CC BY
161
Лю Ди
ПРАГМАТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ПЕРЕВОДА РУССКОГО ДЕЕПРИЧАСТИЯ НА КИТАЙСКИЙ ЯЗЫК
LIU DI
PRAGMATIC ASPECTS OF RUSSIAN ADVERBIAL PARTICIPLES TRANSLATION INTO CHINESE
Лю Ди
Кандидат филологических наук, старший преподаватель факультета русского языка Хэйхэский университет Город Хэйхэ, провинция Хэйлунцзян, Китай ► [email protected]
Liu Di
Heihe University No.1 Xueyuan Road, Heihe City, Heilongjiang Province, 164399, People's Republic of China
Русское деепричастие как чрезвычайно сложный грамматический феномен не имеет параллельного, формального аналога в китайском языке. При переводе такой грамматической единицы в целях достижения эквивалентности должны быть переданы не только ее грамматическое значение, но и прагматика. В данной статье представлены основные прагматические аспекты перевода русского деепричастия на китайский язык.
Ключевые слова: прагматика; грамматика; русское деепричастие; перевод; китайский язык; эквивалентность.
Russian adverbial participles are unprecedented complex grammatical phenomenon, having no formal analogue in Chinese. While translating this grammatical unit, the translator in order to achieve some equivalence must transfer not only its grammatical meaning, but also its pragmatic aspects. This article represents the main pragmatic aspects of translating Russian adverbial participles into Chinese.
Keywords: pragmatics; grammar; Russian adverbial participles; translation; Chinese; equivalence.
В современном переводоведении доминирует «прагматика», исследующая «функционирование языковых образований в речи — отношение между высказыванием, говорящими и контекстом (ситуацией) в аспекте человеческой деятельности» [12: 360]. Перевод нами понимается как особый коммуникативный акт или завершенный текст.
Прагматический аспект перевода (прагматика перевода) изучается российскими учеными достаточно активно. Он предполагает выявление «влияния на ход и результат переводческого процесса необходимости воспроизвести прагматический потенциал оригинала и обеспечить желаемое воздействие на рецептора перевода» [5: 401]. В таком «ходе» и «результате» функционируют определенные прагматические параметры, которые серьезно влияют на его смысловую структуру и производят определенное воздействие на читателя или слушателя, требуют адекватной передачи средствами языка перевода. Характер такого воздействия, по словам В. Н. Комиссарова, определяется в основном тремя факторами — содержанием высказывания, особенностями составляющих высказывание знаков и рецептором [Там же: 36-37]. Прагматический потенциал могут порождать языковые элементы различных уровней. Г. М. Зельдович в книге «Прагматика грамматики» указал на то, что «те же самые прагматические правила, которые специфицируют в тексте
значение слова, группы слов и целостного предложения, имеют своей областью действия также и грамматику» [4: 7].
Грамматика является необходимым средством организации речи, выражая логическое и отвлеченное отношение между словами или в тексте. Грамматическое явление в определенных условиях может порождать прагматический потенциал. Например, в предложении Ты по театрам будешь, а я с ребенком (Е. Земская)1 слово театры имеет грамматическую форму — множественное число, а реальный смысл — единственное, выражает неодобрительное отношение говорящего к собеседнику, поэтому китайский переводчик предложил в переводе не употреблять множественного числа, которое не имеет такой оценки в грамматике китайского языка, и перевел так: (букв. Ты по теа-
тру будешь, но я с ребенком). В этом случае переводчик выявил грамматическую прагматику в исходном тексте и принял правильное решение, использовав при переводе союз но, у которого противительное значение выражено сильнее, чем у союза а, чтобы передать читателям неодобрительную оценку говорящим предмета речи.
Следовательно, единицы грамматического уровня способны служить средствами прагматического воздействия на реципиента, в процессе предпереводческого анализа они должны рассматриваться и под этим углом зрения.
Русское деепричастие активно функционирует в современной русской речи [13: 3] и используется в процессе межъязыковой коммуникации. Оно вызывает у китайских учащихся и переводчиков сложности понимания, употребления в речи и при переводе. Это связано с тем, что русское деепричастие, как чрезвычайно сложный, многоаспектный грамматический феномен, не имеет параллельного, формального аналога в китайском языке. Кроме изучения грамматической формы и значения русского деепричастия в сопоставлении с китайским языком, также нужно учитывать его прагматические факторы, поскольку такое грамматическое явление имеет прагматический потенциал. Сохранение прагматического потенциала деепричастия является
важным условием в достижении эквивалентности его перевода на китайский язык.
Грамматический аспект переводоведческой прагматики предполагает, что переводчик должен: 1) понимать целеустановку автора, употребившего то или иное грамматическое средство; 2) при выборе соответствия в языке перевода максимально передать читателю намерение у автора исходного языка при употреблении данного грамматического явления. При переводе деепричастия, соответственно, с одной стороны, понять намерения коммуниканта, употребившего деепричастие в своем высказывании, а с другой — передать это намерение в переводе.
Прагматический потенциал деепричастия может быть обусловлен стилистической маркированностью глагольной формы. Л. С. Бархударов в работе «Язык и перевод» предложил классификацию (возможную, а не окончательную) типов прагматических значений: стилистическая характеристика слова, регистр слова и эмоциональная окраска слова [2: 108-112]. С точки зрения морфологии суффиксы деепричастий имеют разную стилистическую окраску, но в современном литературном русском языке преимущественно употребляются суффиксы, обладающие книжной стилистической маркированностью (-а, -я, -в), в результате чего деепричастные обороты отличаются стилистической окраской от параллельных синтаксических конструкций. Синтаксический строй русского языка имеет ряд особых конструкций, которые характеризируются общностью заключенного в них содержания при разном грамматическом составе. Такие параллельные синтаксические конструкции могут включать в себя причастный и деепричастный обороты, придаточное предложение в составе сложного, самостоятельное простое предложение, конструкции с отглагольным существительным, например, студент сдал зачеты; студент, который сдал зачеты; студент, сдавший зачеты; студент, сдав зачеты; студент после сдачи зачетов; студент после того, как он сдал зачеты [11: 367].
Для успешного перевода деепричастий необходимо определить их параллельные конструкции в русском языке. И. Б. Голуб к ним относит
придаточные части сложноподчиненного предложения и члены простого предложения (конструкции с отглагольным существительным) [3: 418-419]. Ср.:
1. Прочитав это письмо, редактор окончательно уверовал в свое собственное творчество (И. Г. Эренбург, Необычайные похождения Хулио Хуренито).
2. Когда редактор прочитал это письмо, он окончательно уверовал в свое собственное творчество.
3. После прочтения этого письма редактор уверовал в свое собственное творчество.
Три предложения, образующие парадигму, близки по смыслу, но различны по грамматическим особенностям и прагмасемантическим оттенкам. Деепричастные обороты выражают мысль более экономно и придают тексту книжную окраску. В сложноподчиненном предложении сказуемое (прочитал), являющееся спрягаемой формой глагола, подчеркивает действие и усиливает его субъектное значение, не имеет стилистической закрепленности, а союзы в предложении служат уточнением характера связи. Конструкции с отглагольными существительными характеризируются официальностью и обобщенностью и употребляются преимущественно в текстах официально-делового и научного стилей, предлог формально определяет его семантическое отношение к сказуемому. Таким образом, деепричастные обороты отличаются от параллельных конструкций сферой стилистического употребления.
С учетом сказанного при переводе предложения с деепричастием из романа «Анна Каренина» Л. Н. Толстого «Глаза Степана Аркадьича весело заблестели, и он задумался, улыбаясь» нужно передать не только грамматическое отношение обстоятельства, выраженного деепричастием улыбаясь, к сказуемому, выраженному глаголом задумался, то есть значение образа действия, но и книжную стилистическую маркированность деепричастия.
Другим аспектом прагматической проблемы перевода русского деепричастия на китайский язык является выбор соответствия.
В процессе анализа способов перевода деепричастия нам удалось систематизировать шесть китайских средств передачи этой безэквивалент-
ной грамматической единицы: 1) обстоятельственно-центральное словосочетание (без дополнительного оформления); 2) соединенно-предикативное словосочетание (без дополнительного оформления); 3) конструкция «глагол (глагольное словосочетание) + маркер «Й» + глагол (глагольное словосочетание); 4) конструкция «глагол (глагольное словосочетание) + видо-временная морфема «#», «7», «Й» + глагол (глагольное словосочетание); 5) союзное сложное предложение; 6) бессоюзное сложное предложение2. Классификация строилась с учетом того, что способ перевода должен отражать подчинительные отношения между главным и второстепенным предикатом (сказуемым и обстоятельством). При анализе примеров мы обнаружили, что в выборе соответствий не существует единообразия. Например, для перевода рассмотренного предложения «Глаза Степана Аркадьича весело заблестели, и он задумался, улыбаясь» мы нашли семь версий:
1. М£Йо
(букв. «Он задумался, на лице
скользит улыбка») (
2007).
2. ^ж
М^'^'Й^^о (букв. Облонский задумался, на лице скользит улыбка, глаза весело заблестели) (
Ж^^ЖША, 2007).
3. Ш» •
2006).
В китайском переводе используется видо-временная морфема «^», которая участвует в оформлении китайского обстоятельства — буквальный обратный русский перевод невозможен из-за отсутствия точного русского соответствия.
4. Ж» •
Ж*(«), МШ, Лйх^ЖЖ
1989).
В китайском переводе используется видо-временная морфема «^», которая участвует в оформлении китайского обстоятельства — буквальный обратный русский перевод невозможен из-за отсутствия точного русского соответствия.
5.
ШШШМ&ко ( • (±)
2005). В китайском переводе используется видо-временная морфема «^ », которая участвует в оформлении китайского обстоятельства — буквальный обратный русский перевод невозможен из-за отсутствия точного русского соответствия.
6. • +
2008). В китайском переводе используется видо-временная морфема «^», которая участвует в оформлении китайского обстоятельства — буквальный обратный русский перевод невозможен из-за отсутствия точного русского соответствия.
7. жШ •
2003.) (букв. «Глаза Степана Аркадьича заблестели радостью, у него на лице улыбка, он задумался»).
В переводах 1, 2 и 7 для передачи деепричастного оборота употребляются бессоюзные сложные предложения, а в остальных — свойственная китайскому языку конструкция с ви-до-временной морфемой «^». Это происходит потому, что некоторые грамматические семы деепричастия могут выражаться двумя или более средствами китайского языка, поскольку в китайском языке, как в русском, также существуют параллельные конструкции. По нашим наблюдениям, для передачи значения образа или способа действия деепричастия можно использовать следующие средства китайского языка: 1) обстоятельственно-центральное словосочетание (без дополнительного оформления); 2) соединенно-предикативное словосочетание (без дополнительного оформления); 3) конструкция «глагол (глагольное словосочетание) + маркер «Л» + глагол (глагольное словосочетание)»; 4) конструкция «глагол (глагольное словосочетание) + видо-временная морфема «#» + глагол (глагольное словосочетание)»; 5) бессоюзное сложное предложение. В переводах мы обнаружили два из названных средств.
Если то или иное грамматическое значение может быть передано несколькими китайскими средствами, переводчик должен выбрать средство,
передающее наибольшее число сем деепричастия. Средства китайского языка обнаруживают разное количество эквивалентных деепричастию компонентов смысла, поэтому для осуществления максимального уровня эквивалентности при переводе деепричастия на китайский язык нужно учитывать прагматический аспект перевода.
Для решения этой проблемы необходимо произвести прагмасемантический анализ китайских средств передачи русского деепричастия. Прагмасемантический анализ китайских соответствий мы определяем как их компонентный анализ с целью выявления объема сем, включая денотативные и коннотативные, дающих возможность эквивалентного перевода деепричастия3. Результат анализа служит основанием выбора китайского средства перевода деепричастия.
При сравнении двух средств, которые использованы при переводе предложения из «Анны Карениной», обнаруживается, что конструкция с видо-временной морфемой «^» передает следующие семантические признаки: эксплицитно выражает значение образа действия, обладает книжной маркированностью с опорой на конкретизацию сюжета.
В наши дни стилистика становится важным средством достижения эквивалентности перевода, она тесно связана с прагматикой перевода. Все большую значимость приобретает стилистический аспект теории перевода, который «заключается в правильном подборе лексико-граммати-ческих средств в соответствии с общей функционально-коммуникативной направленностью подлинника и с учетом существующих литературных норм языка, на который делается перевод» [10: 169]. Поскольку книжная маркированность является необходимым компонентом современного русского деепричастия и «стилистические приемы перевода используется в тех случаях, когда объектом перевода служат стилистически отмеченные единицы исходного текста» [Там же: 169], при изучении перевода деепричастия на китайский язык необходимо анализировать китайские средства передачи русского деепричастия в стилистическом аспекте и рассматривать их стилистическое отношение к деепричастию. Но в боль-
шинстве учебников по русско-китайскому переводу этой проблеме не уделяется внимания4, только в учебнике «Курс русско-китайского перевода» (Шанхай, 1985) говорится, что деепричастие русского языка употребляется более широко в текстах письменной речи [15: 172].
По сравнению с конструкцией с видо-вре-менной морфемой «^» бессоюзное сложное предложение передает значения образа действия имплицитно и аналитично, при этом оно не обладает книжной маркированностью. Поэтому мы имеем основание считать, что конструкция с видо-временной морфемой «^» обладает эквивалентностью.
Кроме вышесказанного общего прагматического фактора (прагматического значения языковой единицы и выбора средства языка перевода), существуют отдельные случаи, когда необходимо учитывать прагматические проблемы русского деепричастия в аспекте его перевода на китайский язык.
В синтаксическом отношении деепричастие требует особого внимания. Важнейшим фактором, регулирующим его употребление, является тождество субъекта основного и второстепенного действий. В современном русском языке субъект главного и второстепенного сказуемых, выраженных соответственно личной формой глагола и деепричастием, один и тот же, это норма употребления деепричастия. Например: Пожалуйте, господа, в дом, — сказал он, улыбаясь (А. П. Чехов, Крыжовник). Функционирование деепричастия в составе деепричастного оборота не влияет на норму. Например: Здравствуй, дружище, — машинально улыбаясь бледными, почти голубыми губами, сказал Петя, между тем как глаза его все еще были серьезны и затуманены мыслью (Б. А. Губер, Сыновья).
В то же время надо учитывать, что норма употребления деепричастий характеризуется динамикой. В произведениях таких писателей XIX века, как А. С. Пушкин, М. Ю. Лермонтов, А. И. Герцен, Ф. М. Достоевский, Л. Н. Толстой, наблюдаются многочисленные отступления от современного правила. Например: Поселившись теперь в деревне, его мечта и идеал были в том,
чтобы воскресить ту форму жизни, которая была при деде (Л. Толстой). Для XIX века такое употребление не было аномальным, поскольку в ряде случаев нормы русского языка формировались под влиянием французского, бытовавшего в аристократической среде в качестве языка повседневного общения. Таким образом, в литературе XIX века согласование деепричастия с иным, нежели у главного сказуемого, субъектом не являлось стилистически маркированным. Однако уже в конце XIX века норма употребления деепричастий изменилась и приблизилась к современной. Именно на изменении нормы построена языковая игра, использованная А. П. Чеховым в рассказе «Жалобная книга» (1884), где старая норма контрастирует с новой. Ср.:
«Подъезжая к сией станцыи и глядя на природу в окно, у меня слетела шляпа. И. Ярмонкин».
«Находясь под свежим впечатлением возмутительного поступка... (зачеркнуто). Проезжая через эту станцию, я был возмущен до глубины души следующим... (зачеркнуто). На моих глазах произошло следующее возмутительное происшествие, рисующее яркими красками наши железнодорожные порядки... (далее всё зачеркнуто, кроме подписи). Ученик 7-го класса Курской гимназии Алексей Зудьев».
«Проезжая через станцию и будучи голоден в рассуждении чего бы покушать я не мог найти постной пищи. Дьякон Духов».
В первом из фрагментов рассогласование подлежащего и второстепенного сказуемых намеренно употребляется писателем для создания комического эффекта, поскольку отражает устаревающую, уже неактуальную норму. Особенно отчетливо ее архаика воспринимается в сравнении с двумя другими примерами. Китайский же переводчик не осознал этого и перевел так:
Ш^Л^Той • " (
М. 2008, 342-343), букв.
«Я подъезжал к этой станции, глядел на природу в окно, из-за невнимательности моя шляпа слетела»), в результате чего автору текста перевода не удалось выразить иронию автора, переданную посредством нарушения нормы употреблении деепричастия в речи.
Нормы употребления деепричастия в речи должны учитываться при переводе текстов на ки-
тайский язык как в процессе предпереводческого анализа текста, так и на этапе трансляции, поскольку несоблюдение норм употребления деепричастия может вызывать проблемы прагматического несоответствия оригинала и перевода.
Прагматический потенциал деепричастия также связан с его устаревшими суффиксами. В современном русском языке деепричастие СВ оканчивается на -в (кроме деепричастия, образующегося от возвратного глагола), но, по наблюдениям Л. Р. Абдулхаковой, большое количество деепричастий с суффиксом -вши существует в поэтической речи, в особенности в поэзии первой половины XX века (И. Бунин, Н. Гумилев, А. Белый, А. Ахматова и др.); это объясняется его использованием для образования стихотворного ритма [1: 34]. Например: Каретный кузов быстро промелькнул, Блеснувши глянцем стекол мерзлых (И. А. Бунин. На Невском). Это ненормативное употребление деепричастия порождает прагматический потенциал. В этом случае, на наш взгляд, при переводе деепричастия блеснувши лучше учитывать его устаревшую форму, поэтому мы предлагаем в качестве соответствия выбрать устаревший китайский глагол.
Прагматика деепричастия в аспекте русско-китайского перевода может касаться также использования средств языка перевода. Кроме упомянутых шести средств передачи русского деепричастия в китайском языке, при анализе текста перевода мы обнаружили другие четыре средства, которые использованы китайскими переводчиками и определены нами как второстепенные средства перевода деепричастий: 1) перевод деепричастия китайским определением; 2) перевод деепричастия сказуемым главного предложения сложного подчиненного предложения китайского языка; 3) эллипс сказуемого русского предложения и перевод деепричастия сказуемым; 4) перевод деепричастия самостоятельным простым предложением5.
Основные и второстепенные средства перевода деепричастий необходимо отличать друг от друга. Основными языковыми средствами перевода деепричастия являются общеупотребительные средства структурно-функциональной
системы китайского языка, передающие типичную семантику и функцию деепричастия — обстоятельство с глагольным значением или второстепенное сказуемое. Назовем их устойчивыми соответствиями. Кроме устойчивых соответствий, переводчики могут употреблять индивидуальные средства передачи деепричастий, отличающиеся самостоятельным сказуемым или определением. Учитывая факультативный характер их использования, а также то, что они характеризуются контекстуальным использованием или адаптацией к норме языка перевода, мы называем их речевыми средствами перевода деепричастия. По сравнению с речевыми средствами языковые соответствия более устойчивы, стабильны, мотивированы и могут быть использованы в преподавании методики перевода. Речевые средства отражают индивидуальную переводческую стратегию. В результате чего аспект прагматики перевода деепричастия на китайский язык становится более многообразным. ПРИМЕЧАНИЯ
1 Пример-предложение и его перевод взяты из монографии [14: 38].
2 Подробнее см.: [8].
3 Подробнее см.:[7]
4 Подробнее см.: [6]
5 Подробнее см.: [9]
ЛИТЕРАТУРА
1. Абдулхакова Л. Р. Развитие категории деепричастия в русском языке: автореф. дис. ... докт. фил. наук. Казань, 2007.
2. Бархударов Л. С. Язык и перевод: вопросы общей и частной теории перевода. М., 2008.
3. Голуб И. Б. Стилистика русского языка. М., 2010.
4. Зельдович Г. М. Прагматика грамматики. М., 2012.
5. Комиссаров В. Н. Современное переводоведение. М., 2011.
6. Лю Ди. Китайская русистика о проблемах и возможностях перевода русского деепричастия // Вестн. МАПРЯЛ. 2012. № 70. С. 49-54.
7. Лю Ди. Средства достижения прагмасемантической эквивалентности при переводе русского деепричастия на китайский язык // Вестн. Московского гос. гуманитарного ун-та им. М. А. Шолохова. Сер. «Филологические науки». 2011. № 4. С. 61-71.
8. Лю Ди. Типология средств передачи грамматической семантики русского деепричастия в китайском языке // Вестн. Российского ун-та дружбы народов. Сер.: Русский и иностранные языки и методика их преподавания. 2011. № 4. С. 51-59.
9. Лю Ди. Функционально-вариативные речевые средства передачи русского деепричастия в китайском языке // Иностранные языки в школе. 2015. № 2. С. 56-60.
10. Нелюбим Л. Л. Введение в технику перевода. М., 2009.
11. Розенталь Д. Э., Джанджакова Е. В., Кабанова Н. П. Справочник по русскому языку: правописание, произношение, литературное редактирование. М., 2010.
12. Русский язык: энциклопедия / Под ред. Ю. Н. Караулова. М., 2008.
13. Чупашева О. М. Грамматика русского деепричастия. Мурманск, 2008.
14. Чэнь Цзе и др. Е хань юй янь дуй би юй фань и [Сопоставительное исследование русского и китайского языков и переводческий анализ]. Шанхай, 2006. (Щ.ШЩ. ttiX
15. Чжэн Цзэшэн, Ди Минлун. Е хань фань и цзяо чэн (сю дин бэнь), шан цэ [Курс русско-китайского перевода (исправленное издание), 1-ая часть]. Шанхай, 1985.
REFERENCES
1. Abdulkhakova L. R. (2007) Razvitie kategorii deeprichastiia v russ-kom iazyke: avtoreferat dissertacii. Kazan'. (in Russian)
2. Barkhudarov L. S. (2008) Iazyk i perevod: voprosy obshchei i chastnoi teorii perevoda. Moscow (in Russian)
3. Golub I. B. (2010) Stilistika russkogo iazyka. Moscow. (in Russian)
4. Zel'dovich G. M. (2012) Pragmatika grammatiki. Moscow. (in Russian)
5. Komissarov V. N. (2011) Sovremennoe perevodovedenie. Moscow. (in Russian)
6. Liu Di. (2012) Kitaiskaia rusistika o problemakh i vozmozhnostiakh perevoda russkogo deeprichastiia. Vestnik MAPRYAL, no. 70, p. 49-54. (in Russian)
7. Liu Di (2011). Sredstva dostizheniia pragmasemanticheskoi ekviv-alentnosti pri perevode russkogo deeprichastiia na kitaiskii iazyk. Vestnik Moskovskogo gosudarstvennogo gumanitarnogo universiteta im. M. A. Sholokhova. Ser. «Filologicheskie nauki», no. 4, p. 61-71. (in Russian)
8. Liu Di (2011). Tipologiia sredstv peredachi grammaticheskoi seman-tiki russkogo deeprichastiia v kitaiskom iazyke. Vestnik Rossiiskogo universiteta druzhby narodov. Ser.: Russkii i inostrannye iazyki i metodika ikh prepodavaniia, no. 4, p. 51-59. (in Russian)
9. Liu Di (2015). Funktsional'no-variativnye rechevye sredstva peredachi russkogo deeprichastiia v kitaiskom iazyke. Inostrannye iazyki v shkole, no. 2, p. 56-60. (in Russian)
10. Neliubin L. L. (2009) Vvedenie v tekhniku perevoda. Moscow. (in Russian)
11. Rozental' D. E., Dzhandzhakova E. V., Kabanova N. P. (2010) Spravochnik po russkomu iazyku: pravopisanie, proiznoshenie, liter-aturnoe redaktirovanie. Moscow. (in Russian)
12. Karaulov Iu. N., ed. (2008) Russkii iazyk: entsiklopediia. Moscow. (in Russian)
13. Chupasheva O. M. (2008) Grammatika russkogo deeprichastiia. Murmansk. (in Russian)
14. Cheng Jie deng (2006) E han yu yan dui bi yu fan yi [Comparative research of Russian and Chinese and translation analysis]. Shanghai (in Chinese; Щ.ШЩ. ±Щ.
15. Zheng Zesheng, DI Minglong (1985) E han fan yi jiao cheng (xiu ding ben), shang ce [The course of Russian-Chinese translation (revised edition), 1st part]. Shanghai (in Chinese;
[ хроника]
XXXVII АПРЕЛЬСКИЕ ЧТЕНИЯ КАФЕДРЫ ИСТОРИИ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ СПбГУ
(Начало на с. 10, 18, продолжение на с. 36, 79)
ство и т. п. Г. А. Левинтон (ЕУ, СПб.) в докладе «К истории и терминологии „интертекстуальных" исследований (1960-е — 1970-е годы)» противопоставил предложенному Ю. Кристевой понятию интертекст, которое, с его точки зрения, обладает существенными недостатками, восходящий к школе К. Ф. Тарановского термин подтекст. Это понятие подразумевает «однонаправленность» заимствования (четко определяет, «кто кого» цитирует) и поэтому представляется докладчику предпочтительным.
В ряде докладов были описаны примеры преломления средневековой традиции в литературе «нового времени». М. В. Рождественская (СПбГУ) рассмотрела общий для некоторых древнерусских апокрифических сочинений фрагмент о двух женах («белой» и «румяной»), символизирующих Ветхий и Новый Завет, и обратила внимание на его соответствие образам поэзии М. В. Ломоносова. Н. С. Демкова (СПбГУ) выявила не отмечавшуюся ранее параллель между романом Б. Пастернака «Доктор Живаго» и «Словом о полку Игореве»: описывая бегство Юрия Живаго из лагеря партизан, Пастернак творчески переосмыслил мотив бегства князя Игоря из половецкого плена. А. М. Грачева (ИРЛИ) в докладе, посвященном повести А. М. Ремизова «Странница», установила, что
текст, раскрывающий апокалиптическое осмысление событий революции 1917 года, основан на компилировании и переосмыслении сюжетных мотивов и образов Библии, древнерусских апокрифических памятников (апокалипсисы, видения, хождения), житий и посланий.
Перспективы интертекстуального анализа как части комментаторской работы продемонстрировали Е. В. Кардаш (ИРЛИ), обратившаяся к анализу претек-стов пушкинского вольного перевода «Из А. Шенье», и Е. Д. Толстая (Еврейский университет, Иерусалим), в докладе «Общие и необщие места: венецианский сверхтекст и „Накануне" Тургенева» описавшая широкий круг вероятных источников венецианского эпизода в финале тургеневского произведения.
А. А. Карпов (СПбГУ) на примере повести В. Ф. Одоевского «Жизнь и похождения одного из здешних обывателей в стеклянной банке, или Новый Жоко» показал, какие возможности открывает интертекстуальный комментарий для интерпретации некоторых «загадочных» произведений русской литературы. В сообщении «Голоса европейских философов в „Войне и мире"» Б. В. Аверин (СПбГУ) выявил огромный пласт идей европейской религиозной философии (от Фомы Кемпийского
