CC BY
59
ЯЗЫКОЗНАНИЕ
Русский язык
DOI 10.24411/2499-9679-2019-10389 УДК 821.161.1.09 «20»
М. А. Фокина https://orcid.org/0000-0001-5914-2589
Нарративные свойства языковых единиц в рассказе И. А. Бунина «Конец»
В статье представлен комплексный филологический анализ разноуровневых языковых единиц, определяющих своеобразие повествовательной структуры рассказа И. А. Бунина «Конец». Цель исследования заключается в выявлении нарративных свойств доминантных образных средств, которые обеспечивают структурно-семантическую целостность перволичного повествования. Изучение повествовательной структуры рассказа строится с учетом ее основных составляющих: типа повествования, субъекта речи, повествовательной точки зрения. Нарративный потенциал анализируемых языковых средств проявляется в их активном влиянии на композиционную и содержательную организацию повествования. Характеризуются лексико-фразеологические и синтаксические единицы, раскрывающие символический смысл названия произведения. Последовательно рассматриваются ключевые слова и выражения с пространственно-временной и процессуальной семантикой, которые объединяют отдельные композиционные части рассказа в общее повествовательное пространство, образуют художественный хронотоп и усиливают динамику действия. Диалогизация повествовательного монолога рассказчика осуществляется путем включения интертекстуальных элементов (цитации стихотворных строк) и с помошью приемов автокоммуникации: использованием самообращений героя, сопровождающихся его ремарками. Психологизм художественного нарратива создается обширными текстовыми повторами и градационными рядами, контекстуальной синонимией и оценочной лексикой, что формирует эмотивность текста, передающего драматизм изображаемых событий и внутреннюю тревогу, эмоциональное напряжение людей. В результате исследования повествовательной структуры рассказа И. А. Бунина «Конец» выявлена система взаимообусловленных образных средств и приемов речевой выразительности, которые обладают высоким нарративным потенциалом и обеспечивают структурно-смысловое единство художественного повествования.
Ключевые слова: художественный нарратив, диалогизация повествовательного монолога, нарративный потенциал, хронотоп, смысловая доминанта, автокоммуникативность, интертекстуальность.
LINGUISTICS
Russian language
M. A. Fokina
Narrative Properties of Language Means in I. A. Bunin's Story «The End»
The article is devoted to the comprehensive philological analysis of the language means of different status that individualise the narrative structure of Bunin's short story «The End». The aim of the study is to elicit the narrative qualities of the leading figures of speech which maintain the structural-semantic integrity of the first-person narrative. The study of the narrative structure is based on three main components: the type of narration, the subject of speech, the narrative point of view. The narrative potential of the language means under study manifest itself in their active influence on compositional and informative organisation of the narrative. The article examines the lexical-phraseological and syntactic units which unveil a high symbolic value of the title of the short story. The author pays special attention to the key words and expressions with spatiotemporal and processual semantics that serve to tie the plot of the story together into one narrative space and create a literary chronotope intensifying the dynamics of aesthetic impact. The dialogisation of the monologue of the narrator is achieved with the help of intertextual elements (the citation of poetic lines) and methods of autocommunication: the use of self-addresses of the character, accompanied by his remarks. The psychologism of the narrative is created by extensive textual repetitions and gradation, contextual synonymy and evaluative vocabulary that form the emotiveness of the text conveying the drama of the events depicted in the story and the internal anxiety as well as emotional tension of people. The study of the narrative structure of Bunin's short story has revealed the system of interdependent expressive means, which have high narrative capacities and preserve the structural-semantic integrity of the literary narrative.
© Фокина М. А., 2019
Keywords: literary narrative, dialogisation of the narrative monologue, narrative potential, chronotope, dominating semantics, autocommunication, intertextuality.
Оригинальный художественный язык Ивана Алексеевича Бунина вызывает устойчивый исследовательский интерес, его произведения неоднократно становились объектом активного изучения в отечественной филологии. Общим проблемам поэтики бунинской прозы посвящено исследование Т. В. Марченко [16]. Н. А. Кожевникова и Н. А. Николина [13] характеризуют сквозные образы в прозе И. А. Бунина. В. А. Ефремов [8] выявляет ассоциативные связи ключевого слова «счастье» в лирическом цикле И. А. Бунина «Темные аллеи». Т. А. Павлюченкова [19] рассматривает
функционально -семантическое взаимодействие
фонетических и лексических средств языка в поэзии И. А. Бунина. Е. С. Антипина [1] исследует лексико-семантическое пространство бунинских дневников «Окаянные дни». О. А. Мещерякова [17] обращается к проблеме когнитивной поэтики писателя: исследовательница анализирует семантику перцепции в художественной картине мира И. А. Бунина, выявляет речевую систему авторских свето- и цветообозначений, обосновывает своеобразие формирования их символического смысла. Ученые Елецкого государственного университета им.И. А. Бунина активно разрабатывают лексикографический аспект изучения языка писателя. Ими подготовлена серия уникальных словарей: «Фразеологический словарь языка И. А. Бунина» А. И. Васильева [6]; «Словарь языка поэзии И. А. Бунина» Г. С. Журавлевой, Р. И. Хашимова [10]; «Словарь эпитетов И. А. Бунина» В. В. Краснянского [14]; «Словарь народного языка произведений И. А. Бунина» И. М. Курносовой [15].
Наше исследование рассказа И. А. Бунина «Конец» носит филологический характер, основывается на принципах дискурсивного изучения текста [11]; [28]; [29]; [31]. Цель комплексного анализа образных средств, определяющих своеобразие
повествовательной структуры произведения, заключается в выявлении нарративных свойств языковых единиц рассказа.
Структура и семантика повествовательного дискурса разноаспектно рассматриваются в современных исследованиях отечественных и зарубежных филологов: Р. Барта [3], Ж. Женетта [9], Н. А. Кожевниковой [12], Н. А. Николиной [18], Е. В. Падучевой [20], Е. А. Поповой [21], Т. Б. Радбиля [22], В. В. Сысоевой [24], М. А. Фокиной [25]; [26], В. Шмида [30] и др. В этих работах характеризуется смысловая многомерность понятия повествование (нарратив), которое трактуется учеными неоднозначно. Большинство исследователей обращает внимание на то,
что в повествовании осуществляется рассказ о событиях, которые развиваются в пространстве и времени. Своеобразие художественного повествования заключается в его двусобытийности: референтное и коммуникативное события определяют двойную структуру коммуникативной системы текста, организованного как событийная цепь эпизодов. Литературная коммуникация включает в себя авторскую (внешнюю) и нарраторскую (внутреннюю) коммуникации [21]. Повествовательная полифония отражает взаимодействие разных голосов в пределах речевой структуры произведения. В художественном повествовании осуществляется диалогизация авторского монолога, в котором представлена речь повествователя и персонажей. Изучение нарративной структуры художественного текста строится с учетом ее основных составляющих: типа повествования, субъекта речи, повествовательной точки зрения [18]. Нарративный потенциал языковых единиц проявляется в их влиянии на композиционную и содержательную организацию повествования [24].
Охарактеризуем систему языковых средств рассказа И. А. Бунина «Конец» (Париж, 1921), обеспечивающих структурно-смысловое развертывание художественного повествования, в котором отразились факты биографии писателя-эмигранта, покинувшего
послереволюционную Россию. Анализируемое произведение состоит из четырех частей и представляет собой перволичный нарратив, ему свойственны субъективация повествования, активная диалогизация монологической речи рассказчика и автокоммуникативность [2]; [7].
Рассказ повествует о последних боях за приморский город на завершающем этапе гражданской войны и о том, как отплывает последний пароход с эмигрирующими за границу россиянами, которые навсегда покидают свою Родину. Название рассказа семантически объемно эксплицируется в тексте и приобретает глубокий символический смысл. Конец в понимании Бунина - это окончание старой жизни, крах дореволюционной России; ощущение жизненной катастрофы, крушение прежних идеалов: 'предел, граница, последняя точка'; 'последний момент' [23]. Заголовочная лексема конец занимает сильные позиции текста, создает лейтмотивность художественного повествования и актуализируется в финальных эпизодах рассказа:
«Вдруг я совсем очнулся, вдруг меня озарило: да, так вот оно что - я в Черном море, я на чужом пароходе, я зачем-то плыву в Константинополь, России - конец, да и всему, всей моей прежней жизни
77
тоже конец, даже если и случится чудо и мы не погибнем в этой злой и ледяной пучине! Только как же это я не понимал, не понял этого раньше?» [5, с. 23].
Высоким нарративным потенциалом обладают языковые средства с пространственно-временной и процессуальной семантикой, которые способствуют развертыванию художественного повествования и создают социально-психологический хронотоп произведения. Семантическое единство пространства и времени составляет основу сюжета рассказа и реализуется системой ключевых образных средств, которые приобретают символический смысл и отражают фрагменты художественной картины мира писателя. М. М. Бахтин отмечал, что «всякое вступление в сферу смыслов совершается только через ворота хронотопов» [4, с. 234-235].
Рассказ открывается изображением портового города, в котором идут последние бои:
«На горе в городе был в этот промозглый зимний день тот роковой промежуток в борьбе, то безвластие, та зловещая безлюдность, когда отступают уже последние защитники и убегают последние из убегающих обывателей... Город пустел все страшнее, все безнадежнее для оставшихся в нем и мучающихся еще неполной разрешенностью своей судьбы. По окраинам, возле вокзала и на совершенно вымерших улицах возле почты и государственного банка, где на мостовых уже лежали убитые, то и дело поднимался треск, град винтовок или спешно, дробно строчил пулемет.
К вечеру из-за северной заставы началась орудийная пальба, бодро раздавался тяжкий, глухой стук, от которого вздрагивала земля, за ним великолепный, с победоносной мощью режущий воздух и звенящий звук снаряда и, наконец, громовой разрыв, оглушающий весь город. Потом внезапно пошла частая и беспорядочная оружейная стрельба на спусках в порт и в самом порту, все приближаясь к «Патрасу», под французским флагом стоявшему у набережной в Карантинной гавани.» [5, с. 16].
Здесь обширно представлена тематическая группа «Город», объединяющая лексику с пространственной семантикой: окраины, вокзал, вымершие улицы, почта, государственный банк, мостовые, порт, набережная, гавань. Осуществляется тесное смысловое взаимодействие языковых средств с пространственной и временной семантикой. К темпоральной лексике относятся: зимний день, к вечеру, в пятом часу, еще -уже, то и дело, последний, наконец. Динамика действия передается изменением видовых форм глаголов. Автор изображает события по принципу было - стало. Сначала преобладают глаголы прошедшего времени несовершенного вида: город
пустел; лежали убитые; поднимался треск; строчил пулемет; раздавался стук; вздрагивала земля. Затем развитие событий усиливают глаголы совершенного вида: внезапно пошла стрельба; донесся рожок; страшное... совершилось. Описание города наполнено также субстантивированными отглагольными формами, создающими динамические характеристики людей: оставшиеся, мучающиеся, убитые. Постепенно автор показывает сужение изображаемого пространства: город - порт - пароход.
В завершающем абзаце первой части рассказа актуализируется «я» перволичного рассказчика, являющегося выразителем авторской позиции. Происходит взаимодействие внешнего (социального) и внутреннего (психологического) пространств. Рассказчик передает свои тревожные чувства, новые ощущения, хаотичные мысли и противоречивые оценки, что создает субъективную модальность повествования. Главный герой, находясь на отплывающем пароходе, наблюдает за «господином в бобровой шапке с прелестной синеглазой девочкой на руках», который едва успел последним вбежать на корабль:
«Я стоял на рубке над кают-компанией и с бессмысленной пристальностью следил за ним. Потом так же тупо стал смотреть на туманившийся на горе город, на гавань. Темнело, орудийная. стрельба смолкла, и в этой тишине и уже спокойно надвигающихся сумерках чувствовалось, что дело уже сделано, что город сдался. В городе не было ни одного огня, порт был пуст, «Патрас» уходил последним. За рейдом терялась в сумрачной зимней мгле пустыня степных берегов. Мы уже двигались, все плыло подо мною, набережная косяком отходила прочь, туманно-темная городская гора валилась назад. Потом шумно заклубилась вода из-под кормы, мы круто обогнули мол с мертвым, темным маяком, выровнялись и пошли полным ходом. Прощай, Россия, бодро сказал я себе, сбегая по трапам» [5, с. 17].
Драматизм происходящего и душевное смятение рассказчика передаются языковыми средствами с цвето-световой семантикой, преобладают темные и расплывчатые оттенки: туманившийся город; темнело; надвигающиеся сумерки; не было ни одного огня; сумрачная мгла; туманно-темная гора, мертвый, темный маяк. Здесь создаются лексические и деривационные повторы, усиливающие внутреннюю тревогу героя: туманившийся - темнело - туманно-темная - сумерки - сумрачная - темный. Прослеживается динамика эмоционального состояния рассказчика: с бессмысленной пристальностью следил - тупо стал смотреть - бодро сказал.
Завершающая ремарка бодро сказал я себе сопровождает реплику Прощай, Россия. Испытывая явную эмоциональную подавленность, герой старается выглядеть оптимистичным, подбадривая и утешая себя тем, что у него начинается новая жизнь.
Во второй части рассказа представлено описание беженцев. Автор характеризует людей, разместившихся на пароходе:
«Пароход, конечно, уже окрестили ноевым ковчегом, - человеческое остроумие не богато. И точно, кого только не было на нем! Были крупнейшие мошенники, обремененные наживой, покинувшие город спокойно, в твердой уверенности, что им будет неплохо всюду. Были люди порядочные, но тоже пока еще спокойные, бежавшие впервые и еще не вполне сознавшие всю важность того, что случилось. Были даже такие, что бежали совсем неожиданно для себя, что просто заразились общим бегством и сорвались с места в самую последнюю минуту, без вещей, без денег, без теплой одежды, даже без смены белья... Но преобладали все же настоящие беженцы, бегущие уже давно, из города в город, и, наконец, добежавшие до последней русской черты» [5, с. 18].
Обобщенная характеристика людей, отплывших на пароходе «Патрас», содержит нарицательные оценочные именования в форме множественного числа: мошенники, порядочные люди, настоящие беженцы. Писатель показывает пестроту беженцев, неоднородность их социального положения, взглядов и настроений, разное отношение к происходящим событиям. В тексте рассказа нет ни одного антропонима, именующего кого-либо из персонажей. Встречаются только их собирательные характеристики: сброд, табор, толпа. В контексте используется фразеонабор: библеизм Ноев ковчег ирон. 'переполненное обитателями помещение' [27, Т. 1, с. 306] и фразеологические единицы с общим компонентом в последнюю минуту, до последней русской черты. Здесь осуществляется расширение компонентного состава устойчивого оборота путем добавления прилагательного русский, что создает в контексте дополнительные смыслы: усиливает трагизм гибели прежней, дореволюционной России (до последней черты 'до конца, до крайней степени чего-либо'). В тексте рассказа происходит смысловая актуализация определения последний, с помощью которого создаются многократные лексические повторы, объединяющие две первые части рассказа в единое структурно-смысловое целое, в общую повествовательную ткань произведения: последние защитники; последние из убегающих обывателей (часть 1); последние остатки человеческого благополучия; последний чемодан; последняя черта;
последняя погибель (часть 2). Ключевой эпитет последний 'единственный оставшийся; окончательный, заключительный, решающий' [23, Т. 3, с. 316] является одной из смысловых доминант рассказа, ведущим средством экспликации концептуального содержания произведения. Наблюдаем также текстовые повторы однокоренных слов страшный - страх - страшно и синонимов страшно - жутко, страх - ужас, которые пронизывают весь рассказ, формируют эмоциональную тональность текста, создавая драматизм повествования: город пустел все страшнее; стало жутко; страшный морской путь; полный ужас и отчаяние; страшная водная беспредельность волн и др.
В третьей части рассказа социальная катастрофа усугубляется природной стихией, автор описывает сильный морской шторм, который приходится тяжело переживать измученным и ослабевшим пассажирам парохода:
«Вдруг ветер налетел и засвистал бешено, волна ударила так тяжко и. так страшно заглянула своей мутной слюдой, своей громадой в окна, что многие вскрикнули и повалились друг на друга, думая, что мы уже гибнем. Потом все опять пришло в порядок. и вдруг опять ударило, и опять дико засвистало и глубоко окунуло, опустило в расступившуюся водяную пропасть.
.Большинство стонало, томилось, - с надрывом, с молящими криками извергало из себя всю душу . Уже нельзя было ни ходить, ни стоять, убегать надо было опрометью, сидеть - упираясь спиной в кресло, в стену, ногами в стол, в чемоданы. Все так же казалось, что размахивающийся и вправо, и влево, и вверх, и вниз пароход идет с бешеной поспешностью, внутри его грохотало уже неистово, и перерывы, отдыхи в этом грохоте казались мгновениями счастья. А наверху был сущий ад. Я одолел лестницу и пробовал одолеть дверь наружу, выглянуть - ледяной ветер перехватывал дыхание, резал глаза, слепил снегом, с звериной яростью валил назад. Обмерзлые, побелевшие мачты и снасти ревели и свистали с остервенелой тоской и удалью, студенистые холмы волн перекатывались через палубу и опять, опять росли из-за борта и страшно светились взмыленной пеной в черноте ночи и моря.» [5, с. 21-22].
Кульминационный эпизод повествования передает ужас и отчаяние людей, бессильных перед разбушевавшейся стихией. Смысловыми доминантами текстового фрагмента являются оценочные метафоры с пространственной семантикой: водяная пропасть; сущий ад. Их семантизация осуществляется в контекстном окружении. Автор активно использует глаголы, глагольные формы и наречия. Интенсивность и масштаб морского шторма, его сила и неожиданность
изображены путем выразительного употребления повторяющихся наречий вдруг, опять, словосочетаний наречие + глагол и многочисленных градационных рядов: Вдруг ветер налетел и засвистал бешено, волна ударила так тяжко и. так страшно заглянула; и вдруг опять ударило, и опять дико засвистало и глубоко окунуло; холмы волн перекатывались... и опять, опять росли из-за борта и страшно светились. Писатель создает отглагольные эпитеты: с бешеной поспешностью; с остервенелой тоской и удалью; взмыленной пеной. Психоэмоциональное и физическое состояние пассажиров передается использованием глагольной градации - однородных сказуемых: многие вскрикнули и повалились друг на друга, думая, что мы уже гибнем; большинство стонало, томилось, - с надрывом, с молящими криками извергало из себя всю душу.
В заключительной, четвертой части рассказа усиливается субъективация повествования. К средствам диалогизации монологической речи рассказчика относятся интертекстуальные вкрапления и автокоммуникация. Физически измученный, ослабленный, душевно вымотанный и подавленный, герой цитирует поэтические строки и размышляет сам с собой, стараясь успокоиться и собраться с мыслями:
«В полусне, в забытьи я что-то думал, что-то вспоминал. Пришло в голову и стало повторяться, баюкать:
Гром и шум, корабль качает,
Море Черное шумит.
- Как дальше? - в полусне спрашивал я себя. - Ах
да!
От зари роскошный холод
Проникает в сад .
Как все это далеко и ненужно теперь! Так только, грустно немного, жаль себя и еще чего-то, а за всем тем - бог с ним! И опять повторялись стихи и опять путались, опять клонило в сон, в дурман, и опять все лезло куда-то вверх, скрипело, боролось.» [5, с. 23].
Внутренние размышления рассказчика выражаются глаголами и фразеологизмом, относящимися к речемыслительной деятельности человека: думал, вспоминал, пришло в голову, спрашивал. Герой по памяти цитирует фрагмент стихотворения Якова Полонского «Качка в бурю». Интертекстуальное вкрапление лирических строчек в эпическое повествование субъективирует рассказ о завершающих событиях, передает глубоко личные переживания, пронизанные не только ощущением неизбежной трагедии, но и зыбкой надеждой на чудесное спасение, новым и неожиданным ощущением стремительных жизненных перемен и невозможности возврата к прошлому. Авторская ремарка в полусне спрашивал я
себя образует смысловое взаимодействие с предыдущей ремаркой бодро сказал я себе из первой части рассказа, объединяет начало и финал произведения в единую повествовательную ткань, усиливает автокоммуникативность перволичного нарратива.
Таким образом, в рассказе И. А. Бунина «Конец» активно функционирует система разноуровневых языковых средств, обладающих высоким нарративным потенциалом, что проявляется в их способности передавать динамику событий, создавать обширные пространственно-временные характеристики текста, субъективировать перволичное повествование, диалогизировать монологическое слово рассказчика, формировать текстовую модальность, актуализировать семантику доминантных образов. Выраженные нарративные свойства имеют лексика и фразеология с процессуальной, темпоральной и пространственной семантикой, а также сквозные лексические и деривационные повторы, ключевые эпитеты и метафоры, градационные ряды, риторические вопросы и восклицания, интертекстуальные вкрапления, яркие оценочные характеристики людей и событий. Текстовое взаимодействие образных средств и речевых приемов выразительности обеспечивает структурно-смысловую целостность художественного нарратива.
Библиографический список
1. Антипина, Е. С. Лексические и стилистические средства оценки русского национального характера в «Окаянных днях» И. А. Бунина [Текст] // Вестник ЦМО МГУ. - Филология. Культурология. Педагогика. Методика. - 2011. - № 3. - Часть 2. - С. 326-328.
2. Атарова, К. Н., Лесскис, Г. А. Семантика и структура повествования от первого лица в художественной прозе [Текст] // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. - 1976. - Т. 35. - № 4. - С. 343-357.
3. Барт, Р. Избранные работы: Семиотика: Поэтика [Текст] / пер. с фр., сост., общ. ред. и вступ. ст. П. С. Косикова. - М. : Прогресс: Универс, 1994. -616 с.
4. Бахтин, М. М. Формы времени и хронотопа в романе [Текст] // Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. - М. : Художественная литература, 1975. -С. 227-244.
5. Бунин, И. А. Конец [Текст] // Бунин И. А. Собрание сочинений в четырех томах. - Том 3. -М. : Правда, 1988. - С. 16-23.
6. Васильев, А. И. Фразеологический словарь языка И. А. Бунина [Текст] / А. И. Васильев. - Елец, 2011.
7. Геймбух, Е. Ю. «Преодоление чуждости чужого.»: функции интертекстуальных элементов в пер-воличном повествовании (на материале романа В. Каверина «Два капитана») [Текст] // Русский язык в школе. - 2017. - № 4. - С. 45-50.
8. Ефремов, В. А. Ассоциативные связи ключевого слова «счастье» в лирическом цикле И. А. Бунина «Темные аллеи» [Текст] // Семантика языковых единиц: Доклады VI международной научной конференции. - Том 2. - М. : СпортАкадемПресс, 1998. -С. 263-266.
9. Женетт, Ж. Повествовательный дискурс [Текст] // Женетт Ж. Фигуры. - В 2-х тт. - Том 2. - М. : Издательство им. Сабашниковых, 1998. - С. 60-280.
10. Журавлева, Г. С., Хашимов, Р. И. Словарь языка поэзии И. А. Бунина [Текст] / Г. С. Журавлева, Р. И. Хашимов. - Елец : Елецкий госуниверситет им. И. А. Бунина, 2010.
11. Киклевич, А. К. Теория дискурса и стилистика [Текст] // Филологические науки. - 2018. - № 4. -С. 3-10.
12. Кожевникова, Н. А. О соотношении типов повествования в художественных текстах [Текст] // Вопросы языкознания. - 1985. - № 4. - С. 104-114.
13. Кожевникова, Н. А., Николина, Н. А. Сквозные образы в прозе И. А. Бунина [Текст] // Кожевникова Н. А. Избранные работы по языку художественной литературы / сост. Е. В. Красильникова, Е. Ю. Кукушкина, З. Ю. Петрова; под общ. ред. З. Ю. Петровой. - М. : Знак, 2009. - С. 695-700.
14. Краснянский, В. В. Словарь эпитетов И. А. Бунина [Текст] / В. В. Краснянский. - Елец, 2006.
15. Курносова, И. М. Словарь народного языка произведений И. А. Бунина [Текст] / И. М. Курносова. - Елец, 2006. - 219 с.
16. Марченко, Т. В. Поэтика совершенства: О прозе И. А. Бунина [Текст] / Т. В. Марченко. - М. : Дом русского зарубежья им. А. Солженицына, 2015. - 208 с.
17. Мещерякова, О. А. Индивидуально-авторская концептосфера И. А. Бунина в ее репрезентации средствами свето- и цветообозначений [Текст] : научная монография / О. А. Мещерякова. - Елец : ЕГУ им. И. А. Бунина, 2007. - 210 с.
18. Николина, Н. А. Филологический анализ текста [Текст] / Н. А. Николина. - М. : Издательский центр «Академия», 2003. - 256 с.
19. Павлюченкова, Т. А. Фонетические и лексические средства языка поэзии И. А. Бунина и их функционально-семантическое взаимодействие [Текст] / Т. А. Павлюченкова. - М., 2011. - 747 с.
20. Падучева, Е. В. Семантика нарратива [Текст] // Падучева Е. В. Семантические исследования (Семантика времени и вида в русском языке). - М. : Школа «Языки русской культуры», 1996. - С. 195-418.
21. Попова, Е. А. Коммуникативные аспекты литературного нарратива [Текст] / Е. А. Попова. - Липецк, 2001. - 268 с.
22. Радбиль, Т. Б. Лингвопоэтика и нарратология [Текст] // Радбиль Т. Б. Язык и мир: Парадоксы взаимоотражения. - М. : Издательский Дом ЯСК, 2017. -С. 423-559.
23. Словарь русского языка: в 4-х тт. [Текст] / АН СССР, Ин-т рус. яз.; под ред. А. П. Евгеньевой. - 3-е изд. - М. : Русский язык, 1985-1988.
24. Сысоева, В. В. Эволюция повествовательной формы произведений И. С. Тургенева [Текст] // И. С. Тургенев и Ф. М. Тютчев в контексте мировой культуры: материалы международной научной конференции. - Орел : ОГУ, 2003. - С. 82-86.
25. Фокина, М. А. Филологический анализ текста [Текст] : учебное пособие / М. А. Фокина. - Кострома : КГУ им. Н. А. Некрасова, 2013. - 140 с.
26. Фокина, М. А. Фразеология в русской повествовательной прозе XIX-XX веков [Текст] : научная монография / М. А. Фокина. - Кострома : КГУ им.
H. А. Некрасова, 2007. - 378 с.
27. Фразеологический словарь русского литературного языка: в 2 тт. [Текст] / сост. А. И. Федоров. -М. : Цитадель, 1997.
28. Чернявская, В. Е. Лингвистика текста: Полико-довость, интертекстуальность, интердискурсивность [Текст] / В. Е. Чернявская. - М. : Книжный дом «Либ-роком», 2009. - 248 с.
29. Чернявская, В. Е. Текст в медиальном пространстве [Текст] / В. Е. Чернявская. - 2-е изд. - М. : URSS, Книжный дом «Либроком», 2016. - 232 с.
30. Шмид, В. Нарратология [Текст] / В. Шмид. -М. : Языки славянской культуры, 2003. - 312 с.
31. Kiklewicz A. Kategoryzacja dyskursu // Kiklewicz A. Dyskurs: aspekty lingwistyczne, semiotyczne i komu-nikacyjne. - Olsztyn, 2015. - S. 15-42.
Reference List
1. Antipina, E. S. Leksicheskie i stilisticheskie sredstva ocenki russkogo nacional'nogo haraktera v «Oka-jannyh dnjah» I. A. Bunina = Lexical and stylistic means for assessing the Russian national character in
I. A. Bunin's «Cursed Days» [Tekst] // Vestnik CMO MGU. - Filologija. Kul'turologija. Pedagogika. Metodi-ka. - 2011. - № 3. - Chast' 2. - S. 326-328.
2. Atarova, K. N., Lesskis, G. A. Semantika i struktura povestvovanija ot pervogo lica v hudozhestvennoj proze = Semantics and structure of the first person narration in art prose [Tekst] // Izvestija AN SSSR. Serija literatury i jazyka. - 1976. - T. 35. - № 4. - S. 343-357.
3. Bart, R. Izbrannye raboty: Semiotika: Pojetika = Selected works: Semiotics: Poetics [Tekst] / per. s fr., sost., obshh. red. i vstup. st. P. S. Kosikova. - M. : Progress: Univers, 1994. - 616 s.
4. Bahtin, M. M. Formy vremeni i hronotopa v romane = Forms of time and chronotope in the novel [Tekst] // Bahtin M. M. Voprosy literatury i jestetiki. - M. : Hudozhestvennaja literatura, 1975. - S. 227-244.
5. Bunin, I. A. Konec = The End [Tekst] // Bunin I. A. Sobranie sochinenij v chetyreh tomah. - Tom 3. -M. : Pravda, 1988. - S. 16-23.
6. Vasil'ev, A. I. Frazeologicheskij slovar' jazyka I. A. Bunina = Phraseological dictionary of I. A. Bunin's language [Tekst] / A. I. Vasil'ev. - Elec, 2011.
7. Gejmbuh, E. Ju. «Preodolenie chuzhdosti chu-zhogo...»: funkcii intertekstual'nyh jelementov v pervolichnom povestvovanii (na materiale romana VKaverina «Dva kapitana») = «Overcoming extreneity of the stranger ...»: functions of intertextual elements in the first-person narration (on material of V Kaverin's novel «Two Captains») [Tekst] // Russkij jazyk v shkole. -2017. - № 4. - S. 45-50.
8. Efremov, V. A. Associativnye svjazi kljuchevogo slova «schast'e» v liricheskom cikle I. A. Bunina «Tjom-nye allei» = Associative communications of a keyword «happiness» in I. A. Bunin's lyrical cycle «Dark avenues» [Tekst] // Semantika jazykovyh edinic: Doklady VI mezhdunarodnoj nauchnoj konferencii. - Tom 2. - M. : SportAkademPress, 1998. - S. 263-266.
9. Zhenett, Zh. Povestvovatel'nyj diskurs = Narrative discourse [Tekst] // Zhenett Zh. Figury. - V 2-h tt. - Tom 2. -M. : Izdatel'stvo im. Sabashnikovyh, 1998. - S. 60-280.
10. Zhuravljova, G. S., Hashimov, R. I. Slovar' jazyka pojezii I. A. Bunina = Dictionary of I. A. Bunin's poetic laguage [Tekst] / G. S. Zhuravleva, R. I. Hashimov. -Elec : Eleckij gosuniversitet im. I. A. Bunina, 2010.
11. Kiklevich, A. K. Teorija diskursa i stilistika = Theory of discourse and stylistics [Tekst] // Filologicheskie nauki. - 2018. - № 4. - S. 3-10.
12. Kozhevnikova, N. A. O sootnoshenii tipov povestvovanija v hudozhestvennyh tekstah = About a ratio of narration types in art texts [Tekst] // Voprosy jazy-koznanija. - 1985. - № 4. - S. 104-114.
13. Kozhevnikova, N. A., Nikolina, N. A. Skvoznye obrazy v proze I. A. Bunina = Through images in I. A. Bunin's prose [Tekst] // Kozhevnikova N. A. Izbrannye raboty po jazyku hudozhestvennoj literatury / sost. E. V Krasil'nikova, E. Ju. Kukushkina, Z. Ju. Petrova; pod obshh. red. Z. Ju. Petrovoj. - M. : Znak, 2009. - S. 695-700.
14. Krasnjanskij, V. V Slovar' jepitetov I. A. Bunina = Dictionary of I. A. Bunin's epithets [Tekst] / V. V Krasnjanskij. - Elec, 2006.
15. Kurnosova, I. M. Slovar' narodnogo jazyka pro-izvedenij I. A. Bunina = Dictionary of national language in I. A. Bunin's works [Tekst] / I. M. Kurnosova. - Elec,
2006. - 219 s.
16. Marchenko, T. V. Pojetika sovershenstva: O proze I. A. Bunina = Perfection poetics: About I. A. Bunin's prose [Tekst] / T. V. Marchenko. - M. : Dom russkogo zarubezh'ja im. A. Solzhenicyna, 2015. - 208 s.
17. Meshheijakova, O. A. Individual'no-avtorskaja konceptosfera I. A. Bunina v ejo reprezentacii sredstvami sveto- i cvetooboznachenij = I. A. Bunin's individual and author sphere of concepts in its representation by means of light- and color naming [Tekst] : nauchnaja monografi-ja / O. A. Meshherjakova. - Elec : EGU im. I. A. Bunina,
2007. - 210 s.
18. Nikolina, N. A. Filologicheskij analiz teksta = Philological analysis of the text [Tekst] / N. A. Nikolina. -M. : Izdatel'skij centr «Akademija», 2003. - 256 s.
19. Pavljuchenkova, T. A. Foneticheskie i leksicheskie sredstva jazyka pojezii I. A. Bunina i ih funkcional'no-
semanticheskoe vzaimodejstvie = Phonetic and lexical means of I. A. Bunin's poetic lagauge and their functional and semantic interaction [Tekst] / T. A. Pavljuchenkova. -M., 2011. - 747 s.
20. Paducheva, E. V. Semantika narrativa = Semantics of narrative [Tekst] // Paducheva E. V. Semanticheskie issledovanija (Semantika vremeni i vida v russkom jazyke). - M. : Shkola «Jazyki russkoj kul'tury», 1996. -S. 195-418.
21. Popova, E. A. Kommunikativnye aspekty litera-turnogo narrativa = Communicative aspects of literary narrative [Tekst] / E. A. Popova. - Lipeck, 2001. - 268 s.
22. Radbil', T. B. Lingvopojetika i narratologija = Linguopoetics and narratology [Tekst] // Radbil' T. B. Jazyk i mir: Paradoksy vzaimootrazhenija. - M. : Izdatel'skij Dom JaSK, 2017. - S. 423-559.
23. Slovar' russkogo jazyka: v 4-h tt. = Dictionary of Russian: in 4 vol. [Tekst] / AN SSSR, In-t rus. jaz.; pod red. A. P. Evgen'evoj. - 3-e izd. - M. : Russkij jazyk, 1985-1988.
24. Sysoeva, V. V. Jevoljucija povestvovatel'noj formy proizvedenij I. S. Turgeneva = Evolution of a narrative form in I. S. Turgenev's works [Tekst] // I. S. Turgenev i F. M. Tjutchev v kontekste mirovoj kul'tury: materialy mezhdunarodnoj nauchnoj konferencii. - Orjol : OGU, 2003. - S. 82-86.
25. Fokina, M. A. Filologicheskij analiz teksta = Philological analysis of the text [Tekst] : uchebnoe posobie / M. A. Fokina. - Kostroma : KGU im. N. A. Nekrasova, 2013. - 140 s.
26. Fokina, M. A. Frazeologija v russkoj povestvovatel'noj proze XIX-XX vekov Phraseology in the Russian narrative prose of the XIX - XX centuries [Tekst] : nauchnaja monografija / M. A. Fokina. - Kostroma : KGU im. N. A. Nekrasova, 2007. - 378 s.
27. Frazeologicheskij slovar' russkogo literaturnogo jazyka: v 2 tt. = Phraseological dictionary of the Russian literary language: in 2 vol. [Tekst] / sost. A. I. Fjodorov. -M. : Citadel', 1997.
28. Chernjavskaja, V. E. Lingvistika teksta: Polikod-ovost', intertekstual'nost', interdiskursivnost' = Text linguistics: Polycodity, intertextuality, interdiscoursivity [Tekst] / V. E. Chernjavskaja. - M. : Knizhnyj dom «Librokom», 2009. - 248 s.
29. Chernjavskaja, V. E. Tekst v medial'nom pros-transtve = The text in medial space [Tekst] / V. E. Chernjavskaja. - 2-e izd. - M. : URSS, Knizhnyj dom «Librokom», 2016. - 232 s.
30. Shmid, V. Narratologija = Narrotology [Tekst] / V. Shmid. - M. : Jazyki slavjanskoj kul'tury, 2003. -312 s.
31. Kiklewicz A. Kategoryzacja dyskursu // Kiklewicz A. Dyskurs: aspekty lingwistyczne, semiotyczne i komu-nikacyjne. - Olsztyn, 2015. - S. 15-42.
Дата поступления статьи в редакцию: 18.03.2019 Дата принятия статьи к печати: 18.04.2019
