CC BY
14УДК 37.017.4
Степан Геннадьевич Чухин1, Елена Викторовна Чухина2
1,2Омский государственный педагогический университет, Омск, Россия
Автор, ответственный за переписку: Степан Геннадьевич Чухин,
chukin2009@mail. ru
ПРАКТИКИ ГРАЖДАНСКОЙ ПАМЯТИ КАК СРЕДСТВО ФОРМИРОВАНИЯ РОССИЙСКОЙ ГРАЖДАНСКОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ
Аннотация. В последние годы наблюдается актуализация интереса к формированию гражданской идентичности личности. Проблема идентичности обострилась, когда общество, «оторвавшись» от власти природы и традиций, встало перед необходимостью принимать самостоятельные решения. В данной статье автора интересует, как коммеморация влияет на формирование гражданской идентичности, а также каковы стратегии формирования гражданской идентичности школьников при помощи практик гражданской памяти.
Ключевые слова: идентичность, гражданская идентичность, коммеморация, практика гражданской памяти
Stepan G. Chukhin, Elena V. Chukhina
12
, Omsk State Pedagogical University, Omsk, Russia
Corresponding author: Чухин Степан Геннадьевич, [email protected]
PRACTICES OF CIVIL MEMORY AS A MEANS OF FORMING RUSSIAN CIVIL
IDENTITY
Abstract. In recent years, there has been an actualization of interest in the formation of a person's civic identity. The problem of identity became aggravated when the society, "breaking away" from the power of nature and traditions, faced the need to make independent decisions. In this article, the author is interested in how commemoration affects the formation of civic identity, as well as what are the strategies for forming the civic identity of schoolchildren using the practices of civic memory.
Keywords: identity, civic identity, commemoration, practice of civic memory
Исследования по меморативной проблематике на сегодняшний день набирают обороты в отечественной социологии, истории и педагогике, в результате чего прослеживаются метаморфозы понимания прошлого современным российским обществом, появляется научное видение сообществ, которые организованы средствами коллективного вспоминания. Однако отечественные работы, акцентируя внимание на интегрирующей роли вспоминания в социальных группах, практически упускают из вида проблему ослабления этой роли, то есть вероятность забвения коллективного вспоминания.
Каждый человек имеет индивидуальные воспоминания о личном прошлом, которое наполнено уникальными фактами. С позиции настоящего времени совокупность таких фактов создает у него целостное представление о пережитом. Однако совершенно различные люди, каждый из которых имеет индивидуальный опыт, способны понимать и сохранять одинаковые воспоминания, никаким образом несвязанные с их жизнью. Эта возможность
обладать общими образами прошлого становится основой для создания социальной группы, так как общие воспоминания позволяют людям ощущать совместно пережитые события. Чтобы такие воспоминания продолжали соединять индивидов в единую общность, необходимо передавать опыт группы во времени и пространстве. Средством передачи представлений об общем прошлом выступают коллективные акты вспоминания, которые заставляют человека снова прочувствовать сопричастность к событиям, которые удалось пережить членам социальной группы. Поэтому при изучении идентичности общества научному дискурсу следует обращать внимание на способы коллективного вспоминания.
Увеличение информационных потоков с развитием цифровых медиа приводит к тому, что теперь множество людей лично, без вмешательства государства, способно конструировать исторические образы посредством открытой коммуникации. Обозначенные тенденции обуславливают процесс десакрализации памяти, в результате которого воспоминания о прошлом лишаются интегрирующей функции общества. Описанная ситуация является причиной, по которой практики гражданской памяти не способны устойчиво действовать в современном обществе, в связи с чем, экспертным группам, создающим историческое знание и выступающим организаторами актов коллективного вспоминания, необходимо искать новые средства для сохранения исторической памяти.
Если средства трансляции прошлого становятся малоэффективными, то слабеет прочность повествования версии истории, в результате чего идентичность общества подвергается угрозе извне или распаду. Следовательно, необходимо понимать не только, как поколение молодых россиян удерживает образы исторического прошлого, но и как акты коллективного вспоминания влияют на навязывание социально значимых воспоминаний. Поскольку после «перестройки» российская/советская история неоднократно переписывалась (в связи с чем менялись интерпретации прошлого), постольку отечественная социология стала заниматься проблемой состояния памяти российского общества. Поэтому такие исследователи, как А.В. Очкина, Н.В. Проказина, Н.П. Старых, Л.Д. Гудков, Б.В. Дубин делают своего рода срез памяти российского общества, демонстрируя, какие события и личности актуализируются россиянами на карте истории. Появляются работы, касающиеся освоения понятий в социологии памяти. Среди таких авторов следует упомянуть В.А. Колеватова, А. Васильева, В. Ярскую, Е. Трубину, Е.А. Ростовцева, Д.А. Сосницкого. Расширение теоретической базы по исследованию данной тематики привело к образованию направлений изучения памяти в рамках российской социологии. В частности появляются работы А. Миллера, Г. Касьянова, О.В. Петровской, И. Калинина, О. Лысиковой, которые касаются вопроса влияния государства на «правильное» понимание прошлого среди граждан своей страны. Помимо проблем исторической политики выделился ряд исследователей вокруг вопроса конструирования актов коллективного вспоминания с целью передачи опыта социальной группы - к обозначенному кругу можно отнести С. Ушакина, Е. Рождественскую, В.А. Шнирельмана.
Коммеморация - это «действие, отсылающее к реальности прошлого, которой уже нет сейчас» [10]. В любом сообществе коммеморативная практика является знаком, который скрепляет индивидов в единое целое, позволяя ощутить себя частью социальной группы. Следовательно, в акт вспоминания вкладывается понятие (означаемое), которое будет разделяемо всеми членами сообщества. Однако, чтобы распространиться среди группы людей, понятие требует означающего: содержания (максимального наполнения реальности прошлого) и формы (способа передачи и выражения содержания). Иными словами, социальный опыт объединяет людей благодаря понятию, воплощенному в материальной, телесной, вербальной или визуальной подаче, что обуславливает «возможность прогнозирования трансформации ценностных представлений массового сознания и соответствующих им изменений социального поведения» [7].
Особое место в коммеморации занимают «места памяти» - это «определенные точки, вокруг которых концентрируется и сохраняется коллективная память» [1]. Местами памяти
могут стать «предметы, события, легенды, люди, географические точки, главная задача которых - связать прошлое и настоящее, символизируя значимое прошлое» [3]. Иными словами, память - это события прошлого, которые пытаются найти место в настоящем. Поэтому общество занимается внедрением памяти в место, то есть приданием воспоминаниям более устойчивой формы через материальные предметы. Следовательно, социальная память всегда проявляет себя в другом, в том, что находится за рамками отдельно взятого человека. Таким образом, социальную память можно «свести к манипуляциям пространства, где каждый индивид способен помещать и, изменяя интерпретацию, изымать воспоминания из мира вне себя» [7].
Иначе говоря, нарратив или коммеморативное ядро - это «самодостаточная реальность, которая устанавливает свое пребывание в социальной реальности с помощью регулярного воспроизводства в настоящем» [5]. Мы получаем еще одно важное свойство коммеморативной практики - это всегда практика бытовой истории, бытовой жизни, материальная составляющая этой жизни, которая заключается в пространственно-материальных характеристиках «мест памяти». На уровне бытовых практик формируются, как отмечает Э. Хобсбаум, «изобретённые традиции». Только тогда они будут иметь определённый статус в общественном сознании и необходимым образом регулировать его. Э. Хобсбаум выделяет основные черты «изобретённых традиций»: «искусственность, концептуальная ретроспективность, контрастность, повторяемость, предельный консерватизм, фиктивность» [9]. Но именно «фиктивность и не позволяет в полном смысле отнести «изобретённые традиции» к коммеморации, а делает логичным назвать их частью коммеморативной практики, поскольку последняя не исчерпывается исключительно искусственным моделированием своего содержания, но не исключает его» [10].
Согласно концепции Э. Дюркгейма коммеморативные ритуалы (практики) обладают следующими свойствами: коллективным характером, эмоциональностью, сакральностью, ретроориентированностью [2]. Проблема здесь заключается в том, что когда индивид производит создание собственного памятного нарратива, связанного с событиями, пережитыми лично, то он из фрагментов восприятия прошлого самостоятельно создает воспоминание. Но когда происходит изъятие события из исторической памяти, то такое воспоминание является человеку целостным объектом, так как сам индивид не компетентен в конструировании фактов, выходящих за пределы его ограниченного повседневного мира. Исследователями было определено, что «структура концептосферы региональной идентичности может быть описана пятью компонентами ... к которым были отнесены такие компоненты, как мифологически-религиозный, бытийный, исторический, природный и ценностный» [5].
Теоретико-методологическую основу исследования коммеморационных практик составляют феноменологический (Э. Гуссерль, А. Шюц, Б. Вальденфельс, М. Ришир) и нарративный подходы (П. Рикер, Ф.Р. Анкерсмит), концепции коллективного сознания (Э. Дюркгейм) и социальной памяти (М. Хальбвакс), а также теории социального пространства (П. Бурдье), освоения повседневности (М. де Серто), «сборки памяти» (А. Ридинг), экономики памяти (М. Аллен). При рассмотрении структуры коммеморативной практики используется семиологический метод (Р. Барт), направленный на раскрытие понятия знака как социального конструкта.
Деятельностный подход ставит особый акцент на субъект-субъектных отношениях социальных агентов, что является основой социальных. В связи с этим особенность осмысления коммеморации заключается в том, что она, как правило, рассматривается либо в контексте отдельных ритуальных практик (мемориалов, парадов, прочих празднований), не выходя за рамки конкретно-событийного контекста ее существования (локальный подход), либо лишь вскользь упоминается в контексте более общих теоретических рассуждений (расфокусированный подход). Примером локального ракурса изучения коммеморации являются работы таких авторов, как А. Лангеноль, К. Штоп-Рутковска, Г. Шагоян, Л. Кучер, К. Мураками, Н. Лоренцо-Дус, Е.В.
Хаскинс. Представителями расфокусированного взгляда на коммеморацию можно назвать П. Хаттона, П. Рикера, Я. Ассмана, П. Нора и др.
Поэтому, наиболее продуктивными методами исследования коммемораций по мнению исследователей являются: наблюдение (включенное и невключенное), которое позволяет увидеть внешнуюю сторону акта вспоминания в контексте социального взаимодействия. Применение данного метода необходимо при изучении коммеморативных практик как ритуальный действий, которые отделяют сферу сакрального от повседневной жизни; контент-анализ и анкетный опрос необходимы для выявления наиболее коммеморативно плотных тем в историческом нарративе. Благодаря им, можно узнать, какие события прошлого актуализируются в определенной социальной группы, а также выявить общее символическое пространство исторической памяти; дискурс-анализ показывает влияние социокультурных и институциональных контекстов на трансляцию исторических сюжетов [8]. Тем самым, можно «увидеть как присутствие адресата и границ социального фрейма определяет содержание коммеморативного нарратива» [6].
Коммеморации формируются как на уровне коммуникативной памяти. Динамика памяти заключается не только чередовании забвения и воспоминания, но и в сочетании «вспышечных» и «сжатых» воспоминаний при создании биографического нарратива. Однако именно «вспышечные» воспоминания являются реперными точками в построении повествования о своем прошлом, так как их коммеморативная плотность гораздо выше усредненных ячеек памяти. Наиболее «открытыми историческому опыту являются такие виды досуга, как коллекционирование, ремесло, художественные практики, спорт» [4]. Коммеморация всегда связана с необычным фактом прошлого, поскольку она должна взбудоражить человека и заставить его совершить усилие над сознанием, чтобы погрузиться в прошлое. Поскольку воспоминание - это исключение, а не правило. В политике памяти «помимо коммеморативных практик есть и обратный механизм регулирования памяти -«забывание», когда какие-то страницы истории стараются забыть, не обсуждать» [9]. Вопрос, следовательно, заключается в выделении повседневных и неповседневных коммеморативных практик, где первые оказываются менее тематизируемыми. Различие между ними «лежит в специфике выделения опыта прошлого как предмета деятельности» [4]. Формы «мест памяти и соответственно коммеморативных практик, о которых писал П. Нора (топографические, монументальные, символические, функциональные)» [6].
Воспитание, в том числе патриотическое, является стратегическим ориентиром российского образования. Однако «в современной социокультурной ситуации, характеризующейся разноплановостью, противоречивостью, многовекторностью развития общества и полистилистичностью культуры, необходим пересмотр его форм, с тем чтобы привести их в максимальное соответствие с потребностями и ментальными особенностями нового юного поколения - так называемого поколения Ъ, заметно отличающегося от предшествующих генераций сверстников» [8]. Государство предлагает современной молодежи новые форматы коллективного вспоминания: проведение интерактивных выставок, беспрецедентных мемориальных шествий и флешмобов, использование интернет-пространства для создания коммеморативных акций, а также введение культурно-антропологического образовательного стандарта в общеобразовательных учреждениях. Исходя из представленной позиции, на индивидуальном уровне человек будет усваивать образы коллективного прошлого лучше, если исторический нарратив будет соприкасаться с событиями его личной жизни. Отсюда повышается роль семейной истории, которая связывает воспоминания личного характера с историей социальной общности, так как «...мораль является более важным предиктором социально-политических взглядов, чем ценности» [8]. Образы исторической памяти более эффективны в усвоении молодыми людьми, если они связаны с семейным прошлым. Иными словами молодой человек лучше ориентируется в перипетиях исторического периода, если в нем участвовал родственник, который ощутил на себе влияние исторического процесса, так как современными
исследователями «выявлены закономерности взаимосвязи смысложизненных состояний с принятием-непринятием личностью смысложизненных задач, а также с успехом-неуспехом их решения в ее индивидуальной жизнедеятельности» [3]. Однако прошлое семьи не всегда актуализируется в виде циркуляции памятных объектов или рассказов, поэтому использование ресурсов семейной истории иногда не позволяет усвоить образы исторической памяти: «в современном обществе растет запрос на распространение просоциальных практик» [5]. В такой ситуации выходом будет обращение к структуре коммеморативной практики: при опривычивании её элементов необходимо сделать так, чтобы акт вспоминания всегда удивлял и, тем самым, создавал новую ауру коммеморации. Если понятие коммеморативной практики всегда должно быть одинаковым, то необходимо менять форму выражения исторического материала.
Социокультурная обусловленность формирования гражданской идентичности школьников предполагает актуализацию практик гражданской памяти: чтение аутентичных текстов (коммеморация через книги, письма, дневники); практика памятных (commemorative) речей (коммеморация через восхваление или порицание деяний прошлых поколений); семейная сага (коммеморация через семейную идентичность - путешествие по историческим местам жизни семьи, ритуалы и традиции семейных праздников и т.д.); легендаризация образа героя (коммеморация через исследование биографии предков); школа - это твой дом (коммеморация через локальную идентичность - создание воспитательных очагов школы, формирование школьной укладности, создания детско-взрослой общности и т.д.); коммеморативная практика «Машина времени» (коммеморация через изучение краеведения - музеи, памятные места города (села), история традиционного крестьянского быта и т.д.); практики межпоколенного «диалоги памяти» (коммеморация через организацию межпоколенного диалога на «территориях силы» («мест памяти) - памятники, места захоронений, иные объекты исторической памяти); «планеты детства» (коммеморация через организацию выставок детской игрушки, детских писем и дневников, фотографий, мастер-классы детских игр разных исторических периодов); фоновые коммеморативные практики (коммеморация через средообразование, формирование укладности школы, различные виды традиционного досуга - коллекционирование, ремесло, художественные практики, спорт); календарные коммеморативные практики (коммеморация через школьные и семейные праздники, юбилеи, памятные исторические события, культурные события — появление книги, фильма или спектакля посвященных определенной исторической теме).
Итак, формой объективации культурной памяти является коммеморация. Историческая память общества выражается в коммеморациях, которые могут быть как индивидуальными, так и коллективными. Коммеморацию следует интерпретировать как совокупность публичных коллективных практик, направленных на формирование ценностей и моделей поведения через ритуально оформленное удержание и воспроизведение (повторение) в актуальной культуре значимых для группы, символически выраженных представлений о прошлом.
Практики гражданской памяти - это всегда практика бытовой истории, бытовой жизни, материальная составляющая этой жизни, которая заключается в пространственно-материальных характеристиках «мест памяти». Практики гражданской памяти должны способствовать поддержанию в обществе единого отношения к прошлому, в том числе и прошлому «локальному», составляющему неотъемлемую часть общего прошлого народа и государства. Практики гражданской памяти предполагают набор способов, с помощью которых в обществе закрепляется, сохраняется и передается память о прошлом.
Коммеморация всегда связана с необычным фактом прошлого, поскольку она должна взбудоражить человека и заставить его совершить усилие над сознанием, чтобы погрузиться в прошлое. Поскольку воспоминание - это исключение, а не правило. В политике памяти помимо коммеморативных практик есть и обратный механизм регулирования памяти -«забывание», когда какие-то страницы истории стараются забыть, не обсуждать. Вопрос,
следовательно, заключается в выделении повседневных и неповседневных практики гражданской памяти, где первые оказываются менее тематизируемыми. Различие между ними лежит в специфике выделения опыта прошлого как предмета деятельности.
Исходя из представленной позиции, на индивидуальном уровне человек будет усваивать образы коллективного прошлого лучше, если исторический нарратив будет соприкасаться с событиями его личной жизни. Отсюда повышается роль семейной истории, которая связывает воспоминания личного характера с историей социальной общности. Образы исторической памяти более эффективны в усвоении молодыми людьми, если они связаны с семейным прошлым.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ
1. Боймирзаев С.Б. Роль коммеморативных практик в процессе функционирования и развития исторической памяти // Проблемы науки. 2017. № 7 (20). С.1-2.
2. Дюркгейм Э. Элементарные формы религиозной жизни: тотемическая система в Австралии = Les Formes élémentaires de la vie religieuse: le système totemique en Australie / пер. с франц. А. Апполонова и Т. Котельниковой; под науч. ред. А. Апполонова. Москва: Издательский дом «Дело» РАНХиГС, 2018. 736 с.
3. Карпинский К. В. Смысложизненные задачи и состояния в развитии личности как субъекта жизни // Сибирский психологический журнал. 2019. № 71. С. 79-106.
4. Линченко А.А. Коммеморативные практики и массовое историческое сознание: методологический аспект // Вестник ТвГУ. Серия «Философия». 2015. № 2. С. 116 -127.
5. Малинова О.Ю. Коммеморация исторических событий как инструмент символической политики: возможности сравнительного анализа // Полития. 2017. № 4 (87). С. 6-22.
6. Нора П. Эра коммемораций // Франция-память. Санкт-Петербург: Изд-во С-Петерб. Ун-та, 1999. С. 95-150.
7. Серто де М. Изобретение повседневности. 1. Искусство делать. Санкт-Петербург: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2013.
В. Сычев О.А., Белоусов К.И., Протасова И.Н. Ценностные и моральные основы социально-психологических взглядов молодежи // Сибирский психологический журнал. 2019. № 73. С. 60-77.
9. Хобсбаум Э. Изобретение традиций // Вестник Евразии. 2000. № 1. С. 47-62.
10. Шуб М.Л. Современные коммеморативные практики: образовательный и воспитательный потенциал // Челябинский гуманитарий. 2016. № 3 (36). С.80-В5.
REFERENCES
1. Boïmirzaev_1, S.B. (2017). Rol' kommemorativnykh praktik v protsesse funktsionirovaniia i razvitiia istoricheskoi pamiati Problemy nauki. № 7 (20). S. 1-2.
2. Djurkgejm_1, Je. (201В). Jelementarnye formy religioznoj zhizni: totemicheskaja sistema v Avstralii / per. s franc. A. Appolonova i T. Kotel'nikovoj; pod nauch. red. A. Appolonova. M.: Izdatel'skij dom «Delo» RANHiGS, 736 s.
3. Karpinskij_1, K.V. (2019). Smyslozhiznennye zadachi i sostojanija v razvitii lichnosti kak sub#ekta zhizni Sibirskij psihologicheskij zhurnal. № 71. S. 79-106. Vhodit v Web of Science i Scopus.
4. Linchenko_1, A.A. (2015). Kommemorativnye praktiki i massovoe istoricheskoe soznanie: metodologicheskií aspekt Vestnik TvGU. Seriia «Filosofiia». № 2. S. 116-127.
5. Malinova_1, O.Ju. (2017). Kommemoracija istoricheskih sobytij kak instrument simvolicheskoj politiki: vozmozhnosti sravnitel'nogo analiza Politija. № 4 (В7). S. 6-22.
6. Nora_1, P. (1999). Jera kommemoracij Francija-pamjat'. SPb.: Izd-vo S-Peterb. Un-ta. S.
95-150.
7. Serto_1, de M. (2013). Izobretenie povsednevnosti. 1. Iskusstvo delat'. SPb.: Izdatel'stvo Evropeiskogo universiteta v Sankt-Peterburge.
8. Sychev_1, O.A., Belousov_2, K. I., Protasova_3, I. N. (2019). Cennostnye i moral'nye osnovy social'no-psihologicheskih vzgljadov molodezhi Sibirskij psihologicheskij zhurnal. № 73. S. 60-77. Vhodit v Web of Science i Scopus.
9. Hobsbaum_1, Je. (2000). Izobretenie tradicij Vestnik Evrazii. 2000. № 1. S. 47-62.
10. Shub_1, M.L. (2016). Sovremennye kommemorativnye praktiki: obrazovatel'nyi i vospitatel'nyi potentsial Cheliabinskii gumanitarii. № 3 (36). S. 80-85.
Информация об авторах С.Г. Чухин — кандидат педагогических наук, доцент; Е.В. Чухина — кандидат педагогических наук, доцент.
Information about the authors S.G. Chukhin - Department of Education, Associate Professor; E.V. Chukhina - Department of Education, Associate Professor.
