CC BY
227
УДК 82-31 ББК 84(2=411.2)6
ПОВЕСТЬ К.И. ЧУКОВСКОГО «СОЛНЕЧНАЯ» В ЧИТАТЕЛЬСКОМ ВОСПРИЯТИИ СОВРЕМЕННИКОВ
I М.Р. Тазетдинова
Аннотация. Стихи и сказки К.И. Чуковского по сей день остаются в числе самых востребованных в круге детского чтения, в то время как его прозаические произведения почти забыты. Однако при жизни автора его повести пользовались не меньшей популярностью. В статье прослежена история создания наименее изученной повести Чуковского, написанной им в период вынужденной смены творческого метода. Рассмотрена посвященная повести критика современников. Средствами историко-биографического метода выявлена связь повести с авторской биографией. Текст повести проанализирован с позиции рецептивной эстетики, в аспекте авторской интенции и читательского восприятия. В статье выдвинута гипотеза о совмещении эстетических норм в повести, позволяющая объяснить ее деактуализацию в последующем читательско-издательском процессе.
Ключевые слова: К.И. Чуковский, русская литература 1920-1930-х гг., детская литература, повесть, рецептивная эстетика, читательское восприятие, образ читателя.
485
K. CHUKOVSKY'S STORY "SOLNECHNAYA" IN CONTEMPORARY READERS' PERCEPTION
I M.R. Tazetdinova
Abstract. Poems and fairy-tales written by K. Chukovsky still remain among the most popular children's books in Russia. However, his works of prose for children, being very popular in his own lifetime, are almost disregarded nowadays. The article is dedicated to the readers' perception of Chukovsky's little-known short novel "Solnechnaya", which was written in the period of enforced change in the author's method of work. The article traces the origins of the above mentioned short novel with the means of method of reader-response criticism. Means of historic and biographic method help to reveal connection of the story with the author's biography. The text of the story is analysed from the position of receptive aesthetics, in
the aspect of author's intension and reader's perception. The article sets out the hypothesis of combination of aesthetic norms in the story, allowing to explain its de-actualization in the subsequent reader and publishing process.
Keywords: K.I. Chukovsky, Russian literature of 1920-1930s, children's literature, short novel, receptive aesthetics, reader's perception, image of reader.
486
Повесть «Солнечная», написанная К.И. Чуковским в 1932 г., в период вынужденной смены творческого направления, имела успех сразу после выхода в свет и некоторое время издавалась чаще, чем его сказки. Однако сейчас она оказалась вне круга активного детского чтения, несмотря на наличие переиздания1.
С позиции рецептивной эстетики такая перемена в судьбе одного художественного произведения объясняется сменой «горизонта ожиданий»2 читателей разных эпох. По Х.Р. Яус-су, читателям каждой эпохи, в целом, свойствен некий общий горизонт ожиданий, широта которого изменяется вместе со сменой ведущей эстетической нормы, и некогда популярное произведение со временем начинает восприниматься как устаревшее, само по себе оставаясь неизменным. «В том, какими средствами литературное произведение в конкретный исторический момент своего появления оправдывает, превосходит, обманывает или опровергает ожидания своей первой публики, за-
ключается критерии для определения его эстетической ценности» [1, с. 62]. В свою очередь, автор, создавая произведение, неизбежно ориентируется на восприятие предполагаемого, воображаемого читателя. В свете этих идей правомерно поставить вопрос: какие факторы в создании «Солнечной» и ее поэтике повлияли на столь резкий подъем читательского внимания и его последующее продолжительное отсутствие?
Отметим, что с 1920-х гг. в отечественном литературоведении стали рассматривать воображаемого читателя как самостоятельную категорию, влияющую на содержание и стиль произведения. Ю.Н. Тынянов, А.И. Белецкий, Ю.И. Айхенвальд, М.М. Бахтин, обратившиеся к изучению взаимодействия человека с книгой, предвосхитили формирование современной рецептивной эстетики [2]. Однако еще в 1903 г. культуролог, библиограф и популяризатор науки Н.А. Рубакин (1862-1946) предложил рассматривать слово, фразу, книгу, литературу в целом как «ре-
1 Серебряный герб. Солнечная: повести: [для среднего школьного возраста] / К.И. Чуковский; [ил. Н. Цейтлина, Т. Мавриной]. - М.: Эксмо, 2011. - 413, [1] с. Заметим также, что повесть не вошла в новейшее собрание сочинений: Собрание сочинений: в 15 т. / Корней Чуковский; [сост. и коммент. Е. Чуковская]. - М.: ТЕРРА-Кн. клуб, 2001-2009.
2 Центральный в рецептивной эстетике термин «горизонт ожиданий» был предложен Х.Р. Яуссом для обозначения комплекса эстетических, социально-политических, психологических и прочих представлений, определяющих отношение автора к обществу, а также отношение читателя к произведению.
актив», средство воздействия на читателя. Он ввел в оборот термин «библиопсихология» и стал основоположником одноименной отрасли науки, изучающей психологию книжного дела по внешним проявлениям реакции читателей. Эмигрировав в 1907 г. в Швейцарию, Рубакин создал Международный институт библио-психологии, где выступил с развернутой программой новой науки, суть которой — в изучении триады «читатель — книга — автор» в ее единстве и взаимодействии, при ведущей роли читательского восприятия [3, с. 144]. В тот же период Чуковский, чья критическая мысль, так или иначе, всегда была обусловлена вниманием к новейшим тенденциям в филологии, начинал постепенно разрабатывать собственную теорию. В статье «Матерям о детских журналах» (1911) он призывал писателей и воспитателей прислушиваться к ребенку, главному «заказчику» детской книги.
Рубакин высоко оценил многолетнюю работу Чуковского в области детской литературы и особенно его стихи для детей. В 1929 г., реагируя на острую борьбу вокруг детской книги, он прислал Чуковскому письмо на официальном бланке Швейцарского Международного института библиопсихологии, в котором писал: «Давно хотел я... выразить наше искреннее восхищение Вашими детскими книгами, в основе которых Вы положили принцип чисто библио-психологический. Что писать — это вопрос общечеловеческий, но как писать, — это вопрос и психологии того, для кого книжка предназначается. Вот этот принцип Вы и стали проводить в детской литературе чуть ли не раньше всех других детских писа-
телей» (16 марта 1929 г.) [4, с. 409410]. В свою очередь, Чуковский, который с детства привык, по собственным словам, «чтить и читать» книги Рубакина, с восторгом воспринял его идеи: «Вы дали такую меткую формулировку того, что я давно уже чувствую — и для чего не нахожу никаких сколько-нибудь выразительных терминов... Нельзя писать книги без адреса; это то же, что письма без адреса: не дойдут» (23 апреля 1929 г.) [5, с. 162].
Данный эпизод из переписки пришелся на трудный период в жизни Чуковского, когда профессионально-творческие проблемы совпали с семейной бедой. Нападки на «чуковщину» все больше ужесточались и уже граничили с травлей [6, с. 56]. «Мои книги, по многим причинам, почти не находят себе издателей, — жалуется Чуковский Рубаки-ну в декабре того же года, — и потому библиологическая психология мне только вредна: для меня дело не в том, чтобы дойти до читателя, а в том, чтобы дойти до издателя. А это, .„-, как Вам известно, совсем другая наука» [5, с. 178]. В том же месяце, в ходе разгоревшейся в печати борьбы «за действительно советскую детскую книгу», он опубликовал в «Литературной газете» заявление, в котором признал несвоевременность своих сказок, дал обещание изменить творческие планы и создать сборник под названием «Детская колхозия» [7].
Судя по дневникам, Чуковский начал собирать материал для сборника, однако «Детская колхозия» так и не была написана, а вместо нее в 1932 г. появилась повесть «Солнечная» — о детях-пациентах туберкулезного санатория. Повесть, отчасти
488
автобиографическая, связана с семейной трагедией. Зимой 1929 года тяжело заболела младшая дочь Мурочка (1920-1931). По совету Ю.Н. Тынянова, семья обратилась в противотуберкулезный санаторий им. А.А. Боброва в Алупке, который возглавлял известный врач П.В. Изергин (18701936). Чуковский с женой Марией Борисовной провели с дочерью в санатории с сентября 1930 г. до ее смерти в ноябре 1931 г. Санаторий и стал прообразом художественного мира «Солнечной»3.
«Солнечная» стала первым крупным прозаическим произведением К.И. Чуковского для детей. Сразу после первой публикации в журнале «Пионер» в 1932 г. она нашла поддержку у критиков, а впоследствии выдержала пять переизданий с 1933 по 1939 годы. Рецензенты отзывались о «Солнечной» в самых лестных выражениях. В бюллетени Критико-библиографического института «Детская и юношеская литература» отмечалось, что повесть стала «серьезным вкладом в советскую детскую литературу» [8]. Газета «За коммунистическое просвещение» - центральный
орган Наркомпроса — также обратила внимание на новую повесть: критик К. Моторный подчеркивал разницу между новой повестью и прежними вещами автора и утверждал, что в повести он выполнил последнюю из своих «Заповедей для детских поэтов»: «постепенно нарушать многие из вышеизложенных заповедей» [9]. Журнал «Детская литература» поддержал наркомпросовскую оценку: в обзорной статье «Сказки Чуковского» критик О. Селиванова отмечала, что «между урапатриоти-ческим "Крокодилом" и "Солнечной" — дистанция огромного размера» [10]. В 1935 г. в «Правде» появилась рецензия видного публициста и общественного деятеля Д.И. Заславского «Детская книга для взрослых», ставшая решающей в этом ряду критических статей. Автор рецензии утверждал, что «среди детских книг Чуковского "Солнечная" занимает совсем особое место... книгу "Солнечная" читают и малыши, и подростки с одинаково захватывающим интересом», — и рекомендует книгу к прочтению взрослым, в первую очередь педагогам [11]. Отмечая недостатки
3 В современной прессе неоднократно высказывалось мнение, что Изергин был прототипом заглавного персонажа сказки «Доктор Айболит», хотя впервые этот персонаж появился раньше самой сказки, в переводе-пересказе повести Хью Лофтинга: Гью Лофтинг. Доктор Айболит. Для маленьких детей. Пересказал К. Чуковский. Государственное издательство, Ленинград, 1925 г Чуковский сопроводил перевод посвящением: «милому доктору Конухесу, целителю моих чуковят», - имея в виду детского врача Г.Б. Конухеса, который помогал семье Чуковских в начале 1920-х годов. В «Солнечной» также фигурирует образ «доброго доктора» Барабана Барабаныча, прототипом которого и мог быть Изергин, но он играет в повести скорее эпизодическую роль. См. о прототипе доктора Айболита: Дремова Н. У Чуковского с Крымом были связаны горькие воспоминания // Первая крымская информационно-аналитическая газета. 12 апреля 2007. № 169 [Электронный ресурс]. -Интернет-портал: К.И. Чуковский, Л.К. Чуковская. - URL: http://www.chukfamily.ru/Kornei/ Biblio/Dremova.htm; Ларинский Н.Е. «И счастливая была...» [Интернет-портал: Портал учреждений здравоохранения Российской Федерации]. - URL: http://uzrf.ru/publications/ publicistika/Nikolay_Larmskiy_i-schasÜivaya-byla/
сказок и стихов Чуковского («недостаточно разнообразная тематика», «кукольность, слащавый привкус»), Заславский признает, что «это во всяком случае замечательный мастер детской литературы, недостаточно еще оцененный нашей критикой». Мнения всех критиков сходились на том, что адресация повести выходит за пределы означенного в подзаголовке «среднего возраста», а также в том, что это — подлинно реалистическое произведение.
Действительно, форма, в которой написана «Солнечная», знаменует полную смену творческого направления. Прежде всего, повесть отличает реальная основа: многие персонажи и основные эпизоды восходят к дневниковым записям, в которых Чуковский фиксировал свои наблюдения за пациентами Бобровки. Однако повесть далека от документализма: в изображении и отборе событий автор во многом отступил от биографической правды, преобразовав и домыслив мир санатория.
В то же время повесть не противоречит творческим принципам Чуковского, выраженным в «Заповедях для детских поэтов». Автор начал писать повесть в первую очередь для дочери, поэтому в начале работы преобладала индивидуальная адресация: Мурочка была первым реальным читателем «Солнечной». Особым характером адресации больному ребенку может объясняться «фальшивый, приподнятый» тон, отмеченный самим автором на одном из этапов работы [12, с. 71]. Сюжет укладывается в схему, характерную для всех стихотворных сказок Чуковского: «неожиданная опасность — короткая борьба — победа маленького
героя — всеобщий праздник и прощение виновных» [13, с. 236; 14, с. 314]. В текст включены элементы, характерные для эпической поэзии Чуковского: движение сюжета за счет динамичной смены эпизодов, звуковая и ритмическая организации текста, стихотворные вставки, стилизованные под детское творчество, а также использование приема комического зооморфизма в описании персонажей. В подзаголовке повести заявлена адресация: «для среднего школьного возраста», то есть ее основные адресаты — ровесники Мурочки и главного героя, одиннадцатилетнего мальчика. Повествование ведется с позиции ребенка, но не от первого лица, а средствами несобственно-прямой речи, последовательно раскрывается точка зрения ребенка, воспринимающего события остраненно. Все эти приемы актуализируют имплицитного читателя-ребенка, а кроме того, позволяют автору сгладить тяжелую тему больничного детства.
Если Мурочка была первой читательницей и основным адресатом повести, то главным заказчиком выступал все же чиновник. Незадолго до первой публикации Чуковский вынес «Солнечную» на суд публики: 8 марта 1932 г. он читал повесть перед слушателями в Московском театре детской книги. Театр был создан при ОГИЗе по распоряжению председателя правления Госиздата и ОГИЗа А.Б. Халатова, бывшего на тот момент одной из самых влиятельных фигур в издательском мире. С 1927 по 1932 гг. он играл «ключевую роль в создании системы политической цензуры, резко сократил выпуск художественной литературы и расширил выпуск учебных и аги-
489
490
тационно-пропагандистских изданий» [15, с. 174]. Театр, к названию которого позже присоединилось его имя, служил каналом реализации книжек агитационно-пропагандистского содержания и был своего рода «кукольным королевством Халатова» [там же, с. 176].
По-видимому, именно от Халато-ва исходило предложение об отречении от сказок, хотя Чуковский, повествуя на склоне лет в дневнике об этом эпизоде, упоминает заведующего отделом детской и юношеской литературы Госиздата РСФСР Д.М. Ха-нина [16, с. 535]. Во всяком случае, именно Халатов опубликовал заявление Чуковского в тексте своей статьи «К спорам о детской литературе» [7], и с тех пор явно покровительствовал Чуковскому. В то время, когда семья Чуковского бедствовала, жертвуя всем ради умиравшей дочери, только переговоры писателя с Халатовым о переиздании сказок давали надежду на материальные средства [5, с. 214, 218]. Госиздат держал Чуковского под контролем, ожидая обещанной книги о колхозах. Ситуацию прокомментировал в своем дневнике главный редактор журнала «Новый мир» В.П. Полонский: «Чуковский, когда его детские вещи оказались под запретом, решил иммунизировать себя от нападок. Он мне говорил, что заведующий в Ленгизе так-таки ему и заявил: "Когда будут обещанные колхозные вещи?" Но колхозных вещей он писать не может. Он ограничился лишь очерком "Бобровка на Саре" — о детском санатории туберкулезном в Крыму. Статья вышла. Но он и здесь рассчитал понапрасну. Ее недостаточно» [17, с. 138]. «Солнечная», которая сюжетно и идейно продолжа-
ла очерк, должна была послужить для автора подтверждением благонадежности, поэтому на втором этапе работы над повестью, уже после смерти Мурочки, ему приходилось ориентироваться не только и не столько на детскую аудиторию, сколько на аудиторию официальных лиц, в первую очередь — председателя Госиздата.
Для Чуковского читка в театре Халатова была в первую очередь возможностью представить «Солнечную» издателям. Аудитория состояла в основном из критиков, членов РАПП, Библиографического отдела, а также детей. Большая часть впечатлений Чуковского, подробно описанных в дневнике, посвящена реакции детей: «Главное, смущала меня ребячья аудитория: прямо против меня сидело человек 12 каких-то 13-летних ребят — зеленолицых — и угрюмо безмолвствовало. Когда я кончил читать... ребята ушли в другую комнату как присяжные — и их староста через несколько минут сказал от их лица: "вещь отличная, интересная, лица как живые, жаль, что нету ничего о Фезеу"». Реакции взрослых Чуковский уделил меньше внимания: «Другие тоже похвалили. Но вообще о моих прежних писаниях все осведомлены очень плохо. Словом, все вышло не так, как могло бы выйти» [16, с. 461]. Значит, представляя повесть на первый суд, Чуковский уже составил себе представление о том, «как могло бы выйти», и мрачные лица детей и сдержанные похвалы взрослых его разочаровали: от своего воображаемого читателя он ожидал совсем иной реакции.
Повествование в «Солнечной» ведется от третьего лица, но автор обращается непосредственно к читате-
лю дважды в сильных местах текста: в финале второй части и в финальной фразе всего произведения. Впервые авторское «я» возникает в переломный момент сюжета: «Если бы я выдумывал из головы эту повесть, я, может быть, сочинил бы, что Буба сразу, в течение нескольких дней, сделался из отъявленного хулигана комсомольцем. Но я пишу чистую правду и должен сказать, что еще много он доставил хлопот» [18, № 13-14, с. 10]. Авторский голос завершает повествование: «Пусть солнечные подольше поживут и поработают в нем [ФЗУ — М.Т.], и тогда я напишу новую книжку, где расскажу об их дальнейших приключениях» [18, № 15-16, с. 11]. Автор непосредственно обращается к читателю в одном случае, чтобы оправдать включение в сюжет конфликта и подчеркнуть реалистичность произведения («я пишу чистую правду»), в другом случае — чтобы настроить читателей на ожидание продолжения. Последнее обращение сразу восприняли первые слушатели-подростки, и по их реакции: «жаль, что нету ничего о Фезеу», — видно, что у них возникло закономерное желание читать дальше. Отметим, что и Заславский в заключение рецензии также не оставляет без внимания авторский намек на продолжение: «Не только дети, но и взрослые, прочитавшие "Солнечную", будут ожидать этой новой книжки Чуковского» [11]. Однако ни в одной из авторских апелляций нет прямого обращения к адресату, не указан его возраст, что позволяет предположить двойную адресацию, в большей мере ориентированную все же на взрослых.
Реакция критики на появление повести в печати демонстрирует пол-
ное совпадение имплицитного читателя-взрослого с реальным читателем. Горизонт ожиданий читателя-критика в тот период был ограничен основными требованиями к детской книге, которые перечислены практически по пунктам в статье «Детская книга в реконструктивный период», написанной по следам заседания коллегии ГУСа и специальной Комиссии по детской книге [19].
Обязательными для всякого произведения были названы «эмоции бодрости», «элементы преодоления, борьбы», «радостное восприятие трудовых социальных процессов» [там же]. На этих элементах построен комический пафос «Солнечной». Мотив борьбы развит в ней тем более, что герои-дети в самом деле борются с болезнью, преодолевать которую им, в свою очередь, помогает стремление к общей «социалистической борьбе». Иначе говоря, навязанный заказом ведущий мотив писатель продублировал в плане собственно-авторского творчества. Одна из главных сюжетных линий повести — противостояние личности и коллектива, которое завершается благополучным включением личности в коллектив.
Главным критерием в статье «Детская книга в реконструктивный период» была названа «четкость социального подхода», и ему «Солнечная» также полностью соответствует. В прямой речи взрослых персонажей и в их назидательных диалогах с детьми акцентируется социальная направленность содержания повести. Неоднократно подчеркнуты темы труда и производства, включены современные реалии, изображены актуальные социальные типы (например, сын рабочего или беспри-
491
зорник): все эти маркеры адресованы имплицитному читателю-взрослому, и более конкретно — критику, цензору, издателю, которые подходили к повести с арсеналом официальных критериев.
Реализация ожиданий взрослых читателей-экспертов не только принесла успех Чуковскому, но и облегчила впоследствии реабилитацию его детских сказок. Вскоре после журнальной публикации «Солнечной» Чуковский с удивлением отмечал в дневнике: «Теперь наступила либеральная эра. Отношение ко мне в "Молодой гвардии" самое нежное: "Теперь-то мы будем вас издавать! Теперь-то дадим ваши книги ребятам!"» [16, с. 492]. В 1934 г.: «.действительно дана откуда-то свыше инструкция любить мои детские стихи» [там же, с. 541]. В 1935 г.: «Любопытно: после того как Заславский поместил в "Правде" фельетон о моей "Солнечной", — Семашко4 вместо "многоуважаемый" стал писать мне "дорогой" — и сообщил, что сверх плана они печатают "Лимпопо" и 492 "Котауси и Мауси"» [там же, с. 569]. Примечательно, что до тех пор, пока Чуковский учитывал исключительно эстетические ожидания детского читателя (в сказках), его произведения попадали под цензурный надзор. Сознательно скорректировав направление творчества с учетом ожиданий официальных экспертов, Чуковский справился с проблемой «как дойти до издателя». Смоделировав образ идеального читателя таким, как его хотели видеть критики, Чуковский создал повесть, соответствующую их
ожиданиям, и через них получил доступ к массовому читателю.
По предположению автора данной статьи, «Солнечная» — своего рода литературная манипуляция. Цель в данном случае — убедительно воздействовать на официальную критику при помощи средств, предоставленных самой критикой. Успех повести при ее появлении объясняется почти полным отсутствием эстетической дистанции между произведением и горизонтом ожидания читателей. Подобные произведения позволяют реконструировать горизонты ожидания, свойственные читателям определенной эпохи, в данном случае: периода, в который формировались принципы новой эстетической нормы, синтезирующей потребности публики и требования власти. Неактуальность «Солнечной» в современном детском чтении объясняется неактуальностью советской эстетической нормы в современной литературе. Однако элементы, несущие идеологическую и социальную нагрузку, адресованы в основном взрослому читателю, в то время как имплицитный читатель-ребенок может быть по-прежнему актуализирован реальным современным читателем.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Яусс, Х.-Р. История литературы как провокация литературоведения [Текст] / Х.-Р. Яусс // Новое литературное обозрение. - 1995. - № 12. - С. 34-84.
2. Чернец, Л.В. Читатель [Текст] / Л.В. Чернец // Литературная энциклопедия терминов и понятий. - М.: Интелвак, 2001.
4 Н.А. Семашко (1874-1949) - нарком здравоохранения, член Президиума ВЦИК, председатель Деткомиссии.
3. Мосунова, Л.А. Исторические и теоретические предпосылки психологии чтения [Текст] / Л.А. Мосунова // Вестник Вятского государственного гуманитарного университета. - 2013. - № 4-1. - С. 142-146.
4. Н.А. Рубакин - К.И. Чуковскому [Текст] // Воспоминания о Корнее Чуковском. - М.: Никея, 2012. - С. 409-411.
5. Чуковский, К.И. Собрание сочинений: в 15 т. [Текст] / Корней Чуковский; сост. и коммент. Е. Чуковская. Т. 15. - М.: ТЕРРА
- Книжный клуб, 2009. - 798 с.
6. Чуковская, Е.Ц. Борьба за сказку [Текст] / Е.Ц. Чуковская // Чуковская Е.Ц. «Чукок-кала» и около. - М.: Русскш Мгръ, 2014.
- С. 56-59.
7. Халатов, А.Б. К спорам о детской литературе [Текст] / А.Б. Халатов // Литературная газета. Орган Федерации Объединения Советских писателей. - 1929. -№ 37. 30 декабря . - С. 2.
8. Грин, С. Солнечная [Текст] / С. Грин, К. Чуковский // Детская и юношеская литература. - 1933. - № 4. - С. 4.
9. Моторный, К. Вклад в фонд детской литературы [Текст] / К. Моторный // За коммунистическое просвещение. Орган Нар-компроссов союзных республик и Центральных комитетов профсоюзов работников начальной и средней школы РСФСР. 1933. № 69 [Электронный ресурс]. - URL: http://www.chukfamily.ru/ Kornei/Biblio/motorniy.htm (дата обращения: 10.01.2017).
10. Селиванова, О. Сказки Корнея Чуковского [Текст] / О. Селиванова // Детская литература. Орган ЦК ВЛКСМ. - 1935. - № 3.
- С. 19.
11. Заславский, Д.И. Детская книга для взрослых [Текст] / Д.И. Заславский // Правда. Орган Центрального Комитета и МК ВКП(б).
- 1935. - 25 апреля. - № 114. - С. 4.
12. Маслинская, С. Корней Чуковский (18821969) [Текст] / С. Маслинская // Детские чтения. «Кабинетный ученый». - 2012. -№ 2. - С. 58-76.
13. Петровский, М. Книга о Корнее Чуковском [Текст] / М. Петровский. - М.: Советский писатель, 1966. - 416 с.
14. Hellman, Ben. Fairy Tales and True Stories. The History of Russian Literature for
Children and Young People (1574-2010). -Leiden: Brill, 2013. - 588 с.
15. Арзамасцева, И.Н. «Чудовище, сбрей свою бороду»: Карабас Барабас в сказке
A.Н. Толстого и в жизни [Текст] / И.Н. Арзамасцева // «Гуляй там, где все»: История советского детства: опыт и перспективы исследования: [Сб. ст. Т. 4]. -М.: РГГУ, 2013. - С. 166-182.
16. Чуковский, К.И. Дневник. В 3 т. [Текст] / Корней Чуковский; сост., подгот. текста, коммент. Е. Чуковской, предисл. В. Каверина. - Т. 2. - М.: ПРОЗАиК, 2011. - 654 с.
17. Полонский, В.П. «Моя борьба на литературном фронте». Дневник. Май 1920 - январь 1932 [Текст] / В.П. Полонский; подг. текста, публ. и коммент. С.В. Шумихина // Новый Мир. - 2008. - № 3 [Электронный ресурс]. - URL: http://magazines.russ.ru/ novyi_mi/2008/3/po12.html (дата обращения: 10.01.2017).
18. Чуковский, К.И. Солнечная [Текст] / К.И. Чуковский // Еж. - 1932. - №№ 7-16.
19. Болотин, С. Детская книга в реконструктивный период [Текст] / С. Болотин,
B. Смирнова // Литературная газета. Орган Федерации Объединения Советских писателей. - 1929. - № 35. - С. 1.
REFERENCES
1. Arzamasceva I.N., "Chudovishhe, sbrej svo-
ju borodu": Karabas Barabas v skazke 493 A.N. Tolstogo i v zhizni", "Guljaj tam, gde vse ": Istorija sovetskogo detstva: opyt i per-spektivy issledovanija, Sbornik statei, Vol. 4, Moscow, 2013, pp. 166-182. (in Russian)
2. Bolotin S., Smirnova V., Detskaja kniga v rekonstruktivnyj period, Literaturnaja gazeta, Organ Federacii Obedinenija Sovetskih pisatelej, 1929, No. 35, p. 1. (in Russian)
3. Chernec L.V., Chitatel, In: Literaturnaja jenciklopedija terminov i ponjatij, Moscow, Intelvak, 2001, p. 1205. (in Russian)
4. Chukovskaja E.C., Borba za skazku, In: Chukovskaja E.C. "Chukokkala" i okolo, Moscow, Izdatelstvo "Russkij Mir", 2014, pp. 56-59. (in Russian)
5. Chukovskij K.I., Dnevnik, v 3 vols., sostavle-nie, podgotovka teksta, kommentarii E. Chuk-ovskoj, predislovie V Kaverina, Vol. 2, Moscow, PROZAiK, 2011, 654 p. (in Russian)
6. Chukovskij K.I., Sobranie sochinenij: v 15 vols., sostalenie i kommentarii E. Chukovs-kaja, Vol. 15, Moscow, TERRA-Knizhnyj klub, 2009, 798 p. (in Russian)
7. Chukovskij K.I., Solnechnaja, Ezh, Leningrad, Gosudarstvennoe izdatelstvo, No. 7-16, 1932. (in Russian)
8. Grin S., Chukovskij K., Solnechnaja, Dets-kaja i junosheskaja literature, Moscow, Kri-tiko-bibliograficheskij institut, 1933, No. 4, p. 4. (in Russian)
9. Halatov A.B., K sporam o detskoj literature, Literaturnaja gazeta, Organ Federacii Obed-inenija Sovetskih pisatelej, 1929, No. 37, 30 dekabrja g., p. 2. (in Russian)
10. Hellman Ben, Fairy Tales and True Stories. The History of Russian Literature for Children and Young People (1574-2010), Leiden, Brill, 2013, 588 p.
11. Jauss H.-R., Istorija literatury kak provokacija literaturovedenija, Novoe literaturnoe oboz-renie, 1995, No. 12, pp. 34-84. (in Russian)
12. Maslinskaja S., Kornej Chukovskij (18821969), Detskie chtenija, Kabinetnyj uchenyj, 2012, No. 2, pp. 58-76.
13. Mosunova L.A., Istoricheskie i teoreticheskie predposylki psihologii chtenija, Vestnik Vjatsko-go gosudarstvennogo gumanitarnogo universi-teta, No. 4-1, 2013, pp. 142-146. (in Russian)
14. Motomyj K., Vklad v fond detskoj literatury, Za kommunisticheskoe prosveshhenie, Organ Narkomprossov sojuznyh respublik i Cen-tralnyh komitetov profsojuzov rabotnikov nachalnoj i srednej shkoly RSFSR, 1933, No. 69, available at: http://www.chukfamily. ru/Kornei/Biblio/motorniy.htm (accessed: 10.01.2017). (in Russian)
15. N.A. Rubakin - K.I. Chukovskomu, In: Vospominanija o Kornee Chukovskom, Moscow, Nikeja, 2012, pp. 409-411. (in Russian)
16. Petrovskij M., Kniga o Kornee Chukovskom, Moscow, Sovetskij pisatel, 1966, 416 p. (in Russian)
17. Polonskij V.P., "Moja borba na literaturnom fronte", Dnevnik, Maj 1920 - janvar 1932, Podgotovka teksta, publikacija i kommentarii S.V. Shumihina, Novyj Mir, 2008, No. 3, available at: http://magazines.russ. ru/novyi_mi/2008/3/po12.html (accessed: 10.01.2017). (in Russian)
18. Selivanova O., Skazki Korneja Chukovsko-go, Detskaja literatura, Organ CK VLKSM, 1935, No. 3, p. 19. (in Russian)
19. Zaslavskij D.I., Detskaja kniga dlja vzros-lyh, Pravda, Organ Centralnogo Komiteta i MK VKP(b), 25 aprelja 1935, No. 114, p. 4. (in Russian)
yinyi Тазетдинова Мадина Равилевна, аспирантка, кафедра русской литературы, Институт фило-494 логии и иностранных языков, Московский педагогический государственный университет, [email protected]
Tazetdinova M.R., Post-Graduate Student, Russian literature Department, Institute of Philology and Foreign Languages, Moscow State University of Education, [email protected]
