CC BY
16
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 12. ПОЛИТИЧЕСКИЕ НАУКИ. 2020. № 4
Александр Александрович Казаков,
кандидат политических наук, доцент кафедры политических наук Саратовского национального исследовательского государственного университета имени Н.Г. Чернышевского (ул. Астраханская, д. 83, 410012, Саратов, Россия), e-mail: [email protected]
ПОНЯТИЙНОЕ ПРОСТРАНСТВО СОВРЕМЕННЫХ МЕДИАИССЛЕДОВАНИЙ: ПОЛИТОЛОГИЧЕСКОЕ ИЗМЕРЕНИЕ
Динамичное изменение реалий современного мира среди прочего привело к трансформации политической ресурсности массмедиа. Средства массовой информации обладают сегодня гораздо большим влиянием на политический процесс, чем это было еще в конце прошлого века. Серьезные изменения произошли как в механизмах функционирования прессы, так и в дискурсе, в рамках которого принято это рассматривать. В этой связи данная статья посвящена анализу терминов, которые за короткое время успели стать достаточно популярными и востребованными, несмотря на то что являются относительно новыми для категориального корпуса политической коммуни-кативистики.
Изучив содержание наиболее часто цитируемых в системе "Science Index" (РИНЦ) работ, в которых затрагивались данные сюжеты, автор выделяет основные смыслы, вкладываемые в понятия «постправда» и «фейк»; обозначает сходства и различия между дезинформацией и мисинформацией, верификацией и фактчекингом; формулирует конкретные способы противодействия манипуляционному воздействию массмедиа на аудиторию.
Ключевые слова: массмедиа, постправда, фейк, дезинформация, факт-чекинг, медийная грамотность.
Aleksandr Aleksandrovich Kazakov,
Kandidat of Political Science, Associate Professor, Political Science Program, N.G. Chernyshevsky Saratov National Research State University (ul. Astrakhanskaya83, Saratov410012, Russia), e-mail: [email protected]
THE CONCEPTUAL SPACE OF MODERN MEDIA STUDIES: THE POLITICAL SCIENCE DIMENSION
The dynamic change in the realities of the modern world has led to, among other things, the transformation of the political resource of the mass media. The mass media has a much greater influence on the political process today than it did at the end of the last century. Major changes have taken place both in the functioning of
the press and in the discourse in which it is customary to consider it. In this regard, this article is devoted to the analysis of terms that have become quite popular and in demand in a short time, despite the fact that they are relatively new to the categorical corpus of political communication studies. Having studied the content of the most frequently cited works in the "Science Index" system (RSCI: Russian Science Citation Index) that touch on these subjects, the author identifies the main meanings attached to the concepts of "post-truth " and "fake"; identifies similarities and differences between disinformation and misinformation, verification and fact-checking; and formulates specific ways to counter the manipulative influence of the mass media on the audience.
Key words: mass media, post-truth, fake, disinformation, fact-checking, media literacy.
К числу специфических черт современных медиасистем все чаще начинают относить порождаемые новыми технологическими и социально-политическими реалиями проблемы — такие, например, как недостоверность сообщаемой журналистами информации, снижение степени объективности отражения ими окружающей действительности, предвзятость и ангажированность различных изданий и т.п.
В последние несколько лет появились даже относительно новые, прежде практически не использовавшиеся термины и категории, с помощью которых, собственно, и характеризуется текущая ситуация в данной сфере. Постправда, фейки, фейк-ньюс, дезинформация, мисинформация, троллинг, пранк, фактчекинг, верификация — пожалуй, наиболее известные и часто употребляемые из них. Очевидно, что в силу своей новизны все они весьма далеки от того, чтобы пониматься однозначно: в научной литературе объективно еще не сложилось консенсуального подхода к их трактовкам. В этой связи основная задача данного исследования заключается в том, чтобы проанализировать преобладающие в отечественной науке интерпретации этих категорий и показать возможности их применения при изучении политических процессов.
Эмпирическую базу настоящей статьи составили более 50 размещенных в научной электронной библиотеке eLIBRARY.RU (https:// elibrary.ru/) научных публикаций, отобранных нами в результате осуществления поисковых запросов по ключевым словам: постправда, фейк, дезинформация, мисинформация, фактчекинг и верификация. При этом, составляя поисковый запрос, мы использовали хронологический фильтр (нас в первую очередь интересовали труды, опубликованные с 2015 по 2019 г.), а также учитывали количество ссылок на ту или иную публикацию. Изучение каждой из отобранных таким образом работ позволило нам выявить для последующего анализа
еще 25 публикаций — те, которые цитировались в общей сложности более двух раз в изначально найденных трудах.
Проведенный анализ дает нам основания полагать, что среди всех остальных упомянутых категорий постправда не только является понятием, наиболее востребованным среди политических коммуникативистов, но и в каком-то смысле включает в себя многие из перечисленных выше. Более того, по итогам 2016 г. редакцией авторитетного Оксфордского словаря английского языка оно было признано словом года. В самом этом словаре постправда определяется так: post-truth (adjective) — relating to or denoting circumstances in which objective facts are less influential in shaping public opinion than appeals to emotion and personal belief1. На русский это может быть переведено как «обозначающее или относящееся к обстоятельствам, в которых объективные факты влияют на формирование общественного мнения меньше, чем апелляции к эмоциям и личным убеждениям». Заметим при этом, что в англоязычном дискурсе данный термин обычно используется как прилагательное (чаще всего в связке с существительным politics — политика), в то время как в русском языке это почти всегда существительное.
Какой же смысл вкладывают в это понятие не авторы-составители Оксфордского словаря и не журналисты, а ученые, занимающиеся исследованием социально-политической проблематики? На основании проведенного анализа смеем утверждать, что спектр имеющихся трактовок в данном случае достаточно широк — от сугубо философского понимания постправды до вполне политико-прикладного ее восприятия.
Так, например, С.В. Чугров полагает, что постправда «отражает некую постмодернистскую модальность, деформированное состояние сознания, в котором стереотипы уже полностью потеряли связь с реальными образами. В мире постправды эмоции замещают факты, a фейки — новости, задавая тон конструированию политического дискурса и альтернативной реальности»2. Во многом созвучное с данным понимание постправды предлагает и Е.Г. Зорина, определяющая данный феномен как «искусственно сконструированное, зачастую значительно искаженное представление о том или ином политическом объекте»3.
1 Word of the Year 2016 // OxfordLanguages. URL: https://languages.oup.com/ word-of-the-year/2016/
2 Чугров С.В. Post-truth: трансформация политической реальности или саморазрушение либеральной демократии? // Полис. Политические исследования.
2017. № 2. С. 42.
3 Зорина Е.Г. Особенности постреальности и их влияние на политическое пространство // Вестник Московского университета. Серия 12. Политические науки.
2018. № 4. С. 97.
Политологический ракурс рассмотрения постправды развивает и Л.В. Володина. Однако если с первым из ее утверждений (что постправда «предполагает использование эмоционального дискурса в средствах массовых коммуникаций, когда истина не важна») трудно не согласиться, то в отношении второго (когда политика постправды понимается «как политическая культура, в которой дискурс характеризуется частыми взываниями к эмоциям, не связанным с деталями политических проблем, а также упорным игнорированием фактов, опровергающих утверждения») возникают определенные сомнения4. Полагаем, что отождествлять постправду и политическую культуру не совсем правильно, поскольку первая характеризует общую атмосферу восприятия транслируемой массмедиа информации, в то время как вторая отражает отношение к политике (включая ценностные, мировоззренческие, поведенческие и многие другие аспекты) конкретного человека, социальной группы или общества в целом.
Политико-коммуникационную интерпретацию интересующего нас феномена предлагает Е.А. Иванова. По ее мнению, постправда «характеризует новую тенденцию, метод манипулирования общественным сознанием, когда эмоции ставятся во главу угла, превалируют над фактами», «демонстрирует положение дел в геополитическом плане, отражает способ мировосприятия людей и одновременно с этим является наиболее актуальным методом информационного воздействия»5.
Наконец, наиболее категоричным в оценке постправды, на наш взгляд, является Р.В. Жолудь. Для него это «новая болезнь», «социальная проблема» и «один из самых значительных глобальных кризисов нашего времени, охвативший сферы политических, общественных, культурных взаимоотношений, а следовательно, и сферу массовой коммуникации»6.
Таким образом, как видим, в настоящий момент постправда трактуется учеными очень широко. Постмодернистская модальность, деформированное состояние сознания, некий контекст, ситуация, деструкция и трансформация социальной и политической реальности, новая тенденция, метод манипулирования общественным
4 Володина Л.В. Post-truth как антитеза достоверности в медийном тексте // Современная периодическая печать в контексте коммуникативных процессов. 2017. № 2. С. 59, 61.
5 Иванова Е.А. Лингвистический феномен постправды в англоязычном политическом дискурсе // Вестник Челябинского государственного педагогического университета. 2017. № 9. С. 156, 159.
6 Жолудь Р.В. «Эра постправды» в западной журналистике: причины и последствия // Вестник Воронежского государственного университета. Серия: Филология. Журналистика. 2018. № 3. С. 117, 122.
сознанием, способ мировосприятия людей, глобальный кризис нашего времени, новая болезнь или социальная проблема — лишь некоторые из ее возможных определений. В нашем же понимании постправда — это в первую очередь свойство современной медиа- и политической реальности, сутью которого является замещение объективных фактов субъективными, эмоциональными и зачастую не соответствующими действительности утверждениями.
Несмотря на то что отдельные элементы постправды имели место и в далеком прошлом, как отдельный осязаемый феномен она оформилась относительно недавно — с момента глубокого проникновения в повседневную жизнь людей интернета и новейших информационно-коммуникационных технологий. В этом смысле основными факторами, способствующими укоренению постправды, являются новые медиа, которые превратились в своего рода каналы по тиражированию манипуляций, фейков и пропаганды, а также сами технологии, при помощи которых стало значительно проще распространить недостоверную информацию и тем самым дезориентировать людей.
Почему мы акцентируем внимание именно на новых медиа и на интернет-технологиях? Раньше, в эпоху так называемых традиционных или «старых» медиа, точно так же имелись возможности для трансляции недостоверной информации и использования манипуля-тивных технологий, однако только с появлением социальных сетей, мессенджеров и разнообразных технологических платформ эти возможности приобрели принципиально новое качество и масштаб.
Чем же опасно господство постправды? Почему ей вообще в последнее время уделяется так много внимания? Анализируя посвященную данному феномену научную литературу, можно заметить, что в большинстве работ этот сюжет воспринимается как нечто само собой разумеющееся: практически все как бы «по умолчанию» соглашаются с тем, что постправда — это плохо, но при этом редко когда артикулируют конкретные ее негативные последствия. Позиции же тех исследователей, которые все-таки пытаются ответить на этот вопрос, во многом пересекаются.
Так, С.В. Чугров рассуждает в данном случае в глобально-мировом контексте: считая коммуникационную среду очень чувствительной частью миропорядка, он полагает, что любые системные изменения в ней (к которым относятся и все присущие постправде черты) неминуемо приводят к тектоническим трансформациям и самого этого миропорядка. В частности, ученый видит опасность деградации и превращения в фикцию ценности свободы слова, что, в свою очередь, может стать причиной эрозии института свободных
выборов и повлечь за собой кризис многих демократических процедур и системы международной безопасности в целом7.
Угрозу либеральной системе ценностей видят в постправде и другие ученые. В. Дэйвис объясняет свои опасения по этому поводу так: «Для западных либеральных демократий факты традиционно занимали священное место. Если когда-то кому-то казалось, что демократия развивается в неверном направлении, потому что избирателями начинали манипулировать, а политики — уклоняться от вопросов, мы всегда могли обратиться за спасением к фактам. Но теперь и они, судя по всему, больше не могут поддерживать консенсус»8.
Отдельно упоминаются также такие последствия, как потенциальный раскол общества на «своих» и «чужих», невозможность ведения конструктивного диалога в обществе, снижение авторитета массмедиа, политиков и экспертов, тотальное недоверие и одновременно некритическое восприятие информации от источников, воспринимаемых как «свои»9.
Получается своего рода замкнутый круг. Постправда сама по себе становится возможной в том числе в силу недостаточной развитости у людей навыков критического отношения к материалам массмедиа. Но при этом одним из основных ее последствий является еще большая деградация соответствующих способностей: погружаясь в индивидуальные «фильтры-пузыри»10, замыкаясь в своем собственном медиаполе, выстраивая невидимые барьеры между собой и потоками «чужой», не вписывающейся в уже существующие у него представления и установки информации, человек закономерно становится еще более уязвимым перед различного рода манипуляциями и искажениями.
Все это недвусмысленно свидетельствует о важности развития медийной грамотности в условиях эпохи постправды. Убеждены, что только посредством целенаправленного культивирования соответствующих компетенций можно хоть как-то купировать пагубные эффекты данного феномена. Определенные усилия в этом направлении должны прилагаться и с другой стороны упомянутой выше связки «массмедиа — аудитория». Имеем в виду необходи-
7 Чугров С.В. Указ. соч. С. 42.
8 Davies W. The Age of Post-Truth Politics // The New York Times. 2016. August 24. URL: https://www.nytimes.com/2016/08/24/opinion/campaign-stops/the-age-of-post-truth-politics.html
9 Жолудь Р.В. Указ. соч. С. 121.
10 Pariser E. The Filter Bubble: What the Internet Is Hiding from You. New York: Penguin Press, 2011.
мость более жесткого контроля за соблюдением журналистами профессиональных этических норм. Если сами массмедиа не будут бороться с транслируемыми ими же фальсификациями, ложью и манипуляциями, ситуация будет только усугубляться. И никаких попыток внедрения в массовое сознание принципов критического восприятия медиасообщений не будет достаточно.
Для того, чтобы синтезировать более конкретные варианты минимизации негативных эффектов эры постправды, обратимся теперь к анализу наиболее типичных ее проявлений. Как мы уже выяснили, постправда—это некая общая характеристика современного состояния медиаполитической реальности. В повседневной жизни она проявляет себя в наборе связанных между собой элементов, каждый из которых требует отдельного рассмотрения.
Так, например, считается, что неотъемлемым атрибутом постправды является широкое распространение дезинформации и мисин-формации. При всей своей схожести, эти два понятия различаются по своему смыслу.
Оксфордский словарь определяет дезинформацию как «ложную, направленную на введение в заблуждение информацию, пропаганду, созданную правительственными организациями для воздействия на противников или СМИ»11. По мысли В.Н. Коновалова, дезинформация предполагает распространение искаженных или заведомо ложных сведений для достижения пропагандистских, военных (введение противника в заблуждение) или других целей12. В понимании Е.А. Самошкина, дезинформация — это «осознанный акт деятельности человека, попытка создать ложное впечатление и, соответственно, подтолкнуть объект к желаемым действиям или бездействию»13. Иными словами, во всех трех определениях можно увидеть минимум два общих звена. Первое — это ложность транслируемой информации, а второе — сознательный характер ее создания и распространения.
На этом фоне достаточно очевидным представляется отличие дезинформации от мисинформации. С. Левандовски с коллегами определяют вторую как распространение ложной, ошибочной информации, но без осознания автором того, что эта информация не соответствует действительности. Таковыми могут быть, например, медиатексты, в которых приведенные факты недостаточно верифицированы, содержатся неточные переводы статей и высказываний
11 Desinformation // Lexico. URL: https://www.lexico.com/definition/disinformation
12 Коновалов В.Н. Политология: Словарь. М.: РГУ. 2010.
13 Самошкин Е.А. Институты борьбы с дезинформацией и мисинформацией в СМИ // Вестник Московского университета. Серия 10. Журналистика. 2017. № 6. С. 178.
с иностранных языков и т.д.14 Таким образом, в отличие от дезинформации, в данном случае искажение фактов происходит ненамеренно.
В политическом контексте больший интерес представляет, конечно же, дезинформация. Непреднамеренные ошибки и искажения так или иначе случались в журналистской практике всегда. Однако принципиально отличает сегодняшнюю действительность от того, что когда-либо было в прошлом, именно огромный массив намеренно искаженных (а зачастую и просто вымышленных) фактов, т.е. масштаб дезинформации.
В этом смысле нужно заметить, что в последние несколько лет термин «дезинформация» все чаще уступает место во многом синонимичному ему понятию «фейковые новости». Любопытно, что так же, как и постправда, фейковые новости тоже были признаны словом года — но не 2016, а 2017 г., и редакцией уже не Оксфордского словаря, а словаря Коллинз15.
В английском языке фейк (fake) может быть существительным, прилагательным и глаголом. В первом случае (a fake) оно будет обозначать обман, фальшивку или подделку; во втором (fake) — ложный, поддельный, фиктивный, липовый, фальшивый; в третьем (to fake) — имитировать, фабриковать, фальсифицировать, притво-ряться16. Применительно к СМИ фейками сегодня чаще всего называют частично искаженную или абсолютно ложную информацию о чем-либо, поддельные тексты, фото, аудио- или видеозаписи, а также поддельные сайты (имитирующие авторитетные, надежные и популярные ресурсы), блоги или аккаунты в социальных сетях, на самом деле ведущиеся не тем человеком, кому они якобы принадлежат.
Н.Н. Кошкарова и Н.Б. Руженцева предлагают сразу два ракурса анализа фейков — как жанровую репрезентацию искаженной действительности в межкультурном политическом пространстве17 и как элемент коммуникативного уровня политической провокации. Во втором случае фейки рассматриваются в одном ряду с другими во многом схожими понятиями — такими, например, как информа-
14 Lewandowsky S., Ecker U.K.H., Seifert C.M., Schwarz N. et al. Misinformation and Its Correction: Continued Influence and Successful Debiasing // Psychological Science in the Public Interest. 2012. Vol. 13. No. 3. P. 106.
15 Гатинский А. В Великобритании словом года стали полюбившиеся Трампу «фейковые новости» // РБК. 2017. 2 ноября. URL: https://www.rbc.ru/society/02/11/2 017/59faf31b9a7947fcb324b717
16 Fake // Macmillan Dictionary. URL: https://www.macmillandictionary.com/ dictionary/british/fake_1
17 Кошкарова Н.Н., Руженцева Н.Б. На пути к правде, ведущем ко лжи: феномен постправды в современной политической коммуникации // Политическая лингвистика. 2019. № 1. С. 50-56.
ционные утки, сплетни, слухи, клевета, диффамация, инсинуация, мистификация и т.д.18 Иногда сюда же добавляют пранк и троллинг, но, на наш взгляд, эти явления не стоит напрямую отождествлять с фейками, несмотря на то что с их помощью могут решаться и определенные политические задачи (именно в этом российские власти часто обвиняют на Западе), поскольку зачастую их целью является простое получение удовольствия от того, что удалось кого-то разыграть или стать эпицентром какой-либо дискуссии.
Проблема идентификации фейков и противостояния им чрезвычайно важна для эпохи постправды. Решение этой проблемы зависит от самого человека, т.е. потребителя информации, а не от многочисленных упоминавшихся выше бенефициаров существующего статус-кво.
В этой связи следует коротко определить два понятия, имеющих самое непосредственное отношение к борьбе с дезинформацией и фейками, — верификацию и фактчекинг. Единой точки зрения по поводу того, каким образом они соотносятся друг с другом, пока еще нет. Одни считают их синонимами19, другие — схожими, но не тождественными феноменами20. В данном случае мы разделяем позицию вторых, так как считаем, что верификация предполагает удостоверение точности содержания и источника транслируемой массмедиа информации, а фактчекинг — процесс проверки подлинности аудиовизуальной информации и достоверности иных
18 Руженцева Н.Б., Кошкарова Н.Н. Политическая провокация: лингвистический комментарий недостоверных сообщений // Учимся понимать Россию: политическая и массмедийная коммуникация / Отв. ред. А.П. Чудинов. Екатеринбург: Уральский государственный педагогический университет, 2018. С. 226.
19 См., например: Корнев М.С. Фактчекинг: 5 надежных способов проверить информацию // Журналист. 2015. № 5. С. 54-56; Бейненсон В.А. Проверка достоверности информации в условиях новых медиа: проблемы и возможности // Журналистика в системе альтернативных источников информации: Сборник материалов научной конференции кафедры журналистики, 14 марта 2017 г. / Отв. ред. О.Н. Савинова. Н. Новгород: Нижегородский государственный университет имени Н.И. Лобачевского, 2017. C. 79-89; Борзова М.С. Роль фактчекинга в современной журналистике // Коммуникация в современном мире: Материалы Всероссийской научно-практической конференции / Под ред. В.В. Тулупова. Воронеж: Воронежский государственный университет, 2017. С. 5-7.
20 См., например: Gottfried J.A., Hardy B.W., Winneg K.M., Jamieson K.H. Did Fact Checking Matter in the 2012 Presidential Campaign? // American Behavioral Scientists. 2013. Vol. 57. No. 11. P. 1558-1567; YoungD.G., JamiesonK.H., Poulsen S., Goldring A. Fact-Checking Effectiveness as a Function of Format and Tone: Evaluating FactCheck.org and FlackCheck.org // Journalism & Mass Communication Quarterly. 2017. Vol. 95. No. 1. P. 49-75; WintersieckA. Debating the Truth: The Impact of Fact-Checking During Electoral Debates // American Politics Research. 2017. Vol. 45. No. 2. P. 304-311; Соколова Д.В. Фактчекинг и верификация информации в российских СМИ: результаты опроса // Вестник Московского университета. Серия 10. Журналистика. 2018. № 4. С. 3-25.
сведений, содержащихся в журналистских материалах, с целью выявления преднамеренных и непреднамеренных искажений.
Иначе говоря, в нашем понимании верификация должна осуществляться на этапе создания медиатекста самими журналистами или ответственными за это сотрудниками редакций, а фактчекинг — это удел аудитории или специализированных структур, желающих оценить достоверность фактов, изложенных в уже опубликованных медиасообщениях. При этом смысл подобных проверок в конечном итоге сводится к одному и тому же — к обнаружению в тексте возможных несоответствий реальности, а потому использование верификации и фактчекинга в качестве синонимов не кажется столь уж серьезной ошибкой.
В отечественной научной литературе уже можно встретить работы, авторы которых формулируют конкретные рекомендации по тому, как можно отличить фейковые новости от правдивых21. Коротко перечислим лишь наиболее часто встречающиеся советы на этот счет. Так, необходимо обращать внимание на то, откуда мы получаем ту или иную информацию (насколько известен, авторитетен и надежен этот источник), и понимать, что одна из функций заголовка — привлечение внимания аудитории (а значит, содержание сообщения не всегда может полностью ему соответствовать). Следует также критически оценивать систему аргументации автора и при необходимости проверять подлинность фотографий (для этого существуют специальные сервисы) и соответствие реальности отдельных фактов, цифр или цитат. Иногда полезно проанализировать лингвистические особенности текста (используемые автором ярлыки, метафоры, штампы, сравнения и т.д.) и источник транслируемой информации (если он не назван, это должно настораживать). Наконец, всегда нужно соотносить факты и аргументы автора со здравым смыслом и собственным житейским опытом.
В конечном итоге необходимо стремиться вырабатывать навыки критического отношения к материалам массмедиа. Чем чаще фейки будут разоблачаться, тем, очевидно, более скептическим будет отношение человека к окружающим его информационным потокам. А здоровый скепсис, на наш взгляд, является неотъемлемым атрибутом медиаграмотности: не имея привычки подвергать журналистские материалы разумному сомнению, индивид не может
21 См., например: Беляев Д. Разруха в головах. Информационная война против России. СПб.: Питер, 2015; Морозова С. Как распознавать фейк: пособие для журналистов и пользователей соцсетей // Adindex.ru. 2015. 8 октября. URL: https:// adindex.ru/news/adyummy/2015/10/8/128695.phtml; КошкароваН.Н. Фейковые новости: креативное решение или мошенничество? // Вестник Томского государственного педагогического университета. 2018. № 2. С. 14-18; РуженцеваН.Б., Кошкарова Н.Н. Указ. соч.; Кошкарова Н.Н., Руженцева Н.Б. Указ. соч.
рассчитывать даже на минимальный уровень иммунитета перед угрозой медиаманипуляций.
Разумеется, не нужно подвергать сомнению абсолютно все и всегда. Есть факты и события, которые этого явно не требуют. Однако там, где затрагиваются более или менее сложные, спорные, неоднозначные и противоречивые сюжеты, без этого просто не обойтись. Политика — одна из таких сфер. Не имея возможности непосредственно наблюдать абсолютное большинство происходящих в ней процессов, человек вынужден смотреть на все это «чужими глазами» (глазами журналистов), что автоматически создает риски искажений. В этом смысле мы не можем согласиться с А. Сильвер-блаттом, который считает, что, по своей сути, медийная грамотность — это аполитический феномен: медиаобразование учит людей, как думать, но не что думать22. Действительно, общие принципы медиаграмотности отнюдь не предполагают каких-либо советов по поводу того, как нужно относиться к тем или иным политическим силам, явлениям, СМИ, идеологиям и т.д. Вместо этого они дают общее представление о том, на что обращать внимание при знакомстве с медиасообщением, как оценить степень достоверности текста, проверить истинность фактов и подлинность цитат, почему все это важно и т.д. В этом А. Сильверблатт, безусловно, прав.
Между тем, даже обходя вопрос «что думать», медийная грамотность не перестает быть тесно связанной с политикой. Как мы выяснили, именно ей принадлежит одна из важнейших ролей в противостоянии дезинформации, фейкам, манипуляциям и прочим атрибутам эры постправды. Усилий некоммерческих организаций, государства, а также наиболее профессиональной и приверженной этическим нормам части журналистского сообщества будет явно недостаточно для борьбы с указанными пороками, если сама аудитория не будет развивать в себе соответствующие навыки.
ЛИТЕРАТУРА
Бейненсон В.А. Проверка достоверности информации в условиях новых медиа: проблемы и возможности // Журналистика в системе альтернативных источников информации: Сборник материалов научной конференции кафедры журналистики, 14 марта 2017 г. / Отв. ред. О.Н. Савинова. Н. Новгород: Нижегородский государственный университет имени Н.И. Лобачевского, 2017. С. 79-89.
Беляев Д. Разруха в головах. Информационная война против России. СПб.: Питер, 2015.
Борзова М.С. Роль фактчекинга в современной журналистике // Коммуникация в современном мире: Материалы Всероссийской научно-практической
22 Silverblatt A. Media Literacy and Critical Thinking // International Journal of Media and Information Literacy. 2018. Vol. 3. No. 2. P. 71.
конференции / Под ред. В.В. Тулупова. Воронеж: Воронежский государственный университет, 2017. С. 5-7.
Володина Л.В. Post-truth как антитеза достоверности в медийном тексте // Современная периодическая печать в контексте коммуникативных процессов.
2017. № 2. С. 57-62.
Жолудь Р.В. «Эра постправды» в западной журналистике: причины и последствия // Вестник Воронежского государственного университета. Серия: Филология. Журналистика. 2018. № 3. С. 117-123.
Зорина Е.Г. Особенности постреальности и их влияние на политическое пространство // Вестник Московского университета. Серия 12. Политические науки. 2018. № 4. С. 91-98.
Иванова Е.А. Лингвистический феномен постправды в англоязычном политическом дискурсе // Вестник Челябинского государственного педагогического университета. 2017. № 9. С. 154-159.
Коновалов В.Н. Политология: Словарь. М.: РГУ. 2010.
Корнев М.С. Фактчекинг: 5 надежных способов проверить информацию // Журналист. 2015. № 5. С. 54-56.
Кошкарова Н.Н. Фейковые новости: креативное решение или мошенничество? // Вестник Томского государственного педагогического университета. 2018. № 2. С. 14-18.
Кошкарова Н.Н., РуженцеваН.Б. На пути к правде, ведущем ко лжи: феномен постправды в современной политической коммуникации // Политическая лингвистика. 2019. № 1. С. 50-56.
Руженцева Н.Б., Кошкарова Н.Н. Политическая провокация: лингвистический комментарий недостоверных сообщений // Учимся понимать Россию: политическая и массмедийная коммуникация / Отв. ред. А.П. Чудинов. Екатеринбург: Уральский государственный педагогический университет, 2018. С. 225-230.
Самошкин Е.А. Институты борьбы с дезинформацией и мисинформацией в СМИ // Вестник Московского университета. Серия 10. Журналистика. 2017. № 6. С. 176-190.
Соколова Д.В. Фактчекинг и верификация информации в российских СМИ: результаты опроса // Вестник Московского университета. Серия 10. Журналистика.
2018. № 4. С. 3-25.
Чугров С.В. Post-truth: трансформация политической реальности или саморазрушение либеральной демократии? // Полис. Политические исследования. 2017. № 2. С. 42-59.
GottfriedJ.A., Hardy B. W., WinnegK.M., Jamieson K.H. Did Fact Checking Matter in the 2012 Presidential Campaign? // American Behavioral Scientists. 2013. Vol. 57. No. 11. P. 1558-1567.
Lewandowsky S., Ecker U.K.H., Seifert C.M., Schwarz N. et al. Misinformation and Its Correction: Continued Influence and Successful Debiasing // Psychological Science in the Public Interest. 2012. Vol. 13. No. 3. P. 106-131.
Pariser E. The Filter Bubble: What the Internet Is Hiding from You. New York: Penguin Press, 2011.
Silverblatt A. Media Literacy and Critical Thinking // International Journal of Media and Information Literacy. 2018. Vol. 3. No. 2. P. 66-71.
WintersieckA. Debating the Truth: The Impact of Fact-Checking During Electoral Debates // American Politics Research. 2017. Vol. 45. No. 2. P. 304-311.
YoungD.G., Jamieson K.H., Poulsen S., GoldringA. Fact-Checking Effectiveness as a Function of Format and Tone: Evaluating FactCheck.org and FlackCheck.org // Journalism & Mass Communication Quarterly. 2017. Vol. 95. No. 1. P. 49-75.
REFERENCES
Beinenson, V. A. "Proverka dostovernosti informatsii v usloviiakh novykh media: problemy i vozmozhnosti," Zhurnalistika v sisteme al'ternativnykh istochnikov informatsii: Sbornik materialov nauchnoi konferentsii kafedry zhurnalistiki, 14 marta 2017 goda, ed. O. N. Savinova. Nizhnii Novgorod: Nizhegorodskii gosudarstvennyi universitet imeni N.I. Lobachevskogo, 2017, pp. 79-89.
Beliaev, D. Razrukha v golovakh. Informatsionnaia voinaprotiv Rossii. St. Petersburg: Piter, 2015.
Borzova, M. S. "Rol' faktchekinga v sovremennoi zhurnalistike," Kommunikatsiia v sovremennom mire: Materialy Vserossiiskoi nauchno-prakticheskoi konferentsii, ed. V. V. Tulupova. Voronezh: Voronezhskii gosudarstvennyi universitet, 2017, pp. 5-7.
Chugrov, S. V. "Post-truth: transformatsiia politicheskoi real'nosti ili samorazru-shenie liberal'noi demokratii?" Polis. Politicheskie issledovaniia, No. 2, 2017, pp. 42-59.
Gottfried, J. A., Hardy, B. W., Winneg, K. M., and Jamieson, K. H. "Did Fact Checking Matter in the 2012 Presidential Campaign?" American Behavioral Scientists, Vol. 57, No. 11, 2013, pp. 1558-1567.
Ivanova, E. A. "Lingvisticheskii fenomen postpravdy v angloiazychnom politicheskom diskurse," Vestnik Cheliabinskogo gosudarstvennogopedagogicheskogo universiteta, No. 9, 2017, pp. 154-159.
Konovalov, V. N. Politologiia: Slovar'. Moscow: RGU. 2010.
Kornev, M. S. "Faktcheking: 5 nadezhnykh sposobov proverit' informatsiiu," Zhurnalist, No. 5, 2015, pp. 54-56.
Koshkarova, N. N. "Feikovye novosti: kreativnoe reshenie ili moshennichestvo?" Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo pedagogicheskogo universiteta, No. 2, 2018, pp. 14-18.
Koshkarova, N. N., and Ruzhentseva, N. B. "Na puti k pravde, vedushchem ko lzhi: fenomen postpravdy v sovremennoi politicheskoi kommunikatsii," Politicheskaia lingvistika, No. 1, 2019, pp. 50-56.
Lewandowsky, S., Ecker, U. K. H., Seifert, C. M., Schwarz, N. et al. "Misinformation and Its Correction: Continued Influence and Successful Debiasing," Psychological Science in the Public Interest, Vol. 13, No. 3, 2012, pp. 106-131.
Pariser, E. The Filter Bubble: What the Internet Is Hiding from You. New York: Penguin Press, 2011.
Ruzhentseva, N. B., and Koshkarova, N. N. "Politicheskaia provokatsiia: lingvisticheskii kommentarii nedostovernykh soobshchenii," Uchimsia ponimat' Rossiiu: politicheskaia i massmediinaia kommunikatsiia, ed. A. P. Chudinov. Ekaterinburg: Ural'skii gosudarstvennyi pedagogicheskii universitet, 2018, pp. 225-230.
Samoshkin, E. A. "Instituty bor'by s dezinformatsiei i misinformatsiei v SMI," Vestnik Moskovskogo universiteta. Seriia 10. Zhurnalistika, No. 6, 2017, pp. 176-190.
Silverblatt, A. "Media Literacy and Critical Thinking," International Journal of Media and Information Literacy, Vol. 3, No. 2, 2018, pp. 66-71.
Sokolova, D. V. "Faktcheking i verifikatsiia informatsii v rossiiskikh SMI: rezul'taty oprosa," Vestnik Moskovskogo universiteta. Seriia 10. Zhurnalistika, No. 4, 2018, pp. 3-25.
Volodina, L. V. "Post-truth kak antiteza dostovernosti v mediinom tekste," Sovremennaia periodicheskaia pechat' v kontekste kommunikativnykh protsessov, No. 2, 2017, pp. 57-62.
Wintersieck, A. "Debating the Truth: The Impact of Fact-Checking During Electoral Debates," American Politics Research, Vol. 45, No. 2, 2017, pp. 304-311.
Young, D. G., Jamieson, K. H., Poulsen, S., and Goldring, A. "Fact-Checking Effectiveness as a Function of Format and Tone: Evaluating FactCheck.org and FlackCheck.org," Journalism & Mass Communication Quarterly, Vol. 95, No. 1, 2017, pp. 49-75.
Zholud', R. V. " 'Era postpravdy' v zapadnoi zhurnalistike: prichiny i posledstviia," Vestnik Voronezhskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriia: Filologiia. Zhurnalistika, No. 3, 2018, pp. 117-123.
Zorina, E. G. "Osobennosti postreal'nosti i ikh vliianie na politicheskoe prostranstvo," Vestnik Moskovskogo universiteta. Seriia 12. Politicheskie nauki, No. 4, 2018, pp. 91-98.
