нации, принимать меры в отступление от своих обязательств по Конвенции. Названное правомочие является основным нормативным содержанием. В качестве элементов следует обозначить:
а) действия от имени государства, т. е. наличие государственной воли, воплощенной в специфическом правовом акте, изданном от лица уполномоченного органа государственной власти;
б) принятие конкретных мер в отступление от обязательств по Конвенции, высту-
пающих основным свидетельством применения ст. 15;
в) период войны или иных чрезвычайных обстоятельств, свидетельствующий о временном характере вводимых государством ограничений прав и свобод в отступление от обязательств по Конвенции.
Носителем права, предусмотренного ст. 15 Конвенции, является государство (любая из Высоких Договаривающихся Сторон). Однако одной из особенностей содержания анализируемой статьи является тот факт, что в третьей части ст. 15 назван Генеральный секретарь Совета Европы, имеющий право на получение исчерпывающей информации о вводимых государством мерах в отступление от обязательств по Конвенции. Складывается ситуация, когда предоставляемое Конвенцией право обставлено такими условиями для его реализации, что порождает соответствующее право иного субъекта (носителя), что следует расценивать как гарантию от злоупотребления государствами (Высокими Договаривающимися Сторонами) правом отступления от обязательств по причинам, не соответствующими целям и предназначению ст. 15 Конвенции.
Статья 15 Конвенции 1950 г. гласит:
«1. В период войны или иных чрезвычайных обстоятельств, угрожающих жизни нации, любая из Высоких Договаривающихся Сторон может принимать меры в отступление от своих обязательств по настоящей Конвенции только в той степени, в какой это обусловлено чрезвычайностью обстоятельств при условии, что такие меры не противоречат другим ее обязательствам по международному праву.
2. Это положение не может служить основанием для отступления от положений статьи 2, за исключением случаев гибели людей в результате правомерных военных действий, или от положений статьи 3, пункта (1) статьи 4 и статьи 7.
3. Любая из Высоких Договаривающихся Сторон, использующая это право отступления, информирует исчерпывающим образом Генерального секретаря Совета Европы о введенных ею мерах и о причинах их принятия. Она также ставит в известность Генерального секретаря Совета Европы о прекращении действия таких мер и возобновлении осуществления положений Конвенции в полном объеме».
Буквальное прочтение ст. 15 позволяет сформулировать ряд условий правомерно-
сти ее применения, подкрепленных впоследствии практикой страсбургских органов (Европейской Комиссии и Европейского Суда — далее Комиссия и Суд):
• первое условие — наличие войны или чрезвычайного положения, угрожающих жизни нации;
• второе условие — введение мер, являющихся обусловленными чрезвычайностью обстоятельств (принцип соразмерности/пропорциональности);
• третье условие — введение мер, совместимых с иными международно-правовыми обязательствами наряду с невозможностью отступления от обязательств, связанных со ст. 2, 3, п. 1 ст. 4 и ст. 7 Конвенции;
• четвертое условие — своевременное предоставление исчерпывающей информации о введенных мерах и их причинах Генеральному секретарю Совета Европы, а также постановка Генерального секретаря в известность о прекращении действия таких мер и возобновлении осуществления положений Конвенции в полном объеме;
• пятое условие — наличие формального/публичного акта об отступлении от обязательств.
Каждое из условий правомерности применения ст. 15 заслуживает отдельного рассмотрения в свете практики его толкования и применения.
Первое условие о наличии войны или чрезвычайного положения, угрожающих жизни нации, следует напрямую связывать с ответом на вопрос о законности отступления государства от обязательств по Конвенции. При этом необходимо иметь в виду, что заявление самого государства о наличии на его территории или части территории военного или чрезвычайного положения, угрожающего жизни нации, само по себе не решает проблему законности отступления от обязательств [1]. В деле Аксой против Турции заявитель полагал, что, по сути, вопрос о наличии чрезвычайной ситуации, угрожающей жизни нации, должны решать органы Конвенции [2].
По мнению Комиссии, в деле Греция против Соединенного Королевства термин «чрезвычайное положение, угрожающее нации» содержит в себе понятие нависшей и широко распространенной угрозы. Являясь оценочной по своей сути, категория «нависшей и широко распространенной угрозы», тем не менее, включает в себя ряд элементов, позволяющих применять ст. 15. К ним
Комиссия отнесла следующие: 1) угроза должна быть реальной и неминуемой; 2) последствия угрозы должны затрагивать всю нацию; 3) под угрозой должно находиться само продолжение организованной жизни общества и 4) кризис или опасность должны иметь исключительный характер в том смысле, что обычные меры или ограниче-ния1, допускаемые Конвенцией для сохранения безопасности, здоровья и порядка, являются явно неадекватными [3]. В названном деле доказательств наличия таких элементов угрозы обнаружено не было, в то время как бремя доказывания условий чрезвычайности ситуации, угрожающей жизни нации, лежит на самом государстве [4].
В деле Лоулес против Ирландии Суд признал чрезвычайность положения, угрожающего жизни нации, основываясь на сочетании нескольких факторов, таких как наличие на территории Ирландской Республики нелегальной армии, использующей насилие, действие этой армии за пределами государства и рост террористической деятельности [5]. В деле Ирландия против Соединенного Королевства Суд и Комиссия отметили, что степень насилия значительно превышала тот уровень, который можно назвать незначительным гражданским беспорядком. Было ясно, что применение насилия во многих случаях планировалось заранее отдельными фракциями общества, организованными и действующими на полувоенной основе. На этом основании был сделан вывод о том, что в Северной Ирландии существовало «чрезвычайное положение» [6].
Второе условие о соразмерности/пропорциональности мер, вводимых в связи с чрезвычайностью обстоятельств, представляется наиболее сложным в применении.
В основу оценки пропорциональности вводимых государством мер положена степень обусловленности этих мер чрезвычайностью обстоятельств. В этом смысле практика Европейской Комиссии и Европейского Суда является достаточной.
Следует указать, что практика страсбургских органов основывается на так называемой концепции «пределов оценки» государства, которая применяется к оценкам государства относительно того, какие меры «строго необходимы в связи с чрезвычайностью ситуации» [7].
Показательным с институциональной точки зрения является дело Ирландия против
Соединенного Королевства [8]. При рассмотрении ситуации гражданского конфликта в Северной Ирландии Суд пришел к выводу, что определение чрезвычайности положения, угрожающего жизни нации, равно как и необходимости решительных действий для преодоления такого чрезвычайного положения, является правом и обязанностью конкретного государства (Высокой Договаривающейся Стороны). Суд заявил, что «...в силу их непосредственного и постоянного контакта с реальными потребностями данного момента национальные власти в принципе имеют лучшие, чем международный судья, возможности принять решение о наличии...чрезвычайного положения и о характере и масштабах необходимых отступлений для его предотвращения» [9]. При этом государства не пользуются неограниченной властью. Это обеспечивается, прежде всего, контролем со стороны Суда, уполномоченного принимать решения относительно того, вышло ли государство за пределы оценки чрезвычайности обстоятельств. Отметим post factum контроль Суда в отношении «пределов оценки» государства, что, видимо, укладывается в концепцию государственного суверенитета и дополнительной юрисдикции Суда по отношению к национальной юрисдикции государства. В своем докладе по делу Ирландия против Соединенного Королевства Комиссия отметила, что правительство не может ссылаться на наличие чрезвычайного положения для обоснования любых возможных мер, которые оно решило осуществить, но оно должно установить конкретную связь между этой мерой и ситуацией, требующей контроля [10]. В то же время Комиссия сочла, что правительству должно быть разрешено усовершенствовать конкретные меры без последующих обвинений его в нарушении ст. 15 Конвенции [11]. В этом смысле один из принципов Конвенции — принцип свободы усмотрения государств — приобретает объяснимые ограничения применения.
При отступлении от обязательств по Конвенции национальная правовая система должна сохранять достаточные гарантии для защиты прав человека [12]. В деле Аксой против Турции Комиссия сочла, что турецкая система предоставляет недостаточные гарантии задержанным, она не обеспечивает, в частности, безотлагательное обращение к такому средству правовой защиты, как habeas corpus; не обеспечено пра-
вовой гарантией право на обращение к адвокату, врачу, другу или родственнику. В таких обстоятельствах, несмотря на серьезную террористическую угрозу на юго-востоке Турции, действия, которые позволили содержать под стражей по крайней мере 14 дней, без предоставления возможности предстать перед судьей или другим должностным лицом, осуществляющим судебные функции, превысили свободу усмотрения Правительства и не могут рассматриваться как меры, строго обусловленные чрезвычайностью обстоятельств [13].
Примечательно, что Соединенное Королевство осуществило отступление от ст. 5 Конвенции2 в связи с действием Закона о предотвращении терроризма 1984 г. [14], после того как Суд счел, что правительство Соединенного Королевства нарушило эту статью, задерживая без предъявления обвинений и соблюдения процедурных гарантий лиц, подозреваемых в участии в «террористической» деятельности3. В последовавшем деле Броган и другие [15] Суд расценил, что имело место нарушение п. 3 ст. 5 Кон-венции4 применительно к каждому заявителю, причем все из них были задержаны на основании Раздела 12 Закона о предотвращении терроризма 1984 г. Суд считал, что даже самый короткий из четырех периодов задержания, а именно период, составлявший четыре дня и шесть часов, выходил за рамки строгих ограничений в отношении времени, допускаемых первой частью пункта 3 ст. 5 [16]. В деле Аксой против Турции Суд сделал вывод о том, что срок содержания под стражей в четырнадцать или более дней без возможности предстать перед судьей или другим судебным должностным лицом не соответствует требованию «незамедлительно» [17]. Более того, Суд пришел к выводу, что этот чрезвычайно долгий срок делал заявителя уязвимым не только в отношении произвольного вмешательства в его право на свободу, но также и в отношении пыток. Более того, правительство не привело в Суде детальных оснований, почему борьба против терроризма в юго-восточной Турции делала судебное вмешательство неосуществимым [18].
Впоследствии Соединенное Королевство еще раз заявило об отступлении от обязательств по Конвенции (воспользовалось правом на дерогацию в соответствии со ст. 15 Конвенции). При этом правительство сочло необходимым продолжать осуществ-
лять свои полномочия по Закону о предупреждении терроризма 1984 г. и задерживать отдельных лиц без предъявления обвинения в течение нескольких дней по разрешению государственного секретаря. Правительство Соединенного Королевства заявило, что возможность осуществления таких полномочий обусловлена чрезвычайностью ситуации для должного завершения необходимых расследований и следствия и принятия решения о необходимости возбуждения судебного разбирательства. Законность и пропорциональность такого отступления была оспорена в деле Бранниген и МакБрайд [19], в котором центральным был вопрос о том, следует ли разрешать исполнительным властям задерживать подозреваемых террористов на срок до семи дней, не давая им при этом возможности оспаривать такие полномочия в суде. Заявители утверждали, inter alia, что отсутствие в этой связи судебного контроля является мерой, «необусловленной чрезвычайностью обстоятельств», и что на деле отступление не является должным ответом на чрезвычайность ситуации, а лишь имеет целью избежать последствий решения по делу Броган [20]. Ссылаясь на процедурные особенности общеправовой системы рассмотрения уголовных дел в целом и отмечая особые обстоятельства, сложившиеся в Северной Ирландии, Суд счел, что британское правительство действовало в пределах оценки, сделав отступления в отношении п. 3 ст. 5.
Отметим также, что вопрос о соразмерности/пропорциональности мер, вводимых Соединенным Королевством в отступление от обязательств по Конвенции, был поставлен перед Комиссией в деле Греция против Соединенного Королевства [21]. В названном деле, в частности, оспаривались соразмерность действия введенных и сохраняющих силу на острове Кипр (находившегося под британской администрацией) чрезвычайных законов и постановлений, а также применение массового телесного наказания на острове. Спор между Грецией и Соединенным Королевством разрешился мировым соглашением, обозначив, однако, важнейший вопрос о «пределах оценки» государства. Одним из показательных с точки зрения применения данной концепции является дело Лоулес против Ирландии [22], в котором член Ирландской республиканской армии утверждал, что процедуры и условия его содержания под стражей ирланд-
ским правительством не укладывались в «пределы оценки», допускаемые ст. 15 Конвенции. Суд, оценивая конкретные меры отступления, указал, что применение Закона о преступлениях против государства 1940 г., предусматривающего особые процедуры задержания, находилось под контролем парламента, который имел возможность в любой момент времени аннулировать его. Кроме того, лица, подвергавшиеся задержанию в соответствии с этим законом, гарантированно освобождались после принятия на себя обязательства уважать Конституцию и закон и не заниматься какой-либо незаконной деятельностью. Подобные меры, вводимые ирландским правительством, Суд счел укладывающимися в «пределы оценки» чрезвычайности обстоятельств и не усмотрел нарушения ст. 15.
Третье условие: введение мер, совместимых с иными международно-правовыми обязательствами наряду с невозможностью отступления от обязательств, связанных со ст. 2, 3, п. 1 ст. 4 и ст. 7 Конвенции.
Рассмотрение практики применения условия о совместимости с иными международно-правовыми обязательствами представляется крайне обширным и, вероятно, выходит за пределы анализа данной статьи. Однако отметим, что применение ст. 15 Конвенции при отступлении, например, от обязательств по ст. 2 Конвенции5, сопряжено с необходимостью соблюдения норм международного гуманитарного права в соответствии с четырьмя Женевскими конвенциями 1949 г., нормы которых обязательны для исполнения всеми государствами в силу обычного характера подавляющего большинства из них. Сам п. 2 ст. 15 разрешает государству отходить от положений ст. 2 «лишения жизни в результате правомерных военных действий». Правомерность же таких действий как раз и определяется при помощи иных международно-правовых норм.
Что касается невозможности отступать от ряда обязательств по Конвенции, то в этом смысле имеется достаточная судебная практика, часто касающаяся запрета отступать от положений ст. 3 Конвенции6. Так, Суд в своей практике прибегал к следующей аргументации: «...В отличие от большинства материально-правовых положений Конвенции и Протоколов № 1 и 4 ст. 3 не предусматривает исключений и не разрешается ее частичная отмена: согласно статье
15 она не перестает действовать даже в случае чрезвычайного положения, угрожающего существованию нации» [23].
Четвертое условие: своевременное предоставление исчерпывающей информации о введенных мерах и их причинах Генеральному секретарю Совета Европы, а также постановка Генерального секретаря в известность о прекращении действия таких мер и возобновлении осуществления положений Конвенции в полном объеме.
Пункт 3 ст. 15 требует, чтобы информация, касающаяся использования права отступления, предоставлялась Генеральному секретарю Совета Европы. Так, в деле Ло-улес против Ирландии [24] Суд рассматривал вопрос о том, был ли Генеральный секретарь должным (т. е. исчерпывающим) образом информирован. Ирландское правительство представило Генеральному Секретарю информацию через 12 дней после вступления в силу дерогационных мер. Суд счел, что представление законодательных документов с объяснением их цели в течение 12 дней с момента их ввода в действие дают Генеральному секретарю достаточную информацию о принятых мерах и о причинах их принятия. Суд также заключил, что незамедлительное представление информации является одним из элементов ее достаточности (хотя это четко не предусмотрено в пункте 3 ст. 15). В указанном деле Комиссия использовала категорию «без каких-либо обоснованных задержек» и подчеркнула, что обязательство информировать Генерального секретаря о мерах в отступлении от положений Конвенции является «важным звеном механизма, предусмотренного в Конвенции для обеспечения соблюдения обязательств, взятых на себя Высокими Договаривающимися Сторонами» [25]. Наряду с этим Комиссия отметила, что без такой информации она не будет осведомлена о фактах, которые могут повлиять на пределы ее собственной юрисдикции по отношению к действиям данного государства.
Требование о своевременном предоставлении исчерпывающей информации не было выполнено в деле Греция против Соединенного Королевства [26], поскольку сообщение греческого правительства Генеральному секретарю имело место через четыре месяца после принятия дерогацион-ных мер. В отсутствие в ст. 15 Конвенции четких указаний на период времени, который будет укладываться в понятие своевре-
менности или «без каких-либо обоснованных задержек», следует отнести эти категории к разряду оценочных, и, соответственно, дающих возможность Суду в полной мере использовать свое право усмотрения при оценке действий государства.
Пятое условие: наличие формального/публичного акта об отступлении от обязательств (например, заявления государства о введении военного или чрезвычайного положения).
Статья 15 Конвенции не содержит однозначного условия о необходимости публичного объявления военного или чрезвычайного положения. Практика применения ст. 15 страсбургскими органами позволяет сделать вывод о том, что такое условие вытекает из требования о своевременном и исчерпывающем информировании Генерального Секретаря Совета Европы. В этом контексте в деле Кипр против Турции [27] государство-заявитель утверждало, что Турция не сделала сообщения в соответствии с пунктом 3 ст. 15 в отношении лиц или собственности, находящихся в пределах ее юрисдикции на севере Кипра. В ответ на это Комиссия высказала свое мнение о том, что несоблюдение требований ст. 15 может «стать причиной принятия решения о недействительности или какой-либо другой санкции» [28]. В связи с утверждением турецкого правительства о том, что оно не обладает юрисдикцией в отношении этого района, Комиссия заявила, что тот факт, что турецкие вооруженные силы находятся на Кипре, ставит любое находящееся лицо или собственность «под юрисдикцию» Турции по смыслу ст. 1 Конвенции7 в той степени, в какой они осуществляли контроль в отношении таких лиц или собственности. Она считала, что ст. 15 требует какого-либо формального или публичного акта об отступлении, такого, как заявление о введении военного положения или чрезвычайного положения, и что если такой акт не был объявлен Высокой Договаривающейся Стороной, хотя обстоятельства позволяли сделать это, ст. 15 не может применяться [29]. Е
1. См. мнение Европейской Комиссии по правам человека. Nc. 176/56, Dec. 2.6.56. Yearbook 2. Р. 174 (176).
2. Дело Аксой против Турции от 18.12.1996 г. П. 69.
3. См.: Греция против Соединенного Королевства. Comm. Report 5.11.69, para. 153. Yearbook 12. Р. 72.
4. Гомьен Д., Харрис Д., Зваак Л. Европейская конвенция о правах человека и Европейская социальная хартия: право и практика. М. : Изд-во МНИМП, 1998. С. 482.
5. Дело Лоулес против Ирландии от 01.07.1961 г. Series A, No. 3. Р. 56, para. 28.
6. Дело Ирландия против Соединенного Королевства от 18.01.1978 г. Series A, ^. 25.
7. Гомьен Д., Харрис Д., Зваак Л. Европейская конвенция о правах человека и Европейская социальная хартия: право и практика. С. 480.
8. Дело Ирландия против Соединенного Королевства от 18.01.1978 г. Series A, No. 25.
9. Ibid. Р. 78-79, para. 207.
10. Дело Ирландия против Соединенного Королевства. Comm. Report 25.1.76. Yearbook 19. Р. 19, 512 (588).
11. Там же. Р. 602.
12. Дело Аксой против Турции от 18.12.1996 г. П. 79.
13. Там же. П. 81.
14. См.: Гомьен Д., Харрис Д., Зваак Л. Европейская конвенция о правах человека и Европейская социальная хартия: право и практика. С. 483.
15. Дело Броган и другие от 29.11.1988 г. Sereies A, No. 145 - B.
16. Там же.
17. Дело Аксой против Турции от 18.12.1996 г. П. 66.
18. Там же. П. 78.
19. Дело Бранниген и МакБрайд от 26.05.1993 г. series A, No. 258 - B.
20. Там же. Р. 50-51, para. 48-51.
21. Дело Греция против Соединенного Королевства. Comm. Report 5.11.69, para. 153. Yearbook 12.
22. Дело Лоулес против Ирландии от 01.07.1961 г. Series A, No. 3.
23. Дело Аксой против Турции от 18.12.1996 г. См. также: дело Серинг против Соединенного Королевства. Серия A. Т. 161. С. 34. П. 88; дело Чахал против Соединенного Королевства от 15.11.1996 г. Reports, 1996-V. С. 1853. П. 79.
24. Дело Лоулес против Ирландии от 01.07.1961 г. Series A, No. 3.
25. См.: Дело Лоулес против Ирландии. Comm. Report 19.7.59, para. 80, Eur. Court H.R. Series B, No. 1, p. 73.
26. См.: Дело Греция против Соединенного Королевства. Comm. Report 5.11.69, para. 78, 81. Yearbook 12, p. 41-43.
27. См.: Кипр против Турции. Comm. Report 10.7.76 (не опубликовано, см.: Гомьен Д., Харрис Д., Зваак Л. Европейская конвенция о правах человека и Европейская социальная хартия: право и практика. С. 485).
28. Ibid. Рara. 529-531.
29. См.: Кипр против Турции. Comm. Report 5.11.69, paras. 78, 81. Yearbook 12. Р. 41-43.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Общие правила ограничения прав и свобод указаны выше.
2 Статья 5 Конвенции гарантирует право на свободу и личную неприкосновенность, прежде всего, ряд уголовно-процессуальных гарантий в свете задержания или ареста.
3 В качестве интересной аналогии можно привести североамериканский опыт рассмотрения дел в судах, в Верховном суде США в частности, касающийся легитимности и пропорциональности правительственных мер в ответ на террористическую угрозу в рамках Закона о военных комиссиях 2006 г. (Military Commossions Act). См., например, дело Хамдан против Рамсфельда (Hamdan v. Rumsfeld), 126 S. Ct. 2749 (2006), дело Бумидьен против Буша (Boumediene v. Bush).
4 «3. Каждое лицо, подвергнутое аресту или задержанию в соответствии с положениями подпункта (с) пункта 1 настоящей статьи, незамедлительно (выделено мною. — Н. Н.) доставляется к судье или к иному должностному лицу, уполномоченному законом осуществлять судебные функции, и имеет право на судебное разбирательство в течение разумного срока (выделено мною. — Н. Н.) или на освобождение до суда. Освобождение может ставиться в зависимость от предоставления гарантий явки в суд».
5 «1. Право каждого человека на жизнь охраняется законом. Никто не может быть умышленно лишен жизни иначе как во исполнение смертного приговора, вынесенного судом за совершение преступления, в отношении которого законом предусмотрено такое наказание. 2. Лишение жизни не рассматривается как нарушение настоящей статьи, когда оно является результатом абсолютно необходимого применения силы: а) для защиты любого лица от противоправного насилия; b) для осуществления законного ареста или предотвращения побега лица, задержанного на законных основаниях; с) для подавления, в соответствии с законом, бунта или мятежа» (ст. 2).
6 «Никто не должен подвергаться пыткам и бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию» (ст. 3).
7 «Высокие Договаривающиеся Стороны обеспечивают каждому человеку, находящемуся под их юрисдикцией, права и свободы, определенные в разделе I настоящей Конвенции» (ст. 1).
The Right of Derogation: the Conditions of Legitimacy of Implementation of Article 15 of European Convention on Human Rights, 1950
© Nikitenko N., 2011
A paper deals with the conditions of legitimacy of implementation of Article 15 of ECHR, which were defined by author of the paper. Article under analysis is dedicated to the right of derogation, which means the right of the states to depart from their obligations under ECHR in the cases of emergency. Analysis is based on the practice of Strasbourg's bodies (European Court and European Commission).
Key words: right of derogation; depart from obligations; European Convention; European Court.
