CC BY
56
Ф. А. Елоева
ПОСТДИГЛОССНОЕ СОСТОЯНИЕ.
СЛУЧАЙ СОВРЕМЕННОЙ ГРЕЦИИ
В статье рассматривается языковая ситуация в современной Греции, в том числе эстетические, культурные и орфографические предпочтения носителей новогреческого языка, при водящие к неожиданному употреблению слов, принадлежащих кефаревусе и димотике.
Ключевые слова: новогреческий язык, диглоссия, кефаревуса и димотика.
При ближайшем рассмотрении любой лингвистической ситуации мы убеждаемся в ее уникальности - и понятие нормы приобретает этнолингвистическое звучание. Представляется, что существуют языки особенно значимые в отношении изучения истории становления литературной нормы. Ярким примером такого языка является греческий, поскольку античное наследие, «немеркнущая слава предков» стало для современных греков предметом гордости и одновременно страшным бременем. Эта тема становится основной в творчестве лауреата Нобелевской премии греческого поэта Йоргоса Сефериса.
Необычность новогреческого обусловлена прежде всего длительной и непрерывной письменной традицией, существующей на протяжении, по крайней мере, трех с половиной тысячелетий. При значительных изменениях, которые произошли за этот время в греческом языке - из флективного древнегреческого он превратился в предельно аналитический новогреческий -поразительна сохранность лексического фонда. «В действительности об очень немногих словах греческого языка можно сказать, что они совершенно исчезли», - писал выдающийся исследователь греческого языка Георгий Хадзидакис (Хат^15акп<; 1905: 332).
О непрерывности традиции фактически свидетельствует весь лексикон новогреческого языка в сопоставлении с древнегреческим, но представляется уместным привести несколько конкретных примеров, начав с надписи на чаше, датируемой концом VIII в. до н. э. и найденной в 1954 г. на острове Исхия. Надпись обычно понимается следующим образом:
Nsoxopo; [ei|i] sunox[ov] nox^pio[v]
о; 5' av xouös n[inoi] noxnpi[ou] aüxiKa K^vov
i|sp[oc; aip]^asi KaXXiax[s9av]ou Ä9po5ixn;.
'Я - ладный для питья кубок Нестора. А того, кто станет пить этим кубком, тотчас захватит страстное желание прекрасновенчанной Афродиты' (пер. Н. А. Чистяковой - Chistyakova 1983: 30).
Вторая и третьи строки представляют собой гекзаметры, и большинство исследователей полагает, что надпись юмористически обыгрывает контраст между скромным материалом -глиной - и роскошной золотой чашей Нестора, которую в Илиаде описывает Гомер. Нас в данном случае интересует, что практически все слова, засвидетельствованные в надписи, употребительны в греческом языке по сей день - лот^рг 'стакан, бокал', nivro 'пью', CKsivo^ 'этот', ка^о^ 'прекарсный', стгф&уг 'венец'. Интересно, что даже композиты гблото<; 'приятный для питья', Ka^^iGT89avo^ 'прекрасно увенчанный' звучали бы вполне уместно в высоком (или скорее в шутливо-напыщенном) стиле современного греческого языка.
Другим примером такого рода является др.-гр. фот<^ (Gen. фомко^) 'финиковая пальма' (Horrocks 1997: 15). Форма poni-ke /phoinike/ (Instr. sg.) PY Na 722 впервые встречается еще в микенских текстах при описании кресла с инкрустацией из слоновой кости (неясно, имеется ли в виду финиковая пальма или птица феникс, ср.: Kazanskiene, Kazansky 1986: 69, 76. На очень ранних этапах языкового развития по аналогии в новогреческом языке она выравнивается в форму фотка^ (Gen. фотка).
Интересно, что на синхронном этапе под влиянием архаизирующих тенденций (фактически моды на древнегреческие слова) слово снова появляется в форме фот<^ (очевидно, что этот возврат архаической формы вызван сознательной ориентацией на классические модели). Форма фот<^ звучит в новогреческом языке архаически, но тем не менее абсолютно допустима в определенных контекстах. Такое возрождение прослеживается регулярно на разных этапах языкового развития и объясняется давлением и высоким престижем книжной традиции и сознательной установкой на архаизаторство.
Очевидно, имея в виду данную особенность, выдающийся греческий лингвист Манолис Триандафиллидис писал: «Греческий - это один и тот же язык, передаваемый из уст в уста, на котором говорят в течение нескольких тысячелетий» (цит. по Browning 1983: 101). Забавно, что это говорит Триандафил-лидис, сторонник ориентации на народный, разговорный язык,
автор образцовой грамматики димотики, человек, совершивший решительную и во многом успешную попытку положить конец греческой диглоссии и архаизирующей норме. И, тем не менее, создается впечатление, что отказаться от мысли о преемственности, «синехии»1 для греческого мировоззрения все равно что отказаться от мысли, что волшебный сад, который еще можно различить сквозь полуоткрытую калитку в глухой стене, потерян навсегда и пути обратно нет. Независимо от своего отношения к знаменитому греческому «языковому вопросу», о котором пойдет ниже речь, греки дорожат своей языковой традицией.
Традиционная орфография - проявление той же тенденции. Она в значительной степени затушевывает исторические и диалектные различия.
Древнегреческие написания бережно сохраняются, так что даже, когда греки вынуждены перейти на другой язык они сохраняют свою графику, как в так называемых караманлийских надписях XIX века на турецком языке, но в греческой графике. Их можно, в частности, видеть в районе Балыклы во дворе церкви Животворного источника ^юо86%ои л^УЛ?) в Стамбуле. Турецкое название Балыклы «рыбный» напоминает об апокрифической легенде о взятии Константинополя. Попадья, жарившая рыбу на сковородке, в ответ на известие о взятии Города турками, воскликнула, что это невозможно - скорее рыба, кипящая в масле, оживет. И ожившие, наполовину прожаренные рыбки соскочили со сковородки. Сейчас золотые рыбки с темными полосками плавают в святом источнике, находящемся в приделе церкви.
Весь двор церкви вымощен мраморными плитами, перевезенными переселенцами из Каппадокии - тюркоязычными каппадокийскими греками. Язык надписей турецкий, но графика греческая с трогательной попыткой сохранения политонической системы ударения и придыханий.
Постсоссюровская лингвистика постулирует важность слова звучащего - греческий опыт говорит об огромной важности текстов, но когда текстов уже не остается, функцию самоидентификации приобретают графика и орфография. Чрезвычайно интересен вопрос о сохранении придыханий в минускульном письме - в ситуации, когда они давно уже превратились в фантом, поистине удивительно то обстоятельство, что многие греки
1 ошехш «последовательность, непрерывность»
и сегодня пишут с правильными придыханиями. Придыхание становится символом греческости. В XIX веке, когда Оттоманская империя слабеет, а перспектива создания независимого греческого государства становится реальностью, разгорается спор между архаистами и новаторами. Стандартизация греческого языка происходит весьма болезненно. Исторические грамматики традиционно описывают процесс формирования современного нормативного языка в XIX-XX вв. в рамках континуума «кафаревуса - димотики» - двух противоположных по лингвистическому и идеологическому наполнению культурных тенденций2. Речь идет о некотором спектре разных языковых вариантов, претендовавших в тот или иной временной период на роль стандартного литературного языка.
Историческая тенденция ориентации на аттикистическую норму действовала далеко не прямолинейно. Внешние условия влияли на формирование языка так, что в одни периоды давление аттикистических традиций доминировало, а в другие периоды серьезную роль играл разговорный язык. Свидетелями взаимодействия и борьбы этих двух тенденций - центростремительной и центробежной мы являемся и в настоящее время.
В XIX и XX веках этот конфликт отражался в разрыве между двумя вариантами новогреческого языка - «кафаревусой», созданной в начале XIX архаизаторами и димотикой, которая была упорядочена в конце XIX в. радикальными сторонниками ориентации на устную разговорную речь. И даже официальное признание димотики официальным языком Греции (1973) отнюдь не устранило всех трудностей. Непосредственным проявлением рассматриваемых противоречий является греческий «языковой вопрос» (то у^юоогко £птП^а), с трагической силой зазвучавший в конце XVIII в. Языковой вопрос - вопрос о необходимости выбора между прошлым и настоящим - действительно приобретает в Греции драматическое звучание. Такого прошлого, как у греков, в европейском контексте не было ни у одного народа, и отказаться от попыток сохранения древнегреческого до сих пор для многих греков означает лишиться самой драгоценной части своего культурного наследия.
Спор архаизаторов и новаторов проходит через всю историю греческого языка. Взаимосвязь различных эпох с точки зрения вечного «аттикистического конфликта» с наглядностью предстает в следующем примере.
2
См. подробнее, например: Ноггоскз 1997; Browning 1983.
В 1901 и 1904 гг. были осуществлены новые переводы на димотики трагедий Эсхила и Нового Завета, часть этих переводов была опубликована в газете «Акрополь». Афинское студенчество, подстрекаемое традиционалистски настроенными профессорами и соответствующей реакцией прессы, намеревалось разгромить редакцию этой газеты и организовало ряд демонстраций. В уличных боях погибли невинные люди. Парадоксальность ситуации заключается в том, что текст Нового Завета, неприкосновенность которого отстаивали крайние пуристы, подвергался в первые века нашей эры суровому осуждению со стороны их духовных предшественников - сторонников аттикизма. Начиная с Фриниха из Вифинии, они осуждали Новый Завет за приниженность и простонародность стиля. Таким образом, через 18 веков конфликт повторился, но как бы в зеркальном отражении. Именно такой временной промежуток понадобился для того, чтобы текст, первоначально не соответствовавший эталонным образцам, сам стал бы выступать в роли эталона.
Греческий не случайно наряду с другими языками был выбран в 1959 году Чарльзом Фергюсоном в его знаменитой статье как характерный пример для обоснования его гипотезы диглоссии (Ferguson 1959: 325-34). Как мы помним, по Фергюсону диглоссия обозначает ситуацию, когда в обществе параллельно существуют две формы одного языка - впоследствии исследователи стали говорить о двух языках (данное уточнение не является принципиальным) - книжная, высокая, связанная с письменной традицией и некнижная, связанная с обычной повседневной нормой, с узусом. По Фергюсону, эти две формы неизбежно находятся в состоянии дополнительной дистрибуции - то есть принципиально невозможно никакое их пересечение и более того, носителем они воспринимаются как единое целое - поскольку никогда не пересекаются. Обосновывая свою теорию, Фергюсон опирался, в частности на греческую языковую ситуацию.
Идея Фергюсона показалась остроумной и до сих имеет большое количество сторонников. Диглоссное состояние пытаются выявить в других языках, идея диглоссии развивается социолингвистами. Очевидно, что Фергюсону удалось увидеть в новом ракурсе сложный языковой материал и отчасти структурировать его. Но здесь сразу же начинаются сложности.
Теория о принципиальной невозможности пересечения двух форм языка, о том, что в сознании носителя они находятся в
состоянии дополнительной дистрибуции, практически не подтверждается конкретными примерами, хотя звучит настолько эффектно, что хочется поверить в ее реальность.
Основываясь на многолетних занятиях греческим и будучи глубоко убеждена в том, где два варианта (точнее два полюса высокой и низкой нормы) действительно представлены в современном греческом языке и являются абсолютной реальностью, я взяла бы на себя смелость утверждать, что диглоссия является неким гипотетическим идеальным состоянием, идеальной моделью, с которой мы можем сверять реальную языковую ситуацию.
Представляется, что за диглоссным состоянием стремительно следует постдиглоссное. Показательно, что сегодня кафаре-вуса (официально отмененная в 1979 году) широко используется в некоторых официальных клише, но также и для выражения иронии. К этой теме мы обратимся несколько позже.
И, тем не менее, несмотря на очевидные нестыковки и последовательные нарушения гипотезы о функционировании диглоссии, - вопреки тому, что постулировал Фергюсон, создаются параллельные тексты на высоком и низком языках, высокая норма пародируется. Теория Фергюсона является прекрасным примером, демонстрирующим идеи Карла Поппера о науке как фальсификации, «Science as Falsification» (Popper 1963: 33-39)3. По Попперу научность теории определяется ее принципиальной опровержимостью, любая научная теория может быть опровергнута - и процесс ее опровержения, собственно, и является движителем прогресса.
Гипотезу о диглоссном состоянии Б. М. Успенский предложил применить к истории русского языка (Успенский 1994).
Захватывающе интересная полемика Б. М. Успенского и М. И. Шапира - или, скорее, безжалостная и вполне убедительная критика Шапиром постулатов Успенского обнаруживает интересные параллели с греческой ситуацией.
Подробный разбор аргументации М. И. Шапира в сопоставлении с греческим данными может и должен явиться предметом отдельного исследования, тем не менее, я позволю себе сделать предварительный вывод - идея о диглоссии является фантомом, но фантомом необычайно полезным для уяснения истиной ситуации. Не случайно, сам М. И. Шапир начинает свой критический разбор следующим рассуждением «Пожалуй, всякому
3
Цитируется по: Schick 2000: 9-13.
непредвзятому специалисту сегодня ясно, что исследования Б. М. Успенского стали самым значительным событием в изучении истории русского литературного языка за два минувших десятилетия. Именно ему должна быть обязана наша наука обостренным интересом к соответствующей проблематике, причем не только у нас, но и за рубежом: последнее время большинство идей в этой области складывается в явном или скрытом притяжении, в явном или скрытом отталкивании от концепции, высказанной Б. А. Успенским. Последовательный филологизм сообщает его работам исключительное обаяние и выгодно отличает их автора от большинства его оппонентов. Но - парадоксальным образом - это обаяние зачастую мешает увидеть в теории Б. А. Успенского целый ряд принципиальных положений, с которыми невозможно согласиться даже, несмотря на общее сочувствие искреннему пафосу его исследований» (Шапир 1989: 271-309). Таким образом, М. И. Шапир, не принимая теорию Успенского в ее реализации, полностью отдает себе отчет в безусловно положительной роли этой теории.
Возвращаясь к греческому языку, мы можем постулировать, что на примере развития литературного стандарта греческого языка в диахронии выявляется особая роль, которую авторитетная книжная традиция) играет в консервации языка.
И. А. Бодуэн де Куртенэ, стоявший в отечественной лингвистике у истоков теории контактов, писал, что « смешение языков возможно не только в географическом и территориальном порядке», но и в «хронологическом отношении» Представляется, что в данном случае мы имеем право говорить о наличии «диахронического смешения». Классическим примером последнего может считаться новогреческий язык. Противопоставление книжного и разговорного языков засвидетельствовано уже в эпоху поздней античности. Вплоть до настоящего времени это противопоставление находит выражении в существовании лексической и грамматической синонимии на разговорно-обиходном и письменно-литературном вариантах языка (димотика и кафаревуса) Интересно, что оба этих языковых варианта в той или иной степени являются искусственными конструктами, созданиями греческих интеллектуалов, при этом искусственность кафаревусы - языка с древнегреческой морфологией и новогреческим синтаксисом, обсуждалась часто, то искусственность димотики стала предметом обсуждения лишь в последнее время благодаря П. Макриджу (ср.: Mackridge 2011).
Кафаревуса, таким образом, является созданием франкоязычных интеллектуалов эпохи Просвещения, однако и димоти-ка абсолютно «рукотворна» и даже в большей степени рафинированна, ее создатели по всей вероятности ориентировались на наддиалектное койне димотических греческих песен.
Современная новогреческая языковая ситуация - это постоянная возможность выбора различных средств выражения, колебания при употреблении тех синтаксических, лексических и морфологических средств, которые в сознании говорящего принадлежат к фонду престижного архаизированного языка (кафаревусы) - при том, что уже в 1979 году кафаревуса была официально отменена. Диалектно окрашенная новогреческая речь не носит сниженного характера, а придает речи характер доверительности. Представители старшего поколения горят на димотике с некоторыми вкраплениями кафаревусной лексики (при этом достаточно одной кафаревусной формы на синтагму, чтобы у слушающих возникло ощущение «говорения на кафа-ревусе»), а в обстановке официального общения «переходят на кафаревусу» (то есть просто увеличивают количество кафаре-вусных слов). При общении с близкими они могут перейти на просторечие или диалект.
Представляется, что мы можем постулировать своеобразную рукотворность греческого, особую важность эстетической функции языка на всем протяжении истории его бытования, что впоследствии отразилось на истории становления стандарта новогреческого. Подобная языковая специфика, постоянное взаимодействие книжной и разговорной нормы, сохранение традиционной орфографии, традиционность школьного обучения, все это замечательно укладывается в философскую лингвистическую школу, представителями которой являлись Карл Фосслер, Бенедетто Кроче, Эмилиу Косериу.
Очевидно, что восприятие языка как некой эстетической ценности, представление об эталонных текстах, напряженный интерес к философии языка отразился на всей последующей истории греческого языка и во многом сказался на консервативности лексики греческого в диахронии.
Литература
Browning, R. 1983: Medieval and Modern Greek. Cambridge. Chistyakova N. A. Greek Epigramm (VIII-III century B. C.).
Чистякова, Н. А. 1983: Греческая эпиграмма VIII-III вв. до н.э. Л.: Изд-во ЛГУ.
Ferguson, Ch. 1959: Diglossia. Word 15: 325-334.
Horrocks, G. Greek. A history of the Language and its Speakers. London. New York, 1997.
Kazanskiene V. P., Kazansky N. N. 1986: Predmetno-ponyatiynyy slovar' grecheskogo yazyka. Krito-mikenskiy period [The dictionary of the Greek language. The Crete-Mycenaean period]. Leningrad. Казанскене В. П., Казанский Н. Н. 1986: Предметно-понятийный словарь греческого языка. Крито-микенский период. Л. Khatzidakis, G. 1905: Meseonika ke nea ellinika [The mid-Ionian Greek]. Athens.
Хах^гбакп^, Г. 1905: MsoairoviKa каг Nsa EXX^viKa. T.A, AO^va, Mackridge, P. 2011: Language and National Identity in Greece, 17661986. Oxford: OUP, Popper, K. 1963: Conjectures and Refutations, London: Routledge and
Keagan Paul, 33-39. Schick, Th. (ed.). 2000: Readings in the Philosophy of Science. Mountain
View, CA: Mayfield Publishing Company, 9-13. Shapir, M. I. 1989: [The theory of «Church Slavonic-Russian diglossia» and its followers. About the book by B. A. Uspensky «The History of the Written Russian Language (11th-17th centuries)». Russian linguistics 13 , 271-309.
Шапир, М . И. 1989: Теория «церковнославянско-русской диглоссии» и ее сторонники. По поводу книги Б. А. Успенского «История русского литературного языка (XI-XVII)». Russian linguistics 13 , 271-309. Uspensky, B. A. 1994: Istoriya russkogo literaturnogo yazyka [History of the written Russian Language] (11th-17th cent.). 3rd ed. Moscow. Успенский, Б. А. 1994: История русского литературного языка (XI—XVII вв). 3-е изд. М.,
F. A. Eloeva. Post-diglossia period. The linguistic situation of the contemporary Greece
The paper discusses the linguistic situation of the contemporary Greece, including aesthetic, cultural and orthographic preferences of the Modern Greek speakers in using a fusion of Demotic and Katharevousa forms in the Modern Greek language.
Keywords: the Modern Greek language, diglossia, Katharevousa, Demotic.
