CC BY
18
АНАЛИЗ И ИНТЕРПРЕТАЦИЯ
Юрий ЛЕВАДА
После Империи
Читатели, без сомнения, обратят внимание на одну особенность содержания этого номера "Вестника": ряд статей посвящена социологическому анализу одной темы — опыту социально-политических перемен ("оранжевой революции"), происходивших в Украине на протяжении последнего года и оказавших серьезное влияние на общественную атмосферу в России и в других странах постсоветского пространства. Публикуемые в журнале статьи и материалы киевских коллег дают представление о восприятии общественным мнением Украины различных аспектов происходящих перемен, динамике социальных ожиданий и оценок политических деятелей.
* * *
Происходящие в Украине события служат предметом пристального внимания и напряженных дискуссий среди политологов, социологов, социальных психологов, специалистов по международным отношениям. Если в конце 2004 г. в фокусе находились прежде всего электоральные ожидания, надежность результатов экзит-поллов и другие показатели текущей ситуации, то сейчас очевидно, что в обстоятельном социологическом анализе нуждаются сам социальный механизм общественно-политического поворота, его истоки и последствия.
Для России украинские события 2004— 2005 гг. — как бы "зеркало", дающее общественному вниманию увеличенное отражение общих для обеих наших стран проблем и в то же время показывающее принципиальные различия в отношении к этим проблемам.
В социально-политических переменах в Украине и подобных им явлениях в разных точках "постсоветского" политического пространства — от России до Центральной Азии (Балтия не в счет) действуют аналогичные факторы исчерпания и разложения "первоначальных" ресурсов — тех временных институциональных и персональных вариантов организации, которые повсеместно использовались после развала совет-
ской системы. Постсоветские властные механизмы повсюду конструировались из наличного материала — фигурально выражаясь, из "гнилых досок", скрепляемых "ржавыми гвоздями", т.е. из остатков обветшавших социальных институтов, организационных и кадровых (партийнохозяйственных, силовых и пр.) ресурсов прошлого строя. Результатом стало формирование ряда более или менее авторитарных, псевдодемократических или "полуазиатских", имитирующих исторические образцы восточных деспотий, режимов, в разной мере отмеченных чертами личной власти, сращивания политических структур с "приближенным" крупным бизнесом, региональными и родственными кланами, — при неизбежной коррумпированности всех звеньев государственного механизма. Нынешние "оранжевые" и т.п. потрясения, окружающие Россию, независимо от своих национальных форм, степени организованности, успешности и пр., подтверждают неизбежность замены всех этих "времянок" социально-политическими конструкциями, ориентированными на стабильные современные образцы. С этими тенденциями связаны и требования перемен в правящих элитах.
Другая и не менее важная сторона той же проблемы выражена в исчерпании ресурсов переходной (временной, наспех сколоченной по обветшалым шаблонам) постимперской системы межгосударственных отношений как политических, так и экономических, социальных, в значительной мере и межкультурных1. Как представляется, главным фактором разложения советской имперской конструкции была слабость ее центральных, т.е. партийно-политических, структур, их крушение сделало невозможным формирование эффективных межгосударственных образований наподобие Британского (постимперско-го) содружества или Европейского сообщества
1 См. обстоятельный анализ этой проблемы в статье Д.Тренина: Тренин Д. Россия и конец Евразии // Pro & Contra. 2005. № 1 (28).
(Союза). Вряд ли могут быть удачными последние попытки в срочном порядке заменить проржавевшие политические скрепы энергоресурсными ("газопроводными"), собственно говоря, попытки компенсировать утрату лидирующих позиций наделением России функцией энергосырьевого придатка бывшей имперской "периферии".
Надежды и иллюзии, связанные с украинскими и подобными им переменами последнего времени, приводят к реабилитации романтического восприятия революционных переворотов, основательно дискредитированного переосмыслением событий советского периода. Любой акт несистемного социального насилия, независимо от намерений его вдохновителей и участников, всегда и повсеместно приводил к тяжелым социальным потерям, не говоря уже о человеческих жертвах, разрушениях и пр. Один из давно известных уроков истории состоит в том, что предотвратить революционные катаклизмы со всеми их социальными издержками можно, лишь вовремя проводя назревшие изменения с помощью эффективных реформ. В принципе на перемены такого рода ориентированы современные общества и государства, в которых соперничество политических сил и представление социальных интересов различных групп происходят в легитимных рамках. Там, где этого сделать не удается из-за отсутствия соответствующих институциональных средств, "революционные" усилия в каких-то формах могут стать неизбежными. Ни в одном из государств, действующих на развалинах советской державы, не сформированы механизмы для "плавного" (парламентского, электорального) выхода из постимперского тупика.
Произошедшие или назревающие на постсоветском пространстве потрясения дают пример различных вариантов организованности и идеологизированное™ социально-политических перемен и массового участия в них. Во всех случаях совершенные изменения легитимизированы постфактум — парламентскими узаконениями, судебными решениями, всеобщими выборами. На одном полюсе оказывается "оранжевое" движение в Украине, почти предельно цивилизованное, тщательно подготовленное, подчинявшее факторы национального самоутверждения модер-низационным ориентирам; на другом — переворот в Киргизии, где смена власти сопровождалась взрывами массовых страстей, контролируемых на традиционных или групповых уровнях.
Российское политическое руководство, за последние 14 лет не сумевшее и не пытавшееся всерьез стать лидером назревших прогрессивных перемен на постсоветской территории, в послед-
нее время прилагает усилия для спасения даже наиболее одиозных и репрессивных режимов от "оранжевой" опасности. Такая позиция несомненно усиливает "антимосковские" компоненты в оппозиционных движениях. Но сегодня Россия не решается и не способна выступать в роли "жандарма" на постсоветском пространстве (каким был бывший СССР в бывшем соцлагере).
Принципиальное отличие сегодняшнего положения России, в отличие от предкризисного состояния Украины, Грузии, Киргизии и др., в отсутствии поляризации, слабости центров и авторитетов оппозиции, что делает нереальной, по крайней мере, в ближней перспективе, "про-тестную" национально-политическую мобилизацию общества. Пока "оранжевая" символика остается атрибутом различных протестных выступлений, особенно молодежных. Более существенный показатель влияния соседних потрясений на российскую политическую поверхность — раздражение и даже панический, отчасти искусственно нагнетаемый, страх российской политической верхушки и ее политтехнологи-ческой обслуги перед "оранжевой" опасностью. Вряд ли власти решились бы столь быстро уступить социальным протестам начала 2005 г., если бы не опасались политизации массового недовольства.
В российском общественном мнении комплексы постимперского сознания изживаются медленно. В ноябре 2005 г. (N=1600 человек) 81% опрошенных полагали, что русские, украинцы и белорусы — это "три ветви одного народа", а почти две трети (63 против 32%) не считали Украину "заграницей". Это значит, что направленная работа всей батареи главных отечественных СМИ находит довольно благодатную массовую почву. Полученные плоды, правда, не совсем соответствуют использованным семенам, так как доверие к СМИ в данном случае невысоко. То, что украинские события в российских медиа освещаются "объективно и добросовестно", полагают всего 17%, что это делается "предвзято и необъективно" — 24, "скупо и непонятно" — еще 40%. Отсюда и невнятность суждений.
События конца 2004 г. в Украине как "борьбу за власть между различными группами политиков и орлигархов" оценивают более половины респондентов (54%), как "заговор, организованный политиками и спецслужбами западных стран" — 18, но как "массовое возмущение, направленное против коррумпированной власти, нечестных выборов", — еще реже (15%). Эти перемены принесли самой Украине "больше плохого" считают 55% опрошенных, а что пострадали отношения между Россией и Украи-
ной — 57%. Современные векторы украинской жизни в ноябре 2005 г. представляются так: постепенное сближение с Россией отмечают всего 10% респондентов, сближение со странами Запада — 49, нарастание "хаоса, беспорядка" — 27%.
По данным опроса, проведенного в июле 2005 г., лишь 23% респондентов полагали, что Россия должна поддерживать демократические силы и прогрессивные перемены в странах СНГ, но еще реже (14%) высказывалось предложение "стремиться сохранить у власти нынешних лидеров, какими бы они ни были, если они выражают лояльность России" (нетрудно заметить, что именно этот вариант, кстати, разделяемый преимущественно в старших возрастных группах и среди коммунистического электората, наиболее близок к официальной линии). Чаще всего (55%) упоминалась формула нынешнего изоляционизма — "соблюдать собственные экономические и политические интересы и не вмешиваться в дела соседей". Еще 30% напоминали о противодействии опасному влиянию зарубежных стран (США, Китая, Турции и др.) на постсоветские государ-
ства. (Поскольку отвечавшие могли указать более одного варианта мнений, сумма ответов превышает 100%.)
При оценках украинских перемен в общественном мнении как в Украине, так и в России на первом плане сейчас часто оказываются слабости и неудачи движения, конфликты в верхах, массовые разочарования и иные спутники любого крутого общественного поворота, особенно заметные в его революционных вариантах, при слабости институциональных механизмов и гипертрофированной роли социально-психологических, групповых, личностных факторов. Но за "деревьями" нельзя терять из виду "лес", т.е. сам сложный процесс общественных перемен, значение которых далеко выходит за национальногосударственные рамки. То, что на инертно-послушном общественном фоне, доминирующем на постимперских просторах, стала возможной массовая политическая мобилизация, способная стать фактором необратимых перемен, дает богатую пищу для изучения, а в какой-то перспективе, возможно, и поучительный пример.
НАЗОВИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА, ЧЕТЫРЕ-ПЯТЪ КАЧЕСТВ ИЗ ЭТОГО СПИСКА, КОТОРЫЕ БЫЛИ, ПО ВАШЕМУ МНЕНИЮ, БОЛЕЕ ВСЕГО ХАРАКТЕРНЫ ДЛЯ ПРЕЖНЕЙ, СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ КОНЦА 1070-х—НАЧАЛА 1080-х гтУНЫНЕШНЕЙ ВЛАСТИ
Советская власть Нынешняя власть
Качество власти 1998 г. 2001 г. 2005 г. 1998 г. 2001 г. 2005 г.
Законная 32 22 28 12 10 9
Честная, открытая 14 11 13 3 3 3
Криминальная, коррумпированная 13 13 12 63 50 62
Близкая народу, людям 36 30 34 2 3 5
Сильная, прочная 27 25 30 2 4 7
Эффективная, компетентная 5 10 11 3 3 6
Недальновидная 23 14 21 28 17 25
Справедливая 16 16 21 3 3 3
Слабая, беспомощная 8 6 8 31 21 20
"Своя", привычная 32 24 26 3 2 4
Непоследовательная 8 6 9 32 25 29
Келейная, закрытая 17 14 13 8 7 8
Прагматичная 2 2 5 4 5 6
Паразитическая 8 6 5 18 12 15
Ограниченная, неумная 9 7 8 12 4 8
Авторитетная, уважаемая 21 21 24 2 4 7
Компетентная 4 6 7 3 6 9
Законная 32 22 28 12 10 9
Непрофессиональная, безграмотная 6 6 8 13 7 12
Далекая от народа, чужая 8 8 10 41 34 42
Образованная, интеллигентная 8 12 13 6 12 13
Бюрократичная 30 26 30 22 24 39
