CC BY
354
М. Б. Низовцева
ПОВЕСТЬ А. С. ПУШКИНА «МЕТЕЛЬ» И БАЛЛАДА В. А. ЖУКОВСКОГО «СВЕТЛАНА» (проблема предметного мира в реалистическом и романтическом текстах)
Работа представлена кафедрой литературы Череповецкого государственного университета.
Научный руководитель - доктор филологических наук, профессор Р. М. Лазарчук
В статье ставится актуальная проблема современного литературоведения - предметный мир художественного произведения. Анализируется веще-сфера повести А. С. Пушкина и баллады В. А. Жуковского, рассматриваются ключевые предметные образы: сани и храм (церковь). Делается вывод о сложных диалогических отношениях, в которые вступают произведения на предметном уровне.
Ключевые слова: предметный мир, формальный тезаурус, баллада, повесть, диалог.
M. Nizovtseva
THE NARRATIVE STORY "THE SNOWSTORM" BY A. S. PUSHKIN AND THE BALLAD "SVETLANA" BY V. A. ZHUKOVSKY (the problem of the object world in realistic and romantic texts)
The article covers the topical problem of modern literary studies: an object world of a literary piece. The material sphere in A. S. Pushkin's narrative story and V. A. Zhukovsky's ballad is analysed, the key images - a sledge and a church - are considered. The conclusion about the complex dialogical relations between the literary pieces at the object level is drawn.
Key words: object world, formal thesaurus, ballad, narrative story, dialogue.
А. П. Чудаков сформулировал важное теоретическое положение, согласно которому романтизму и реализму присущи разные художественные принципы освоения действительности [16, с. 16], а значит, и разные принципы отбора и изображения мира предметов.
Исследователи неоднократно обращались к изучению роли эпиграфа пушкинской повести, при этом в центре внимания оказывались сюжетные параллели произведений [1, с. 565; 11, с 75, 76; 3, с. 93; 17, с. 206], «механизмы» взаимодействия текстов [4, с. 109; 7, с. 138-140; 8, с. 17]. На предметном уровне произведения не рассматривались.
В статье проводится сопоставительный анализ предметного мира повести «Метель» (1830) и баллады «Светлана» (1812): уста-
навливается «список» предметов, выявляются способы изображения и функции предметных образов в реалистическом и романтическом текстах.
Путем составления частотного словаря, построенного по принципу формального тезауруса [2, с. 275], определяется перечень предметов. Тезаурус повести включает 54 единицы (97 словоупотреблений), тезаурус баллады - 38 единиц (84 словоупотребления). В обоих произведениях число словоупотреблений в 2 раза превосходит число слов с предметным значением. При исследовании предметного мира наряду с количественными данными учитываются состав предметов и их рубрикация.
В тезаурусах произведений совпадают 4 рубрики, однако характер их вещного на-
полнения различен. Так, рубрика «Дом и интерьер» тезауруса баллады имеет подрубри-ку, отсутствующую в тезаурусе повести, -«Святые предметы». Это обусловлено тем, что балладному миру присуще свое видение окружающей действительности, в нем сосуществуют реально-бытовое и фантастическое начала. По-разному в тезаурусах произведений представлен разряд «Похоронные принадлежности»: в повести - 1 словоупотребление, в балладе - 6. Предметный слой двух рубрик повести плотнее: «Костюм» в тезаурусе повести - 13 словоупотреблений, в тезаурусе баллады - 8; «Средства передвижения» - 12 и 7. Помимо названных разрядов тезаурус повести содержит еще 4 рубрики: «Письменные принадлежности и изделия из бумаги», «Предметы искусства», «Деньги», «Другое».
Самое обширное «семантическое гнездо» (термин М. Л. Гаспарова) тезауруса баллады и повести - «Дом и интерьер»: 63 и 52 словоупотреблений соответственно. В «Светлане» и «Метели» предметы, входящие в эту группу, в частности отнесенные к классу «Наименование помещения», имеют значение пространственных координат и изображают место действия. Однако в балладе преобладают неопределенно-общие обозначения мест: обитель (2 словоупотребления), хижинка (2), уголок (3). В пушкинской повести доминируют конкретные наименования, например обозначения помещений усадебного дома по их назначению: гостиная (3), комната (4).
Балладное действие сконцентрировано на небольшом пространственно-временном отрезке: события начинаются вечером и заканчиваются утром следующего дня в светлице. Основная часть баллады представляет собой сон героини. «Светлана», таким образом, имеет кольцевую композицию. В балладе даны циклические временные координаты: время суток и время года. Для сюжетного развития важна временная приуроченность события баллады - Святки, продолжавшиеся от Рождества Христова (25 декабря) до Крещения (6 января).
В отличие от романтической баллады в экспозиции реалистической повести прямо
сообщаются пространственные и временные характеристики. Действие «Метели» локализовано в исторически-конкретном времени и сосредоточено в русской провинциальной усадьбе. Временные рамки повести расширяются, охватывая несколько лет (с 1812 по 1815 г.).
Специфика вещесферы художественного произведения определяется не только количеством словоупотреблений, но и повторяемостью лексической единицы. В «Светлане» высокочастотным словом является «зеркало» (встречается 7 раз). Художественная весомость зеркала подчеркивается с помощью такого широко распространенного в фольклоре приема, как повтор: «И на том столе стоит / Зеркало (курсив здесь и далее мой. - М. Н.) с свечою»; «Вот красавица одна; / К зеркалу садится; / С тайной робостью она / В зеркало глядится; / Темно в зеркале; кругом / Мертвое молчанье...» [5, с. 32, 33]. С помощью зеркала и ряда «гадательных» предметов (башмачок, воск, чаша, перстень, серьги, плат, пелена, прибор, свечка) воссоздается свойственный балладе Жуковского национальный колорит. В ритуале гадания актуализируется символическая семантика названных предметов. Так, зеркало не только и не столько предмет повседневного обихода, сколько «символ "удвоения" действительности, граница между посюсторонним и потусторонним» [6, с. 185]. Зеркало является воплощением принципа романтического двоемирия, служит своего рода дверью в потусторонний мир: оно «как бы соединяет сон и явь, здесь и там» [18, с. 98]. Этот второй ирреальный мир реализуется через характерный мотив романтизма - сновидение, состояние противоположное яви. Так возникает центральная семантическая оппозиция: явь -сон. Следовательно, конкретный предметный образ - зеркало - участвует в создании такой композиционной единицы, как сон.
Балладный сюжет строится на событии встречи между двумя мирами - «здешним», земным и «иным», «потусторонним» [10, с. 122]. Каждый из них - мир яви и мир сна -характеризуется своим вещным наполнением. В реальности героиню окружает бытовая
утварь. Во сне ее «спутниками» становятся икона и крест. Кульминационный момент сюжетного развития баллады связан с действием святых предметов, которые наделены функцией волшебных предметов (ср.: в сказке ковер-самолет, сапоги-скороходы, скатерть-самобранка и т. п.): в христианстве «крест воспринимался как символ... торжества (поскольку являлся знаком победы над смертью, залогом будущего воскресения)» [14, с. 193].
Ключевыми предметными образами повести и баллады являются сани и храм (церковь). Не случайно в эпиграфе к повести Пушкин отсылает читателя к тому эпизоду баллады, в котором изображается ночная поездка Светланы с женихом. В обоих произведениях совпадают средства передвижения -сани, повозка на полозьях для транспортировки груза и перевозки пассажиров. Действие произведений разворачивается зимой, поэтому выбор средства передвижения закономерен.
В балладе сани упоминаются 5 раз, из них 4 раза при изображении поездки Светланы с женихом во сне. Являясь смысловым центром в художественной структуре баллады, сон изображается по законам романтической поэтики «ужасного»: сани неожиданно появляются и неожиданно исчезают: «У ворот их санки ждут; / С нетерпенья кони рвут / Повода шелковы»; «Сели. кони с места враз. <. > / От копыт их поднялась / Вьюга над санями»; «Черный вран, свистя крылом, / Вьется над санями»; «Вот примчалися... и вмиг / Из очей пропали: / Кони, сани и жених» [5, с. 34, 35]. Фрагментарность баллады проявляется во внимании к наиболее напряженным моментам сюжетного действия, поэтому поездка героини занимает центральное место в изображении сна Светланы. Внимание к средству передвижения передано через повтор. Кроме того, в контексте святочного сна сани приобретают семантику символа замужества. Жуковский изображает сани в народнопоэтическом ключе: называет типичный песенный образ и использует инверсированный порядок слов - «повода шелковы».
Сани фигурируют не только во сне, но и в реальном мире, наутро после пробуждения героини: «Чу!.. в дали пустой гремит / Колокольчик звонкий; / На дороге снежный прах; / Мчат, как будто на крылах, / Санки кони рьяны» [5, с. 37, 38]. Так, сани оказываются включены в событийный ряд баллады.
Следует отметить, что в тексте «Светланы» встречаются две словоформы: «сани» (3) и «санки» (2). Слова с уменьшительно-ласкательным суффиксом -к- широко используются в фольклорных текстах, передают русский колорит, показывают эмоциональное отношение к предмету речи. Не случайно санки сопровождают приезд жениха во сне: «У ворот их санки ждут» [5, с. 34] и наяву: «Мчат, как будто на крылах, / Санки кони рьяны» [5, с. 38]. Санки таким образом «окольцовывают» ночную поездку героини с женихом.
В «Метели» среди слов с предметным значением сани занимают доминирующее положение (9 словоупотреблений: 8 раз в тексте повести и 1 раз в эпиграфе). Высокая частотность позволяет говорить о семантической насыщенности предмета в структуре текста. Пушкин вводит в повесть «чужую» реалию, но в трансформированном виде.
Впервые сани названы в сильной текстовой позиции - в эпиграфе. Эпизод езды Светланы с женихом перекликается с поездками героев пушкинской повести: Марьи Гавриловны, Владимира, Бурмина.
Трем частям повести соответствуют три «сферы сознания» [1, с. 457], или три точки зрения (термин Б. А. Успенского), что накладывает отпечаток на характер изображения предметов. Так, план побега и тайного венчания принадлежит Владимиру, подготовка к предстоящему побегу воссоздана Марьей Гавриловной. Сама поездка дана в восприятии Владимира. Завершающим этапом повествования является рассказ-воспоминание Бурмина.
Общеизвестно, что в пушкинской прозе статические моменты сводятся к минимуму. Подготовка Марьи Гавриловны к побегу изображается как развертывающийся процесс - последовательность действий героини
передается перечислением предметов: элементов одежды, личных вещей, пространственных ориентиров, предметов конской упряжки.
Сани изображаются с несвойственной для стиля Пушкина степенью подробности: «На дороге сани дожидались их... кучер Владимира расхаживал перед оглоблями, удерживая ретивых. Он. взял возжи, и лошади полетели» [13, с. 79]. Взгляд Марьи Гавриловны ограничен метелью, поэтому ей доступно только то, что находится непосредственно в поле ее зрения, буквально на расстоянии метра. При описании саней используется метод разложения вещи на составляющие, называются подчеркнуто предметные образования - части упряжной сбруи, приспособления для запряжки лошадей: вожжи (веревка, пристегиваемая кляпом или пряжкой к удилам запряженной лошади, для управления ею) и оглобли (одна из двух жердей, надетых одним концом на ось повозки, служащих для запряжки лошади в корень). По данным «Словаря языка Пушкина», названные элементы упряжки единичны и встречаются только в исследуемой повести цикла. Благодаря этим предметным деталям возникает зрительный образ саней.
Пространное описание саней в повести заменяет точный и емкий эпитет. Так, в плане побега названы «готовые», т. е. заранее приготовленные сани, содержащие все необходимое для отправления в путь. В зимнее время года обязательным элементом готовых саней была медвежья полость или тулуп, которыми укрывались до плеч.
Крупным планом показана дорога Владимира к церкви. «Молодой любовник», отправляясь в дорогу, «велел заложить маленькие сани в одну лошадь, и. без кучера» [13, с. 79]. Способ изображения саней Владимира характерен для пушкинского прозаического стиля - описание заменяется называнием: «маленькие сани», а также указанием на количество лошадей: «в одну лошадь» и отсутствие кучера. Обратим внимание, что это единственный случай подобной номинации саней в повести, при этом точное определение «маленькие» передает главный признак -
разновидность саней. Маленькими называли беговые санки, «рассчитанные на одного седока, и обычно без кучера. В такие санки впрягали одну лошадь, реже пару» [12, с. 462]. Езда на таких санях требовала сноровки, чтобы не опрокидывать их на поворотах и ухабах. Вместе с тем сани как средство передвижения выполняют знаковую функцию, являясь показателем материального положения героя: «бедный армейский прапорщик» не мог содержать два экипажа.
Владимир сбивается с пути, и одна и та же синтаксическая конструкция: «сани поминутно опрокидывались», - передает течение времени, нарастание отчаяния героя. Итак, внутреннее переживание героя показано посредством повторения предметной реалии.
В повести предмет участвует в организации системы персонажей: Владимир и Бурмин оказываются в сходных ситуациях, а их предметное окружение диаметрально противоположно. В отличие от Владимира Бурмин ехал «в Вильну, где находился. полк» [13, с. 86] в кибитке с ямщиком.
В рассказе Бурмина средства передвижения представлены двумя видами: санями и кибиткой. Сначала Бурмин говорит просто о санях - по отношению к чужим саням: «за оградой стояло несколько саней», по отношению к своим саням - «я молча выпрыгнул из саней». В конце своего повествования герой скажет: «бросился в кибитку» [13, с. 86]. Сани и кибитка, таким образом, употребляются как синонимы, однако разница между ними существенна. Слово «кибитка» употребляется по отношению к крытой зимней повозке, в функциональном отношении кибитка удобнее саней.
Предмет у Пушкина «явлен» в действии. Так, каждый этап развития сюжета повести связан с санями: побег героини, путь Владимира в церковь, ночное приключение Бурмина. По сравнению с балладой в повести усложняется способ изображения предмета: сани представлены как увиденные.
Другим центральным предметным образом повести и баллады выступает храм (церковь). Героини произведений покидают свой
дом и отправляются на венчание в церковь. В «Светлане»: «Едем! Поп уж в церкви ждет / С дьяконом, дьячками» [5, с. 34]. В «Метели»: «обе они должны были выдти в сад через заднее крыльцо... и ехать... прямо в церковь» [13, с. 78].
Заметим, что слово «церковь» в балладе встречается только один раз, во всех остальных случаях употребляется устойчивый поэтический образ свадебных песен - храм (4): «Храм блестит свечами»; «Вот в сторонке Божий храм»; «Тьма людей во храме»; «Отворяйся ж, Божий храм» [5, с. 34, 38]. Преобладание лексемы «храм» обусловлено «единством и теснотой стихового ряда» (Ю. Н. Тынянов). Стилистически нейтральное «церковь» заменяется торжественным «храм».
В повести, напротив, по преимуществу употребляется церковь (8), а храм - только в составе эпиграфа. Церковь (здание, предназначенное для богослужения) в «Метели» - реальное место действия, впервые упоминается в плане побега. По наблюдению О. Е. Фроловой, церковь «представляет кульминационный пункт в сюжете повести и объединяет всех трех персонажей» [15, с. 12].
Проследим, как предмет (церковь) участвует в расстановке мужских образов. По-разному показан приезд в село двух героев: Владимира и Бурмина. Наутро, добравшись до Жадрино, Владимир обнаружил, что «церковь была заперта. <.. > На дворе тройки его не было» [13, с. 81]. Иначе описан приезд в село гусарского полковника. Когда Бурмин случайно оказывается в неизвестной деревне, «в деревянной церкви был огонь. Церковь была отворена, за оградой стояло несколько саней» [13, с. 86]. Показателен параллелизм синтаксических конструкций: однотипные предложения построены по схеме: «подлежащее (слово с предметным значением «церковь») + составное именное сказуемое («была заперта», «была отворена»)». Проявляется основная черта пушкинской прозы - простота, т. е. выражено «без украшений, самым отчетливым и экономным образом» [9, с. 118]. С помощью коротких, простых фраз, задающих быстрый темп повествованию, достигается стремительность действий и, как
следствие, неожиданный для героев результат. Итак, предмет вместе с другими художественными средствами участвует в создании зеркальности композиции.
В истории, которую Бурмин рассказывает Марье Гавриловне, церковь изображается с точки зрения героя, сквозь призму его воспоминаний (названа 6 раз). Описание церкви насквозь динамично: оно включено в событие и не приостанавливает действие повести. Перемещения Бурмина запечатлены через наблюдаемые предметы, являющиеся пространственными ориентирами: церковь, ограда, паперть. Бурмин последовательно фиксирует предметы, при этом выстраивается цепочка предметных образов. Первое «звено» этой цепочки - церковь, которая изображается снаружи и изнутри. По закону пушкинской прозы слово «церковь» сопровождает точное определение «деревянный», подчеркивающее существенный признак предмета.
Структура описания внутреннего пространства церкви создается движением взгляда героя. Общий план («церковь была отворена») сменяется ближним планом: Бурмин отмечает предметы, составляющие интерьер церкви, - свечи, лавочка, налой. Отсутствие других предметов мотивировано психологическим состоянием героя и условиями освещения. Предметы в рассказе Бурмина значимы в соотношении с восприятием их в прошлом и воспоминаниями этого восприятия в настоящем. Воспроизводимые героем вещные подробности свидетельствуют о том, что он мысленно неоднократно возвращался к событиям той зимней ночи.
Таким образом, двум предметным образам повести - саням и церкви - присущи сюжетообразующая и композиционная функции.
Подведем итоги. Наличие повторяющихся элементов есть следствие состоявшегося диалога текстов. Реалистическая повесть А. С. Пушкина «Метель» вступает с романтической балладой В. А. Жуковского «Светлана» в сложные диалогические отношения, в которые вовлечены и предметы.
С точки зрения принципов отбора предметов - связь произведений осуществляется
через отталкивание. В тезаурусе баллады сосуществуют предметы бытовые и святые. При этом бытовой предмет (зеркало) не только соединяет в себе прямое, утилитарное значение и символическое, но и выступает как «проводник» принципа романтического двоемирия. Предметы, составляющие тезаурус реалистической повести, однородны и лишены символической семантики.
Для баллады (как лиро-эпического жанра) характерно поэтическое словоупотребление при обозначении предметов (храм, уголок, хижинка), постоянные эпитеты (Божий храм, повода шелковы). Реалистическую повесть отличает разнообразие способов изображения предмета: называние, перечисление, указание, эпитетная (готовые сани) и безэпитетная (маленькие сани) номинации.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Виноградов В. В. Стиль Пушкина. М.: Гослитиздат, 1941. 620 с.
2. Гаспаров М. Л. Художественный мир М. Кузмина: тезаурус формальный и тезаурус функциональный // Гаспаров М. Л. Избранные статьи. М.: Новое литературное обозрение, 1995. С. 275-285.
3. Дебрецени П. Блудная дочь. Подход Пушкина к прозе. СПб.: Гуманитарное агентство «Академический проект», 1996. 397 с.
4. Елкин В. Г. «Повести Белкина». Скрытые смыслы пушкинского повествования // Истоки, традиции, контекст в литературе: межвуз. сб. научн. тр. Владимир: ВГПИ, 1992. С. 96-110.
5. Жуковский В. А. Полн. собр. соч. и писем: в 20 т. М.: Языки славянских культур, 2008. Т. 3: Баллады. 452 с.
6. Королев К. М. Энциклопедия символов, знаков, эмблем. СПб.: Terra Fantastica, 2003. 524 с.
7. Кощиенко И. В. Полифункциональность эпиграфа в творчестве А. С. Пушкина: дис. ... канд. филол. наук. СПб.: Российская Академия наук, Институт русской литературы (Пушкинский Дом), 2004. 249 с.
8. Крамарь О. К. Эпиграф: отношение и оценка // Критика в художественном тексте: сб. научн. тр. Душанбе: ТГУ, 1990. С. 13-20.
9. Лежнев А. З. Проза Пушкина. Опыт стилевого исследования. М.: Художественная литература, 1966. 264 с.
10. Магомедова Д. М. Филологический анализ лирического произведения. М.: ACADEMIA, 2004. 187 с.
11. Маркович В. М. «Повести Белкина» и литературный контекст // Пушкин: Исследования и материалы. Л.: Наука, 1989. Т. XIII. С. 63-87.
12. Онегинская энциклопедия: в 2 т. / под общ. ред. Н. И. Михайловой. М.: Русский путь, 2004. Т. II: Л-Я. A-Z. 801 с.
13. Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: в 17 т. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1949. Т. VIII (1): Повести и рассказы. 496 с.
14. Словарь символов и знаков / авт.-сост. Н. Н. Рогалевич. Минск: Харвест, 2004. 512 с.
15. Фролова О. Е. Предметный план «Повестей Белкина» // Русский язык за рубежом. 1999. № 4. С. 5-18.
16. Чудаков А. П. Вещь в реальности и в литературе // Вещь в искусстве: Материалы научной конференции. 1984. М.: Б. и., 1986. С. 15-46.
17. Шмид В. Проза Пушкина в поэтическом прочтении: «Повести Белкина». СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1996. 372 с.
18. Янушкевич А. С. В мире Жуковского. М.: Наука, 2006. 524 с.
REFERENCES
1. Vinogradov V. V. Stil' Pushkina. M.: Goslitizdat, 1941. 620 s.
2. Gasparov M. L. Khudozhestvenny mir M. Kuzmina: tezaurus formal'ny i tezaurus funktsional'ny // Gasparov M. L. Izbrannye stat'i. M.: Novoye literaturnoye obozreniye, 1995. S. 275-285.
3. Debretseni P. Bludnaya doch'. Podkhod Pushkina k proze. SPb.: Gumanitarnoye agentstvo «Akademicheskiy proekt», 1996. 397 s.
4. Yolkin V. G. «Povesti Belkina». Skrytye smysly pushkinskogo povestvovaniya // Istoki, traditsii, kontekst v literature: mezhvuz. sb. nauchn. tr. Vladimir: VGPI, 1992. S. 96-110.
5. Zhukovsky V. A. Poln. sobr. soch. i pisem: v 20 t. M.: Yazyki slavyanskikh kul'tur, 2008. T. 3: Ballady. 452 s.
6. Korolev K. M. Entsiklopediya simvolov, znakov, emblem. SPb.: Terra Fantastica, 2003. 524 s.
7. KoshchiyenkoI. V. Polifunktsional'nost' epigrafa v tvorchestve A. S. Pushkina: dis. ... kand. filol. nauk. SPb.: Rossiyskaya Akademiya nauk, Institut russkoy literatury (Pushkinskiy Dom), 2004. 249 s.
8. Kramar' O. K. Epigraf: otnosheniye i otsenka // Kritika v khudozhestvennom tekste: sb. nauchn. tr. Dushanbe: TGU, 1990. S. 13-20.
9. Lezhnev A. Z. Proza Pushkina. Opyt stilevogo issledovaniya. M. : Khudozhestvennaya literatura, 1966. 264 s.
10. Magomedova D. M. Filologicheskiy analiz liricheskogo proizvedeniya. M.: ACADEMIA, 2004. 187 s.
11. Markovich V. M. «Povesti Belkina» i literaturny kontekst // Pushkin: Issledovaniya i materialy. L.: Nauka, 1989. T. XIII. S. 63-87.
12. Oneginskaya entsiklopediya: v 2 t. / pod obshch. red. N. I. Mikhaylovoy. M.: Russkiy put', 2004. T. II: L-Ya. A-Z. 801 s.
13. Pushkin A. S. Poln. sobr. soch.: v 17 t. M.; L.: Izd-vo AN SSSR, 1949. T. VIII (1): Povesti i rasskazy. 496 s.
14. Slovar' simvolov i znakov / avt.-sost. N. N. Rogalevich. Minsk: Kharvest, 2004. 512 s.
15. Frolova O. E. Predmetny plan «Povestey Belkina» // Russkiy yazyk za rubezhom. 1999. N 4. S. 5-18.
16. Chudakov A. P. Veshch' v real'nosti i v literature // Veshch' v iskusstve: Materialy nauchnoy konferentsii. 1984. M.: B. i., 1986. S. 15-46.
17. Shmid V. Proza Pushkina v poeticheskom prochtenii: «Povesti Belkina». SPb.: Izd-vo S.-Peterb. un-ta, 1996. 372 s.
18. Yanushkevich A. S. V mire Zhukovskogo. M.: Nauka, 2006. 524 s.
