CC BY
147
№3. 2014
В. В. Котенко
Поселение Маслины в Северо-Западной Таврике (общая характеристика)
Keywords: Chersonesos Tauric, Masliny, ancient Greek period, chora. Cuvinte cheie: Chersonesos Tauric, MaslinT, epoca antica, chora. Ключевые слова: Херсонес Таврический, Маслины, античная эпоха, хора.
V. V. Kotenko
Masliny Settlement in Northwest Taurica (general characteristics)
Masliny settlement refers to the chora of Chersonesos in Northwest Taurica. In ancient times, the region had favorable climatic conditions for the development of agriculture. The site was excavated by the squad of Kharkov University in 1972—1986 under the leadership of V. Latysheva. There is a fortification and an open settlement with typical structures on the site. Ceramic complex from Masliny settlement is represented by a wide range of forms of Chersonesos and imported pottery. Study of the site raises several important issues about the organization of chora of Tauric Chersonesos in the region.
V. V. Kotenko
Asezarea de la Maslini din Taurica de nord-vest (caracteristica generala)
Articolul reprezinta o sistematizare a materialelor de pe asezarea de la MaslinT din Taurica de nord-vest, care face parte din chora Chersonesului. Tn antichitate, regiunea dispunea de conditii climaterice favorabile pentru dezvoltarea agriculturii. Sapaturile arheologice pe sit au fost efectuate Tntre 1972—1986 de catre un detasament al Universitatii din Harkiv, condus de V. A. LatTseva. Complexul arheologic include o fortificatie si o asezare deschisa cu constructii tipice. Complexul ceramic din MaslinT este reprezentat printr-un spectru larg de forme locale si de import. Cercetarile de pe sit sunt importante pentru rezolvarea mai multor probleme privind organizarea chorei Chersonesului Tauric Tn regiunea data.
В. В. Котенко
Поселение Маслины в Северо-Западной Таврике (общая характеристика)
Статья посвящена систематизации материалов поселения Маслины в Северо-Западной Таврике, которое относится к хоре Херсонеса. В древности в этом регионе были благоприятные климатические условия для развития сельского хозяйства. Раскопки памятника проводились в 1972—1986 гг. отрядом Харьковского университета под руководством В. А. Латышевой. Застройка территории включает укрепление и открытое селище с характерными сооружениями. Керамический комплекс из Маслин представлен широким спектром форм херсонесской и привозной посуды. Исследование памятника затрагивает ряд важных вопросов, касающихся организации хоры Херсонеса Таврического в данном регионе.
Северо-Западная Таврика представляет собой культурно-историческую область в составе Западного Крыма, географическими рубежами которой с юга выступает Сакско-Евпаторийский район, а с севера — Перекопский перешеек (Ланцов 1991: 1). Поселение Маслины расположено на Тарханкутском полуострове у с. Северное Черноморского района Автономной Республики Крым, на морском побережье Каркинитского залива (рис. 1). Северо-Западный Крым, как исторический регион, в современных географических границах охватывает область Евпаторийского
плато. Его поверхность представляет собой возвышенную равнину с увалообразными поднятиями и большим количеством балок и русел древних рек (Щеглов 1978: 14; Кутайсов 2010: 291). Климатические условия данного региона в античную эпоху отличались от современных. В период с конца IV в. до н. э. отмечается формирование оптимальных климатических условий, которые способствовали развитию сельского хозяйства (Подгородецкий 1994: 17; Кутайсов 2010: 309). Территория в районе расположения Маслин входила в западный степной регион карбонатных темно-
© Stratum plus. Археология и культурная антропология. © В. В. Котенко, 2014.
О 10 20 30 40км
Рис. 1. Расположение поселения Маслины.
Fig. 1. Location of the Masliny settlement.
каштановых почв, глинистых и карбонатных щебенчатых черноземов (Щеглов 1978: 23). Такие условия, в частности, были благоприятны для выращивания зерновых культур и винограда. Этим временем датируется начало существования большинства поселений хоры Херсонеса Таврического, которые, вероятно, были «житницей» полиса. Ближе к рубежу эр наблюдается понижение температуры, в результате чего условия для ведения сельского хозяйства стали менее благоприятными, что отразилось и на падении экспорта зерна из Причерноморья в страны Средиземноморья (Подгородецкий 1994: 17). Согласно палеогеографическим реконструкциям, уровень моря у береговой линии Северо-Западного Крыма в древности был ниже современного минимум на 2 м (Подгородецкий 1994: 23). В результате изменения береговой линии региона абразия стала причиной разрушения античных памятников (Кутайсов 2010: 301). Эта ситуация затронула и северо-восточную часть поселения Маслины.
Плотное заселение Северо-Западной Тав-рики, а в контексте этого и возникновение поселения Маслины, имело свои экономические причины и исторические предпосылки. Вследствие бурного развития Херсонеса Таврического и возможного нового притока колонистов, в середине IV в. до н. э. (Ланцов 2008: 101) земли Западной Таврики попали
№3. 2014
в сферу интересов экономической политики полиса. В краткие сроки здесь была создана хора, внутренняя сельскохозяйственная территория государства со взаимосвязанной системой поселений и развитой инфраструктурой.
Археологические исследования поселения Маслины в Северо-Западной Таврике проводились во второй половине ХХ в. в течение пятнадцати лет — в 1972—1986 гг. (подробно об истории исследования памятника см.: Котенко 2012: 264—274). На основании того, что до сих пор не существует согласованных данных о наличии в Западном Крыму античных поселений севернее Маслин, этот памятник считается крайним укреплением дальней хоры Херсонеса Таврического (Щеглов 1978: 32; Пальцева 1988: 13; Латышева 1999: 79). Но наряду с этим существует точка зрения, сложившаяся в результате многочисленных разведок и сборов археологических материалов в этом регионе, что в состав Херсонесского государства входила территория от Балаклавской долины до Перекопа (Ланцов 1991: 11).
Заинтересованность археологическими памятниками Северо-Западного Крыма впервые в отечественной науке проявил П. Н. Шульц. В 1948 г. он осуществил разведку территории на участке от с. Оленевка на Тарханкуте до Перекопа (Смекалова 2010: 6). Между оз. Ярылгач и Бакальским озером им было выявлено только одно городище у с. Вла-димировка (Чогол-Тай, Чеголтай) с мощной фортификацией. Оно было атрибутировано исследователем, согласно представлениям о культурно-хронологической принадлежности памятников данного региона, принятым в его время, как поселение скифской культуры (Шульц 2010: 30). В 1965—1966 гг. отрядом Тарханкутской экспедиции на поселении Маслины (Владимировка)1 были проведены разведки с зачистками культурного слоя, по результатам которых памятник был датирован серединой III — II вв. до н. э. (Щеглов 1978: 40). Исследования продолжились в 1970 г., когда в процессе охранных раскопок Тарханкутским отрядом Северо-Крымской экспедиции вдоль среза абразивного берега были обнаружены части каменных сооружений древнего укрепления, зафиксированы контуры ям и землянок. По итогам этих работ было сделано заключение, что скифское поселение возникло здесь на месте ранее существовавшего херсонесского укрепления IV в.
1 Название «Маслины» закрепилось за поселением у с. Владимировка с 1970 г., после обследований памятника А. А. Щепинским и Е. Н. Черепановой.
№3. 2014
до н. э. (Щепинский 1972: 326; Щепинський, Черепанова 1974: 62—64).
С 1972 по 1986 гг. на Маслинах проводились систематические раскопки отрядом Харьковского университета в составе СевероКрымской экспедиции Института археологии АН УССР под руководством В. А. Латышевой. За 15 лет исследований на поселении были открыты строительные остатки укрепления, а также накоплен значительный керамический материал. Результаты исследований 1972—1986 гг. позволили отнести этот памятник к хоре Херсоне са Таврического и датировать начало его существования серединой IV в. до н. э., а также определить структуру внутренней планировки поселения и сделать выводы об этнической принадлежности его жителей. Главной частью древнегреческого поселения в Маслинах оказалось четырехба-шенное укрепление, к которому со всех сторон суши подходило открытое селище. По своей материальной культуре поселение тяготело к Херсонесскому полису, хотя среди керамического материала выделяется группа скифской лепной посуды. В период раскопок была предпринята попытка выявить некрополь поселения, но она не увенчалась успехом — следов древнего могильника в радиусе ста метров от поселения не обнаружено (Латышева 1985: 24). Об исторической судьбе Маслин можно говорить уверенно — археологически прослеживается гибель поселения в результате нападения со стороны кочевников степи в середине II в. до н. э. В. А. Латышева не успела в полной мере обработать и ввести в научный оборот результаты раскопок памятника (подробно о вкладе В. А. Латышевой в его исследования см.: Котенко 2012: 270—272), но ее кабинетные наработки, а также ряд обобщающих выводов, посвященных поселению, по-прежнему остаются актуальными (Латышева 2010). В данной работе впервые подробно рассматриваются особенности застройки памятника, его керамического комплекса, вопросы хронологии и культурной атрибуции материала.
Для создания наиболее детальной характеристики материальной культуры древнегреческого поселения особое внимание традиционно принято обращать на строительные остатки и керамический комплекс. Хора Херсонеса Таврического, как выяснено на современном этапе исследований, значительно отличалась от сельскохозяйственных округ других северопричерноморских полисов. Специфика херсонесских поселений заключается в организации застройки, где усадьбы представляют собой укрепленные полифункциональные
комплексы с одной или несколькими башнями (Буйских 2008: 153). Такие особенности планировки дали повод для продолжительной дискуссии о назначении этих объектов (Кругликова 1986: 169). Она получила развитие в 1990-е гг. наряду с идеями о военной ко -лонизации Херсонесом Северо-Западной Тав-рики и оборонительных функциях усадеб. Строительный комплекс поселения Маслины также включает башни, поэтому его рассмотрение является важным для выяснения столь актуального на сегодняшний день вопроса о характере памятников херсонесской хоры.
С точки зрения организации внутреннего пространства, поселение делится на укрепленную западную и неукрепленную восточную части. Укрепление прямоугольной формы размерами 50^80 м (рис. 2), ориентировано по линии СЗ—ЮВ, располагалось на естественном возвышении. Основной планировочной единицей на Маслинах выступала отдельная усадьба. Строительство укрепления, вероятно, происходило в несколько этапов: в начале существования поселения появилась одноба-шенная усадьба, в непосредственной близости к которой в дальнейшем выстраивались другие комплексы (Латышева 1999: 80). За время раскопок на поселении в западной, южной и восточной части укрепления было открыто три башенных комплекса. Четвертая, северная башня с частью прилегающих помещений уже во время проведения археологических работ уже была уничтожена морем. Ее руины неоднократно фиксировались в затопленной части памятника (Назаров 2003: 75—76).
Комплекс южной башни, расположенный в юго-западной части поселения, вероятно, был возведен на самом раннем этапе его существования. С юго-западной и юго-восточной стороны он увязывался с внешними стенами укрепления. Имея вытянутую форму, комплекс занимал площадь около 750 м2 (25^30 м). Башня располагалась в юго-восточном углу комплекса, имела выход во двор с юго-западной стороны (рис. 2). Общая характеристика этого сооружения как фортификационного элемента была дана автором раскопок (Латышева 1978: 54—56; 1999: 80—83; см. также: Котенко 2013а: 80—82).
Башня была построена из блоков местного понтийского известняка размерами около 2,0 х 0,8 х 0,45 м2 и имела площадь 64 м2 (рис. 3: 1). В древности сооружение, вероятно, имело в высоту несколько ярусов, о чем свидетельствует мощный фундамент (ширина стен — 1,0 м) и остатки каменного основания лестницы. Блоки были тщательно отесаны и положены насухо в регулярной клад-
№3. 2014
Рис. 2. План укрепленной части поселения Маслины (по Латышева 1985: 100, рис. 1; Буйских 2008: 355, рис. 68). Легенда: 1 — береговая линия; I — южная башня; II — западная башня; III — восточная башня.
Fig. 2. Plan of the fortified part of Masliny settlement (after Латышева 1985: 100, рис. 1; Буйских 2008: 355, рис. 68). Legend: 1 — sea coast; I — southern tower; II — western tower; III — eastern tower.
ке так, что вертикальные швы нижнего ряда перекрывались плитами верхнего. По внешнему фасаду блоки были обработаны в руст. С внутренней стороны они имели неправильную форму, иногда смежные камни с неровным краем смыкались в замок, что обеспечивало их прочную связь.
Внутреннее пространство башни было разделено на три смежных помещения. Кладки между ними были тоньше наружных стен (ширина 0,6 м), сложены из камней меньших размеров со следами обработки и положены на фундамент из рваного камня (Латышева 1973: 10). Два смежных помещения с общей стеной имели площадь по 3^3 м. Третье поме-
Рис. 3. Строительные остатки укреплений: 1 — план южной башни; 2 — план помещения А западной башни; 3 — план помещения К восточной башни (по Латышева 1972: табл. I, рис. 7; 1973: табл. V, рис. 16; 1974: табл. I, рис. 2).
Fig. 3. Building remains of towers: 1 — plan of the south tower; 2 — plan of room А of the western tower; 3 — plan of room К of the eastern tower (after Латышева 1972: табл. I, рис. 7; 1973: табл. V, рис. 16; 1974: табл. I, рис. 2).
щение вдоль их общей стены, соответственно, было вдвое больше.
Центральную часть комплекса занимал двор площадью около 150 м2 (15 х 10 м), вымощенный известняковыми плитами разного размера. Вымостка примыкала непосред-
№3. 2014
ственно к башне, перекрывая ее цоколь. Через двор проходил водосток, который был проложен под вымосткой и выходил за пределы внешней стены комплекса. На территории двора находился колодец, появление которого В. А. Латышева относила к концу IV в. до н. э. Его горловина накрывалась массивной плитой с отверстием диаметром 0,5 м, а яма имела глубину 3,5 м, с верхним диаметром 1 м и нижним — 1,6 м (Латышева 1999: 84).
Площадь двора по внутреннему периметру была застроена шестнадцатью небольшими помещениями. Они были сооружены из камней разных размеров на глиняном растворе и в большинстве своем имели хозяйственное назначение, исходя из общей характеристики обнаруженной внутри керамики и бытовых вещей. И только некоторые из них, вероятно, были жилыми, так как в них находились очаги и специфические бытовые предметы в заполнении: светильники, терракоты, украшения (Латышева 1974: 21). Эти помещения по периметру объединяла общая стена, которая с юго-запада и с юго-востока отличалась массивностью и, вероятно, уже в период возведения комплекса имела оборонительные функции. Исключение составляла северо-западная группа помещений, которая формировала внутреннее пространство всей усадьбы. Сложная система выходов ориентировала большинство помещений на внутренний двор, другие были просто связаны между собой. Стены некоторых из них были построены вплотную, а не в перевязь, что дает возможность проследить развитие всего строительного комплекса.
Западная башня не связана с подобной регулярной застройкой. Стены сооружения возведены на мощном фундаменте, который был углублен в материковый грунт на 0,6—0,8 м. Он состоял из массивных блоков известняка, ракушечника, песчаника размерами до 0,9 х 1,2 м. В плане плиты фундамента приближались к прямоугольнику, их поверхность была грубо обработана, а в кладке швы между крупными камнями были заложены мелким бутом. Ширина стен по периметру здания составляла 0,8 м, фундамент выступал за красную линию фасада на 0,2 м (Латышева 1972: 5—6). Кладка была сложена по двухслойной системе, более крупные камни выкладывались по фасаду и дополнялись до нужной ширины мелким бутом с внутренней стороны. Блоки внешнего ряда имели правильную форму и заглаженную поверхность, но без руста. Общая площадь здания автором раскопок не приведена, но о ней можно судить по площади двух смежных помещений, из которых она состо-
яла: помещение «А» имело площадь 5х 6,6 м, а помещение «М» — 6,05x4,05 м (Латышева 1972: 5; 1973: 2). Их разделяла внутренняя перегородка, менее капитальная по технике кладки, нежели внешние стены.
Башня была ориентирована выходом на север, куда и развивалось строительство комплекса. Восточный угол сооружения выходил на вымощенный двор, по периметру которого располагались хозяйственные и жилые помещения. На его территории находились углубленные в землю конструкции хозяйственного назначения (Латышева 1972: 13). Через главный двор комплекса западной башни также проходил водосток, направленный в сторону моря. Его борта были облицованы каменными плитами. Сверху он также перекрывался плоскими плитами. Застройка рассматриваемого комплекса, вероятно, происходила со стороны соседнего комплекса южной башни, о чем свидетельствует сооружение некоторых помещений на земляном полу, ниже уровня кладки двора, а также их связь с внешней оборонительной стеной. И наоборот, более поздние помещения захватывали кладку двора и имели стены, пристроенные вплотную к уже существовавшим конструкциям. Северная часть комплекса уже на время раскопок была затоплена морем, что ограничивает информацию об оборонительной линии северо-западной части всей усадьбы.
Необычным представляется обустройство помещения «А» (рис. 3: 2). Пол его был глинобитным, сохранились остатки обмазки белого и розового цвета. В центре находился открытый глиняный очаг квадратной формы (0,80х 0,80 м) со специфическим углублением и следами обожженной глины, сажи, угля. Он был покрыт обмазкой того же цвета, что и пол. Рядом с очагом находилась чаша, углубленная в пол (Латышева 1972: 7). Очевидно, помещение было парадным, предназначенным для отправления культов. Возможно, оно могло иметь и функции андрона, подобного тому, который известен из раскопок эллинистического дома Керкинитиды (Кутайсов 1985: 183—184). Галечный пол, как характерная черта благоустройства таких помещений, здесь не был обнаружен, но расположение помещения внутри комплекса, крашеные стены и очаг-алтарь свидетельствуют о том, что здесь могли проводиться застольные трапезы.
Восточная башня обеспечивала жизнедеятельность группы помещений юго-восточной части поселения Маслины. Фундамент ее стен уже не был таким мощным, как в южной и западной башнях. Он представлял собой траншею шириной 0,6 м и глубиной
0,3—0,4 м, которая была заполнена необработанным камнем разных размеров. Стены восточной башни, как и других монументальных сооружений, имели ширину 0,8 м и состояли из крупных обработанных каменных блоков, размеры которых достигали 1,75 х 0,5 х 0,8 м; 1,4 х 0,6 х 0,8 м; 1,0 х 0,4 х 0,8 м (Латышева 1973: 6). С внутренней стороны края блоков были оборваны и дополнены до нужной ширины мелким бутом на глиняном растворе.
Восточная башня, вероятно, состояла из двух смежных помещений. Одно из них — помещение «К» имело площадь 7 х 3,95 м (рис. 3: 3). Площадь другого помещения точно вычислить не удалось в связи со значительными утратами плана. Выход из башни был ориентирован на внутренний двор, который, в отличие от других комплексов, был вымощен лишь частично. По периметру он был застроен помещениями хозяйственного и жилого назначения. Северо-западная линия помещений продолжала ряд зданий комплекса южной башни, что говорит о безусловном существовании единого плана строительства всего укрепления. Для благоустройства комплекса было предусмотрено устройство водостока и колодца. Водосток был образован двумя рядами плоских плит, поставленных на ребро, и выведен за пределы двора (Латышева 1977: 18). Горло колодца было перекрыто плитой-монолитом неправильной формы с отверстием, а его заполнение было исследовано до глубины 2,15 м.
Учитывая, что комплекс южной башни был соединен с соседним комплексом западной башни общими помещениями, а ряд зданий комплексов южной и восточной башни имели общую стену, В. А. Латышева предлагала рассматривать все строительные комплексы как взаимосвязанные, входившие в единую систему укрепления. В этом плане с наблюдениями автора раскопок нельзя не согласиться.
Комплекс северной башни на время раскопок уже был частично разрушен морем. Судя по его остаткам, северная часть укрепления Маслин имела достаточно плотную застройку. Характерные помещения из небольших камней на глинистом растворе также были, вероятно, сгруппированы вокруг двора. Учитывая плохую сохранность комплекса, сложно говорить о взаиморасположении отдельных его зданий.
Оборонительные сооружения поселения Маслины находят ближайшие аналогии практически на всех соседних памятниках хоры Херсонеса. В частности, похожая техника кладки башен и оборонительных стен известна из раскопок Калос Лимена, где она датиру-
№3. 2014
ется концом IV в. до н. э.—первой половиной II в. до н. э. (Уженцев 2006: 42—44; Кутайсов 2012: 21—22). Этим же временем датируется аналогичное фортификационное строительство поселения Чайка, где в подобной технике возводились наружные оборонительные стены (Попова, Коваленко 2005: 12). Подобные башни зафиксированы также на других памятниках региона, в частности, на городищах Беляус (Дашевская 1969: 85—86) и Кульчук (Ланцов 2012: 75—76). Таким образом, на периферии Херсонесского государства население строго придерживалось единых, уже ставших традиционными, приемов монументального строительства.
За пределами укрепления, в восточной части поселения, раскопками было исследовано открытое селище с жилыми и хозяйственными объектами. На этом участке отсутствует плотная застройка из камня, а строительные остатки представлены, главным образом, полуземлянками. Систематические археологические исследования неукрепленной части Маслин начались в 1980 г. с целью выяснить характер этой территории, ее хронологическое и функциональное соотношение с западным укреплением в древности. В ходе раскопок этой части поселения удалось зафиксировать несколько типов жилых и хозяйственных построек. Полуземлянка овальной формы с полной площадью 3,4 х4,0 м была исследована в 1983—1984 гг. (рис. 4). Ее котлован был углублен в материковую глину на 1 м, для входа был предусмотрен спуск в виде четырех глиняных ступеней, врезанных в западный борт (Латышева 1983: 8—10). Ее функциональное назначение определяется как хозяйственное, исходя из специфики внутреннего обустройства и керамического материала (Котенко 2013: 7—21).
Раскопками 1980 г. было исследовано помещение, углубленное в материковый грунт на 0,7 см, которое, вероятно, имело наземную часть в виде деревянных конструкций — над углублением объекта было темное гуму-сированное пятно, возможно, образовавшееся вследствие развала деревянной надстройки (Латышева 1980: 29). Прямоугольная в плане полуземлянка повторяла ориентацию строительных остатков, расположенных в укрепленной части. Часть помещения была уничтожена морем, поэтому полную ее площадь выяснить не удалось (размеры сохранившейся части 3,8х2,5 м).
Подобные сооружения характеризовались также наличием очагов и хозяйственных ям. В их заполнении преобладают фрагменты лепной посуды и амфорной тары. Такой облик
№3. 2014
Рис. 4. План полуземлянки с прилегающими объектами (по Латышева 1984: табл. II): 1 — дерн; 2 — современный слой песка; 3 — культурный слой; 4 — уровень глинобитного пола; 5 — глинобитные возвышения; 6 — развалы очага; 7 — скопления глиняной гончарной массы; 8 — камни; 9 — ямы, полуземлянка; 10 — материк.
Fig. 4. Plan of semi-dugout with surrounding objects (after Латышева 1984: табл. II): 1 — turf; 2 — modern sand layer; 3 — cultural layer; 4 — layer of clay floor; 5 — clay elevations; 6 — remains of hearth; 7 — accumulations of clay pottery mass; 8 — stones; 9 — pits, semi-dugout; 10 — natural ground.
этой части поселения ставит вопрос о сосуществовании здесь греческого и варварского населения, который активно дискутируется уже длительное время (Марченко 2005: 14—26). В частности, присутствие объектов и материалов скифского происхождения на античных памятниках Северо-Западной Таврики уже считается закономерным явлением. Подобные углубленные постройки известны, в частности, из раскопок Керкинитиды (Кутайсов 1990: 112—122) и Калос Лимена (Уженцев 2006: 99—103), где они относятся к скифскому строительному горизонту. С уверенностью можно говорить лишь о том, что открытое селище на Маслинах с восточной стороны от укрепления представляло собой место компактного проживания населения, занимав-
шегося ремеслами. О его этническом составе однозначно говорить сложно ввиду того, что несомненные признаки варварского присутствия (в частности, курганные захоронения) не обнаружены.
Выяснение характера материальной культуры поселения возможно, прежде всего, благодаря детальному анализу массового керамического материала. По способу производства весь керамический комплекс следует разделить на гончарные и лепные изделия. Гончарную посуду по сфере применения традиционно разделяют на тару, кухонную, столовую и посуду специального назначения. Лепная посуда представлена на поселении преимущественно кухонными сосудами и, в отдельных случаях, встречаются предме-
№3. 2014
Рис. 5. Тарная и кухонная керамика поселения Маслины: 1 —7 — фрагменты амфор херсонесского и синопско-го производства; 8 — горшок; 9—24 — фрагменты кастрюль; 25—26 — фрагменты крышек.
Fig. 5. Containers and cooking pottery from Masliny settlement: 1 —7 — fragments of amphorae of Chersonessos and Sinope production; 8 — pot; 9—24 — fragments of pans; 25—26 — fragments of covers.
ты специального назначения. Каждая группа представлена, в свою очередь, конкретными формами, которые применялись в различных областях ведения хозяйства.
Керамическая тара из Маслин представлена пифосами и амфорами. Пифосы не являются массовым материалом на поселении.
В частности, сохранившаяся форма известна только из раскопок комплекса южной башни, где пифос был вкопан в землю на территории центрального двора. Отдельные его фрагменты были найдены во время расчистки хозяйственных помещений комплекса западной башни.
№3. 2014
Рис. 6. Поселение Маслины. Столовая посуда и изделия специального назначения: 1 —3 — кувшины; 4—24 — миски; 25—27 — фрагменты фляг; 28—32 — лутерии.
Fig. 6. Masliny settlement. Tableware and products for special purposes: 1 —3 — jugs; 4—24 — bowls; 25—27 — fragments of flasks; 28—32 — louteria.
Массово на поселении, как и на других памятниках хоры, представлен амфор-ный материал (рис. 5: 1—7). Подавляющее большинство амфор поступало в Маслины из Херсонеса Таврического. Широко представлен также импорт из средиземноморских центров.
Амфоры херсонесского производства поступали на Маслины на протяжении всего времени существования поселения. Этот факт объясняет многообразие форм и их равномерное скопление в большинстве помещений как укрепления, так и селища. Морфология этих амфор широко известна
из раскопок Херсонеса и поселений его хоры (Монахов 1989: 40—42). Учитывая тот факт, что клейма на них традиционно выступают главным датирующим материалом, следует обратить особое внимание на наиболее раннее поступление амфорной тары в Маслины. Так, к примеру, в комплексе поселения присутствуют херсонесские амфоры с магистратскими клеймами астиномов Аполлония и Гераклеона, которые датируются двумя последними десятилетиями IV в. до н. э. (Кац 1994: 19—20). Импорт из Фасоса и Синопы также представлен амфорами начала и середины 10-х гг. IV в. до н. э. с клеймами магистрата Клеофона и астинома Ифиса соответственно (Кац 2007: 416, 434)2.
На Маслинах в количественном соотношении преимущество принадлежит простой гончарной посуде. Этот тип керамики представлен на поселении всеми формами, которые были характерны для эллинистического времени. Многочисленные горшки, кувшины, кастрюли с крышками, миски имели широкое применение в быту поселенцев. По форме, цвету (от светло-серого и розового до красного) и составу глины они ничем не отличались от аналогичных изделий из Херсонеса и других поселений хоры.
Кухонные горшки на поселении представлены фрагментарно. Целыми дошли сосуды колоколовидной формы, изготовленные из красной глины, в которой заметны примеси известняка и шамота (рис. 5: 8). В отдельных случаях они имеют покрытие из ангоба и декорированы горизонтальными углубленными линиями.
Достаточно широко в керамическом комплексе Маслин представлены кастрюли (рис. 5: 9—24). Это сосуды округлой формы диаметром 20—24 см с отогнутым бортиком, закраиной под крышку, ниже которой были парные горизонтальные ручки. Подобные сосуды известны и из раскопок соседних поселений. На материалах из усадьбы У-6 поселения Панское I разработана их локальная классификация (Ка^аеу 2002: 156—157), в которой представлены аналогичные формы из Маслин. Кастрюли в основном изготовлены из оранжевой глины с примесями известняка, что указывает на их херсонесское производство. На поверхности некоторых изделий сохранились характерные следы использования—обуглен-ные участки. Часто в комплексе находят также крышки от кастрюль (рис. 5: 25—26), которые
2 Благодарю В. И. Каца за помощь в предварительном определении клейм.
№3. 2014
плотно прилегали к бортику и тоже имели разнообразную форму и профилировку.
Кувшины представлены сосудами также преимущественно херсонесского производства (рис. 6: 1—3). Они изготовлены из оранжевой хорошо вымешанной глины, имеют широкое цилиндрическое горло со скошенным краем, уплощенную ручку, которая крепится одним концом к горлу, другим—к плечу сосуда, вытянутое туловище, плоское дно с выступающим рантом. Кувшины из Херсонеса часто декорировались в средней части росписью в виде полос или растительного орнамента. Другой тип кувшинов из Маслин отличается утолщенным венчиком, узким коротким горлом и двумя уплощенными ручками, которые крепились к ребру и к плечу сосуда. Аналогии таким формам широко известны как в самом Херсонесе, так на поселениях его хоры (Ка^аеу 2002: 150—152) и в Керкинитиде (Кутайсов 2004: 249).
Широко представлены в керамическом комплексе Маслин миски (рис. 6: 4—24). Как и на соседних поселениях хоры, выделяется шесть их типов: 1) с загнутыми венчиками,
2) с утолщенными и загнутыми венчиками,
3) с фигурными венчиками, 4) с закругленным венчиками, 5) со слегка изогнутыми стенками и закругленным венчиками, 6) с отогнутыми венчиками (Каваеу 2002: 154). В большинстве случаев они изготовлены из розовой или оранжевой глины, в тесте заметные примеси известняка и шамота, что также указывает на изготовление этого типа посуды в Херсонесе Таврическом. Характерной чертой многих мисок из Маслин являются следы ремонта, что говорит о высоком спросе на них среди населения.
К редкой группе мелкогабаритной керамической тары из Маслин принадлежат так называемые фляги (рис. 6: 25—27). Это небольшие закрытые сосуды, обычно характеризующиеся наличием широкого округлого или уплощенного тулова круглой или вытянутой формы без обозначенного дна; две ручки чаще всего крепятся от плечей к горлу (иногда скошенному относительно туловища) или к самим плечам. Фляги из Маслин, полученные при раскопках западной укрепленной части поселения, принадлежат к херсонесскому производству и по аналогиям из других поселений хоры датируются концом IV — первой третью III вв. до н. э. (Кутайсов, Уженцев 1994: 58; Kasaev 2002: 166; Попова, Коваленко 2005: 23).
В отдельную группу толстостенной керамики следует отнести лутерии (рис. 6: 28—32). Изделия из Маслин представлены экспортом
№3. 2014
Рис. 7. Поселение Маслины. Чернолаковая керамика: 1 —3 — фрагменты рыбных блюд; 4—6 — фрагменты мисок; 7—19 — канфары.
Fig. 7. Masliny settlement. Black-glazed pottery: 1 —3 — fragments of fish plates; 4—6 — fragments of plates; 7—19 — kantharos.
из Синопы и изготовлены из красной или коричневой глины с незначительными включениями. Согласно существующей классификации лутериев из Ольвии, аналогичные формы из Маслин относятся ко II группе (с отогнутыми бортами) типа 10 (Лейпунська 1980: 39). Ближайшие аналоги лутерии с Маслин находят на усадьбе У-6 поселения Панское I (Ка^аеу 2002: 174), в частности, общим является декор по краю в виде групп полуовальных углублений.
Парадная столовая посуда на поселении представлена чернолаковой керамикой. В античных центрах Северного Причерноморья она традиционно считается импортом из Аттики, лишь в отдельных случаях отмечается поступление из малоазийских центров и Македонии во второй половине III в. до н. э. (Егорова 2009: 46—64). Удельный вес чер-нолаковых сосудов на поселении Маслины среди других категорий археологического материала незначительный — менее 1%
(Латышева 2001: 67). Основная их масса локализуется в западной части поселения и связана с башнями. Из восточной части поселения, где основным типом жилища были углубленные конструкции, происходят единичные фрагменты.
Основными формами чернолаковой посуды, представленными на поселении, являются рыбные блюда, миски и канфары. Датировка форм чернолаковой посуды на сегодня возможна благодаря уточненной хронологии материалов Афинской агоры (КоЦоА: 1997). Так, рыбные блюда из Маслин, имеющие диаметр по венчику 20—25 см (8—10 см по донышку), отогнутый почти под прямым углом на 1—1,5 см край, углубленную в донышко на 1,5—2 см солонку, бытовали с конца IV до начала II в. до н. э. (рис. 7: 1—3). Ближайшие аналогии рыбные блюда из Маслин находят на поселении Панское I (Hannestad е1 а1. 2002: р1. 69) и на городище Чайка (Попова, Коваленко 2005: 52—53). Чернолаковые
№3. 2014
Рис. 8. Поселение Маслины. Серолощеная керамика: 1 —6 — фрагменты рыбных блюд; 7—10 — фрагменты мисок; 11 —12 — кувшины; 13 — канфар.
Fig. 8. Masliny settlement. Grey ware pottery: 1 —6 — fragments of fish plates; 7—10 — fragments of plates; 11 —12 — jugs; 13 — kantharoi.
миски отличаются тонкими стенками — 0,5—07 мм, прямым или несколько загнутым венчиком, поднятым непрофилированным поддоном (рис 7: 4—6). По известным аналогиям из малоазийских центров, такие формы распространялись с первой половины III в. до н. э. (Егорова 2009: 156—157). В отдельную группу чернолаковой посуды следует выделить канфары. Среди представленного на поселении материала встречаются классические канфары (рис. 7: 7—16) с четким профилированием — высокое горло и каннелирован-ные или гладкие плечики. Ручки вертикальные, прикрепленные к плечикам и к венчику. Типы канфаров из Маслин находят параллели во многих античных центрах, начиная с соседних поселений хоры Херсонеса (Уженцев 2006: 211; Hannestad et al. 2002: pl. 62—63; Попова, Коваленко 2005: рис. 40: 6), Ольвии (Handbeig, Petersen 2010: 185—261), Истрии (Alexandrescu 1978: 82—93) и заканчивая материковой Грецией (Rotroff 1997). Время бытования канфаров этого типа приходится на две первые четверти III в. до н. э. В материале из поселения Маслины присутствуют также чашевидные канфары классического и эллинистического типов (рис. 7: 17—19), которые известны также из раскопок Керкинитиды и Западно-Донузлавского городища и были распространены в регионе в течение первой четверти III в. до н. э. (Егорова 2009: 96—97).
В керамическом комплексе из Маслин представлена также компактная группа се-ролощеной посуды (Котенко 2011: 68—76). По назначению, подобно чернолаковым формам, она распределяется на рыбные блюда, миски, столовые кувшины небольших размеров. Рыбные блюда из Маслин имеют диаметр
20—25 см, отогнутые бортики и выделенную придонную часть (рис. 8: 1—6). Серолощеные миски повторяют формы чернолаковых сосудов, имея диаметр от 15 см и приподнятую придонную часть (рис. 8: 7—10). Столовые кувшины отличаются тонкими стенками, плоским дном и небольшими размерами — высотой 10—12 см (рис. 8: 11—12). К уникальным формам можно отнести серолощеный кан-фар, дублирующий форму и декор чернолако-вых изделий (рис. 8: 13). Чернолаковые и серолощеные изделия из Маслин синхронны, но если первые традиционно ассоциируются с аттическим производством, то вторые являются продукцией северопричерноморских центров. На поселениях Северо-Западного Крыма такой тип посуды датируется первой половиной IV — первой половиной III вв. до н. э. (Ушаков, Ушакова 2012: 176).
На сегодня вопрос происхождения этой керамики остается дискуссионным. В. А. Латышева предполагала, что эта посуда поступала в Маслины из Херсонеса. Но дальнейшие исследования поселений хоры Херсо-неса и Ольвии дали основания для целого ряда других соображений по этому поводу. С. Б. Буйских и В. В. Крапивина, касаясь темы производства серолощеной посуды в Ольвии (Буйских 2007: 39; КрапЫна 2007: 98—99), отметили, что здесь она является массовым керамическим материалом и, вероятно, местной продукцией еще с конца VI в. до н. э. В Маслины такая посуда могла попадать как непосредственно из Ольвии, так и через Херсонес. Однако говорить о поступлении се-ролощеной столовой посуды в Маслины именно из Ольвии сейчас следует только в предположительной форме, хотя степень этого
№3. 2014
Рис. 9. Поселение Маслины. Лепная керамика: 1 —8 — фрагменты керамики кизил-кобинского типа; 9—27 — керамика скифского типа (по Латышева 1980).
Fig. 9. Masliny settlement. Handmade pottery: 1 —8 — pottery fragments of Kizil-Koba type; 9—27 — ceramics of Scythian type (after Латышева 1980).
предположения кажется достаточно высокой. Окончательные выводы можно будет сделать, только опираясь на данные специальных анализов керамического теста.
В керамическом комплексе Маслин обращает на себя внимание значительное количество лепной посуды. Она представлена традиционными формами — горшками, кастрюлями, сковородками, мисками, кружками. По подсчетам автора раскопок, около 40% всех лепных горшков орнаментированные. По внешнему виду и технологии лепная посуда из Маслин указывает на присутствие, кроме греков, носителей кизил-кобинской культуры и скифов. Впервые на таврскую посуду в Маслинах (рис. 9: 1—8) обратила внимание В. А. Латышева, предполагая, что тавры не представляли на поселениях хоры самостоятельного этноса, а в Маслинах, в частности, они могли обслуживать быт греков (Латышева
1997: 59). Присутствие кизил-кобинской посуды в помещениях башенных комплексов не подтверждает там физического присутствия тавров, а может лишь свидетельствовать об экономических связях между этносами. В. А. Латышева датировала посуду кизил-кобинской культуры временем с конца IV до II вв. до н. э. (Латышева 1993: 75). Согласно последним разработкам, эта категория посуды из Маслин относится к таврскому периоду развития кизил-кобинской культуры и может датироваться 373—350 гг. до н. э. (Кравченко 2011: 234).
Значительный массив лепной керамики на поселении представлен типичными скифскими горшками, кастрюлями, мисками, курильницами (рис. 9: 9—27). Это толстостенные грубо сделанные сосуды с характерным декором венчиков в виде ямочно-пальцевых вдавлений, иногда с отпечатком ногтя, косой
№3. 2014
или прямой нарезки по краю, выполненной палочкой или ножом. Аналогичная посуда известна из раскопок позднескифских слоев Калос Лимена и датируется концом третьей четверти I — первой половиной II в. н. э. (Уженцев 2006: 33). Таким образом, керамический комплекс Маслин представлен всей полнотой типов и форм изделий, характерных для большинства античных памятников Северо-Западной Таврики.
Рассматривая вопрос о месте поселения Маслины в системе поселений хоры Херсо-неса Таврического, следует отметить следующие дискуссионные моменты. Маслины являются крайним северным пунктом Херсо-несского государства (среди известных к настоящему времени) с типичными для других поселений строительными остатками и керамическим комплексом. Укрепление было сооружено в традициях херсонесского монументального строительства. В планировочном отношении оно, скорее всего, подчинено городскому квартальному принципу строительства, что, в свою очередь, не исключало полифункционального назначения башенных сооружений. Такие и близкие строительные комплексы уже неоднократно зафиксированы на территории херсонесской хоры (Буйских 2008: 152—153), однако этот вопрос все еще ждет своего окончательного решения.
Одним из проблемных моментов в изучении поселений херсонесской хоры и ее населения является их полиэтничный облик. Наличие селища, располагающегося со всех сторон суши от укрепления Маслин, ставит вопрос о греко-варварских отношениях в пределах памятника. В этом отношении уместным является замечание В. А. Кутайсова, что в Северо-Западном Крыму не было такого четко выраженного оседания скифов с последующим их включением в состав государства, как
это прослеживается на Боспоре. Хотя именно на примере Маслин он предполагает существование, наряду с греческими укреплениями, открытых поселков варварского характера (Кутайсов 2004: 117). На наш взгляд, сейчас уместно предполагать смешивание населения, что соответствует материальному облику поселения и фиксируется на соседних памятниках Северо-Западной Таврики.
Что касается географического расположения поселения Маслины и протяженности хоры Херсонесского государства, то анализ отдельных групп керамики прямо указывает на прочные экономические связи между Ольвией и Херсонесом в раннеэллинисти-ческое время. Этот вопрос уже неоднократно поднимался в связи с попытками выяснить пограничные рубежи этих соседних северопричерноморских государств (Ланцов 1991: 11; Билкова 1994: 19—31), определить масштабы их влияния на окрестные территории. На наш взгляд, общие черты материальной культуры поселений херсонесской и оль-вийской хоры, которые сосредоточены в непосредственной близости друг к другу, дают возможность предполагать некую рубежную (контактную) территорию между государствами. Однако окончательные выводы о характере поселений восточной части ольвий-ской хоры и северных границ Херсонесского полиса можно будет сделать, археологически исследуя памятники региона и изучая массовый керамический материал. Эти и другие вопросы еще ждут своего дальнейшего исследования. Тем не менее, уже сейчас понятно, что поселение Маслины в Северо-Западной Таврике является чрезвычайно важным памятником для выяснения вопросов, поднятых в этой статье, и еще многих других спорных моментов, связанных с изучением организации хоры Херсонеса Таврического.
Литература
Билкова В. П. 1994. До питания про схвдну межу сшь-сько'1 округи Ольвп в пвньокласичний — ран-ньоеллМстичний час. Археологiя (3), 19—31.
Буйских А. В. 2008. Пространственное развитие Херсонеса Таврического в античную эпоху. МАИЭТ. 8ирр1етепШш 5.
Буйских С. Б. 2007. Серая гончарная керамика Оль-вии и ее хоры VI—I вв. до н. э. (историографический аспект). В: Тункина И. В. (отв. ред.). ЕYXAPETHPЮN: Антиковедческо-историо-графический сборник памяти Ярослава Витальевича Доманского (1928—2004). Санкт-Петербург: Нестор-История, 28—44.
Дашевская О. Д. 1969. Античная башня на городище Бе-ляус. КСИА 116, 85—92.
Егорова Т. В. 2009. Чернолаковая керамика IV — II вв. до н. э. с памятников Северо-Западного Крыма.
Москва: МГУ.
Кац В. И. 1994. Керамические клейма Херсонеса Таврического. Саратов: Изд-во Саратовского университета.
Кац В. И. 2007. Греческие керамические клейма эпохи классики и эллинизма (опыт комплексного изучения). БИ XVIII.
Котенко В. В. 2011. Оролощена керамжа з поселення Маслини. Археологiя (1), 68—76.
Котенко В. В. 2012. До кторп дослщження поселення Маслини у Пшшчно-Захщнш Таврищ. Древности 2012, 264—274.
Котенко В. В. 2013. Господарський комплекс з поселен-ня Маслини у Швшчно-Захщнш Таврищ. ВХУ 47, 7—21.
Котенко В. В. 2013а. Зразки кладок баштових будвель поселення Маслини. Археологiя (4), 79—85.
№3. 2014
Кравченко Е. А. 2011. Кизил-кобинська культура у За-хiдному Криму. Кив; Луцьк Вид-во 1А НАН Украши.
Кратвша В. В. 2007. Ороглиняна керамжа Ольви VI—V ст. до н. е. Археологiя (1), 98—106.
Кругликова И. Т. 1986. Башни на сельскохозяйственных усадьбах Гераклейского полуострова. В: Коше-ленко Г. А. (отв. ред.). Проблемы античной культуры. Москва: Наука, 168—175.
Кутайсов В. А. 1985. Дом с андроном из раскопок Керки-нитиды. СА (3), 178—190.
Кутайсов В. А. 1990. Античный город Керкинитида. Киев: Наукова думка.
Кутайсов В. А., Уженцев В. Б. 1994. Восточные ворота Калос Лимена. В: Кутайсов В. А. (отв. ред.). Северо-Западный Крым в античную эпоху. Киев: Киевская Академия Евробизнеса, 44—70.
Кутайсов В. А. 2004. Керкинитида в античную эпоху. Киев: Корвин Пресс.
Кутайсов В. А. 2010. Природа Северо-Западного Крыма в античную эпоху. БИ XXIV 291—320.
Кутайсов В. А. 2012. Один из ключевых элементов фортификации Калос Лимена (башня № 6). АА 28, 19—34.
Ланцов С. Б. 1991. Западный Крым в составе Херсонес-ского государства. Автореф. дисс... канд. ист. наук. Киев.
Ланцов С. Б. 2008. О скифо-херсонесских отношениях в последней трети IV — первой трети III вв. до н. э. В: Петрова Э. Б. (отв. ред.). Херсонесский колокол. Симферополь: Сонат, 101—110.
Ланцов С. Б. 2012. Кульчукское городище. Краткий обзор исследований Донузлавской экспедиции КФ ИА НАНУ В: Пысач З. И. (сост.). Калос Лимен: музей и заповедник. Симферополь: Н. Орiанда, 73—89.
Латышева В. А. 1972. Отчет о раскопках Харьковского отряда Северо-Крымской археологической экспедиции Института археологии АН УССР в 1972 г. НА 1А НАНУ 1972/122.
Латышева В. А. 1973. Звт з ыюстративним мате-рiалом про розкопки Хартвського загону Шв-шчно-Кримськог експедицп 1нституту археологи АН УРСР у Пiвнiчно-Захiдному Криму в 1973 р. (рос. мовою). Архив МАЭСУ Ф. 1. Оп. 11. Д. 3.
Латышева В. А. 1974. Отчет о раскопках экспедиции Харьковского университета в 1974 году. НА 1А НАНУ. 1974/126.
Латышева В. А. 1977. Отчет о раскопках СевероКрымской экспедиции в 1977 году. НА 1А НАНУ 1977/43.
Латышева В. А. 1978. Раскопки античного поселения Маслины в Северо-Западном Крыму. КСИА 156, 53—61.
Латышева В. А. 1980. Отчет о раскопках СевероКрымской археологической экспедиции Харьковского госуниверситета в 1980 году. НА 1А НАНУ. 1980/104.
Латышева В. А. 1983. Отчеты об археологических исследованиях за 1983 год. Архив МАЭСУ Ф. 1. Оп. 4. Д. 14.
Латышева В.А. 1984. Отчет о работе Северо-Крымской археологической экспедиции Харьковского госуниверситета в 1984 году. НА ИА НАНУ 1984/81.
Латышева В. А. 1985. Отчет о раскопках СевероКрымской археологической экспедиции Харьковского госуниверситета в 1985 году. НА 1А НАНУ. 1985/167.
Латышева В. А. 1993. Греки, скифы, тавры в IV—II вв. до н. э. В: Греця: iсторiя та сучастсть. Тези м1жнар. наук. конф. Кив, 74—75.
Латышева В. А. 1997. О населении херсонесской хоры в Северо-Западном Крыму (по материалам поселения Маслины). Древности 1996, 56—61.
Латышева В. А. 1999. О благоустройстве сельских поселений на территории херсонесской хоры (по материалам поселения Маслины). Древности 1997—1998, 79—89.
Латышева В. А. 2001. Чернолаковая керамика из раскопок поселения херсонесской хоры Маслины. В: Мещеряков В Ф. (отв. ред.). Проблемы истории и археологии Украины. Материалы международной научной конференции, посвященной
10-летию независимости Украины. Харьков, 16—18 мая 2001 г. Харьков, 67.
Латышева В. А. 2010. Маслины — античное поселение в Северо-Западном Крыму. Харьков: ХНУ имени В. Н. Каразина.
Лейпунська Н. О. 1980. Лутери з Ольви. Археология 33, 32—46.
Марченко К. К. 2005. Основные аспекты и результаты изучения греко-варварских контактов и взаимодействий в Северном Причерноморье скифской эпохи. В: Марченко К. К. (отв. ред.). Греки и варвары Северного Причерноморья в античную эпоху. Санкт-Петербург: Алетейя, 12—26.
Монахов С. Ю. 1989. Амфоры Херсонеса Таврического IV—II вв. до н. э. Опыт системного анализа. Саратов: Изд-во Саратовского университета.
Назаров В. В. 2003. Гидроархеологическая карта черноморской акватории Украины (памятники античной и средневековой эпох). Киев: Стилос.
Пальцева Л. А. 1988. Херсонес Таврический в V—I вв. до н. э. Ленинград: ЛГУ.
Подгородецкий П. Д. 1994. Природа Западного Крыма в античную эпоху. В: Кутайсов В. А. (отв. ред.). Северо-Западный Крым в античную эпоху. Киев: Киевская Академия Евробизнеса,
11—29.
Попова Е. А., Коваленко С. А. 2005. Историко-архео-логические очерки греческой и позднескифской культур в Северо-Западном Крыму (по материалам Чайкинского городища). Москва: МГУ
Смекалова Т. Н. 2010. П. Н. Шульц — первооткрыватель археологических памятников Тарханкутского полуострова. МАКК III, 4—6.
Уженцев В. Б. 2006. Эллины и варвары Прекрасной Гавани. (Калос Лимен в IV в. до н. э. — II в. н. э.): Материалы по археологии Крыма. Симферополь: Сонат.
Ушаков С. В., Ушакова К. С. 2012. Сероглиняная керамика с черным покрытием из раскопок на хоре Херсонеса. В: Кемалова А. Р. (сост.). Историко-культурное наследие Тарханкута: новые тенденции развития, новые возможности. Симферополь: Н. Орiанда, 166—177.
Шульц П. Н. 2010. Отчет о работе отряда по исследованию памятников от устья р. Альма до д. Красноярское, от д. Оленевка на Тарханкутском п-ве до Перекопа. МАКК III, 25—31.
Щеглов А. Н. 1978. Северо-Западный Крым в античную эпоху. Ленинград: Наука.
Щепинский А. А. 1972. Исследования в Степном Крыму. АО 1971 года, 326—327.
Щепинський А. О., Черепанова О. М. 1974. Пам'ятки античного часу на березi Карюштсько! затоки. Археалогы 13, 62—64.
Alexandrescu P. 1978. Céramique attique à vernis noir. La céramique d'époque archaïque et classique (VIIe — IVe s.). Histria IV. Bucureçti: Editura Academiei Re-publicii Socialiste România.
Handberg S., Petersen J. H. 2010. Glossed Pottery, Black glossed pottery, West Slope pottery, Brown-glossed pottery, Wheelmade bowls with horizontal fluting. In: The Lower City of Olbia (Sector NGS) in the 6th Century BC to the 4th Century AD. Aarhus: Aarhus University Press, 185—261.
Hannestad L., Stolba V. F., Blinkenberg Hustrup H. 2002. Black-Glazed, Red-Figure and Grey Ware Pottery.
№3. 2014
In: Hannestad L., Stolba V. F., Blinkenberg Hustrup H. (eds.). Panskoye I. The Monumental Building U6. Vol. 1. Aarhus: Aarhus University Press, 127—149.
Kasaev S. V. 2002. Commonware. In: Hannestad L., Stolba V. F., Blinkenberg Hustrup H. (eds.). Panskoye I. The Monumental Building U6. Vol. 1. Aarhus: Aarhus University Press, 150—179.
Rotroff S. I. 1997. Hellenistic Pottery. Athenian and Imported Wheelmade Table Ware and Related Material. The Athenian Agora XXIX. Princeton: American School of Classical Studies at Athens.
References
Bylkova, V. P. 1994. In Arkheolohiya (Archaeology) (3), 19—31 (in Ukrainian).
Bujskikh, A. V. 2008. In Materialy po arkheologii, istorii i etnografii Tavrii (Materials on the archaeology, history and ethnography of Tavria). Supplementum 5 (in Russian).
Bujskikh, S. B. 2007. In EYXAPIZTHPION: Antikovedchesko-istoriograficheskii sbornik pamiati Iaroslava Vital'evicha Domanskogo (1928—2004) (EYXAPIZTHPION: Compilation of historiographical and antiquity studies to the memory of Iaroslav Vtal'evich Domanski (1928—2004)). Saint Petersburg: Nestor-Istoriia, 28—44 (in Russian).
Dashevskaya, O. D. 1969. In Kratkie soobshcheniia Instituta arkheologii Akademii nauk SSSR (Brief reports of the Institute of Archaeology of the Academy of Sciences of USSR) 116, 85—92 (in Russian).
Egorova, T. V. 2009. Chernolakovaia keramika IV—II vv. do n. e.
s pamiatnikov Severo-Zapadnogo Kryma (Black-glazed ware from 4"1—2nd centuries BC from the sites of Northwestern Crimea). Moscow: MGU (in Russian).
Kac, V. I. 1994. Keramicheskie kleima Khersonesa Tavricheskogo (Ceramic stamps of Tauric Chersonesos). Saratov: Sara-tovskii universitet (in Russian).
Kac, V. I. 2007. Grecheskie keramicheskie kleima epokhi klassiki i ellinizma (opyt kompleksnogo izucheniia) (Greek ceramic Classic and Hellenistic stamps (a complex study)). Bospor-skie issledovaniia (Bosporan studies) XVIII (in Russian).
Kotenko, V. V. 2011. In. Arkheolohiya (Archaeology) (1), 68—76 (in Ukrainian).
Kotenko, V. V. 2012. In Drevnosty 2012 (Antiquities 2012), 264— 274 (in Ukrainian).
Kotenko, V. V. 2013. In Visnyk Kharkivs'koho natsional'noho universytetu (Bulletin of Kharkiv national university) 47, 7—21 (in Ukrainian).
Kotenko, V. V. 2013. In Arkheolohiya (Archaeology) (4), 79—85 (in Ukrainian).
Kravchenko, E. A. 2011. Kyzyl-kobyns'ka kul'tura u Zakhidnomu Krymu (Kyzyl-kobyns'ka culture in Western Crimea). Kiev; Lutsk: IA NANU (in Ukrainian).
Krapivina, V. V. 2007. In Arkheolohiya (Archaeology) (1), 98—106 (in Ukrainian).
Kruglikova, I. T. 1986. In Problemy antichnoi kul'tury (Problems of ancient culture). Moscow: Nauka, 168—175 (in Russian).
Kutaysov, V. A. 1985. In Sovetskaia Arkheologiia (Soviet Archaeology) (3), 178—190 (in Russian).
Kutaysov, V. A. 1990. Antichnyi gorod Kerkinitida (Ancient town of Kerkinitida). Kiev: Naukova dumka (in Russian).
Kutaysov ,V. A., Uzhentsev, V. B. 1994. In Severo-Zapadnyi Krym v antichnuiu epokhu (North-Western Crimea in Antiquity). Kiev: Kievskaia Akademiia Evrobiznesa, 44—70 (in Russian).
Kutaysov, V. A. 2004. Kerkinitida v antichnuiu epokhu (Kerkinitida in Antiquity). Kiev: Korvin Press (in Russian).
Kutaysov, V. A. 2010. In Bosporskie issledovaniia (Bosporan studies) XXIV, 291—320 (in Russian).
Kutaysov, V. A. 2012. In Arheologicheskii al'manah (Archaeological almanac) 28, 19—34 (in Russian).
Lantsov, S. B. 1991. Zapadnyi Krym v sostave Khersonesskogo go-sudarstva (Western Crimea in the Chersonesos state). PhD Thesis. Kiev (in Russian).
Lantsov, S. B. 2008. In Khersonesskii kolokol (Chersonesos bell).
Simferopol: Sonat, 101—110 (in Russian).
Lantsov, S. B. 2012. In Kalos Limen: muzei i zapovednik (Kalos Limen: museum and reservation). Simferopol: N. Orianda, 73—89 (in Russian).
Latysheva, V. A. 1972. Otchet o raskopkakh Khar 'kovskogo otriada Severo-Krymskoi arkheologicheskoi ekspeditsii Instituta arkheologii AN USSR v 1972 g. (Report on the excavations of the Khar'kov detachment of the Northern-Crimean archaeological expedition of the Institute of Archaeology of AN USSR in 1972) Nauchnyi arkhiv Instituta arkheologii Natsional'noi Akademii nauk Ukrainy (Scientific archive of the Institute of Archaeology of the National Academy of Sciences of Ukraine). 1972/122 (in Russian).
Latysheva, V. A. 1973. Zvit z ilyustratyvnym materialom pro roz-kopky Kharkivs'koho zahonu Pivnichno-Kryms'koi ekspedytsii Instytutu arkheolohii AN URSR u Pivnichno-Zakhidnomu Krymu v 1973 r. (ros. movoyu) (Illustrated report on the excavations of the Kharkiv detachment of the Northern-Crimean expedition of the Institute of Archaeology of AN URSR in North-Western Crimea in 1973). Arkhiv Muzeia arkheologii i etnografii Slobodskoi Ukrainy Khar'kovskogo natsional'nogo universiteta (Archive of the Museum of Archaeology and Ethnography of Slobod-skaia Ukraine of Kharkiv National University). F. 1. Op. 1. D. 3 (in Russian).
Latysheva, V. A. 1974. Otchet o raskopkakh ekspeditsii Khar'kov-skogo universiteta v 1974 godu (Report of the excavations of the expedition of Kharkiv university in 1974). Nauchnyi arkhiv Instituta arkheologii Natsional'noi Akademii nauk Ukrainy (Scientific archive of the Institute of Archaeology of the National Academy of Sciences of Ukraine). 1974/126 (in Russian).
Latysheva, V. A. 1977. Otchet o raskopkakh Severo-Krymskoi ekspeditsii v 1977 godu (Report on the excavations of Northern-Crimean expedition in 1977). Nauchnyi arkhiv Instituta arkheologii Natsional'noi Akademii nauk Ukrainy (Scientific archive of the Institute of Archaeology of the National Academy of Sciences of Ukraine). 1977/43 (in Russian).
Latysheva, V. A. 1978. In Kratkie soobshcheniia Instituta arkhe-ologii Akademii nauk SSSR (Brief reports of the Institute of Archaeology of the Academy of Sciences of USSR) 156, 53—61 (in Russian).
Latysheva, V. A. 1980. Otchet o raskopkakh Severo-Krymskoi arkheologicheskoi ekspeditsii Khar'kovskogo gosuniver-siteta v 1980 godu (Report of the excavations of Northern-Crimean archaeological expedition of Kharkiv State University in 1980). Nauchnyi arkhiv Instituta arkheologii Natsional'noi Akademii nauk Ukrainy (Scientific archive of the Institute of Archaeology of the National Academy of Sciences of Ukraine). 1980/104 (in Russian).
Latysheva, V. A. 1983. Otchety ob arkheologicheskikh issledovani-iakh za 1983 god. Arkhiv Muzeia arkheologii i etnografii Slobodskoi Ukrainy Khar'kovskogo natsional'nogo uni-versiteta (Archive of the Museum of Archaeology and Ethnography of Slobodskaia Ukraine of Kharkiv National University). F. 1. Op. 4. D. 14 (in Russian).
Latysheva, V.A. 1984. Otchet o rabote Severo-Krymskoi arkheologicheskoi ekspeditsii Khar'kovskogo gosuniversiteta v 1984 godu (Report of the work of Northern-Crimean
№3. 2014
archaeological expedition of Kharkiv State University in 1984). Nauchnyi arkhiv Instituta arkheologii Natsional'noi Akademii nauk Ukrainy (Scientific archive of the Institute of Archaeology of the National Academy of Sciences of Ukraine). 1984/81 (in Russian).
Latysheva, V. A. 1985. Otchet o raskopkakh Severo-Krymskoi arkheologicheskoi ekspeditsii Khar'kovskogo gosuniver-siteta v 1985 godu (Report of the excavations of Northern-Crimean archaeological expedition of Kharkiv State University in 1985). Nauchnyi arkhiv Instituta arkheologii Natsional'noi Akademii nauk Ukrainy (Scientific archive of the Institute of Archaeology of the National Academy of Sciences of Ukraine). 1985/167 (in Russian).
Latysheva, V. A. 1993. In Hretsiya: istoriya ta suchasnist' (Greece: history and modernity). Kiev, 74—75 (in Russian).
Latysheva, V. A. 1997. In Drevnosti 1996 (Antiquities 1996), 56— 61 (in Russian).
Latysheva, V. A. 1999. In Drevnosti 1997—1998 (Antiquities 1997—1998), 79—89 (in Russian).
Latysheva, V. A. 2001. In Problemy istorii i arkheologii Ukrainy (Problems of history and archaeology of Ukraine). Kharkov, 67 (in Russian).
Latysheva, V. A. 2010. Masliny — antichnoe poselenie v Severo-Zapadnom Krymu (Masliny — ancient settlement in the North-Western Crimea). Kharkov: KhNU (in Russian).
Lejpunskaya, N. O. 1980. In Arkheolohiya (Archaeology) 33, 32— 46 (in Ukrainian).
Marchenko, K. K. 2005. In Greki i varvary Severnogo Pri-chernomor 'ia v antichnuiu epokhu (The Greeks and Barbarians of the Northern Pontic region in the Scythian epoch). Saint Petersburg: Aleteiia, 12—26 (in Russian).
Monachov, S. Ju. 1989. Amfory Khersonesa Tavricheskogo IV— IIvv. do n. e. Opytsistemnogo analiza (Amphorae of Tauric Chersonesos from 4h—2ndcenturies BC. A systemic analysis). Saratov: Saratovskii universitet (in Russian).
Nazarov, V. V. 2003. Gidroarkheologicheskaia karta chernomorskoi akvatorii Ukrainy (pamiatniki antichnoi i srednevekovoi epokh) (Gidroarchaeological map of Black Sea aquato-rium of Ukraie (sites from Antiquity and Middle Ages)). Kiev: Stilos (in Russian).
Paltseva, L. A. 1988. Khersones Tavricheskii v V—I vv. do n. e. (Tauric Chersonesos in the 6"1—1st centuries BC). Leningrad: LGU (in Russian).
Podgorodetskij, P. D. 1994. In Severo-Zapadnyi Krym v antichnuiu epokhu (North-Western Crimea in Antiquity). Kiev: Ki-evskaia Akademiia Evrobiznesa, 11—29 (in Russian).
Popova, E. A., Kovalenko, S. A. 2005. Istoriko-arkheologicheskie ocherki grecheskoi i pozdneskifskoi kul'tur v Severo-Za-padnom Krymu (po materialam Chaikinskogo gorodish-cha) (Historical and achaeological essays on the Greek
and late Scythian cultures in the North-Western Crimea (basing on the materials from Chaika hillfort)). Moscow: MGU (in Russian).
Smekalova, T. N. 2010. In Materialy k arkheologicheskoi karte Kryma (Materials for the archaeological map of Crimea) III, 4—6 (in Russian).
Uzhentsev, V. B. 2006. Elliny i varvary Prekrasnoi Gavani. (Kalos Limen v IV v. do n. e. — II v. n. e.): Materialy po arkheologii Kryma (Greeks and barbarians of Prekrasnaia Gavani. (Kalos Limen in 4"1 century BC — 2nd century AD): Materials on the archaeology of Crimea). Simferopol: Sonat (in Russian).
Ushakov, S. V., Ushakova, K. S. 2012. In Istoriko-kulturnoe nasledie Tarkhankuta: novye tendentsii razvitiia, novye vozmozhnosti (Historical and cultural heritage of Tarkhan-kut: new tendentions of development, new opportunities). Simferopol: N. Orianda, 166—177 (in Russian).
Schultz, P. N. 2010. In Materialy k arkheologicheskoi karte Kryma (Materials for the archaeological map of Crimea) III, 25— 31 (in Russian).
Shcheglov, A. N. 1978. Severo-Zapadnyi Krym v antichnuiu epokhu (North-Western Crimea in Antiquity). Leningrad: Nauka (in Russian).
Shchepinskij, A. A. 1972. In Arkheologicheskie otkrytiia 1971 goda (Archaeological researches in 1971), 326—327 (in Russian).
Shchepynskij, A. F., Cherepanova, O. M. 1974. In Arkheolohiya (Archaeology) 13, 62—64 (in Ukrainian).
Alexandrescu, P. 1978. Céramique attique à vernis noir. La céramique d'époque archaïque et classique (VIIe — IV s.). His-tria IV. Bucureçti: Editura Academiei Republicii Socialiste Romania.
Handberg, S., Petersen, J. H. 2010. Glossed Pottery, Black glossed pottery, West Slope pottery, Brown-glossed pottery, Wheel-made bowls with horizontal fluting. In: The Lower City of Olbia (Sector NGS) in the 6th Century BC to the 4th Century AD. Aarhus: Aarhus University Press, 185—261.
Hannestad, L., Stolba, V. F., Blinkenberg Hustrup H. 2002. Black-Glazed, Red-Figure and Grey Ware Pottery. In: Han-nestad L., Stolba V. F., Blinkenberg Hustrup H. (eds.). Panskoye I. The Monumental Building U6. Vol. 1. Aarhus: Aarhus University Press, 127—149.
Kasaev, S.V. 2002. Commonware. In: Hannestad L., Stolba V. F., Blinkenberg Hustrup H. (eds.). Panskoye I. The Monumental Building U6. Vol. 1. Aarhus: Aarhus University Press, 150—179.
Rotroff, S. I. 1997. Hellenistic Pottery. Athenian and Imported Wheelmade Table Ware and Related Material. The Athenian Agora XXIX. Princeton: American School of Classical Studies at Athens.
Статья поступила в номер 23 декабря 2013 г.
Victoria Kotenko (Kiev, Ukraine). "Kyiv-Mohyla Academy" National University Victoria Kotenko (Kiev, Ucraina). Universitatea Nationala „Academia Kievo-Movileana".
Котенко Виктория Владимировна (Киев, Украина). Национальный университет «Киево-Могилянская академия». E-mail: [email protected]
Address: 1 Skovoroda St., 2, Kiev, 04655, Ukraine
