ПОСМЕРТНАЯ ЛЕТОПИСНАЯ ПОХВАЛА ПРАВИТЕЛЮ КАК ИСТОРИЧЕСКИЙ ИСТОЧНИК Текст научной статьи по специальности «История и археология»

УДК 930.1

DOI: 10.51255/2311-603X_2022_2_18

З. А. Исмаилова

Посмертная летописная похвала правителю как исторический источник

Похвала правителю — весьма распространенный литературный прием средневековых книжников. Она присутствует в летописях, житиях, сказаниях. При этом историки редко обращали на нее внимание. Как отдельный жанр средневекового письма похвала никогда не рассматривалась, не подвергалась исторической критике. Между тем решение этой задачи позволит выявить закономерности в развитии похвалы как отдельного историко-литературного средневекового жанра и дать ей оценку как историческому источнику.

^ Начнем с исследования самых ранних похвал русским князьям. В 1015 г. ^ скончался князь Владимир Святославич. Узнав об этом, «люди сошлись без ^ числа и плакали по нем, бояре аки заступника земли их, убогие аки заступника ^ и кормителя; и вложили его в гроб мраморный, спрятали тело его с плачем ве-^ ликим». Сразу же после этого известия в летописи читается похвала Владими-!| ру: «Сей же есть новый Константин великого Рима, иже крестился сам и людей о своих крестил: и так сей створил подобно ему»1. Далее в летописи идет длинное а рассуждение о пользе крещения и покаяния, которое, как доказал А. А. Шахма-° тов, является поздней вставкой из жития князя2. После этой вставки речь вновь а о князе Владимире: «Сего в памяти держат русские люди, поминая святое кре-| щение и прославляя Бога в молитвах, песнях и псалмах». В Лаврентьевской ле-^ тописи к этому прибавлены слова восхищения князем: «Дивно же есть, сколько ^ добра створил Русской земле, крестив ее»3. Такова посмертная летописная по-£ хвала князю Владимиру — она кратка, характеризует князя только как крести-С теля Руси, оставляя в забвении другие его христианские и светские добродетели.

Чтобы понять краткость и однообразие этой похвалы, необходимо учитывать, что известия о княжении Владимира, как доказал А. А. Шахматов, были внесены в летопись на основании устного предания — народных песен, былин, прозаических рассказов4. Летописец хорошо знал народные легенды, которые связывали имя князя Владимира не только с крещением Руси: «Едва ли не главною заслугою Владимира в глазах русских людей, — заметил А. А. Шахматов, — было объединение им под своею властью всех восточнославянских племен: народное предание приписывало ему покорение вятичей, радимичей, хорватов; им же покорена Ятвяжская земля. Все эти походы воспевались, по-видимому, в былинах, которые рано стали переносить на Владимира подвиги предшествовавших ему князей. Так о покорении вятичей другие народные предания говорили как о деле Святослава»5. И летописец последовал этому последнему преданию, внеся в летопись под 966 г. известие о победе Святослава над вятичами6. Поэтому, составляя в 1039 г. похвальное слово князю Владимиру, он не решился вновь следовать народному преданию и противоречить самому себе. Летописец поступил осторожно — он воздал Владимиру краткую и малосодержательную похвалу.

Сын Владимира — Ярослав посмертной похвалы не удостоился. Причина этого кроется не в том, что Ярослав в глазах летописца не заслужил похвалы, а в другом.

В 1039 г., как выяснил А. А. Шахматов, был составлен первый киевский летописный свод. Его создание было связано с постройкой и освящением киевского Софийского собора. Свод заканчивался известием об этом событии, после которого следовала похвала Ярославу, в которой князь прославлялся как просветитель Руси: «И при сем начала вера христианская плодиться и расширяться, и черноризцы начали множиться, и монастыри начали быть. И Ярослав любил церковные уставы, попов любил повелику, излиха же черноризцев, и книгам прилежал, почитая их часто в ночи и в дни; и собрал писцов многих, и переложили от Грек на Словенское письмо, и списали книги многие и списки, ?? ими же поучаясь, верные люди наслаждаются ученьем божественным». Далее § идет пространное рассуждение на тему «Велика бывает польза от ученья книж- g ного», после — вновь речь о Ярославе: «Ярослав же сей, якоже сказали, любил -з книги и, много написав, положил в святой Софии церкви, которую сам создал; ¡з украсил ее златом и серебром и сосудами церковными. И иные церкви ставил ^ по городам и по местам, поставляя попов и давая им от имения своего урок, .У вели им учить людей. И умножились пресвитеры и люди христианские. Радовался Ярослав, видя множество церквей и людей христианских»7. ¿g

Видим, что похвала Ярославу, не являясь посмертной, однако, намного 53 пространнее похвалы его отцу — князю Владимиру. Летописец отметил в ней £ действительные черты правления князя — широкое строительство церквей ^ и монастырей, создание при них скрипториев, где переводились и переписывались книги. Все это говорит о том, что, воздавая похвалу Ярославу, летописец $

был весьма осведомлен о его княжении; если принять вывод А. А. Шахматова о создании первого летописного свода в Киеве в 1039 г., то он был его современником.

Тот же А. А. Шахматов выяснил, что продолжателем киевского свода 1039 г. был в 1072-1073 гг. игумен Печерского монастыря Никон8, один из образованнейших людей своего времени: «великий Никон» — так называли его современники за его знания, ум, начитанность. Никон, приступая к своей работе, имел в руках первый киевский летописный свод, составленный при Софийском соборе. Он его прочел и, конечно, заметил, что оканчивался свод похвалой Ярославу. Продолжив свод и доведя его до 1054 г., года смерти Ярослава, Никон, естественно, не стал воздавать ему новую похвалу. Он лишь заметил, что после смерти Ярослава «плакали по нем Всеволод и все люди»9. Так Ярослав не удостоился посмертной похвалы — по причине чисто технической.

Никон, редактируя киевский свод 1039 г. и продолжая его, стал автором первых посмертных похвал русским князьям, в которых содержалась их личная характеристика. Первым таким текстом была похвала тмутараканскому князю Мстиславу, скончавшемуся в 1036 г.: «Был Мстислав дебел телом, чер-мен лицом, велик очами, храбр на рати, и милостив, любил дружину повелику, а имения не щадил, ни питья, ни ядения не браняше»10.

Другой тмутараканский князь — Ростислав брал дань у касогов и в иных странах, и «сего убоялись греки», послали котопана, и тот в 1066 г. отравил Ростислава. «Был же Ростислав муж добр на рать, возрастом же леп и красен лицом, милостив убогим»11.

В 1078 г. в Заволочье чудью был убит новгородский князь Глеб Святославич. «Был Глеб милостив на убогих и страннолюбив, тщание имея к церквам, тепл на веру и кроток, взором красен»12. Заметим, что Глеб княжил в 1054-1064 гг. Я в Тмутаракани.

Все эти похвалы-характеристики принадлежат перу Никона13. Нетрудно за-^ метить их сходство, литературную близость. Также нетрудно заметить, что они « возданы Тмутараканским князьям. Чем объяснить внимание Никона-летопис-

Л

ца к этому далекому княжеству, затерянному на окраине русского мира? ^ А. А. Шахматов обратил внимание на то, что Никон отправился в 1064 г. 5§ в Тмутаракань и основал там монастырь. Он хорошо знал тмутараканских у князей Ростислава и Глеба и события, разыгравшиеся в Тмутаракани в 10648 1067 гг., был «живой свидетель этих событий, присутствовавший при всех £ них и, очевидно, принимавший деятельное участие в жизни Тмутаракани»14. ® Там же, в Тмутаракани, Никон мог расспросить о первом Тмутараканском § князе — знаменитом Мстиславе Лютом, как запомнила его народная легенда. ^ В 1067 г. Никон вернулся в Киев, а в 1074 г. он еще раз виделся с князем Глебом, который пришел в Печерский монастырь проститься с умиравшим игуме-£ ном Феодосием15. С

Таким образом, Никон был хорошо осведомлен о событиях, о которых сказал в летописи, о князьях, которым воздал посмертные похвалы. Он продолжил летописный свод и внес в него известия начиная с 1039 г. и заканчивая 1070-ми гг.

Под 1078 г. в летописи содержится похвала киевскому князю Изяславу, скончавшемуся в том году в междоусобной брани: «Был же Изяслав муж взором красен, и телом велик, незлобив нравом, кривого ненавидел, любил правду, не было в нем лести, но прост был умом, не отвечал злом на зло»16. Судя по литературным выражениям и синтаксису, эта похвала также принадлежит «великому Никону».

Однако другой киевский князь — Святослав не удостоился похвалы от Никона, так как с этим князем у игумена были непростые отношения — Никон порицал Святослава за неправое отнятие киевского стола у старшего брата Изя-слава. В 1088 г. Никон скончался. Похвалу Всеволоду, скончавшемуся в 1093 г., он воздать, таким образом, не мог.

Наши наблюдения точно соответствуют выводам А. А. Шахматова о русском летописании XI в. и опираются на них. Только исходя из версии А. А. Шахматова о создании первого древнейшего летописного свода в Киеве в 1037-1039 гг., можно объяснить отсутствие в «Повести временных лет» похвалы Ярославу Владимировичу; только опираясь на выводы А. А. Шахматова о Никоне-летописце, можно объяснить осведомленность летописца о Тмутараканских князьях или же понять, почему посмертной похвалы удостоился Изяслав Яросла-вич и не удостоился его брат Святослав.

Такова фактическая история первых летописных похвал русским князьям. Мы замечаем, что похвала отражала симпатии и антипатии летописца, говорила о его весьма хорошей осведомленности.

Однако уже тогда — в XI в. — замечаем, как похвала становится литературным памятником, в котором застывают готовые выражения и характеристики. К анализу этой — литературной — стороны похвалы мы и переходим.

Князь Ярополк Изяславич, княживший во Владимире Волынском, в 1086 г.

был предательски убит своим приближенным «проклятым Нерадцем». «Мно- С!

гие беды приял, — говорит о нем летопись, — без вины был изгнан от братьев ^

своих, обидим и разграблен, наконец и смерть горькую приял: но вечной жиз- ^

ни и покою сподобился. Таков был блаженный князь Ярополк кроток, смирен, |

братолюбив и нищелюбец, десятину давал от всех скот своих святой Богоро- ^

дицы, и от жита нався лета, и молил Бога всегда, глаголя: "Господи Боже мой, -с

о

Иисусе Христе! Прими молитву мою, и дай же мне смерть таковую, якоже дал братьям моим Борису и Глебу, от чужой руки, да омою грехи все своею кровью, ^ избуду суетного света и сети вражьей"»17. ^

Трудно сказать, кому принадлежит авторство этой похвалы — Никону, еще § жившему в 1086 г., или же его продолжателю. Судя по лексике и синтаксису, ее автором вполне мог быть Никон. я

Вернемся к похвалам трем Тмутарканским князьям — Мстиславу, Ростиславу и Глебу. Прибавим к ним похвалу Ярополку Волынскому и сравним все четыре похвалы-характеристики.

Отметим, что все они кратки — только характеристика Ярополка более развернута, чем остальные, за счет развития мысли о его насильственной кончине. Все характеристики отмечают личные черты правителей, но первые две — Тму-тараканских князей Мстислава и Ростислава — характеризуют их как храбрых воинов, а две другие — Глеба и Ярополка — особо отмечают их религиозные и церковные добродетели. Храбрость Мстислава и Ростислава противопоставлена кротости Глеба и смирению Ярополка. Щедрость Мстислава к дружине — щедрости Ярополка к церкви.

Таким образом, первые летописные посмертные похвалы русским князьям — это краткие их характеристики, которые можно разделить на две группы: характеристики храбрых воинов и характеристики кротких правителей. Их соединения или смешения до конца XI в. не наблюдаем.

В XII в. эти две характеристики соединились, и возникла развернутая похвала правителю. В 1172 г., воюя Новгородскую землю, скончался князь Святослав Ростиславич. «Сей же благоверный князь был украшен всякой добродетелью, храбр на рати, и любовь имел ко всем, особенно к милостыне прилежал, и монастыри одаривал, и монахов утешал, и церкви и попов одаривал, весь святительский чин достойною честью чтил; имел дружину в чести и именья не щадил, не собирал злата и серебра, но отдавал дружине»18. Если сравним эту характеристику с предыдущими, то заметим, каким образом в ней развиты элементы последних: выражение «любил дружину повелику, а имения не щадил» в характеристике Мстислава Тмутараканского развернуто в «имел дружину в чести и имения не щадил, не собирал злата и серебра, но отдавал его дружине» в характеристике Святослава; краткое «тщание имел к церквам» из похвалы Я Глеба Святославича было развернуто в длинное перечисление: «...монастыри одаривал, и монахов утешал, и церкви и попов одаривал, весь святительский ^ чин достойною честью чтил» в похвале Святославу. Таким образом, оба эле-« мента похвалы были развиты. Посмертная похвала-характеристика Святослава стала весьма распространенной в киевском летописании и превратилась ^ в застывшую формулу.

Ц Другая формула посмертной похвалы была выработана на севере. у В 1125 г. «преставился благоверный и великий князь русский Владимир Цр (Мономах. — З. И.), сын благоверного отца Всеволода, украшенный добры-£ ми нравами, прославившийся в победах, от имени его трепетали все страны ® и по всем землям распространился слух о нем: понеже он всею душой воз-§ любил Бога. <...> Всех зломыслящих на него дал Бог под руки его, понеже ^ не возносился, не величался, но на Бога возлагал всё, и Бог покорил под ноги его всех врагов; он же, заповедь Божью храня, добро творил врагам £ своим, отпускал их одаренными. Милостив же был паче меры. и не щадил С

имения своего, раздавая требующим, и церкви создавал и украшал; чтил же излиха чернеческий чин и поповский, подавая им еже на потребу и принимая от них молитвы»19.

В 1212 г. «преставился великий князь Всеволод (Большое Гнездо. — З.И.), именованный в святом крещении Дмитрий, сын Юрия, благочестивого князя всея Руси, внук Владимира Мономаха, княжив в Суздальской земле лет 37. Много мужествовав и дерзость имев, на бранях показав, украшен всеми добрыми нравами, злых казня, а добромысленных милуя... Сего имени трепетали все страны, и по всей земле распространился слух о нем, и всех зломысля-щих на него дал Бог под руки его: понеже не возносился, не величался о себе, но на Бога возлагал всю свою надежду, и Бог покорил под ноги его всех врагов его. Многие же церкви создал по волости своей, ибо создал церковь прекрасную на дворе своем святого мученика Дмитрия, и украсил ее дивными иконами и писанием, и принес доску гробную из Селуня святого мученика Дмитрия. имея присно страх Божий в сердце своем, подавая требующим милостыню, судя суд истинен и нелицемерен, не обинуясь лица сильных своих бояр, оби-дящих меньших и роботящих сирот и насилье творящих; любил же помногу черноризческий и поповский чины»20.

Сравнивая эти две характеристики — Владимира Мономаха и Всеволода Большое Гнездо, — нетрудно заметить, что написаны они по одинаковому образцу. Этот образец и есть северно-русская формула посмертной похвалы правителю. Отметим ее отличия от южной. Первое отличие — частое упоминание Бога, близкие к библейским выражения и общий церковный тон, столь контрастирующий со светским тоном южно-киевской похвалы. Второе отличие — восхваляемый правитель предстает центральной, грозной фигурой: от одного его имени «трепетали все страны» и все враги его были покорны ему. Южная летопись никогда не поднималась до такого масштаба.

Посмотрим на посмертное слово Владимиру Мономаху из Ипатьевской летописи: «Преставился благоверный князь, христолюбивый и великий князь всея Руси Владимир Мономах, иже просветил всю Русскую землю, аки солнце лучи испуская; слух о нем прошел по всем странам, наипаче же был страшен С! поганым, братолюбец и нищелюбец, и добрый страдалец за Русскую землю»21. ^ Сравним эту характеристику с характеристикой из Лаврентьевской летописи ^ и увидим, что она: |

1) намного короче; ^

2) в противоположность церковному тону похвалы из Лаврентьевской ле- -с тописи в ней видны следы народно-языческого сознания: «аки солнце лучи испуская», и полностью отсутствует слово Бог; ^

3) похвала Лаврентьевской летописи имеет местный характер: слух о кня- ^

зе «прошел по всем странам», однако наипаче князь «был страшен пога- §

ным» — отметил летописец, локализуя значение деятельности правителя

местными интересами; я

'Й со

4) она имеет светский характер и подчеркивает воинские добродетели правителя — «добрый страдалец за Русскую землю».

Светский характер похвалы южной летописи объясним ее общим светским характером и тоном повествования. На юге, в Киеве, затем в Галиции существовала давняя светская литературная традиция, отмеченная исследователями — Д. С. Лихачевым, М. Д. Приселковым, И. П. Ереминым и др.22 Подчеркивая преимущественно светский характер Галицко-Волынской летописи, М. Д. Приселков характеризовал ее рассказ как «любопытный по тому жизнерадостному, далекому от церкви и церковных книг, тону, который дает нам право думать, что перед нами не церковник, а дружинник князя»23. Косвенное подтверждение этому обнаружил и А. В. Арциховский, изучая древнерусские миниатюры. Он указал на миниатюры, посвященные истории письменности и переводного дела в домонгольской Руси. На этих миниатюрах главными лицами являются лица светские, «вопреки предрассудку о всецело церковном характере древнерусской письменности»24. П. И. Еремин, изучая Киевскую летопись как литературный памятник, отметил те слова и выражения в ней, которые ха-растеризовали «речевую практику XII в., живой язык, обычный в княжеско-дружинной среде»25. Наконец, М. Н. Тихомиров сказал о Галицко-Волынской летописи, входящей в состав Ипатьевской летописи, что она «брызжет светской жизнерадостностью»26.

На севере, во Владимирском княжестве, сложилась другая обстановка. Там летописание с 1158 г. оказалось делом не дружинников князя, а церковников главной владимирской церкви — Успенского собора27. «Это обстоятельство, — заметил Д. С. Лихачев, — наложило отпечаток церковности на все владимирское великокняжеское летописание»28.

Приведем другой пример. В похвале скончавшемуся в 1264 г. Даниилу Романовичу, князю галицко-волынскому (с 1255 г. — королю) сказано: «Сей же Я король Данило князь добрый, храбрый и мудрый, создал города многие и церкви поставил и украсил их различными красотами; был братолюбив с братом ^ своим Васильком; сей же Данило был второй после Соломона»29. « В этой похвале также совсем незаметно ни торжественного церковного тона, ни всемирно-исторического масштаба: о правителе, который вел успешные ^ войны с могущественными соседями, объединил Галицию с Волынью и дей-5§ ствительно был известен и страшен окрестным странам, всего лишь сказано, у что он был храбр. При этом отмечены действительные черты его правления — в интенсивное строительство городов, мирные отношения с братом-соправите-£ лем Васильком.

® Итак, посмертная похвала правителю — это готовый образец, окончательно § принявший свою форму в XII в. Но в этот образец летописец почти всегда вно-^ сил индивидуальные черты и отличительные особенности правителя. В похвале Глебу Юрьевичу отметил, что «сей князь, к кому крест целовал, тому не пре-£ ступал и до смерти»30. Похвалу Ярославу Осмомыслу начал сразу же с указания С

на его ум и мудрость: «Был же князь мудр и речен языком, и богобоязлив, и честен в землях, и славен полкы...»31 О Всеволоде Большое Гнездо заметил, что он «принес доску гробную из Селуня святого мученика Дмитрия». Иногда прибегал к сравнению: в 1197 г. скончался Всеволод Святославич, был князь «в роде Ольговичей всех удалее»32. О князе Рюрике Ростиславиче отметил, что он «имел любовь ненасытную о зданиях» — конечно, церковных33. В похвале Юрию Всеволодовичу не забыл упомянуть о том, что сей князь «Новгород второй поставил на Волге в устье Оки» в 1221 г.34 В 1288 г. скончался волынский князь Владимир Василькович. «Сей же благоверный князь Владимир возрастом был высок, плечами велик, лицом красен, волосы имея желты кудрявы, бороду стриг.»35 Начало похвалы вполне типичное и традиционное, но затем встречаем сугубо личные черты — «волосы желты кудрявы, бороду стриг».

Исходя из этого, можно согласиться с мнением исследователя княжеских житий Н. И. Серебрянского: «Древний летописец тоже пользовался стереотипными фразами, но он умел в характеристике каждого князя отметить какую-нибудь оригинальную черту»36.

Новгородские летописи не содержат похвал князьям, что объясняется положением князя в Новгороде, где он был только военным слугой Господина Великого Новгорода. Но в Новгородской первой летописи младшего извода в самом ее начале есть характеристика древних князей: «Вас молю, стадо христово, с любовью приклоните уши ваши разумно: каковы были древние князи и мужи их, и как боронили Русскую землю, и иные страны покоряли под себя; те князи не сбирали много имения, ни творимых вир, ни продаж не воскладали на людей; но, если была правая вира, а ту, взяв, давали дружине на оружье»37.

Видим, как летописец в прикрытой форме осуждал алчность княжеских слуг, которые «сбирали много имения» с подвластного населения, тяготили его вирами и продажами. Последний пример о правой вире, которую древние князья отдавали дружине на оружие, новгородский летописец взял из «Повести временных лет». В ней в статье под 996 г. сказано, как епископы и старцы обратились к князю Владимиру Святославичу: «.рать многа; оже вира, то на ору-жьи и на коних буде». И сказал Владимир: «Тако буди»38. а

Готовая формула похвалы претерпела серьезные испытания в период татарского нашествия. Похвала князю Юрию Всеволодовичу, погибшему в битве с татарами на реке Сити в 1238 г., начинается традиционно: «Был Юрий сын | благоверного отца Всеволода, украшен добрыми нравами. » Далее летописец должен был повторить готовые фразы «имени его трепетали все страны, по всем -а землям распространился слух о нем», но опустил их — по понятным причинам. Однако фразу о «всех злоумышляющих» на князя летописец оставил: «...всяк зломыслящих на него, безбожных татар отпускал одаренными»39. Далее по- ^ яснено: «.прежде прислали послы свои злые те кровопийцы, рекуще: мирись с нами», а Юрий «того не хотяше» и отпустил послов одаренными. В похва- ^ лах Владимиру Мономаху и Всеволоду Большое Гнездо «всех зломысляющих»

на них «дал Бог под руки» им и врагов их «покорил под ноги» их. Но сказать то же самое о Юрии Всеволодовиче, разбитом и убитом татарами, летописец не мог. Поэтому завершил свою похвалу по-другому — почти в житийном стиле: «.всякий, держащийся добродетели, не может без многих врагов быть»40.

В период после татарского нашествия похвала претерпевает изменения — на первое место в ней выдвигается теперь не храбрость, не воинственность правителя и не любовь его к дружине, как было ранее, а его забота о христианах, их мирная защита от «безбожных» татар. Князь Глеб Василькович с 1238 г. сидел на столе в Белоозере, затем, в 1277-1278 гг., был князем в Ростове. В его посмертной похвале летописец говорит о нем: «Сей князь от юности своей, по нахождении поганых Татар и по пленении от них Русской земли, начал служить им и многих христиан, обижаемых от них, избавил, и печальных утешал, браш-но свое и питие нещадно требующим подавал, и многую милостыню нищим, убогим, сиротам, вдовицам, маломощным подавал, поминая. яко вода гасит огонь, так и милостыня — грехи; того ради нещадно милостыню требующим подавал и церкви многие создал и украсил иконами и книгами. Услышавши о смерти его, все люди града Ростова стеклись на двор его, великие и малые плачем великим плакали по нем, убогие, яко кормителя, вдовицы и сироты, яко заступника и подателя, бояре же и слуги, яко господина потеряли»41. В этой похвале служба татарам является положительной чертой правителя, но его главной добродетелью выступает его забота о несчастных христианах, «обижаемых погаными татарами».

В поздних летописях собственно летописная похвала заменяется житийной. Она становится весьма пространной: в Степенной книге встречаем похвалу князю Владимиру Святославичу — «Похвалу вкратце», которая, однако, заняла почти полторы страницы42. Начинается она словами: «Сицево житие великого Владимира», а заканчивается: «Ему же слава и держава с Отцом и Сыном Я и Святым Духом, и ныне и присно и во веки веком. Аминь». В этой многословной похвале мы не найдем ни единой особенности личности князя Владимира, ^ ни одной характерной черты его правления.

« Другой пример житийной похвалы — похвала князю Александру Невскому, которая была внесена в летопись в XV в. из жития князя43 и представляет ^ собой классический образец житийно-нравоучительного восхваления44. В этой 5§ похвале мы также не найдем ни одной характерной черты князя Александра. у Еще один пример житийной похвалы — похвала Дмитрию Донскому, скон-^ чавшемуся в 1389 г. Древний летописец лаконично означил смерть князя: £ «Преставился христолюбивый князь великий Дмитрий Иванович всея Руси»45. ® Поздний же летописец не ограничился этим кратким известием и прибавил § к нему похвалу князю — в духе житийного канона: был князь «церквям — по-^ печение и украшение, служителям их — кормитель, нищим — питатель, странникам — приятель, больным — посетитель, алчущим — обильное брашно, £ жаждущим — нескудный напоитель, и всем сущим под властию его — тишина С

и пристанище небурное»46. Эта похвала не только не содержит индивидуальных качеств правителя и действительных черт его правления, она противоречит исторической действительности. «Тишина и пристанище небурное» царили в княжение Ивана Калиты и его сыновей, но не внука, в правление которого Московское княжество терзали литовцы, новгородские ушкуйники, а в 1382 г. страшно опустошил Тохтамыш.

Похвала стала «хвалословием» — многословным «похвалением» в стиле «плетения словес». Именно так определил и назвал похвалу в XV в. писатель Епифаний Премудрый, который сам был большим мастером создавать такие похвалы47. Из такой похвалы исчезли реальные индивидуальные черты правителя. Наоборот, правитель стал щедро наделяться житийными добродетелями. «Како хвалу ти сплету?» — таким вопрошанием начинал Епифаний и далее составлял похвалу путем «нанизывания вереницы эпитетов»48. «Вырабатывается жанр витиеватых и пышных похвал»49. Образцом такой похвалы служит произведение инока Фомы — «Слово похвальное» о тверском князе Борисе Александровиче, составленное в середине XV в.50 Фома «сплел» князю «злату пелену» и сам назвал свое творение «плетением»: «...аще ли и велми худо наше плетение...»51

В Псковской первой летописи есть две посмертные похвалы псковским князьям. Одна из них прославляет князя Довмонта (1266-1299): «Сии бо бе князь не точию храборством показан от Бога, но боголюбец показася, в мире приветлив, и церкви украшая, попы и нищая любя, и вся праздники честно проводя, попы и нищая и чернецы кормя, и милостыню дая сиротам и вдовицам; яко же рече Исайя пророк: князь в стране уветлив, боголюбив, страннолюбец, кроток, смирен, по образу Божию есть; Бог бо мира не аггелом любит, но и человеком щедряет и показует милость свою на мире. И прославися имя князей наших во всех странах, и бысть имя их грозно на ратех, и быша князи князем и воеводы воеводам, и бысть грозен глас их пред полки, аки труба звенящи; и бысть побеждая, а не победимы; яко же бе и Акрита, един побеждая полки в крепости силы своея. Тако же и велики князь Александр и сын его Дмитрей с своими боляры и с мужи новогродцы и с зятем своим Довмонтом С! и с его мужи псковичи побежая страны поганыя Немец и Литву, Чудь и Ко- ^ релу. То не единого ли ради Езекея сохранен бысть Иерусалим от пленения ^ Сенахиримля, царя Асирийска. И паки же и великим князем Александром | и сыном его Дмитреем и зятем его Довмонтом спасен бысть Новоград и Псков ^ от нападения поганых Немец. И по том времени мало здрав пребыв благовер- -с ный князь Тимофей, и нача болети, и в той болезни преставися к Богу в жизнь вечную, месяца маия в 20 день, на память святого Фалелея; и проводиша его ^ всем собором, игумены и чернецы, и все множество людии плакахуся его, ^ и тако положиша и во святой Троицы, с похвалами и песньми духовными. § Бысть же тогда жалость велика во граде Пскове, мужем же и женам и малым детем, по благоверном князи Тимофеи»52. я

Другая — под 1409 г. — похвала князю Данилу Александровичу: «Преставился во Пскове князь Данило Александрович, месяца апреля в 4, на память святого отца Иосифа. Была тогда во Пскове туга и печаль по боголюбивом князи: показася в мире приветлив, церкви украшая, попы и нищия любя, вся праздники честно проводя, чернеца и нищия любя и кормя и милостыню дая сиротам и вдовицам; яко же рече Исайя пророк: князь во стране уветлив и боголюбив, страннолюбец, кроток и смирен, по образу Божию; Бог бо мира не аггелом любит, но и человеком щедряет и показует милость свою на мире. И прославися имя князей наших. Такоже и сей князь Данило бяше бо в любовь Псковичем. И бысть тогда жалость мужем и женам и малым детем по боголюбивом князе Даниле; и проводиша его все поповство, и положиша и в соборней церкви в святей Троице с псалмы и песньми»53.

Проанализируем эти две похвалы. Замечаем, что вторая похвала — князю Данилу — значительно сокращена в сравнении с первой, князю Довмонту. При этом сокращена именно та часть похвалы, в которой прославляются светские добродетели князя, а именно воинские. «И прославилось имя князей наших во всех странах, — читаем в этой части, — и было имя их грозно на ратях, и были князи князем и воеводы воеводам, и был грозен глас их пред полками, аки труба звенящая». Здесь перо летописца поднялось на уровень всемирно-исторического масштаба; используя библейские сюжеты и цитаты, он смог поставить своего князя в один ряд с великими воителями и полководцами древности. Однако узость его мировоззрения все-таки дала себя знать, когда он, переходя от библейских сюжетов к своей современности, подчеркнул местное значение деятельности князя Довмонта: «Довмонт с его мужи псковичи побежая страны поганыя Немец и Литву, Чудь и Корелу». Для Пскова и псковитян важны были события местного масштаба — борьба с немцами, литвой, чудью и корелой. События общерусские не отразились в похвале, и ее всемирно-исторический Я масштаб, бодро и величаво заявленный в начале, в конце померк и заслонился

местными внешнеполитическими интересами. ^ Почему же в похвале Данилу Александровичу полностью исключена часть, « где прославляются воинские заслуги князя, столь важные для характеристики

ей

средневекового правителя? ^ Составителем похвалы князю было, вероятно, лицо духовное, для которого 5§ имели значение церковные добродетели князя. Их он и назвал, точнее, выписал у из похвалы князю Довмонту, которую взял за образец. Далее, следуя этому же в образцу, он наткнулся на то обстоятельство, что о Довмонте говорилось в тор-£ жественно-воинском духе и значение его деятельности поднималось очень вы® соко. То же самое сказать о князе Даниле Александровиче, не столь славном § и великом, а всего лишь наместнике московского князя54, летописец не мог. По-^ этому решил сократить похвалу, выбросив из нее всю ту часть, в которой прославлялись воинские подвиги князя и которая не соответствовала масштабу £ восхваляемого правителя. Он оборвал похвалу так неудачно, что стал не совсем С

ясен ее смысл: «И прославися имя князей наших. Такоже и сей князь Данило бяше бо в любовь Псковичем». Где прославилось имя псковских князей? И при чем здесь любовь псковичей? В этих двух предложениях панегирист скомкал похвалу — от внешней политики резко перешел к внутренней.

В похвале князю Довмонту заметны элементы исторической действительности — говорится о войнах псковичей с немцами, литовцами, чудью и корелой. Однако, чтобы отразить эти элементы в похвале, ее составителю не обязательно нужно было быть современником Довмонта — в XIV в., когда составлялась похвала, немцы и литовцы оставались исконными врагами Псковской республики, Господина Пскова, точно так же как корела и финская чудь. Имена же князей Александра и Дмитрия агиобиограф почерпнул из летописи, которой, несомненно, пользовался55.

Если похвала князю Довмонту содержит элементы исторической действительности, то похвала князю Данилу Александровичу в этом отношении весьма и весьма скромна. Каких-либо исторических штрихов в ней нет совсем. Она составлена по образцу похвалы князю Довмонту, и в этот образец панегирист не смог внести ничего оригинального, ничего реального из образа князя, ни одной действительной живой черточки из его времени. «Нищелюбие» князя — это заимствованный элемент, который не находит подтверждения в другом, Тихановском списке, Псковской первой летописи.

Как предположил А. Н. Насонов, составителем этого списка было «лицо, близкое к купецкому старосте»56. Это лицо совсем не было склонно восхвалять князя Данила Александровича. Под 1407 г. в Тихановском списке встречаем такое известие: «Тогда бяше во Пскове мор велик зело; и тогда рекоша псковичи князю Данилию Олександровичу: яко тебе ради бысть не престающии мор сии у нас, поеди от нас; он же поеха изо Пскова»57. Этого известия, явно дискредитирующего князя, нет в других списках Псковской первой летописи. Выходец из торговой купеческой среды Псковской республики был более близок к народу, чем церковный книжник-летописец, писавший по образцу блеклую и мертвую в историческом отношении похвалу псковскому князю. Он выразил в своем известии действительное народное отношение к князю во время мора: С! псковичи прогоняют князя, обвинив его в том, что из-за него в Пскове не пре- ^ кращается мор. Это не их прихоть. В таком их отношении выразились древние ^ представления о правителе, во власти которого, согласно их убеждению, были | и силы природы. Если он не повелевает этими силами, значит, он негодный ^ правитель. Из-за него страдает целый народ. Таких правителей-вождей в древ- -с ности предавали смерти58; в средние века их просто изгоняли.

В Тихановском списке, как видим, отражено историческое событие ^ с точки зрения выходца из третьего сословия, из народа. Церковник просто ^ не мог рассказать об этом событии, в котором для него явно были видны сле- § ды языческой древности. Исходя из этого, из исторической достоверности указанного известия, взглянем на похвалу князю Данилу Александровичу я

из того же Тихановского списка. Этой похвалы нет. Известие о смерти князя выглядит так: «Того же лета преставися князь Данилей Александрович во граде Пскове, в великой пост в великий четверг месяца апреля в 4 день, на память святого отца нашего Иосифа, творца каноном; и положиша его во святей Троицы»59.

Итак, историко-критический анализ похвалы князю Данилу Александровичу приводит к следующим выводам: 1) похвала эта носит подражательный характер; 2) в ней нет никаких индивидуальных черт восхваляемого князя; 3) в ней совсем нет исторических признаков действительности из эпохи князя Данила; 4) она не находит подтверждения в Тихановском списке Псковской первой летописи, отразившем историческую реальность времени князя Данила. Исходя из всего этого, похвалу князю Данилу нельзя признать исторически достоверной.

В XVI в. похвала вбирает в себя распространенные тогда легенды, а именно легенды о венце Мономаха и об Августе, кесаре римском. О Владимире Мономахе сказано в Степенной книге: «Его же ради мужества и Греческого царя Константина Мономаха диадему и венец и крест Животворящего Древа прием. и крабицу сердоличную, из нея же веселяшеся иногда Август, Кесарь Римский, и чепь златую Аравийскую злата и иные многие царские почести в дарах прият мужества ради своего и благочестия». Далее летописец пояснил, зачем Владимир Мономах все это принял: «.дабы препроводить славу Греческого царства на Российского царя»60.

В XIV-XV вв. посмертная летописная похвала правителю стала редкостью. Из московских князей ее не удостоился никто, из тверских — только двое, Михаил Ярославич61 и Михаил Александрович62. В XVI в. летописная похвала исчезла, последняя была воздана Василию III в 1533 г.: преставился «самодержавный великий государь Василий Иванович всея Руси, милостивый, cs нищелюбивый»63. Это все, что осталось от некогда витиеватой и многословной

о „ „

летописной посмертной похвалы правителю.

^ Подведем итог. Посмертная летописная похвала правителю выросла из

« краткой его посмертной характеристики, в XII в. приобрела свой разверну-jH тый и законченный вид. Похвала северной суздальской летописи отличается ^ от похвалы киевской и галицко-волынской летописей своим торжественным

s церковно-библейским тоном, а также всемирно-историческим масштабом. По-

у хвала отражала симпатии и антипатии летописца, говорила о его осведомлен-Ци ности. В силу исторической обстановки похвала изменялась, на первое место

£ в ней выдвигались отвечающие времени добродетели правителя. Древняя ле-

s тописная похвала почти всегда содержит индивидуальные качества и отличи-

§ тельные особенности правителя, что повышает ее ценность как исторического

о г, «

^ источника. В поздних же летописях летописная похвала заменяется житийной, & в которой мы не видим индивидуальных черт правителя и особенностей его

£ правления. С

1 Летопись по Ипатскому списку. СПб., 1871. С. 90.

2 Шахматов А. А. СПб., 1908. С. 42, 389.

3 ПСРЛ. Т. 1. Летопись по Лаврентьевскому списку. СПб., 1897. С. 128.

4 Шахматов А. А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. С. 464, 485.

5 Там же. С. 484.

6 ПСРЛ. Т. 1. Летопись по Лаврентьевскому списку. С. 64.

7 Там же. С. 148-149.

8 Шахматов А. А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. С. 423.

9 Летопись по Ипатскому списку. С. 114.

10 Там же. С. 105.

11 Там же. С. 117.

12 Там же. С. 140.

13 Шахматов А. А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. С. 439.

14 Там же. С. 423.

15 Летопись по Ипатскому списку. С. 131-132.

16 ПСРЛ. Т. 1. Летопись по Лаврентьевскому списку. С. 196.

17 Там же. С. 145.

18 Летопись по Ипатскому списку. С. 376.

19 ПСРЛ. Т. 1. Летопись по Лаврентьевскому списку. С. 279-280.

20 Там же. С. 414-415.

21 Летопись по Ипатскому списку. С. 208.

22 Там же. С. V-VI; Лихачев Д. С. 1) Галицкая литературная традиция в житии Александра Невского // Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы АН СССР. Т. V. М.; Л., 1947. С. 56; 2) Великий путь. Становление русской литературы XI-XVII веков. М., 1987. С. 86; 3) Русские летописи и их культурно-историческое значение. М.; Л., 1947. С. 253-254.

23 Приселков М. Д. История русского летописания XI-XV вв. СПб., 1996. С. 96.

24 Арциховский А. В. Древнерусские миниатюры как исторический источник. Томск-М., 2004. С. 147.

25 Еремин И. П. Киевская летопись как литературный памятник // Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы АН СССР. Т. VII. М.; Л., 1949. С. 80.

26 Тихомиров М. Н. Городская письменность в древней Руси // Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы АН СССР. Т. IX. М., 1953. С. 60.

27 Приселков М. Д. История русского летописания XI-XV вв. С. 125-126, 131; Лихачев Д. С. Великий путь. Становление русской литературы XI-XVII веков. С. 52.

28 Лихачев Д. С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. С. 277.

29 Летопись по Ипатскому списку. С. 570. ^

30 Там же. С. 384. 8

31 Там же. С. 441-442. ^

32 Там же. С. 467. ^

33 Там же. С. 476.

34 ПСРЛ. Т. 1. Летопись по Лаврентьевскому списку. С. 445. 3

35 Летопись по Ипатскому списку. С. 605. д

36 Серебрянский Н. И. Древнерусские княжеские жития. Т. I. М., 1915. С. 62. ^

37 ПСРЛ. Т. 3. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. С. 103-104. -д

38 ПСРЛ. Т. 1. Летопись по Лаврентьевскому списку. С. 124. +2

39 Там же. С. 445. д

40 Там же. С. 445. &о

,, 5-1

41 ПСРЛ. Т. 18. Симеоновская летопись. М., 2007. С. 76. ^

42 ПСРЛ. Т. 21. Книга Степенная царского родословия. Ч. 1. СПб., 1908. С. 131-133. £

43 Шахматов А. А. Обозрение русских летописных сводов XIV-XVI вв. М.; Л., 1938. С. 164, 171. -5

44 ПСРЛ. Т. 3. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. С. 305. ^

45 ПСРЛ. Т. 1. Летопись по Лаврентьевскому списку. С. 509. .5

46 ПСРЛ. Т. 25. Московский летописный свод конца XV века. М.; Л., 1949. С. 218.

47 Винокур Г. О. Избранные работы по русскому языку. М., 1959. С. 60.

48 Зубов В. П. Епифаний Премудрый и Пахомий Серб // Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы АН СССР. Т. IX. М.; Л., 1953. С. 149.

49 Лихачев Д. С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. С. 331.

50 Лихачев Н. П. Инока Фомы Слово похвальное о великом благоверном князе Борисе Александровиче. СПб., 1908. С. 1-38.

51 Там же. С. 31.

52 Псковские летописи. Вып. 1 / Отв. ред. Б. Д. Греков. М.; Л., 1941. С. 4-5; ПСРЛ. Т. 4. Новгородские и псковские летописи. СПб., 1848. С. 183.

53 ПСРЛ. Т. 4. Новгородские и псковские летописи. С. 200; Псковские летописи. Вып. 2 / Под ред. А. Н. Насонова. М., 1955. С. 117-118.

54 Псковские летописи. Вып. 1. С. 26.

55 Серебрянский Н. И. Древнерусские княжеские жития. Т. I. С. 150.

56 Псковские летописи. Вып. 1. С. XVII.

57 Там же. С. 29-30.

58 Фрэзер Д. Д. Золотая ветвь. М., 1983. С. 91.

59 Псковские летописи. Вып. 1. С. 32-33.

60 ПСРЛ. Т. 21. Книга Степенная царского родословия. Ч. 1. С. 188.

61 ПСРЛ. Т. 15. Рогожский летописец. Тверской сборник. М., 2000. С. 40-41.

62 ПСРЛ. Т. 18. Симеоновская летопись. М., 2007. С. 144.

63 ПСРЛ. Т. 29. Летописец начала царства царя и великого князя Ивана Васильевича. Алек-сандро-Невская летопись. Лебедевская летопись. М., 2009. С. 16.

REFERENCES

Letopis' po Ipatskomu spisku [Chronicle of the Ipat list. In Russ.]. Saint Petersburg, 1871. PSRL. T. 1. Lavrent'evskaya letopis' [PSRL. Vol. 1. Lavrentievskaya Letopis. In Russ.]. Saint Petersburg, 1897.

PSRL. T. 3. Novgorodskaya pervaya letopis' starshego i mladshego izvodov [PSRL. Vol. 3. Novgorod first ^ chronicle of the senior and junior versions. In Russ.]. Moscow; Leningrad, 1950.

S PSRL. T. 4. Novgorodskie i pskovskie letopisi [PSRL. Vol. 4. Novgorod and Pskov Chronicles. In Russ.]. S Saint Petersburg, 1848.

rxi PSRL. T. 15. Rogozhskij letopisec. Tverskoj sbornik [PSRL. Vol. 15. Rogozhsky chronicler. Tver collection. ^ In Russ.]. Moscow, 2000.

« PSRL. T. 18. Simeonovskaya letopis' [PSRL. Vol. 18. Simeon's chronicle. In Russ.]. Moscow, 2007.

PSRL. T. 21. Kniga Stepennaya carskogo rodosloviya. Ch. 1. [PSRL. Vol. 21. The Book of Degrees of the ^ Royal Genealogy. In Russ.]. Saint Petersburg, 1908.

^ PSRL. T. 25. Moskovskij letopisnyj svod konca XV veka [PSRL. Vol. 25. Moscow chronicle of the end of S the 15th century. In Russ.]. Moscow; Leningrad, 1949.

<J PSRL. T. 29. Letopisec nachala carstva carya i velikogo knyazya Ivana Vasil'evicha [PSRL. Vol. 29. g Chronicler of the beginning of the reign of Tsar and Grand Duke Ivan Vasilyevich. In Russ.]. Moscow, 2009.

SEREBRYANSKIY N. I. Drevne-russkie knyazheskie zhitiya. T. 1 [Ancient Russian princely lives. Vol. 1. h In Russ.]. Moscow, 1915.

S SHAKHMATOV A. A. Obozrenie russkih letopisnyh svodov XIV-XVI vv. [Review of Russian chronicle !§ vaults of the 14th-16th centuries. In Russ.]. Moscow; Leningrad, 1938.

o SHAKHMATOV A. A. Razyskaniya o drevnejshih russkih letopisnyh svodah [Search for the oldest ^ Russian chronicle vaults. In Russ.]. Saint Petersburg, 1908. \o

V H

V

C

ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ

З. А. Исмаилова. Посмертная летописная похвала правителю как исторический источник //

Петербургский исторический журнал. 2022. № 2. С. 18-33

Аннотация: Статья посвящена изучению такого отдельного историко-литературного жанра, как летописная похвала правителю. На протяжении Х1-ХУ1 вв. летописная похвала была весьма распространенным приемом средневековых книжников. Сравнивая похвалы разных русских летописей и разных исторических периодов, автор доказывает, что летописная похвала правителю выросла из краткой его посмертной характеристики, отражала хорошую осведомленность летописца, его симпатии и антипатии, в XII в. приобрела готовый вид — литературную форму. Ранние похвалы (Х1-Х111 вв.) верно отражали историческую действительность, содержали индивидуальные черты правителя, менялись в зависимости от исторических условий, что повышает их ценность как исторического источника. Выяснялось также наличие двух основных форм похвалы — южной и северной; первая форма была распространена в Киевской и Галицко-Волынской Руси, вторая — в Суздальской. Различие между ними в том, что южная похвала имела светский характер, а северная — церковный; южная похвала ограничивалась местными интересами, а северная — имела всемирно-исторический масштаб. В целом похвала может быть рассмотрена как отдельный летописный средневековый жанр, отличающийся особыми сюжетными и стилистическими признаками.

Ключевые слова: похвала, правитель, князь, летописец, посмертная характеристика, литературная форма, А. А. Шахматов, Никон-летописец, киевская летопись, галицко-волынская летопись, татарское нашествие.

FOR CITATION

Z. A. Ismailova. Posthumous chronicle praise of the ruler as a historical source // Petersburg historical journal, no. 2, 2022, pp. 18-33

Abstract: This article is devoted to the study of such a separate historical and literary genre as the chronicle praise of the ruler. During the 11th-16th centuries, chronicle praise was a very common technique of medieval scribes. Comparing the praises of different Russian Chronicles and different historical periods, the author proves that the chronicle praise of the ruler grew out of a brief posthumous description of him, reflected the chronicler's good knowledge, his likes and dislikes, and in the 12th century acquired a ready-made form — a literary form. Early praises (11th-13th centuries) correctly reflected historical reality, contained individual traits of the ruler, changed depending on historical conditions, which increases their value as a historical source. It was also found out that there were two main forms of praise — southern and northern. The difference between them is that southern praise was secular, while northern praise was ecclesiastical; southern praise was limited to local interests, and northern praise had a world-historical scale. In general, praise can be considered as a separate chronicle of the medieval genre, characterized by special plot and stylistic features.

Key words: praise, ruler, Prince, chronicler, posthumous characteristic, literary form, A. A. Shakhmatov, Nikon-chronicler, Kiev chronicle, Galician-Volyn chronicle, Tatar invasion.

Автор: Исмаилова, Зулейха Адил-кызы — аспирант кафедры отечественной истории Брянского »2.

государственного университета им. академика И. Г. Петровского. 13

Author. Ismailova, Zuleyha Adil-kyzy — post-graduate student of Bryansk State University named after "G

academician Petrovsky. -g

E-mail: pokrovskaya-lada@bk.ru Д

tg

d -o

Рч Я

•з

со