CC BY
312
УДК 316.73
Н. О. Осипова, В. Т. Юнгблюд
Постмодернистский синдром: культурный шок или «долгое прощание»?
В статье рассматриваются некоторые дискуссионные вопросы, связанные с характеристикой эпохи т. н. «пост-постмодернизма». На фоне провозглашения «смерти» постмодернизма многочисленные теории, обзор которых предлагают авторы, свидетельствуют о новых доминантах культуры («альтермодерн» Н. Буррио, «перформатизм» Р. Эшельмана, «автомодернизм» Р. Самуэльса, «диджи-модернизм» А. Кирби и др.). В теории альтермодернизма, в частности, речь идет о мире кросскультур-ных взаимоотношений, тогда как диджимодернизм предлагает альтернативу в виде оцифрованной реальности текстов культуры.
Все они опираются на влияние процессов глобализации, «цифровой» революции, изменений в медийной среде, интерактивных форм искусства, сетевой трансформации художественного мира, ситуацию гиперпотребления.
This article deals some of the controversial issues related with the characteristic of the "Post-postmodernism". Against the background of the proclamation of the "death" of postmodernism there are many theories about new dominants of latest culture ("altermodernism" N. Bourriaud, "perfor-matism" R. Eshelman "automodernism" R. Samuels, "digimodernism" A. Kirby and others). In particular, the authors of altermodern theory talking about cross-cultural relations, while digimodernism offers alternative transformation of digital forms of the text.
At the same time, all concepts are based on the impact of globalization, «digital revolution», transformation of the media environment, interactive forms of art and types of net-art and consumer society.
Ключевые слова: пост-постмодернизм, альтермодернизм, диджимодернизм, трансформации ме-диасреды, «кочевая» культура.
Keywords: Post-postmodernism, altermodernism, digimodernism, transformation of the media environment, "nomadic" culture.e
Вот и завершился, по-видимому, столь модный и притягательный для всех гуманитариев на протяжении последней четверти века постмодернизм. Завершился, не успев выработать сколько-нибудь оригинальной концепции и методологической стратегии, но зато посеял в умах интеллектуалов зерна глубокой усталости культуры - состояния, которое еще долго будет определять вектор современного гуманитарного сознания. Примечательно и то, что почти одновременно с интеллектуально-эссеистическими изысками постмодернизма современный научный мир стремительно наполнился доказательствами, опровержениями и обоснованиями этого феномена.
В качестве основного аргумента большинство ученых называют тот факт, что атрибутика постмодернизма чрезвычайно размыта и абстрактна. При различных подходах он может обозначать совершенно разные понятия: наиболее распространенным является представление о постмодернизме как о критической парадигме в искусстве и познании, охватывающей критику эссенциализма, отказ от цельности и господство иронии; его определяли и как фактор, смещающий жанры, называли деконструктивным и деструктивным; с исторической точки зрения он рассматривался в качестве «культурной логики позднего капитализма». Такой разброс признаков лишает характеристику постмодернизма категориальности -он лишается оценочных критериев, не являясь ни негативным, ни позитивным, а то и попросту становясь определенным условием, на которое каждый реагирует исходя из собственных установок.
Одним из первых смерть постмодернизма провозгласил еще в конце 1970-х профессор кафедры сравнительных литератур университета Пенсильвании Ж.-М. Рабате, обозначив, что этот термин «сейчас отброшен практически полностью». Эта идея была стремительно поддержана и развита целым поколением ученых, построивших свою карьеру на апологетике по-
© Осипова Н. О., Юнгблюд В. Т., 2014
стмодернизма. Так, Линда Хатчон (Linda Hatcheon), канадский литературный критик, чья книга «A Poetics of Postmodernism: History, Theory, Fiction» (1988) стала классическим научным бестселлером, характеризует постмодернизм как «уходящий феномен» XX в., явление прошлого: «Давайте просто скажем: это прошло» [1]. А еще раньше известный философ и культуролог Ихаб Хассан, который одним из первых обратился к изучению культуры постмодернизма в 1970-х гг., высказал сходную мысль работе «Beyond postmodernism: Toward Anaesthetic of Trust» [2]. Даже американский теоретик архитектуры Чарльз Дженкс (Charles A. Jencks), чья книга «The Language of Post-Modern Architecture» (New York: Rizzoli, 1987) способствовала популяризации этого термина, сейчас полагает, что постмодернизм подошел к концу примерно в период миллениума. Как замечает американский литературный критик Э. Хоберек (Andrew Hoberek), «заявления о потере постмодернизмом своего положения стали банальностью», но наделены ли в действительности данные положения какой-то новизной?» [3]. «Похоронным звоном» постмодернизма в США американский историк M. Кан называет 18 июня 1993 г., когда киноперсонаж Арнольда Шварценеггера в фильме-мультиплексе «Последний киногерой» (Last Action Hero) включается в игру с несколькими уровнями реальности.
Постмодернизм бросил вызов общим категориям искусства 1970-1980-х гг., но его ирония и скепис перестали работать в 1990-е гг. Массовая культура полностью присвоила эстетику постмодернизма, которая в сниженном варианте хлынула на телевизионные и компьютерные экраны.
Во время выступления на междисциплинарной конференции «Writing History after Postmodernism», которая состоялась в 2009 г. в Штутгарте и была нацелена на то, чтобы «предложить методы преодоления нерешительности пост-постмодернистской академической среды», социолог Ноттингемского университета Майк Физерстоун, процитировав ряд публикаций 1977-1984 гг., в которых говорилось о смерти постмодернизма на фоне его культурного доминирования, пришел к выводу о том, что постмодернизм периодически признавался умершим практически на протяжении всего своего существования.
Само понятие всегда служило мишенью для скептиков, в рядах которых отметились Т. Иглтон, А. Каллиникос, Н. Хомский, А. Сокал, Ж. Брикмон и другие, воспринимающие постмодернизм не более как примитивную, бессмысленную фикцию. Независимо от того, стоит ли воспринимать серьезно такие утверждения, с каждым днем становится очевиднее, что в современных «культурных джунглях» происходят заметные перемены, суть которых сводится к попытке обозначить то, что следует «после постмодернизма» и в общем виде может быть обозначено как пост-постмодернизм. Появляются все новые концепции, наделенные странными и громоздкими названиями, цель которых - представить детальное описание современной культуры и общества, выходящее за пределы понятия постмодернизма. Эти теории свидетельствуют о сдвиге парадигмы, о новых доминантах культуры, основу которых составляет утверждение, что окружающий мир сегодня подчинен другой логике и движется в сторону не свойственных ему ранее конструкций. Авторы этих идей решительно похоронили для себя постмодернизм и, признав приход нового, сменившего его мира, стали предлагать имена новому «детищу».
Надо признать, что эти теории не претендуют на абсолютную научную новизну - ведь в последние годы было выдвинуто множество научных (в том числе и спекулятивных) подходов к пост-постмодернизму.
В качестве ключевых в этом ряду теорий предлагаются «альтермодерн» Н. Буррио, «гипермодернизм» Ж. Липовецки, «перформатизм» Р. Эшельмана, «автомодернизм» Р. Саму-эльса, «трансмодернизм» Э. Дусселя, «метамодернизм» Т. Вермюлена и Р. ван дер Аккера, «диджимодернизм» А. Кирби... Приведенные концепции разворачиваются в разных культурных пространствах: в искусстве, архитектуре, информационных технологиях, Интернете, социологии, кинематографе, телевидении, литературе и т. д., в контексте анализа культурных ландшафтов Америки, Великобритании, Германии, Франции, Польши, но, несмотря на различия, все они опираются на изменившуюся парадигму эпохи.
Она связана с тем, что в последние два десятилетия художественный мир все чаще позиционирует себя как часть сетевого общества. Научный культурологический дискурс оперирует сегодня такими терминами, как «клиповое сознание», «мобильность», «номадизм», «перемещение», «планетарный дрейф», «исход», «путешествие», «терпимость», «линки», «цепи», «петли», «нейроны», «в контакте», «относительный», «связующий», «сообщающийся»,
«дистрибутивный» и «редистрибутивный», «(не)флексибильный» и др., которые фигурируют на выставках, в среде художественных критиков, которые таким образом пытаются описать свой «продукт» [4]. Так, Н. Буррио, куратор современного искусства галереи «Тэйт Бри-тан» (Tate Britain), подчеркивает: «Художники альтермодерна ищут новую современность, которая будет основана на переводе. Главное сегодня - это перевод культурных ценностей, культурных групп и подключения к Всемирной сети. Эту "перезагрузку" модернизма в двадцать первом веке можно назвать altermodernism, движением, подключенным к креолиза-ции культур... в стандартизированном мире» [5]. В 2009 г., однозначно объявив о смерти постмодернизма, на открытии выставки «Tate Triennial» он определил альтермодерн как культуру, формирующуюся под влиянием экономической глобализации. В современном мире, охваченном мультикультурализмом, путешествиями и условиями почти всеобщего изгнания, Н. Буррио характеризует художника как «культурного кочевника». По его мнению, «современное искусство создает впечатление искусства, поднятого на огромной волне перемещений, путешествий, переводов, миграций объектов и существ», а «художественные стили и форматы отныне должны рассматриваться с точки зрения диаспоры, миграций и массового бегства» [6].
Современный художник, с точки зрения Н. Буррио, автора манифеста альтермодерниз-ма, - это своеобразный homo viator (человек-странник), мобильность которого позволяет ему с легкостью преодолевать время и пространство разных культур. В теории альтермо-дернизма речь идет о мире кросскультурных взаимоотношений, а сам альтермодернизм функционирует подобно культуре «антиглобализма», который предлагает альтернативу в виде множества ответов на конкретные ситуации.
Художника эпохи альтермодернизма отличает интерес к межкультурным взаимодействиям, легкое и мобильное пересечение границ (государственных, культурных, междисциплинарных), противостояние неолиберализму, переплетение пространства и времени в многослойном мире.
Автор еще одного термина - диджимодернизма - Алан Кирби, профессор Оксфорда, определяет его как критическое событие в современной культуре - глубокое и сокрушительное столкновение компьютеризации и текста. Самой узнаваемой его формой считается новый вид оцифрованной текстуальности - прогрессивной, бессистемной, неоднородной, разрушающей традиционные представления об авторстве и процессе чтения и наиболее ярко проявляющей себя в среде Web 2.0, ряде компьютерных приложений и сфере видеоигр.
Новый вид текстуальности также связывается с изменениями, произошедшими в привычной медийной среде, такими, как обусловленная цифровыми технологиями реструктуризация системы реальности в кинематографе, что заметно как в авторских фильмах наподобие ленты «Самый главный босс» (2006) Ларса фон Триера, так и в голливудских блокба-стерах типа «Аватар» (2009) Джеймса Кэмерона.
На телевидении черты диджимодернистской текстуальности воспроизводятся посредством реалити-шоу и интерактивных программ. Они проявляются также как в цифровом искусстве, так и в инсталляциях, схожих с инсталляцией британского скульптора Энтони Горм-ли «One&Other», которая состоялась в 2009 г. в Лондоне на Трафальгарской площади.
С одной стороны, в попытке отследить насильственное и безвозвратное воздействие процесса оцифровки на все формы текста диджимодернизм оценивает структурные сдвиги, подобные замене музыкальных альбомов скачиваемыми треками, как революцию информационной индустрии; с другой - оказывает влияние и на медийном поле: сдвиг в направлении текстуальной инфантилизации, псевдореальности, искренности и бесконечности повествования [7]. Рауль Эшельман, немецко-американский славист, профессор Университета Людвига Максимилиана в Мюнхене, рассматривает современную культуру сквозь призму «перфор-матизма» [8] - теории, уходящей корнями в генеративную антропологию и философию монизма Эрика Ганса [9]. Как и диджимодернизм, перформатизм является междисциплинарной парадигмой, хотя автор фокусируется в большей степени на «старых» медиа.
По его мнению, перформатистская текстуальность, проявляющаяся в таких культурных явлениях, как роман Я. Мартела «Жизнь Пи» (2001), фильм Сэма Мендерса «Красота по-американски» (1999) и архитектура новой Германии, принимает определенный набор ценностей и практик, к которым постмодернизм относится с известным подозрением. Они «возвращают красоту, добро, цельность и множество прочих метафизических пропозиций,
но исключительно на специальных, особых условиях, которые текст заставляет нас принимать... по своим правилам» [10]. Закаленный скептицизмом постмодернизма, перформатизм выходит за его пределы в качественно новую художественную эру.
Преподаватель Калифорнийского университета Р. Самуэлс сформулировал теорию автомодернизма [11] - нового мира, образованного посредством смешения цифровой автоматизации и персональной автономии, обусловленной новыми технологиями, которые используются в современном мире: персональные компьютеры, текстовые процессоры, мобильные телефоны, портативные плееры типа iPаd, блоги, телевидение с дистанционным управлением, компьютерные игры FPS и проч. Технологические объекты подобного рода объединяет высокий уровень механической автоматизации с усиленным смыслом личной автономии. Такая неожиданная и инновационная комбинация автономии и автоматизации воспринимается автором как главное противоречие современной жизни.
В то же время издержки данного подхода видятся в том, что, ограничив себя определенными рамками, автор ограничивается и узкой сферой высоких технологий, игнорируя изменения мирового культурного ландшафта.
Французский философ Жиль Липовецки описывает «гипермодерность» (гиперсовременность) больше в социологическом ключе, отмечая преемственность модерности и пост-постсовременности: «Наследующее постмодернизм по-прежнему обращает человеческое внимание к прошлому, которое принято считать мертвым; оно предполагает, что что-то исчезло, не уточняя, что в результате стало с нами... Атмосфера конца сопровождается информированностью стремительных прорывов, бурной модернизацией» [12]. В очередной раз провозгласив смерть постмодернизма, автор полагает, что гипермодерность как нынешнее состояние культуры начинается тогда, когда обещания современности о безграничном индивидуализме, свободе от социальных обязательств становятся, наконец, достигнутыми. Ж. Липовецки заключает, что, к счастью или нет, сегодняшняя современность характеризуется ситуацией гиперпотребления. В связи с этим можно предположить, что гипермодерность в чем-то аналогична диджимодер-низму А. Кирби и автомодернизму Р. Самуэлса и стоит где-то между ними.
Таким образом, все вышеобозначенные теории напоминают борьбу амбициозных конкурентов, стремящихся занять место дряхлеющего постмодернизма, в то время как предшественник все еще дышит.
И все-таки в ситуации подобной неопределенности так называемая «смерть постмодернизма», по всей видимости, все же случилась, и хотя новая парадигма еще не приобрела отчетливых очертаний, оставаясь в статусе нечто, но основные ориентиры, связанные с процессами тотальной глобализации, порожденными цифровой революцией, дают основание говорить о формировании новой эпистемы. Согласимся в связи с этим с Аланом Кирби, считающим, что такого рода путаница и неопределенность в подходе к пост-постмодернизму только «добавляют очарования» новой эпохе.
Примечания
1. Hatcheon Linda. A Poetics of Postmodernism: History, Theory, Fiction. Routledge, 1988. Р. 37.
2. Hassan Ihab. Beyond Postmodernism: Toward an Aesthetic of Trust // Reassessments in Literature, Theory, and Culture / ed. by Klaus Stierstorfer. Berlin & New York: Walter de Gruyter, 2003. Р. 199-212.
3. After Postmodernism // Academic journal article By Hoberek, Andrew Twentieth Century Literature. Vol. 53. № 3. Р. 43.
4. Eschelman R. Performatism, or the End of Postmodernism. Internet Journal of Antropooetics. 6, № 2. URL: http://www.anthropoetics.ucla.edu/ap0602/perform.htm
5. Bourriaud N. Altermodern. L.: Tate Publishing, 2009. Р. 94.
6. Bourriaud Nikolas. Modern. Postmodern. Altermodern: материалы конф. Ассоциации искусств Австралии и Новой Зеландии, 2005. URL: http://www.artgallery.nsw.gov.au/aaanz05/abstracts/nicolas_ bourriaud
7. Kirby A. Digimodernism: How New Technologies Dismantle the Postmodern and Reconfigure our Culture». N. Y.k: Continuum, 2009.
8. Eschelman R. Performatism, or the End of Postmodernism // Internet Journal of Antropooetics. 6, № 2. URL: http://www.anthropoetics.ucla.edu/ap0602/perform.htm
9. Gans E. Victimary Thinking Forever // Internet Journal of Generative Anthropology «Antropooetics» . URL: http://www.anthropoetics.ucla.edu/views/vw230.htm
10. Eschelman R. Performatism, or the End of Postmodernism // Internet Journal of Antropooetics. 6, № 2. URL: http://www.anthropoetics.ucla.edu/ap0602/perform.htm
11. Samuels Robert. Auto-modernity after Postmodernism: Autonomy and Automation in Culture, Technology, and Education. Digital Youth, Innovation, and the Unexpected, MA: The MIT Press, 2008. P. 219-240.
12. Lipovetsky G. Hypermodern Times. L.: Politypress, 2005. P. 23.
Notes
1. Hatcheon Linda. A Poetics of post-modernism: History, Theory, Fiction. Routledge, 1988. P. 37.
2. Ihab Hassan. Beyond post-modernism: Toward an Aesthetic of Trust // Reassessments in Literature, Theory, and Culture / ed. by Klaus Stierstorfer. Berlin & New York: Walter de Gruyter, 2003. Pp. 199-212.
3. After postmodernism // Academic journal article By Hoberek, Andrew Twentieth Century Literature. Vol. 53. No. 3. P. 43.
4. Eschelman R. Performatism, or the End of post-modernism. Internet Journal of Antropooetics. 6, No. 2. Available at: http://www.anthropoetics.ucla.edu/ap0602/perform.htm
5. Bourriaud, N. Altermodern. L.: Tate Publishing, 2009. P. 94.
6. Bourriaud Nikolas. Modern. Postmodern. Altermodern: proceedings of the conference. Art Association of Australia and New Zealand, 2005. Available at: http://www.artgallery.nsw.gov.au/aaanz05/abstracts/ nicolas_bourriaud
7. Kirby A. Digimodernism: How New Technologies Dismantle the Postmodern and Reconfigure our Culture". N. Y.k: Continuum, 2009.
8. Eschelman R. Performatism, or the End of post-modernism // Internet Journal of Antropooetics. 6, No. 2. Available at: http://www.anthropoetics.ucla.edu/ap0602/perform.htm
9. Gans E. Victimary Thinking Forever // Internet Journal of Generative Anthropology "Antropooetics". Available at: http://www.anthropoetics.ucla.edu/views/vw230.htm
10. Eschelman R. Performatism, or the End of post-modernism // Internet Journal of Antropooetics. 6, No. 2. Available at: http://www.anthropoetics.ucla.edu/ap0602/perform.htm
11. Samuels Robert. Auto modernity after post-modernism: Autonomy and Automation in Culture, Technology, and Education. Digital Youth, Innovation, and the Unexpected, MA: The MIT Press, 2008. Pp. 219-240.
12. G. Lipovetsky Hypermodern Times. L.: Politypress, 2005. P. 23.
УДК 130.2:159.923.2
Г. В. Суворов
Проблема личности в контексте европейской утопии XVI-XVII вв.
Термин «утопия» был впервые использован в одноименном произведении Томаса Мора (14771535) в 1516 г. Однако первой утопией в истории европейской философии считается модель идеального общества в диалоге Платона «Государство». Томас Мор употребил слово «утопия», которое буквально можно перевести с греческого как «место, которого нет» или «Нигдения». Спустя годы появились сочинения, схожие с «Утопией» и содержащие идеи совершенствования общественного устройства, в большинстве своем совершенно не пригодные к их практической реализации. В дальнейшем утопия стала подразумевать любую подобную схему или план.
В статье рассматривается роль утопических идей Нового времени в развитии взглядов на проблему личности в европейской философии. Раскрытие взглядов философов на будущее общественного развития позволяет понять человеческую сущность и переосмыслить перспективы развития человека. Автор рассматривает способы, с помощью которых утопии прошлого могут помочь осмыслить проблемы личности и свободы в современном мире.
The term utopia was coined by Thomas More (1477-1535) for his 1516 book Utopia. Chronologically, the first recorded utopian proposal is Plato's Republic. Thomas More coined the word «utopia» from the Greek ou-topos meaning «no place» or «nowhere». Over the years many books similar to Utopia have been written, and many plans for perfect societies proposed, most of them impractical. Utopia has also come to mean any such scheme or plan.
The article deals with the role of the utopian ideas of a XVI-XVII centuries in the development of views on the problem of personality in European philosophy. Elucidation of views of philosophers on the future of social development makes it possible to understand human nature and to think over perspectives of the development of Van. The author considers the ways in which utopias from the past might help us think about the problem of personality and freedom in the modern world.
© Суворов Г. В., 2014
