CC BY
275
В Л. Поляков
ПОВОЛЖСКИЙ ГОЛОД НАЧАЛА 1920-х гг.:
К ИСТОРИОГРАФИИ ПРОБЛЕМЫ
Советская историческая наука голоду, который трижды охватывал страну в коммунистическую эпоху, значительного внимания не уделяла. Второй голод, начала 1930-х гг., умалчивался вплоть до 1991 г.1 Такой же была ситуация и с третьим, послевоенным, голодом 1946 - 1947 гг., о котором впервые упомянули в 1988 г.2, а специальные исследования стали появляться только с начала 1990-х гг.3 При этом самостоятельные выводы авторы начали высказывать только после крушения коммунизма и распада СССР.4
Иной была историографическая ситуация с первым голодным мором, который начался в стране вслед за большевистским переворотом и достиг своего апогея в Поволжье в начале 1920-х гг. Ее рассмотрение и является целью данной статьи.
Сам факт голода не замалчивался, но до полномасштабной реконструкции картины произошедшего ни современники, ни авторы последних исторических работ все равно подняться не смогли. Первопроходцами в исследовании тех событий с невообразимо страшными для людей последствиями стали, и вполне естественно, специалисты-краеведы. Изыскания историка С.Б. Филимонова позволили воспроизвести важные, но давно забытые факты. Дело в том, что в Саратове буквально в синхронной динамике с нараставшей безысходностью у людей, которые испытывали муки из-за отсутствия продуктов питания, крупнейший фольклорист и непререкаемый авторитет в области народного быта Б.М. Соколов и председатель Саратовского общества истории, археологии и этнографии профессор Саратовского университета С.И. Чернов приступили к созданию Музея голода. А уже в декабре 1921 г. Сергей Николаевич на 1-й Всероссийской конференции краеведов доложил: музей создан, в нем есть «все, начиная от газетных статей и плакатов и кончая теми суррогатами, которые вместо хлеба потребляются населением».5
Саратовский музей со столь редкой тематикой экспонатов был не единственным в Поволжье. Недавно обнаруженные нами архивные свидетельства дают основание говорить и еще об одном Музее голода, который в 1922 г. был открыт в Самаре при губернском Комитете помощи голодающим. Два доклада его руководителя профессора Фридолина в президиум Самарского губкомпом-голода, от 13 марта и 21 апреля 1922 г., дают представление о
нацеленности музея на «приобретение экспонатов голода, изготовление суррогатных продуктов» и «проведение исследований по проблеме усвояемости человеческим организмом суррогатов питания». Кроме того, медицинская группа музея начинала работу по теме «Влияние голода и суррогатов на женщин, кормящих грудью детей». На все это выделялось 100 млн. руб. и еще 60 млн. руб. на оплату счетов за перевозку 168 трупов, по которым велись исследования о влиянии голода на человеческий организм.6 Последующая деятельность этого музея остается пока не известной.
Тогда же к проблеме голода, который охватил значительную часть покоренной большевиками России, но с философско-социологических позиций обратился П.А. Сорокин. Его книга «Голод как фактор», увидевшая свет в 1921 г. (один из ракурсов этого исследования в виде статьи «Голод и идеология общества» в 1922 г. нашел место в журнале «Экономист»7), определяющим образом сказалась на решении коммунистических властителей 23 сентября 1922 г. выслать ученого из РСФСР.8 И, по логике властвовавших, было за что, коли он обнажил очень важную закономерность: голод вызывает у людей появление, развитие и успешную прививку коммунистически-социалистически-уравни-тельных рефлексов, иными словами, коммунистически-социалистической идеологии, которая в голодных массах находит прекрасную среду для прививки и распространения, почему и будет «заражать» их с быстротой сильнейшей эпидемии.
Не могли обойти своим вниманием гигантский по масштабам голод и большевистские деятели той эпохи. В небольшие агитационно-пропагандистского толка брошюры, подготовленные ими, включены речи, выступления, доклады и беседы, которые далеки от научных подходов, но важны в том отношении, что содержат марксистские методологические посылки, сводящие причины голода к деятельности царского и Временного правительств, к отсутствию дождей. То есть все то, на чем позже будет базироваться советская историография. Одним из первых с таким «почином», но с повторами из речи Л.Д. Троцкого9, выступил Е. Ярославский (М.И. Губельман), который на им самим поставленный вопрос «Почему у нас в России голод?» дал следующий ответ: «Веками в России правили цари, их слуги, бояре, помещики, а потом народились капиталисты, банкиры, фабриканты и заводчики. Царь со всем своим штатом, со всеми приближенными был ставленником этих господ, творил их волю. Сам «помазанник божий» был в то же самое время и всероссийским кабатчиком, который полмиллиарда пудов хлеба сжигал в винокуренных заводах только для того, чтобы дурманить народ,
лишить его воли, принизить его ум, не дать ему возможности развиваться, и выколачивал у него добро его за водку, за спирт. Капиталист, маклак, торговец хлебом, помещик скупал миллионы пудов хлеба и отправлял их за границу, отправлял их не голодным, не раздавал тем, кто нуждается, а отправлял, чтобы нажить капитал, чтобы пировать...».10
Из двух брошюр В. Антонова-Овсеенко первая, изданная Главполитпросветом, обращает на себя внимание уже потому, что автор приводит хотя бы некоторые данные о численности голодающих и смертности населения в отдельных местностях Поволжья11, а вот вторая, содержащая его выступление перед представителями голодающих губерний в июле 1922 г., однотипна с губельмановской. Причиной голода в ней называется «мировой капитал - взрастивший для нас жестокую беду», который якобы «подорвал наши силы, изнурил наше хозяйство. Своего верного союзника - голод вызвал он против нас». Но тут же, в противоречии с этими заявлениями, под заголовком «Помощь буржуазной заграницы» он пишет: «Конечно, нам много помогли и заграничные буржуазные организации.
...Господа буржуазные филантропы откликнулись на голод в Поволжье. И кое-где (в Америке, Швейцарии) откликнулись довольно широко.
На первое июня доставлено в Россию из заграницы для голодающих до двадцати пяти с половиной миллионов пудов различных продуктов. Из них АРА - 22 миллиона пудов.
К первому июня одних советских столовых было открыто в голодных губерниях свыше 7000, а столовых заграничных организаций до 9500».
Без возмущения нельзя читать хвалебный отзыв о советских продработниках: «Великая работа была проделана и нашими продовольственными и земельными органами, начиная от Нар-компрода и Наркомзема до уездных их отделов». Этот отзыв переходит в кощунственное заявление: «"Умели взять, сумели и дать", говорят о них в похвалу крестьяне у нас на Поволжьи.
Хорошо, толково, споро поработали»12.
К чему от себя добавим: полностью обобрали крестьян и обрекли их на голодную смерть.
Двумя годами позже видный марксистский историк М.Н. Покровский в статье «Советская глава нашей истории» одну из крамольных мыслей о первом советском голоде изрек фразой: «Мы по старой привычке все больше считаемся со стихийными, природными силами, и, конечно, считаться с ними нужно, но забывать социальные причины отнюдь не следует. Засуха, конечно,
засухой, но без помощи Колчака, Деникина и Врангеля до каннибализма засухе все же довести дело не удалось бы».13 Подобное откровение, скорее всего, и стало основанием для долгого забвения названной публикации, на чью судьбу не могло повлиять и то, что в обосновании социальной причины назывались ненавистные большевикам Колчак, Деникин и Врангель. Ведь в данном случае сущность заключается не в именах, а в «социальных причинах». А их здравомыслящие люди воспринимали под иным углом зрения: как раз в коммунистической политике и находили ответ.
Во второй половине 1920-х - начале 1930-х гг. о первом советском голоде заметными стали только две статьи в «Большой советской энциклопедии». Автором первой под коротким названием «АРА» был К.И. Ландер, в свое время занимавший пост представителя правительства РСФСР при всех заграничных организациях помощи голодающим в России. Располагая доступными материалами, он и показал деятельность самой крупной из них в «голодные годы» (с 1 октября 1921 по 1 июня 1923 гг.), назвав численность детей (5 млн.) и взрослых (5 млн.), получивших продукты от АРА на конец 1922 г.14
Автором второй статьи, называвшейся «Голод», был С. Мстиславский (настоящая фамилия С.Д. Масловский - сын известного русского военного историка Д.Ф. Масловского), который, подводя, как тогда казалось, окончательные итоги, резюмировал: «Голод 1921 - 22 гг. охватил 35 губерний с населением в 90 млн. человек, из которых голодало не менее 40 млн. От голода 1921 - 22 гг. и его последствий погибло около 5 млн. человек».15
После этих публикаций в «Большой советской энциклопедии» чего-либо существенного о первом голоде в марксистско-ленинской историографии не было до тех пор, пока в конце 1930-х гг. не появился «Краткий курс истории ВКП(б)». Этот реальный «эталон» мнимой научности для приверженцев коммунизма таковым остается и по сегодняшний день, хотя вряд ли кто из них эту книжицу ныне держит в руках. А вот действительно стремящимся к истине игнорировать ее нельзя. Во-пер-вых, из-за характера методологической концепции, которая обрекает всех принявших ее на падение в пучину информационной тьмы. Во-вторых, по проблемам частным, в том числе и голода 1920-х гг. Правда о том страшном бедствии фактически оказалась скрытой за двумя фразами, сводящими все к объяснению через природный катаклизм, с каким партия болыневиков-ле-нинцев якобы успешно справилась по решению своего XI съезда. В первом случае это представлено следующим утверждением:
«Вдобавок в 1920 году многие губернии были охвачены неурожаем». А во втором - победной реляцией: «Успешно были ликвидированы последствия постигшего страну недорода».16
Эта традиция неизменной оставалась долго, о чем можно судить как по узкоспециальным работам17, включая диссертации18 , так и по последующим энциклопедическим изданиям. Они хотя и сохранят прежние названия, но потеряют былую информативность и приобретут четко выраженную антиамериканскую направленность с оценкой АРА как шпионской организации.19
Диаметрально иные трактовки событиям истории страны Советов давали специалисты, проживавшие в западных государствах. Не ставя задачей подвергать глубокому анализу широкий круг работ, затрагивающих проблему голода в Советской России начала 1920-х гг., остановимся на учебнике Г.В. Вернадского. Данный выбор обусловлен несколькими причинами. Во-первых, автор «Русской истории» был крупнейшим историком Российского зарубежья. Во-вторых, его книга, впервые изданная в США в 1927 г., затем переиздавалась с доработками вплоть до 1966 г. и оказала решающее влияние на студентов американских университетов, став научным источником информации о первом коммунистическом государстве для образованной части англоязычного общества. Из этого логично следует причина третья, сущностью которой является признание за этой работой определенного вклада в формирование у ее читателей достаточно близкого к реальному облика России под властью большевиков. И последней причиной является высокий научный уровень. Его данные о численности россиян, умерших в 1921 - 1922 гг. от голода в количестве около 5 млн., оказались очень близкими к действительности.20 Их он повторил и в книге о первом большевистском диктаторе, опубликованной в 1931 г.21
В 1952 г. еще один наш соотечественник, известный в мире экономист С.Н. Прокопович, который в июле - августе 1921 г. являлся одним из руководителей Всероссийского комитета помощи голодающим (после разгона этого комитета арестовывался органами ВЧК, а затем в составе большой группы ученых был выслан из России), со ссылкой на советские источники привел более точные данные о потерях населения. В результате голода 1921 - 1922 гг. они составили от роста смертности и уменьшения числа рождений 5 053 ООО человек. При этом он назвал и причины трагедии, которые заключались в сокращении посевных площадей «в губерниях средневолжских, нижневолжских, приуральских и киргизских... с 1920 по 1922 г. на 45 %». А после того как «на этой территории урожай 1920 г. был изъят «под
метелку», а 1921 г. оказался засушливым и неурожайным, наступил голод».22
Позже эту тему, уже как традиционную в эмигрантской среде, продолжили М.Я. Геллер и А.М. Некрич в книге «Утопия у власти», которую они закончили в 1982 г. (в России была опубликована более чем через десяток лет). Приняв те же данные потерь от голода в 5 053 ООО человек, они прибавили их к потерям 1918 - 1920 гг. и в результате получили более 15 млн. человеческих жертв Гражданской войны, то есть примерно 10 % всего населения. Кроме того, через историю отношений с АРА стало возможным определение модели поведения Советской власти по отношению к тем, кто приходил ей на помощь: 1) уступки, если нет иного выхода, 2) отказ от уступок, если необходимость миновала, и 3) месть.23
В 1963 г., во время хрущевской «оттепели», В.П. Данилов, известный историк-аграрник, опираясь на материалы переписи 1926 г., число погибших в период первого советского голодомора 1921 - 1922 гг. уточнил в сторону увеличения до 5 200 тыс.24
Но это уточнение осталось всего лишь эпизодом в советской историографии, которая продолжала стоять на марксистско-ленинских методологических позициях. Об этом можно судить, например, и по работам на десятилетнем отрезке с середины 70-х до середины 80-х гг.: Ю.А. Полякова, ни на йоту не отошедшего от «Краткого курса», и А.А. Полякова, сделавшего еще и пере-певку партийной байки о помощи западных стран голодавшей России с умыслом некой антисоветской диверсии.25
Ничего, кроме упования на «...страшное стихийное бедствие
1921 г., а затем засуху 1924 г.»26, не мог сказать и автор 2-томно-го исследования аграрно-крестьянского вопроса С.П. Трапезников, занимавший пост заведующего отделом науки и учебных заведений ЦК КПСС. С его участием в редакционном коллективе с малозаметной разницей в содержании, но идентичным концептуально и методологически получился и пункт «Оживление сельского хозяйства. Борьба с голодом»27 в многотомной «Истории Коммунистической партии Советского Союза».
Повторили эти догматичного характера суждения в 1986 г. и авторы первого тома «Истории советского крестьянства». В этом исследовании, ставшем последним академическим изданием в СССР, как раз с отсылкой к упоминавшейся книге Ю.А. Полякова были вновь приведены многократно заниженные данные: «около 1 млн. крестьян», умерших от голода и болезней к маю 1922 г.28
Вскоре в таком же методологическом ключе, а по существу копируя Троцкого и Ярославского, заявил о себе Е.М. Хенкин, в
1988 г. опубликовавший книгу, где в глаза бросается вывод, что «основной причиной голода явилась отсталость сельского хозяйства России».29
Но одновременно с этим, в конце 1980-х гг., в СССР проявились признаки торжества действительно научных принципов и подходов. В 1987 г. строго очерченную идеологическую границу запрета в рассмотрении проблемы людских потерь переступил В.З. Дробижев, который, хотя и сослался на засуху 1921 г., в пораженный голодом регион отнес более 30 губерний с населением свыше 30 млн. человек. При этом в динамике воспроизводства населения об убыли в отдельных местностях Поволжья за
1922 г. он привел следующие достоверные данные: Казань - 31,0 %, Оренбург - 104,9 %, Уфа - 24,8 %, Саратов - 61,2 %.30
Симптоматично важным подтверждением начавшихся в стране изменений стала в 1988 г. и публикация в самом массовом советском еженедельнике интервью с В.П. Даниловым относительно объемов иностранной помощи западных государств РСФСР в период голода 1921 - 1922 гг., где он повторил и ранее упоминавшуюся цифру погибших в 5,2 млн.31 Спустя год он же сделал важное уточнение о продолжительности того голодного бедствия: «В Поволжье, на Дону и Северном Кавказе, на Украине голодание деревни продолжалось и в 1923, и в 1924 годах».32
Тогда же своеобразным информационным прорывом стали две публикации Р. Конквеста. В начале 1990 г. в журнале «Вопросы истории» появился фрагмент статьи «Жатва скорби» (заявленное продолжение редакция в печать так и не дала)33, а тремя годами позже российский читатель смог взять в руки книгу «Террор голодом»34. Сущность проделанного добросовестным исследователем хорошо видна из следующего вывода: «Страшный голод 1921 г. произошел не потому, что кто-то принял решение уничтожить крестьян таким методом. Однако полагать, что он произошел стихийно, тоже неверно. Погода была плохой, но уж не настолько, чтобы вызвать подобное бедствие. Главным фактором голода был метод Советского правительства добывать хлеб с помощью реквизиции: частично потому, что у крестьян отбирали весь хлеб, почти ничего не оставляя даже на пропитание, но главным образом потому, что крестьян лишили какого-либо побудительного мотива этот хлеб производить».35
В 1990 г. сенсационно прозвучала в ежемесячном издании «Совершенно секретно» и публицистическая статья В. Костикова. В ней советский читатель впервые ознакомился как с высокой оценкой А.М. Горьким великодушной помощи русскому народу со стороны Америки, так и с новой версией о ликвидации Всероссийского комитета помощи голодающим.36
В том же году в унисон со статьей В. Костикова, хотя и без внешне зримого общественного резонанса, тема первого советского голода нашла место и в изданиях региональных. Например,
В. Апаликов в волгоградском журнале «Нива» остро поставил вопрос об ответственности Советского государства за бедствия и жертвы голода.37
Тогда же, опираясь на документы центральных партийных и государственных архивов СССР о том, что голод начала 1920-х гг. большевиками-ленинцами был инспирирован, заявил в периодической печати38, а затем в научном издании39 и автор данной статьи.
В конце 1991 г. важный вклад в исследование этого трагичного периода нашей истории внес С. Кулешов. Он первым на фоне страданий народа, доходившего в Поволжье до трупоедства и людоедства, не только предал гласности продуктовое изобилие и изысканность продовольственного пайка большевистских вождей, но и связал происходившее с их политическим кредо, которое базировалось на стандарте двойной морали: «слова одни - дела другие».40
Годом позже регионально-национальные особенности той рукотворной трагедии на материалах Немецкой автономии в монографическом исследовании затронул А.А. Герман. Приведя реальные данные о большевистском продовольственном «нажиме» 1919 - 1920 гг.41, он раздвинул хронологические рамки голода до конца 1924 г.42
В 1992 г. увидела свет статья «Немцы Поволжья и голод 1921 года» профессора Колорадского университета Дж. Лонга. Опираясь на материалы АРА, хранящиеся в Гуверовском институте войны, революции и мира, он, разделяя мнение, что голод вызывается не столько климатическими отклонениями, сколько «внутренней слабостью общества», пришел к выводу: «Голод, постигший в 1921 г. немцев Поволжья, породила, главным образом политика центральной власти». Эта публикация в 1993 г. нашла отклик у российских историков.43 А уже в следующем году в материалах российско-американской научной конференции, проходившей 18 - 22 мая 1992 г. в Саратове, был опубликован и его доклад с однозначным выводом: «Большевики выдумали миф, что голод в начале 20-х годов был вызван засухой...» Поэтому и ответственность возлагал на тех, кто проводил «правительственную политику продразверстки. Уже в 1920 г. стало известно о крайне тяжелом положении в Области немцев Поволжья, но не было сделано ничего в отношении прекращения продразверстки и организации скорейшей помощи...».44
На обозначенную позицию о рукотворности первого советского голода встала Н.Э. Вашкау, которая в пособии по специ-
альному курсу пришла к однозначному выводу: «...Голод 1921 г. фактически был заранее подготовлен, засуха его лишь усугубила».45
В это же время О.В. Винс не только обосновал новые полные данные о смертности населения немецкой автономии, которая за период с осени 1920 по май 1922 гг. потеряла 107,5 тыс. человек, или 27 % всего населения, но и выявил логику 10-12-летней цикличности голода, свойственной агрессивным государствам с преобладанием сельского населения. Он же обратился и к проблеме помощи голодавшим со стороны иностранных организаций.46
Отдельные аспекты сложных взаимоотношений с представителями иностранных организаций, в том числе по вопросу о продуктах, которые до голодных не доходили, нашли отражение в статье Э. Завадской о Ф. Нансене, которого Интернациональный комитет помощи России 15 августа 1921 г. в Женеве избрал своим Верховным комиссаром. При этом Э. Завадская причинами голода назвала не только потрясения революции и Гражданской войны, но и неумелое хозяйничанье большевиков.47
В середине 1990-х гг. вышла из печати первая статья
С.П. Синельникова, в которой на конкретном примере Царицынской губернии нашли отражение причинно-следственные связи между голодом и продовольственным налогом. В дальнейшем на материалах той же губернии он обратился к сравнительному анализу помощи голодающим со стороны советских органов и иностранных благотворительных организаций.48
Схожие подходы и выводы нашли место в других локальных исследованиях. Так, по подсчетам М.М. Бадретдиновой и В.А. Лабузова, доля голодавших в Оренбургской губернии в 1922 г. составила 89 %, а число умерших за два голодных года достигло 115 142 человека. Падение уровня сельскохозяйственного производства напрямую было связано с продразверсткой, отсутствием экономического стимулирования и рыночных отношений, произволом власти. По этой причине посевные площади с 1920 по
1923 гг. сократились на 50,3 %, количество рабочего скота уменьшилось на 38,9 %.49
Во второй половине 1990-х гг. автор настоящей статьи, продолжая исследования по теме голода, начал детально разрабатывать широкий спектр причинно-следственных факторов того страшного явления. Итогом проделанной работы стал вывод, что новая экономическая политика не только не избавляла от голода, а, наоборот, вызвала его обострение. Еще одним результатом стало выявление численности умерших по отдельным административно-территориальным частям поволжского региона и обоснова-
ние предположения, что известная цифра - более 5 млн. жертв -скорее всего, относима только к одному Поволжью.50
Тогда же, начиная со статьи П.-К. Мизель (Вирджиния, США) и Н. Федоровой (Казань, Россия) новым явлением в историографии первого советского голода стала подготовка совместных работ специалистами разных научных школ. Своими выводами они подтвердили: гораздо опаснее природной стихии стала в те несчастные годы коммунистическая продовольственная разверстка, то есть стихия политическая.51
В конце 1990-х гг. широкому кругу российских читателей стали доступны материалы книги В. Степанова (Русака) «Свидетельство обвинения. Церковь и государство в Советском Союзе», которая была издана в Нью-Йорке еще в 1987 г. Важной частью ее сюжета стало изъятие церковных ценностей в период голода начала 1920-х гг. При этом о. Владимир особое внимание уделил раскрытию шахматного хода Советской власти, решившей разом «убить двух зайцев»: декларировать попытку накормить голодных в Поволжье и подрубить жизненную основу РПЦ.52
В то же время Н.А. Малова начала разработку проблемы миграции немецкого населения в 1920 - 1922 гг., а О.Ю. Редь-кина обратилась к рассмотрению периодической печати как источника для выявления методов формирования негативного общественного мнения во время голода в отношении духовенства и религиозных организаций, что культивировалось в советском обществе на протяжении долгих 70 лет.53
Начало XXI в. было отмечено появлением новых исследований по проблеме первого советского голода, в том числе и в академическом журнале «Вопросы истории». Статья Н.А. Чука-нова обращает на себя внимание тем, что в ней впервые, хотя и в зауженных хронологических рамках, дается правдивая оценка «коммунистической власти в годы гражданской войны, посадившей на «голодный паек» практически все население России».54
Годом позже со схожих позиций автор настоящей статьи предпринял попытку рассмотреть вопрос об обусловленности первого советского голода, охватившего подконтрольную большевикам территорию бывшей Российской империи, ленинскими теоретическими предреволюционными суждениями, переходящими в его практику на посту главы государства.55 Были предложены и обоснованы более широкие хронологические рамки того голода, растянувшегося с момента захвата большевиками власти и по июль 1925 г.56 На XXIX сессии Симпозиума по аграрной истории Восточной Европы, что в сентябре 2004 г. прошел в Орле, был развернут тезис о взаимосвязи голода не только с
продовольственной разверсткой, но и продовольственным налогом, вслед за переходом на который и произошла та грандиозная трагедия.57
Названные направления исследовательской деятельности, свидетельствуя как о переходе российских историков на действительно научные позиции, так и об утверждении демократии в стране, не убедили приверженцев марксистско-ленинской методологии в ошибочности их взглядов. Они остались на плаву, что подтверждает не столь давно вышедшая из печати первая книга 3-томного исследования под редакцией Ю.А. Полякова, где с отсылкой на его прежнюю публикацию вновь были повторены многократно заниженные данные: «около 1 млн. крестьян», умерших от голода.58
Естественно, что эту проблему не могли обойти вниманием демографы. Одни в справочных изданиях со ссылкой на авторитетных ученых, например С.Н. Прокоповича, повторили ранее введенные в научный оборот данные о людских потерях от голода.59 Другие, используя появившиеся ныне возможности, сделали уточнения. Так, по расчетам Е.М. Андреева, Л.Е. Дарского и Т.Л. Харьковой в 1921 - 1922 гг. в нашей стране скончалось 10,8 млн. человек.60 Если бы не было войны, голода и эпидемий, то умерло бы значительно меньше людей. В этом случае уровень смертности колебался бы в пределах гипотетической «нормы», которая для начала 1920-х гг. составляла примерно 25 %. Исходя из этого, В.А. Исупов пришел к выводу: зная численность населения страны (по оценке Е.М. Андреева, Л.Е. Дарского и Т.Л. Харьковой она составляла в 1921 г. 137,8 млн. человек, в 1922 г. -136,9 млн. человек61), нетрудно подсчитать естественную смертность, которая в случае бескризисного развития событий составила бы около 7 млн. человек, и, следовательно, размеры сверхсмертности в 1921 - 1922 гг. тождественны примерно 3,8 млн. (10,8 млн. - 7,0 млн.) человек.62 Эти расчеты еще раз подтверждают наибольшую близость к истине ранее приводимой цифры о более 5 млн. умерших от голода на 1922 г.
В завершение предпринятого анализа можно констатировать, что за более чем 80-летний период, прошедший с момента появления первой книги о советском голоде начала 1920-х гг., хотя и исследовались отдельные стороны того страшного бедствия, но работы обобщающего характера до сих пор нет. Именно на решение этой проблемы, не прекращая разработки и частных сюжетов, должны направить свои усилия те специалисты, научные интересы которых обращены к данной тематике.
Примечания
1 Осокина Е.А. Жертвы голода 1933 года: сколько их? (Анализ демографической статистики ЦГАНХ СССР) // История СССР. 1991. № 5. С. 18 - 26.
2 История советского крестьянства. В 5 т. Т. 4. Крестьянство в годы упрочения и развития социалистического общества, 1945 — конец 50-х годов. М., 1988. С. 183.
3 Волков И.М. Засуха, голод 1946 - 1947 годов // История СССР. 1991. № 4. С. 3 - 19.
4 Зима В.Ф. Голод в России 1946 — 1947 годов // Отечественная история. 1993. № 1. С. 35 - 52.
5 Эта застенографированная фраза С.Н. Чернова и есть то, что осталось от Музея голода, а равно и от его создателей, которые вскоре оказались в советских концлагерях (Лексин Ю. Первый перелом // Знание-сила. 1988. № 11. С. 70).
6 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 14. Д. 640. Л. 77 - 77о6., 79.
7 Сорокин П.А. Голод и идеология общества // Квинтэссенция: Философский альманах. М., 1990. С. 371 - 413.
8 Согомонов А.Ю. Судьбы и пророчества Питирима Сорокина // Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество. М., 1992. С. 12.
9 Троцкий Л.Д. На борьбу с голодом! (Речь, произнесенная 9 июня 1918 г. на народном собрании в Сокольниках). М.; Пг., 1918.
10 Ярославский Е. Почему у нас в России голод и как с ним бороться? (Простая беседа с крестьянином). Самара, 1921. С. 5.
11 Антонов-Овсеенко. Спешите на помощь умирающим от голода! М., 1922. С. 3 - 4.
12 Антонов-Овсеенко. Закрепим нашу победу! Слово к рабочим и крестьянам председателя конференции голодающих губерний. М., 1922. С. 3, 6 — 7, 9.
13 Покровский М. Советская глава нашей истории // Коммунист. 1988. № 16. С. 89.
14 Ландер К.И. АРА // Большая советская энциклопедия. Т. 3. М., 1926. С. 190 - 192.
15 Мстиславский С. Голод // Большая советская энциклопедия. Т. 17. М., 1930. С. 463.
16 История Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). Краткий курс. Одобрен ЦК ВКП(б). 1938 год. М., 1955. С. 237, 248.
17 Коган А.Н. Антисоветские действия Американской администрации помощи (АРА) в Советской России в 1921 — 22 гг. // Исторические записки. Т. 29. М., 1949. С. 5 - 23.
18 Машин М.Д. Борьба Советской власти с голодом в 1921 — 1922 гг. Дис. ... канд. ист. наук. М., 1955.
19 АРА // Большая советская энциклопедия. 2-е изд. Т. 2. М., 1950. С. 582; Голод // Большая советская энциклопедия. 2-е изд. Т. 11. М., 1952. С. 623 — 626.
20 Вернадский Г.В. Русская история. М., 1997. С. 331 — 385.
21 Вернадский Г.В. Ленин — красный диктатор. М., 1998. С. 273.
22 Прокопович С.Н. Народное хозяйство СССР. В 2 т. Т. I. Нью-Йорк, 1952. С. 59, 161.
23 Геллер М., Некрич А. Утопия у власти. Кн. 1. Социализм в одной стране. М., 1996. С. 125 - 126.
24 Данилов В.П. Сельское население Союза ССР накануне коллективизации (по данным общенародной переписи 17 декабря 1926 г.) // Ученые записки. № 74. М., 1963. С. 67.
25 Поляков Ю.А. 1921-й: победа над голодом. М., 1975; Поляков АЛ. Диверсия под флагом помощи. М., 1985.
26 Трапезников С.П. Ленинизм и аграрно-крестьянский вопрос. В 2 т. 2-е, доп. изд. Т. 2. Исторический опыт КПСС в осуществлении ленинского кооперативного плана. М., 1976. С. 40.
27 История Коммунистической партии Советского Союза. В 6 т. Т. 4. Коммунистическая партия в борьбе за построение социализма в СССР, 1921 — 1937 гг. Кн. 1. (1921 - 1929 гг.). М., 1970. С. 135 - 141.
28 История советского крестьянства. В 5 т. Т. 1. Крестьянство в первое десятилетие Советской власти, 1917 - 1927. М., 1986. С. 228.
29 Хенкин Е.М. Очерки истории борьбы Советского государства с голодом (1921 — 1922 гг.). Красноярск, 1988. С. 11.
30 Дробижев В.З. У истоков советской демографии. М., 1987. С. 88, 90 — 91.
31 Данилов В.П. Какой была международная помощь // Аргументы и факты. 1988. № 19. С. 6.
32 Данилов В. Аграрная политика РКП(б) — ВКП(б) в 20 — 30-х годах. «Очерки истории КПСС»: концепция, подходы, контуры. Материалы издания представляют В. Лельчук, О. Хлевнюк, В. Данилов // Коммунист. 1990. № 16. С. 90.
33 Конквест Р. Жатва скорби // Вопросы истории. 1990. № 1.
34 Конквест Р. Террор голодом (1989 г.) // Бунич И.Л. Золото партии. СПб., 1994. С. 332 - 491.
35 Там же. С. 347.
36 Костиков В. Прожить проклятый год... // Совершенно секретно. 1990.
№ 6.
37 Апаликов В. Черная година // Нива (Волгоград). 1990. № 2. С. 38 — 39.
38 Поляков В.А. Костлявая рука голода: Кто ее направлял? // Городские вести (Волгоград). 1991. № 11. 15 — 21 марта; Он же. Царицынские болыневи-ки-коммунисты и голод начала 1920-х годов // МИГ (Волгоград). 1991. № 45.
14 июня.
39 Поляков В.А. Голод в Царицынской губернии в начале 1920-х годов // Вопросы краеведения. Вып.1. Волгоград, 1991. С. 150 — 156.
40 Кулешов С. Лукуллов пир // Родина. 1991. № 9-10. С. 71 - 76.
41 Герман А.А. Немецкая автономия на Волге, 1918 — 1941. Ч. I. Автономная область, 1918 — 1924. Саратов, 1992. С. 53, 66.
42 Герман А.А. Немецкая автономия на Волге, 1918 — 1941. Ч. II. Автономная республика, 1924 - 1941. Саратов, 1994. С. 10.
43 Поликарпов В.В. Немцы Поволжья и голод 1921 года [The Russian Review (Columbus), 1992, № 4] // Вопросы истории. 1993. № 8. С. 181 — 182.
44 Лонг Д. Поволжские немцы и голод в начале 20-х годов // История России: диалог российских и американских историков. Саратов, 1994. С. 127, 134.
45 Вашкау Н.Э. Немцы в России: история и судьба. Волгоград, 1994. С. 31.
46 Винс О.В. Смертность населения АОНП от голода в 1921 — 1922 гг. // Культура русских и немцев в Поволжском регионе. Вып.1. История, теория, культура. Саратов, 1993. С. 62 — 69; Он же. Помощь иностранных организаций голодающим автономной области немцев Поволжья в 1921 — 1922 гг. // Культура русских и немцев в Поволжском регионе. Вып. I. История, теория, культура. С. 69 - 82.
47 Завадская Э. Нансен и Россия // Знание-сила. 1993. № 11. С. 133, 135.
48 Синельников С.П. Причинно-следственные связи между голодом и нало-
гом (макроанализ на примере Царицынской губернии) // Тоталитаризм и личность. Пермь, 1994. С. 67 — 68; Он же. А11А и голод 1922 года в Царицынской губернии // Вопросы краеведения. Вып. 6. Материалы краеведческих чтений, посвященных 75-летию областного общества краеведов. Волгоград, 2000. С. 127 - 134.
49 Бадретдинова М.М. Восстановление промышленности // История Оренбуржья. Оренбург, 1996. С. 217 — 222; Лабузов В.А. Сельское хозяйство // История Оренбуржья. С. 222 — 225.
50 Поляков В.А. «Новая экономическая политика» — одиозный партийный миф // Дискуссионные проблемы Отечественной истории. Арзамас, 1994. С. 125 — 133; Он же. Ленинский «НЭП» — атеистический удар по нравственным силам народа // Христианство: вехи истории. Волгоград, 1996. С. 42 — 46; Он же. Советская власть и Русская Православная Церковь // Мир Православия. Волгоград, 1997. С. 79 — 84; Он же. Советская власть и голод в 1920-е годы: реакция народных масс (На примере Урюпинской Христорождественской церкви) // Мир Православия. Вып. 2. Волгоград, 1998. С. 76 — 82; Он же. Русская Православная Церковь и международная помощь во время первого советского голода в 1920-е годы // Мир Православия. Вып. 3. Волгоград, 2000. С. 183 - 193.
51 Мизелъ П.-К., Федорова Н. Голодомор в Поволжье // Родина. 1998. № 1.
52 Степанов (Русак) В. Изъятие церковных ценностей // ГУЛАГ: его строители, обитатели и герои. Франкфурт-н/М; М., 1999. С. 297 — 304.
53 Малова Н.А. Миграционные процессы в немецком Поволжье в период голода 1920 — 1922 гг. // Немцы России в контексте отечественной истории: общие проблемы и региональные особенности. М., 1999. С. 174 — 184; Редькина О.Ю. Религиозные организации и голод в Царицынской губернии 1921 — 1922 гг. (по материалам местной периодической печати) // Мир Православия. Вып. 3. Волгоград, 2000. С. 194 — 225.
54 Чуканов И.А. Политика большевиков Среднего Поволжья в голодные 1918 - 1921 годы // Вопросы истории. 2001. № 3. С. 128 - 134.
55 Поляков В.А. Ленинская теоретическая и практическая деятельность и проблема обусловленности первого советского голода в XX веке // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 4. История, регионоведение, международные отношения. 2002. Вып. 7. С. 85 — 97.
56 Поляков В.А. К вопросу о продолжительности первого советского голода в 1920-е годы: на материалах Поволжья // Проблемы аграрной истории и крестьянства Среднего Поволжья. Йошкар-Ола, 2002. С.328 — 334.
57 Поляков В.А. Голод в Поволжье и его взаимосвязь с разверсткой и продналогом // Динамика и темпы аграрного развития России: инфраструктура и рынок. М., 2004. С. 117 - 119.
58 Население России в XX веке. В 3 т. Т. 1. М., 2000. С. 133.
59 Эрлихман В.В. Потери народонаселения в XX веке: Справочник. М., 2004. С. 19.
60 Андреев Е.М., Дарский Л.Е., Харькова Т.Л. Население Советского Союза, 1922 - 1951. М., 1993. С. 118.
61 Там же.
62 Исупов В.А. Демографические катастрофы и кризисы в России в первой половине XX века: Историко-демографические очерки. Новосибирск, 2000. С. 67 - 68.
