CC BY
117
УДК 43
ПРАГМАТИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ КОСВЕННОГО И ИМПЛИЦИТНОГО ОТРИЦАНИЯ В НЕМЕЦКОМ ДИАЛОГИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ
© Е.В. Милосердова, О.С. Милосердова
В статье исследуется непрямое выражение языковой категории отрицания. Дифференцируются косвенные и имплицитные речевые акты, содержащие отрицание, которые с лингвистической и прагматической точек зрения обнаруживают как сходства, так и различия.
Ключевые слова: категория отрицания; непрямая коммуникация; косвенность; имплицитность; прагматика отрицания.
Как известно, отрицание относится к числу тех универсальных категорий, которые привлекали внимание ученых самых разных областей знания: философов, логиков, психологов, языковедов. Философия трактует отрицание как «необходимый момент процесса развития, условие качественного изменения объекта» [1]. В логике под отрицанием понимается «логическая операция, свойство которой зависит от формулировки конкретной логической системы и взаимоотношений этой операции с другими логическими операциями» [1, с. 327].
Классическая логика следует во многом за Аристотелем, который рассматривал отрицание в самых разных аспектах, но прежде всего, с позиции истинности и ложности суждения. Кроме того, в его работах большое место отводится взаимоотношению отрицания и утверждения с такими категориями, как противоположное и противоречащее, возможное и невозможное, необходимое, общее и единичное, лишенность и обладание и т. п. [2].
Закономерным был и постоянный интерес лингвистов к данной категории. Так, А.М. Пешковский, говоря о категории отрицания, подчеркивал ее «колоссальное психологическое и главным образом логическое значение - ведь утверждение и отрицание взаимно обусловливают друг друга, а где нет утверждения, там нет и истины, там нет и человеческой мысли» [3].
В современной лингвистике интерес к категории отрицания остается постоянным. При этом часто акцент делается на ее семантической составляющей, ср.: «Отрицание -одна из свойственных всем языкам мира исходных, семантически неразложимых категорий, которые не поддаются определению
через более простые семантические элементы» [4] (выделено авторами. - Е. М., О. М.). С позиций когнитивной лингвистики концепт отрицания является «пустым», поскольку он не содержит собственную информацию об окружающем мире. Как отмечает Н.Н. Болдырев, «он является продуктом человеческого сознания, поскольку в реальном мире «отсутствия существования или наличия» как такового нет, и только человек постулирует его, выражая свое восприятие определенной ситуации и опираясь на собственный опыт осмысления аналогичных ситуаций, на свою собственную систему ценностей, мнений, оценок, ожиданий» [5].
Тот факт, что категория отрицания имеет коммуникативную природу, т. е. выявляется именно в процессе общения, позволяет предположить, что ее сущность наиболее полно может быть раскрыта именно с учетом ее прагматических аспектов, где она предстает как сложное переплетение составляющих ее элементов, которые в коммуникации приобретают оттенки несогласия, отказа, запрещения, возражения, опровержения, недовольства, порицания, неодобрения и т. д. Являясь универсальным феноменом, а следовательно, тем явлением, которое присутствует в любом языке, отрицание в каждом из них проявляет свою яркую специфику. Эта специфика обнаруживает себя как на уровне системы, так и - особенно - на уровне реализации этой системы, т. е. в конкретном функционировании.
Одной из самых значительных, поистине фундаментальных работ, посвященных исследованию отрицания в немецком литературном языке, до настоящего времени остается работа Н.А. Булах, в которой показан весь исторический путь развития данной ка-
тегории в немецком языке, начиная с XIII в. и заканчивая современным состоянием. Автор дает следующее определение отрицания: «Грамматическая категория отрицания есть такая синтаксическая категория, которая выражает с помощью специального грамматического средства, несмотря на наличие синтаксической связи между двумя членами предложения, смысловую разъединенность между этими членами, отображающую разъединенность, имеющую место в действительности» [6]. В соответствии с этим определением Н.А. Булах рассматривает данную категорию с чисто синтаксических позиций, отмечая, однако, что в истории лингвистики подходы к изучению отрицания кардинально менялись в зависимости от того, к какому научному направлению принадлежал тот или иной исследователь.
В большинстве из известных нам работ, посвященных отрицанию в немецком языке, как правило, анализируются те языковые средства, которые связаны с эксплицитным выражением отрицания, в частности исследуются такие языковые элементы, как отрицательная частица nicht, отрицательные местоимения и наречия (kein, keinesfalls, keineswegs, niemand, nichts, niemals usw.), союзы (weder - noch, ohne zu, ohne daß, nicht -sondern usw.) [6-8].
Лишь в редких случаях, чаще всего в качестве дидактических замечаний, в работах, в частности немецких авторов, встречаем указания, касающиеся того аспекта функционирования элементов, содержащих отрицание, который в нашей работе является главным - прагматический аспект. Так, авторы интересной статьи, посвященной отрицанию в немецкой письменной речи, в частности, в научных и технических текстах, с сожалением констатируют: “Kommunikativ gesehen, hat sich das Deutsche bezüglich der Möglichkeiten der Negation ungünstig entwickelt” (С точки зрения коммуникации немецкий язык в отношении возможностей отрицания развивался неблагоприятно). К данному выводу авторы приходят как с позиции исторического развития форм отрицания в немецком языке, так и сравнивая его с русским, английским и французским языками [8, с. 157].
Нетрудно заметить, что для устной коммуникации, для диалога внимание говорящего к тому перлокутивному эффекту, какой
будет иметь его высказывание, оказывается не менее, а чаще даже еще более важным, т. к. к письменному тексту читатель всегда может вернуться, перечитать его при необходимости не один раз, что по разным причинам бывает едва ли возможно в ходе устной беседы. Помимо этого, проанализированные Р. и К. Грэфами письменные тексты (инструкции, правила и т. д.) обычно выдержаны в нейтральном тоне, лишены той субъективной окраски, какая присутствует практически в любом устном высказывании.
В диалогическом дискурсе высказывания, содержащие отрицание, проявляют себя как несогласие, возражение, отказ, опровержение и т. д., причем эксплицитно выраженное несогласие у собеседника может вызвать ответную реакцию, которая осложнит дальнейший диалог, ср. следующий эпизод допроса главного героя из романа Й.Р. Бехера:
- “Der Schüler namens Käsbohrer ... hat seinerzeit vor einer Untersuchungskommission des Kultusministeriums ausgesagt, Hartinger junior habe Sie zum Diebstahl verleitet, sich darauf berufend, dass sein Vater geäußert habe: ,Wer nichts hat, darf stehlen’. Hat Hartinger junior Sie mit diesen Worten zum Diebstahl verleitet? Ja oder nein?
- „Nein“
- „Sie verwickeln sich in einen Widerspruch, mach ich Sie aufmerksam. Vor der Untersuchungskommission haben Sie damals nicht widersprochen.“
- „Nein. Vor der Untersuchungskommission habe ich damals nicht widersprochen. Aber Hartinger, mein Freund, hat eine derartige Äußerung niemals getan.“
- „Ah so einer sind Sie!“
Damit stand der Untersuchungsrichter auf und verwandelte sich aus einem schmeichelnd auf mich Einredenden, gemütlich Beleibten in einen empört Beleidigten, der mit überschnappender Stimme herausschrie... [9].
Данная ситуация представляет собой диалог между следователем и подозреваемым (Гансом). Интересен тот перлокутивный эффект, который возник в результате упорного несогласия подозреваемого, а именно превращение следователя из заискивающего перед Гансом человека, желающего вырвать у него ложное признание, в возмущенного и оскорбленного. Приведенный диалог ярко иллюстрирует ситуацию, когда эксплицитное
отрицание с каждой последующей репликой коммуниканта осложняет, обостряет взаимоотношения коммуникантов, что в конечном итоге приводит к изменению не только эмоционального состояния одного из собеседников, но и всей ситуации в целом.
Объектом нашего исследования является та часть языковой категории отрицания в немецком языке, которая в лингвистических работах до настоящего времени оказалась недостаточно освещенной, но которая, как показывает эмпирический материал, широко представлена в реальной коммуникации - в частности, непрямое выражение отрицания, включающее два типа - косвенное и имплицитное отрицание. Данная проблема является составной частью такой важной и актуальной для современной лингвистики темы, как непрямая коммуникация [10]. Характерным для исследований данной проблемы можно назвать отсутствие единства в терминологических обозначениях тех языковых единиц, которые подвергаются анализу. Так, среди терминов встречаем разграничение прямых и косвенных высказываний [10-12], конвенциональных и неконвенциональных речевых актов [11], высказываний с общекоммуникативным (стереотипным) и контекстуальным выводом импликатур [12], косвенных и имплицитных высказываний [13] и т. д.
Общим для большинства работ, посвященных данному языковому феномену, является то, что непрямые речевые акты рассматриваются как некий единый комплекс, противопоставленный прямым, т. е. тем формам, в которых содержание высказывания непосредственно вытекает из содержания употребленных в нем слов. При этом авторы, как правило, не акцентируют внимание на различиях между косвенностью и имплицитно-стью, употребляя оба понятия как синонимы.
Однако исследование непрямых речевых актов показывает целесообразность дифференциации имплицитных и косвенных высказываний по целому ряду причин как лингвистического, так и прагматического характера. В дальнейшем мы будем различать косвенные, т. е. конвенциональные, и имплицитные, т. е. неконвенциональные, речевые акты, в нашем конкретном случае - речевые акты, содержащие косвенное и имплицитное отрицание. Отличительной особенностью косвенных речевых актов, в частности кос-
венного отрицания, является независимость его иллокутивной функции от контекстуального окружения и ситуации. Это косвенное значение является современной нормой в языковом общении, поэтому косвенные речевые акты стали своеобразными разговорными клише. Иное мы наблюдаем в имплицитных формах, где «истинное коммуникативное намерение так далеко от денотативного содержания высказывания, что в случае его буквального истолкования собеседником его трудно заподозрить в нарушении принципа коммуникативного сотрудничества...» [13, с. 41]. К имплицитным формам будем относить те высказывания, где истинный прагматический смысл оказывается настолько скрытым, что даже конкретному адресату трудно его постичь.
Вместе с тем необходимо отметить, что указанное противопоставление косвенных и имплицитных форм носит условный характер, т. к. границы между семантическим и прагматическим значением в силу непрерывной динамики языка размыты, нечетки, что ведет к изменениям и в речевом общении. В результате этого языковая форма, сегодня обнаруживающая явно имплицитный характер, со временем может стать конвенциональной.
Анализ показал, что при актуализации категории отрицания в диалогическом дискурсе с лингвистической точки зрения косвенные и имплицитные речевые акты обнаруживают как сходства, так и различия. Сходство состоит в том, что как при выражении косвенного, так и имплицитного отрицания возможно использование одинаковых языковых средств, таких, как:
1) вопросительные предложения (а) -косвенное отрицание, в) - имплицитное отрицание):
а) „Stecken Sie das Lichtschwert ein, Frau Stabsarzt! “ schrie er.
„SindSie verrückt, Mann?“ [14].
в) Jetzt weiß ich, dass der Heimkehrer ein Kaninchenhaus für mich baut.
„Ich will aber Kaninchen, Großvater.“
„Hast du auch schon was zu wollen?“
[15];
2) побудительные предложения (а) -косвенное отрицание, в) - имплицитное отрицание):
а) Auch Ludmilla bewunderte Stanislaus. „Ich glaube, du hast die Tochter des Pfarrers stark genotzüchtigt.“
„Hör auf, Ludmilla!“ [14, S. 141]; в) „Nicht wenig verwöhnt. “ Der Heimkehrer weist mit der Schulter auf mich.
„Sieh dir seine Arme an!“ Großvater packt mich. [15, S. 22];
3) междометные высказывания и междометия (а) - косвенное отрицание, в) - имплицитное отрицание):
a) „ Wie oft muß ich in den Verein?“ fragte Stanislaus.
„Um Gottes willen!“
Kein Verein also - ein Sturm, eine SturmAbteilung... [14, S. 262];
в) Der Schiffer zeigte sich mit wildem Blick vor dem Kirchenportal. Stanislaus wurde hastig. „Zwingt man Marlen dieses Gerippe zu heiraten?“
„Ooh!“ Die Köchin starrte auf ihre blanken Kirchenschuhe. „Er ist Student der Theologie und kurz vor dem Examen.“ [14, S. 161].
Вместе с тем проанализированный материал свидетельствует о том, что при выражении косвенного отрицания не используются повествовательные предложения, которые являются наиболее частотными при актуализации имплицитного отрицания:
Er (авт. - Großvater) holt das Kartenspiel und raspelt mit dem hornhäutigen Daumen über die Kartenkanten.
„Tinko, wie wär’s?“
„Ich muß noch für die Schule schreiben, Großvater.“ [15, S. 56].
В данной ситуации дедушка предлагает своему внуку Тинко сыграть в карты. Мальчик реагирует негативно, указывая на то, что он еще должен делать уроки, в частности писать сочинение. Реплика-реакция главного героя представляет собой фактически аргументацию отказа, что смягчает неприятие предлагаемых действий.
Особым способом отрицания, не нашедшим своего отражения в косвенных речевых актах, является также использование вокатива, который, помимо звательной функции, может выражать и разнообразные дополнительные прагматические оттенки:
„ Was Männer so schreiben! Ewige Liebe. Betten aus Rosenblättern und Küssen. Goldene Berge. Nichts hat er gehalten. Drei Monate blieb ich bei ihm.“
„Hast du ihm die Wirtschaft geführt?“
„Jungchen!“ [14, S. 204].
Однако гораздо больше различий между косвенным и имплицитным отрицанием обнаруживается с прагматической точки зрения. Это касается, в первую очередь, побудительных предложений, которые являются наиболее частотным способом при реализации косвенного отрицания. Их прагматическая характеристика связана в основном с негативной оценкой высказывания собеседника. Возможно, это объясняется тем, что использование императивных форм в побудительных предложениях при выражении негации предполагает психологически напряженную ситуацию, когда адресат либо расстроен, либо возмущен, либо огорчен. Поскольку средства косвенного отрицания являются конвенциональными, т. е. устойчивыми, клишированными, то в состоянии эмоционального возбуждения коммуникант, не обладая достаточным количеством времени, чтобы каким-то новым способом быстро выразить негативную реакцию на инициальную реплику, воспроизводит для этого готовые узуальные языковые формы. С этим связан, очевидно, и тот факт, что в имплицитных речевых актах они встречаются лишь в единичных случаях.
Результаты исследования диалогических единств, содержащих непрямое отрицание, показывают, что при непрямом выражении отрицания наблюдается асимметричность, которая проявляется, с одной стороны, в том, что косвенные речевые акты при негативной реакции на инициальные высказывания встречаются реже, нежели имплицитные формы. С другой стороны, неодинаков объем тех прагматических оттенков, которые способны передавать косвенные и имплицитные формы. Косвенное отрицание чаще предполагает резкое неприятие сказанного собеседником и поэтому всегда сопровождается общей накаленной, напряженной эмоциональной атмосферой, окружающей коммуникантов. Именно это и является предпосылкой для использования заведомо готовых устойчивых прагматических клише. Анализ ситуаций показывает, что косвенное отрицание допустимо как при более тесных взаимоотношениях между собеседниками, так и в тех случаях, когда эти отношения иерархически
являются более определенными, например, при общении начальника с подчиненным.
Имплицитное отрицание, как правило, связано с более сдержанной обстановкой, о чем свидетельствует преобладающее количество повествовательных предложений при его актуализации, поэтому отношения между коммуникантами при таком общении могут быть охарактеризованы как более сложные, неоднозначные. Этот факт позволяет имплицитному отрицанию передавать широчайшую палитру прагматических оттенков (отказ, возражение, несогласие, опровержение, окрашенные как негодованием, возмущением, так и мягким укором, сочувствием и т. п.). Все это придает такому общению живость, гибкость и неповторимый колорит.
1. Философский словарь / под ред. И.Т. Фролова. М., 1991. С. 327.
2. Аристотель. Сочинения: в 4 т. М., 19761978.
3. Пешковский А.М. Русский синтаксис в научном освещении. М., 1935. С. 343.
4. Языкознание: большой энциклопедический словарь / под ред. В.Н. Ярцева. М., 1998. С. 354.
5. Болдырев Н.Н. Отрицание как модусно-оценочный концепт // Единство системного и функционального анализа языковых единиц: материалы регион. науч. конф. 8-9 окт. 2003 г. Белгород, 2003. Вып. 7, ч. 1. С. 4.
6. Булах Н.А. Средства отрицания в немецком литературном языке. Ярославль, 1962. С. 7.
7. Шендельс Е.И. Система средств выражения отрицания в современном немецком языке // ИЯШ. 1957. № 3. С. 9-22.
8. GräfR., Gräf K. Die Negation im geschriebenen deutschen Satz // Wissenschaftliche Zeitschrift TH Ilmenau, 20. 1974. Heft 3. S. 157-163.
9. Becher J.R. Abschied. Leipzig, 1970. S. 267.
10. Дементьев В.В. Непрямая коммуникация. М., 2006.
11. Гак В.Г. Языковые преобразования. М., 1998. С. 554-578.
12. Кашичкин А.В. Имплицитность в контексте перевода: автореф. дис. ... канд. филол. наук. М., 2003.
13. Милосердова Е.В. Прагматика речевого общения. Тамбов, 2001.
14. Strittmatter E. Der Wundertäter. Roman. Erster Band. Berlin und Weimar, 1973. S. 456.
15. Strittmatter E. Tinko. Berlin, 1965. S. 42.
Поступила в редакцию 14.04.2009 г.
Miloserdova E.V., Miloserdova O.S. Pragmatic specialties of functioning of oblique and implicit negation in German dialogic discourse. The article explores indirect expression of the linguistic category of negation. The oblique and implicit speech acts containing negation which in standpoint of linguistics and pragmatics have both resemblances and distinctions are being differentiated.
Key words: category of negation; indirect communication; obliquity; implicitness; pragmatics of negation.
