CC BY
29
7. Кремянский В.И. Структурные уровни живой материи: теоретические и методологические проблемы. М.: Наука, 1969.
8. Обуховский К. Психологическая теория строения и развития личности. В кн. Психология формирования и развития личности. М.: Наука, 1981. С.45-67.
9. Общая психодиагностика / под ред. А.А. Бодалева, В.В. Столина. М.: Изд-во МГУ, 1987.
10. Панасенко Г.В. Личность менеджера как объект философского исследования: автореф. дис. ... д-ра философ. наук: 09.00.11. М., 1999
11. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса: Новый диалог человека с природой. М.: Прогресс, 1986
12. Русалов В.М. Природные предпосылки и индивидуально-психологические особенности личности. В кн. Психология личности в социалистическом обществе: личность и ее жизненный путь. М.: Наука, 1990. С. 18-33.
13. Щедровицкий Г.П. Проблемы построения системной теории сложного «популятивного» объекта. В кн. Системные исследования. М.: Наука, 1976.
14. Piaget J. Le structuralisme. Presses Univ, 1968.
УДК 81.1
ПОНЯТИЙНАЯ ОНТОЛОГИЯ ЭГОЦЕНТРИЧЕСКИХ КАТЕГОРИЙ (НА ПРИМЕРЕ КАТЕГОРИЙ ДОБРА И ЗЛА)
© И.В. Пашаева1, К.В. Костина2
Иркутский государственный технический университет. 664074, Россия, г. Иркутск, ул. Лермонтова, 83.
Анализируется понятийная онтология эгоцентрических категорий, в основе которых лежит общефилософский принцип синергетики, позволяющий рассматривать два противоположных явления без отрыва друг от друга. Определенное место среди категорий данного типа занимают категории добра и зла. Библиогр. 29 назв.
Ключевые слова: антропологическая лингвистика; эгоцентрическая категория; понятийная онтология; семантически сопряженные категории; добро; зло.
CONCEPTUAL ONTOLOGY OF EGOCENTRIC CATEGORIES (ON EXAMPLE OF THE CATEGORIES OF GOOD AND EVIL)
I.V. Pashaeva, K.V. Kostina
Irkutsk State Technical University, 83 Lermontov St., Irkutsk, 664074, Russia.
The article analyzes the conceptual ontology of egocentric categories based on the philosophical principle of synergetics that enables the consideration of two opposite phenomena without separating from each other. The certain place among the categories of this type belongs to the categories of "Good" and "Evil". 29 sources.
Key words: anthropological linguistics; egocentric category; conceptual ontology; semantic conjugate categories, good; evil.
Категоризация семантического пространства является проблематикой, обсуждаемой лингвистами со второй половины XX века, не теряющей своей актуальности и в настоящее время. Категоризация занимает одно из важнейших мест в функциональном и когнитивном направлениях. Понятие категоризации является одним из фундаментальных понятий человеческой деятельности, так как представляет собой мыслительный процесс, базирующийся на определенной системе знаний человека о мире. Категоризация -это «главный способ придать воспринятому миру упорядоченный характер, систематизировать как-то наблюдаемое и увидеть в нем сходство одних явлений в противовес различию других» [13]. В процессе
категоризации лежит выделение человеком чувственных и функциональных свойств объектов и явлений внешнего и внутреннего мира. Таким образом, на основе знаний о мире все объекты и явления реального мира объединяются человеком в группы, которые обычно называют категориями.
Основателем учения о категориях, как известно, принято считать Аристотеля, выделившего десять категорий, каждая из которых характеризуется определенными чертами и обладающая всегда одним и тем же набором дифференциальных признаков. В философской концепции категории трактуются как «наиболее общие и фундаментальные понятия, отражающие существенные, всеобщие свойства и отноше-
1Пашаева Ирина Валерьевна, кандидат филологических наук, доцент кафедры иностранных языков для гуманитарных специальностей, тел.: (3952) 405189, e-mail: pashaeva@istu.edu
Pashaeva Irina, Candidate of Philology, Associate Professor of the Department of Foreign Languages for Humanitarian Specialities, tel.: (3952) 405189, e-mail: pashaeva@istu.edu
2Костина Ксения Викторовна, кандидат филологических наук, доцент кафедры иностранных языков для гуманитарных специальностей, тел.: (3952) 405297, e-mail: ksenia_kostina84@mail.ru
Kostina Ksenia, Candidate of Philology, Associate Professor of the Department of Foreign Languages for Humanitarian Specialities, tel.: (3952) 405297, e-mail: ksenia_kostina84@mail.ru
ния явлений действительности и познания» [7].
Существует мнение, что все классификации человека являются лингвистическими явлениями и о них следует говорить как о лингвистической категоризации [29], так как понятие категоризации тесно связано с такими умозаключениями, о которых мы узнаем благодаря языку. Таким образом, объектом лингвистических исследований являются в первую очередь языковые категории, которые имеют широкое толкование. В «Лингвистическом энциклопедическом словаре» языковая категория определяется как «...любая группа языковых элементов, выделяемая на основании какого-либо общего свойства; в строгом смысле - некоторый признак (параметр), который лежит в основе разбиения обширной совокупности языковых единиц на ограниченное число непересекающихся классов, члены которых характеризуются одним и тем же значением данного признака» [14].
Языковые явления могут рассматриваться в терминах самых разных категорий: грамматических (морфологических), понятийных, семантических.
Согласно концепции И.И. Мещанинова, существуют «категории, выражаемые в строе языка», и «категории, выражаемые посредством языка» [18], между которыми имеются определенные различия. Первые из них относятся к внутриязыковым (или грамматическим), вторые - к внеязыковым категориям. Последние получили название «понятийных» [26]. Внутриязыковые категории являются основными носителями собственно грамматической семантики - категориальных значений. В характеристике грамматической категории на передний план выступает понятие разряда, под который подводятся индивидуальные лексические значения отдельных слов, «. указание на такой разряд определяет постоянную роль слова в речи, его постоянное отношение к другим словам» [23]. Следовательно, грамматические категории - это не просто значения, выраженные грамматическими средствами, а общие разряды, классы. В отличие от грамматических категорий, зависящих от структуры каждого языка в том виде, в каком он существует, понятийные категории не зависят от более или менее случайных фактов существующих языков [11] и имеют больше средств выражения, среди которых - лексические средства, сочетание разнообразных лексических и грамматических средств. Важное значение при анализе понятийных категорий имеют контекст и речевая ситуация. Понятийная категория представляет собой «всякое понятие, существующее в сознании человека, которое может быть передано средствами языка. Оно может быть выражено описательно, может быть передано семантикой отдельного слова, может в своей языковой передаче образовать систему» [18]. В теоретическом построении И.И. Мещанинова главную роль играет истолкование понятийных категорий как категорий сознания и вместе с тем категорий языковых. Тем самым в центре внимания оказывается двойственная природа рассматриваемых категорий, связывающих, по мысли ученого, «языковой материал с общим строем человеческого мышления» [19]. Его мысль о двойственной природе понятийных категорий,
заключающих в себе сторону мышления (сознания) и сторону языкового выражения, представляет собой важный этап развития круга идей, связанных с соотношением языковой и мыслительной категоризации. Понятийные категории называют также универсальными, поскольку они применимы ко всем языкам, хотя и имеют различные специфические черты выражения. Так, одно и то же понятие может иметь у разных этносов различную смысловую и эмоциональную нагрузку лишь потому, что носитель языка связывает единые фоновые знания как совокупность некоторых общих характеристик, представлений об окружающем мире
[4].
Развивая учение о понятийных категориях, А.В. Бондарко выделяет особые категории, которые также относятся к сфере мышления и к содержательной стороне языка, называя их функционально-семантическими (семантическими) категориями. Семантические категории рассматриваются в лингвистической литературе как единицы и элементы, выделяемые в системе мыслительного (смыслового) содержания, которое может быть выражено различными средствами одного и того же языка и разных языков
[5]. Семантические категории могут быть тождественны понятийным, но в отличие от последних имеют конкретную языковую реализацию. По определению Л.В. Васильева, отличие семантических категорий от понятийных заключается в том, что «они тесно связаны со сферой коннотации, т. е. дополнительным смысловым содержанием, соотнесенным с образным мышлением, и со сферой структурных значимостей и функций, то есть различными типами сугубо языкового знания» [8]. Семантические категории обладают относительной самостоятельностью, которая обусловлена отношением семантических категорий к явлениям внеязыкового мира, отраженным в сознании людей.
Учение о категориях получило свое развитие в научной парадигме антропологической лингвистики, предполагающей обращение к анализу семантических и понятийных категорий эгоцентрической направленности. Содержательная (смысловая) сущность таких категорий определяется психофизиологической и социальной организацией человека и его ценностными ориентациями в универсуме, позволяющими соединить мир человека с окружающим его реальным и воображаемым миром [16]. Семантические категории эгоцентрической ориентации являются концептуально более объемными, так как их языковая онтология выходит за рамки лексического уровня, а понятийная простирается в иные сферы бытия человека [1].
При обсуждении указанных категорий определенный научно-исторический и собственно лингвистический интерес с позиций системного анализа представляет изучение и описание семантически сопряженных категорий бинарной оппозиции как, например, жизнь/смерть, любовь/ненависть, правда/ложь, преступление/наказание, добро/зло и целый ряд других, понятийно-содержательная часть которых входит в сферу нормативной жизнедеятельности человека в самых разнообразных горизонтах его бытия [17].
Целью данной работы является фиксация поня-
тийной онтологии эгоцентрических категорий добра и зла, в основе которых лежит научно-философский принцип синергетики, акцентирующий внимание на согласованности и взаимодействии частей при образовании структуры как единого целого и позволяет рассматривать два противоположных явления без отрыва друг от друга [22].
Семантически сопряженные категории добра и зла представляют собой определенное лексико-семантическое поле бинарной природы, связанное отношениями противоположности. Бинарный характер указанных категорий отражает двойственность восприятия человеком мира как единого и неделимого целого. Такое восприятие связано с физиологическими и психологическими причинами, а система бинарных дифференциальных признаков позволяет проводить параллельное изучение категорий добра и зла.
Добро и зло являются аксиологическими антиподами, обладают «парно-соотносительным антитетическим характером» [12] и представляют собой антонимическую пару добро - зло. Зло как антипод добра не только сопутствует ему в развитии морали, но часто служит средством его утверждения в сознании или деятельности людей, то есть является логически необходимым условием добра. Зло - это не просто отсутствие добра или недостаточная степень его развития, но именно то, что ему противоречит, препятствует его осуществлению. В свою очередь зло одновременно и предполагает добро через свое отрицание. По своему императивно-ценностному содержанию добро и зло диалектически взаимоопределены и познаются в единстве, одно через другое, то есть от понимания сущности одной категории зависит определение другой. «Надо окунуться в зло и порок, - писал Р.Г. Апресян, - чтобы постигнуть добро и обрести истинное понимание нравственности. Узнать зло - это не то же самое, что узнать «технику» зла, механизмы зла, -узнать зло вовсе не значит самому творить зло. Все дело в том, что творение добра предполагает способность распознавания зла и готовность последовательной борьбы с ним. Кто не постиг зла, тот не может быть по-настоящему, деятельно добр» [2]. Добро нормативно значимо в противоположности злу и практически утверждается в отвержении зла. Вследствие этого происходит взаимопереход добра и зла, который является выражением их единства, проявлением в нравственности закона единства и борьбы противоположностей. Этот взаимопереход был отмечен еще в материалистической философии Демокрита. «У людей зло вырастает из добра, когда не умеют управлять и надлежащим образом пользоваться добром» [9]. Таким образом, существует процесс подсознательного соединения, казалось бы, совершенно противоположных понятий и единичных впечатлений, которые в сумме создают нечто новое, то есть происходит процесс пересечения одного явления другим. На этот факт обратила внимание Н.Ю. Шведова, отметив, что «проблема смысловых пересечений, имеющих место в семантике многозначных слов, связана с более полным системным представлением на всех уровнях языка и охватывает его систему в целом»
[25]. Данное замечание с полным основанием можно отнести и к обсуждаемым в настоящей работе семантическим категориям. Вопрос о пересечении одной семантически сопряженной категорией другой связан с выявлением их зоны пересечения, которая позволяет объединить противоположные категории в одно структурно-семантическое пространство как целостное образование, представленное двумя микрополями. Данное обстоятельство позволяет вести речь о «семантической квадратуре круга» [18], содержащей идею единства, бесконечности и свидетельствующей о непрерывности семантических пространств. Как было установлено в работе И.В. Борисовой, чувства Libe и Hass (любовь и ненависть) имеют определенную точку пересечения - Hassliebe (чувство, колеблющееся между ненавистью и любовью) [6]. Что касается категорий добра и зла, то в толковых словарях немецкого языка не зафиксировано определенной лексической единицы, обозначающей единство этих понятий. Но возможно предположить, что такая точка существует, так как разграничение «доброго» и «злого» не всегда поддается логическому разрешению. Продемонстрируем это на следующем примере: Er ist ein guter Mensch, ein guter Mensch! Hahaha! Ein guter Mensch und auch unglücklich genug. Dieser Mensch hat keinen Charakter! Ein guter Mensch hat nur die feinere Maske der Heuchelei. Er ist noch gefährlicher und boshafter... [27]. (Добрый человек! Ха-ха-ха! Добрый человек зачастую несчастлив. У доброго человека нет характера. Добрый человек - это тонкая маска лицемерия. Он еще более опаснее и коварнее.).
В данном примере повествователь отвергает сложившиеся представления о тех положительных качествах, которыми должен обладать добрый человек, и характеризует его с отрицательным аксиологическим знаком, употребляя при этом предикаты: несчастный, бесхарактерный, опасный, злой. Подобные ситуации свидетельствуют о глубоком переплетении исследуемых категорий. Таким образом, несмотря на противоположный аксиологический знак, категории добра и зла имеют определенную зону пересечения, где в зависимости от языковой ситуации та или иная категория может приобретать положительный или отрицательный смысл.
Семантически сопряженные категории добро/зло являются основными понятиями морального сознания, с помощью которых в самой общей форме осуществляется деление моральных явлений общественной жизни на нравственные и безнравственные. Одна из наиболее общих и сложных проблем теории морали состоит в том, чтобы дать определение понятиям добро и зло, раскрыть их содержание и сформулировать критерий деления моральных явлений на добрые и злые. В словаре по этике под редакцией А.А. Гусейнова и И.С. Кона предлагаются следующие дефиниции этических категорий добро и зло. Добро - одна из важнейших категорий этики, обозначающая совокупность положительно оцениваемых социумом или отдельными людьми условий жизни, а также нравственных действий, принципов и норм поведения. В понятии добра люди выражают свои наиболее общие ин-
тересы, устремления, пожелания и надежды на будущее [24]. В моральной философии существует смысловое различие в употреблении слова добро. Самым важным при этом является различение добра в относительном и абсолютном смысле. Добро в одном случае - это хорошее, то есть приятное и полезное, а значит ценное ради чего-то другого, ценное для данного индивида, в сложившихся обстоятельствах и т.д., а в другом - есть выражение добра, то есть ценного самого по себе и не служащего средством ради иной цели. В этом значении добро является моральным понятием. Оно выражает положительное значение явлений или событий в их отношении к высшей ценности - к идеалу [10]. Зло - категория этики, по своему содержанию являющаяся противоположностью добру, которая служит наиболее обобщенным выражением представлений о безнравственном, противоречащем требованиям морали, заслуживающим осуждения, а также общей абстрактной характеристикой отрицательных моральных качеств и отрицательных поступков людей [24]. За этими трактовками добра и зла стоят вполне определенные нравственные программы и линии поведения, а также те противостоящие поступки и даже нравы, которые на идеальном уровне и задают противоположность добра и зла. Встречающиеся в истории этической мысли определения добра и зла различны по своему содержанию. Это связано, в первую очередь, с разнообразием целей в действиях и поступках человека, а также субъективностью требований, предъявляемых человеком к жизни. В исследованиях в области этики и философии имеют место такие определения: добро - это то, что «согласно с природой», что «доставляет удовольствие», что «велит Бог», что «способствует сохранению общества», что «соответствует исторической необходимости», что «согласуется с требованиями разума» и т.д. [15]. Схема «Добро есть X», в которой выражается одобрение относительно X, или рекомендация, обязательство поддерживать и преумножать X, имеет существенно разный контекстуальный смысл. Без учета этого смысла спор о правильности той или иной дефиниции добра становится беспредметным. «Высказывание "Добро есть X" не является ни истинным, ни ложным»; «Люди (фактически) одобряют X, и только X»; «Одни люди одобряют, а другие не одобряют X»; «Люди одобряют X (или) У в силу таких-то (социальных, природных, психологических) причин»; «Люди свободно выбирают объект одобрения» [15].
Английский философ Джордж Эдвард Мур считал, что добро как конкретная рекомендация для поведения отдельного субъекта не может быть определено логическими средствами. «Если меня спросят, - пишет философ, - как можно определить добро, мой ответ будет тот, что его нельзя определить, и это все, что я могу сказать о нем» [20]. Дж. Мур полагал, что этики в своих дефинициях фактически определяют не добро само по себе, а отдельные виды добра, например, за утверждением, выдвинутым Дж. Локком, «добро есть удовольствие» скрывается, по существу, другое положение: «удовольствие есть добро». Поскольку же «добрыми» могут быть самые разные вещи, то и
определений подобного типа может быть много [20]. По мнению Л.В. Максимова, добро можно рассматривать не как понятие, а как модальное слово. Вследствие этого факта всякое определение добра может быть заведомо неверно, так как отсутствует определяемый референт. Семантическая вершина зло является необходимой составной частью антиномии добро - зло и, в силу своей уникальности и неоднозначности, также не является определимой однозначно [15]. Когда добро выступает как предикат, такие суждения логически правомерны, однако в своей исходной дефинитивной форме они ошибочны, ибо отождествляют добро как таковое с какой-либо частной его разновидностью, то есть с какой-то вещью, которая лишь обладает свойством «быть доброй», но не тождественна добру самому по себе. В силу «простоты» этого качества оно не может быть описано через свои составные части, а в силу своей уникальности - не может быть отождествлено с каким-либо другим простым качеством, например, удовольствием. Если Дж. Мур прав, то получается, что тавтология «добро есть добро» - единственная «правильная» формула основополагающего этического принципа [15].
Среди ученых существует также мнение, что категории добра и зла являются чувственными, поэтому их невозможно измерить какими-либо материальными способами [21]. Эти категории находятся на подсознательном уровне, поэтому подсказать человеку содержание понятий добра и зла может только интуиция. «Известно, что моральные суждения являются информативными, а не тривиальными, и их истинность невозможно установить путем обращения к правилам языка. А если это так, то как же мы знаем, что жестокость всегда имеет тенденцию быть злом, а милосердие - это всегда добро? Это явно не эмпирическое обобщение, которое мы могли бы сделать, проанализировав ряд конкретных фактов. Очевидно, у нас есть особая способность интуитивного постижения необходимых синтетических связей» [21]. Об этом же свидетельствует проведенный Ю.Д. Апресяном анализ систем, из которых складывается человек [3]. Между двумя человеческими системами чувств и ощущений находятся желания, которые могут локализоваться как в теле, так и в душе. В теле локализуются первичные простейшие желания, связанные с удовлетворением физиологических потребностей, например, хотеть есть (пить, спать). В душе локализуются окультуренные желания, связанные с удовлетворением духовных потребностей. К таким окультуренным желаниям, на наш взгляд, можно отнести стремление делать добро и воздерживаться от зла. Таким образом, добро и зло относятся к внутреннему миру человека, который является непосредственно ненаблюдаемым. Информацию о добрых или злых качествах человека можно получить лишь по внешним проявлениям, то есть по его поступкам. В связи с этим в процессе формирования представлений о добре и зле данные категории осознаются, во-первых, как особого рода ценности, которые не касаются природных или стихийных событий и явлений, а характеризуют намеренные действия, совершенные свободно. Поэтому метаязыком данных
категорий является определенное действие со знаком плюс или минус [28]. Во-вторых, добро и зло обозначают не просто свободные поступки, а действия, сознательно соотнесенные, в конечном счете, с определенным стандартом - с идеалом. Вследствие этого содержание добра и зла обусловлено идеалом нравственного совершенства: добро - это то, что приближает к идеалу, зло - то, что отдаляет от него. И, в-третьих, добро и зло как моральные понятия связаны
душевным опытом самого человека, его нравственными или безнравственными качествами.
В заключение можно сказать, что добро и зло являются наиболее обобщенной формой разграничения и противопоставления действий человека, его внутренних качеств, имеющих положительное или отрицательное моральное значение.
Статья поступила 25.12.2013г.
1. Антропологическая лингвистика: Концепты. Категории / под ред. Ю.М. Малиновича. М. Иркутск: Ин-т языкознания РАН, Ирк. гос. лингвист. ун-т, 2003. 251 с.
2. Апресян Р.Г. Постижение добра. М.: Молодая гвардия, 1986. 207 с.
3. Апресян Ю.Д. Избранные труды. Т. 1. Лексическая семантика (синонимические средства языка). М.: Языки русской культуры, 1995. 472 с.
4. Арская М.А. Семантическая категория эстетической оценки (прекрасное/безобразное) и ее онтология в современном немецком языке: дис. ... канд. филолог. наук: 10.02.04. Иркутск, 2001. 185 с.
5. Бондарко А.В. Теория значения в системе функциональной грамматики: на материале русского языка. М.: Языки славянской культуры, 2002. 736 с.
6. Борисова И.В. Семантика эгоцентрических категорий Liebe, Hass и их актуализация в немецком языковом сознании: дис. ... канд. филолог. наук: 10.02.04. Иркутск, 2004. 160 с.
7. Большой энциклопедический словарь / под ред. С.Ю. Со-лодовникова. М.: МФЦП, 1998. 1008 с.
8. Васильев Л.М. Современная лингвистическая семантика. М.: Высшая школа, 1990. 176 с.
9. Волченко Л.Б. Добро и зло как этические категории. М.: Знание, 1975. 64 с.
10. Гусейнов А.А., Апресян Р.Г. Этика: учебник. М.: Гардари-ка, 1998. 472 с.
11. Есперсен О. Философия грамматики / пер. с англ. В.В. Пассека. М.: Издательство иностранной литературы, 1958. 404 с.
12. Каган М.С. Философская теория ценностей. ССПБ.: Петрополис, 1997. 205 с.
13. Кубрякова Е.С. Части речи с когнитивной точки зрения: монография. М.: Изд-во ин-та языкознания РАН, 1997. 245 с.
14. Лингвистический энциклопедический словарь / гл. ред. В.Н. Ярцева. М.: Советская энциклопедия, 1990. 685 с.
15. Максимов Л.В. О дефинициях добра: логико-методологический анализ // Логический анализ языка: языки этики / отв. ред.: Н.Д. Арутюнова, Т.Е. Янко, Н.К. Рябцева.
ский список
М.: Языки русской культуры, 2000. С. 17-31.
16. Малинович Ю.М. К проблеме семантически сопряженных категорий типа жизнь/смерть, добро/зло, любовь/ненависть, преступление/наказание // Лингвистические парадигмы и лингводидактика: мат-лы VII междунар. науч.-практ. конф., Иркутск: Изд-во БГУЭП, 2002. С. 97-99.
17. Малинович Ю.М., Малинович М.В. Семиосфера культуры в антропологической лингвистике // Номинация. Предикация. Коммуникация: сб. ст. к юбилею проф. Л.М. Ковалевой. Иркутск: Изд-во ИГЭА, 2002. С. 227-243.
18. Мещанинов И.И. Соотношение логических и грамматических категорий // Язык и мышление. М.: Наука, 1967. С. 7-16.
19. Мещанинов И.И. Члены предложения и части речи. Л.: Наука, 1978. 387 с.
20. Мур Дж. Э. Природа моральной философии. М.: Республика, 1999. 349 с.
21. Ноуэлл-Смит П.Х. Логика прилагательных // Новое в зарубежной лингвистике. М.: Прогресс, 1985. Вып. 16. С. 155-181.
22. Пашаева И.В. Семантически сопряженные категории и их актуализация в немецеом языковом сознании: дис. . канд. филолог. наук: 10.02.04. Иркутск, 2005. 173 с.
23. Потебня А.А. Мысль и язык. Собрание трудов. М.: Лабиринт, 1999. 268 с.
24. Словарь по этике / под ред. А.А. Гусейнова, И.С. Кона. М.: Политиздат, 1989. 447 с.
25. Шведова Н.Ю. Три заметки о смысловых пересечениях // Сокровенные смыслы: Слово. Текст. Культура: сб. ст. в честь Н.Д. Арутюновой / отв. ред. Ю.Д. Апресян. М.: Языки славянской культуры, 2004. С. 242-253.
26. Albrecht Е. Sprachphilosophie. Berlin: Deutscher Verlag der Wissenschaft, 1991. 494 s.
27. Arnim B. Von Gespräche mit Dämonen. Berlin: Verlag Volk und Welt, 1989. 150 s.
28. Brunner R., Kelbel P. Anthropologie, Ethik und Gesellschaft. Frankfurt, New York: Campus Verlag, 2000. S. 45-76.
29. Taylor J.R. Linguistic categorization: Prototypes in Linguistic Theory. Oxford: Claredon Press, 1989. 257 p.
УДК 165.193
СОВЕРШЕНСТВОВАНИЕ СУДЕБНОЙ СИСТЕМЫ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ КАК ФАКТОР СТАНОВЛЕНИЯ ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА
л
© В.Г. Татарников1
Иркутский государственный технический университет, 664074, Россия, г. Иркутск, ул. Лермонтова, 83.
Рассматриваются проблемы совершенствования законодательства о российской судебной системе, а именно: порядок наделения судей полномочиями, усиление роли общественности в работе квалификационных коллегий судей, совершенствование системы судов субъектов Российской Федерации, повышение роли уставных (конституционных) судов субъектов Российской Федерации. Библиогр. 13 назв.
Ключевые слова: уставные суды, конституционные суды (субъекты РФ); судебная система; гражданское общество; квалификационная коллегия; назначение судей; ответственность судей.
IMPROVING THE JUDICIARY SYSTEM OF THE RUSSIAN FEDERATION AS A CIVIL SOCIETY FORMATION
FACTOR
V.G. Tatarnikov
Irkutsk State Technical University, 83 Lermontov St., Irkutsk, 664074, Russia.
The article treats the problems of improving the legislation of the Russian judiciary system, including the order of vesting judges with powers, consolidation of the public role in the work of Judges' Qualification Board, improving the court sy stem of the subjects of the Russian Federation, increasing the role of Statutory (Constitutional) courts of the subjects of the Russian Federation. 13 sources.
Key words: Statutory courts; Constitutional courts (subjects of the Russian Federation); judiciary system; civil society; Qualification Board; judicial appointment; judicial responsibility.
В Конституции России, принятой всенародным голосованием 12 декабря 1993 г., заложены основы судебной системы Российской Федерации, действующей в новых исторических условиях. Новая Конституция в ст. 10 установила, что государственная власть в Российской Федерации осуществляется на основе разделения на законодательную, исполнительную и судебную, и закрепила самостоятельность органов законодательной, исполнительной и судебной власти [1]2.
В настоящее время идет процесс совершенствования конституционных норм, регламентирующих организацию судебной системы в соответствии с внесенным Президентом России законопроектом № 352924-6 (Закон Российской Федерации о поправке к Конституции Российской Федерации «О Верховном Суде Российской Федерации и прокуратуре Российской Федерации») [2] . Однако совершенствование правовых норм о российской судебной системе этим законопроектом не исчерпывается, и на повестке дня имеется ряд других вопросов, требующих решения на
законодательном уровне.
Один из них касается ответственности судебной ветви власти перед населением. Как известно, в период действия Конституции РСФСР суды избирались либо населением (районные, городские суды), либо соответствующими советами (областными, краевыми или им приравненными, Верховным советом РСФСР). В этой связи ст. 9 Закона РСФСР от 8 июля 1981 г. «О судоустройстве РСФСР», устанавливая подотчетность судей и народных заседателей, предусматривала, что судьи и народные заседатели ответственны перед избирателями или избравшими их органами и отчитываются перед ними [3]. В современном российском законодательстве аналогичной нормы нет. Поэтому вопрос об ответственности судей перед населением является открытым.
Согласно ст. 3 Конституции РФ «единственным источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ». Поскольку народ является источником и судебной власти, в законода-
1Татарников Владимир Германович, кандидат юридических наук, доцент, зав. кафедрой гражданско-правовых дисциплин, тел.: 89025775212, e-mail: voldemar55@mail.ru
Tatarnikov Vladimir, Candidate of Legal Sciences, Associate Professor, Head of the Department of Civil Law Disciplines, tel.: 89025775212, e-mail: voldemar55@mail.ru
2Текст Конституции РФ с учетом поправок, внесенных законами Российской Федерации о поправках к Конституции РФ от 30 декабря 2008 г. № 6-ФКЗ и от 30 декабря 2008 г. № 7-ФКЗ, опубликован в «Российской газете» от 21 января 2009 г. № 7, в «Парламентской газете» от 23 января 2009 г. № 4, в Собрании законодательства Российской Федерации от 26 января 2009 г. № 4 ст. 445.
'Федеральный конституционный закон Российской Федерации о поправке к Конституции Российской Федерации о Верховном Суде Российской Федерации и прокуратуре Российской Федерации, одобренный Государственной Думой 22 ноября 2013 г. и Советом Федерации 27 ноября 2013 г., принят 05.02.2014 г. (№ 2-ФКЗ).
