CC BY
143
Пословицы и поговорки как почва для зарождения философского афоризма Доромбекова А. О.
Доромбекова Айнур Осконбековна /Dorombekova Ainur Oskonbekovna - кандидат философских
наук, и. о. доцента,
кафедра международных отношений и права,
Дипломатическая академия министерства иностранных дел Кыргызской Республики им. К. Дикамбаева, г. Бишкек, Кыргызская Республика
Аннотация: в статье рассматриваются пословицы и поговорки как одна из составляющих «фольклорного пласта«, содержащая уникальную поэтику, множество емких смысловых формул, своебразный накопитель народной мудрости, кристаллизирующийся в течение столетий и отражающий различные аспекты жизни многих поколений. Между тем пословицы и поговорки представляют большой интерес не как форма «естественного философствования«, а как почва, на которой зародилась простейшая форма философского изобретения - афоризм.
Ключевые слова: интертекстуальность, народная речь, прототипный,
утилитарный, гносеологический.
Мысль дает бытию слово: в жилище языка обитает человек.
Мыслители и поэты - хранители этого жилища.
Г. В. Драч
Пословицы и поговорки, являя собой компрессию социально-культурного опыта народов, представляют в распоряжение исследователей различных областей бесценный материал, они находятся в центре их изучения в силу неоднозначности своей природы, ведь с одной стороны, это самые краткие литературные формы, с другой - они являются языковыми знаками. Г. Л. Пермяков указывает на тройственную природу пословицы, выявляя в ней свойства единицы языка, логики (так как она выражает суждение) и литературного произведения (поскольку это художественная миниатюра). При подходе к пословице как к тексту можно обратить внимание на мотивы и цели использования пословичного высказывания, можно говорить об интертекстуальности. При употреблении образно мотивированной пословицы в речи/тексте происходит нарушение внешнего семантического согласования с остальным текстом, что не характерно для не клишированных предложений, утверждает В. В. Гвоздев [1, с. 12]. Пословицы и поговорки любого языка представляют собой продукт языкового народного сознания, материализуя опыт поколений и отдельных представителей данного народа. Если цитировать Э. Сепира, то «внутреннее содержание всех языков одно и то же - интуитивное знание опыта. Только их внешняя форма разнообразна до бесконечности, ибо эта форма, которую мы называем морфологией языка, не что иное, как коллективное искусство мышления...» [2, с. 193].
Составитель словаря русских пословиц и поговорок В. Даль писал следующее: «Пословица - это свод народной премудрости и суемудрие. Это стоны, вздохи, плачи и рыдания, радость и веселье, горе и утешение в лицах; это цвет народного ума, самобытной стати; это житейская правда, своего рода судебник, никем не судимый» [3, с. 7].
Левин Ю. И., учитывая, что пословицы - языковые единицы, которые могут быть отделены от ситуации использования и при этом сохраняют свое значение, и разграничивая понятия смысла и значения пословицы, указывает, что ее смысл в большей степени зависит от ситуации употребления, чем смысл слова. Значение же пословицы - это содержание, которое может быть передано с помощью метаязыка, без учета языковых и образных характеристик пословицы [4, с. 109].
112
В. Н. Телия писала: «Пословицы - мощный источник интерпретации, поскольку они и есть по традиции передаваемый из поколения в поколение язык веками сформировавшейся обыденной культуры, в котором в сентенционной форме отражены все категории и установки этой жизненной философии - носителя языка» [5, с. 241].
По мнению Л. Б. Савенковой, основная трудность определения понятия «пословица» заключается в общеупотребительности и одновременно - исторической многозначности этого слова в языке, а также в том, что пословица является объектом изучения в разных науках - фольклористике, поэтике, лингвистике, в которых научное внимание направлено на различные аспекты сущности пословицы, в результате чего ученые дают определения с различными наборами признаков [6, с. 56].
В. В. Гвоздев выделяет два типа значения пословицы - инвариантное и конкретноситуативное. Инвариантное значение формируется на основе ряда конкретноситуативных значений, конкретно-ситуативное является реализацией инвариантного значения в речевом акте [7, с. 4]. А. В. Бондарко рассматривает значение как план содержания языковых знаков, а смысл как текстовую функцию, как то, что имеется в виду. При одинаковом значении и обозначении смысл может быть разным [8, с. 53].
Если основываться на суждениях H. H. Амосовой, пословицы и поговорки - это притчи-миниатюры, к особенностям которых можно отнести следующее: функционирование в синтаксически замкнутом виде, при этом они выполняют функцию коммуникации, а не номинации; им не присуще целостное значение, они не входят в систему языка. Это автономные самоисчерпывающиеся и по структуре, и по смыслу предложения [9, с. 21]. Г. Л. Пермяков распределяет весь имеющийся в его распоряжении пословичный материал по логико-тематическим группам, анализируя особенности логической структуры пословиц, он объединил логико-тематические группы в более широкие классы, охватывающие все пословицы и поговорки, построенные по одной логической схеме. Он выделил четыре класса со следующими инвариантными структурными формулами [10, с. 19]:
1) Если одна вещь обладает каким-то свойством, то она обладает и другим свойством.
2) Если есть одна вещь, то есть и другая.
3) Если одна вещь связана с другой вещью и при этом обладает каким -то свойством, то и другая вещь обладает таким же свойством.
4) Если одна вещь обладает каким-то (положительным) свойством, а вторая не обладает им, то первая вещь предпочтительнее второй.
А. Н. Баранов и Д. О. Добровольский указывают на три специфические особенности пословиц [11, с. 12]:
1) идея всеобщности;
2) идея рекомендательности, совета (поведение себя определенным образом в определенной ситуации, которая может уходить на задний план, если эксплицитно выражена идея объяснения) и рекомендательность (следствие из значения и контекста);
3) рекомендательная и объяснительная сила пословиц основывается на общем знании, разделяемом всеми носителями данного языка, поэтому они культурно зависимы.
Таким образом, являясь особой формой существования языка и составной частью культуры народа, выражая стереотипы и нормы поведения людей, паремия как разновидность «лингвокультурных текстов» [12, с. 3] и служит надежным источником для проведения культурно-языковых исследований. Изучением и уточнением функций пословиц занимались Г. Д. Сидоркова и С. В. Сидорков, которые считают, что пословицы выступают чаще всего в виде особых классификаторов, подводящих некоторый коммуникативный фрагмент под определенную типовую ситуацию. В исследовании Г. Д. Сидорковой выделяются следующие прагматические функции пословиц [13, с. 134]: констативная функция; регулятивная, направленная на
113
регуляцию поведения; экспрессивная, направленная на выражение эмоциональноэкспрессивной реакции; метаязыковая, целью которой является оценка информации с точки зрения ее достоверности.
Так, благодаря своей кумулятивной функции, они воспринимаются не только как формулы народной мудрости и универсальные заключения, выводы и суждения, но и как некий неписаный закон, приложимый ко всем людям. Норма поведения предполагает определенную нормативную ситуацию, которая включает несколько типов участников, объект оценки и его идеальный (нормативный) прототип, нормативный модус и мотивацию [14, с. 26].
Нормы поведения, выводимые из пословиц, В. И. Карасик группирует в следующие классы:
• нормы взаимодействия (Кто взаправду горой, тот истинный герой);
• нормы жизнеобеспечения (Правда в воде не тонет и в огне не горит);
• нормы контакта (Не рой другому яму, сам в нее попадешь);
• нормы ответственности (Любишь кататься, люби и саночки возить);
• нормы контроля (Не бей Фому за Еремину вину);
• нормы реализма (Бог правду видит, да нескоро скажет);
• нормы безопасности (Правда, как оса, лезет в глаза);
• нормы благоразумия (В здором теле - здоровый дух).
Мы видим, что первые пять групп являются этическим и нормами поведения: критике подвергается тот, кто проявляет недостаток морального качества. Нарушение норм взаимодействия, наиболеее важных для общества, подрывает самые глубинные основания общественного устройства, поэтому предателей и трусов презирают. Эти нормы часто фиксируются и в юридических кодексах. Нормы жизнеобеспечения относятся к этическим нормам, хотя лентяи, неряхи, паникеры причиняют вред не только окружающим, но и самим себе. Нормы контакта, ответственности и контроля уточняют этические правила поведения в общении, адекватной самооценке и руководстве людьми. Эти нормы осуждают лжецов, болтунов, нахалов, упрямых и беспечных людей, несправедливых и некомпетентных руководителей. Оставшиеся три группы - нормы реализма, безопасности и благоразумия - В. И. Карасик относит к числу утилитарных. Нарушитель утилитарных норм причиняет вред прежде всего себе. Утилитарные нормы допускают двустороннее измерение, осуждению подвергается как слишком малая, так и слишком большая степень качества: следует быть осторожным, и не следует быть как чересчур осторожным (это граничит с трусостью), так и недостаточно осторожным (это безрассудство). Отметим, что недостаточное проявление качества осуждается с утилитарных позиций, а избыточное проявление этого же качества - с моральных [14]. Важно заметить, что в аспекте своего функционирования пословицы и поговорки принципиально отличны от предложений, несмотря на то, что формально выступают в виде предложений. Г ильберт Райл видит одно из отличий слова от предложения в том, что предложение не является определенным по своему употреблению. «Мы можем спросить, знает ли какой-то человек, как следует и как не следует употреблять определенное слово. Но мы не можем спросить, знает ли он, как употреблять определенное предложение. Предложение не имеет роли, которую оно могло бы снова и снова исполнять в разных пьесах. Оно вообще не имеет никакой роли, если только не предполагать, будто пьеса тоже играет какую-то роль. Знать, что оно означает, не значит знать нечто вроде кодекса или совокупности правил, хотя оно и требует знания кодексов или правил, которые управляют употреблением составляющих его слов или фраз» [15, с. 166].
Пословицы имеют обобщенное и переносное значение. Обобщенным значением обладают и пословицы с прямой мотивацией значения, а не только образно мотивированные пословицы. Переносное значение слов - компонентов паремии может участвовать в создании вполне конкретного значения как в поговорке «Зуб на
114
зуб не попадает». Прямое же значение слова может участвовать в создании обобщенного значения пословицы, например: «Спорили мыши за лобное место, где будут кота хоронить». Подробное объяснение к понятию «обощенное значение пословиц» приводит в своих работах З. К. Тарланов, который выделяет два главных признака обобщенного значения пословицы [16, с. 44]:
1. Отсутствие в предложении конкретного лица, осуществляющего действие, при наличии действия.
1. Отсутствие в пословице указания на конкретное время действия. Эти особенности являются следствием синтаксических свойств пословиц, которые строятся по определенным синтаксическим моделям с использованием лексики, не конкретизирующей время и лицо, а, наоборот, позволяющей строить высказывания «обо всех» и «всегда».
Пословицы демонстрируют огромное множество, из которых не выстраивается истина, если понимать ее философски, т. е., собственно, понимать. Причина этой гносеологической несостоятельности пословиц в том, что истина противоречива, а фольклор позволяет лишь указывать на противоречия, но не оперировать ими. Иными словами, вместо диалектики народная словесность пользуется простейшим видом формальной логики - здравым смыслом, сущность которого заключается в неукоснительном соблюдении приоритета витальных или психико-телесных (преимущественно житейских, повседневно-бытовых) ценностей над
познавательными. Запечатленные в пословицах противоречия не поднимаются до философского уровня, которому соответствует категория универсального. Они локальны по смыслу и ограничены рамками общего. Поэтому гносеологически наиболее значимыми являются те пословицы, в которых обобщение усилено сближением противоположностей, и постижение закономерностей предпочтено констатации фактов: «От любви до ненависти - один шаг», «Не тот живет больше, чей век дольше», «Не ищи в селе, а ищи в себе», «Не вкусив горького, не узнаешь и сладкого» и др. Однако гносеологическая ценность этих пословиц не слишком велика, так как представленные в них противоречивые явления не настолько абстрактны, чтобы быть универсальными.
Между тем пословицы и поговорки представляют большой интерес не как форма «естественного философствования», а как почва, на которой зародилась простейшая форма философского изобретения - афоризм. Центр тяжести в пословицах лежит не в теоретическом, познавательном содержании, а в ее отношении к практическим интересам жизни. Превращение пословицы в философский афоризм осуществляется тогда, когда центр тяжести в духовных интересах перемещается из области практической в область теоретическую.
Литература
1. Гвоздев В. В. Место пословиц как структурно-семантических образований в языке: автореф. дис. канд. филол. наук. - М., 1983. - С. 12-13.
2. Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии [Текст]: научное издание / Э. Сепир; пер. с англ., под ред. А. Е. Кибрика - М.:Прогресс, 2001. - С. 193.
3. Даль В. И. Пословицы русского народа. В 2 т. М.: Художественная литература. 1984, С. 7.
4. Левин Ю. И. Провербиальное пространство // Паремиологические исследования. Сб. статей. - М.: Наука, 1984. - С. 109.
5. Телия В. Н. Фактор культуры и воспроизводимость фразеологизмов - знаков-микротекстов // Сокровенные смыслы: Слово. Текст. Культура. - М.: Языки славянской культуры, 2004. - С. 241.
6. Савенкова Л. Б. Русская паремиология: семантический и лингвокультурологический аспекты. Ростов-на-Дону: Изд-во Ростов, унта. 1996. - С. 56.
115
7. Гвоздев В. В. Место пословиц как структурно-семантических образований в языке: автореф. Дис ... канд. филол. наук. - М., 1983. - С. 4-7.
8. Бондарко А. В. Функциональная грамматика // Большой энциклопедический словарь: Языкознание. - М.: Большая Российская энциклопедия, 1998. - С. 53.
9. АмосоваН. Н. Основы английской фразеологии. - Л., 1963. - С. 21.
10. Пермяков Г. Л. О смысловой структуре и соответствующей классификации пословичных изречений // Паремиологический сборник. Пословица. Загадка. (Структура, смысл, текст). - М.: Наука, 1978. - С. 19.
11. Баранов А. Н., Добровольский Д. О. Постулаты когнитивной лингвистики // Изв. АН СССР. - Сер. лит. и языка. - Т. 56. - № 1. - М.: Изд. Академии РАН, 1997.
12. Дмитриева О. А. Культурно-языковые характеристики пословиц и афоризмов: Автореф. Дис. ... канд. филол. наук. Волгоград, 1997. - С. 3.
13. Сидоркова Г. Д. Прагматика паремий: пословицы и поговорки как речевые действия: монография. - Краснодар: КГУ, 1999. - С. 134.
14. Карасик В. И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. - М.: Гнозис, 2004. - С. 26.
15. Райл Г. Понятие сознания. Пер. с англ. - М.: Идея-Пресс, Дом интеллектуальной книги, 1999. - С. 166-167.
16. Тарланов, З. К. Русские пословицы: синтаксис и поэтика / З. К. Тарланов. -Петрозаводск: Изд-во Петрозавод. ун-та, 1999. - С. 44.
Проблема сознания в контексте изучения как объекта философского анализа Доромбекова А. О.
Доромбекова Айнур Осконбековна /Dorombekova Ainur Oskonbekovna - кандидат философских
наук, и. о. доцента,
кафедра международных отношений и права,
Дипломатическая академия министерства иностранных дел Кыргызской Республики им. К. Дикамбаева, г. Бишкек, Кыргызская Республика
Аннотация: в статье рассматривается проблема сознания как одного из наиболее сложных объектов философского анализа. Невозможность однозначной верификации психических процессов и состояний фактически делает категорию сознания одной из самых трудноопределимых в современной философии и науке. Ключевые слова: нейробиология, психофизиология, когнитивность, лимбическая интенциональность, гипертрофирование, эмерджентность,
проточувствительность, протоформа, речепродукция.
Как видно из истории развития философии, проблема феномена сознания всегда была и остается объектом философско-социального анализа, и при его решении затрагиваются основные вопросы философии как «первичность идеального и материального», «феноменология человека», «природа общества», «генезис культуры» и другие проблемы. Ее интерпретация напрямую связана с решением фундаментальных онтологических, гносеологических, антропологических и социально-философских вопросов, затрагивающих оппозиции бытия и небытия, субъективного и объективного, индивидуального и коллективного. Вместе с тем, сознание выступает как один из наиболее сложных объектов философского анализа. Будучи несомненной очевидностью человеческого существования, оно одновременно является неуловимым для внешнего наблюдения, где принципиальная ненаблюдаемость сознания задает естественные трудности для его теоретической
116
