CC BY
1449Пациент:
- Это на что? Вы мне объясните, пожалуйста. Я же...
Врач:
- Ну, на такие, эти самые...
Пациент:
- А, на бактерии?
Пациентка подтверждая, что не знакома с термином «хеликобактер пилори», запрашивает у врача дополнительную экспертную информацию. Врач уходит от ответа, дистанцируясь от пациента. Очевидно, что врач либо не владеет языковыми средствами обеспечения ДС, либо по каким-то причинам не желает формировать совместный контекст интерпретации.
Таким образом, проведенный анализ примеров коммуникативного взаимодействия врача и пациента позволяет сделать следующие выводы:
1. Дискурсивная деятельность врача носит диалектический характер и направлена на создание дискурса согласования. Актуализация стратегии сближения врача и пациента формирует коммуникативную общность и эффективную обратную связь между врачом и пациентом.
2. Актуализация стратегии дистанцирования врача от пациента нарушает правила коммуникативного институционального поведения (принципы кооперации) и означает отказ врача от создания ДЭС.
Перспективу дальнейшего изучения вербального взаимодействия врача и пациента мы усматриваем в областях аргументации и манипуляции. Равно как и в соответствующих стратегиях и тактиках, обуславливающих характер этого взаимодействия.
Литература
1. Дейк Т.Д. ван Дейк. Язык. Познание. Коммуникация. - М.: Прогресс, 1989. - 312 с.
2. Жура В.В. Дискурсивная компетенция врача в устном медицинском общении: автореф. дис. ... канд. фи-лол. наук. - Волгоград, 2008. - 23 с.
3. Иссерс О.С. Коммуникативные стратегии и тактики русской речи. - М.: ЛКИ, 2008.
4. Каплуненко А.М. Концепт - понятие - термин: эволюция семиотических функций в контексте дискурсивной практики // Азиатско-Тихоокеанский регион: диалог языков и культур. - Иркутск: ИГЛУ, 2007. - С.115-120.
5. ER [Видеозапись] / реж. Р. Хэлкоб; Бразерз Теле-вижн. - Констант-Си Продакшн, 1995.
6. Swales J. Genre. - New Albany, 1990.
Карымшакова Татьяна Геннадьевна, аспирант, старший преподаватель кафедры перевода и межкультурной коммуникации Бурятского государственного университета. 670000 г. Улан-Удэ, ул. Сухэ-Батора, 16, тел. 8(9021)68-98-62; раб. 2207-57. E-mail: [email protected]
Karymshakova Tatyana Gennadievna - post graduate student of Translation and Crosscultural Communication of Buryat State University. 670000, Ulan-Ude, Sukhe-Bator St., 16, Foreign Languages Faculty, Buryat State University, tel: 89021 -68-98-62; раб. 22-07-57. E-mail: [email protected]
УДК-81’373.612.2; 811.11-112 © Л.В. Кульчицкая
ПОНЯТИЯ «КОГНИТИВНАЯ» И «КОНЦЕПТУАЛЬНАЯ» МЕТАФОРА В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ЛИНГВИСТИКЕ РАННЕКОГНИТИВНОГО ПЕРИОДА
В статье рассматривается трактовка терминов «когнитивный» и «концептуальный» применительно к метафоре в ранний период утверждения когнитивной парадигмы в России (начиная с 80-х гг. ХХ в.) и в американской когнитивной лингвистике. Показано, что в тот период термины имели разное содержание.
Ключевые слова: когнитивная метафора, концептуальная метафора, ментальная проекция, нейронные связи.
L.V. Koulchitskaya
COGNITIVE AND CONCEPTUAL METAPHOR IN RUSSIAN LINGUISTICS IN EARLY PERIOD OF COGNITIVE LISNGUISTICS
The article discusses the use of the terms «cognitive metaphor» and «conceptual metaphor» in the last decades of the 20th century in Russian and American linguistics. It argues that the terms had quite different meanings in Russia and abroad.
Keywords: cognitive metaphor, conceptual metaphor, mental projection, neural nets.
Термины «когнитивная» и «концептуальная» метафора вошли в обиход отечественных лингвистов в середине 80-х гг. ХХ в. задолго до широкого признания когнитивной парадигмы и теории концептуальной метафоры Дж. Лакоффа [13, с. 12]. Проникновению терминов во многом способствовали переводные работы зарубежных авторов о метафоре в рамках направления, которое в дальнейшем получило название «первого этапа когнитивной лингвистики» (примерно в 1960-1980 гг., до появления работы Дж. Лакоффа и М. Джонсона «Метафоры, которыми мы живем» (1980). Труды некоторых из ведущих представителей этого направления вошли в сборник «Теория метафоры» (1990). Идеи когнитивной семантики стали революционными для американской лингвистики, находившейся прежде под влиянием структурной лингвистики Н. Хомского. Когнитивные исследования нашли отклик и в российской среде. Так, идея о метафоре как, прежде всего, идеальной сущности (когнитивного явления), реализующейся в языковой форме, оказалась созвучной советским и позднее российским лингвистам, которые привыкли в силу лингвистических традиций и идеологических установок материализма мыслить в терминах связи языка и мышления.
Когнитивное направление отечественной лингвистики на современном этапе имеет существенные отличия как от исследований американской школы когнитивной лингвистики (где оно зародилось и оформилось), так и от европейских работ. Объяснение причин различий и сути самого направления можно найти в работе Т.Г. Скребцовой, которая пишет: «отечественные лингвисты ... в силу недостаточной осведомленности... зачастую искаженно представляют суть данного (когнитивного - Л.К.) направления» [7, с. 4].
В полной мере это относится и к метафоре. Если кратко, то на сегодняшний день в России имеются фундаментальные отечественные работы, выполненные в рамках собственно когнитивной парадигмы. Они во многом строятся на постулатах когнитивной метафорологии и соответствуют заявленной проблематике [2; 3]. С другой стороны, накоплено множество ценных работ, созданных в докогнитивный период в рамках традиционной теории метафоры [1; 6; 8; 9; 10]. Их авторы - авторитетные исследователи
- тоже пользовались терминами «когнитивный» и «концептуальный» применительно к метафоре, но вкладывали в них иной смысл. Наконец, появляются работы, синтезирующие оба направления. Таким образом, наблюдается столк-
новение двух парадигм лингвистического знания, в которых одни и те же термины имеют разные значения. Складывается ситуация, когда факт называния метафоры когнитивной или концептуальной служит поводом причислять употребивших этот термин лингвистов к сторонникам когнитивного направления. Такова в общих чертах проблематика рассматриваемой в данной статье темы.
Ниже мы изложим суть понимания этих двух терминов в западной и отечественной лингвистике в конце 1970-х - в 1980-е гг. (начало собственно когнитивного периода за рубежом) с тем, чтобы показать, что факт использования терминов «когнитивный» и «концептуальный» не свидетельствует о единстве теоретической платформы исследователей. Цитируемые в данной статье работы зарубежных авторов относятся к 1990-м гг. ХХ в., но содержание указанных терминов в них по сравнению с 1980-ми гг. ХХ в. и современным периодом сохраняется неизменным.
Когнитивная лингвистика в том виде, в котором она возникла в Калифорнии в исследованиях лингвистов из Беркли и Сан Диего, отводит метафоре, по мнению М. Джонсона и Дж. Лакоффа, ведущую роль первичного когнитивного механизма, который упорядочивает и структурирует мышление и опыт человека, формирует абстрактное мышление [11; 12]. Утверждается, что метафора определяет мышление, поведение, научное познание и наиболее наглядно выражается в языке и речи. В этом состоит ее вездесущность (ubiquity, (all)omnipresence). Метафора в когнитивной лингвистике как явление, прежде всего, идеальное (в отличие от материальных проявлений в языке / речи) получила терминологические наименования «когнитивная метафора» и «концептуальная метафора» [12]. По Дж. Лакоффу, метафора - это «когнитивный инструмент для понимания абстрактных понятий и абстрактного мышления». («Metaphor is a cognitive tool we use to comprehend abstract concepts and perform abstract reasoning» [12, с. 244]); «один из ведущих когнитивных механизмов осмысления одного через другое» (досл.: «The cognitive
mechanism for such conceptualizations is conceptual metaphor») [14, с. 45]. Термином «концептуальная метафора» Дж. Лакофф именует ментальные проекции между концептуальными областями источника и цели («cross-domain mappings from a source domain to a target domain») [14, с. 58]. Понятийная (концептуальная) область цели представлена понятиями, тре-
бующими осмысления, область источника состоит из понятий, посредством которых происходит осмысление нового. Когнитивной и концептуальной метафора признается в силу того, что она «реальность либо нейронного, либо концептуального уровня» («a reality at either the neural or conceptual level») [14, с. 58]. Из объяснений в главе 4 [14, с. 45-59] можно понять, что обсуждаемые термины относятся к двум уровням функционирования головного мозга. Когнитивная метафора как механизм соотносится с процессами, протекающими на уровне активации нейронных связей (уровень нейрофизиологической активности на языке нейропсихологии), концептуальная метафора - с уровнем мышления человека в понятиях, суждениях, умозаключениях. «Местом обитания» (локусом) первой является нейрофизиологический субстрат головного мозга, локусом второй - понятийное мышление, умственная деятельность. Концептуальная метафора объективируется в языке и речи лингвистической метафорой, а не наоборот. По лингвистическим метафорам (др. термины - метафорические выражения, объективации, реализации, рефлексы) можно опосредованно судить о метафоре в мышлении и о действии когнитивных метафорических процессов. Метафора - прежде всего в мышлении, а затем в практической деятельности, в том числе речевой. Таково понимание метафоры - когнитивной и концептуальной - в американской когнитивной лингвистике и за пределами США среди последователей когнитивного направления.
Эти же термины можно встретить в работах лингвистов Н.Д. Арутюновой, В.Н. Телия, Е.О. Опариной, позднее у О.Ю. Буйновой. Отечественная трактовка когнитивной метафоры в тот период существенно отличалась от американской школы когнитивистики. Когнитивной и концептуальной метафора в отечественных работах того времени была только по названию, но не по целям и методам исследования. Общее, что роднило отечественных исследователей с зарубежными коллегами-когнитологами, было признание связи и взаимообусловленности языка и мышления. Если для американцев эта идея была революционным достижением, ознаменовавшим переход от генеративной грамматики к когнитивной семантике, то приоритет в признании связи языка и мышления, а также разработка многих вопросов семантики принадлежит, несомненно, отечественной лингвистике (хотя научные достижения советского периода не выходили за пределы страны). Ниже покажем суть трактовки указанных терминов лингвистами,
которые внесли весомый вклад в развитие отечественной метафорологии.
Когнитивная метафора у Н.Д. Арутюновой [1] выступает одним из функциональных типов языковой метафоры наряду с такими метафорами, как номинативная (перенос названия), образная идентифицирующая (переход дескриптивного значения в предикатное) и генерализирующая. Последнюю Н.Д. Арутюнова считает конечным результатом развития когнитивной метафоры. Когнитивная метафора служит созданию новых значений, как, например, изначально у слова острый в сочетании со словами ум, нужда, слово. Метафорический перенос возникает в сфере предикации и касается признаковых слов: при переходе «Ум острый» в «острый ум» уму присваивается чужой признак. Таким образом, метафоризация «возникает в результате сдвига в сочетаемости признаковых слов и создает полисемию» [1, с. 340]. В приведенных ниже цитатах Н.Д. Арутюновой подчеркивается основное назначение когнитивной метафоры -создавать новые значения: «[И]з средств создания образа метафора превращается в способ формирования недостающих языку значений. Метафора - орудие не только наименования признака, но и самого выделения признака. Метафора и создает значение, и дает ему имя». «Вторичная предикация направлена на достижение гносеологических целей». «Предикатная метафора <...> служит задаче создания признаковой лексики «невидимых миров» - духовного начала человека» [1, с. 336].
Таким образом, характерными чертами когнитивной метафоры, по Арутюновой, являются следующие: 1) метафоризация предикатного
значения признаковых слов; 2) создание новых значений (понятий) в ходе метафорического переноса; 3) роль инструмента познания (гносеологическая роль). Подводя итог, когнитивная метафора, по Н.Д. Арутюновой, - это, во-первых, метафорический перенос в сфере предикатных слов, сопровождаемый появлением новых значений; во-вторых, результат такого переноса (когнитивная метафора понимается как старый знак, вторично наполненный новым содержанием).
Понимание когнитивной метафоры В.Н. Телия сходно с пониманием Н.Д. Арутюновой в том, что когнитивная метафора признается языковой метафорой. Типология метафор по выполняемой функции у В.Н. Телия включает идентифицирующие (или индикативные), предикативные, оценочные, эмотивные (оценочно-экспрессивные) и образ-
ные. Она считает, что некоторые из этих типов «приводят к формированию нового значения» [9, с. 193], то есть обладают «когнитивной функцией». Их она называет когнитивными.
Особый интерес вызывают рассуждения о «разведении номинативных значений» метафоры. Основная идея выглядит следующим образом. Метафора дает имена объектам двоякого рода: объектам физически воспринимаемого, «видимого», мира (данного в ощущениях и познаваемого опытным путем) и объектам, постигаемым умозрительно. В первом случае (коленная чашечка, козырек крыши, голова поезда) метафоризируемые объекты познаны на практике, конкретны и имеют сходство с другими конкретными объектами. Они не нуждаются в допущении их подобия другим объектам, поскольку сходство реально. Модус фиктивности («как если бы») в них переходит в сравнительный модус «как», например, колено, как чашечка (=похоже на чашечку). Их В.Н. Телия называет идентифицирующими (индикативными) метафорами. Во втором случае метафоры, моделирующие отображение объектов невидимого мира (жизнь газеты, рождение новой эры, плоды просвещения, память компьютера), обладают гипотетико-когнитивной модальностью «как если бы Х обладал признаками Y-а» [9, с. 191]. Между памятью машины и памятью человека нет реального подобия, но оно устанавливается в результате допущения на основе общего признака «способность к долговременному хранению информации» - как если бы у компьютера был человеческий мозг [9, с. 194]. Кроме того, метафорическое наречение непредметных объектов сопровождается формированием новых (абстрактных) значений, что позволяет В.Н. Телия считать эту часть метафор когнитивными. Индикативная метафора есть «продукт лингвокреативной техники в сфере эмпирической деятельности человека, а не собственно когнитивного процесса» [9, с. 193]. Другими словами, индикативная метафора, по В.Н. Телия, не может быть когнитивной (у Дж. Лакоффа и М. Джонсона метафора в языке - это проявление действия когнитивного метафорического механизма в структурах мозга. Это явления двух разных уровней.)
Далее в своей работе она предлагает классифицировать метафоры на основе модификации модуса фиктивности: «Идентифицирующая и когнитивная метафоры - это два базовых типа, а третьим можно считать образную метафору. На ее почве в совокупности с функцией идентификации или когнитивного отображения действи-
тельности, приводящего к формированию нового понятия, образуются оценочная и оценочноэкспрессивная метафоры» [9, с. 196]. Подчеркнем, теперь В.Н. Телия ведет речь не о типологии, а о классификации. Мы не беремся судить, насколько продуктивной в дальнейшем оказалась идея классифицировать метафоры на основе этого принципа. Ясно одно: в таком виде эта классификация логична. Непонятно другое: почему не признать два типа индикативных метафор, один из которых имеет конкретное значение, а другой формирует абстрактные понятия. Другими словами, если типология языковых метафор и их классификация основаны на разных принципах, то почему метафоры типа «память компьютера», формирующие абстрактные значения и выделяемые в класс когнитивных в классификации (с. 196), нельзя признать индикативными в типологии. Ведь и индикативная метафора (коленная чашечка) и метафора память компьютера, не являющаяся индикативной, по В.Н. Телия, выполняют одну и ту же функцию в языке.
В другой работе В.Н. Телия того же года индикативные, концептуальные, оценочные и эмо-тивные метафоры именуются «разными функциональными типами метафор» [8, с. 42], то есть действует иной упорядочивающий принцип, и это объединение метафор не претендует на роль классификации. Кроме того, вместо термина «когнитивный» использован термин «концептуальный». Различия между индикативной и концептуальной метафорами (последняя иллюстрируется примером волна знаний) становятся почти неосязаемыми, тем более, если под функцией понимать синтаксическое функционирование единицы в языке и речи (именно эта функция, по В.Н. Телия, объединяет типы метафор).
Таким образом, когнитивная (она же концептуальная) метафора, по В.Н. Телия, - это один из функциональных типов языковой метафоры, способный формировать «новые концепции в области обозначения непредметной действительности» [9, с. 193]. Показательно то, что рассуждения В.Н. Телия о когнитивной метафоре становятся той точкой роста нового знания, которому требуется иная парадигма, без которой оно оказывается уже несовместимым с породившими ее функционально-структурными и семиотическими взглядами на метафору, отсюда возникают противоречия. Время показало, что когнитивную метафору следует рассматривать в ряду других объектов и с иных методологических позиций.
Постулирование гносеологической роли когнитивной метафоры определило ей основным местом обитания язык научного описания [9, с. 195], где когнитивная метафора стала синонимом научной метафоры и концептуальной метафоры, и где ей отводилась роль орудия преодоления ограниченности языкового ресурса при описании научных феноменов: «[М]есто и роль метафоры в языковом оформлении нового значения рассматривается в контексте философских проблем, связанных с изучением процесса вербализации концептуального содержания» (Курсив наш. - Л.К.) [10, с. 170]. Как явствует из последней цитаты В.Н. Телия, приведенной выше (тот же год), термин «концептуальный» появляется вместо термина «понятийный»: когнитивный = концептуальный = понятийный. В дальнейшем, говоря о когнитивной метафоре и новых понятиях, лингвисты все чаще обращаются к терминам «концепт» и «концептуальный».
Термином «концептуальный» вместо «когнитивный» пользуется Е.О. Опарина, тоже применительно к способности метафоры порождать новые значения. Она переносит название «концептуальный» по смежности с функции на саму метафору. Придерживаясь взглядов В.Н. Телия, Е.О. Опарина устраняет противоречивость концепции В.Н. Телия в вопросе об идентифицирующих метафорах. Факт двойственности некоторых идентифицирующих метафор, способных выступать в качестве когнитивных, она объясняет тем, что «[в] метафорах, обозначающих непредметные сущности (круг понятий, зерно истины, ..., way of life, generation gap), направленность на формирование концептов обусловливает совмещение функций: номинативной и концептуальной» [6, с. 66]. Е.О. Опариной удалось устранить противоречивость концепции В.Н. Телия возвращением метафоры в русло традиционной лингвистики, признающей, что в акте номинации знак схватывает некое ментальное содержание.
Так, в отечественной лингвистике понимание когнитивной функции метафоры как способности формировать новое значение, а в науке -понятия (или концепта), привела к возникновению ряда ассоциативно связанных между собой терминов: «когнитивная функция метафоры» (перенос по смежности) ^ «когнитивная метафора» (научная метафора) ^ «концептуальная метафора».
Спустя десятилетие встречается несколько иная трактовка понятий, но она по-прежнему в пределах лингвистической теории метафоры. О.Ю. Буйнова исходит из дихотомической оппо-
зиции метафор: метафора в языке и метафора в мире. Метафора в языке порождает новые оттенки значения и выступает в качестве механизма развития семантической структуры слова. Метафора в мире, для которой она предлагает альтернативное название «концептуальная метафора», создает новые понятия и образы. На начальном этапе такая метафора воспринимается как семантически двуплановое образование. Она стремится избавиться от образа, с течением времени он стирается, а значение имеет тенденцию к генерализации [4, с. 57]. Термин «когнитивная метафора» Буйнова употребляет синонимически наряду с термином «концептуальная метафора» [4, с. 61].
Как мы видим, введенные в лингвистический обиход термины «когнитивная метафора» и «концептуальная метафора» в последние десятилетия XX в. соотносились с их зарубежными аналогами только формально (по названию). Во-первых, они употреблялись синонимично [5, с. 28]), во-вторых, рассматривались в качестве орудия преодоления ограниченности языкового ресурса для выражения новых понятий, особенно научных, в третьих, природа метафор а priori признавалась лингво-когнитивной вследствие традиции отечественных лингвистов мыслить в терминах связи языка и мышления. Для зарубежных лингвистов - последователей Дж. Лакоффа - когнитивная метафора - это механизм активации нейронных связей (нейрофизиологический уровень функционирования головного мозга), а концептуальная метафора -это проекция между понятийными областями (уровень понятийного мышления).
Литература
1. Арутюнова Н.Д. Функциональные типы языковой метафоры // Известия АН СССР. Сер. Литература и языкознание. - 1978. - Т. З7. - №4. - С ЗЗЗ-З4З.
2. Баранов А. Н., Добровольский Д. О. Аспекты теории фразеологии. - М.: Знак, 2008. - 656 с.
3. Будаев Э.В. Чудинов А.П. Метафора в политической коммуникации: монография. - М.: Наука, 2008 - 248 с.
4. Буйнова О.Ю. Универсальные и специфические черты процесса метафоризации // Лингвистические исследования. К 75-летию профессора В.Г.Гака. Дубна: Феникс+, 2001. - С. 49-65.
5. Кимов Р.С. Метафора и метонимия как когнитивные и эпистемические механизмы формирования языковой картины мира. - Нальчик: Каб.-Балк. ун-т, 2010. - 18З с.
6. Опарина Е.О. Концептуальная метафора // Метафора в языке и тексте. - М.: Наука, 1988. - С. 65-78.
7. Скребцова Т.Г. Когнитивная лингвистика: курс лекций. - СПб.: Филол. фак-т СПбГУ, 2011. - 256 с.
8. Телия В.Н. Метафора как модель смыслопроизводст-ва и ее экспрессивно-оценочная функция // Метафора в языке и тексте. - М.: Наука, 1988. - С. 26-52.
9. Телия В.Н. Метафоризация и ее роль в создании языковой картины мира // Роль человеческого фактора в языке: Язык и языковая картина мира. - М.: Наука, 1988. -С. 17З-204.
10. Телия В.Н. Послесловие // Метафора в языке и тексте. - М.: Наука, 1988. - С. 170-172.
11. Johnson M. The Body in the Mind: The bodily Basis of Meaning, Reason and Imagination. - Chicago: Chicago University Press, 1997. - 272 p.
12. Lakoff G. The Contemporary Theory of Metaphor // Metaphor and Thought, edited by Andrew Ortony. -Cambridge: Cambridge University Press, 1993. - Pp. 202-51.
13. Lakoff G., Johnson M. Metaphors We Live by. / J. Lakoff, M. Johnson, 2nd edition. - Chicago: University of Chicago Press, 2003. - 276 p.
14. Lakoff G., Johnson M. Philosophy in the Flesh: The Embodied Mind and Its Challenge to Western Thought. / G. Lakoff, M. Johnson. - New York, NY: Basic Books, 1999. -624 p.
Кульчицкая Лариса Валентиновна - кандидат филологических наук, доцент кафедры теории и практики перевода, доцент кафедры лингвистики и межкультурной коммуникации, школа региональных и международных исследований, ДВФУ, 690000, г. Владивосток, ул. Алеутская, 56. E-mail: [email protected]
Koulchitskaya Larissa Valentinovna, candidate of filological sciences, associate professor, department of Linguistics and In-tercultural Communication, School of Regional and International Studies, Far Eastern Federal University (DVFU). 690650 Vladivostok, Aleutskaya str, bld. 56. E-mail: [email protected]
УДК 81’25 © М.Н. Макрова
ВЛИЯНИЕ ТВОРЧЕСТВА ПЕРЕВОДЧИКА НА РЕЗУЛЬТАТ ЕГО ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
Статья посвящена проблеме влияния личности переводчика и его умения решать коммуникативные задачи на результат его деятельности. В статье рассматривается вопрос о том, нужны ли сдерживающие факторы для творчества переводчика, и можно ли считать перевод отдельным стилистическим фактором в системе функциональных стилей.
Ключевые слова: устный переводчик, письменный переводчик, коммуникативная задача, влияние, сдерживающий фактор, жанр.
M. N. Makrova
THE INFLUENCE OF THE CREATIVITY OF THE INTERPRETER UPON THE RESULT OF HIS WORK
The article is devoted to the influence of the interpreter’s or translator’s individuality and ability to realize a communicative task in the process of translation or interpretation. It answers the question whether there should be some deterrent factors in the process of translating or the result of translation should be studied as a separate genre in the system of functional stylistics.
Keywords: interpreter, translator, communicative task, influence, deterrent factor, genre.
Спор о роли переводчика в процессе коммуникации между представителями разных культур ведется в течение ряда лет. С одной стороны, переводчик ограничен рамками материала, на который направлена его деятельность; с другой стороны, процесс перевода всегда носит характер творчества и является, в определенной степени, независимым и свободным видом человеческой деятельности. А.Попович пишет следующее о роли переводчика: «Переводчик одновременно и меньше, и больше, чем писатель. Меньше потому, что его искусство - «вторично», больше потому, что он должен быть на уровне писателей, которых переводит, познать то, что познали они, уметь соединять аналитическое познание с творческими способностями, творить в соответствии с наперед данными и
ввести текст оригинала в новый контекст» [4, с. 54].
Переводчик действительно выступает посредником в процессе двуязычной коммуникации между носителями двух различных культур, которые нуждаются в его помощи для успешного установления коммуникации. Переводчик обеспечивает коммуникативный процесс в соответствии с общественными ожиданиями, реализацию которых обычно связывают с его деятельностью. Поэтому не следует недооценивать влияние личности переводчика, его языковой и общественной культуры на результат переводческой деятельности.
Важно то, что переводчик является получателем информации, адресованной автором определенной группе людей или одному конкретному адресату. В данной цепочке обяза-
