CC BY
585
в
L-—^ i,
УНИВЕРСИТЕТА Права человека в эпоху информационных технологий '
имени О.Е, Кутафина (МГЮА)
ПРАВА ЧЕЛОВЕКА В ЭПОХУ ИНФОРМАЦИОННЫХ ТЕХНОЛОГИЙ
Аннотация. Развитие информационных технологий оказало значительное влияние на содержание, реализацию и защиту целого ряда прав человека, включая право на жизнь, свободу выражения мнений, защиту личной и семейной жизни и иных. В статье дается оценка содержания указанных прав в контексте происходящих изменений, определяется статус и содержание новых явлений, таких как право на Интернет, право на доступ к Интернету, право быть забытым в рамках современной системы прав человека.
Ключевые слова: Интернет, права человека, право на жизнь, свобода выражения мнений, защита личной и семейной жизни, право на Интернет, право быть забытым.
DOI: 10.17803/2311-5998.2018.45.5.109-125
A. F. DOUHAN,
Doctor of Law, Associate Professor, Vice-Rector on Education and International Relations of the International University «MITSO» [email protected] 220099, Belarus, Minsk, ul. Kazintsa, d. 21, kv. 3
Елена Федоровна ДОВГАНЬ,
доктор юридических наук, доцент, проректор по учебной работе и международным связям Международного университета «МИТСО» [email protected] 220099, Республика Беларусь, г. Минск, ул. Казинца, д. 21, кв. 3
HUMAN RIGHTS IN THE ERA OF INFORMATION TECHNOLOGY
Abstract. Development of information technologies has influenced a lot content, implementation and protection of a number of fundamental human rights such as right to life, freedom of opinion and expression, right to privacy, etc. The present article focuses on the extend of the above rights in the context of the ongoing changes, determines status and content of the new notions such as right to internet, right to internet access, right to be forgotten within the contemporary human rights framework.
Keyword: Internet, human rights, right to life, freedom of expression, right to privacy, right to internet, right to be forgotten.
Информационные технологии (далее — ИТ) изменили и сформировали жизнь современного общества. Все чаще говорят о цифровой экономике, электронном правосудии, об электронном правительстве. Указанные реалии оказывают значительное влияние на статус физических лиц, содержание принадлежащих им прав и требуют пересмотра правового регулирования на международном и национальном уровнях.
Обеспечение отдельных прав человека (далее — ПЧ) в условиях распространения ИТ неоднократно становилось объектом внимания со стороны специальных
ео
mü
И>Н
рР
й>> ШЦЦ
ыии
СИСТЕМ
© Е. Ф. Довгань, 2018
>
УНИВЕРСИТЕТА
О.Е. Кугафина (МПОА)
докладчиков ООН (в частности, Специального докладчика по праву на поощрение и свободу мнений и распространение (далее — СД) и Специального докладчика по продвижению и защите прав человека в период борьбы с терроризмом (далее — СД по терроризму))1. При этом их выводы часто находятся в противоречии друг с другом. Генеральная Ассамблея ООН (далее — ГА ООН), признавая угрозы, которые развитие ИТ может иметь при их использовании террористическими и иными экстремистскими группами (резолюция 53/70 от 04.01.19992), в резолюции «Право на неприкосновенность личной жизни в цифровой век» от 18.12.2013 (A/RES/68/167)3 потребовала обеспечить возможность защищать онлайн те же ПЧ, что и в офлайновой среде (п. 1). Вместе с тем, как отмечает СД, законодательство государств оказалось неадаптированным в условиях развития онлайн-среды и электронных угроз (доклад 23/40 от 17.04.2013 (A/HRC/23/40), п. 17, 50; доклад 71/373 от 06.09.2016, п. 10).
Следует отметить, что проблема содержания и изменения ПЧ в эпоху ИТ в международном праве комплексно не рассматривалась. Имеются работы, посвященные интернет-праву (Дж. Кулеша4) либо статусу физических лиц в современном международном праве в целом (Р. Портман, К. Парлет, А. А. Триндат и иные5), которые не учитывают специфики имеющих место изменений, включая появление новых прав, таких как «право на Интернет».
Поскольку ИТ уже изменили систему общественных отношений, изменяются содержание и порядок осуществления значительного числа ПЧ. В частности, появились новые виды собственности (например, криптовалюты), меняется порядок заключения сделок (онлайн), появляются новые виды преступлений (преступления против конфиденциальности, целостности и доступности ком-
1 Report of the Special Rapporteur on the promotion and protection of the right to freedom of opinion and expression A/HRC/35/22 6—23.06.2017. // URL: https://documents-dds-ny.un.org/ doc/UNDOC/GEN/G17/077/46/PDF/G1707746.pdf?OpenElement ; Report of the Special Rapporteur to the General Assembly on the temporary challenges to freedom of expression A/71/373 of 6.09.2016 // URL: http://www.un.org/ga/search/view_doc.asp?symbol=A/71/373 ; Report of the Special Rapporteur on the promotion and protection of human rights and fundamental freedoms while countering terrorism A/HRC/34/61 of 21.02.2017 // URL : www.ohchr. org/EN/HRBodies/HRC/RegularSessions/Session34/Documents/A_HRC_34_61_EN.docx.
2 Developments in the field of information and telecommunications in the context of international security, UN General Assembly resolution 53/70 of 4/01/1999 // URL: http://undocs.org/A/ RES/53/70.
3 URL: https://documents-dds-ny.un.org/doc/UNDOC/GEN/N 13/449/49/PDF/N 1344949. pdf?OpenElement
4 Kulesza J. International Internet Law. Routledge, 2012. P. 1—29.
5 Portmann R. Legal Personality in International Law. Cambridge : Cambridge University Press, 2013 ; The Changing Role of Nationality in International Law / ed. by A. Annoni, S. Forlati. NY : Routledge, 2014 ; Parlett K. The Individual in the International Legal System: Continuity and Change in International Law. Cambridge : Cambridge University Press, 2013 ; Participants in the International Legal System: Multiple Perspectives on Non-State actors in International Law / ed. by J. D. Aspermont. NY : Routledge, 2013 ; Trindad A. A. C. The Access of Individuals to International Justice. Oxford : Oxford University Press, 2011.
тз
L-—^ i,
УНИВЕРСИТЕТА Права человека в эпоху информационных технологий III
имени О.Е, Кутафина (МГЮА)
пьютерных данных и систем; распространение детской порнографии в Интернете — ст. 2—9 Европейской конвенции по киберпреступлениям от 21.11.2001); формируются механизмы урегулирования споров онлайн6; меняются правила доказывания в уголовном и гражданском процессе; электронные механизмы используются для проведения выборов; появились дистанционные формы занятости (дистанционный труд, аутсорсинг и пр. — доклады Генерального директора МОТ 2013 (1(А) LC.102/DG/1A), инициатива «Будущее сферы труда» ^0.104Ю0/1, 2015 г.).
Указанные изменения явно свидетельствуют о том, что информационные технологии меняют все категории прав человека, включая коллективные. Вместе с тем в настоящей статье основное внимание уделяется наиболее спорным аспектам, таким как право на жизнь, право на свободу мнений и их распространение, право на защиту личной и семейной жизни, право на свободу вероисповедания, а также таким новым понятиям, как право быть забытым и право на Интернет.
Право на жизнь (ст. 6 Международного пакта о гражданских и политических правах 1966 г. (далее — МПГПП)) на первый взгляд не затрагивается информатизацией общественных отношений. Вместе с тем Замечание общего порядка (далее — ЗОП) № 14 прямо закрепляет, что «право на жизнь является основополагающим правом, от которого не допускается никаких отступлений даже во время чрезвычайного положения в государстве» (п. 1)7. Комитет ООН по правам человека (далее — КПЧ) в качестве основной угрозы для реализации права на жизнь назвал войны и отметил опасность разработки новых средств вооружений (ЗОП № 14, п. 2, 3). В данном контексте все чаще обсуждается возможность квалификации использования кибервоздействия в качестве вооруженного нападения либо средства ведения войны. В докладе группы экспертов по развитию в сфере информации и телекоммуникации в контексте безопасности А/70/174 от 22.07.2015 признается, что использование информационных технологий, в том числе частными лицами, может создавать угрозу международному миру и безопасности (п. 3).
Следует отметить, что понятие оружия в настоящее время размывается. С точки зрения концепции эффективности применение ИТ может повлечь последствия такого уровня, когда само существование государства окажется под угрозой, что и требуется для квалификации факта вооруженного нападения8.
--S
См.: Технические комментарии Комиссии ООН по праву международной торговли по
урегулированию споров в режиме онлайн A/RES/71/138. URL: https://documents-dds-ny. — Р
un.org/doc/UNDOC/GEN/N 16/436/85/PDF/N 1643685.pdf?OpenElement. РУ
□
URL: http://www2.ohchr.Org/english/bodies/icm-mc/docs/8th/HRI.GEN.1.Rev9_ru.pdf.
Woltag J.-C. Cyber warfare // MPEPIL. URL: http://opil.ouplaw.com/view/10.1093/ Ш-!=Ы
law:epil/9780199231690/law-9780199231690-e280?rskey=eCCfoY&result=7&prd=EPIL&pr ^0!=
int ; Dinstein Y. War, Aggression and Self-Defence. 3rd ed. Cambridge : Cambridge University Ш1
Press, 2001. P. 175—176 ; Frowein J. A. Legal Consequences for International Law Enforce- Ш§т
ment in the Case of Security Council Inaction // The Future of International Law Enforcement: Ш Ш Р
ШШ
New Scenarios — New Law?: Proceedings of an International Symposium of the Kiel Institute ШЦЦ
of International Law. Mar. 25 to 27, 1992 / ed. by J. Delbrück. Berlin : Buncker und Humblot, ХИ
1993. P. 114—115.
СИСТЕМ
>
6
7
8
УНИВЕРСИТЕТА
O.E. Кугафина (МПОА)
Частными формами таких атак называют: открытие плотины, перехват контроля за системой ПВО и их запуск внутри государства, взрыв ядерного реактора9, атаки на системы контроля над вооружениями, на банковские вклады и операции, на линии доставки газа, поставок электроэнергии, на иную критическую инфраструктуру (как, например, имело место в Грузии, Эстонии, Иране — доклад группы экспертов, п. 4). Несколько более простым случаем является использова-ние_компьютерной атаки как части либо прикрытия традиционного вооруженного нападения (атака Израиля против завода по производству обогащенного урана в Сирии 06.09.2007, когда для обеспечения сброса бомбы Израиль осуществил атаку с помощью компьютерных военных технологий, заменив картинку на радарах ПВО).
Международные договоры не содержат исчерпывающего списка средств и методов ведения войны (ст. 36 Дополнительного протокола I), как следствие, получение военной выгоды с помощью ИТ может рассматриваться в качестве таковых. При этом полагаем, что, несмотря на существование противоположной позиции (Дж. Вольтаг10), такие средства ведения войны в значительном числе случаев будут носить неизбирательный характер и охватывать произвольные категории населения, поскольку в указанных выше ситуациях по самой своей природе такое оружие не сможет проводить дифференциацию между военными и гражданскими объектами, комбатантами и гражданскими лицами11, а значительное число вирусов и программ распространяются бесконтрольно12.
Ситуация осложняется еще и тем, что системы коммуникации в настоящее время становятся стратегически важными для ведения военных действий и начинают рассматриваться в качестве военных объектов, т.е. законных целей в период вооруженного конфликта13; потери жизни среди гражданского населения, ранения гражданских лиц и ущерб гражданским объектам допускаются международным правом в случае значительного предполагаемого непосредственного военного преимущества, а международные договоры, запрещающие использование тех или иных видов ИТ как средств ведения войны, отсутствуют.
Отдельную категорию таких средств представляют дистанционно управляемые дроны и роботы, которые не обладают системой оценки объектов атаки и в отдельных случаях могут выйти из-под контроля. Более того, СД по терроризму в отчете 34/61 от 21.02.2017 признает, что при целевом использовании дронов для устранения террористов также наблюдается нарушение права на жизнь лица, являющегося целью, и тех, кто находится с ним; отсутствуют процедурные гарантии (целевое убийство с помощью дронов фактически представляет собой смертную казнь без слушания дела), притом что ГА ООН требует от государств соблюдать процессуальные гарантии и иные нормы ППЧ и международного гуманитарного права, в том числе в ходе борьбы с терроризмом (резолюция 68/178 от 18.12.2013, п. 6, 17).
9 Draft Report on Aggression and the Use of Force, May 2016. P. 18.
10 Woltag J.-C. Op. cit. Para. 11.
11 Давид Э. Принципы права вооруженных конфликтов. М. : МККК, 2011. С. 371.
12 Woltag J.-C. Op. cit. Para. 11—12.
13 Woltag J.-C. Op. cit. Para. 14—16.
'В
L-—^ i,
УНИВЕРСИТЕТА Права человека в эпоху информационных технологий ' '
имени О.Е, Кутафина (МГЮА)
Традиционно утверждается, что психологические операции направлены на снижение желания противника сражаться14. В настоящее время такого рода воздействие часто осуществляется через доминирование в мировом информационном пространстве, распространение враждебной информации, включая свержение государственной власти, разжигание расовой, религиозной, социальной либо иных видов розни, подстрекательство к совершению актов терроризма15. Так, Международный трибунал по Руанде рассматривал дело о привлечении к уголовной ответственности основателей телерадиокомпании и главного редактора газеты Капдига за разжигание расовой ненависти к тутси16, результатом чего явился геноцид и истребление огромного количества населения в Руанде.
В современном мире отсутствуют технические и правовые механизмы идентификации совершающих указанные деяния лиц, равно как государств, которые должны нести за них ответственность. Технически при совершении киберопера-ций должны применяться те же принципы атрибутивности деяния, которые закреплены в Проекте статей об ответственности государств за международные противоправные деяния 2001 г Таллиннское руководство 2.0 2017 г прямо предусматривает ответственность государства за деяния, совершенные им с помощью информационных технологий (п. 15)17 либо под его эффективным контролем18 (п. 17). Вместе с тем доказать факт эффективного либо всеобъемлющего контроля со стороны государства при совершении киберопераций, особенно если они осуществляются негосударственными акторами, весьма проблематично. Как следствие, страна-жертва, будучи атакованной, не сможет прибегнуть к самообороне.
В указанной сфере проблематичным представляется и применение требования должной осмотрительности — осуществления контроля на территории государства либо под его юрисдикцией или контролем, установленного еще в 1946 г. Международным судом ООН в решении по делу о проливе Корфу. Как следствие, отдельные авторы заявляют о грядущем изменении либо об отмене самой концепции государственного суверенитета (Е. Дженсон, М. Шмит), иллюзорности любого контроля в данной области (Дж. Кулеша19). Таллиннское руководство 2.0, признавая существование суверенитета в киберпространстве, требует от государств в рамках реализации обязанности обеспечения должного контроля «не позволять использовать, будучи осведомленными, свою территорию или киберин-фраструктуру под контролем государства для осуществления операций, которые
14 Chainoglou K. Psychological warfare // MPEPIL. URL: http://opil.ouplaw.com/view/10.1093/ S^ law:epil/9780199231690/law-9780199231690-e385?rskey=CEUI1l&result=15&prd=EPIL. П. 3
15 Branbandere E. de Propahanda // MPEPIL. URL : http://opil.ouplaw.com/view/10.1093/ law:epil/9780199231690/law-9780199231690-e978?rskey=9jDC14&result=9&prd=EPIL. A^rn
16 ScordasA. Mass media? Influence at international relations // MPEPIL. URL: http://opil.ouplaw. ¡¡Ц М com/view/10.1093/law:epil/9780199231690/law-9780199231690-e960?rskey=hc4dVE&resu И § И lt=2&prd=EPIL, п. 51 Пь!
17 Tallinn Manual 2.0 on the International Law Applicable to Cyber Operations. Cambridge : CUP, АИт 2017, p. 87—89. ШШа
18 См. также: Jensen E. T. Tallinn Manual 2.0 Highlights and Insides // URL: https://papers.ssrn. com/sol3/papers.cfm?abstract_id=2932110. P. 18.
19 См.: Jensen E. T. Op. cit. P. 14.
СИСТЕМ
>
УНИВЕРСИТЕТА
О.Е. Кугафина (МПОА)
могут затронуть права или повлечь серьезные негативные последствия для других государств»20, принять необходимые меры для криминализации соответствующих деяний в отношении физических лиц согласно Конвенции о киберпреступлениях.
Полагаем, что такая деятельность влечет жертвы среди населения и, как следствие, представляет собой нарушение права на жизнь.
В одной из своих первых резолюций ГА ООН подчеркнула, что «свобода информации является основополагающим правом человека» (резолюция 59(1) от 14.12.1946). Развитие сети Интернет значительно упростило распространение информации любого содержания, в том числе конкретными физическими лицами. С правовой точки зрения распространение информации в Интернете тесно связано, помимо прочего, с реализацией трех основных закрепленных в МПГПП прав: права на защиту личной и семейной жизни (ст. 17), свободы мысли, совести и религии (ст. 18), свободы мнений и их свободного выражения (ст. 19, 20).
Доступ к информации, свобода выражения мнений (ст. 19 МПГПП) весьма разноплановы. Свобода выражения мнений указывается в международных правовых актах (Всеобщая декларация прав человека 1948 г.; МПГПП, ст. 19; Конвенция о правах ребенка 1989 г., ст. 13, и пр.) как неотъемлемый элемент обеспечения ПЧ. Резолюция Совета ООН по правам человека (далее — СПЧ) 33/3 от 29.09.2016 закрепляет, что «обеспечение свободного, справедливого и эффективного порядка распространения и обеспечения доступа к информации и коммуникациям является необходимым элементом поддержания мира и обеспечения справедливого мирового порядка» (п. 6j). Вместе с тем полагаем, что справедливость данного утверждения не исключает многочисленных попыток злоупотребления и применения системы двойных стандартов.
Пропаганда войны, равно как иные выступления в пользу национальной расовой или религиозной ненависти, представляющие собой подстрекательство к дискриминации, вражде или насилию, прямо запрещаются в ст. 20 МПГПП. Аналогичным образом ст. 19(3Ь) МПГПП предусматривает возможность введения ограничений в отношении свободы слова «для охраны государственной безопасности, общественного порядка, здоровья или нравственности населения». ЗОП № 34 также признает возможность введения ограничений для защиты прав и репутации других лиц, национальной безопасности, общественного порядка21 (см. доклад 66/290 от 10.08.2011, п. 24—30, 46). КПЧ требовал от государств срочного применения законодательных мер для полной реализации требований ст. 20 уже в 1983 г. (ЗОП № 1122). Международные правовые акты признают неправомерной рассылку информации, направленной на подрыв государственного строя (Устав Международного союза электросвязи 1994 г, ст. 34, п. 181), подстрекательство^ геноциду (Конвенция о предотвращении и наказании преступления геноцида 1948 г., ст. 3; доклад СД А^С/23/40 от 17.04.2013). СД подчеркивает
20 См.: Jensen E. T. Op. cit. P. 11, 30.
21 General comment 34, Article 19, Freedom of opinion and expression CCPR C/GC/34 // URL: http://www2.ohchr.org/english/bodies/hrc/docs/gc34.pdf.
22 Замечание общего порядка Комитета ООН по правам человека № 11. Ст. 20 // URL: http:// www2.ohchr.org/english/bodies/icm-mc/docs/8th/HRI.GEN.1.Rev9_ru.pdf.
73
L-—^ Ii
УНИВЕРСИТЕТА Права человека в эпоху информационных технологий ' ' ^^
имени О.Е, Кутафина (МГЮА)
опасность такого рода деятельности и отмечает многочисленные случи ее осуществления (доклад А/67/357 от 07.09.2012, п. 26—29).
Особенно значимыми являются последствия воздействия на население информации, передаваемой через СМИ, в том числе через интернет-ресурсы. В правовой доктрине осуществляются оценки достоверности такой информации и ее влияния на отдельных индивидов и общество в целом23. При этом отмечается, что приводимые факты часто являются непроверенными, правовые оценки — необоснованными, а высказываемые позиции — политически мотивированными24. На практике, однако, привлечение к ответственности СМИ за информацию является проблематичным, поскольку доказать факт нарушения СМИ ст. 19(3), 20 МПГПП сложно. ЗОП № 34 требует толковать исключения из свободы выражения мнений в отношении деятельности журналистов и СМИ максимально узко (п. 21), с соблюдением принципа пропорциональности (п. 34). По мнению КПЧ, любые обвинения должны быть явно доказуемыми, пропорциональными и применяться только в прямо предусмотренных законодательством случаях (п. 22, 45—47)25. Аналогичным образом ограничения свободы выражения мнения в сети Интернет должны применяться только в той мере, в которой они совместимы с требованиями ст. 19(3) МПГПП (ЗОП № 34, п. 43).
Приводимые СД примеры нарушений, однако, представляются весьма сомнительными. Так, в качестве нарушения ПЧ он указывает на введение государствами уголовной ответственности за восхваление терроризма без явного подстрекательства к насилию как на негативное явление (доклад 71/373 от 06.09.2016, п. 1). Обязательным условием криминализации подстрекательства к терроризму в докладе 23/40 от 17.04.2013 называется необходимость доказательства наличия фактического (реального) риска, что террористический акт будет совершен в результате конкретной пропаганды (п. 34). Государство обязано доказать, что вводимые им ограничения соответствуют всем требованиям, включая «наличие прямой и непосредственной связи между конкретной формой выражения и угрозой, которую такая форма выражения якобы создает» (ЗОП № 34, п. 35; доклад 71/373 от 06.09.2016, п. 9, 17, 19; доклад 67/357 от 07.09.2012, п. 45).
Аналогичным образом в качестве ошибочного указывается привлечение лиц к уголовной ответственности, когда «некоторые формы языка ненависти не переходят порог разжигания насилия или вражды (например, издевательства или ^ оскорбительные высказывания)» (доклад 67/357 от 07.09.2012, п. 32). Даже если Н^ речь идет о подстрекательстве к геноциду, отмечается, что запрещенным являет- тР ся лишь прямое публичное подстрекательство с умыслом совершить преступление геноцида (доклад 66/290 от 10.08.2011, п. 24; решения Трибунала по Руанде в деле «Прокурор против Акаесу». ICTR-96-4, 1998 г.; «Прокурор против Руггу» Ш-!=Ы ICTR-99-52-A, 2007 г.; «Прокурор против Симона Бикинди» ICTR-1-72-T, 2008 г.). ^0!=
i ШТ
23 Scordas A. Op. cit. ШИт
24 ScordasA. Op. cit. П. 7—9. §ШШ
25 См. также: Malanczuk P. Information and communication, freedom of. Para. 34—36 // MPEPIL.
URL: http://opil.ouplaw.com/view/10.1093/law:epil/9780199231690/law-9780199231690-e83 x I I
0?rskey=hc4dVE&result=7&prd=EPIL. СИСТЕМ
>
УНИВЕРСИТЕТА
O.E. Кугафина (МПОА)
В рассматриваемом контексте следует отметить, что иные органы ООН, не затрагивая проблему свободы выражения мнений, требуют от государств принятия всех необходимых мер в рамках борьбы с международным терроризмом для обеспечения прав иных лиц; указывается, что террористы используют Интернет для пропаганды, вовлечения в террористическую деятельность, финансирования, подготовки операций, планирования, исполнения, кибератак26.
В качестве дополнительной негативной тенденции СД в докладе 2016 г. указывает «использование общих широких формулировок», таких как «обязанность государств соблюдать общественный порядок» (п. 13), запрет распространять «непристойные, изобилующие сценами насилия или оскорбительные материалы, способные сеять панику и ужас среди населения» (Китай), запрет «прославления терроризма» (Испания, Франция) (п. 14), «защита государственной безопасности» (п. 17), «пропаганда ненависти», «экстремизм», агрессивные высказывания (п. 25), «антигосударственная пропаганда» (Вьетнам; п. 29), «пропаганда против системы» (Иран; п. 30), «призывы и склонность к мятежу» (Малайзия; п. 31), «подрывная деятельность» (Гамбия; п. 31). Указанные определения в целом находятся в едином ключе с формулировками МПГПП. Вместе с тем в целях установления четкой ответственности, равно как избежания злоупотреблений, законодательное закрепление таких понятий является целесообразным.
Право на защиту личной и семейной жизни является довольно обширным. Согласно ст. 17 МПГПП «никто не может подвергаться произвольному или незаконному вмешательству в его личную и семейную жизнь, произвольным или незаконным посягательствам на неприкосновенность его жилища или тайну его корреспонденции или незаконным посягательствам на его честь и репутацию».
КПЧ в ЗОП № 16 определяет содержание данного права, включая в него: неприкосновенность и конфиденциальность корреспонденции, запрет электронного или иного наблюдения, перехватывание телефонных, телеграфных и других сообщений, прослушивание и запись телефонных разговоров; жесткую регламентацию проведения обыска жилища, личного обыска; регламентацию сбора и хранения информации личного характера государственными властями или частными лицами или органами в компьютерах, банках данных или как-либо иначе; возможность защиты репутации; предотвращение попадания информации, касающейся личной жизни какого-либо лица, в руки лиц, которые не имеют разрешения на ее получение, обработку и использование (п. 8—9), и требует от государств предоставить гарантии защиты от такого вмешательства (п. 1, 227).
Европейский Суд по правам человека (далее — ЕСПЧ) отнес к защищаемой личной жизни: физическую и психологическую целостность человека, отдельные аспекты социальной и психологической идентификации, фото, гендерную принадлежность, репутацию, сексуальную ориентацию, взаимоотношения с другими людьми, право на принятие решений в отношении своего тела, право выбора профессии, материалы, собранные органами безопасности или иными органами государства, информацию о рисках здоровью, данные об обысках и о личных до-
26 The use of Internet for Terrorist purposes / UNODC. NY : UN, 2012. Р. 3—11, 32—34.
27 Замечание общего порядка Комитета ООН по правам человека № 16. Ст. 17 // URL: http:// www2.ohchr.org/english/bodies/icm-mc/docs/8th/HRI.GEN.1.Rev9_ru.pdf.
в
L-—^ ь
ЕСТНИК Довгань Е. Ф.
УНИВЕРСИТЕТА Права человека в эпоху информационных технологий
имени O.E. Кутафина (МГЮА)
смотрах, отслеживание контактов и телефонных переговоров28. При этом в качестве незаконного или произвольного рассматривается любое вмешательство, которое прямо не предусмотрено законом (доклад 27/37 от 30.06.2014, 21).
В интернет-пространстве в рассматриваемом контексте наибольшее значение имеют защита личных данных и защита репутации в широком понимании. С развитием автоматизированной обработки данных показательным явилось принятие в 1981 г. Конвенции Совета Европы о защите физических лиц при автоматизированной обработке персональных данных (далее — Конвенция). Принятая 18.12.2013 Резолюция ГА ООН 68/167 «Право на неприкосновенность личной жизни в цифровой век» сделала упор на повышении возможностей государств, организаций и физических лиц в цифровой век «отслеживать, перехватывать и собирать информацию».
Право на защиту личных данных затрагивается в следующем контексте: сбор данных (отслеживание и включение данных, полученных от самого лица в различных обстоятельствах), обработка информации (аккумулирование данных, их идентификация в отношении конкретных лиц, вторичное использование), распространение информации (нарушение конфиденциальности, раскрытие данных, присвоение, шантаж, уничтожение данных, облегчение возможности доступа к ним)29 в результате деятельности государства, отдельных лиц или организаций. Следует учитывать, что в интернет-среде личные данные часто вводятся пользователями самостоятельно при регистрации на конкретных ресурсах, подаче заявок на получение документов, заполнении анкет при поиске работы или оформлении на учебу, оформлении страховок и пр. Поэтому полагаем, что здесь речь идет скорее о конфиденциальности предоставленной информации. УВКПЧ в своем докладе особо отмечает, что развитие ИТ требует передачи больших объемов личной информации, в том числе в гражданско-правовом обороте, что, как следствие, видоизменяет понятие права на личную жизнь (доклад 27/37 от 30.06.2014, п. 18).
Как отмечалось выше, серьезные споры и озабоченность вызывает возможность контроля электронного контента, отслеживание социальных сетей и переписки, фиксация метаданных, записи видеокамер для целей обеспечения безопасности, борьбы с преступностью, охраны общественного порядка и пр. Однако И. Зимеле справедливо отмечает, что «право на личную жизнь включает автономию до тех пор, пока оно не затрагивает иных людей»30. КПЧ отмечает возмож- ^ ность введения ограничений в отношении распространения информации для за- Н^ щиты национальной безопасности, общественного порядка (ЗОП № 34, п. 24—30, тР 46) в установленных законом рамках (ЗОП № 11, п. 7). Конвенция делает упор и на законность сбора, обработки и хранения таких данных (ст. 5). При этом для А^т
оценки законности подобных действий УВКПЧ требует учитывать, насколько они ш-Е ^
> § ET
28 Ziemele I. Privacy, right to, International protection. Para. 11—24 // MPEPIL. URL: http://opil.
p ш
4&result=2&prd=EPIL. §АА
ouplaw.com/view/10.1093/law:epil/9780199231690/law-9780199231690-e863?rskey=9jDC1 >ИГ
Шш-и
Solove D. J. A Taxonomy of Privacy // University of Pensilvania Law Review. 2006. vol. 154. No 3, P. 490—538. Х | |
30 Ziemele I. Op. cit. Para. 2, 6. СИСТЕМ
29
>
УНИВЕРСИТЕТА
О.Е. Кугафина (МПОА)
«необходимы и пропорциональны» для достижения поставленной цели (доклад 27/37 от 30.06.2014, п. 24—26).
Общий регламент ЕС 2016/679 от 27.04.2016 о защите личных данных предусматривает их удаление по требованию лица из баз с момента, когда отпала необходимость таких данных для целей, для которых они собирались (п. 65). ГА ООН в резолюции «Право на неприкосновенность личной жизни в цифровой век» требует уважать право на неприкосновенность личной жизни в том числе в контексте цифровой коммуникации, имплементировать в национальное право международные стандарты для предотвращения и пресечения нарушений, «провести обзор своих процедур, практики и законодательства, касающихся слежения за сообщениями, их перехвата и сбора личных данных, включая массовое слежение, перехват и сбор» и обеспечить создание и функционирование независимых контрольных механизмов (п. 4). При этом незаконным и произвольным считается вмешательство, осуществляемое с нарушением положений МПГПП, даже если его возможность закреплена законодательством. Признается, что при принятии решения о вмешательстве должны быть соблюдены требования законности, необходимости и пропорциональности (доклад 27/37 от 30.06.2014, п. 23; резолюция СПЧ 34/7 от 23.03.2017, п. 2). УВКПЧ прямо подчеркивает необходимость наличия в законодательстве конкретных формулировок, транспарентности законодательства (не приветствуется принятие закрытых норм), возможности обжалования (доклад 27/37, п. 29, 37—38, 40—41), минимизации случаев вмешательства (например, в связи с расследованием конкретного дела либо конкретной угрозой в конкретный момент времени (доклад СД 23/40 от
17.04.2013, п. 29)).
Сбору, обработке и распространению информации частными лицами и организациями международные организации начали уделять внимание несколько позднее, делая при этом основной упор на деятельность бизнес структур (резолюция СПЧ 34/7 от 23.03.2017, п. 5 ^ j, к, 8, 9), однако полагаем, что в данном контексте на государства должен распространяться принцип должной осмотрительности, согласно которому они обязаны принять все необходимые меры для предотвращения незаконного вмешательства в личную и семейную жизнь, создания и функционирования необходимых механизмов защиты при осуществлении таких действий физическими лицами и организациями (доклад ВКПЧ от
30.06.2014, п. 15—19; доклад СД 35/22 от 30.03.2017, п. 6).
Деятельность частных лиц, организаций и государств часто влечет ущерб репутации конкретного лица. Согласно ст. 19 МПГПП защита репутации является правомерным основанием для ограничения свободы выражения мнения. Обязанность обеспечить эффективные средства правовой защиты от тех, кто осуществляет посягательства на достоинство и репутацию лиц, лежит на государствах (ЗОП № 11; ЗОП № 16, п. 11).
Вместе с тем в отдельных случаях право на защиту достоинства и репутации в Интернете реализовать довольно проблематично, особенно когда речь идет об оскорбительных комментариях, сделанных анонимными авторами, либо об аналогичных анонимных постах. В данном случае возможным представляется лишь требовать от государств создания механизма для удаления такой информации после доказательства ее недостоверности либо ее порочащего характера,
в
L-—^ ь
УНИВЕРСИТЕТА Права человека в эпоху информационных технологий ' '
имени О.Е, Кутафина (МГЮА)
а также механизмов идентификации авторов, а в случае таковой — возможности привлечения их к гражданской либо уголовной ответственности.
Право на защиту репутации осложняется в случаях критики в отношении публичных лиц либо определения статуса лица по решению международной организации. В случае распространения порочащих сведений о физических лицах в качестве средства давления на государство такие действия могут нарушать ст. 17 МПГПП, включая право на защиту репутации как элемент права на защиту личной и семейной жизни (ЗОП № 34, п. 3431; ЗОП № 31, п. 1532). Вместе с тем КПЧ не требует принятия жестких мер по защите репутации в рамках избирательной кампании, равно как в отношении высших государственных лиц, поскольку их работа провоцирует и должна провоцировать критику (ЗОП № 34, п. 37—39).
В настоящее время в международном праве также отсутствуют механизмы защиты репутации лиц, в отношении которых по решению Совета Безопасности ООН (далее — СБ ООН) либо Европейского Союза (ЕС) применены целевые санкции. Например, СБ ООН введены целевые санкции к государственным служащим, вовлеченным в осуществление ядерной программы (резолюции 1718(2006), 1803(2008)), а также к тем, кто подозревается в совершении международных преступлений (резолюция 1970(2011)). В практике ЕС перечень таких лиц еще более широк. Основания введения санкций варьируются от совершения серьезных преступлений («серьезные нарушения прав человека» (решение 2010/639/ CFSP от 25.10.2010), подрыва «суверенитета, территориальной целостности, конституционного порядка и международной правосубъектности» государства (решение 2011/173/CFSP от 21.03.2011) до деяний, не представляющих собой преступление: «лица и образования, получающие выгоду от или поддерживающие... режим» (решение Совета ЕС 2012/36/CFSP от 23.01.2012), лица, ответственные за «подрыв. соглашения» (решение Совета ЕС 2011/173/CFSP от 21.03.2011).
Право на свободу вероисповедания. Статья 18 МПГПП закрепляет «свободу иметь или принимать религию или убеждения по своему выбору и свободу исповедовать свою религию и убеждения как единолично, так и сообща с другими, публичным или частным порядком, в отправлении культа, выполнении религиозных и ритуальных обрядов и учении». Данная свобода может быть ограничена лишь в установленных законом ситуациях, необходимых «для охраны общественной безопасности, порядка, здоровья и морали, равно как и основных прав и свобод других лиц». Каждое лицо свободно как исповедовать религию, ^
так и не исповедовать никакой (ЗОП № 22, п. 233). При этом, как отмечает СПЧ, Н^
свобода религии или убеждений и свобода выражения мнений должны являться тР
«взаимозависимыми, взаимосвязанными и взаимодополняющими» (резолюция 34/L.15 от 17.03.2017). рАЕ
шИМ
31 См. также: Wenzel N. Opinion and Expression, Freedom of, International Protection. Para. 16 // T § T
URL: http://opil.ouplaw.eom/view/10.1093/law:epil/9780199231690/law-9780199231690-e85 инн
I
5?rskey=a2LqOc&result=2&prd=EPIL.
U —Im
Замечание общего порядка № 31 — Характер общего юридического обязательства, на- > S Г
лагаемого на государства — участники Пакта от 29.03.2004 // URL: http://humanrts.umn. 0ШШ
edu/russian/gencomm/Rhrcom31.html. ЫИ!
Замечание общего порядка № 22. Ст. 18 // URL: http://www2.ohchr.org/english/bodies/icm- хИ
mc/docs/8th/HRI.GEN.1.Rev9_ru.pdf. СИСТЕМ
>
УНИВЕРСИТЕТА
О.Е. Кугафина (МПОА)
Развитие ИТ, облегчая передачу информации, затрагивает в том числе и право исповедовать религию либо убеждения. Особую проблему составляет право свободного выражения мнений, если оно ущемляет права других лиц, например в части религиозных чувств. Несмотря на то что ЗОП № 22 закрепляет запрет превращать исповедование религии или убеждений «в пропаганду войны или выступление в пользу национальной, расовой или религиозной ненависти, представляющее собой подстрекательство к дискриминации, вражде или насилию» (п. 7), и осуждение использования ИТ для их распространения (резолюция 70/157 от 15.12.2015, п. 3, 4), отмечается увеличение случаев религиозной нетерпимости, дискриминации и связанного с ними насилия (п. 3).
В доктрине и на практике принимается ряд мер для урегулирования свободы вероисповедания в эпоху ИТ. Так, признается, что религиозная дискриминация не подпадает под защиту свободы выражения мнений34. ГА ООН потребовала введения уголовной ответственности не только за применение насилия на религиозной почве, но и за подстрекательство к прямому насилию (резолюция 70/157, п. 7!), особенно за совершение актов насилия в отношении лиц, принадлежащих к религиозным меньшинствам (резолюция 71/196 от 19.12.2016, п. 6, 7; резолюция СПЧ 34^.15, п. 5, 7). СПЧ рассматривает проклятья как форму разжигания ненависти (доклад 67/357 от 07.09.2012, п. 54)35.
Вместе с тем ни ст. 18, ни ст. 20(2) МПГПП не предусматривают напрямую защиту религиозных убеждений. Статья 18 направлена в первую очередь на право исповедовать религию, если это не наносит ущерба «общественной безопасности, здоровью, морали, правам и интересам других лиц» (п. 3), т.е. убийство журналистов «Шарли эбдо» как реакция на опубликованные в еженедельнике карикатуры, которые затрагивали религиозные чувства, является ее прямым нарушением.
Ограничения свободы слова не могут вводиться в связи с несовместимостью с ценностями той или иной веры (ЗОП № 34, п. 48; доклад 67/357 от 07.09.2012, п. 54; доклад 71/373 от 06.09.2016, п. 41—43), включая создание и выставление предметов искусства либо изображений, которые тем или иным образом возмущают общество, в том числе затрагивающих религиозную тематику36. Они должны быть направлены на защиту лиц и обеспечение их безопасности, а не на защиту конкретной религии (доклад 66/290 от 10.08.2011, п. 30).
Несмотря на то что в отдельных государствах доминирующая религия может быть инкорпорирована и в правила общественной морали, эксперты отмечают сложность применения ограничений для ее защиты, поскольку в свете культурных и религиозных различий единые стандарты общественной морали отсутствуют37. Статья 18 МПГПП закрепляет право придерживаться любого рода убеждений и исповедовать любую религию до тех пор, пока конкретные действия не подпадают под ограничения ч. 3 данной статьи. Поэтому полагаем, что указанные правила в полном объеме должны применяться и в интернет-среде. На практике,
34 Cm.: Malanсzuk P. Op. cit. Para. 44.
35 Cm.: Wenzel N. Op. cit. Para. 25, 36.
36 Fisher A., Ramsay H. Of Art and Blashemy // Ethical Theory and Moral Practice. 2002. P. 137—167.
37 Malanсzuk P. Op. cit. Para. 37.
'В
L-—^ ь
однако, запрет привлечения лиц к ответственности в указанных ситуациях может оказаться не настолько очевидным в теократических государствах, где распространение информации, порочащей господствующую религию, вполне может рассматриваться властями как угроза общественному порядку и нравственности населения согласно ст. 19(3Ь) МПГПП.
Следует остановиться и на ряде новых ПЧ, связанных с интернет-пространством. В частности, в настоящее время международные документы закрепляют так называемое право на Интернет (например, пр. 4 Декларации ОБСЕ от 28.05.2003 «О свободе коммуникации в Интернете»; доклад 66/290 от 10.08.2011, п. 45—75). Данное понятие характеризуют по-разному. В отдельных случаях оно сводится к доступу к информации в сети Интернет, с тем чтобы государства умышленно не препятствовали доступу к информационным ресурсам в целом (речь идет, например, об отключении Интернета) либо к отдельным сайтам38. В практике ООН данное право, однако, рассматривается несколько шире — как «ПЧ в Интернете».
Декларация принципов Всемирной встречи на высшем уровне по вопросам информационного общества от 12.12.2003 закрепила в качестве основной цели «использование потенциала информационных и коммуникационных технологий» (далее — ИКТ) для достижения целей развития тысячелетия, в том числе путем формирования информационного общества (п. 1, 2). В данном контексте ИКТ рассматриваются в качестве инструмента (п. 9), способного обеспечить образование, знания, информацию и общение (п. 8). Декларация призывает государства обеспечить для всех возможности доступа к ИКТ, коммуникациям, информации и знаниям (п. 19—28). План реализации декларации в качестве целей до 2015 г. от 12.12.2003 закреплял: обеспечение подключений на базе ИКТ населенных пунктов, учебных, исследовательских и культурных учреждений, государственных органов и служб; включение в учебные программы задач, выдвинутых информационным обществом; поощрение развития контента и использования в Интернете всех языков мира (п. 6).
Принятые впоследствии резолюции СПЧ рассматривают проблему шире, делая упор на реализацию прав человека в Интернете в целом (резолюция 32/13 от 27.06.2016, преамбула). Так, значительное внимание уделяется доступу к инклюзивному образованию с использованием информационных технологий (преамбула), обучению цифровой грамотности (п. 4, 6, 7), умышленному недопущению получения или распространения информации онлайн (п. 10), а сохранение и «глобального, открытого и интероперабельного Интернета» рассматривается Н^ в качестве обязательного условия обеспечения безопасности государств и вы- тР полнения международных обязательств в области ПЧ и целей устойчивого развития в цифровой век (преамбула, п. 2). Намеренное предотвращение или пре- А^т
кращение доступа или возможности распространения информации онлайн «без ш-Е^
ъ ^ и
явных законных основании» рассматривается СД как нарушение прав человека, И0 И
в том числе ст. 19(3) МПГПП (доклад 35/22 от 30.03.2017, п. 8—16). В рассматри- а1
ваемом контексте, несомненно, не будет представлять собой нарушение права рИт
на доступ к Интернету закрытие сайтов террористических организаций; сайтов, ШЗр
3>>
38 The Internet as a human right // URL: https://www.brookings.edu/blog/techtank/2016/11/07/ the-internet-as-a-human-right/.
OOJIJI ЫИИ Х s s
СИСТЕМ
>
) УНИВЕРСИТЕТА
L-—имени О. Е. Кугафи на (МПОА)
содержащих детскую порнографию; связанных с разжиганием расовой, религиозной либо иной ненависти, вражды либо дискриминации (резолюция СПЧ 32/13, п. 11), как подпадающие под исключения ст. 19(3) MПГПП (доклад 35/22 от 30.03.2017 г., п. 11).
Весьма широко в интернет-среде обсуждается и право быть забытым, формирование которого обычно связывают с решением EСПЧ от 13.05.2014 Google Spain SL, Google Inc. v Agencia Española de Protección de Datos (AEPD), Mario Costeja González (C-131/12). Рассматриваемая проблема связана с тем, что, в отличие от нецифровой реальности, когда информация быстро забывается, ресурсы поисковых систем способны обнаружить информацию о лице (включая личные данные, новости, посты, фотографии и иные данные в социальных сетях) в любой момент, независимо от сроков давности и независимо от добровольности либо недобровольности ее размещения. Очевидно, что даже информация, размещенная самим лицом в определенный момент в прошлом (посты подростков, информация о личной жизни, фото), может утратить актуальность и даже повредить его репутации, карьере, семейной жизни либо не соответствовать его внутренним потребностям. Так, Р. Вебер проводит аналогию данного права с «правом на прощение», которое означает требование не обсуждать более события в связи с утратой их актуальности39. Он же формулирует право быть забытым как «право быть оставленным в покое»40. В решении Google Spain SL E^M квалифицировал выведение личных данных на экран как распространение информации (п. 57), которое не может осуществляться в нарушение личных данных для целей функционирования поисковых ресурсов (п. 58). EСПЧ неоднократно ссылается на право на защиту личной и семейной жизни (например, п. 58, 66, 69 и т.д.), которое, по мнению суда, превалирует над экономическими интересами операторов поисковых систем и интересом пользователей Интернета (п. 81). EСПЧ приходит к выводу, что лицо, в отношении которого информация размещена, имеет право требовать от оператора поисковой системы ее удаления, за исключением случаев, когда в соответствии с законодательством (соответствующим международным стандартам) она должна продолжать там оставаться (п. 53, 92—96, вывод, п. 3). Право быть забытым касается не удаления информации как таковой, а ее исключения из выборки поисковиков41.
Право быть забытым, несомненно, отличается от права на защиту личной и семейной жизни, защищающего информацию, которую лицо не хочет раскрывать. Сбор и обработка персональных данных государственными органами и частными компаниями может осуществляться только тогда, когда это необходимо, и эта информация должна удаляться из баз после того, как исчезнет явная необходимость в ее наличии (п. 72). Таким образом, закрепление EСПЧ права быть забытым в онлайн-среде представляет собой применение по аналогии права на защиту личной и семейной жизни, с распространением его на данные о реальных событиях из жизни лица, законным образом или самостоятельно размещенных в сети Интернет, которые данное лицо более не хочет делать доступными.
39 WeberR. H. The Right to be Forgotten: More than a Pandora's Box // JIPITEC. 2011. P. 120.
40 Weber R. H. Op. cit. P. 123.
41 См. также: Kranenbog H. Google and the Right to Be Forgotten // EDPL. 2015. No. 1. P. 73.
в
L-—^ ь
Этот подход вызывает активные дискуссии42 в связи с возможной коллизией с реализацией права на свободу слова, а также поскольку часто речь идет о данных, которые могут иметь определенную общественную значимость либо быть запрещены законодательством, например в отдельных случаях информация об имевшихся судимостях, административных правонарушениях, о возбуждении уголовных дел, банкротстве и пр. Как следствие, существует необходимость создать механизмы оценки обоснованности и правомерности каждого запроса. В настоящее время такая оценка осуществляется в отношении каждого запроса непосредственно оператором поисковой системы. В соответствии с отчетом компании «Гугл» от 28.02.2018, за период с 29.06.2014 по 28.02.2018 в компанию поступило более 650 000 заявок об удалении более 2,4 млн URL, каждый из которых «Гугл» оценивает на основании установленных ЕС критериев. В частности, не подлежат удалению данные относительно общественных, политических деятелей или иных публичных лиц, данные, опубликованные журналистами43.
На основании вышеизложенного представляется возможным сделать следующие выводы.
В настоящее время информация и ИТ представляют собой неотъемлемую часть функционирования любого общества, оказывая значительное влияние на содержание, реализацию и защиту основополагающих ПЧ. Теоретически все реализуемые в офлайне права должны осуществляться и в онлайне. Наиболее значимо информатизация затронула реализацию права на жизнь, свободу мнений и их выражения, свободу вероисповедания, права на защиту личной и семейной жизни. Идет процесс формирования новых инструментов, таких как право на Интернет и право быть забытым.
Право на жизнь непосредственно затрагивается, когда ИТ выступают в качестве инструмента вооруженного нападения либо его составляющей; являются средством ведения войны (часто неизбирательного характера), включая использование автономных дронов или роботов; используются для разжигания ненависти, вражды и дискриминации, совершения террористических актов либо иных актов насилия.
С развитием ИТ можно констатировать усиление коллизии между свободой выражения мнений, с одной стороны, и защитой личной и семейной жизни либо свободой вероисповедания — с другой. Отсутствует единообразие в оценке ситуации со стороны органов ООН и иных международных организаций, которая ^ зачастую оценивается исходя из интересов соответствующего мандата, без учета Н^ иных международных обязательств. тР
ИТ могут быть с легкостью использованы и используются в качестве инструментов разжигания розни, подстрекательства к геноциду, вовлечения в террори- А^т стическую деятельность, нарушения общественного порядка. Указанные действия ш-!= Ы запрещены международным правом, однако широкое толкование запретов мо- И0! жет повлечь злоупотребления и со стороны государства. На государствах лежит - 5 т
google.com/eu-privacy/overview?deNsted_urls=start1401321600000;end:1519862399999& lu=delisted urls.
P.
m
-
42 См.: Kranenbog H. Op. cit. P. 77 ; Weber R. H. T Op. cit. Р 122.
43 Отчет о доступности сервисов и данных. 28.02.2018 // URL: https://transparencyreport.
Х S S СИСТЕМ
>
УНИВЕРСИТЕТА
O.E. Кугафина (МПОА)
обязанность обеспечить реализацию свободы вероисповедания и убеждений, в том числе онлайн. Вместе с тем размещение информации, не соответствующей конкретной религии и даже представляющей богохульство, не нарушает данную свободу.
Право на защиту личной и семейной жизни включает право на защиту личных данных и право на защиту репутации в их широком понимании. Представляется необходимым оценивать свободу выражения мнений и распространения информации в контексте международных обязательств, включая обязанность принять все необходимые меры для защиты прав находящихся на территории лиц от актов терроризма, обязанности защиты иных прав человека в рамках ограничений ст. 18(3), 19(3), 20 МПГПП. В целях предотвращения злоупотреблений со стороны государств целесообразно четкое закрепление понятий конкретных преступных деяний в национальном законодательстве.
В настоящее время имеет место тенденция формирования новых прав человека, характерных исключительно для онлайн-среды. Множественность и несогласованность терминологии (право на Интернет, право на доступ к Интернету, права человека в Интернете, право быть забытым, право на прощение и иные) свидетельствует о несформированности понятий. Представляется, что право на Интернет является онлайн-формой права на доступ к информации и ее распространение и включает обязанность государств обеспечить развитие информационной инфраструктуры и коммуникаций; создать рынок, ценовой порог которого сделает интернет-ресурсы доступными; обеспечить свободу доступа к информации на интернет-ресурсах в целом либо на конкретных сайтах за исключением случаев, предусмотренных ст. 19(3), 20.
Формирование права быть забытым вызвано возможностью нахождения в поисковиках информации о лицах в любой момент, независимо от сроков ее размещения. В существующей форме оно означает право потребовать исключения из поисковых механизмов URL, которые были законно размещены в Сети, в том числе лицом самостоятельно, в связи с их небеспристрастностью, устарелостью либо изменением обстоятельств. В данном контексте следует различать право лица удалить информацию, размещенную им самостоятельно, как часть права на защиту личной и семейной жизни и рассмотрение запросов относительно информации, законно собранной и размещенной государственными органами, иными лицами, в случае если ее размещение требуется в соответствии с законодательством, она касается публичных фигур либо представляет общественный интерес.
БИБЛИОГРАФИЯ
1. Давид Э. Принципы права вооруженных конфликтов. — М. : МККК, 2011.
2. Branbandere E. de Propahanda // MPEPIL. — URL : http://opil.ouplaw.com/ view/10.1093/law:epil/9780199231690/law-9780199231690-e978?rskey=9jDC1 4&result=9&prd=EPIL.
3. Chainoglou K. Psychological warfare // MPEPIL. — URL: http://opil.ouplaw.com/ view/10.1093/law:epil/9780199231690/law-9780199231690-e385?rskey=CEUI1l &result=15&prd=EPIL.
тз
L-—^ ь
4. Dinstein Y. War, Aggression and Self-Defence. — 3rd ed. — Cambridge : Cambridge University Press, 2001.
5. Fisher A., Ramsay H. Of Art and Blashemy // Ethical Theory and Moral Practice. — 2002.
6. Frowein J. A. Legal Consequences for International Law Enforcement in the Case of Security Council Inaction // The Future of International Law Enforcement: New Scenarios — New Law?: Proceedings of an International Symposium of the Kiel Institute of International Law. Mar. 25 to 27, 1992 / ed. by J. Delbrück. — Berlin : Buncker und Humblot, 1993.
7. Jensen E. T. Tallinn Manual 2.0 Highlights and Insides // URL: https://papers.ssrn. com/sol3/papers.cfm?abstract_id=2932110.
8. Kranenbog H. Google and the Right to Be Forgotten // EDPL. — 2015. — № 1.
9. Kulesza J. International Internet Law. — N. Y. : Routledge, 2012.
10. Malanczuk P. Information and communication, freedom of. Para. 34—36 // MPEPIL. — URL: http://opil.ouplaw.com/view/10.1093/law:epil/9780199231690/ law-9780199231690-e830?rskey=hc4dVE&result=7&prd=EPIL.
11. Parlett K. The Individual in the International Legal System: Continuity and Change in International Law. — Cambridge : Cambridge University Press, 2013.
12. Participants in the International Legal System: Multiple Perspectives on Non-State actors in International Law / ed. by J. D. Aspermont. — N. Y. : Routledge, 2013.
13. Portmann R. Legal Personality in International Law. — Cambridge : Cambridge University Press, 2013.
14. Scordas A. Mass media? Influence at international relations // MPEPIL. — URL: http://opil.ouplaw.com/view/10.1093/law:epil/9780199231690/law-9780199231690-e960?rskey=hc4dVE&result=2&prd=EPIL.
15. Solove D. J. A Taxonomy of Privacy // University of Pensilvania Law Abstract. — 2006. — Vol. 154. — № 3.
16. The Changing Role of Nationality in International Law / ed. by A. Annoni, S. Forlati. — N. Y. : Routledge, 2014.
17. The Internet as a human right // URL: https://www.brookings.edu/blog/ techtank/2016/11/07/the-internet-as-a-human-right/.
18. Trindad A. A. C. The Access of Individuals to International Justice. — Oxford : Oxford University Press, 2011.
19. Weber R. H. The Right to be Forgotten: More than a Pandora's Box // JIPITEC. — ^ 2011.
20. Wenzel N. Opinion and Expression, Freedom of, International Protection. Para. tP 16 // URL: http://opil.ouplaw.com/view/10.1093/law:epil/9780199231690/law-9780199231690-e855?rskey=a2LqOc&result=2&prd=EPIL. A^m
21. Woltag J.-C. Cyber warfare // MPEPIL. — URL: http://opil.ouplaw.com/ ife^ view/10.1093/law:epil/9780199231690/law-9780199231690-e280?rskey=eCCfo > □ = Y&result=7&prd=EPIL&print. 5
22. Ziemele I. Privacy, right to, International protection // MPEPIL. — URL: http://opil. ouplaw.com/view/10.1093/law:epil/9780199231690/law-9780199231690-e863?r □Aa skey=9jDC14&result=2&prd=EPIL.
ESS Х S S
СИСТЕМ
>
