CC BY
203
Ю.Д. Михайлова Профессор Хиросимского муниципального университета
«ПОЗНАТЬ ЯПОНИЮ ЧРЕЗВЫЧАЙНО СЛОЖНО» -ДМИТРИЙ ПОЗДНЕЕВ О ЯПОНИИ И РУССКО-ЯПОНСКИХ ОТНОШЕНИЯХ
Вступление
К счастью, имя Дмитрия Матвеевича Позднеева (1865—1937) сейчас не относится к числу забытых в отечественном японоведении. Это важно отметить потому, что в 1937 г. Позднеев был репрессирован, и мрачная тень подозрений долгое время преследовала его многочисленных детей. Японоведы моего поколения узнавали его имя уже на самых первых занятиях японского языка, когда нас знакомили с его фундаментальным трудом «Японо-русским иероглифическим словарём (по ключевой системе)»1, но о других его работах говорить было не принято. Сейчас сведения о жизненном пути Позднеева приводятся в различных энциклопедических и биоби-блиографических словарях2. Интересны воспоминания о семье Позднее-вых, написанные его внучкой Н.Г. Кабановой3. А. Н. Хохлов и Р.К. Цуркан опубликовали несколько писем Дмитрия Матвеевича, хранящихся в архиве РНБ (фонд 590)4. В Японии интерес к Позднееву определяется в первую очередь его близостью к архиепископу Николаю Японскому. Ученый был одним из первых, кто откликнулся на смерть последнего в публичных выступлениях и в печати. В.М. Алпатов называет Позднеева самым крупным из петербургских японистов начала XX в. Однако, как справедливо отметила Н.Ф. Лещенко, научное наследие учёного «остается до сих пор невостребованным полностью»5, а в его жизни существуют не разгаданные по сей день загадки.
В этой статье мы коснёмся главным образом японского периода (1905—1910 гг.) жизни Д.М. Позднеева по двум причинам. Во-первых, именно в это время проходило его становление как японоведа. Во-вторых, это был в своем роде особый период в отношениях между Россией и Японией. После русско-японской войны две страны нашли возможность преодолеть вражду и пойти по пути сближения. В июле 1907 г. были заключены Русско-японский договор о торговле и море-плавании и рыболовная конвенция, а сразу же за ними последовало политическое соглашение. В 1910 г. было подписано второе русско-японское соглашение. Однако, несмотря на относительно стабильные отношения на официальном уровне, в русской печати то и дело вспыхи-
вали антияпонские кампании и звучали голоса, требовавшие проведения более активной политики на Дальнем Востоке6. Если представители творческой интеллигенции Серебряного века были очарованы японским искусством и поэзией, то националистически настроенные круги России относились к Японии с настороженностью. Профессиональное японове-дение ещё не сложилось, но в обществе хотели понять, что же такое Япония, почему Россия проиграла ей войну и как дальше должны строиться отношения между странами. Именно выполнение этой задачи и поставил во главу своей деятельности Д.М. Позднеев.
Оказавшись в Японии сразу после окончания войны, он занимался там не только научной работой, но состоял также корреспондентом Санкт-Петербургского Телеграфного Агентства (СПА), которое было создано незадолго до этого в 1904 г. Поскольку только две газеты того времени — «Новое время» и «Русское слово» — имели достаточное количество своих корреспондентов, в том числе за границей, СПА снабжало информацией остальную русскую прессу. Кстати, до 1908 г. ни «Новое время», ни «Русское слово» не имели корреспондентов в Японии.
Позднеев активно собирал информацию о внутри- и внешнеполитической жизни Японии, анализировал её и оперативно отсылал в Петербург. Как корреспондент с августа 1906 г. по май 1908 г. он отправил 280 корреспонденций для телеграфного агентства, как публицист в 1909—1910гг. опубликовал 12 статей размером не менее чем в газетный подвал каждая в газете «Россия», написал раздел о Японии размером в сто пятьдесят страниц, вошедший в составленное по просьбе П.А. Столыпина «Дальневосточное обозрение»; писал в литературно-переводческом жанре для альманаха «Восточное обозрение», которое сам же и издавал в Йокогаме. Кроме того, осталось много неопубликованных черновиков и набросков статей. Поставляемая Позднеевым информация могла способствовать лучшей ориентации правительственных кругов России при выработке политики в отношении Японии, а также более адекватному восприятию страны на уровне общественного мнения. Вместе с тем, будучи в близких отношениях с дипломатическими представителями России в Японии, с одной стороны, имея связи в промышленных кругах и общественных организациях Японии, с другой — Позднеев был проводником информации о России в Японии. Всё это время он совершенствовал свои знания японского языка, занимался научной работой в области географии, экономики и истории Японии и готовил пособия для изучения японского языка и истории Японии.
Начало пути
Дмитрий Матвеевич Позднеев родился в г. Орле в семье священника. Он окончил сначала Орловскую духовную семинарию, затем Киевскую Духовную Академию и с разрешения министра народного просвещения поступил на факультет Восточных языков Императорского Санкт-Петербургского университета по китайско-монголо-маньчжурскому
разряду. Его курсовые работы были посящены Восточному Туркестану, Монголии и истории уйгуров. По окончании полного курса Позднеев был оставлен при университете на кафедре Истории Востока, а в 1896 г. командирован за границу в Париж, Берлин и Лондон для ознакомления с библиотеками и, как тогда говорили, для приготовления к профессорскому званию. Служебная карьера Позднеева продолжилась почти одновременно в двух направлениях — в 1898 г. он был зачислен на работу в Министерство финансов и по предложению С.Ю. Витте назначен представителем Министерства финансов в комиссию, учрежденную при Министерстве народного просвещения, для обсуждения вопроса о преобразовании Владивостокской гимназии в Восточный институт. Очевидно, имел значение тот факт, что директором Института стал его старший брат А.М. Позднеев. В том же году Позднеев-младший был определён на службу в Пекинское отделение Русско-Китайского банка, став его фактическим управляющим, ответственным за «политическое руководство», а также входил в правление КВЖД. В Китае он работал до 1904 г.
Летом 1904 г. Д.М. Позднеев сменил брата на посту директора Восточного института. В течение всех предшествующих лет Дмитрий Матвеевич пристально следил за процессом становления Восточного института во Владивостоке, поддерживая переписку с братом и с Е.Г. Спальвиным, помогал в организации учебных командировок студентов в Китай7. Он разделял концепцию практического обучения восточным языкам, был сторонником соблюдения жесткой дисциплины в институтской жизни, считал, что студенты должны полностью отдавать себя занятиям, поскольку другого способа выучить восточные языки нет. Так, в статье «Письма о Восточном институте»8 он сравнивал институт с «монастырем, где студенты добровольно приняли на себя обет для достижения цели». Подчеркивая сугубо специфический характер института в силу его практического направления и отсутствия учебных пособий, Позднеев указывал, что в обязанности студентов входит «работать ежедневно с профессором, говорить с туземцем-лектором, писать иероглифы и иностранные тексты, заучивать слова, писать под диктовку и т.д.», что «исключает в строгом смысле слова университетское свободное преподавание». Такая жесткая позиция директора вызывала недовольство студентов, которое стало особенно заметным во время революции 1905 г.
31 октября 1905 г. Позднеев отбыл в командировку в Японию, но вскоре подал прошение об отставке и остался в Японии. Из последующих бесед Позднеева с архиепископом Николаем видно, что он неодобрительно относился к событиям 1905 г.9 Можно только предположить, что на его решение остаться в Японии повлияли какие-то проблемы во взаимоотношениях с коллегами и со студентами в Восточном институте10. Возможно, сказалась и личная трагедия: 15 августа 1905 г. скончалась горячо любимая жена Любовь Яковлевна — она долго и тяжело болела чахоткой. Однако думается, что Позднеев прежде всего руководствовался своими профессиональными интересами — стремлением
изучать Японию, которое совпадало в то время с неотложными, с его точки зрения, потребностями государства. В Японию Позднеев уехал с дочерью Анной, которую в семье звали Галькой, и её гувернанткой Алисой (Александрой) Антоновной Глюк, на которой Дмитрий Матвеевич впоследствии женился.
Пособия для изучения японского языка
Поражение России в русско-японской войне Позднеев глубоко переживал. Причины он видел прежде всего в незнании русскими Японии и истории русско-японских отношений. Именно это подвигло Дмитрия Матвеевича начать большую работу, целью которой было «освещение Японии для России» или, как он говорил, «японизация России»11. В дневнике видны размышления о том, как это лучше сделать: «А. Путем учебников, но на учебники нет средств. Б. Путем телеграмм, но телеграммы не оплачивают жизни. В. Путем докладов»12. Хотя в том же дневнике Позднеев отмечал, что, за исключением старой агентуры КВЖД и Российско-Китайского банка, связей явно недостаточно, впоследствии он, вероятно, был привлечен к разведывательной деятельности13.
Работа по всем направлениям требовала прежде всего знания японского языка, и Позднеев активно взялся за его изучение. Он поступил в школу японского языка для иностранных миссионеров, директором которой был Мацуда Исао, и закончил её с отличием; 3—4 раза в неделю брал частные уроки у некоего Удзиямы, преподавателя японского языка, которого Позднеев почтительно и чуть иронически называл «мэтром». Он также активно общался с директором школы японского языка при Православной миссии в Токио Сэнума Какусабуро.
За время проживания в Японии Позднеевым было составлено несколько пособий для изучения японского языка. В «Программе начального изучения японского языка»14 ученый отмечал, что не нужно тратить время на изобретение велосипеда, когда можно использовать уже имеющийся опыт западных стран. Образцами для него прежде всего были труды Б. Чемберлена и Р. Ланге, а с методикой преподавания он ознакомился на личном опыте в школе Мацуды. Принцип составления пособий был следующим. Позднеев брал японские книги, например, такие как «Дзинд-зё сёгакуин токухон» (Стандартная хрестоматия для начальной школы), «Сёгаку нихон рэкиси» (История Японии для начальной школы) (книга 1-я и книга 2-я), «Нихон симбун токухон» (Японская газетная хрестоматия), «Письмовник» (Тэгами-но бун) и, наконец, «Сборник императорских указов, официальных и частных общеупотребительных документов» (Сё-тёку оёби косиё бунсю). Сначала давался оригинальный текст по-японски (на воспроизводство японских учебников было получено разрешение Министерства просвещения), далее он снабжался транскрипцией в ро-мадзи, часто, но не всегда, — ещё и по-русски, затем шел перевод, краткий словарь и добавлялась другая практическая информация, но эта система
не была выдержана Позднеевым полностью при издании всех пособий, а соблюдалась только в «Токухон, или книге для чтения и практических упражнений в японском языке»15 и в «Японской исторической хрестоматии»16. К «Японской газетной хрестоматии» прилагался список газет, журналов, условий подписки, образцов телеграмм, в ней также приводились хроника внутренней и внешней политической жизни и образцы газетных литературных стилей.
«Токухон, или книга для чтения....» и «Японская историческая хрестоматия», а также «Японо-русский словарь (по ключевой системе)» получили высокую оценку со стороны архиепископа Николая Японского. В 1908 г. в ответе на запрос губернатора Приморского края генерал-лейтенанта П.Ф. Унтербергера Николай называл их «несомненно полезными» и выражал надежду на то, что Позднееву будет оказано «пособие и поощрение к изданию как [его] последнего труда [вторая часть «Токухон». — Ю.М.], так и дальнейших, потому что нужно не только желать, но и настаивать, чтобы он продолжал труды в принятом направлении; ... [в том числе] обработал и издал «Грамматику» японского языка для русских»17. Николай также подчеркивал, что Позднеев должен пойти дальше, то есть стать тем человеком, который может и должен «всесторонне ознакомить Россию с Японией».
29 октября 1908 г. министр народного образования А. И. Шварц запросил архиепископа Николая как главного авторитета по Японии «...указать, какие из имеющихся пособий могли бы быть с наибольшею пользою применены у нас к начальному изучению японского языка, а равно и кому именно из русских специалистов-японоведов могли бы быть поручены как составление таких учебников ..., так и выработка программ преподавания японского языка в средних и низших школах и, наконец, вверено на будущее время руководительство делом изучения в России Японии и её языка»18. В ответе министру архиепископ вновь повторил свою в высшей степени положительную оценку указанных учебных пособий Позднеева, добавив, что польза «...сих учебников испытана здесь в Миссийской семинарии, при преподавании японского языка русским воспитанникам, присланным сюда от военных начальств из Харбина и Хабаровска»19. Обратим внимание на то, что речь здесь шла о преподавании японского языка в школах, а не в университете. Вместе с тем Николай считал, что для пользы Отечества Позднеев должен остаться в Японии и продолжать свою деятельность по ознакомлению России с Японией, а не возвращаться в Россию.
Однако в том же 1908 г. «Японская историческая хрестоматия» была подвергнута сокрушительной критике со стороны профессора Восточного Института во Владивостоке Е.Г. Спальвина20. Бывший коллега Позднеева раскритиковал буквально каждое предложение и даже каждое слово в его переводе, причём сделал это в очень недоброжелательном, ироническом тоне, указывая, что Позднеев «...не обладает ни знанием японского языка, необходимым для издания подобного рода учебников, ни общей эрудицией для обработки их». Сам Спальвин никак не мотивировал свои
исправления, полагая, что читатель должен был верить ему на слово. Дело осложнялось тем, что в то время на русском языке не было никаких справочных книг по истории Японии или японо-русских словарей, поэтому читатель должен был верить рецензенту. С сугубо лингвистической точки зрения, Спальвин был прав во многих случаях, хотя и его собственные переводы не отличались изяществом слога. Однако перевод Позднеева нисколько не искажал историю Японии в том виде, как она излагалась японскими авторами. Более того, в своем ответе Спальвину он привел доказательства того, как незнание истории Спальвиным приводило к ошибкам в переводе.
В частности, в «Японской исторической хрестоматии» был раздел «Гайкан-но торай то дзёи рон» (Прибытие иностранных судов и теория изгнания иностранцев), в котором говорилось о событиях 4-го года Бунка (1807 г.) следующими словами: II ч ZL (7) ZL ^3 N Pv7A, Ll#L$3|t
fcUT, jbSSaifcШГи ШЪШЪ
tUo (Сикару-ни, конокоро,росиядзинсибасибакитаритэ,Хоккайдо-о савагаси, мата игирисудзин-но фунэ мо, китаритэ, Нагасаки-о савага-ситари.) Перевод Позднеева был таков: «Но в то время русские подданные часто приезжали на Хоккайдо и производили там беспорядки. Также английские суда производили беспорядки в Нагасаки»21. Здесь имелись в виду небезызвестные набеги Хвостова и Давыдова 1806—1807 гг. Спор развернулся вокруг перевода глагола «савагасу». Позднеев перевел его как «производили беспорядки», а Спальвин считал, что нужно было перевести как «тревожили». В современных словарях указываются оба значения данного глагола. Но Позднеев выбрал более сильное, поскольку он прекрасно знал историю русско-японских отношений и то, какое роковое значение сыграли в ней упомянутые события. Поэтому замечания Спаль-вина можно рассматривать как придирки, но с исторической точки зрения прав был Позднеев.
Характеризуя пособия по изучению японского языка Позднеева, нужно отметить, что принцип их составления был вполне оправдан для начальной стадии изучения японского языка в России, когда упор делался на заучивание японского текста по памяти, а грамматические объяснения к текстам в основном давались преподавателями во время уроков. В целом Позднеев сделал доступным русским изучение японского языка без посредства како-го-либо другого иностранного языка. Он также дал возможность русским учащимся ознакомиться с Японией по учебникам японской школы того времени, «раскрывая шаг за шагом картины японской жизни, ... взглядов, обычаев и всей ее государственной идеологии»22. Учебные пособия, составленные Позднеевым, сразу же нашли применение в некоторых гимназиях Санкт-Петербурга, где преподаватели-энтузиасты стали вводить изучение японского языка23. Во время переезда Позднеева в Россию в 1910 г. эти пособия вместе с иероглифическим словарём стали использоваться им для преподавания в Практической Восточной Академии.
До сих пор является своего рода загадкой, каковы были причины столь яростной критики Спальвина. Как указано выше, в 1908 г. Министерство народного образования задалось целью утвердить официально учебник японского языка. Вероятно, в этом вопросе Спальвин чувствовал конкуренцию со стороны Позднеева. Однако возможно, что между двумя учеными наблюдались разногласия и на какой-либо другой почве.
Реакция японской печати на соглашения с Россией
Российско-японские переговоры о заключении договоров, которые должны были претворить в жизнь решения, принятые в Портсмуте, начались в июле 1906 г. и закончились через год. Сначала были подписаны соглашения о торговле и мореплавании и соединении железных дорог в Манчжурии, а 17/30 июля 1907 г. общеполитическое соглашение. Тексты договоров стали достоянием японской печати 15 августа (по новому стилю). Крупные центральные газеты Японии в принципе приветствовали договоры. Так, в своих телеграммах в Петербург Позднеев приводил выдержки из «Кокумин», «Асахи» и «Нити-Нити» и сообщал, что эти газеты выражали сожаление, что подобные договоры не были заключены раньше, а также надежду, что «все недоразумения между Японией и Россией теперь рассеяны»24. В другом сообщении он описывал реакцию торгово-промышленной ассоциации и приводил слова ее вице-председателя барона Икэда, который заявил, что «...вся сибирская безбрежная территория теперь открыта для предприимчивости японцев без малейших препятствий, чему общество выражает величайшую радость»25. Однако, комментировал Позднеев, «тон газет явно выражает сознание большой моральной победы над Россией».
В то же время ряд мелких газет в августе повёл националистическую кампанию, направленную против русских, проживавших в Японии и связанных с ними японцев26. Одной из ее мишеней стал Позднеев. Так, 14 сентября 1907 г. газета «Токио эко» опубликовала статью размером в лист, содержавшую грубые нападки на Позднеева (иллюстрация 1). Прежде всего он обзывался «одноглазым чудовищем, зыркающим по сторонам». Дело в том, что Дмитрий Матвеевич в результате несчастного случая в детстве лишился глаза и в Японии ему был вставлен искусственный. Далее в статье ставились под сомнение научные достижения Позднеева и утверждалось, что его позиция в отношении Японии и русско-японских отношений направлена на разжигание новой войны. В частности, говорилось следующее: «Поскольку он [Позднеев] был долгое время высокопоставленным чиновником, для него люди суть ничто. Особенно презрительным является его отношение к японцам. Каждый раз, когда в Японию приезжают русские, ... он направляется к ним в гостиницу и непременно плохо говорит о японцах, всячески понося их бедность. В своих телеграммах в Петербург он пишет о Японии исключительно неблагоприятно. Он видит только недостатки Японии и японцев... Когда речь заходит о возможности новой
русско-японской войны, он говорит, сверкая своим глазом: «Господа, что ни говори, Япония вновь намеревается воевать с нами. Однако в настоящее время состояние японской экономики не позволяет ей это сделать. Несомненно, когда японская экономика вернётся в своё прежнее состояние, мир на Дальнем Востоке вновь будет нарушен! Японцы такой народ, что они будут воевать»27.
Можно было бы не приводить эту цитату из третьестепенной японской газеты, если бы сказанное в ней не находилось в разительном контрасте с тем, о чем Позднеев действительно писал в своих корреспонденциях в Россию и если бы подобные нападки не способствовали бы разжиганию анти-российских настроений в Японии. Стараясь успокоить русских читателей, в конце августа «Русское слово» писало со ссылкой на агентство «Рейтер»: «В официальной [японской] газете опубликована изданная министром-президентом инструкция местным властям, в которой указывается на желательность устранить чувства подозрения и предубеждения, которые в настоящее время некоторые лица, может быть, ещё питают против России. В инструкции подчёркивается необходимость осуществить в жизни дух соглашения, заключённого ныне с Россией, и поставить отношения между странами на самые дружественные основания». А по мнению самого Дмитрия Матвеевича, взрыв антирусских настроений в августе-сентябре 1907 г. повредил популяризации соглашений в народной массе28.
О современной Японии
Интерес к Японии у Позднеева проявился ещё во время учебной командировки в Европу в 1894 г. Именно тогда он заметил, что Япония развивается быстрее других стран Востока. Два года спустя в докладе Торгово-промышленному съезду в Нижнем Новгороде он говорил, что в отношении оценки Японии в Европе существуют «отрицательная» школа и «оптимистическая» школа. Отрицательная школа считала, что Япония — страна земледельческая и не имеет данных, чтобы занять место среди первенствующих держав мира. Представители оптимистической школы полагали, что Япония уже занимает лидирующее место в Азии и что ее ожидают великие дела. Позднеев присоединялся ко второму мнению и писал: «Несмотря на успокоительные для нас заключения отрицательной школы, мы должны признать в Японии опасного конкурента, коммерческое значение которого возрастает год от года, а удобное географическое положение которого даёт ему во многом преимущество пред малонаселёнными и девственными странами нашего Тихоокеанского побережья»29.
Затем в течение нескольких лет интерес Дмитрия Матвеевича был сосредоточен на Китае, где проходила его служба, но, приехав в Японию, он стал активно заниматься её изучением. Главным источником информации были японские и западные газеты, которые он прочитывал в большом количестве и с большой тщательностью, но не практиковал сбор данных по
типу полевого исследования, как это делали студенты Восточного института. Взгляды Позднеева на современную Японию были изложены в серии статей, напечатанных в 1909—1910 гг. в газете «Россия» под псевдонимом «А.Новый», и далее в расширенном виде в «Дальневосточном обозрении», составленном по распоряжению П.А. Столыпина30. Эти публикации были тогда практически единственной в Петербурге достоверной информацией о современной Японии, причем общедоступной. Важно, что статьи содержали некоторые практические советы российской стороне как следует развивать отношения с этой страной. Прежде всего Позднеев указывал, что одной из важных причин поражения России в войне с Японией было абсолютное невежество русских в отношении своей дальневосточной соседки и что подобное невежество продолжает сохраняться. Причина заключается, во-первых, в том, что познать Японию чрезвычайно сложно, а во-вторых, в отсутствии качественной литературы не только на русском, но и на западноевропейских языках31. Поэтому он чётко определял цель своих статей — нести в российское общество знания о Японии. Все, что писал, рассматривалось под двумя углами зрения — что именно благоприятствовало победе Японии в войне и что может способствовать развитию отношений между двумя странами в будущем.
Японию Позднеев характеризует как высокоцивилизованную страну, обладающую «культурной зрелостью». Поэтому он ставит вопрос, что составляет суть японской культуры. Прежде всего отмечает духовную «однородность и солидарность японского общества, которые являются силой, способной в определённый исторический момент воодушевлять нацию и сообщать ей непреодолимую мощь». Такой духовной солидарности, по его мнению, содействовали антропологическая однородность японцев, схожесть стиля жизни (жилищных построек, одежды и т.п.) в разных районах и среди разных слоев населения, а также островное положение и длительная политика изоляции. Особенно учёный выделял религиозную однородность жителей Страны восходящего солнца, понимая под этим особый культ патриотизма, основанный на синтоизме — «краеугольным камнем патриотизма является уважение императорского дома и подчинение ему»32.
В современной научной литературе о Японии «государственный синто» (а именно о нём идет речь у Позднеева, хотя сам термин и не употребляется) характеризуется как идеология, создаваемая в период Мэйдзи на основе комплекса традиционных представлений об императорском доме и национальной общности33. Сто лет назад научная мысль того времени не подвергала в принципе сомнению «естественный», или «традиционный» характер верований в отношении императорского дома, и все же Позднеев отмечал целенаправленную деятельность правительства по формированию патриотизма, например, путем сооружения памятников национальным героям, деятелям культуры и науки34. Подметил он также и удивительную дисциплинированность японцев: «В её сплоченном, так сказать химически соединенном организме, всякий атом чувствует себя
необходимою ячейкою, знающею, что на нём лежит долг и обязанности и, в исполнении последних, проявляет удивительную точность и сознательность»35. В сочетании: патриотизм и дисциплинированность превращаются в силу, способную обеспечить победу в войне, заключал учёный.
«Культурную зрелость» японцев Позднеев видел также в проявлении «чувства политического такта» при обращении с иностранцами, находившимися в Японии, такта, которого так не хватало русским. Приводя конкретные примеры обращения с иностранцами, он не преминул указать, как промахи и оплошности в поведении русских экскурсантов, в частности несоблюдение ими назначенных встреч, отрицательно влияли на мнение японцев о русских. Важным представляется также замечание Позднеева о том, что в Японии «живёт не личность со своею самостоятельностью взглядов, ...[а] общество, нация, народ»36. В принципе это есть не что иное как констатация «группизма», одна из важных характеристик японского общества, которую и сейчас необходимо учитывать всякому, имеющему дело с этой страной.
Далее в своих статьях Позднеев переходит к характеристике торгово-про-мышленной жизни японского общества. Здесь он утверждал, что у японцев отсутствует торговая и коммерческая этика, проявляющаяся не просто в нарушении взятых на себя обязательств, а в преобладании тенденции к грюндерству, то есть к организации «дутых» предприятий с целью их быстрой перепродажи для наживы. Объяснял он это тем, что традиционно в Японии доминировало военное сословие, и поэтому класс торговцев не мог свободно развиваться. Особую опасность для японской экономики ученый видел в переплетении интересов политиков (членов парламента) и деловых людей и предрекал на этом основании серьезные осложнения в будущем. Однако довольно вскоре Позднеев пересмотрел свою точку зрения, отметив, что грюндерство было свойственно только первому послевоенному периоду и что в
1909 г. японская экономика находилась в здоровом состоянии.
Просто и понятно написана статья «Финансы Японии». Ее цель — развеять одно из ошибочных представлений российского общества о Японии как страны финансово малосостоятельной. Позднеев указывал, что главными факторами стабильности финансов является проведение жесткой финансовой политики сверху, формируемой советом старейшин гэнро, ее независимость от настроений политических партий и, наконец, продуманность вплоть до мелочей и бережливость во всем. Проведение вышеуказанной финансовой политики, замечал автор, повышало кредитоспособность страны и позволяло ей рассчитывать уже в ближайшее время на заем в США и использовать его для завершения своих вооружений37.
О русско-японских отношениях
Особое внимание в своих работах, как публицистических, так и научных, Позднеев уделял русско-японским отношениям. Им посвящен его фундаментальный труд «Материалы по Северной Японии и ее отношению к материку Азии»38. В работе изложена политика Японии в отноше-
НИИ ее северных территорий и морей и даны основные вехи русско-япон-ских отношений вплоть до 1890 г. Возможно, одним из первых толчков, пробудивших интерес к данной теме, были переведенные еще в 1891 г. Ёсино Куробуми выдержки из «Нихон гайкоси», выпущенные тогда же ротопринтным изданием под названием «Материалы по истории сношений с иностранными государствами»39. «Материалы по истории Северной Японии...» Позднеева основываются главным образом на переводах работ двадцати японских авторов. Сам он не был склонен работать в японских архивах. В таком подходе имеется определенная ограниченность, но правомерность знакомства с работами японских ученых сомнений не вызывает. Годы проживания в Японии и тщательное прочтение японских работ позволили ему посмотреть на проблему «глазами японцев», чего так не хватало впоследствии некоторым советским ученым. Так, он считал, что во многих случаях русские неверно трактовали слова и действия японцев, что приводило к взаимонепониманию. Особенно губительными для отношений между странами оказались агрессивные действия русских в северных японских водах — уже упоминавшиеся набеги лейтенанта Николая Хвостова и мичмана Гавриила Давыдова. Именно они, по мнению Позднеева, имели решающее значение для образования «ненависти к России, которая проходит красной нитью через все японские сочинения, трактующие о России»40. Ученый был убежден, что эта ненависть нашла свое выражение и в русско-японской войне. Он считал, что «в истории умирают только люди. Идеи же живут веками и передаются из поколения в поколение, не изменяясь по существу, но только варьируясь в зависимости от средств выполнения, которые предлагаются тою или другою эпохою»41. В этом смысле Позднеев, пожалуй, был первым русским ученым, который обратил внимание на важность образов и стереотипов в международных отношениях. Следует также отметить, что труд Позднеева стал первой основательной работой на русском языке, посвященной истории русско-японских отношений. Ее влияние, несомненно, чувствуется в последующих работах Джорджа Ленсона и Э.Я. Файнбер.
Тем не менее Позднеев считал, что после договора 1907 г. отношение японского правительства к России изменилось в лучшую сторону и стало в целом благожелательным, хотя в телеграммах в телеграфное агентство он предупреждал, что эта благожелательность будет продолжаться лишь до тех пор, пока она не наносит ущерб японским интересам. В статьях в газете «Россия» он часто говорил о тех моментах, которые могли бы служить основанием для развития отношений. Например, ученый указывал на готовность правительства Кацура Таро помочь бывшим русским владельцам собственности в Квантуне восстановить на нее права.
В 1909 г. Позднеев сетовал, что в Японии не существовало ни одной солидной русской фирмы, хотя потенциальные возможности для продажи российской муки, леса и мануфактуры, по его мнению, были. В России пользовались спросом мелкие бытовые товары Японии — лаковые изделия, фотооткрытки и прочее. Россия, предлагал ученый, могла бы быть
посредником при поставке в Европу бобовых жмыхов и бобовых продуктов, которые отправлялись через Владивосток.
Позднеев был готов указать даже на мелочи, упущение которых влекло за собой ущерб для русской стороны. Так, писал он, русские плохо знали, какие для них существовали возможности и какие опасности в торговле. Например, торговая конвенция предусматривала право беспошлинного ввоза продуктов, произведенных в Приморской области. Но русские не указывали в документации место происхождения товара, и им приходилось поэтому платить пошлину. Русское купечество, сетовал он опять, ничего не делало, чтобы приобрести влияние на японских рынках, а у русских рыболовов на Дальнем Востоке отсутствовали суда и снасти, что приводило к их полной зависимости от японцев42. В своих статьях он рассказывал об истории рыболовства Японии в северных морях и о котиковой эпопее русских, он настойчиво призывал своих соотечественников проявлять инициативу, учиться у японцев, которые энергичны, деятельны, работоспособны, трезвы, настойчивы43.
В декабре 1909 г. в России, особенно в Сибири и на Дальнем Востоке, возникла очередная паника по поводу возможной войны с Японией. Она была вызвана публикацией газетой «Новое время» информации о том, что японское военное судно «Хиэй» якобы занималось фотографированием Приморской области и Северного Сахалина. Вслед за этой информацией «Новое время» опубликовало передовую, забившую тревогу по поводу возможности новой войны. Тогда все крупнейшие газеты Японии поместили на своих страницах статьи, призванные заверить читателей в том, что между Японией и Россией нет причин для войны и что отношения между странами являются самыми дружескими, а тревога спровоцирована специально третьим государством (имелась в виду Германия). Позднеев донес этот отклик до российского читателя. 22 января 1910 г. он опубликовал статью на два подвала, в которой сделал обзор статей одиннадцати японских газет, показав, что на тот момент японская печать была настроена дружески по отношению к России и призывала к развитию экономического сотрудничества между странами. Одновременно он сравнил материалы газет конца 1909 г. с тем, что публиковалось в них накануне войны, и показал принципиальное различие характера материалов. Он еще раз провел свою мысль о том, что российское правительство мало что делало для знакомства с Японией и для увеличения числа лиц, знающих японский язык, косвенно подчеркнув тем самым значение собственной деятельности. Общий вывод сводился к следующему: «японцы опьянены военными успехами и не знают предела в своих стремлениях к владычеству в Тихом Океане», но это не означает их конкретное стремление к войне в данный период времени44.
Позднеев взывал к Государственной думе и к правительству, спрашивая, что же сделано за последнее время для усиления изучения Японии, какие основаны для этого учреждения, какие отпущены суммы, сколько лиц командировано в Японию, сколько появилось умеющих говорить по-
японски, на какие японские газеты и журналы производится подписка. По возвращении в Россию в 1910 г. Дмитрий Матвеевич был приглашен Обществом Востоковедения к чтению лекций о Японии в Практической академии в Петербурге, возглавлял которую его брат. На его лекции по японскому языку собирались будущие знаменитые японоведы Н.И. Конрад, М.Н.Рамминг, Е.Д. Поливанов и Н.А.Невский, но в штате преподавателей Санкт-Петербургского университета он не состоял. В 1912 г. Позднеев организовал Бюро русских журналистов для обслуживания публицистическими статьями провинциальной печати, что несколько увело его в сторону от чисто японоведческих штудий. Редакция находилась в Толстовском доме на улице Троицкой, где в квартире 559 он и жил с семьей45.
Написанное по распоряжению П.А. Столыпина «Дальневосточное обозрение» представляло собой очерки разных стран, в том числе Японии, составленные по данным периодической прессы. Позднеев отчасти повторил уже опубликованное в газете «Россия», добавив материалы из английской, немецкой, французской и американской прессы. Работа построена по разделам: «Организация правительственной власти», «Последняя сессия парламента. Главнейшие законопроекты, бывшие на рассмотрении», «Экономическое положение, финансы, торговля», «Положение Японии в международных отношениях», «О воздействии японцев на мировую прессу», «Японский империализм и его мировые задачи» и в завершение раздел «К вопросу об обороне русского Востока». В последнем разделе он цитировал те газеты («Дальний Восток», «Новое время», «Русское слово»), которые поддерживали линию укрепления российских позиций на Дальнем Востоке путем развития Сибири, и привел мнение немецкой газеты, которая в связи с поездкой в Сибирь Столыпина увидела поворот в политике России в сторону Восточной Азии. В каком-то смысле его призывы к усилению внимания русского правительства к Японии, казалось, были услышаны.
Для современного читателя в обзоре, вероятно, нет ничего принципиально нового, но он показывает, что для своего времени Позднеев обладал высоким уровнем понимания современной ситуации в Японии и положения на международной арене. На основании обзора четко вырисовывался империалистический характер политики Японии и указывалось, что своими успехами японцы обязаны централизации власти, созданию национальной армии и отличительным свойствам японского характера, проявляющимся в способностях их государственных и военных деятелей: рассчетливому уму, тщательно и кропотливо подготовляющему события, решительности и энергии в исполнении намеченного46. Следует также добавить, что Позднеев первым обратил внимание на сознательно проводимую японским правительством политику по формированию образа Японии в мировой прессе и указал конкретные способы действий, как-то: финансирование издания англоязычных газет в Японии, подкуп журна-
листов, тщательный контроль за информацией, допускаемой до сведения журналистов.
Оценивая деятельность Д .М. Позднеева, газета «Новое время» писала в
1910 г., что он был первым европейским японоведом, нанявшимся изучением Северной Японии по японским источникам, а также первым русским исследователем, «поставившим целью раскрыть нам Японию, ... дав России хоть немного, но своих кровных русских материалов для [ее] оценки и изучения»47. Следует добавить, что он заложил в России основы изучения современного японского общества и создал такую дисциплину как исследование русско-японских отношений. В их мирном и стабильном развитии в период 1906—1910 гг. есть и его определенный вклад. Главная цель Позднеева всегда состояла в том, чтобы давать информацию, полезную для России — при этом он стоял на позициях укрепления российской государственности и патриотизма.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Д.М. Позднеев. Японо-русский иероглифический словарь (по ключевой системе), Токио: Тэйкоку инсацу кабусики кайся, 1908; на японском языке о словаре см.: Ясумото Та-како, «Домитори Матовеевичу Подзудонээфу 'Рояку канва дзитэн'-ни цуитэ косацу» (Размышления о 'Рояку канва дзитэн' Дмитрия Матвеевича Позднеева), «Кокусай кан-кэй гакубу кэнкю нэнпо», № 25, Издание Нихон дайгаку кокусай канкэй гакубу, 2004.
2 См., например, Люди и судьбы. Библиографический словарь востоковедов — жертв политического террора в Советский период (1917—1991)/ сост. Я.В. Васильков, М.Ю. Сорокина, «Петербургское востоковедение», Санкт-Петербург, 2003. С. 304—307.
3 Н.Г. Кабанова. Дмитрий Позднеев из семьи Позднеевых, «Азия и Африка сегодня», 1990, № 12, стр. 40—42; Н. Кабанова, Судьба одной семьи, «Азия и Африка сегодня», 1990. № 2. С. 50-52.
4 АН.Хохлов. Петербургское японоведение с середины 50-х гг. XIX в. до октября 1917 г., Елисеев и мировое японоведенеие. Москва: Ассоциация японоведов, 2002. С. 197—241; «Яздесь совершенно один русский...», Письма Ревельского епископа Николая (Касаткина) из Японии. Публ. и комм. Р.К.Циркуна, Издательский дом «Коло». Спб., 2002.
5 Н.Ф.Легценко. Российские востоковеды, страницы памяти, Москва, Издательский дом «Муравей». Языки стран Азии и Африки, 1998. С. 7—27.
6 В.В. Кожевников, Дальневосточная печать о Японии в период между русско-япон-ской и Первой мировой войнами (1906—1913). На примере газеты «Дальний Восток», Дальний Восток России и Япония, Владивосток, 2004. С. 91—107.
7 Так, в письме брату от 16 мая 1902 г. Позднеев предлагал направить студентов в Мукден к Колоколову и характеризовал Мукден как крупный центр, РНБ. Ф. 590. Ед. Хр. № 113. Л. 347.
8 По-видимому, статья опубликована в «Известиях Восточного института». Оттельный оттиск имеется в РНБ, Ф. 590. Ед.хр. 36. С. 3.
9 Запись за 4 (17) декабря 1905 г. Воскресенье: «После Обедни зашел, с дочерью, которую приобщал к церкви, и гувернаткой, директор Восточного института Дмитрий Матвеевич Позднеев и заговорил-заговорил, причем в ругательном тоне... Тема руга-тельности .... основательная — совремнная тема, забастовка института и других учебных заведений и всякая нынешняя неурядица в России», Дневники Святого Николая. под ред. Накамура Кэнноскэ, Накамура Ёсикадзу, Ясуи Рёхэй, Наганава Мицуо, Издательство Хоккайдского Университета, 1994, С. 688—689.
10 Ср.: В.Н. Горегляд, Из истории науки. Евгений Генрихович Спальвин (1872—1933). С. 131.
11 РНБ. Ф. 590. Ед. Хр. 14, Л. 147.
12 Там же.
13 П.Э. Подалко, Япония в судьбах россиян, Институт Востоковедения РАН: Изд-во Крафт, 2004. С. 98-99.
14 Дм. Позднеев, Программа начально изучения японского языка, СПб., «Россия», 1908.
15 Дм. Позднеев, Токухон или книга для чтения и практических упражнений в японском языке, Ч. I. Дзиндзё сёгаку токухон. Кн. I—IV. Японский текст, русская транскрипция, слова и перевод, Токио, «Тэйкоку инсацу кабусики кайся», 1907; Токухон или книга для чтения и практических упражнений в японском языке, Ч. II, Дзиндзи сёгаку токухон, Кн. V—VIII, Йокохама, Типография Ж. Глюк, 1908.
16 Дм. Позднеев. Японская историческая хрестоматия, часть 1, Отделы I и II. Текст в Яота^, перевод и слова к Начальной истории Японии. Издание общества Востоковедения, Токио. 1906.
17 «Я здесь совершенно один русский...» С. 83—85.
18 Там же С. 86-87.
19 Там же С. 89.
20 Е. Спальвин. К характеристике трудов и направления г. Дмитрия Позднеева в области японоведения. «Известия Восточного института», Т XXIII. Вып. 3. 1908.
21 Д. Позднеев, Японская историческая хрестоматия. Ч. I, С. 136.
22 Наблюдатель, Изучение Японии, «Новое время», 31 марта 1910. С. 4; «Наблюдатель» — псевдоним Н.И. Сыромятникова, члена редакции газеты «Новое время».
23 «Я здесь совершенно один русский...». С. 95; С.Г. Елисеев и мировое японоведение, С. 221.
24 Телеграмма в СПА, Рабочая тетрадь Позднеева, запись № 221, 3/16 авг. 1907 г., РНБ Ф. 590. Ед. Хр 26. Л. 256.
25 Телеграмма в СПА, Рабочая тетрадь Позднеева, запись № 230, 4/17 сент. 1909. Ед хр. 26. Л. 272.
26 См.: В. Фудзимото, Е.Г. Спальвин в Японии: пребывание в городе Киото накануне и сразу после русско-японской войны, Первый профессиональный японовед России, Владивосток, 2007. С.36—51.
27 Б/а, Нихон-ни окэру кайбуцудзин. Подзунэфу ва нанбуцу дзо (Чудовище в Японии. Кто такой Позднеев), «Токио эко», 14 сент., 1907. С. 2.
28 Телеграмма в СПА, Рабочая тетрадь Позднеева, запись № 223 от 10/23 авг. 1907 г., РНБ. Ф. 590. Д. №14. Л. 259.
29 Д.М.Позднеев, Настоящее и будущее Японии по взглядам европейской литературы. Доклад Торгово-Промышленному Съезду в Нижнем Новгороде в 1896 г., СПб., 1896.
30 [Д.М. Позднеев], Япония, «Дальневосточное обозрение» сост. Вл. Гольмстрем, СПБ., Тип. МВД. 1910. С. 97-250.
31 А. Новый, Япония и Россия (Письма из Токио) I, «Россия», № 1039, 14 апр. 1909. С. 3.
32 А. Новый, Япония и Россия (Письма из Токио) II, «Россия», № 1048, 27 апр. 1909, С. 3.
33 Ю.Д.Михайлова, Японская национальная идея и Мотоори Норионага: вымысел или реальность, «Восток», 1995. № 4. С. 59—70.
34 А. Новый, Япония и Россия. Письма из Токио IV, «Россия». № 1054, 14 мая 1909, С. 3,
35 Там же. Письма из Токио IX, «Россия». № 1135. 4 авг. 1909. С. 3.
36 Там же. Письма из Токио. Политический такт японцев, «Россия», № 1135. 4 авг. 1909. С. 3.
37 А. Новый. Финансы Японии. Письмо из Токио. «Россия» № 1238, 2 декаб. 1909. С. 3.
38 Дмитрий Позднеев, Материалы по истории Северной Японии и ее отношению к материку Азии и России, Т. 1. Т 2—3, Иокогама, 1909.
39 РНБ., Ф. 590. Ед. Хр. 88.
40 Дмитрий Позднеев, Материалы по истории Северной Японии и ее отношению к материку Азии и России. Предисловие ко второй и третьей части второго тома, С. III.
41 Там же, С. V.
42 А.Новый, Япония и Россия XI. Русско-японское рыбопромышленное дело. «Россия», № 1285. 29янв. 1910.
43 А.Новый, Русско-японское общество в Токио, «Россия», № 1295,10 февр. 1910. С. 3.
44 А.Новый, Японская печать о русской тревоге», «Россия», № 1279, 22 янв. 1910. С. 3.
45 Воспоминания Киры Эдуардовны Тальвик (Вергелесовой) племянницы второй жены
Позднеева. Интервью 21 сент. 2006.
46 [Д. Позднеев]. Япония, «Дальневосточное обозрение». С. 214.
47 Наблюдатель, Изучение Японии, «Новое время», 31 марта 1910. С. 4.
Mikhaylova Julia “It is extremely difficult to be cognizant to Japan”, Dmitry Pozdneev on Japan and Russia-Japan Relations
This article is devoted to the life story of Dmitry Matveevich Pozdneev, one of St. Petersburg’s best-known Japanese Studies scholars. He successfully combined his career at Beijing Branch of Russo-Chinese Bank and that of CEK (Chinese Eastern Railway) Management member.
He was appointed Head of the Oriental Institute in 1904. In 1905-1910, he was on leave of absence in Japan, where he settled. Having mastered Japanese perfectly, he wrote a number of textbooks on the language and published his numerous articles in the Japanese Press.
D. M. Pozdneev was one of the first scholars to lay foundations of studying contemporary Japanese society and designed a course of Russia-Japan studies, with a special emphasis laid on Russian patriotism and Russia’s statehood.
Key words:
a Japanese Studies scholar, textbooks on Japanese, the Orient Institute, practical information,
Russia,
patriotism.
Ключевые слова: японовед,
пособия для изучения японского языка,
Восточный институт, практическая информация,
Россия,
патриотизм.
