Научная статья на тему 'Последний командир Ижевской Народной армии (из архивных фондов управления ФСБ по Удмуртской Республике)'

Последний командир Ижевской Народной армии (из архивных фондов управления ФСБ по Удмуртской Республике) Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
201
37
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Последний командир Ижевской Народной армии (из архивных фондов управления ФСБ по Удмуртской Республике)»

ВЕСТНИК УДМУРТСКОГО УНИВЕРСИТЕТА

179

Е.Г. Ренёв

ПОСЛЕДНИЙ КОМАНДИР ИЖЕВСКОЙ НАРОДНОЙ АРМИИ (из архивных фондов Управления ФСБ по Удмуртской Республике)

Говорят, что историю пишут победители. Именно их глазами мы видим события прошлого, в их оценке воспринимаем его действующих лиц. Обычно сами авторы при этом предстают этакими героями-молодцами, а побеждённые - малоприятными злодеями. Однако и побеждённые, если среди них ещё остаётся кому писать, могут внести существенный вклад в искажение описания событий, в которых они участвовали. К одному из таких примеров мы уже обращались на страницах «Вестника Удмуртского университета» [8. С. 158-161], подробно разобрав как были переделаны воспоминания командующего Ижевской Народной армией (затем - объединённых вооружённых сил Ижевска, Вот-кинска и Сарапула - Прикамской Народной армии) Д. И. Федичкина при их публикации после его кончины в журнале «Первопоходник». Следствием этого стало не только существенное искажение описания боевых действий, их характера и оценки численности противоборствующих сторон, но и почти карикатурное изображение ряда действующих лиц. В первую очередь - сменившего Федичкина на посту командующего армий Прикамского края Г. Н. Юрьева. Не меньше, чем Юрьеву, досталось сначала его командиру, а после отставки Федичкина - подчиненному А. Г. Журавлёву, который принял командование Ижевской Народной армией после него. Сделано это было в известном труде А. Г. Ефимова «Ижевцы и воткинцы в борьбе с большевиками», где Журавлёву даётся совершенно уничижительная оценка. Сначала он объявляется автором «бестолковым» военачальником: «На место полковника Федичкина командующим Прикамской армией был назначен капитан Юрьев. Командование Ижевскими частями было передано штабс-капитану Журавлёву, по оценке некоторых, - очень храброму офицеру, но малоопытному и бестолковому начальнику. Интересно отметить, что за время своего недолгого командования - около месяца - штабс-капитан Журавлёв не был известен многим Ижевцам, даже из числа старших начальников, а некоторые даже никогда ничего о нём не слыхали» [4. С. 75]. Затем, выражаясь современным сленгом, последний командир ижевцев объявляется чуть ли не крысой, обокравшей собственных подчиненных: «<...> Командовавший бригадой штабс-капитан Журавлёв, ставленник эсеров, на собрании офицеров бригады, решавших, что делать дальше и за кем идти, был на стороне устранённой Директории. За ним никто, кроме двух его сообщников, не пошёл. <...> Через несколько дней штабс-капитан Журавлёв со своими приверженцами, захватив 2 миллиона рублей, скрылся из бригады. По сведениям из штаба армии, его последним днём командования бригадой было 13 декабря. Розыски его успехом не увенчались, - по некоторым данным, он перешёл на сторону большевиков» [4. С. 96]. Попробуем разобраться с этими обвинениями.

Первое - А. Г. Журавлёв как командир. До назначения на пост командующего Ижевской Народной армией Журавлёв почти два месяца командовал Воткинской Народной армией. И руководил он её боевыми действиями достаточно удачно. Воткинская армия значительно раньше Ижевской усилиями Журавлёва и Юрьева была реорганизована из полупартизанских отрядов в регулярную двухбригадную боевую единицу [1. Ф. 39552. Оп. 1. Д. 1. Л. 1об], в то время как в Ижевской Народной армии этот процесс начался несколько позднее и так и не был завершён до конца восстания [7. С. 69-71]. В сентябре 1918 г. воткинцы вместе с ижевскими частями подошли близко к Глазову и Чепце, на северо-востоке держали фронт около Оханска, на левом берегу Камы вели бои около Осы Пермской губернии. Они же нанесли серьёзный удар по отряду Блюхера, несколько раз опрокидывали в Каму отряды Аплока, сдерживали атаки 7-го Бауского Латышского стрелкового полка, самого боеспособного полка красных на этом участке, и т. д. Обо всём этом говорит и А.Г. Ефимов [4. С. 64-73], единственно забывая упомянуть, что командовал ими «бестолковый» капитан Журавлёв. Что касается его действий под Ижевском, то Журавлёв принял здесь армию 24 октября в самых безнадёжных условиях, когда после занятия Красными частями Агрыза и Сарапула вопрос падения Ижевска был уже предопределён. Постоянно наращиваемой группировке Красных сил, которая только на 20-е числа октября имела здесь в своём составе 7 пехотных и 1 кавалерийский полк при 32 орудиях [1. Ф. 106. Оп. 2 Д. 4. Л. 114-116], ижевцы могли противопоставить 4 лёгких орудия и те почти без снарядов [9], три полка (один из которых ещё находился в стадии формирования) и несколько крестьянских отрядов. Кроме того, у Красной армии в акватории Сарапула находилась флотилия Раскольникова с не менее чем 40 орудиями разных калибров [2. С. 364-375; 5. С. 37, 38,

2013. Вып. 3 ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ

50-70], значительная часть которых легко могла быть снята с палуб и придана пехоте. В это же время шла переброска под Ижевск по меньшей мере пяти полков 5-й Красной армии и рот ВЧК [1. Ф. 6. Оп. 4. Д. 41. Л. 36; Д. 945. Л. 113; Ф. 169. Оп. 1. Д. 93. Л. 48-51; Д. 82. Л. 55-56; Д. 132. Л. 140]. Тем не менее, даже в этой ситуации ижевцы под командованием А. Г. Журавлёва смогли нанести противнику ряд чувствительных ударов, о которых забыли историки «белые» и старались не вспоминать историки «красные». Так, 30 октября две ижевские роты вместе с воткинцами разгромили, не имея ни одного орудия, значительно превосходившие их красные части под Чужегово. Костяк последних составлял Ижевский советский полк (после этого поражения он был расформирован), поддерживаемый латышскими стрелками. Вот описание этого боя (особенности орфографии оригинала сохранены):

«Телеграмма

Военсовет 2 Вятские Поляны 1 Ноября Шарканы

Сообщаю подробности отступления леваго фланга 30 октября от Ильинскаго двоеточие согласно приказу по дивизии Ижевский полк утром 30 октября перешел наступление от Ильинскаго и Кле-новки на Липовку и большую дорогу 5/ю ротами имея в резерве 4 роты а всего располагая 1100 штыков 4 орудия 15 пулеметов (здесь и далее выделено нами. - Е.Р.) точка противник также наступал имея 4 роты около 800 человек при 2 х пулеметах точка во встречном бою наши роты отступили от Ильинскаго на Чужегово высланные резервы бежали бес боя несмотря на огромный перевес числа и огня <.. .> точка 2 батальона Ижевскаго полка непреследуемые неприятелем бежали Малое Мосино несмотря на заградительный пулеметный огон которым их пыталис остановит <...>

Начдив Медведев комиссар 2 арм. Сокольников» [1. Ф. 169. Оп. 1. Д. 87. С. 306-307].

Другой эпизод - это удар в стык между наступавшими на Ижевск 3-м, 4-м полками и 1-м кавалерийским и Смоленским полками 6 ноября 1918 г., сорвавший общий план красного командования по взятию Ижевска. Тогда ижевцы в районе сёл Старые Кены - Каменное, снова не имея ни одного орудия, контратаковали 2-й Советский Мусульманский полк, вооруженный 4-мя лёгкими и 2-мя тяжёлыми орудиями, опрокинули его, а артиллерию захватили. Более того, по советским документам они отбили здесь все атаки красных войск 7 ноября и сдерживали их даже 8 ноября, когда по официальным данным Ижевск уже день как «был взят штурмом».

Проведённое в связи с этим ЧК 2-й армии расследование показало, что противостояли здесь наступавшим красным частям в количестве более двух тысяч человек (только в Мусульманском полку) 400-600 ижевцев (по другим данным - 600-800): «Вследствие <...> выдвижения противником небольших частей против наших флангов могло создать для 2 Мусульманского полка неблагоприятную обстановку для ведения боя. Это предположение и было осуществлено противником в бою 6 ноября, когда он выдвинул небольшую часть против нашего левого фланга авангарда, которая начала обстреливать последний фланговым огнём.

Бой 6 ноября на участке 2 Мусульманского полка рисуется так:

Части авангарда, развернувшиеся для боя, попав под фронтальный и фланговый огонь противника, сразу дрогнули и начали в начале по одиночке, а затем небольшими группами отходить назад. Это движение, которое в первый момент боя может быть и не носило панического характера, начало постепенно разрастаться и постепенно превратилось в паническое бегство <...> С отходом боевых цепей авангарда противник, оценив обстановку, сам перешёл в наступление, что ещё больше усилило смятение в наших передовых линиях и ускорило очищение всей линии, занятой частями аванга<р.да>. Бой 6 ноября был весьма скоротечен и после первых выстрелов противника потерял всякую планомерность. ...

Паническое бегство сопровождалось позорным разграблением полкового имущества <...> Можно лишь быть уверенным, что главная часть утраченного находится в недрах самого полка, т. е. в карманах армейцев, ибо запуганное мирное население принять участие в грабеже не могло и не смело» [1. Ф. 169. Оп. 1. Д. 917. Л. 5-7].

Из показаний командира полка:

«<...> 7+го числа с разсветом вновь атакуем лес и доходят лишь до проталины. <...> Во время контр атаки 7 ноября появляются раненые в руки. Явный признак сомостреляния. Одного уличают и по суду разстреливают.

До 2 'Л часов все таки удерживаем за собой лес. После незначительной атаки противником люди уже безостановочно бегут и удаётся задержать их лишь у деревни Девяткина. В дер. Вх. Ожмес красноармейцы стреляют по инструкторам и в меня, по видимому с целью произвести панику на нас. У деревни Девяткина занимаем с оставшимися 255 человеками высоту и деревню. Остаемся на ночь. Укрепляем позицию. Ночью уходит с позиции Ш-батальон и только на утро возвращается Командиром.

8-го ноября переходим в наступление и продвигаемся до Ст. Кен и Каменный. <...> Приложены были все усилия. Включительно до разстрела...» [1. Ф. 169. Оп. 1. Д. 917. Л. 8-13].

И последнее в этой связи - именно под руководством Журавлёва смогли эвакуироваться из Ижевска и мирные жители, и армия.

Что касается хищения двух миллионов рублей из кассы Ижевской бригады. Сумма по тем временам, нужно признать, весьма серьёзная. Но первое - непонятно откуда она могла взяться. Среднее денежное довольствие, приходившее на полк раз в две недели, не превышало в конце ноября 1918 г. 180 тыс. руб. Так, 1-й Ижевский стрелковый полк получил 26 ноября 179 тыс. 200 руб., из которых было выдано в виде жалованья 154 тыс. 490 руб. [1. Ф. 39562. Оп.1. Д. 4. Л. 1]. В расчёте на 2 строевых полка, один запасной батальон и др. части, как принял Ижевскую бригаду в феврале 1919 г. В. Молчанов [6. С. 236-242], общая сумма на содержание ижевских частей едва ли превышала 800-900 тыс. руб. в две недели. Поэтому, очевидно, кроме как у А. Г. Ефимова таких обвинений в адрес Журавлёва нигде и ни у кого больше не встречается. И второе - почему «взяв» такие деньги Журавлёв никуда не скрылся, а продолжал тяжело работать в колчаковских (даже шахтёром [3. Л. 236]) и советских организациях (чернорабочим на сплаве [3. Л. 236]), потом вернулся в Ижевск, наверняка зная, что его здесь ждёт. Хотя мог бы, как его некоторые бывшие товарищи по оружию, эмигрировать.

Ниже мы публикуем биографию последнего командующего Ижевской Народной армии, рассказанную им в Ижевске органам ГПУ в апреле 1928 г. (позволив себе в квадратных скобках расшифровку аббревиатур, где это удалось). Судя по всему, вскоре после этого А. Г. Журавлёв скончался из-за совершенно подорванного здоровья.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Российский Государственный Военный архив.

2. Бережной С. С. Корабли и вспомогательные суда Военно-Морского Флота (1917-1927 гг.): справочник. М., 1981.

3. Биография гражданина Журавлёва Александра Георгиевича, бывшего штабс-капитана империалистической войны и участника Ижевского восстания в 1918 году // Дело Вотоблотдела ВЧК-ОГПУ с материалами Создания Исполнительных комитетов депутатов трудящихся Вотской автономной области. Оперативные документы о деятельности «С. Д.» - меньшевиков // Архив УФСБ по УР. Ф. 10. Оп. 21 Д. 3. Л. 234-236об.

4. Ефимов А. Г. Ижевцы и воткинцы в борьбе с большевиками 1918-1920. М., 2008.

5. Колбин И. Н. Борьба за Волгу и Каму 1918 г. Л., 1931.

6. Молчанов В. М. Последний белый генерал. Устные воспоминания, статьи, письма. М., 2009.

7. Петров А. А. Белоповстанцы Прикамья: структура и командный состав их народных армий. Август-ноябрь 1918 года // Докл. Академии военных наук. Военная история. Саратов, 2009. № 3(38).

8. Ренёв Е. Г. Воспоминания Д.И. Федичкина как источник по изучению Ижевского антибольшевистского восстания (8 августа - 8 ноября 1918 года) // Вестн. Удм. ун-та. Сер. История и филология. 2011. Вып. 3. С. 158-161.

9. Ренёв Е. Г. Артиллерия Ижевской Народной армии накануне решающих сражений// Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. 2011. № 7(13).

Биография

гражданина ЖУРАВЛЁВА АЛЕКСАНДРА ГЕОРГИЕВИЧА, бывшего штабс-капитана империалистической войны и участника Ижевского восстания в 1918 году

Родился в 1894 году 9 апреля по ст. стилю в гор. Ижевске, в семье рабочего Ижевского оружейного завода Георгия Максимовича Журавлёва, человека без всякого образования, проработавшего на заводе свыше 50 лет и награждённого в 1923 году званием «Героя труда». Отец умер в 1925 году 13 мая. Мать Александра Матвеевна жива и сейчас, имеет оставшийся от отца домик по ул. Азина №59,

2013. Вып. 3 ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ

в котором я и родился - неграмотная, живёт на пенсию и держит вдову - дочь - мою сестру с семьёй.

Семья наша состояла: из 2-х братьев, кроме меня, старшего - Василия - ныне мастера электроцеха Ижзаводов, и Якова, окончившего ремесленную школу при Заводе в 1902 году -участника 1905 года, анархиста и эмигранта с 1908 года, бежавшего за границу от царской петли, и сестры Серафимы, по мужу - Сергеевой - теперь вдовы (живёт с матерью).

Детство моё прошло одиноко, т. к. брат Василий уже женатый, жил своим хозяйством отдельно от отца, а сестра, выданная замуж за оружейника, жила в Варшаве (её муж служил оружейным мастером в 184 пехотном полку Варшавы). Брат же, Яков, дома находился редко, вечера, да и случалось и ночи, проводил где-то на стороне, принося домой подпольную литературу, а иногда и оружие.

1905 год помню смутно, учился тогда в 4-ом классе так называемого 2-х классного училища. Но разгул реакции 1906-1907 и следующих годов оставил на мне неизгладимый след. Не проходило недели, чтобы у нас или соседа (огородом жила сестра моей матери - вдова Пирогова, имевшая 3-х взрослых сыновей-рабочих) не было обыска или ареста братьев. Такая нервная обстановка продолжалась года два, отразилась она и на семье. Отец начал запивать, мать больная, я же, предоставленный сам себе, тщетно ломал голову, «кто же в конце концов прав». Тем более, подрос, окончил 2-х классную школу и работал учеником у отца на заводе. Мысль работала, а рабочие на поставленные прямо вопросы только шикали на меня и сердились. В 1908 году разразилась катастрофа. Брат Яков эмигрировал за границу, т. к. его разыскивали жандармы, а другого брата (двоюродного) Пирогова Владимира - повесили. Можно судить, какое впечатление произвело это на семью и на меня. Казалось, кладбище у нас, а не живые люди. Глаза как будь-то начали раскрываться, тем более, что кое-что из книжек брата мне и раньше удавалось прочесть рывком, и правда как будь-то начала выявляться.

Весной 1908 года, месяца через 3, нервная обстановка дома несколько разрядилась, т. к. от брата было получено подробное письмо о его скитаниях и благополучной переправе за границу в Бельгию.

Осенью 1908 года открылась мужская гимназия в Ижевске, куда я 13 лет и поступил в 3-й класс. Юность прошла бесцветно, т. к. разгул реакции в Ижевске всё продолжался, и революционная мысль, казалось, замерла совсем. Детский ум тщетно искал выхода или нужных разъяснений от более опытного товарища - не было никого. А гимназическое начальство, так сказать, было глубоко реакционное. Конечно, и воспитывало юношество в большинстве своём детей местных рабочих, в нужном ему направлении. Кто же было начальство? Попечитель - Начальник Ижзаводов - генерал Певцов, директор - Военный доктор - Пушин, Инспектор - священник, преподаватели: полковник Соро-чинский, Хартулари, военные инженеры и их жёны. И только 2-3 человека действительно честных и хороших работника, но боявшихся сдвинуть молодёжь за рамки казёнщины. Естественно, детская ищущая мысль была надломлена и молодёжь, направляемая искусной рукой, дальше Белинского, Писарева да Чернышевского не двигалась. Часть молодёжи не выдержала и была вынуждена уйти из гимназии за бойкость и не всегда удачно склоненную голову, где требовалось, и за не взнос платы -часть «облагонамерилась» и часть оставшегося «беспокойного» элемента, когда вспыхнула империалистическая война, а это уже было мы учились в 8 классе, решили уйти на фронт добровольцами допризывного возраста. Начальство было радо (недаром 7,5 лет обрабатывало), отцы хмурились, сердобольные маменьки всплакнули, и мы 5 или 6 человек разлетелись в разные концы защищать «отчизну» от врага «исконняго». Но... попав на военную службу - попали из огня в полымя, всех ещё больше обезличили, старательно отмывая от «рабочей грязи». Но я, приехав в Москву, попал в 1-ю Гренадерскую Артиллерийскую Бригаду в первых числах января 1915 года, а в конце того же месяца меня и ряд других канониров с средним образованием откомандировывают по военным школам. Попадаю в Московское Александровское Военное училище. 4,5 месяца жуткой, если не свирепой, муштры днём, столько же вечером, до полночи изучение специальных военных наук - и из нас выработаны юнцы-прапорщики.

13 мая 1915 года кончаем, я получаю назначение в Шую Владимирской губернии. 83 зап.[асной] пехотный батальон, здесь послужил до августа того же года, и новое назначение - Начальником маршевого эшелона на фронт во 2-й Сибирский корпус Радко-Дмитриева. После разбивки попадаю в 5 Сиб.[ирскую] стр.[елковую] дивизию, а оттуда в 18 Сиб.[ирский] стрел[ковый], полк. Как раз разгар боёв под Фридрихштадтом, конец августа 1915 года. В 8 роте выбывает командир, я беру командование (я был субалтерном), веду операцию довольно удачно, форсирую мост, атака немцев отбита. Приказом по дивизии был выделен и награждён орденом Анны 4 ст.[епени] (боевое

оружие). Приказом по полку получаю в командование роту на «законном основании», т. е. штатную. С наступлением холодов - война полевая перешла в позиционную. За зиму 1915-1916 годов у меня было 2 удачных разведки, с получением довольно сильной контузии - остался в строю, за что был награжден чином поручика и очередной наградой - орденом Станис.[лава] 3 ст.[епени]. Весной 1916 года на Северном фронте разгораются ожесточенные бои (наступление Куропаткина), Сибирские части бросают под Якобштадт - на зап.[адной] Двине. Полк наш, понеся большие потери, всё же сбил немцев с сильно укреплённых позиций, захватив командные высоты «Красную» и Пулеметную горы. Полк получил георгиевское знамя за этот бой, а комсостав, как полагается, ордена и чины. Я был произведён в поручики, а за ранения, причём весь бой провёл без перевязки (не выходил из цепи), продолжая управлять огнём своей роты, орден Анны 3-й степени. Лето 1916 года корпус провёл на отдыхе под Ригой, залечивая свои раны и пополняясь. За 1,5 года пребывания на военной службе я получил 3-х недельный отпуск и приезжал в Ижевск - к отцу. По словам отца, революционеров в Ижевске уже нет, «таких как Яша» (он был для него гордостью), а так, пустозвоны какие-то - рабочие не слушают, смеются, т. к. очень хорошо зарабатывают. Действительно, Бузанов опять здесь (близкий товарищ брата С[оциалист] Революционер]), да что толку то. От Яши письмо получено, собирается приехать. «Да ведь его заберут». «Вот поди ты кому радость - деньги гребут - вон какие стройки заводят - а нам с матерью всё горе, хоть бы ты ушел с фронта то что-ли». Конечно, пожелания отца было мало, но уже с неохотой пришлось ехать в полк - отпуск кончался.

Осенью 1916 года был получен приказ о выделении «боевых» (т. е. позиционных) офицеров в гор. Двинск для формирования 3 очередных полков. Откомандировывают меня с повышением на должность командира батальона и одновременно представлением к чину шт.[абс] капитана. В Двин-ске формировался 551 Великоустюжский полк, а уже в декабре 1916 его «спаяли», т. е. провели несколько батальонных и полковых учений, потом смотр с соответствующей помпой и под махание креста - окопы. Полк был мино-бомбомётный (велась специальная подготовка) 3-х батальонного состава. Участок получил не большой, но очень опасный, гряду у озера «Нароч». Ширина не больше полверсты, при чём участок охранялся одним батальоном - слева были незамерзающие болота, а справа озеро, чуть покрытое льдом. Эта гряда «Ключ» к Двинску, охранялся тыл еще 2-мя батальонами (уступами) по 2 и 3-й линиями окопов.

Позиции наши и «враги» сходились почти вплотную. Проволочные же заграждения буквально переплетались с немецкими (система подвижных рогаток). Весь участок был изрыт минными галереями. Даже артиллерия здесь не могла взять прицела, т. к. окопы были 30-40-50. Тут было царство мин, бомб и подземной войны. Жуткий участок части сменять приходилось через 18-24 часа и всегда с большими потерями. Февраль 1917 года застал нас в окопах: большая ответственность за участок, напряжённая работа, постоянные ночные тревоги отбирали почти всё время. Весть о Ленинградских событиях (Петроградских тогда), отречение Николая к нам докатилась только в половине марта по нов.[ому] стилю. А официальный приказ о реконструкции армии и выборе полковых комитетов получили ещё позднее. В конце марта у нас был выбран полковой комитет, куда попал и я. Тогда же почти, как и многие из молодёжи офицеров, записался в партию РСДР (менш[евиков]). Работа, как мыслится сейчас, никакая не велась, да и трудно было бы её и вести в вышеописанных условиях охраны и обороны участка, тем более, весной немцы начинали подготовку к наступлению. Но случилось наоборот, в мае Керенский повёл наступление на нашем участке. Когда немцев отбросили за 3-ю линию, меня тяжело ранило, снаряд разорвался в нескольких шагах, без сознания доставили на перевязочный пункт и эвакуировали в Петроградский тогда военный госпиталь при Михайловской Артиллерийской академии на Тамбовской улице. До осени 1917 года пролежал там, а в сентябре перевелся в Казанский военный госпиталь (Загородский на Черноозерской ул.), где и пробыл до 17 марта 1918 годе, т. е. до комиссии врачей, которая меня вовсе освободила от военной службы. Октябрь захватил нас, раненых, в госпитале и потревожил разве что только тем, что к нам на Черноозерскую пришли 2 солдат и штатский и, отобрав оружие, ушли. В начале мая 1918 года, пробыв без работы 2 месяца, я поступаю секретарём в Ижевский - Уземотдел [Уездный земельный отдел. - Е. Р.], где и работаю всё лето 18 года вплоть до 19 августа 1918 г., пока в момент какой то паники фронтовиков уже восставших меня не вызывают со службы в штаб. Надо добавить, что меня вызывали ещё раньше, но я сослался на своё нездоровье и раны и был оставлен в покое. Так вот с места в карьер гонят какой то толпой от Исполкома прямо на фронт - раздав винтовки. Отправляемся на Гольянский фронт. Победа. Через несколько дней снова вызывают в штаб и назначают в помощь Командующему

Гольянским фронтом. Вскоре его куда-то откомандировывают, я остаюсь и командую с неделю. Потом снова вызывают в штаб и приказом Ком.[итета] Учредительного] Соб.[рания] назначают командовать Воткинским фронтом. Около 2-х месяцев, до конца Октября 1918 года командовал, - отзывают в Ижевск и поручают командование Ижевским фронтом, т. к. Главнокомандующему Федечкину было выражено недоверие и штаб перевели в Воткинск с назначением Главнокомандующего Юрьева. 8 ноября 1918 г. Ижевск пал. Я с толпой беженцев и разрозненными частями отступал к Воткинску. Здесь Юрьев обвинил меня в умышленной сдаче Ижевска и отдал под суд. Отряд у меня был ещё сильный - Юрьев не посмел пока ничего сделать, я, по настоянию Ком. Уч. Собр. перевёл части и беженцев за Каму. За мной последовал и Воткинский отряд со штабом Юрьева. Не ожидая от Юрьева ничего хорошего и зная его суд, я заготовил себе документ, - беженца г. Ижевска и инвалида, солдата империалистической войны и уехал через Бирск и Уфу в Сибирь, передав через Комуч командование.

В Уфе, перед новым 1919 годом, я встретил землячку - беженку, б.[ывшую] курсистку Казанских женских курсов МИХАЛЕВУ Зинаиду Мустиновну - поженились и весь 1919 год прожили в Колчаковии, проживая по несколько ме-цев в Златоусте, где я получил субсидию от ком. уч. соб. через редакцию «Златоустовского рабочего» 1 000 руб. - двухмесячный оклад моей ставки в ИжУзем-отделе, а жена, как служащая Ижзаводов, жалование, потом в Петропавловске и, наконец, в Красноярске. В Сентябре 1919 года или октябре мне удаётся поступить шахтёром в Коркинские каменные копи - 12 вёрст от Красноярска, ссылаясь на документ беженца-инвалида - года, подлежащие мобилизации, обычно отправляли к коменданту как дезертиров. После, как грамотный, был переведён в табельщики. Под рождество в Красноярск пришли красные части. Я, встав на учёт, поступил в Чека-тиф [Чрезвычайный комитет по борьбе с тифом. - Е.Р.] с женой вместе, где и проработал 20 год и с окончанием эпидемии перевёлся в Губбольницу, окончил инструкторские курсы и работал до 1923 года, жена же служила в Красноярском Рупводе [районное управление по воде. - Е.Р.]. В 1923 году мы переезжаем в гор. Симбирск, где я и служу в губ.[ернской] Детской больнице с должности дело-вода до завхоза и счетовода, а жена машинисткой в ЦРК (Симб). 1925 год работаю в антирелигиозном кружке при Ульяновском ГСПС. 25 августа являюсь в ГПУ и рассказываю о своём прошлом и участии в восстании в г. Ижевске. 9 сентября приезжаю домой, даю подписку о невыезде, три месяца без работы. Следствие идёт, в декабре 1925 года поступаю конторщиком в ОБЛЗУ, с разрешения ОГПУ, 3 месяца прослужил, арестовывают с места работы на 3 недели. Место теряю, до весны опять без работы. 2 мая 1926 года иду чернорабочим на сплав, переводят в старшие рабочие, работаю год, следствие всё тянется. Заболеваю нервным расстройством - сокращают. Болезнь усиливается. Вра-чебно-контрольная комиссия в мае 1927 г. находит меня нуждающимся в специальном лечении в г. Казани. Нет средств на лечение и выезд, кое как лечусь дома. В июле 27 года следствие кончается, мне инкриминируется 58 ч. 4 Уг.[оловного] К.[одекса]. На 5 ноября того же года назначается суд, но откладывается для расследования каких-то новых данных. 25 ноября 1927 года меня вторично больного арестовывают, три недели нахожусь в Исправдоме и неделю до 21 декабря 27 г. в тюремной больнице. Освобождают под поручительство 5 поручителей. В феврале 28 г. меня вызывает ст. следователь Обл. Суда Кокин и сообщает, что дело мое пошло в Областную Прокуратуру на прекращение. В марте п[омощник]/прокурора Широкшин сообщил мне, что Прокуратура дело прекратила, я амнистирован, но ещё нужна санкция Москвы. И наконец 2 апреля 1928 года ответ из Москвы был получен благоприятный для меня и мне выдали документ за № 4377 Вот. Обл. Прокуратура об амнистии согласно п. 4 акта об амнистировании к 10-летию Октябрьской Революции - и дело прекратили.

п.п. Журавлев Александр.

11/ IV 28 года

г. Ижевск.

Верно: регистратор Зотов, ОГПУ.

Автор выражает признательность к.и.н., доценту исторического факультета УдГУ П.Н. Дмитриеву за помощь в поиске этого документа.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.