Повествовательная организация рассказов Д. Рубиной 1980-х годов Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

УДК 821.161.1

Н. Ю. Букарева

Повествовательная организация рассказов Д. Рубиной 1980-х годов

В статье анализируются повествовательные стратегии рассказов Дины Рубиной 1980-х годов, в которых главными героями являются дети: «Терновник», «Двойная фамилия», «Уроки музыки». Показано, что повествовательная организация становится одним из основных приемов создания образа персонажа и средств проявления авторской позиции. Для рассказов Рубиной характерны разные способы повествовательной организации, соответствующие конкретной художественной задаче.

Ключевые слова: Рубина, жанр рассказа, повествовательная организация, перволичное повествование, монолог, внутренний монолог, несобственно-прямая речь, точка зрения.

N. Y. Bukareva

Narrative structure of 1980s stories by D. Rubina

The article analyses narrative strategies in Dina Rubina's stories written in 1980s where the main characters are children: Blackthorn, Double Surname, Music Lessons. The author shows that narrative structure is one of the main methods of creating characters and the means of expressing the author's position. Rubina's stories are characterized by different methods of organizing the narrative relevant to specific artistic purpose.

Key words: Rubina, story genre, narrative structure, first person narrative, monologue, inner monologue, experienced speech, point of view.

Творчество современной писательницы Дины Рубиной вызывает устойчивый интерес как читателей, так и критиков. Характерными чертами ее прозы являются сложность пространственно-временной, композиционной и повествовательной организации текста, внимание к психологическим приемам раскрытия внутреннего мира персонажей. Эти аспекты в большей степени проявляются в романном творчестве писательницы, однако не в меньшей степени оригинальны и ее произведения малой формы. В качестве материала для рассмотрения мы остановились на рассказах, в которых по-разному раскрывается тема детства. Полагаем, что этот жанр позволяет наглядно показать разные повествовательные стратегии, используемые писательницей в связи с основной идейной задачей, стоящей в каждом конкретном случае.

Рассказ «Двойная фамилия» (1986 г.) по форме представляет собой чередование монологов двух героев - подростка по имени Филипп и его «отца». В произведении отсутствует традиционная для классического эпического нарратива точка зрения безличного повествователя, следовательно, нет и объективной, беспристрастной оценки событий и поведения героев. Речь персо-

нажей становится единственным (субъективным) способом раскрытия их характеров, переживаний, взаимоотношений в семье. При этом монологи персонажей тоже разные: если речь мальчика - «озвученный» монолог, он его произносит вслух отцу, то речь «отца» - монолог внутренний, он так и остался непроизнесенным (поэтому постоянно повторяется сослагательное наклонение: «Сказал бы я ему... » [1]).

Монологи мальчика позволяют создать его характеристику: подросток умен, эрудирован (об этом говорит, к примеру, перечисление двойных фамилий известных деятелей в его первом обращении к отцу: Лебедев-Кумач, Мусин-Пушкин, Семенов-Тяньшанский и т. д.), начитан («Да, я начитался, сказал я ему. Есть такая слабость» [1]), ироничен в своих суждениях об окружающих людях, особенно взрослых («Недавно доклад сделал, историчка просила <... > Устроили, конечно, из этого мероприятие, согнали три девятых класса, историчка сидела на задней парте и тихо млела - ей это засчитывается за внеклассную работу» [1]). Ему свойствен юношеский максимализм в оценках людей и их поступков: так, он категорично заявляет о своем жестком решении не прощать «измену» девочки из

© Букарева Н. Ю., 2016

параллельного класса, в которую влюблен: «А лично я, па, не потерплю предательства. Никогда и ни от кого. Это я решил твердо... Она знаешь как рыдала! А я показал себя настоящим мужиком. Я был холоден и вежлив, насмешливо вежлив. Она меня слезами орошала, а я сказал, что сожалею, что доставил ей столько огорчений...» [1]. Заметим, что данный эпизод явно соотносится со взаимоотношениями взрослых, ведь и «отец» мальчика не простит жену за измену, проявив такую же твердость и непреклонность. Эти рифмующиеся ситуации тесно связаны с решением одной из проблем рассказа: умение / неумение прощать - сила или слабость характера? Столь же жестко подросток относится и к Виктору, не прощая обидных, с его точки зрения, слов про «благодарность», про «уважение к матери», про «поим-кормим-одеваем». Мальчик уезжает на каникулы, так и не поговорив с Виктором, расценивая все попытки взрослого человека помириться как «подлизывание» [1]. (В конце рассказа становится понятно, что эта ссора была последним их разговором: Виктор - настоящий отец Филиппа - умер, так и не найдя общего языка с сыном). Он очень циничен в оценках родителей, позволяет себе остроумные, по его мнению, реплики и замечания в их адрес: «Дело в том, что, понимаешь, мать отыскала у себя новую болячку, этакую милягу остеохондроз. Целыми днями только и слышишь: остеохондроз там, остеохондроз здесь. Он прямо как член семьи у нас поселился. Ну ты же знаешь, когда мать увлекается какой-нибудь новой болезнью, она делает это вдохновенно и с большой душевной отдачей» [1].

Сама форма монолога предполагает крайне субъективное изложение событий, в данном случае эта субъективность усугубляется возрастом героя - его подростковый взгляд на мир нельзя назвать мудрым, опытным, он судит о людях категорично и поверхностно, со свойственными большинству детей в этом возрасте эгоцентризмом, сосредоточенностью на собственных переживаниях и невнимательным отношением к чувствам окружающих, критичностью взгляда на родителей, недоверием к их авторитету.

Особенностью монолога мальчика в этом рассказе является его построение в виде ответных реплик на реплики «отца», которые в тексте не представлены. Читатель может их мысленно реконструировать, естественно, лишь предполагая общий характер непрозвучавшего высказывания «отца», понимая его из ответов Филиппа. «Не

морочь мне голову, па, почему я должен спускать несправедливость только потому, что человек себе инфаркт нагулял? Да нет, «нагулял», это, конечно, опечатка, сказал я ему» (выделение наше - Н. Б.) [1]. Из приведенного примера становится очевидной еще одна особенность монологов этого персонажа: они даны в прошедшем времени («А в чем, собственно, дело, сказал я ему...», «Ты смотри на дорогу, сказал я ему...»), таким образом обозначены две временные точки зрения: ситуация разговора с «отцом» и ситуация воспоминания об этом разговоре, при этом когда, при каких обстоятельствах, в связи с какими событиями, с каким временным разрывом по отношению к их реальному общению воссозданы эти воспоминания - в тексте не проясняется.

Монолог «отца» мальчика мысленный, он остается непроизнесенным по той же самой причине, по которой трое взрослых людей уже шестнадцать лет скрывают от ребенка правду («Видишь ли, мужик, мы лгали во имя тебя.»), боясь ранить его истиной, связанной с тем, что человек, которого он считает отцом, ему чужой, а тот, кого он пренебрежительно, не испытывая ни любви, ни уважения, называет Виктором, в действительности является биологическим родителем. Поэтому «отец» проговаривает про себя ту информацию, которую сказал бы мальчику, доведись ему открыть правду. Основная цель этих монологов - передать собственные чувства, поэтому столь подробно и скрупулезно воссоздаются малейшие движения души.

Применительно к этому персонажу речь также является единственным способом его характеристики. Он предстает крайне порядочным человеком (узнав, что жена беременна от другого, не может не встретить ее из роддома, зная, что в Москве у женщины никого нет и о ней некому будет позаботиться), способным на сострадание и к изменившей ему жене («И такая она оказалась измученная, желто-восковая, тощая, как говорится, краше в гроб кладут, что сердце мое вдруг сжалось. Бог ее знает - о чем она передумала там, в палате, глядя на своего ребенка. Тоже, ведь, поди, нелегко - одно дело носить его, неизвестного, а другое дело - в лицо заглянуть: вот он, лежит в пеленках, дышит, сосет» [1]), и к Виктору, который всю жизнь вынужден скрывать свое отцовство, мириться с тем, что родной сын считает его чужим человеком, просто новым мужем матери. Он ответствен, заботлив (не дает отправить заболевшего недельного ребенка в стаци-

онар). Он искренне полюбил мальчика, начал воспринимать его как действительно родного сына, но с приходом этого осознания тем более болезненно ощущал, что рано или поздно «сына» отнимут: «С того дня я постоянно чувствовал себя зверем, обложенным охотником. И при мысли об этом меня дрожью прошибала ярость зверя, у которого отнимают детеныша» [1].

Монолог этого героя отличается от монолога Филиппа тем, что он в своем воображаемом рассказе стремится к объективности, к попытке (насколько это возможно в ситуации передачи чужих эмоций посредством другого лица) воспроизвести чувства и остальных участников этой драмы - жены и Виктора. Именно с данной целью в его монолог включаются замечания, связанные с переживаниями этих героев (безусловно, переданные субъективно, в меру его понимания чувств другого человека), фрагменты диалога с женой. Отметим, что Рубина вводит точку зрения женщины (посредством ее монолога, включенного в монолог героя) на происходившие события лишь в конце рассказа. Этот прием позволяет автору добиться объективности оценки событий. На протяжении всего повествования была изложена только точка зрения «отца», чувства матери передавались в его монологе с помощью деталей ее внешности («посмотрела на меня затравленным взглядом», «вид у нее был замученный и худоба страшная»), его умозаключений на их основании о том, что она переживает; при этом у читателя складывалось однопла-новое отношение к героям: позитивное к «отцу» и негативное к матери. Последний фрагмент разрушает эту однозначность: монолог женщины крайне эмоционально, психологически убедительно передает ее трагедию, показывает, какие муки пришлось вынести раз оступившемуся человеку, который из сострадания к мужу все эти годы не решался разрушить семью, видя, как он полюбил мальчика, боясь ранить еще больше. Этого тонко чувствующего, ранимого, совестливого и сострадающего человека она называет «камнем» за то, что он был «слишком гордым», не смог ее, жаждущую прощения, простить, превратив пять лет совместного существования в кошмар. Проблема этих персонажей заключается в том, что никто не счел нужным, живя в одном доме, озвучить свои переживания другому, каждый, испытывая боль от сложившейся ситуации, не поделился ею, при этом глубоко сострадая в глубине души другому, поэтому ни у кого из них не было объективного представления о том, кто

и как переживает эту драму. Получается, что все герои рассказа, порядочные и хорошие люди, одинаково любящие мальчика, приносят себя в жертву ради его морального спокойствия, боясь травмировать психику ребенка.

Преобладающей в рассказе «Терновник» (1987 г.) является точка зрения повествователя. Однако она взаимодействует с точками зрения других персонажей произведения - мальчика, в первую очередь, его родителей, соседки бабы Шуры и подруги мамы тети Тамары. Основной способ введения чужой точки зрения (героев) в рассказе - диалог, благодаря которому у читателя складываются вполне четкие представления о взаимоотношениях персонажей, об основных особенностях их характеров. Более сложным в этом произведении является взаимодействие двух точек зрения - повествователя и мальчика. Это можно объяснить тем, что именно образ ребенка - ключевой в рассказе, основная проблема текста тоже связана с ним.

Помимо прямой речи (в диалогах), точка зрения мальчика вводится посредством несобственно-прямой речи: «Она [тетя Тамара] очень переживала, что мать «все с себя сняла и совершенно не одета». Но это, конечно, была ерунда. Интересно, как бы мать ходила на работу, если бы была совершенно не одета. Она носила черный свитер, который очень нравился мальчику, и серые от стирки джинсы. Просто она привязалась душой к этим любимым вещам, ей не нравились другие»; «На самом деле все происходило не так. Мать продала много чего ненужного - желтенькую цепочку, которую прежде даже на ночь не снимала с шеи, серьги из ушей с блестящими стеклышками, кольцо. Потом стояла у окна на кухне и плакала весь вечер, потому что и цепочка, и серьги, и кольцо были бабушкиными и остались от нее на память» (выделение наше - Н. Б.) [2]. В приведенных примерах очевидно переплетение несобственно-прямой речи мальчика и речи безличного повествователя (этот прием используется на протяжении всего произведения). Это позволяет, с одной стороны, показать наивный детский взгляд на ситуацию (он искренне уверен, что мама ходит на работу в одной и той же одежде потому, что ей это нравится, что, вступив в строительство кооперативной квартиры, она продает просто безделушки) и с другой - скорректировать его «взрослыми» комментариями и деталями, чтобы прояснить читателю истинные мотивы поведения героини («серые от стирки джинсы» - пото-

му что других просто нет, она экономит на покупке одежды для себя, так как надо содержать ребенка на скудную зарплату; плачет мама оттого, что пришлось продать дорогие ее памяти вещи).

Повествователь в «Терновнике» обладает, что характерно для эпического произведения, всеобъемлющим кругозором. Точка зрения повествователя при этом находит разное выражение в тексте данного рассказа Дины Рубиной. С одной стороны, повествователь стремится к объективному всестороннему изображению событий и характеров и поэтому ему принадлежат фразы, комментирующие поведение всех героев. Вот некоторые примеры: «Мать надевала фартук неохотно и одновременно покорно, как подставляет шею под хомут лошадь»; «Слово за слово -и напряглась, налилась свинцовой ненавистью мать, негромко и враждебно цедил сквозь зубы отец <... > Непонятные слова, непонятный разговор. Две холодные враждебные стороны, и он между ними - изнывающий и бессильный...» [2]. С другой стороны, главным героем рассказа является мальчик, в произведении показано сознание ребенка, которого мучительно раздирает любовь к обоим родителям, и поэтому большая часть событий дана через призму восприятия главного героя. Получается, что точка зрения повествователя как бы преломляется посредством точки зрения ребенка, включает ее в себя. Приведем несколько примеров: «Непонятно, откуда она бралась, эта Левая Работа, она подстерегала их, как бандит, из-за угла. Она наскакивала на их жизнь, как одноглазый пират с кривым ножом, и сразу все подчиняла себе»; «Когда наконец в дверях появлялась мать, в животе у него делалось горячо, а в глазах - цветно, жизнь всплескивалась, как золотая рыбка из пучины морской» [2] (очевидно, что это точка зрения повествователя, но в плане лексического оформления она как бы включает в себя точку зрения ребенка, отсюда - сравнения, явно соотносящиеся с фантазиями мальчика); «Так хотелось рассказать матери про карусельную субботу! Про то, как в «автокроссе» они все время догоняли синюю машину, в которой сидели усатый дядька с рыжим пацаном, а потом с грохотом наехали на них и все вместе долго хохотали. Но нет, нельзя, нельзя... » [2] (здесь точка зрения повествователя включает в себя детское определение дня, проведенного с папой, - «карусельная суббота» и его осознания, что нельзя о ней рассказывать, чтобы не причинить боль маме). Таким образом, повествовательная организация данного произве-

дения связана с основной авторской задачей -раскрыть детское видение семейной драмы, основной жертвой которой становится ребенок, страдающий от невозможности любящих его взрослых найти взаимопонимание.

В рассказе «Уроки музыки» (1982 г.) представлено перволичное повествование, сюжет имеет автобиографическую основу. В этом плане один из смыслов названия рассказа - буквальный, так как в произведении содержатся конкретные воспоминания героини-рассказчицы, наделенной автобиографическими чертами, о «вбитом» музыкальном образовании, о шестнадцати «мучительных» годах отношений с «ней, с Музыкой: с мачехой, а лучше и не с мачехой даже, а с отчимом...» [3]. В рассказе переплетается несколько временных пластов: настоящее и прошлое, которое, в свою очередь неоднородно, а связано с двумя событиями из жизни рассказчицы, о которых она вспоминает, - временем поступления в элитную музыкальную школу и ее преподаванием музыки девочке Карине (причем первое воспоминание дается «внутри» второго воспоминания - «воспоминание в воспоминании»). Таким образом, переплетаются три точки зрения рассказчицы на события: подростковая, взрослой женщины (десять лет назад окончившей музыкальную школу, уже имеющей сына; писательницы, выпускающей дебютную книгу) и умудренной опытом зрелой женщины (в рассказе нет никаких маркеров, которые позволили бы точно обозначить временную границу между событиями, произошедшими в семье Карины, и настоящим). Сопоставим эти точки зрения.

Подростковая точка зрения менее всех остальных представлена в рассказе и связана со временем обучения рассказчицы в музыкальной школе. Посредством этой точки зрения передается мучительное осознание ребенка своего несоответствия гениальности детей, находящихся рядом: «Всегда было одно и то же: председатель комиссии зачитывает лист с отметками, такая-то - да, техника хромает, да, необходимо тренировать память, но - да, налицо безусловная музыкальность. Четверка с минусом. Я была подвешена на крючок «музыкальности» и болталась на нем, как потрепанный пиджак» [3]. Однако эта точка зрения не существует в рассказе самостоятельно, она дается, как уже было отмечено, как «воспоминание в воспоминании», а следовательно, корректируется с позиции взрослого человека, который простился с музыкальной школой десять лет назад. С одной стороны,

взрослая рассказчица никак иначе, как «пыткой», «несчастьем» свои годы в школе не называет, но, с другой стороны, в ее фразах присутствует иной, философский взгляд на детские годы: «Школьные годы, музыкальное отрочество -солнечные полосы на желтом паркете, - торжественная, одухотворенная, надраенная до блеска моя детская тоска» [3]. Когда героиня-рассказчица вспоминает события, связанные с Кариной, то постоянно проводит параллель между этой девочкой и собой в ее возрасте. Она понимает, что Карину, как и ее саму когда-то, заниматься музыкой подвигала вовсе не любовь к ней, а боязнь огорчить папу: «.не от страха покорность, а из детской деликатности» [3]. Сейчас она способна поставить «диагноз» этим музыкальным «каторжным» занятиям: «Две (то есть своя и Карины - Н. Б.) немалые жертвы - во имя чего? Да во имя любви, господи! <... > За уроки было плачено, значит, нужно отрабатывать честным ученичеством. Благословенная честность детства... Честность чувств... » [3].

Третья точка зрения - умудренной опытом зрелой женщины - обрамляет повествование. В начале рассказа она говорит о том, что когда-нибудь напишет «повесть о своих взаимоотношениях с музыкой», и это будет произведение «грустное и смешное» [3]. В конце рассказа ее двойственное отношение к музыке объясняется глубже: теперь она, человек с большим духовным опытом, понимает, что занятия музыкой не только принесли ей «благородное насилие», но и приучили «к каторжной работе, к тому, что никто за меня ее не сделает», то есть воспитали в ней те качества, благодаря которым она и добилась многого в жизни. Кроме этого, с воспоминаниями об уроках музыки связано для нее понимание того, что чувство вины невозможно изжить, сколько бы лет ни прошло с тех событий: она до сих пор осознает, что виновата перед детьми, за которых не смогла заступиться, и по ее вине, как она полагает, они оказались разлученными, воспитывались у

разных родственников, а дед умер, не пережив разлуки с семьей: «С годами глубже вглядываешься в себя, и настанет день - не отшатнешься от гиблой пропасти вины... » [3].

В рассказах Дины Рубиной проявляется переплетение в пределах одного произведения разных точек зрения, которые коррелируют друг с другом, что способствует более глубокому и разностороннему взгляду на описываемые драматичные ситуации.

Библиографический список

1. Рубина, Д. Двойная фамилия [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://lib.ru/NEWPROZA/RUBINA/famil.txt. - (Дата обращения: 11.02.2016).

2. Рубина, Д. Терновник [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.dinarubina.com/texts/ternovnik.html. -(Дата обращения: 11.02.2016).

3. Рубина, Д. Уроки музыки [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.dinarubina.com/texts/muzyka.html. -(Дата обращения: 11.02.2016).

Bibliograficheskij spisok (in Russ)

1. Rubina, D. Dvojnaja familija [Jelektron-nyj resurs]. - Rezhim dostupa: http://lib.ru/NEWPROZA/RUBINA/famil.txt. -(Data obrashhenija: 11.02.2016).

2. Rubina, D. Ternovnik [Jelektronnyj re-surs]. -Rezhim dostupa: http://www.dinarubina.com/texts/ternovnik.html. -(Data obrashhenija: 11.02.2016).

3. Rubina, D. Uroki muzyki [Jelektronnyj resurs]. -Rezhim dostupa: http://www.dinarubina.com/texts/muzyka.html. -(Data obrashhenija: 11.02.2016).

Дата поступления статьи в редакцию: 24.12.2015 Дата принятия статьи к печати: 29.02.2016