CC BY
28
того - то и другое вместе. Возможна ли в этом случае оценка нравственного императива личности? Логико-методологический аспект темы - отсутствие не то что единства, но даже единообразия интерпретации и толерантности применительно к тем или иным аспектам человеческого поведения. Теперь вопрос, касающийся адаптации. Сама по себе способность к адаптации очень существенное свойство индивида, но в теме толерантности оно связано, без достаточных оснований, с позитивными отношениями с окружающим миром. Между тем, адаптация может быть как со знаком плюс, так и со знаком минус, например, многие социальные психологи связывали уменьшение числа самоубийств в России во второй половине 90-х гг. XX века с адаптацией со знаком минус - через деградацию личности. Такая адаптация получила даже название «синдром концлагеря» (Попадающий в условия концлагеря человек вначале ведет себя неразумно, если не сказать самоубийственно - спорит с тюремщиками, пытается бежать. А потом «адаптируется», но за счет деградации личности. Привыкнуть к условиям концлагеря без деградации личности невозможно - он на это и рассчитан). Наконец, «недопущение конфронтации». Опять пред нами вопрос анализа моделей поведения. В одних случаях подобная толерантность морально приемлема, например, в ситуации коммунальной кухни. В других - толерантность, как недопущение конфронтации, при столкновении с вором или грабителем нравственно ущербна. Общий вывод очевиден. Толерантность - лекарство, которое должно прописываться индивиду, в том числе подростку, очень избирательно. Оно не является панацеей, ибо не подходит на роль универсального нравственного принципа.
Г. А. Хасыкова, З. В. Прошкова
Практики депривации семей-мигрантов в российском образовании (на примере Санкт-Петербурга)
Миграция населения из провинции, стран бывшего СССР и зарубежных государств в большие российские города принимает все больший размах. Люди стремятся переехать в поиске работы, новых возможностей, хотят повысить материальное благосостояние и уровень жизни, качество проживания. Не последнее место среди мотивов миграции занимает желание получить хорошее образование, недоступное на родине, для себя и для своих детей. Санкт-Петербург, всегда бывший мультикультурным и мигрантотерпимым городом, очень привлекателен для переезда.
186
Миграция происходит индивидуально или с семьей. Институт семьи прочен, у многих народов он неразрывен, и люди не представляют себя вне семейного контекста. Переезжают всей семьей -сразу или постепенно «подтягивая» родных. Учитывая специфику такого вида социальной мобильности, мы предлагаем понятие «семья-мигрант» и будем пользоваться им в статье.
Мигранты часто не задумываются о последствиях, о том, каким образом адаптируются к новой жизненной ситуации они сами, другие члены семьи и в особенности их дети. Дети очень восприимчивы к изменениям во внешней среде, а переезд - это сильный стресс, который влияет на их развитие и психику. С другой стороны, оставить ребенка в прежнем месте проживания на попечение других людей, даже самых близких, значит лишить его заботы родителей. Как показывает опыт, дети в такой ситуации начинают демонстрировать протестное поведение.
Если семья не принадлежит к титульной нации местности, куда происходит переезд, может актуализироваться проблема незнания языка, и дети, выросшие в ранних условиях языкового барьера, будут чувствовать себя неуютно и напряженно.
И семьи-мигранты, и дети из семей-мигрантов часто становятся объектом национализма, этнофобии, слабо защищены в различных сферах жизни и нуждаются в специальных государственных, в том числе городских программах поддержки и реабилитации. Такими программами могли бы стать образовательные - через детские сады, школы, систему образования взрослых.
В рамках преддипломного проекта Г.А. Хасыковой - одной из авторов статьи - проводится исследование семей-мигрантов в Санкт-Петербурге. В настоящее время удалось найти пять таких семей и опросить по одному-два человека от каждой семьи (мужчин и женщин старше сорока лет, их детей среднего и старшего школьного возраста).
При поиске информантов применялся метод «снежного кома». Преимущество проекта в том, что Г. Хасыкова тоже является ми-гранткой, и есть возможность провести исследование «с близкого расстояния». Недоступность мигрантских семей объясняется многими причинами, сами участники интервью ссылаются на большую занятость на работе. Конечно, мы заметили недоверие к социологам как к представителям власти (с точки зрения информантов), а от власти семьи-мигранты заранее ожидают неприятностей, на помощь и поддержку не рассчитывают.
В интервью проводился тщательный анализ жизненной ситуации семьи-мигранта в Санкт-Петербурге. Как выяснилось, наиболее трудными проблемами для семьи-мигранта являются поиск работы и жилья. Ценность качественного образования для детей не так ак-
187
туализирована в сознании информантов. Ценность образования для себя, тем более непрерывного образования, отсутствует. Профессиональная ресоциализация также не происходит, информанты пользуются полученными до миграции умениями.
Опрошенные в исследовании семьи выживают, а получение хорошего образования, думается, уже относится к стратегиям адаптации и достижения успеха. Обнаружены несколько «образовательных» сюжетов в текстах интервью. Они относятся к сферам дошкольного, среднего и среднего специального, частично - высшего образования:
Стоимость пребывания ребенка родителей, не имеющих российского гражданства, в муниципальном дошкольном образовательном учреждении Санкт-Петербурга - до 5-6 тыс. рублей в месяц. Иначе говоря, такие семьи-мигранты лишены льгот, положенных жителям города. К тому же такие семьи часто являются многодетными, малообеспеченными, и не могут оплатить обучение своих детей в детском саду. В результате ребенок идет в обязательную среднюю школу плохо подготовленным и со слабым знанием русского языка.
Требование при устройстве в школы в Санкт-Петербурге - постоянной регистрации ребенка в городе - невыполнимо для большинства семей-мигрантов (в частности, никто из пяти членов опрошенных семей не имел прописки). Проблема преодолевается обращением в РОНО, где выдается направление в школу, но это, как правило, непрестижная и даже типично «мигрантская» школа, про которую «ходят слухи, что там половина детей в классе не говорит по-русски, и нормальным людям там делать нечего» (из интервью). В чем-то такая школа удобна нашим информантам, так как она терпима к языковому и культурному барьеру, но уровень получаемого образования все-таки не радует даже непритязательных родителей.
При этом в интервью нет рассказов о дискриминации детей из семьи-мигранта в школе и во время дальнейшего образовательного пути. Наоборот, информанты всячески подчеркивают успешность и самостоятельность своих детей, их ускоренную адаптацию к условиям школьного обучения. Можно предположить, что это своего рода психологическая защита рассказчиков.
В книге «Расизм в языке образования» (Центр независимых социальных исследований, Санкт-Петербург, 2008) все тексты так или иначе указывают на случаи «сознательной» и «нечаянной» этнической интолерантности в школе, нетерпимости к детям из мигрант-ских семей со стороны других учащихся, учителей и даже учебных пособий.
Поиск семей-мигрантов привел к кейсу, который надо поставить отдельно от пяти изученных случаев. Были проведены интервью
188
с семьей беженцев из Афганистана - матерью и дочерью, оканчивающей одиннадцатый класс общеобразовательной школы. Мать, преподававшая на Родине афганский язык и литературу, не может найти работу в Санкт-Петербурге и пока не пытается получить другое образование и профессию.
Главная проблема этой семьи - у них нет российского гражданства, и все члены семьи недавно лишились статуса беженцев. В результате семья оказалась в очень неопределенном положении и без материального пособия, хотя и на отъезде из страны российские власти не настаивают.
Особенно трудно в этой ситуации дочери - выпускнице школы текущего года. Руководство школы не может дать ей аттестат или другие документы об окончании среднего образовательного учреждения, так как на это нет правовых оснований. Соответственно девочка не может поступить в вуз, который наметила для себя. Здесь надо отметить, что эта «семья-беженец» отличается высоким образовательным уровнем, ориентирована на образовательные ценности. В частности, девочка очень хорошо учится в школе, прекрасно знает русский язык.
В отличие от опрошенных пяти семей-мигрантов, обе информантки из семьи-беженца часто сталкивались с депривацией по этническому и статусному признакам в системе российского школьного образования - и со стороны учителей и учеников, и со стороны институциональных структур, включая само государство. Возможно, опрошенная семья более чувствительна к ущемлению прав на образование в силу больших амбиций и имеющихся значительных образовательных и культурных ресурсов.
В заключение надо сказать, что ситуация в сфере образования для семей-мигрантов очень непростая. Мигрантам в любом возрасте приходится сталкиваться с нерешенными правовыми вопросами, этнической и мигрантской «нечувствительностью» российских институтов образования, проявлениями мигрантофобии как на персональном, так и на государственном уровне. Эксперты объясняют мигрантофобии в образовании тем же, что и другие общественные фобии: все они производны от страхов утраты «ресурсов» и «утраты собственной идентичности» (Мукомель В.И. Грани интолерантности // Социологические исслед. - 2005. - № 2. С. 56).
189
