CC BY
1074
УДК 303.01
ПОВСЕДНЕВНОСТЬ КАК ОБЪЕКТ ИСТОРИЧЕСКОГО
ИССЛЕДОВАНИЯ
Банникова Елена Вадимовна, кандидат исторических наук, доцент кафедры истории России
Оренбургский государственный педагогический университет
г. Оренбург, Россия ida777@yandex. ru
Актуальность статьи связана с потребностью в интеграции исследований философского, культурологического, социологического, исторического характера, посвященных повседневной жизни, для создания нового комплексного научного подхода к изучению истории общества и человека. Статья посвящена разработке исследовательского подхода, приемлемого для изучения повседневности с позиций исторической науки.
Ключевые слова: повседневность; история повседневности; исторический процесс.
THE DAILY ROUTINE AS THE OBJECT OF HISTORICAL RESEARCH
Bannikova Elena, сandidat of historian sciences, docent of the department of history of Russia
Orenburg State Pedagogical University Orenburg, Russia ida777@yandex. ru
The topicality of the article is connected with the needs of integration of philosophical, culturological, sociological, historical researches devoted to daily rou-
tine for making a new integrated scientific approach to the study of history of society and man. The article is devoted to researching of approaches, concepts which will be possible fore daily occurrence studying in sphere of a historical science.
Keywords: daily routine; daily occurrence history; historical process.
Историческая наука всегда тяготела к определенному глобализму, предлагая некие всеобщие схемы развития человеческого сообщества. При этом за рамками научных обзоров оставались «неисторические» феномены - обыденное существование людей в «мирные» эпохи. Историкоантропологический поворот в гуманитарной мысли Запада, начавшийся в конце 60-х гг. XX в., привел к окончательной смене глобальных и универсальных подходов к пониманию исторического процесса историческими дискурсами, отличающимися крайней степенью фрагментарности и релятивизма. В этой ситуации одним из основных исследовательских объектов оказалась та самая повседневность - частная жизнь простых обывателей.
Развитие «истории повседневности» шло в двух различных направлениях. Германская (Х. Медик, А. Людтке), современная американская (Ж. Ле Гофф, Р. Шартье) и итальянская (К. Гинзбург, Д. Леви) школы сосредоточились на изучении отдельных людей или групп, анализе уникального, случайного в истории (будь то событие или индивид). По словам А. Людтке, центральным в анализе повседневности «являются жизненные проблемы тех, кто в основном остались безымянными в истории. Индивиды в таких исследованиях предстают и действующими лицами, и творцами истории, активно производящими, воспроизводящими и изменяющими социально-политические реалии прошлого и настоящего». [1, с. 77]
Подходы микроистории оказались наиболее востребованными в эпоху постмодернистского интереса к образу «другого» и тотальной толерантности. Именно микроисторический подход позволил реконструировать жизни огромного количества «незамечательных людей», подняв источниковедческое значение биографии и автобиографии. Значимость микроистории как метода
реконструкции повседневности заключалась также в изучении стечения непредвиденных обстоятельств в ситуации исторического выбора. Кроме того, именно представители данного направления исследовали опыт поведения человека в экстремальных условиях природных катаклизмов, войн, революций, голода. Повседневность в рамках этой концепции выступала как индивидуальная интерпретация времени и пространства. Ю.Л. Бессмертный доводил до крайности эту мысль Ж. Бодрийяра [2], утверждая, что всякий поступок «есть не механическое следование той или иной норме и не воспроизведение традиционного обычая, а тот или иной казус человеческого поведения. Каждый индивид действует исходя из обстоятельства конкретной ситуации, в которой он находится и которая зависит от его материальных ресурсов, а также когнитивных и культурных возможностей». [3, с. 46]
Другое направление, представленное Школой Анналов (М. Блок, Л. Февр, Ф. Бродель) и ее продолжателями, стало изучать преимущественно нематериальную составляющую повседневности - представления, страхи и т.п., что скорее представляло собой изучение ментальности. В России именно такой подход к изучению повседневности был характерен для А.Я. Гуревича, Ю.Л. Бессмертного, Ю.М. Лотмана и др.
Однако существовали и общие черты, сближающие два этих подхода. Оба подхода признают кардинальное отличие человека прошлого от человека сегодняшнего. В каждом из них исторический процесс рассматривался как «история снизу». В центре внимания исследователя оказывались не цари или герои, а «маленькие люди», в том числе и маргиналы. Объединяла эти подходы и междисциплинарность работ, опирающихся на методы, приемы и примеры психологии, социологии, этнологии. Историческое знание в такой интерпретации становилось системой или совокупностью социальных наук, объектом которых является прошлая реальность. Историки обоих направлений были заняты созданием «образа другого» и сконцентрированы на изучении «символики повседневной жизни».
Еще одной общей чертой стала довольно узкая географическая и хронологическая локализация исследований. Именно в рамках микрообъекта историк был в состоянии максимально освоить источниковую базу и приложить к нему несколько научных теорий. Концентрация внимания на сравнительно небольших объектах помогала всестороннему изучению личных контактов (социальных взаимосвязей) отдельных индивидов. При этом контакты могут быть обусловлены как хозяйственной деятельностью, так и социальным положением, родством, личными пристрастиями, возрастной близостью, общностью социокультурных представлений и т.д. В результате вполне явно вырисовывается спектр социальных возможностей, открывающихся перед индивидом или группой.
Главной задачей исследования повседневности выступила попытка истолкования бытового поведения исходя из норм и ценностей изучаемой культуры, понимание смысла мира, привычного для человека той или иной эпохи. Однако для современного ученого этот смысл, как объект нематериальный и большей частью незафиксированный, остается terra m^gn^a. На пути освоения история повседневности его подстерегали многие опасности. Например, соблазн наделить человека прошлого современным мировоззрением и миропониманием и толковать скрытые смыслы текстов исходя из современного видения событий. Опасным было также впасть в умиление жизнью и образом мысли людей прошлого, идеализировать повседневную жизнь прошлых эпох.
Исследование мыслей, чувств, забот и тревог человека прошедших столетий часто заменялось историко-бытовыми очерками, в которых превалировали описательные характеристики его повседневного существования. Для такого способа изображения обыденной жизни было характерно повышенное внимание к материально-вещественной ее стороне, какой она предстает взору внешнего наблюдателя, без попытки объяснить мотивы бытового поведения людей, исходя из свойственного им понимания окружающего их мира. [4] В результате повседневность оказывалась довольно жесткой конструкцией, схемой, набором вещей и обстоятельств, о которых сегодняшний историк су-
дил по имеющимся в его распоряжении документам, и в которые стандартно вписывались изучаемые социумы.
Благодаря работам отечественных и зарубежных ученых было определено исследовательское поле, в рамках которого следовало работать историкам повседневности. К феноменам, определяющим повседневное существование, оказалось возможным отнести целый ряд объектов, которые можно классифицировать как: 1) природные или естественные, 2) социальные; 3) ментальные. К первым относилась среда обитания обычного человека, вещи «вокруг» и «для» него, культура питания, способы поддержания здоровья. Вторые включали в себя профессиональную деятельность, общественные (в том числе, семейные) коммуникации, отклоняющееся (девиантное) поведение. Наконец, третья группа состояла из общей культуры, ценностных представлений, гендерных и возрастных установок.
Общепризнанным стало то мнение, что к повседневности относятся социальные явления и индивидуальные состояния, классифицируемые в качестве обычных, обиходных, то есть не принадлежащих к явлениям однократным, необычным или харизматическим. По мнению большинства исследователей, структура повседневности включает в себя ряд элементов, которые, для лучшего их понимания могут быть обозначены через их противоположности: будни - праздник, рутина - чрезвычайность, креативность; работа -праздность; жизнь незамечательных людей - официальная история; частное
- общественное; спонтанное - отрефлексированное; наивное - подготовленное. В трудах немецкого философа Бернхарда Вальденфельса «повседневное» определялось как привычное, упорядоченное, близкое, смутное, дилетантское, импровизированное, окказиональное. [5, с. 42, 44]
Один из ведущих российских ученых в области философской и культурной антропологии Б.В. Марков утверждал, что повседневность - это стандартизированный и нормированный срез эмпирической жизни. Это привычки, стереотипы, правила, мышление и переживание людей, их поведение, деятельность, регулируемая нормами и социальными институтами. [6, с. 291]
В продолжение дискуссии П. Ревко [7] замечал, что повседневные практики никогда не выступали в форме проектов, программ, доктрин социального изменения. Они не воплощались ни в каком официальном институте, образовывали своеобразные «свободные зоны», защищенные или защищающиеся от институциональных давлений. В связи с этим можно заключить, что повседневность, как частная, приватная жизнь, прежде всего, наполняется тем, что имеет отношение к дому и семье, являющейся важнейшим общественным институтом.
П.Н. Кондрашов в рамках марксистской парадигмы определил повседневность как форму человеческой деятельности, которая представляет собой автоматически выполняемые действия, направленные на удовлетворение непосредственных потребностей трудовых будней, домашнего быта и свободного времени, которые протекают среди привычных вещей и осуществляются с помощью подручных средств. [8, с. 105] В результате были выделены основные сферы повседневности - труд, быт и отдых, а также такие ее атрибуты, как автоматизм и привычность. В другой работе Кондрашова, написанной им совместно с К.Н. Любутиным, повседневность определялась как «форма непосредственной человеческой деятельности, представляющая собой совокупность: 1) повседневного бытия, то есть того, чем занимаются люди в своей обыденности в целях удовлетворения обычных потребностей трудовых будней и домашнего быта, и 2) обыденного сознания, то есть того, в виде каких мыслей и эмоциональных переживаний это бытие отражается в психической деятельности людей». [9, с. 217]
Многообразие исследовательских подходов, а также то обстоятельство, что к проблеме повседневности обращались преимущественно философы и социологи, значительно усложнило создание какой-либо обобщенной истории повседневной жизни в тех или иных пространственно-временных границах. В связи с этим возникла необходимость в альтернативном, непосредственно историческом подходе к изучению повседневности. Поскольку повседневное существование является частью человеческого бытия в его макси-
мально общем смысле, логичной стала попытка представить его в виде процесса. При этом процессуальность повседневности хорошо сочетается с процессуальным характером самой истории, что делает данный подход приемлемым именно для исторических исследований. Принимая во внимание выводы Кондрашова и Любутина, процесс повседневного существования может рассматриваться как двуединый, включающий в себя взаимодействие человека с действительностью и субъективную интерпретацию этого взаимодействия.
В процессе повседневного существования, в связи с определенным образом жизни, в социуме формируются некие довольно жесткие установки и отношения. Образ жизни в данном случае рассматривается как присвоение человеком социальных норм и условий своего существования, а также реализация самого человека в этих нормах и условиях и попытка их трансформации. Со временем жизненные установки становятся все более жесткими, формализованными и превращаются либо в идеологию (совокупность идей, взглядов, теорий, отражающих общественные отношения в более или менее стройной системе), либо в общественную психологию (совокупность чувств, эмоций, несистематизированных взглядов, настроений, обычаев, традиций, привычек, складывавшихся под влиянием непосредственного общественного бытия). На их основе формируется обыденное сознание человека (эмпирическое, стихийно возникающее в процессе повседневной житейской практики и характерное для основной массы членов общества).
На базе обыденного сознания в процессе социализации складываются обычаи, стереотипы и стандарты индивидуального и социального поведения человека, которые затем трансформируются в его ментальность (совокупность социально-психологических установок, автоматизмов и привычек сознания, формирующих способы видения мира и представления людей, принадлежащих к той или иной социально-культурной общности), быт (обычное протекание жизни в ее реально-практических формах», включающее в себя не только привычки и нравы каждодневного поведения, но и «жизнь вещей»,
постоянно сопровождающих человека, способы их повседневного использования) и самоидентификацию (сознательное отождествление человека с какой-либо социальной группой, социумом). Впоследствии они превращаются в стиль или имидж - образ человека, формирующийся у него самого или возникающий у внешних наблюдателей в результате восприятия тех или иных его характеристик. Таким образом, основные категории, используемые в исследованиях повседневной жизни (образ жизни, ментальность, быт и пр.), могут быть объединены в систему.
Если повседневная жизнь является процессом, то она обладает определенными параметрами, характерными для всех процессов. В итоге могут быть выделены следующие наиболее общие критерии повседневной жизни: 1) субъект; 2) объект (сословно-корпоративные и общественные институты, с которыми субъекту приходится взаимодействовать); 3) пространственная локализация; 4) темпоральность (длительность) (интервал времени, на котором может быть установлена исчерпывающая специфичность процесса); 5) условия (региональная и общероссийская действительность); 6) способ организации (образ жизни - присвоение человеком социальных норм и условий своего существования, а также реализация самого человека в этих нормах и условиях и попытка их трансформации); 7) формы организации (труд; семейная жизнь; досуг); 8) цель (представление, которое человек стремится осуществить; субъективная априорная форма волевой мотивации к действию); 9) результат (конечный итог, следствие повседневной жизни, выражающееся в самоидентификации, ментальности, быте, стиле и имидже).
Кроме перечисленных основных параметров повседневности можно выделить и второстепенные, конкретизирующие те или иные аспекты процесса повседневной жизни, например: 1) интенсивность (степень активности субъекта в достижении поставленных целей); 2) эффективность (степень соответствия затрачиваемых усилий и производимого эффекта); 3) регуляторы (государственные акты, сословные и корпоративные нормы, семейные устои).
Перечисленные критерии могут быть использованы как основания изучения повседневности в ходе решения проблемы ее структурирования.
Составляющие структуры повседневности выделялись и в работах других авторов. Так, в монографии Любутина и Кондрашова в качестве характеристик повседневной деятельности упоминались ее «субъект» и «объект», а как свойства деятельности субъекта - «цель», «средства», «работа», «потребности» и «результаты». Однако в рамках процессуального подхода, представленного в статье, эти критерии рассматриваются именно как параметры самого процесса повседневного существования. Отличия с концепцией Лю-бутина-Кондрашова заключаются также в использовании ими таких характеристик, как «средства», «работа» и «потребности», которые отсутствуют в структуре, предлагаемой автором данной статьи. Напротив, другие свойства
- «условия, «длительность, «способ и форма организации», выделенные автором, Любутин-Кондрашов не используют в своей работе. Чтобы снять имеющиеся противоречия, представляется возможным провести тождество между «средствами» и «способом организации», поскольку средства (как и способ организации) - это все то, что субъект использует в своем движении к цели. Потребность - это характеристика субъекта - его состояние, нужда в том, что необходимо для его нормального психологического и физического развития и существования в обществе. Поскольку была поставлена задача дать характеристику процессу повседневности, а не его субъекту, то именно понятие цели будет наиболее адекватно в качестве его критерия. «Работа» (в авторской концепции - «труд») была выведена в качестве одной из форм повседневности, наряду с «семейной жизнью» и «досугом».
Предлагаемый процессуальный подход к исследованию повседневности позволяет упорядочить накопленную информацию, касающуюся обыденной жизни обычных людей в различные эпохи и в разных территориальных границах. История повседневности в результате может стать серьезной альтернативой другим научным концепциям исторического процесса (истории классов или государств). Он может быть представлен как последовательная
смена обстоятельств, условий обыденного существования людей или социумов (субъектов повседневности), в связи с чем подвергаются изменениям их образ жизни, трудовые и досуговые практики, семейные устои, жизненные цели, складываются специфические образцы быта, уровни самоидентификации, особая ментальность, приобретающие форму стиля и имиджа.
Литература
1. Людтке А. Что такое история повседневности? Ее достижения и перспективы в Германии // Социальная история. Ежегодник. 1998-1999. - М., 1999. - С. 77-100.
2. Бодрийяр Ж. Общество потребления. Его мифы и структуры. - М.: Республика; Культурная революция, 2006. - 269 с.
3. Бессмертный Ю.Л. Это странное, странное прошлое... // Диалог со временем: Альманах интеллектуальной истории. / Под. ред. Л.П. Репиной и В.И. Уколовой. Вып. 3. - М.: Эдиториал УРСС, 2000. - С. 34 - 46.
4. Кром М.М. Повседневность как предмет исторического исследования (вместо предисловия) // История Повседневности. Сборник научных работ. (Серия «Источник. Историк. История»). Вып.3. / Отв.ред. М.М.Кром. СПб.: Изд-во Европейского ун-та, 2003.. С. 7 - 14.
5. Вальденфельс Б. Повседневность как плавильный тигль рациональности. Социо-Логос; Пер. с англ., нем., фр. - М.: Прогресс, 1991. - 480 с.
6. Марков Б.В. Храм и рынок. Человек в пространстве культуры. - СПб.: «Алетейя», 1999. - 304 с.
7. Ревко П. Искусственные интеллектуальные системы и повседневная жизнь человека. - Таганрог: Изд-во ТТИ ЮФУ, 2009. - 130 с.
8. Кондрашов П.Н. Марксистская теория повседневности: попытка предварительной экспликации // Философия и общество. - 2006. - № 3. - С. 98-115.
9. Любутин К.Н., Кондрашов П.Н. Диалектика повседневности: методологический подход. - Екатеринбург: УрГУ; ИФиП УрО РАН; РФО, 2007. -295 с.
