CC BY
60
УДК 811.161.1:61
Вестник СПбГУ. Сер. 9. 2013. Вып. 3
И. В. Опарникова
ПРАГМАЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ ПРИНЦИПЫ ПОРОЖДЕНИЯ НЕКОДИФИЦИРОВАННЫХ ЕДИНИЦ ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ НОМИНАЦИИ В ЯЗЫКЕ МЕДИЦИНЫ
В общем пространстве языка вычленяется особая функциональная разновидность, обслуживающая профессиональную сферу, — язык профессии.
Очевидно, что профессиональный язык — не язык в полном смысле слова, поскольку собственно языковая часть его ограничивается специализированной лексикой и частично грамматикой, и с использованием только профессиональных единиц, как правило, невозможно целиком построить полноценное высказывание. Причины, по которым специалисты переходят на профессиональный язык, связаны, прежде всего, со специальной тематикой, специальными целями беседы (элиминация, герметизация общения, категоризация адресата на «свой» — «чужой»), и такое использование профессионального языка позволяет говорить о внутренней функционально-стилистической неоднородности языка профессии.
Вопрос, почему профессиональная языковая личность выбирает те или иные языковые средства в профессиональном общении, по какому принципу происходит отбор понятий и объектов, получающих в языке новые номинации, относится к сфере лингвистической прагматики, которая, в свою очередь, имеет отношение к области функциональной стилистики.
Будучи одной из специальных ветвей, принадлежащих к функциональным языкам, или функциональным стилям, язык медицины отличается от других профессиональных языков, прежде всего планом содержания, который предопределён объектом деятельности медицинских работников, всем тем, что входит в комплексное понятие здравоохранения. Через план содержания специфика профессионального языка медицины опосредованно отражается в его плане выражения — в выборе языковых средств из всей их наличности в языке в зависимости от конкретных условий общения.
Не вызывает сомнения, что вербализацию профессионального медицинского знания способен осуществлять именно лексико-семантический аппарат языка медицины, основу которого составляют медицинские термины как носители основной специальной информации. Однако нельзя не учитывать тот факт, что для поддержания коммуникации в профессиональной сфере используются и иные пласты лексики, в том числе выходящие за рамки узаконенных, кодифицированных названий специальных понятий, имеющие свою специфику в рамках языка профессионального общения. Такие профессиональные формы представляют собой особый пласт языка медицины — профессионально-жаргонную лексику и фразеологию, которые, с одной стороны, дублируют язык медицинской науки, включая в свой состав своеобразные аналоги терминов, а с другой — дополняют его номинациями, которые
Опарникова Ирина Вениаминовна — соискатель, Кубанский государственный университет; старший преподаватель, Кубанский медицинский институт; e-mail: vivaivolga@mail.ru
© И. В. Опарникова, 2013
детализируют фрагменты профессиональной области деятельности, но не входят в медицинскую терминологию1.
Цель представленной работы заключается в том, чтобы выявить причины порождения и употребления некодифицированных профессионально-жаргонных единиц языка медицины в зависимости от прагматических потребностей, мотивов и установок, проследить влияние экстралингвистических и лингвистических факторов на процесс формирования исследуемого феномена.
Источником фактического материала послужили 854 профессионально-жаргонные единицы, собранные путём анкетирования и интервьюирования носителей данного языка — медицинских работников (врачей, фельдшеров, медицинских сестёр). Семантизация лексико-фразеологических средств нормы II уровня основана на эмпирических данных, отражает сущность описываемых объектов, явлений, ситуаций на основе реально существующих дефиниций терминов [2]; кроме того, в качестве способа семантизации используется разъяснение значения единицы экстралингвистической ситуацией [3].
Инвентарь профессионального языка медицины характеризуется интенсивными деривационными процессами, которые определяются основными функциями словообразования: номинативной, экспрессивной, конструктивной, компрес-сивной. Со времени обращения лингвистов к вопросам прагматики представление о функциях языка значительно расширилось. В зависимости от доминирующего направления прагматики делается упор на различные функции языка2.
В контексте нашего исследования следует обратить внимание на эмотивную функцию, которая, согласно Р. Якобсону, выражает отношение автора речи к её содержанию и реализуется в формах субъективной модальности, средствах оценки, эмфазе и т. д. [6], и креативную, характеризующуюся привлечением внимания к самой языковой форме, к плану выражения3. При этом широко используются различные синтаксические конструкции и однословные модели.
Все единицы профессионально-жаргонной составляющей языка медицины могут быть условно разделены на две группы. Первая включает однословные и многословные единицы нормы второго уровня, не корреспондирующие с элементами других подсистем национального языка, например: аблятор — «врач-аритмолог, выполняющий радиочастотную абляцию (хирургическое вмешательство, которое выполняется с помощью зондов-электродов (специальных катетеров), пункционно введённых в полости сердца для прижигания патологических участков с использованием электрического генератора высокой частоты (радиочастот))»; даунито-хро-мосомо — в педиатрии — «ребенок с синдромом Дауна»; задавить артерию — «выполнить гемостаз (сложный процесс, предотвращающий или останавливающий ис-
1 Согласно теории М. М. Маковского о развитии двух основных норм, образующих два уровня (яруса) в системе языка/речи [1, с. 105], профессиональный язык медицины обладает системой норм первого и второго уровней, так как имеет кодифицированную составляющую, объективируемую в медицинских терминах и номенах, и некодифицированную часть, вербализуемую в норме второго уровня, — однословных и многословных профессионально-жаргонных формах.
2 Так, в новых направлениях прагмалингвистики наблюдается интеграция когнитивных и дея-тельностных аспектов языка [4; 5].
3 Эта функция в представлениях некоторых авторов могла принимать и более специфическую форму, например, как функция самовыражения человека (В. Гумбольдт) [7] или как креативно-эстетическая функция у К. Фосслера [8].
течение крови из просвета сосуда) пункционного отверстия в артерии»; мэсануть — «кратковременно потерять сознание при нарушениях предсердно-желудочковой проводимости и ритма сердца (приступ Морганьи — Адамса — Стокса)»; наркоз по Кальтенбруннеру, операция под крикаином (контаминат от «крик» и «новокаин») — «операция, проходящая в условиях недостаточного обезболивания»; энцефалопад-ло — «агрессивно настроенный, озлобленный больной с выраженной дисциркуля-торной энцефалопатией (хронической недостаточностью мозгового кровообращения)».
Однако большая часть профессионально-жаргонной составляющей языка медицины — это дериваты, возникшие на базе лексико-фразеологических форм литературного языка, разговорно-просторечной системы, интержаргонной лексики и фразеологии. Приведём ряд примеров: варежки — «хирургические латексные перчатки»; вертолёт — «больной травматологического отделения с лангетой на деревянной подпорке, которая держит руку на уровне плеч»; колёса — «таблетки»; курсы кройки и шитья — «хирургическое отделение»; пузырь — «больной с асцитом (скоплением жидкости в брюшной полости)»; спасаться бегством — «пользоваться ге-мостатической губкой»; сушка — «больной в состоянии кахексии (крайней степени истощения)»; станок — «операционный стол».
Очевидно, что обогащение номинативного фонда профессионально-жаргонной составляющей языка медицины происходит под влиянием как экстралингвистических, так и внутрилингвистических факторов4.
Внутрисистемные новообразования весьма разнообразны как по своей природе, так и по характеру выполняемых функций. При этом действие языкового механизма нацелено на создание такой формы, которая удобна для данного состояния языковой подсистемы и соответствует тем или иным тенденциям в её развитии.
К экстралингвистическим предпосылкам широкого использования некодифи-цированных форм в неофициальном регистре профессионально-коммуникативной системы относится необходимость компактного лингвистического выражения сложных номинируемых понятий медицинских отраслей знания, особенно в экстремальных ситуациях.
Экстралингвистическая обусловленность лексических изменений связана также с социально-профессиональным запросом, стремлением дать название новым явлениям, например: катэшник — «рентгенолог, делающий компьютерную томографию (КТ)»; чпэкснуть — «провести чреспищеводную электрокардиостимуляцию (ЧПЭКС)».
Значительная часть единиц, возникших для наименования и переименования некоторых явлений, есть результат порождающей функции языковой системы, которая делает возможным возникновение новых единиц. Появление профессионально-жаргонных форм в неофициальном регистре коммуникации в медицине детерминировано прежде всего тенденцией к номинативности, обусловленной необходимостью преодоления языковой избыточности (с целью экономии языковых средств, особенно в экстремальных ситуациях): ерёма — «ярёмная вена»; жанна — «шприц Жанэ (шприц для промываний, отличающийся значительной емкостью)»; мерцалка,
4 Считается, что лингвистические причины можно назвать порождающими, а экстралингвистические — регулирующими, поскольку первые действительно вызывают к жизни новые профессионализмы и жаргонизмы, а вторые в основном только регулируют их количество в речи [9, с. 12].
мерцуха — «мерцательная аритмия» и др.; лакунарности (в результате возникают номинации, детализирующие некоторые понятия: илюша — «ультразвуковой аппарат фирмы Хьюлетт-Паккард»; конвульсиум — «консилиум у безнадёжного больного»; терапелка — «дежурный терапевт» и др.; а также обозначения неназванных реалий, явлений или инноваций, которые до своего появления существовали как бы потенциально, в силу чего медицинские реалии, явления обозначались описательно: неоперобаблабельный — «больной, которого не могут прооперировать в связи с отсутствием денежных средств на приобретение хирургического девайса — устройства, созданного специально как альтернатива традиционному шву и хирургическим клипсам; может применяться в различных областях хирургии для наложения анастомозов и сшивания тканей»).
Однако номинативная функция здесь нередко совмещена с компрессивной и/или с функцией усиления экспрессии.
Известно, что языковые сокращения появляются как следствие закона экономии языковых усилий — средств письма, времени, физической и моральной энергии носителей языка. И чем интенсивнее обмен информацией, тем большую актуальность приобретают все средства экономии языковых усилий. К ним, в частности, относится усечение. Например, гиста — «гистероскопия (хирургическая процедура, во время которой гинеколог использует небольшой телескопический инструмент с подсветкой)»; коронарка — «коронароангиография (рентгеноконтрастный метод исследования, с помощью которого оценивается состояние артерий сердца)»; крио — «криопексия (хирургическая операция по соединению сетчатки с сосудистой оболочкой глазного яблока путём воздействия холодом на соответствующие участки склеры, что вызывает развитие локального адгезивного (прилипающего) процесса)»; лапаро — «лапароскопия (современный метод хирургии, в котором операции на внутренних органах проводят через небольшие (обычно 0,5-1,5 см) отверстия, в то время как при традиционной хирургии требуются большие разрезы)»; фако — «факоэмульсификация (метод раздробления пораженного болезнью хрусталика глаза перед его удалением)»; эпи — «эпилепсия».
Стремление к экономии языковых средств выражения смыкается с другим внутренним стимулом словарного обогащения языка медицины — тенденцией к регулярности (однотипности) внутриязыковых отношений. Она выражается в стремлении говорящих к сокращению сложных, составных наименований, расчленённая форма которых вступает в противоречие с целостностью и единством их номинативной функции. Этот процесс приводит к возникновению слов-универбатов, представляющих собой краткое неофициальное наименование понятия. Например, за-менка — в педиатрии — «заменное переливание крови при гемолитической болезни новорождённых»; замочка — «ёмкость для замачивания медицинских инструментов в антисептическом растворе»; зло — «злокачественное новообразование»; перфо — «перфорация (прободение) желудка и двенадцатиперстной кишки»; эпидуралка — «эпидуральная анестезия (разновидность местного воздействия обезболивающих препаратов на нервные корешки спинного мозга)».
В настоящее время считается, что механизм порождения компрессивных номинаций не сводится только к действию принципа экономии. Как правило, наблюдается взаимодействие принципов экономии и эмфазы (при вербализации оценочности и экспрессивности), экономии и эвфемизации (при свёртывании неуместности, об-
сценённости), экономии и дисфемизации (при вербализации обсценённости), которые принимают различные формы выражения [10].
Для целей нашего исследования особый интерес представляет действие принципа эмфазы, под которым понимается «семантико-прагматический принцип, вызванный потребностью обновить форму, продиктованный эмоционально-психологическим, социально-культурным или социально-эстетическим факторами и нацеленный на создание этически приемлемой, психологически и эстетически привлекательной языковой единицы, юмористической или шутливой языковой единицы, чтобы выразить оценочное отношение» [10, с. 64-65].
Так, наряду с научным термином тотальная гефема, нейтральной единицей кровоизлияние в переднюю камеру глаза в терминологии медицины, существует профессионализм бильярдный шар № 8 (чёрный), несущий в себе картину чёрного шара. Живая внутренняя форма присутствует в двусловных номинациях розовый пых-тельщик — «пациент с выраженной эмфиземой лёгких, обычно с розовато-серым оттенком кожи; речь и любое движение такого больного сопровождаются усиливающейся одышкой»; синий одутловатик — «пациент с хроническим обструктивным бронхитом; для таких больных характерен разлитой диффузный цианоз (посинение) и отёки лица и шеи». Зрительный образ несёт в себе профессионально-жаргонная номинация струганые пальцы — «типичные скальпированные раны тыльной поверхности пальцев кистей, полученные из-за неосторожного обращения со столярным инструментом». Многословные номинации оказались не удовлетворяющими потребностей носителей профессионального языка медицины, и на основе действия двух принципов (экономии и эмфазы) в языке возникают единицы с синонимическим значением.
Эмоционально-психологический постулат функционального предназначения профессионально-жаргонной составляющей языка медицины в наиболее явной форме реализуется в использовании профессионализмов в педиатрии. Медицинский работник детских лечебных учреждений строит свою речь с ориентацией не только на эмоциональный настрой, физиологическое состояние, пол, но и на мир знаний ребёнка. Именно образность обусловливает предпочтительное употребление некодифицированных форм в тех случаях, когда между партнёрами (между врачом, медсестрой и больным) необходимо установить степень доверия для достижения цели (сделать инъекцию, поставить капельницу и т. д.).
Эмоционально-образные слова и выражения поставить вертолётик (бабочку) — в детской гематологии — «поставить периферический катетер (внешне напоминающий вертолёт или бабочку)»; достать червячка — в детской стоматологии — «произвести депульпирование (удаление нерва зуба)»; клювики — в детской стоматологии — «клювовидные щипцы» и подобные выполняют компенсирующую функцию — возмещают недостаток радости, отвлекают ребёнка от боли, страданий5.
Стремление к разнообразию, выразительности речи связано с появлением в не-кодифицированном варианте языка медицины многочисленных синонимов и разного рода лексических вариантов, которые помогают избежать повторов в речи,
5 Профессионально-жаргонная языковая подсистема призвана обеспечивать общение прежде всего внутри профессиональной общности, в условиях совпадения профессиональных ролей коммуникантов. Данные примеры иллюстрируют положение о том, что реализация ряда прагматических принципов может выходить за рамки интрапрофессиональной коммуникации.
подчеркнуть разные стороны обозначаемого (например, группа слов в медицинском жаргоне, соответствующая понятию «больной, получивший травмы при падении с высоты»: акробат, десантник, икар, карлсон, кондор, орёл, парашютист; группа слов, передающая значение «пациент ожогового отделения с большой площадью обугливания тканей»: копчёнка, факир, чечель, шашлык, шашлычок).
Одна из основных причин активного развития некодифицированной лексико-фразеологической системы языка медицины состоит в том, что она открывает возможности для проявления индивидуальности языковой личности (в этом случае уместно говорить о её креативной речедеятельностной активности).
В контексте нашего исследования важно отметить, что такую возможность медику предоставляет языковая игра как особый вид использования языка, при котором он (язык) выступает не только средством коммуникации, но выполняет и другие функции, в частности, как отмечалось ранее, креативную функцию с целью привлечь внимание к языковой форме, к плану выражения. В целом медицинский жаргон можно рассматривать как прагматически маркированную сферу использования языка. В узком же понимании языковая игра в неофициальном регистре коммуникации в медицине предполагает специфическое использование языковых средств, в целях создания определённого эффекта, в частности смехового.
Будучи особой формой лингвокреативного мышления, имеющего ассоциативную природу, игра слов отражает «стремление (интенцию) говорящих к обнаружению собственной компетенции в реализации языковых возможностей — при понимании условности совершаемых речевых ходов, но в то же время рассчитанных на «опознание» реципиентом негласно принятых правил (игрового кода) общения» [11, с. 26].
Реализация приёмов языковой игры осуществляется прежде всего посредством игры слов, представляющей собой «разновидность языковой игры, в которой эффект остро'ты достигается неканоническим, отклоняющимся от стереотипа восприятием, образованием и использованием слов и фразеологизмов (трансформациями их семантики и/или состава)» [12, с. 223].
В наиболее явном виде игра слов в медицинском жаргоне представлена способом переосмысления семантически не связанных слов на основе их частичного звукового уподобления, например: мо'чи нет — «диурез не сохранен» (игровой эффект в данном случае достигается изменениями фонетического и акцентологического характера термина «моча'»), сифка-бурка — «сифилис», галочка — «галоперидол», иван михалыч — «инфаркт миокарда», фенечка — «фенозепам», шурочка — «шизофрения»; контаминатами, образованными способом словообразовательного коллажа, например: анестезавр — «анестезиолог», записьдень — «день записи (приёма) больных», стенокадрилья — «стенокардия», сундуксен — «седуксен» [13, с. 212]; каламбурными расшифровками общеизвестных аббревиатур, например: НЛО — «неподвижно лежащий объект» (чаще всего так говорят о больном, находящемся в коме), ПМЖ — «поликлиника по месту жительства»; ассоциациями, имеющими слуховой характер, в основе номинации при этом лежит ономатопея — «фонетически мотивированная связь между звуками слова (языка) и звуковым признаком денотата (звуки в природе, окружающем мире)» [14, с. 197], так, хирурги, обращаясь к операционной сестре, вместо «Подайте ватник с перекисью водорода» употребляют «пш-ш-ш-ш!»,
моделируя (в рамках имитационных возможностей русского языка) «шипучий» эффект, возникающий при контакте перекиси водорода с биологическими тканями6.
В профессиональной субкультуре7 медицины актуально маркирование границы — необходимость разделять свою и чужую информацию, создавать коммуникативный барьер и тем самым элиминировать контакт с социумом. С этим явлением связано функционирование в неофициальном регистре коммуникации в медицине профессионально-жаргонных форм, появление которых детерминировано принципом эвфемизации, цель которой — перевести профессиональную информацию травмирующего характера в недоступную для пациентов (неспециалистов) версию, чтобы избежать коммуникативных неудач, конфликтов, способных вызвать у больных ятрогении (болезненные состояния, возникающие под влиянием неосторожного слова врача) [17, с. 73].
Эвфемизации можно добиться с помощью использования аббревиатур (звурё-ныш — в педиатрии — «ребёнок с синдромом задержки внутриутробного развития (ЗВУР)»; турист — «пациент с трансуретральной резекцией простаты (ТУР)»; хоблист — «больной с диагнозом хронической обструктивной болезни лёгких (ХОБЛ)»), греко-латинских эквивалентов специальных слов, вступающих в ряде случаев во взаимодействие с фонетически близким русским словом (туморозник, цэрэушник — «онкологический больной» (от лат. "tumor" — опухоль; от лат. "cancer" — рак).
Своеобразная форма эвфемизации проявляется в случаях, когда звуковая форма деривата совпадает с созвучным словом литературного языка, коннотативный потенциал которого имплицитно содержится в фонетической структуре производного слова и не связан со свойством реальных его носителей (ср.: калоссальный — в реаниматологии — «больной в коматозном состоянии»; монорхист — «больной с монорхией — разновидностью крипторхизма, при которой яичко не опустилось до своего нормального положения на дно мошонки»).
Профессиональная субкультура медицины содержит референты, говорить о которых инстинктивно или намеренно избегают даже в неофициальных условиях интрапрофессиональной коммуникации. Нередко объекты и концепты, которые в обычном языке имеют ореол сакральности (например, относящиеся к домену смерти), в медицинском жаргоне представляются таким образом, что возникает эффект сниженности (ср.: «умирать» — дуплиться, щёлкать ластами, фамилия его «чехлидзе», чехлиться; «умереть» — врезать, заземлиться, мешкануться, откинуться, отправиться в командировку, стартануть с мыса Канаверал; «умерший человек, труп» — баклажан, жмурик, коктейль Ящикова, суповой набор, чехол, ящик; «патологоанатомическое отделение» — отделение реабилитации, отделение точной диагностики, последняя хирургия и др.).
6 Ономатопея в данном случае выступает конденсированным способом выражения коммуникативных намерений говорящего, что вполне оправдано экономией языковых средств в экстремальной ситуации.
7 Концепт «субкультура» функционирует в рамках модели культуры как коммуникативной системы, включающей средства коммуникации (знаки и символы), а также определенную конфигурацию каналов коммуникации [15, с. 17-19]. Таким образом, понимание субкультуры как коммуникативной системы позволяет охватить не только знаки и символы, но и их социальный контекст, интерпретировать способы их взаимодействия [16, с. 30].
Значительное количество профессиональных единиц следует охарактеризовать как дисфемизмы, поскольку, выполняя функцию, противоположную эвфемизмам, они ориентированы на резкую, грубую форму. Выбор лексемы для реализации дис-фемизма основан на её семантической валентности, способности вызывать отрицательные ассоциации и аллюзии. Приведём ряд примеров: засранец — «пациент с диареей»; писечник, писюнястый — «врач-уролог»; сисечник — «врач-маммолог»; скорая сволочь — «скорая помощь».
Очевидно, что в сфере медицины эвфемизмы и дисфемизмы обладают компенсационными качествами, восполняя эмоциональный дискомфорт носителей языка.
Итак, анализ функционально-прагматических параметров медицинской «сниженной» кодовой системы позволяет отметить, что появление в языке медицины не-кодифицированных лексико-фразеологических единиц имеет явную утилитарную направленность: они служат не только целям самоидентификации его носителей, выражению их причастности к своей профессиональной субкультуре, но и прагматическим целям, обусловленным, прежде всего, соображениями эффективности коллективных действий, профессионального взаимопонимания или герметизации.
Механизмы порождения профессионально-жаргонных номинаций в неофициальном регистре коммуникации в медицине детерминированы взаимодействием прагматических принципов экономии, эмфазы, компенсации, эвфемизации, дисфе-мизации, стимулирующих взаимопонимание профессионалов, уточняющих спектр прагмалингвистической информации, кодируемой содержательной субстанцией не-кодифицированных лексико-фразеологических единиц языка.
Литература
1. Маковский М. М. Языковая сущность современного английского сленга // Иностранные языки в школе, 1962. № 4. С. 102-113.
2. Энциклопедический словарь медицинских терминов. 2-е изд. / гл. ред. В. И. Покровский. М.: Медицина, 2001. 960 с.
3. Справочник врача общей практики: в 2 т. / под ред. Н. Р. Палеева. М.: ЭКСМО-Пресс, 2002. Т. 1. 927 с.; Т. 2. 991 с.
4. Баранов А. Г. Функционально-прагматическая концепция текста. Ростов н/Д: Ростовский университет, 1993. 182 с.
5. Сухих С. А. Прагмалингвистическое измерение коммуникативного процесса: дис. ... д-ра филолог. наук. Краснодар, 1998. 300 с.
6. Якобсон Р. О. Лингвистика и поэтика // Структурализм: "за" и "против". М.: Прогресс, 1975. С. 193-230.
7. Гумбольдт В. О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человечества // Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию. М.: Прогресс, 1984. 400 с.
8. Фосслер К. Эстетический идеализм: избранные работы по языкознанию / перевод с нем.; сост. В. Д. Мазо; вступ. ст. О. А. Радченко; заключ. ст. В. А. Звегинцева. М.: Изд-во ЛКИ: УРСС, 2007. 139 с. (История лингвофилософской мысли).
9. Ерофеева Т. И. Социолект: стратификационное исследование: автореф. дис. ... д-ра филолог. наук. СПб., 1995. 32 с.
10. Солнышкина М. И. Общее и различное в формировании и структуре фразеотематического поля в разных языках (на материале фразеотематического макрополя мореплавания русского и анг. яз.): дис. . канд. филолог. наук. Саратов, 2005. 241 с.
11. Гридина Т. А. Языковая игра как лингвокреативная деятельность // Язык. Система. Личность. Языковая игра как вид лингвокреативной деятельности. Формирование языковой личности в онтогенезе: материалы докл. и сообщений Всероссийской научной конференции, 25-26 апреля 2002 г. Екатеринбург, 2002. С. 26.
12. Опарникова И. В. Фонетическая мимикрия как способ языковой экспликации фрагмента языковой картины мира в медицинском жаргоне // Когнитивная лингвистика и вопросы языкового сознания: Материалы Международной научно-практической конференции. 25-26 ноября 2010 г. Краснодар: Кубанский госуниверситет, 2011. С. 223-225.
13. Опарникова И. В. Словообразовательная контаминация в «игровом» фонде медицинского жаргона // Социальные варианты языка — VII: Материалы международной научной конференции 14-15 апреля 2011 года. Нижний Новгород: Нижегородский государственный лингвистический университет им. Н. А. Добролюбова, 2011. С. 211-214.
14. Культура русской речи: Энциклопедический словарь-справочник. 2-е изд., испр. / под ред. Л. Ю. Иванова, А. П. Сковородникова, Е. Н. Ширяева [и др.]. М.: Флинта: Наука, 2007. 840 с.
15. Арутюнов С. А. Народы и культуры: Развитие и взаимодействие. М.: Наука, 1989. 250 с.
16. Щепанская Т. Б. Система: тексты и традиции субкультуры. М.: ОГИ, 2004. 286 с.
17. Орлов А. Н. Клиническая биоэтика: учеб. пособие. М.: Медицина, 2003. 360 с.
Статья поступила в редакцию 10 сентября 2013 г.
