CC BY
16Modus vivendi
Постсоветская Россия
в формационном и государственно-цивилизационном развитии 1992—2022 годов
© Бакланов В. И.
© Baklanov V.
Постсоветская Россия в формационном и государственно-цивилизационном развитии 1992—2022 годов
Post-Soviet Russia in the formational and state-civilizational development of 1992—2022
Аннотация. Предпринята попытка создать целостно-системную картину исторического опыта развития постсоветской России за последние 30 лет путем диалектического синтеза междисциплинарного формационного и государ-ство-цивилизационного подходов и обобщения историко-фактического материала. Научная новизна заключается в диалектическом синтезе формационного и государственноо-цивилизационного подходов в исследовании постсоветской России.
Annotation. An attempt is formed to create a holistic and systematic picture of the historical experience of the development of post-Soviet Russia over the past 30 years, through a dialectical synthesis of interdisciplinary formational and state-civilization approaches and generalization of historical and factual material. The methodological basis of the article was the dialectical-materialistic method, enriched with the achievements of systemic and synergetic approaches.
Ключевые слова. Формация, государство-цивилизация, советско-российская цивилизация, мир-система, капитализм, периферийность, гибридность, посткапитализм.
Key words. Formation, state-civilization, Soviet-Russian civilization, world-system, capitalism, periphery, hybridity, post-capitalism.
Чтобы сформировать целостно-системную картину исторического опыта 30-летия развития постсоветской России, надо смоделировать предмет исследования в базовых характеристиках формационного и государственно-цивилизационного подходов, а затем эти подходы диалектически синтезировать. Необходимо уяснить, что общий прогресс в развитии государства-цивилизации1 напрямую зависит от прогресса развития в рамках общественно-экономической формации.
Менее чем за век Россия дважды (в 1917-м и 1991 г.) радикально трансформировалась как в формационном, так и государство-ци-вилизационном аспектах. Советский период был временем, когда
1 Без политической силы государства как главного субъекта цивилизация имеет характер теоретической и практической размытости и неопределенности. Но иногда государство мы просто будем обозначать термином «цивилизация».
БАКЛАНОВ Вячеслав Иванович — доцент Финансового университета при Правительстве РФ, Департамент гуманитарных наук, кандидат исторических наук.
в докапиталистической и полукапиталистической Российской империи революционным путем «сверху» насаждали, строили и формировали стадиально «высокие» (по теории К. Маркса, Ф. Энгельса и В. И. Ленина) организационно-производственно-классовые институты и отношения общественно-экономической формации раннего коммунизма (социализм), а также новую коммунистическую (советскую) цивилизацию.
Несмотря на титанические организационно-модернистские усилия, полноценный переход к социализму так и не произошел, а новая комму-нистическо-советская цивилизация так и не смогла вытеснить и «перемолоть» все досоветские цивилизационно-исторические уклады [3. С. 37—40]. На наш взгляд, полноценного социализма (раннего коммунизма) в СССР построено не было, но зато страна была качественно модернизирована. Все равно, формационно «недокоммунистический» Советский Союз был на порядок выше предыдущего исторического этапа и стал вершиной развития русской цивилизации — опять же за счет более высокого формаци-онного качества советской системы.
Однако это не спасло коммунистическо-советскую систему от гибели в ходе непродуманных, поспешных и катастрофичных реформ перестройки. С внутреннего (контрреволюционного) перерождения старой партийной советской номенклатуры и революционного захвата власти новыми обуржуазившимися посткоммунистическими кадрами из бывшей КПСС в 1991 г. начался новый исторический отсчет строительства в России фор-мационного и государственно-цивилизационного качества.
Общемировой контекст российского транзита
На рубеже 1980—1990-х гг. на всем мировом пространстве произошла впечатляющая победа западноцентричного капитализма в его неолиберальной идеологии. В стадиально-формационном отношении все прочие общественные альтернативы (особенно мировой «государственный социализм») были успешно побеждены капитализмом в его изначальной западной модели2.
При этом Запад победил не только формационно, но и цивилизационно и идеологически, поскольку были дискредитированы все альтернативные формационные (западному капитализму), цивилизационные проекты3 (включая и проект особой «советской цивилизации»), а также практически все идеологии, кроме неолиберальной, ставшей господствующей.
Новая мировая гегемония Запада во главе с США подавалась в красивой упаковке «общечеловеческого торжества» «мировой демократии» и «всеобщего процветания». Маскирующим моментом для установившейся мировой гегемонии стали философия, культура и мировоззрение постмодерна, появившиеся, разумеется, в среде западных интеллектуалов.
2 Капитализм опять же вышел из недр западной цивилизации.
3 «Китайский социализм» с его цивилизационно-культурной спецификой тогда еще не поднялся в полный рост, и к тому же рынка в нем оказалось больше «социалистичности».
В постмодернистском дискурсе все знания, наука, культура, идеология, религия, миф в целом являются бессубъектными, равноценными и одновременно ничего не значащими терминами («симулякрами» по Бодрийяру), и все обессмысливается. «Любовь к пустому дискурсу обо всем и ни о чем» [9. С. 73]. Постмодернистская смысловая каша с низким уровнем критического мышления, да еще с метаидеологией «конца истории» и «конца всех идеологий» (Ф. Фукуямы), призвана была замаскировать агрессию неолиберального рынка, геополитическое и цивилизационно-культурное господство Запада по итогам «холодной войны» и создать иллюзию развития для всех.
Даже в периферийных странах в расчет не принималось, что мировой рынок всегда работает в интересах сильнейших стран капиталистического центра [6] и может более-менее положительно проявлять себя лишь при учете цивилизационно-культурной специфики конкретной страны.
Капитализм в его формационном отношении с частнособственническо-индустриальным способом производства является многоярусной и неравноправной мировой экономической системой (центр, попупериферия, периферия), но при этом в каждой стране проявляется в своей цивилиза-ционно-культурной (национальной) оболочке и специфике.
Сама история XX в. с победой «бюрократических социализмов» в России и в других полуфеодальных и зависимых от капиталистического центра странах опровергла марксистско-доктринерскую однолинейную концепцию строгого перехода от одной формации к другой (причем при обязательном разложении старой), но в то же время заострила внимание на многолинейном формационном и цивилизационном развитии. Вот только в 1990-е гг., за редким исключением, в мировом обществознании ни зависимый характер периферии от капиталистического центра (с точки зрения мир-системного анализа: И. Валлерстайн, С. Амин, Б. Кагарлиц-кий и т. д.), ни цивилизационно-культурную специфику стран, подвергающихся модернизации по западным лекалам (С. Хантингтон, А. Панарин, А. Фурсов), никто не хотел видеть.
К примеру, Самир Амин прямо указывал, что капиталистический центр путем эксплуатации («империалистической ренты») мировой периферии в виде постоянного оттока капиталов и умов в свою пользу блокирует развитие слабых периферийных капиталистических стран [1]. Поэтому страны, находящиеся на периферии капиталистического мира, подвергающиеся эксплуатации со стороны капиталистического центра и потому отстающие, никогда не могут догнать лидеров капиталистического мира, оставаясь в несправедливых рамках капиталистической мир-системы.
Катастрофический опыт российской одновременно и формационной, и цивилизационной «модернизации» 1990-х гг. полностью подтвердил правоту немногочисленных исследователей мир-системного анализа и тех отечественных мыслителей, что предлагали учитывать российский исторический государственно-цивилизационный опыт.
Западно-либеральный «джихад» и новая российская гибридность
Россия, «победив», по мнению отечественных либералов, в борьбе с «коммунистическим злом», наперегонки пустилась «перекачивать» к себе западные и европейские цивилизационные ценности, чтобы окончательно встать на столбовую дорогу «общечеловеческой цивилизации», ведущую к процветанию. Именно так оценивал «выдающиеся заслуги Б. Ельцина и Е. Гайдара перед страной» маститый либеральный историк Леонид Васильев: «Они сделали главное — повернули дорогу России снова в нужном либерально-демократическом направлении... К сожалению, все продолжалось недолго» [7. С. 196].
Сетования либерального историка на «косность» мышления российского народа, упорно сопротивлявшегося «выдающимся» либеральным «про-грессорам», а затем на «главную ошибку Ельцина» в выборе своего преемника [7. С. 200] показательны. Но они мало объясняют катастрофический результат «выдающихся реформаторов» 1990-х.
Их кардинальная ошибка состояла в том, что «либерально-демократическая реставрация капитализма. сопровождалась масштабной попыткой внедрить основы чуждого России западного цивилизационного мира. При этом цивилизационный опыт исключительно одного Запада объявлялся либеральными демократами универсальным и общечеловеческим» [3. С. 40].
«Либеральная социокультурная революция» 1990-х гг. в России, по словам консервативного философа А. Панарина, была политикой сознательного насилия «западнической власти» над культурой и ценностями русского «туземного большинства» [28. С. 930—961]. А по мнению Николая Козина, в «девяностые» властвующий «вненациональный» слой российской элиты, руководствуясь ценностями западной цивилизации и либеральной идеологии, буквально совершил «либеральный джихад» в отношении исторической России, разрушив до предела, хаотизировав и релятивизировав мир русских исторических, культурных и духовных символов и ценностей [16. С. 476]. Что и вызвало масштабный цивилизационный и национальный раскол страны.
Хуже того, Россия в 1990-е гг. выбрала ущербный во всех смыслах «догоняющий тип модернизации» (заимствование вчерашнего опыта лидера), в которой рынок вместо инструмента развития экономики объявлялся «ценностью» для страны. По словам Дж. Стиглица, «большевистски» настроенные «радикал-реформаторы» [35] от Гайдара до Чубайса были убеждены в самоценности рынка и ради вхождения в «цивилизованный мир» готовы были выстроить рынок любой ценой, даже путем опустошения страны и населения, сброса всех «неликвидных» отраслей промышленности и науки.
Среди этого круга людей, во всем опиравшихся на поддержку западных неолибералов-советников, царило убеждение, что рынок «все правильно порешает» сам, — надо лишь быстрее навязать его «противящемуся на-
селению» [35]. Собственно, рынок действительно все быстро «порешал». Но исключительно в интересах узкой части общества, напрямую связанной с «благословенным Западом», отбросив в доиндустриальное непросвещенное прошлое большую часть населения.
Почти ликвидировав промышленность и высокие технологии, власти сделали все возможное, чтобы страну можно было экономически эксплуатировать развитым странам мирового капиталистического центра. С этого времени российская экономика, где первенство держали сырьевые компании, стала активным донором западных стран. Это и предопределило скорее латиноамериканскую модель капитализма в России, чем западную, более демократичную [2. С. 64]. «Реставрация капитализма обернулась не просто возвращением страны в мир-систему, но возвращением на условиях, несравненно худших, чем те, на которых существовала в ней царская Россия» [12. С. 453].
Провал рыночных реформ по внедрению стандартов передового западного капитализма и западной цивилизационной идентичности стал ясен всем, включая зарубежных исследователей. Так, социолог Майкл Буравой еще в 2000 г. отмечал: «"Великой трансформации" в России не случилось... Реформы были радикальны, но поверхностны. Они сняли оболочку с советского строя, обнажив стойкие субстраты, сопротивлявшиеся реорганизации экономики и ее институтов» [5. С. 7].
К тому же высокоразвитые США и Европа не только не протянули руку помощи вестернизирующейся России, но и выгодно воспользовались ее геополитической слабостью, высокомерно общаясь с ней как со своим вассалом. Разумеется, в тогдашних речах и текстах российских западников роль Запада представала в ином свете: Запад — это пока «другой», но совсем не «чужой», а почти «родственный» для России, его стоит взять за образец, поскольку это самая успешная человеческая цивилизация, лидер прогресса, эталон качества жизни и свободы.
По словам экс-министра РФ по сотрудничеству с государствами бывшего СССР А. Адамишина, «на рынке успеха именно Запад продает модель, пользующуюся повышенным спросом, в том числе на Востоке. Ее основное отличие — сочетание рынка и демократии. Запад может нравиться или не нравиться, но предлагаемая им модель опробована и показала наибольшую эффективность» [21. С. 245].
Либералы-западники оказались в плену своих догм о «правильном рынке», «универсальной демократии», «единой общечеловеческой цивилизации». Они не брали в расчет ни формационные, ни государственно-циви-лизационные аспекты. Да и сама прозападная власть, заведя страну в тупик регрессивного периферийного капитализма, потеряв доверие резко обнищавшего народа и не получив уважение Запада, осознала свою неспособность «перемолоть» историческую Россию. Не получилось у нее сформировать чисто рыночную страну с рыночным сознанием. Почему?
Всему «виной» была иная цивилизационно-культурная ипостась России. А также неизжитые докапиталистические и даже советские хозяйственные
уклады, отношения, идентичности, которые при трансформации их государством и рынком дали причудливые формообразования. В итоге в стране сложился удивительный синтез старых советских бюрократических форм и новых буржуазных, да еще либо с возрождением, либо с расконсервацией добуржуазных форм.
А. Бузгалин и А. Колганов отметили, что в России произошла «негативная конвергенция» разложившихся советских форм бюрократии и хозяйствования, синтезировавшаяся с позднефеодальными формами управления и собственности, а также с паразитированием частного капитала на госсобственности и коррупционных сделках [4. С. 697—698].
А тут еще оказалось, что и сама российская власть, будучи по риторике западнической, ментально и интуитивно по-прежнему оставалась антизападнической. Как справедливо указывает Андрей Казанцев, «сама демиур-гическая роль власти в России, ее неограниченность, недифференциро-ванность, ее ориентация на харизматического лидера, на преобладание личностных связей над формальными и т. д. в принципе ничего общего с Западом не имеют» [13. С. 107].
Помимо самой власти, успешно сопротивлялись реформаторам 1990-х практически все исторически сложившиеся формы государственности и социума. Это дало повод отечественным либеральным мыслителям во всем обвинять цивилизационно «порочную» так называемую русскую матрицу. «Стадиальные культурно-цивилизационные уровни Власти и подвластного в РМ (русской матрице. — В. Б.) связаны глубокой корреляцией. За счет нее РМ всякий раз восстанавливается после очередного краха. Состоит она, грубо говоря, в том, что архаичность Власти не может намного уступать архаичности общества. Или, еще проще: каково общество, такова и Власть» [29. С. 37].
Вот тут, как говорится, прямо «в яблочко». Матричная система российской государственности действительно исторически сложилась на основе сакральной автократии4, неразделенности власти и собственности [7. С. 121—138], имперского устройства, государственно-сословного принципа служения в противовес западной гражданско-контрактной модели. Эта обобщенно называемая «Русская система» [30] выстояла даже в советский период масштабной трансформации государства и общества. Устояла и на сей раз. Более того, «Русская система» в новых рыночных условиях неожиданно получила новое развитие.
Возвращение старого нового порядка
Смена правительственного курса сопровождалась жесткой идейной борьбой. Когда весь левый (марксистский) теоретический фланг критики либерального транзита России «просел», на авансцену идейно-теоретической борьбы с либералами-западниками вышли российские консерваторы
4 Царь, а сегодня президент воплощает все ветви земной и даже церковно-религиозной власти.
и почвенники (А. Панарин, А. Дугин, Н. Нарочницкая и т. д.), сторонники цивилизационной «исключительности» и «особого пути» развития России. А. Панарин уверенно заявлял, что «русский народ, является одним из самых государственнических, или "этатистских", в мире»[28. С. 817].
С ним и другими консерваторами-«особистами» яростно спорили отечественные либералы-западники. В приоритетах либералов стояли задачи строительства гражданского общества, геополитического и геоцивилиза-ционного союза со странами Запада. Их противники, национал-консерваторы, с подозрением смотрели в сторону Запада, полагали, что приоритетной задачей российской политики является укрепление экономического и военно-стратегического положения России при высоком значении исторического культурно-цивилизационного и конфессионального факторов [20. С. 12].
В свою очередь, весь дискурс российской самобытности и «особого пути» развития страны либералы рассматривали как оправдание отсталости, «азиатского» произвола властей, низкого качества жизни и т. д. Власть же, не отказываясь от либеральных принципов на бумаге, все увереннее осваивала традиционный авторитарно-имперский стандарт.
В начале XXI столетия либерально-западные реформы были в очередной раз повернуты вспять. В стране были восстановлены многие традиционные «элементы структуры власти-собственности» [7. С. 200—201]. «Либеральные реформы 1990-х были оборваны и сменились контрреформами: новым витком рецентрализации, государственной монополизации экономики, ограничением свободы слова и другими признаками авторитарного управления» [26. С. 17].
Алексей Кара-Мурза довольно точно «ухватил» диалектику колебательных движений России в сторону Запада: сначала реформы и сближение с Западом, затем реформа пробуксовывает, обрастает «издержками», тормозится, приобретает черты «псевдореформы» — «и, наконец, на волне ностальгии по былому имперскому могуществу и, пусть условному, социальному единству и идентификационной ясности на авансцену выходят жесткие государственники-реставраторы и крайние националисты» [15. С. 41].
В нулевые годы оформилось сложное гибридное общество как в форма-ционном, так и цивилизационном качестве. Став капиталистическим, оно одновременно сохраняло анклавы и общественные пережитки советского типа и многочисленные докапиталистические уклады, замешенные на базе феодально-сословного вассалитета (особенно в провинции) [3. С. 40]. Симон Кордонский указывал на возрождение традиционного «ресурсного государства» и общества, «в котором ресурсы не преумножаются, а распределяются — делятся между сословиями» [17. С. 37—38].
Доминирующий полюс российской государство-цивилизации соединял в себе еще и либерально-цивилизационную форму западного сообщества. Авторы монографии «Цивилизационное развитие России: наследие, потенциал, перспективы» в отечественных общественных формах видят
и «элементы феодализма, и островки коммунизма, и начала капитализма, и фрагменты будущих укладов, не имеющих пока названия» [39. С. 418].
Уже в начале второго срока президента В. Путина окончательно сложилась авторитарно-бюрократическая модель управления, в которой в роли главной скрипки выступали «силовики» (высшие офицеры ФСБ, МВД, армии и т. д.). «Между годами перестройки и серединой путинского первого президентского срока доля военных увеличилась почти в семь раз. После избрания Путина в 2000 г. они начали активно участвовать в экономической и политической жизни» [33. С. 152]. По мнению британца Пиррони, «силовики привнесли в Российское государство не угрозу. национализации советского типа и тоталитаризма, а советские методы управления и контроля для нужд российских капиталистов 21 века» [31. Р. 68].
Россия, по мнению Кирилла Рогова, после короткого периода «олигархической анархии» 1990-х гг. снова трансформировалась в «патрональ-ную автократию» [34. С. 25]. «Россия в сознании россиян — это государство (господарство), что фиксирует объектность людей, их подданство аппарату, а не гражданство, то есть субъектность», — заявляет Александр Неклесса [22].
Исследователи отмечают особенности российской неопатримониальной (вотчинно-иерархичной) модели режима, в которой неопатримониальная бюрократия является главным субъектом политики и экономики. «Внутри неопатримониальной бюрократии центральные, стержневые позиции принадлежат президентской вертикали, а именно клиентарно-патронажной сети (КПС), которая образуется вокруг фигуры главы государства; на ее верхушке находятся лично преданные ему люди, которые занимают ключевые позиции в государственном и партийном аппаратах, курируют силовые министерства и основные отрасли экономики. Основной структурообразующий элемент КПС — система личных связей, замкнутая на президента и базирующаяся. на региональной, семейно-родственной или этнической общности, а также на общности текущих политических и деловых интересов» [36. С. 170].
В данном контексте «российский политический порядок структурно остается имперским, основанным на глубинной центр-периферийной модели и патрон-клиентских иерархических связях, образующих двойную — внутреннюю и внешнюю — реальность политической системы» [37. С. 222]. Но при таком социальном порядке отсутствует гражданская солидарность.
Российское население, ранее подавленное ельцинским хаосом, в целом приветствовало возвращение страны в клуб великих военно-политических держав и абсолютизацию власти президента. Традиционные государство-цивилизационные структуры Россия вновь возобладали, и с ними стали солидаризироваться не только большая часть населения, но и власть. В про-властном идеологическом дискурсе, рассчитанном на массовый уровень, и в публицистике восторжествовали идеи, созвучные уваровской триаде XIX в.: «Православие, Самодержавие, Народность».
По угрюмому замечанию либерала А. Пелипенко, «ювенальное сознание российского большинства. в начале нулевых годов вновь прельстилось имперской химерой. в очередной раз выбрало бегство от ужасов истории в патерналистский миф» [29. С. 47]. По мнению Э. Паина и С. Федюнина, страна законсервировалась в самодержавно-имперской модели национализма с антизападной и антилиберальной риторикой [27. С. 165—184]. Явлинский считает, что власть выгодно позиционирует себя как исключительно «народная», эксплуатирует мифологию «особого пути» России наряду с антиамериканизмом и антилиберализмом [41. С. 125—127].
Французская исследовательница Марлен Ларюэль писала, что для России изначально существовало три цивилизационных пути: «быть европейской страной, следующей западным путем развития; быть европейской страной, следующей незападным путем развития; или быть неевропейской страной» [18]. Если в 1990-е гг. Россия шла по первому пути, то уже со второго десятилетия XXI в. она, не отказываясь от своей европейскости, уверенно выбрала второй путь — быть европейской страной в целом по культуре, но быть и «особой цивилизацией» и идти своим самостоятельным путем.
Отсталость отечественного кланово-бюрократического капитализма
Несмотря на увеличившийся поток нефтегазодолларов и повышение геополитического статуса России, ее технико-экономические показатели не соответствовали рангу мировых держав XXI в. Более того, сбросив советский производственный потенциал, страна по многим отраслям и сферам жизневоспроизводства архаизировалась. Положение дел не спасал и постиндустриальный уклад в виде ИКТ (информационно-коммуникационных технологий) наряду с благополучными на фоне обнищавшей провинции «витринами» двух мегаполисов — Москвы и Петербурга. Причина — модель периферийно-сырьевого капитализма.
Это подтверждают многие отечественные [4; 10; 12; 14; 19; 23; 24; 41] и зарубежные [1; 6; 38] исследователи. Они отмечают более отсталый (периферийный, сырьевой) характер российского капитализма по сравнению с центральным западным капитализмом, во всем зависимый от последнего. И это логично в рамках сложившейся иерархической мир-системы капитализма, где развитый капиталистический центр (первый мир) через неэквивалентный обмен («империалистическую ренту» по Самир Амину) наживается за счет эксплуатации полупериферии (второй мир) и периферии (третий мир).
Исследователи перечисляют ряд сущностных черт и особенностей российского капитализма, включая его бюрократический характер («огосударствленный и теневой» [23. С. 229—234]), с «обуржуазиванием бюрократии и бюрократизации части олигархов» [19. С. 95], где львиную долю доходов с рынка забирает властвующая бюрократия [10. С. 29]. Другие исследователи подчеркивают «имперско-периферийный» характер российского
капитализма [12. С. 435—451], а Пиррони особо выделяет большую долю в нем силовиков в управлении и контроле над государственными и частными предприятиями [31. Р. 68].
О государственно управляемом сетевом российском капитализме, соединяющем в себе рынок, олигархов и силовиков, пишут американские исследователи С. Паффер и Д. Маккарти [42]. С этим согласен политолог Пастухов, полагающий, что отечественный капитализм переродился в «военно-олигархический» [8].
Такой тип капитализма не является российским изобретением. Все периферийные капитализмы консервируют отсталость, добуржуазные уклады и отношения. Подавляющее большинство капиталистических стран полупериферии и периферии органично сочетают в себе множество гибридных (добуржуазных) форм, сращенных с властью и, конечно же, силовыми структурами, чтобы лучше контролировать и управлять бизнесом.
Таким образом, новороссийский капитализм5 появился на свет с массой гибридных форм (докапиталистического, советско-бюрократического и современного капиталистического укладов). Его стержневой элемент — неформальное слияние власти и собственности в руках обуржуазившейся бюрократии, подчиняющейся президенту. В результате можно российский капитализм охарактеризовать еще как авторитарно-кланово-бюрократи-ческий.
О том, что отечественный капитализм качественно не оплодотворил страну и не вывел ее в лидеры, а стал зависимым от своего западного «собрата-конкурента», ярко свидетельствуют нескончаемые потоки отечественных капиталов на Запад. Так, по данным О. Комолова, за 20 лет из страны утекло более 1,2 трлн долларов [23]. Еще более пугающие цифры приводит В. Ю. Катасонов: «Совокупный вывод капитала из России. по законным каналам (отражены в платежном балансе), по незаконным каналам (не отражены в платежном балансе) и по каналам Банка России (приращение валютных резервов) за не очень длинную историю современной России можно оценить в 1,7—2 трлн долларов» [8]. Стоит представить, сколько дорог, заводов, школ, больниц и университетов можно было построить на эти деньги! Но капиталы ушли в оффшоры, в заграничные банки, оплодотворяя западные экономики.
Новороссийский капитализм способствовал и глубокому социально-имущественному расслоению российского общества. Так, на долю 3% самых обеспеченных граждан России в 2018 г. приходилось 89% всех финансовых активов, 92% всех срочных вкладов и 89% всех наличных сбережений [41]. Полюсу сказочного благополучия во всем противостоит полюс российской нищеты. Большинство граждан богатейшей страны мира (России) относятся к малоимущим или совсем бедным [11].
5 В силу того, что этот капитализм не был преемником дореволюционного, а наследовал все разложившиеся советские общественные формы.
* * *
Синергетическое сопряжение в исследовательском моделировании как формационного (историко-материалистического), так и государство-цивилизационного подходов позволило нам представить постсоветское развитие России панорамно и целостно. Очевидно, что российская общественная модель сейчас пребывает в затяжном кризисе без перспективы качественного развития страны.
После очередных либерально-западных блужданий и заимствований Россия вернулась к своему государство-цивилизационному стандарту, сопряженному с имперской сущностью. Строительство нации-государства6 было подмято выстраиванием государства имперского типа. Новый отечественный бюрократическо-имперский капитализм органично сопряжен как с авторитарно-патерналистской моделью управления президентской власти, так и с консерватизмом в идеологии, а также с православно-исламским клерикализмом для широких масс.
Такой традиционный комплекс укреплял и общий социальный порядок, и сам капитализм, делал их более устойчивыми на перспективу. Однако этот же гибридный метакомплекс не ведет к устойчивому и качественному росту страны в базовых областях жизнедеятельности, не говоря уже о постиндустриальном развитии. Дело в том, что довольно низкое полупериферийное капиталистическое качество слабо приспособлено к решению многих проблем и глобальных вызовов XXI в. и не способно вывести страну в мировые лидеры [3. С. 41], что грозит России дальнейшей периферийной маргинализацией.
В России, как, впрочем, и во всем мире, наблюдается острый дефицит больших социальных идей, высоких идеалов, способных объединить граждан страны для масштабного Общего дела.
Исследования представителей мир-системного анализа хорошо объясняют невозможность повторения успеха лидеров капиталистической мир-системы для периферийных стран. Соответственно, «преодоление периферийного капитализма означает в первую очередь радикальную смену общественно-экономического курса» [14. С. 89].
Высокоразвитый капитализм в стране в современных условиях невозможен, поскольку в мировую финансово-экономическую элиту Россию никогда не пустят. «Выбор у нас таков: либо периферийный капитализм без особых надежд на будущее, либо социализм с российской спецификой, не лишенный черт "осажденной крепости образца XXI века"» [32. С. 283].
Сегодня, в условиях самого острого за последние десятилетия витка глобальной межцивилизационной «холодной войны» с превосходящим по силам «коллективным Западом», такое понимание действительности крайне актуально. Значит, стране жизненно необходим межформационный
5 Западноевропейского типа.
переход в более высокое формационное (посткапиталистическое) и госу-дарственно-цивилизационное качество.
Но что уже сегодня мы видим ясно? Россия прошла этап процесса своего прежнего исторического переосмысления, отказавшись от бесплодных попыток влиться в евроатлантическую цивилизацию, и обрела уверенность в своих силах. Но важно, чтобы эта уверенность была подкреплена достижением реального, а не мнимого суверенитета, причем в базовой его части — экономике.
Особенностью современного момента (после 24 февраля 2022 г.) является переходный этап России к новому (формационно-цивилизационно-му) идейно-политическому и социально-экономическому качеству. Каким будет этот переход, с какими результатами и неизбежными издержками, не знает никто.
Пока ясно одно: Россия порвала с прежней полуколониальной ролью сырьевого придатка Запада и заявила не только о политическом, но и о своем главном, финансово-экономическом, суверенитете. Возвращение к прежней зависимой периферийной капиталистической модели означает для России лишение уже всякой субъектности и историческое небытие. Обретет ли она полноценный экономико-технологический суверенитет, свою давно ожидаемую качественную мировую субъектность, покажет ближайшее будущее.
Литература
1. Амин С. Вирус либерализма: перманентная война и американизация мира. М. : Европа, 2007. —https:// www.rulit.me/books/virus-liberalizma-permanentnaya-vojna-i-amerikanizaciya-mira-read-513937-4.html (дата обращения: 17.06.2022).
2. Бакланов В. И. Россия: генезис капитализма гибридного типа // Философия хозяйства. 2022. № 2.
3. Бакланов В. И. Формационно-цивилизационные особенности модернизации России : XX век — начало XXI века // Обозреватель-Observer : научно-аналитический журнал. 2019. № 1.
4. Бузгалин А. В., Колганов А. И. Глобальный капитал : в 2 т. Изд. 4-е. М. : Ленанд, 2018. Т. 2: Теория: Глобальная гегемония капитала и ее пределы («Капитал» re-loaded).
5. Буравой М. Транзит без трансформации: инволюция России к капитализму // Социологические исследования. 2009. № 9.
6. Валлерстайн И. Анализ мировых систем / пер. с англ. ; под общ. ред. Б. Ю. Кагарлицкого. М. : УРСС : Ленанд, 2020.
7. Васильев Л. С. Эволюция общества : Типы общества и их трансформация. М. : КДУ, 2011.
8. Взлет и падение государственно-олигархического капитализма в России // Newsland. 2017. 31.0 3. — https://newsland.com/user/4 297788 347/content /doktrina-sechina-vzlet-i-padenie-gosudarstvenno-oligarkhicheskogo-kapitalizma-v-rossii/5757408 (дата обращения: 17.06.2022).
9. Гобозов И. А. Избранное : Философия истории. Социальная философия. Марксистская философия. Философия проблематика политики. М. : Ленанд, 2016.
10. Дзарасов Р. С. Развитие в современном мире : Возможен ли национально ориентированный капитализм? // Экономика мегаполисов и регионов. 2013. № 1.
11. Ежемесячный мониторинг социально-экономического положения и самочувствия населения. 2015 г. - октябрь 2018 г. // ИНСАП РАНХиГС. - http:// www.ranepa.ru/images/News/2018-11/20-11-2018-monitoring.pdf (дата обращения: 17.06.2022).
12. Кагарлицкий Б. Ю. Периферийная империя: Россия и миросистема. М. : Либроком, 2012.
13. Казанцев А. А. Грамматика «русской идеи», или как создавать новые идеологии в России //Полис. 2010. № 3.
14. Канарш Г. Ю. Современный российский капитализм : Историко-генетический и мирохозяйственный аспекты // Философия и современность. 2017. № 1.
15. Кара-Мурза А. Как возможна Россия? : статьи и выступления разных лет. М. : Советский спорт, 1999.
16. Козин Н. Г. Россия. Что это? : В поисках идентификационных сущностей. М. : Академический проект : Альма матер, 2012.
17. Кордонский С. Сословная структура постсоветской России. М. : Институт Фонда «Общественное мнение», 2008.
18. Ларуэль М. Россия как антилиберальная европейская цивилизация // Новый русский национализм: империализм, этничность и авторитаризм, 2000—2015 / П. Колсто, Н. Блаккисруд (ред.). Edinburgh : Edinburgh University Press, 2016.
19. Лебский М. А. Новый русский капитализм : От зарождения до кризиса (1986—2018 гг.). М. : Ленанд, 2019.
20. Макаренко В. П. Государственные интересы в контексте бюрократического государства // Политическая концептология. 2015. № 3.
21. Малинова О. «Долгий» дискурс о национальной самобытности и оппозиция западничества и антизападничества в постсоветской России//Русский национализм: социальный и культурный контекст / сост. М. Ларюэль. М. : Новое литературное обозрение, 2008.
22. Неклесса А. И. Кто преодолеет постиндустриальный барьер// Независимая газета. : Наука. 2019. 10.09.
23. Олег Комолов — о характере российского капитализма. — https://www.rotfront.su/oleg-komolov-o-haraktere-rossijskog/ (дата обращения: 17.06.2022).
24. Олейник А. Н. Власть и рынок: система социально-экономического господства в России «нулевых годов» / пер. с англ. М. : РОССПЭН, 2011.
25. Отток капитала из России резко вырос // Вести. Финансы. 2022. 09.02. — https://www.vesti.ru/finance/ article/2674950 (дата обращения: 17.06.2022).
26. Паин Э. А. Распутица : Полемические размышления предопределенности пути России. М. : РОССПЭН, 2009.
27. Паин Э. А., Федюнин С. Ю. Нация и демократия: перспективы управления культурным разнообразием. М. : Мысль, 2017.
28. Панарин А. С. Православная цивилизация/ сост., предислов. В. Н. Расторгуев ; отв. ред. О. А. Платонов. М. : Институт русской цивилизации, 2014.
29. Пелипенко А. А. Судьба русской матрицы // Философские науки. 2013. № 7.
30. Пивоваров Ю. С., Фурсов А. И. «Русская Система» как попытка понимания русской истории // Полис. 2001. № 4.
31. Пиррони С. Перемены в путинской России : Власть, деньги и люди. Л. : Pluto Press, 2010.
32. Резник Ю. М., Шевченко В. Н. Цивилизационный проект для современной России и отечественная социальная философия. Часть 1 // Личность. Культура. Общество. 2020. Т. XXII. Вып. 1—2.
33. Ривера Ш., Ривера Д. К более точным оценкам трансформаций в российской элите // Полис. 2009. № 9.
34. Рогов К. Введение: Драма ожиданий/драма пониманий : Тридцать лет транзита и споров о нем // Демонтаж коммунизма. Тридцать лет спустя / под ред. К. Рогова. М. : Новое литературное обозрение, 2021.
35. Стиглиц Дж. Ю. Глобализация: тревожные тенденции. М. : Мысль, 2003. — http://www.library.fa.ru/ files/Stiglitz-global.pdf (дата обращения: 17.06.2022).
36. Фисун А. А. К переосмыслению постсоветской политики: неопатримониальная интерпретация // Политическая концептология. 2010. № 4.
37. Фишман Л. Г., Мартьянов В. С., Давыдов Д. А. Рентное общество: в тени труда, капитала и демократии. М. : ИД ВШЭ, 2019.
38. Харви Д. Новый империализм. Н.-Й. : Издательство Оксфордского университета, 2003.
39. Цивилизационное развитие России: наследие, потенциал, перспективы / под общ. ред. В. А. Черешне-ва, В. Н. Расторгуева. М. : Издатель Воробьев А. В., 2018.
40. Шаповалов А. Богатые граждане владеют фактически всеми финансовыми активами и сбережениями в РФ // Коммерсантъ. 2019. 12.04.
41. Явлинский Г. Периферийный авторитаризм : Как и куда пришла Россия. Изд. 2. М. : Медиум, 2016.
42. Puffer S. M., McCarthy D. J. Can Russia's state-managed, network capitalism be competitive? Institutional pull versus institutional push // Journal of World Business. 2007. Vol. 42. Iss. 1. ♦
