CC BY
4338
Н.Н. Вопленко, 2005
ПРОБЛЕМЫ ТЕОРИИ И ИСТОРИИ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА
ПОНЯТИЕ, ОСНОВНЫЕ ПРИЗНАКИ И ВИДЫ ПРАВОНАРУШЕНИЯ
Н.Н. Вопленко
Правонарушение — антипод правомерного поведения. По своим социальным истокам оно ровесник во времени государству и праву и в значительной мере разделяет их историческую судьбу и качественное своеобразие на отдельных этапах общественного развития. Понятие правонарушения в процессе исторического формирования впитало в себя человеческие представления о «грехе», «добре и зле», «справедливом и несправедливом», демонстрируя при этом своеобразную юри-дизацию религиозных, этических, философских и политических воззрений на неправомерное поведение личности. В истории отечественного старорусского законодательства, как отмечает В.Н. Кудрявцев, синонимами понятия правонарушения долгое время выступали слова: «неправда», «зло», «злодеяние», «лихое дело», «воровство», «обида»1 и т. п., несущие в себе черты не вполне сложившихся нравственно-правовых оценочных понятий. Следует отметить, что и в советский период практически до конца 1960-х гг. прошлого столетия терминологическая четкость в употреблении понятия «правонарушение» отсутствовала. Смысл данного явления отраслевыми юридическими науками раскрывался через понятия: «деликт», «проступок», «преступление». Пожалуй, только появление в 1963 г. монографии И.С. Самощенко «Понятие правонарушения по советскому законодательству» ознаменовало собой становление общетеоретического понятия правонарушения в качестве родовой обобщающей категории юриспруденции. Ему же принадлежит и заслуга сведения воедино отраслевых научных знаний @ по основным признакам правонарушения.
Здесь уместно подчеркнуть, что на примере постепенного формирования общенаучного понятия правонарушения довольно удачно, на наш взгляд, демонстрируется подытоживающая и обобщающая функция теории государства и права в системе юридических наук. Понадобилось довольно длительное время, и накопленный в отраслевых науках эмпирический материал позволил сформулировать выявленную закономерность бытия неправомерного поведения в виде родового понятия.
В понятии правонарушения слились воедино его социальные и юридические черты, которые правовая наука рассматривает как особые основные признаки, характеризующие его качественную определенность. Действительно, правонарушение, с одной стороны, выглядит как явление общественной жизни, негативное по своей социальной значимости, ибо оно причиняет вред нормальному упорядоченному развитию общественных отношений, и требующее государственно-правового реагирования на каждый факт его совершения. Это одна из разновидностей повседневного человеческого поведения, основанного на свободе воли и являющегося довольно распространенным способом ее реализации в противоречии с нормами права. Как тут не вспомнить знаменитый афоризм христианского богослова Августина (Блаженного): «Воля в нас всегда свободная, да не всегда добрая»2. С другой стороны, правонарушение есть юридическое определение социальной сущности и, особенно, значимости актов человеческого поведения, не соответствующего правовым требованиям. Действующее законодательство, правовое созна-
ние и юридическая практика рассматривают его как деяние, влекущее за собой строго определенные юридические последствия. Но как социальная, так и юридическая стороны правонарушения в равной мере основываются на представленнии о реальном или официально предполагаемом вреде для общества всех правонарушений. Такое понимание социальной и юридической значимости правонарушений является основанием для всеобщей и во все времена существующей с переменным успехом борьбы с ними. Программа КПСС в советский период российской истории ставила, как свидетельствует современная жизнь, максималистскую, а следовательно, нереальную задачу полного искоренения правонарушений: «Партия ставит задачу обеспечить строгое соблюдение социалистической законности, искоренение всяких нарушений правопорядка, ликвидацию преступности, устранение всех причин, ее порождающих... В обществе, строящем коммунизм, не должно быть места правонарушениям и преступности»3. Увы, во все времена и во всех обществах правонарушения всегда составляли значительную часть негативного отклоняющегося поведения населения соответствующей страны. И успехи борьбы с преступлениями и другими видами правонарушений у органов государственной власти и общественности, там где она привлекалась в этой работе, преимущественно ограничивались снижением отдельных видов противоправного поведения. Но, к сожалению, история не знает государства и общества, в которых бы проблема борьбы с правонарушениями была решена окончательно. Отсюда вытекает научно-практическая важность понимания сущности и основных признаков правонарушения и официальной государственно-правовой оценки данного понятия. Сложность этого вопроса обусловлена тем, что научное определение понятия «правонарушение» не должно быть продуктом политико-конъюнктурных соображений, удовлетворяющих интересы очередного политического режима, а, наоборот, выражать «вечные» общечеловеческие правовые ценности, соответствовать коренным интересам населения страны. Оно должно служить достаточно четким и надежным понятийным инструментом для правоохранительных органов, предлагая им вполне конкретные, рационально обоснованные критерии определения законного и незаконного в поведении людей и, одновременно, предоставлять правовые гарантии гражданам отста-
ивать и защищать юридическими средствами свои права и свободы.
Учитывая своеобразие политико-право-вой истории России, имеются все основания полагать, что таким универсальным средством определения понятия «правонарушение» может служить акцент в правотворческой деятельности по формулированию составов правонарушений и, следовательно, законодательного закрепления того, что является законным и что не может быть таковым, на социальных признаках правонарушения. Другими словами, важным условием подлинного научного и демократически акцентированного понимания того, что есть правонарушение, является учитывание социальной обусловленности неправомерного поведения, выражающегося в его общественной вредности и рационального определения степени вредности конкретных видов правонарушений.
С учетом данного методологического положения все основные признаки правонарушения делятся на социальные и юридические. К социальным признакам относятся: а) характеристика правонарушения как определенного социального деяния — действия или бездействия; б) социальная вредность в качестве ведущего и определяющего юридическую значимость признака. К числу юридических признаков следует отнести: а) противоправность; б) виновность. Соотношение социальных и юридических признаков правонарушения состоит в том, что первые раскрывают социальную обусловленность неправомерного поведения как деяния, осуществляемого исключительно вредоносным способом и причиняющего вред наиболее важным, социально значимым интересам государства и общества. Эта вредоносность способа неправомерного поведения и посягательство на наиболее важные, охраняемые правом общественные отношения, составляют социальную основу для последующего объявления подобных деяний противоправными и виновными. Более того, законодатель при формулировании конкретных составов правонарушений должен руководствоваться данньми критериями: вредоносность способа деятельности и неблагоприятность последствий для упорядоченного развития общественных отношений. А это означает, что правотворческие органы должны руководствоваться формулой: достойно быть объявленным противоправным и наказуемым лишь то, что является социально вредным по способу совершения и наступившим негативным последствиям. Отсюда соци-
альные признаки правонарушения являются ведущими и определяющими для юридических. Последние являются «порождением» правовой науки как специальные конструкции, позволяющие правоохранительным органам квалифицировать совершенное правонарушение и определить меру юридического взыскания для правонарушителя путем применения санкций правовых норм. Юридические признаки устанавливаются и подлежат доказательству в процессе дознания, предварительного и судебного рассмотрения по конкретным юридическим делам о правонарушениях. Рассмотрим содержание социальных и юридических признаков правонарушения.
1. Правонарушение — это деяние (действие или бездействие), совершенное физическим или юридическим лицом, обладающим сознанием и волей и достигшим установленного законом возраста (по общему правилу с 14—16 лет). По нормам гражданского и административного права субъектом правонарушения может признаваться и юридическое лицо, то есть хозяйствующая организация. Однако и в этих случаях (невыполнение договорных обязательств или неуплата налогов и т. д.) персональную ответственность несут руководители организаций, с которых непосредственно или в порядке регрессного иска взыскивается ущерб.
Особенность данного признака правонарушения состоит в том, что деяние характеризует объективную сторону конкретного состава неправомерного поведения субъекта и его социально-биологические способности отвечать за содеянное. Это внешняя характеристика поведения субъекта, обладающего свободой воли и способного осознавать цели и последствия своей деятельности в качестве деликтоспособной личности.
Деяние есть акт сознательного волевого поведения, получивший свою внешнюю объективизацию. Подавляющее большинство правонарушений совершается в виде действий; бездействие считается правонарушением только тогда, когда закон специально устанавливает обязанность для определенных субъектов проявить в определенной жизненной ситуации внешне выраженную активность: неисполнение обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего (ст. 156 УК РФ); неоказание капитаном судна помощи терпящим бедствие (ст. 270 УК РФ); оставление в опасности (ст. 125 УК РФ).
Действие проявляет себя как акт поведения дееспособной личности, совершаемый
осознанно и выраженный вовне в форме внешне обозримых поступков. Это означает, что внешне не обнаруженные для общества мысли и намерения не образуют состава правонарушения. Как принято говорить в народе, «за мысли не судят». Еще Гегель подчеркивал, что «государственные законы не могут распространяться на убеждения, ибо в области морального я есть для себя самого и насилие здесь не имеет смысла»4. По этому поводу справедливо писал К. Маркс: «Лишь постольку, поскольку я проявляю себя, постольку я вступаю в область действительности — я вступаю в .сферу, подвластную законодателю. Помимо своих действий я совершенно не существую для закона, совершенно не являюсь его объектом. Мои действия — это единственная область, где я сталкиваюсь с законом»5. Однако следует уточнить, что мысли, изложенные в письменном, электронном или диктофонном виде «для себя» или грядущей истории, хотя и противоречащие официальному политическому режиму или содержащие призывы к его свержению, нельзя квалифицировать как преступление. Другое дело, если эти мысли обнародованы в виде листовок, памфлетов, высказаны на митингах. Здесь во многих странах действующее законодательство рассматривает подобную деятельность как посягающую на государственные устои и влекущую для автора юридическую ответственность. К сожалению, в прошлые советские времена существовала практика борьбы с инакомыслием, согласно которой рукописи политических и художественных произведений диссидентского характера, не опубликованных в печати, в случае их обнаружения являлись основанием для привлечения их авторов к ответственности. Термин «антисоветский характер» мыслей и высказываний широко использовался для преследования творческой интеллигенции. Поэтому верно отмечает Н.С. Малеин, что правонарушение может составить только акт поведения внешне выраженный правонарушителем. Нельзя считать правонарушением не проявленные через поступки внутренний образ мысли, чувства, в том числе и социально отрицательные6. Очевидно, что действия и деяния вообще образуют внешне выраженную сторону правонарушения не сами по себе, то есть в качестве актов социальной активности или пассивности личности, но, главным образом, социально вредным способом практического поведения. Деяние, следовательно, квалифицируется в качестве право-
нарушения не по произволу законодателя или правоприменителя, а ввиду его изначальной вредности и опасности, осознанных на уровне правотворческой деятельности и запрещенных действующим законодательством.
Субъект правонарушения по российскому праву — это личность, как правило, достигшая установленного законом возраста и способная по своим интеллектуальным и психическим качествам осознавать характер и результат своего поведения. Поэтому нельзя признавать в качестве субъектов правонарушения «слепые» силы природы (землетрясение, наводнение, ураган) или животных, хотя от их действий государству, обществу или отдельным лицам может причиняться порою существенный вред. В исторической литературе как анекдотические случаи описываются эпизоды возложения юридической ответственности на неблагоприятные природные явления или животных, птиц и т. д. Так, древнегреческий историк Геродот описывает, как персидский царь Ксеркс в своем походе на Элладу «распалился страшным гневом и повелел бичевать Геллеспонт, наказав 300 ударов бича, а затем погрузить в открытое море пару оков» за то, что бурное море разрушило сделанный его воинами мост для перехода из Азии в Европу»7. Отечественная хроника доносит также, что признанный герой русско-турецкой войны 1877—1878 гг. генерал М.Д. Скобелев приказал судить военно-полевым судом петуха за то, что тот своим кукареканием не давал ему спать. Петуха судили и приговорили к отсечению головы с последующим приготовлением из него болгарского национального блюда — «пилав», за что Скобелев получил выговор от царя: нельзя подобным образом шутить с правосудием. В эпоху средневековья во Франции и Германии встречались эпизоды вынесения судами приговоров свиньям и быкам за то, что они причиняли вред жизни и здоровью жителей. Современное законодательство и юридическая практика исходят из того, что только праводееспособная личность может отвечать за правонарушения. К психически больным лицам, совершившим социально вредные и объективно противоправные деяния, применяются меры медицинского характера.
Уголовный кодекс РФ (ст. 20) устанавливает, что субъектом уголовной ответственности является лицо, достигшее ко времени совершения преступления шестнадцатилетнего возраста. Вместе с тем ч. 2 ст. 20 УК РФ дает
перечень преступлений, ответственность за которые наступает с четырнадцатилетнего возраста: убийство (ст. 105), умышленное причинение тяжкого и средней тяжести вреда здоровью (ст. 111, 112), похищение человека (ст. 126), сексуальные преступления (ст. 131, 132) и т. д., причем перечень этот исчерпывающий. Кодекс РФ об административных правонарушениях в ст. 2.1 закрепляет, что административным правонарушением признается противоправное, виновное действие (бездействие) физического или юридического лица, а ст. 2.3 определяет шестнадцатилетний возраст правонарушителя. Гражданский кодекс РФ не содержит понятия гражданского правонарушения, но устанавливает в ст. 21 гражданскую дееспособность лица в полном объеме с восемнадцатилетнего возраста, а в случае вступления гражданина в брак, — с момента заключения брака, или с шестнадцатилетнего возраста гражданин признается полностью дееспособным в порядке эмансипации (ст. 27). Думается, что отсутствие в ГК РФ законодательно закрепленного определения правонарушения относится к числу его недостатков. В результате этого, на наш взгляд, нарушается общая тенденция унификации отраслевого законодательства и создается своеобразная иллюзия о том, что гражданско-правовая ответственность возникает только из несоблюдения условий соглашения сторон, а не из факта совершения ими гражданского деликта. Между тем специфика гражданско-правового правонарушения нуждается в самостоятельном исследовании и последующем законодательном формулировании.
2. Социальная вредность правонарушения, как уже отмечено, является основным его признаком, раскрывающим связь с важнейшими условиями общественной жизни и объясняющим легитимный характер государственного принуждения за его совершение. В юридической науке вред определяется как неблагоприятные последствия материального, физического, психического, морального или политического характера, наступающие в результате неправомерного поведения. Причиняемый вред выражается в порче, уничтожении или разрушении чего-либо 8. Результатом совершаемого правонарушения является разрушение охраняемой правом стабильности, налаженного развития общественных отношений и правового порядка в целом. Правонарушение есть посягательство на охраняемые юридическими нормами общественные ценности и правовой порядок как состояние
урегулированное™ общественных связей в режиме законности. Как заметил Н.С. Мале-ин, вред выражается в совокупности отрицательных последствий правонарушения, представляющих собой нарушение правопорядка, дезорганизацию общественных отношений и одновременно (хотя и не всегда) умаление, уничтожение какого-либо блага, ценности, субъективного права, ограничение пользования им, стеснение свободы поведения других субъектов вопреки закону 9. Совершаемые правонарушения причиняют ущерб в регулируемых правом различных сферах общественной жизни: экономике, политике, личной свободе и правах граждан, нравственности и т. д. Отсюда сложность классификации видов вреда и научно-практическая значимость этой проблемы. Мой аспирант А.С. Шириков в своей кандидатской диссертации выделяет достаточно разнообразные виды социального вреда в соответствии с особыми критериями: восполнимый и невосполнимый, явный и скрытый, разовый и длящийся и т.д.10 Но основными его разновидностями, учитываемыми в юридической практике, выступают: материальный, физический, моральный и политический.
Материальный вред от правонарушений выражается в посягательствах на государственную, кооперативную или личную собственность путем кражи, мошенничества, разбоя, грабежа и т. д. Это наиболее конкретно выраженный и исчисляемый в денежном эквиваленте ущерб. Он разрушает экономическую стабильность и материальное благополучие общества. Таковы преступления в сфере экономики (ст. 158—204 УК РФ), регулирование ответственности за нарушение обязательств (ст. 393—406) по нормам Гражданского кодекса РФ, а также административные проступки в сферах предпринимательской деятельности, финансов, налогов и сборов, таможенного дела (гл. 14, 15, 16 Кодекса РФ об административных правонарушениях).
Физический вред выражается в причинении ущерба жизни, здоровью, свободе и достоинству личности. Как правило, он подлежит определению на основе специального медицинского заключения и возмещается по нормам уголовного, административного, гражданского и трудового права. В случае отсутствия соглашения сторон денежное выражение и возмещение физического вреда разрешается в ходе судебного рассмотрения.
Моральный вред определяется в правовой науке и юридической практике неодноз-
начно, его понятие и содержание остаются дискуссионными. Тем не менее под моральным вредом принято понимать нравственные, психические и интеллектуальные переживания, выражающиеся во внутреннем дискомфорте личности, ее стрессовом состоянии в результате действий правонарушителя. Это не только «слезы и обида», но и душевные страдания потерпевшего, связанные с ущемлением его внутреннего мира. Разумеется, что определить объем и уровень морального ущерба по конкретным правонарушениям крайне сложно, но в современных условиях в России сложилась более или менее устойчивая юридическая (судебная) практика его исчисления в денежном выражении.
Политический вред от правонарушений причиняется в сфере охраняемых правом политических интересов и ценностей. Важно подчеркнуть, что политический вред следует рассматривать как ущерб, разрушение или недостижение тех политических целей и идеалов, которые поставлены под охрану права, а не любых ценностей. Как правило, такой вред могут причинять главы государств, правительств, министры и другие высокопоставленные должностные лица, которые своей антинародной и противоправной политикой приводят общество к состоянию хаоса, разрухи, ввергают страну в полосу бедствий. Это следствие политического авантюризма, выражающееся в забвении или сознательном игнорировании правовых начал в государственной деятельности. Разумеется, что политический вред может конкретизироваться в развале экономики, падении общественной нравственности, физических, моральных и интеллектуальных страданиях конкретных людей. И тем не менее необходимость выделения политического вреда в «чистом виде» явно имеется. Политические авантюристы должны знать, что они ответственны не только «перед богом и историей», но и перед населением страны, которое страдает от их некомпетентной антинародной политики. Думается, что наиболее яркой и сравнительно свежей попыткой определить политический вред в отечественной истории является судебный процесс над КПСС, состоявшийся в конце 1990-х годов. Однако и он продемонстрировал неэффективность правовых мер реагирования на политический вред, причиненный стране монополизмом в политике одной партии.
Возвращаясь к общему понятию социальной вредности правонарушений, следует
обратить внимание на его несовпадение с понятием общественной опасности, столь часто используемым в науке и практике. Так, например, УК РФ в ст. 14 определяет, что преступлением признается виновно совершенное общественно опасное деяние, запрещенное настоящим кодексом. Во второй части данной статьи УК законодатель фактически ставит знак равенства, тождества между представлениями об общественной опасности и вредности правонарушений. «Не является преступлением действие (бездействие), хотя формально и содержащие признаки какого-либо деяния, предусмотренного настоящим кодексом, но в силу малозначительности не представляющее общественной опасности, то есть не причинившее вреда и не создавшее угрозу причинения вреда личности, обществу или государству»11. Такое отождествление социальной вредности и общественной опасности встречается и в науке. Оно сложилось в науке уголовного права, но встречается и у представителей общей теории права. Так, И.С. Само-щенко отмечает, что понятие «общественная опасность» не может, конечно, иметь содержание, принципиально отличное от понятия «общественная вредность», которое характеризует социальную значимость антиобщественного поведения вообще, всех правонарушений в частности 12. Аналогично пишет Н.С. Малеин: «Наличие вреда является необходимым социальным признаком всякого правонарушения, обусловливающим и характеризующим все правонарушения в качестве общественно опасных деяний»13. И далее: «Общественная опасность, вредность правонарушений характеризует их как отрицательные социальные явления»14. Очевидно, в этом проявляется своеобразный «научный традиционализм», сложившийся в науке уголовного права.
Между тем, на наш взгляд, понятие «общественная опасность» является чрезмерно расплывчатым, не конкретным, как принято говорить, «каучуковым» и оценочным термином. В нем выражаются субъективные представления людей о степени социальной вредности какого-либо явления. То, что объявляется общественно опасным, рассматривается как идеологически и политически нежелательное. За термином «общественная опасность» обычно стоит лишь предположение социальной вредности. История свидетельствует, что многие деяния в прошлом, оцениваемые как общественно опасные (колдовство, ведьмов-ство, спекуляция и т. д.), с изменением ус-
ловий общественной жизни перестают квалифицироваться в качестве правонарушений. Многовековая история борьбы с алхимиками, религиозными ересями основывалась на господствующих в данных обществах официальных представлениях об их особой общественной опасности. В настоящее время колдунам, ведьмам и магам всех мастей предоставляют время на телевидении и радио; они устраивают публичные сеансы исцеления в помещениях дворцов спорта, кинотеатров, стадионов и т. д. А это означает, что в основе понимания сущности таких явлений изменился критерий их оценки. Вместо представления о реальной или предполагаемой их общественной опасности берутся соображения об их вредности или безвредности. Современное российское уголовное и административное законодательства свидетельствуют о декриминализации многих деяний, которые в прошлом расценивались как общественно опасные. Хочется думать, что российский «законодатель» пусть и не всегда осознанно, но, тем не менее, неуклонно фактически все шире и чаще при формулировании составов неправомерного поведения руководствуется критерием социальной вредности.
Понятие социальной вредности выглядит более конкретным, материально определенным. Вред, как известно, можно всегда измерить, исчислить и выразить в денежном эквиваленте, чего нельзя сказать об общественной опасности. За понятием вредности не стоят политические или идеологические соображения о ценности тех или иных явлений. Вред — он всегда есть вред, то есть ущерб, разрушение, порча чего-либо. Опасным же можно объявить почти все что угодно, руководствуясь при этом субъективными или партийными интересами, используя при этом рычаги правотворчества. Общественная опасность чаще всего приблизительно и довольно искаженно передает степень социальной вредности правонарушений. Каждый господствующий класс, социальная группа, профессиональный политик, должностное лицо или гражданин, размышляя об общественной опасности конкретного правонарушения, исходит из субъективно осознанных представлений о предполагаемой социальной вредности деяния. И этот субъективный образ вредных последствий неправомерного поведения содержит в себе момент иллюзорности, проистекающий из политических пристрастий или идеологических заблуждений. Все это свидетельствует, что общественная опасность не
может служить надежным основанием для конструирования составов правонарушений и тем более для отграничения проступков от преступлений. Как справедливо писал Г. Бек-кариа в своем знаменитом труде «О преступлениях и наказаниях», «...единственным и истинным мерилом преступления является вред, который они приносят нации. Это одна из тех очевидных истин, для открытия которых не требуется ни квадрантов, ни телескопов и которые доступны среднему уму»15. Поддерживая эту мысль классика необходимо признать, что только необыкновенная увертливость современной идеологии и политики препятствуют повсеместному и окончательному признанию той истины, что не идеологизированные и поверхностные представления об общественной опасности правонарушений, а повышенная степень их социальной вредности должна лежать в основе их запрещаемое™ и наказуемости.
Существовавшие в советское время составы преступлений, закрепленные в «печально знаменитых» статьях от 58.1 до 58.14, или «преступно-небрежное использование или хранение сельскохозяйственной техники», «скупка для скармливания или скармливание скоту и птице хлеба и других хлебопродуктов» и др., в полной мере свидетельствуют о приоритете общественной опасности над социальной вредностью в правотворческой политике. Будучи чрезмерно оценочным понятием, «общественная опасность» объединяет в себе и охватывает путем обобщения значительное количество различающихся неоднородных фактов и явлений, предметов и признаков, и создает для правоприменителя возможность пользоваться собственным усмотрением по материалам каждого конкретного юридического дела. Вместо четкого, установленного в процессе рассмотрения дела представления о степени причиненного вреда, правоприменитель может основывать свои действия на соображениях расплывчатой, «полумифической» общественной опасности. В условиях недемократического режима подобная юридическая практика обычно весьма распространена. Данная тенденция вытекает из природы оценочных понятий в праве. Безусловно, без их использования юридическая наука и практика существовать не может, как это верно отмечается в научной литературе 1б. Но в данном случае речь идет о так называемом квазиоценочном понятии, имеющем чрезмерно абстрактный политико-идеологический характер. «Общественная опасность»
стоит в одном ряду с такими понятиями, как враг народа, антисоветская деятельность и т.д., которые не имеют четких границ и используются как своеобразные политико-идеологические клише в нестабильные периоды общественного развития. В ней отсутствует четкий критерий, позволяющий отграничить опасное от неопасного; неуловимы и признаки собственной опасности вне связи с социальной вредностью, и, наконец, нет особого эквивалента, измерителя степени общественной опасности. Поэтому, на наш взгляд, понятие «общественная опасность» должно быть «изгнано», устранено из действующего законодательства и юридической практики и заменено понятием «социальная вредность». Не имея достаточно четких материально осязаемых границ, понятие общественной опасности не является легитимным представлением о криминальности человеческого поведения и способно оправдать субъективизм и волюнтаризм в правотворческой и правоприменительной политике. Отсюда необходимость его замены понятием «социальная вредность».
3. Противоправность относится к числу основных внешне выраженных юридических признаков правонарушения. Значение его состоит в том, что противоправность есть юридическое выражение социальной вредности правонарушения 17. Дело в том, что у законодателя нет иных средств выражения и закрепления социальной вредности, кроме как объявить вредные деяния противоправными и наказуемыми. Поэтому, основываясь на предполагаемой социальной вредности поведения людей, посягающего на принципиально важные ценности общественной жизни, правотворческие органы запрещают подобное поведение путем формулирования правовых запретов или установлением юридических обязанностей в определенной ситуации вести себя в соответствии с установленным юридическим долгом. Запрет и долженствование — это два основных приема законодательного выражения противоправности, дополняемые установлением правовых санкций.
Правонарушение только внешне выглядит как посягательство на нормы права. На самом же деле оно посягает на охраняемые нормами права общественные отношения. Уголовному или административному кодексам, в которых сформулировано большинство правовых запретов, ущерб причинить невозможно. Вред причиняется охраняемым системой правовых запретов общественным отношениям. И противоправность как признак правона-
рушения есть запрещаемость вредоносных действий с целью охраны правового порядка. Как справедливо отметил И.С. Самощенко, понятие «запрещаемость правом» очень точно выражает содержание признака противоправности. Противоправны те деяния, которые отступают от требуемого государством должного поведения 18.
Противоправность — один из наиболее конкретных и внешне выраженных признаков правонарушения, имеющих свою историю становления и развития. Истоки этого учения можно обнаружить в Библии, рассматривающей преступление как грех. Апостол Павел в Послании к Римлянам так формулирует эту проблему: «...законом познается грех», и далее: «грех не вменяется, когда нет закона» (Римл. 3:5). Современные интерпретаторы данную мысль выразили в формуле: «Нет еретика без Писания»19, что означает, что нет правонарушения без закона. Именно закон содержащимися в нем нормами устанавливает, что является правомерным и что рассматривается в качестве неправомерного, а также какие юридические последствия влечет совершенное правонарушение. Еще древнеримские юристы достаточно четко определили критерии правомерного и неправомерного. Так, Марциан со ссылкой на филосо-фа-стоика Хризиппа пишет: «Закон есть царь всех божественных и человеческих дел; он должен быть начальником добрых и злых; вождем и руководителем живых существ, живущих в государстве, мерилом справедливого и несправедливого, которое приказывает делать то, что должно быть делаемо, и запрещать делать то, что не должно быть делаемо»20. Другой древнеримский юрист Павел, чьи комментарии имели силу закона, отмечал: «Поступает против закона тот, кто совершает запрещаемое законом; поступает в обход закона тот, кто, сохраняя слова закона, обходит его смысл»21. Такое понимание правонарушения, основанное на противоправности деяния в качестве ведущего критерия неправомерного поведения, прочно вошло в правовую науку, особенно отраслевую, и в юридическую практику. В принципе, оно позволяет правильно ориентироваться в своем поведении людям в сфере правового регулирования и дает критерии определения законного и незаконного правоохранительным органам: Однако нельзя не отметить его формальный, позитивистский характер. Справедливо писал Л.С. Явич, что «только идеализм может считать, что правонарушения порожде-
ны самим правом, что не будь господствующей воли в законе, не могло бы быть и ее нарушений»22. Поэтому формализм противоправности деяний должен основываться на наукой выверенных и обществом признанных представлениях о их социальной вредности. Не случайно Жан Жак Руссо заметил, что не будь людской несправедливости, зачем понадобилась бы нам юриспруденция?23 А Эпикур говорил, что людям необходимы даже самые дурные законы, ибо не будь их, люди пожрали бы друг друга24. Противоправность без обосновывающей ее целесообразный характер социальной вредности не только нелегитимна, но и ущербна, ибо является произволом законодателя. Это означает, что прежде чем законодательно объявлять противоправными какие-либо действия, необходимо убедиться в их действительной, а не основанной на субъективных представлениях об общественной опасности, социальной вредности. Очевидно, что в этом и состоит подлинная мудрость законодателя.
Противоправность правонарушения означает не только его запрещаемость законодательством, но и наказуемость в соответствии с санкциями, содержащимися в нормах права. Санкции за содеянное юридически развивают и конкретизируют противоправность. Они как бы показывают своеобразную «юридическую ценность» противоправности, связывая ее мерами грядущей ответственности. Поэтому запрещаемость деяний, не подкрепленная соответствующими правовыми санкциями, выглядит как бессодержательная угроза или правовое требование, открывающее простор для произвольного усмотрения правоприменителя. Современное законодательство, устанавливая правовые запреты или юридические обязанности, одновременно формулирует меры ответственности за их несоблюдение или же отсылает к другим источникам права, в которых содержатся конкретные санкции. Если же иногда и встречается правовое требование, неподкрепленное санкцией, то его можно рассматривать в качестве призыва, морально-политического лозунга или рекомендации, но не нормы, устанавливающей состав правонарушения.
4. Виновность — следующий за противоправностью юридический признак правонарушения. Он характеризует внутренний мир, субъективную сторону совершенного правонарушения. Правонарушение всегда виновное деяние, основанное на свободе человеческой воли и упречном, антисоциальном состоянии
этой воли в момент неправомерного поведения. Теория юриспруденции и практика привлечения правонарушителей к юридической ответственности исходит из того, что субъект неправомерного деяния осознает социальные последствия своего поведения и желает или допускает их наступление. При этом он осознанно совершает выбор противоправного варианта поведения при наличии других правомерных возможностей деятельности. За это он и привлекается к ответственности. И, наоборот, при отсутствии свободы выбора, свободного волеизъявления не может бьггь и речи об упречности поведения, об ответственности 25. Свобода воли есть основанная на познанной необходимости возможность выбора осознанного варианта поведения, в котором реализуются интересы личности. В свою очередь, правонарушение предстает как негативный результат самовыражения личности в правовой сфере, как та довольно дорогая цена, которую приходится платить обществу за свободу человеческой воли26. Виновность выглядит как юридически производное от свободы воли правонарушителя состояние ее упречности, позволяющее вменить ему обязанность дать отчет за содеянное. Конфликт индивидуальной воли субъекта с государственной волей, выраженной в нарушенных нормах права, образует особое ее качество, которое в юриспруденции называется виновностью. Виновность производна от понятия вины, то есть психического отношения правонарушителя к содеянному и наступившему результату. Определение формы вины и степени конкретной виновности относится к компетенции специальных правоохранительных органов.
Итак, мы рассмотрели четыре основных признака, которыми характеризуется правонарушение. Два из них — деяние и социальная вредность — показывают производность правонарушения от социальных условий жизни общества и его негативную социальную значимость. Два других — противоправность и виновность — раскрывают специально-юридические черты и сконструированы правовой наукой в качестве инструментальных понятий, позволяющих правоохранительным органам конкретизировать ответственность за совершенное правонарушение. Все это дает возможность определить правонарушение как социально вредное, противоправное и виновное деяние личности.
Примерно такие же определения понятия правонарушения встречаются в научной
и учебной литературе. Отличительные черты авторских подходов к общему понятию правонарушения в основном выражаются в специфике понимания соотношения социальной вредности и общественной; опасности, а также их содержания. Однако имеются и попытки расширить круг основных признаков правонарушения, ввести новые дополнительные, в которых раскрывается специфика правонарушения. Так, например, Н.С. Малеин, отождествляя социальную вредность и общественную опасность правонарушения, предлагает дополнить систему его признаков указанием на связь с юридической ответственностью. По его мнению, правонарушение есть «антисоциальное (общественно опасное, вредное), противоправное деяние, влекущее юридическую ответственность»27. Аналогичное уточнение признаков правонарушения встречается в учебнике «Теория государства и права», подготовленном авторским коллективом Уральской академии права: «Правонарушение — общественно вредное, противоправное, виновное действие дееспособного субъекта, влекущее юридическую ответственность»28. Здесь, как можно заметить, акцентируется внимание на социальной вредности правонарушения и подчеркивается его связь с юридической ответственностью.
На наш взгляд, включение юридической ответственности в число или систему основных признаков, которыми характеризуется правонарушение, вряд ли является необходимым и обоснованным. Юридическая ответственность находится за пределами состоявшегося правонарушения. Она не раскрывает закономерность его бытия, а является следствием, вытекающим из факта уже состоявшегося реального нарушения законности. К тому же ответственность не всегда с неизбежностью следует за правонарушением. Действующее уголовное законодательство предусматривает в гл. 11 УК РФ несколько оснований освобождения от ответственности и наказания: за малозначительностью, в связи с примирением сторон, с изменением обстановки, по истечении срока давности, по амнистии и т. д. Имеются также правовые основания освобождения от юридической ответственности и в других отраслях права. Но главное, думается, состоит в том, что включение ответственности в число основных признаков правонарушения ведет к принижению ее социальной и юридической значимости в качестве самостоятельного правового института. Правонарушение и ответственность — это
вполне самостоятельные парные категории
общей теории права. И принижать значение одной из них путем включения в содержание другой вряд ли принесет пользу правовой науке.
Правонарушение является родовым, обобщающим понятием в системе юриспруденции, в котором теоретически «схвачены», объединены основные черты отраслевых видов неправомерного поведения или нарушений законности. Все правонарушения делятся на две основные группы: преступления и проступки. Критерием разграничения выступает не «мифическая» и расплывчатая общественная опасность, а степень социальной вредности. Именно повышенная социальная вредность создает особую негативную значимость тем противоправным и виновным деяниям, которые преследуются по нормам уголовного права и называются преступлениями. Отсюда, по общему правилу, преступлением признается такое социально вредное деяние, которое предусмотрено нормами уголовного кодекса. Такое понимание преступления основывается на правовой презумпции: преступлением может быть только деяние, запрещенное уголовным кодексом. Отсюда вытекает следствие: никаких аналогичных преступлений нет и не может быть. Очевидно, что данная презумпция выстрадана человечеством. Ст. 3 УК РФ устанавливает, что преступность деяния, а также его наказуемость и иные уголовно-правовые последствия определяются только настоящим Кодексом, а применение уголовного закона по аналогии не допускается.
Проступки, в отличие от преступлений, характеризуются меньшей степенью социальной вредности, и ответственность за их совершение определяется по нормам административного, гражданского, трудового и иного законодательства, но только не нормами уголовного права. Периодическое «взвешивание на весах разума и чувств» степени социальной вредности правонарушений довольно часто приводит к тому, что некоторые проступки законодательно переводятся в разряд преступлений, а последние, наоборот, декриминализируются и становятся проступками. Эти процессы отражают тенденции меняющейся внутригосударственной или международной правовой политики. Заметна также в отдельные периоды общественной жизни актуализация борьбы с отдельными видами правонарушений, что может приводить к не всегда обоснованной практике криминализации
или декриминализации отдельных деяний, как, например, это имеет место в сфере налоговых, компьютерных и других правонарушений.
Четкая и устоявшаяся классификация проступков в юридической науке отсутствует. Тем не менее существует традиционный взгляд, согласно которому все проступки делятся на административные, гражданские и дисциплинарные. Кроме этого, в отдельных литературных источниках можно встретить упоминание, а порою и обоснование самостоятельности таких проступков, как: издание незаконных актов, конституционные, налоговые, финансовые, экологические и т. д.
Административные проступки, в соответствии со ст. 2.1 Кодекса РФ об административных правонарушениях, представляют собой противоправные, виновные деяния физических или юридических лиц, ответственность за которые установлена настоящим Кодексом или законами субъектов РФ. К недостаткам этого законодательного определения можно отнести отсутствие указания на сферу общественной жизни, которая регулируется нормами административного права и составляет предмет науки административного права. Российский законодатель подошел к этому вопросу излишне формализовано. По его логике: то, что записано в Кодексе, то и составляет специфику административно-правового регулирования, как это имеется в Уголовном кодексе. Между тем административно-правовые проступки есть посягательства на порядок государственного управления. И расширять или делать аморфным предмет правового регулирования не следует. Иначе складывается представление, что к административным проступкам относятся все правонарушения в сфере публичного права, которые на день принятия Уголовного кодекса по каким-то соображениям не вошли в него. Наиболее типичными административными проступками являются: мелкое хулиганство, обман потребителей, нарушение правил продажи отдельных товаров, безбилетный проезд и т. д.
Гражданские проступки определяются не законодателем, а правовой доктриной, что, как уже замечено, относится к недостаткам ГК РФ. Это посягательства на урегулированные нормами гражданского права имущественные и связанные с ними личные неимущественные отношения. Специфика гражданского законодательства состоит в том, что оно,
защищая частные интересы отдельных лиц, может распространять действие своих норм на «сопредельные» с сугубо имущественными отношениями сферы жизни: семейные, трудовые, земельные, экологические. Наиболее типичными гражданско-правовыми проступками являются: невыполнение условий договорных обязательств, причинение имущественного вреда, нарушение прав владельца собственности и т.д.
Дисциплинарные проступки есть нарушения норм трудовой, служебной или учебной дисциплины. Это противоправные и виновные деяния, посягающие на внутренний распорядок, действующий на предприятиях, учреждениях и организациях. Составы таких правонарушений закреплены в Трудовом кодексе РФ, воинских и иных уставах, локальных актах, регулирующих внутреннюю дисциплину государственных и общественных организаций. Весьма распространенными дисциплинарными проступками являются: опоздание на работу, прогул, невыполнение подчиненным приказа руководителя и т. д.
И.С. Самощенко предложил рассматривать в качестве самостоятельной разновидности правонарушения издание должностными лицами незаконных правовых актов29. Речь идет о нарушениях законности в процедуре принятия, форме и содержании различных правовых актов. Проблема в этом действительно имеется, ибо правовые акты есть результат правотворческой, управленческой, судебной деятельности многочисленных органов государства, должностных лиц, общественных объединений. Они оформляют юридически значимую деятельность властных субъектов. Однако данная разновидность правонарушений может проявляться в сферах уголовного, административного, гражданского и других отраслей права, а следовательно, выступают в качестве уже известных преступлений, а также гражданских, административных и дисциплинарных проступков. Это означает, что собственная специфика у издания незаконных актов отсутствует. И, таким образом, издание незаконных актов «вписывается» или охватывается традиционной классификацией всех правонарушений. Так, например, вынесение заведомо неправосудного приговора, решения или иного судебного акта (ст. 305 УК РФ) образуют самостоятельные составы преступлений, а невыполнение в срок законного предписания (постановления, представления органа (должностного лица), осуществляющего государственный надзор
(контроль) — ст. 19.5 Кодекса об административных правонарушениях) составляет особую разновидность административных проступков. Самоуправство и произвол должностных лиц, облеченные в форму правовых актов, преследуются в уголовном, административном и дисциплинарном порядке.
В науке предлагается также выделять процессуальные и информационные правонарушения. Однако и здесь имеются сложности. Если понимать под процессуальными правонарушениями несоблюдение требований юридического процесса (правотворческого, правоприменительного, контрольного и т. д.), то есть нарушение процессуальных норм, то возникает проблема дефицита процессуальных отраслей права. Дело в том, что в науке и юридической практике признанными процессуальными отраслями права являются: уго-ловно-процессуальное, гражданско-процессу-альное и, с оговорками, административнопроцессуальное. Последнее не имеет отпочковавшейся от административного кодекса отрасли законодательства. В других отраслях права (конституционное, трудовое, земельное и т. д.) нормы материального и процессуального права специально не выделяются. Поэтому совершаемые в этих отраслях правонарушения расценивается в качестве уже известных, зафиксированных законодательством, уголовных, гражданских, административных и дисциплинарных. Они и «обслуживаются» соответствующими видами юридической ответственности.
Аналогично следует рассматривать и вопрос об информационных правонарушениях. В основе выделения компьютерных или, говоря шире, информационных правонарушений лежит качественное своеобразие объекта, которому причиняется вред противоправными деяниями. Это поставленные под охрану права информационные отношения, обрабатываемые и хранимые с помощью компьютерной техники, а также, в широком смысле, информационная безопасность в различных областях человеческой жизнедеятельности. Однако объекты правонарушений многочисленны, разнообразны и являются основаниями для выделения и классификации внутриотраслевых правонарушений. Так, в уголовном праве выделяют преступления против личности, общественной безопасности, государственной власти, экономические преступления и т. д. В административном праве объектами проступков называются права граждан, общественная нравственность, са-
нитарно-эпидемиологическое благополучие граждан, предпринимательская деятельность и т. д. Вместе с тем и Уголовный кодекс, и Административный кодекс РФ выделяют преступления и проступки в сфере информационной деятельности. В УК РФ гл. 28 содержит составы преступлений «в сфере компьютерной информации», а гл. 13 Кодекса РФ об административных правонарушениях называется «Административные правонарушения в области связи и информации». Следовательно, так называемые информационные правонарушения вписываются в классическую классификацию всех правонарушений на уголовные, гражданские, административные и дисциплинарные.
В связи с возрастанием в жизни российского государства и общества налогового права и налоговых отношений, в правовой, а особенно, экономической науке все чаще высказывается мнение о самостоятельной разновидности налоговых правонарушений и налоговой ответственности. Вместе с тем налоговое право — это один из важнейших институтов, точнее — подотрасль внутри финансового права. По своему содержанию, правовому обеспечению и своеобразию субъектов эта подотрасль имеет тенденцию отпочкования, выделения из финансового права. Но единство цели, состоящее в формировании государственного бюджета, связывает налоговое право с финансовым и не позволяет их разрывать. Слишком уж велико единство охраняемых финансовым и налоговым правом государственных интересов, нормативной базы, форм и методов деятельности субъектов, направленных на формирование и обеспечение государственного бюджета. Тем более что так называемые налоговые отношения, как и финансовая безопасность государства, в целом охраняются нормами уголовного и административного права. Это означает, что налоговые правонарушения по своей сути есть разновидности уголовных преступлений (ст. 198,199 УК РФ) и административных проступков (ст. 15.1—15.8 Кодекса РФ об административных правонарушениях).
Таким образом, очевидно, следует различать общетеоретическую классификацию правонарушений в виде деления их на преступления и проступки: административные, гражданские и дисциплинарные, а также классификацию отраслевую, в рамках которой можно говорить о конституционных, налоговых, экологических, процессуальных, информационных и других правонарушениях.
ПРИМЕЧАНИЯ
' См.: Кудрявцев В.Н. Правонарушение // Общая теория государства и права / Под ред. М.Н. Марченко. Т. 3. М., 2001. С. 454.
2 См.: Таранов П.С. 150 мудрецов и философов. (Жизнь. Судьба. Учение. Мысли): Интеллектуальный энциклопедический справочник: В 2 т. Т. I. Симферополь; Запорожье, 2000. С. 498.
3 Программа КПСС. М., 1968. С. 106.
4 Гегель Г.В.Ф. Философия права. М., 1990. С. 143.
5 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 1. С. 14.
6 См.: Малеин Н.С. Правонарушение: понятие, причины, ответственность. М., 1985. С. 7.
7 Геродот. История. М., 1993. С. 325.
8 Словарь русского языка / Сост. С.И. Ожегов. М., 1953. С. 85.
9 См.: Малеин Н.С. Указ. соч. С. 8—9.
10 См.: Шириков А.С. Социальная вредность правонарушений: Дис.... канд. юрид. наук. Волгоград, 2004.
11 УК РФ. Ст. 14.
12 См.: Самощенко И.С. Понятие правонарушения по советскому законодательству. М., 1963. С. 56.
13 Малеин Н.С. Указ. соч. С. 9.
14 Там же. С. 11.
15 Беккариа Ч. О преступлениях и наказаниях. М., 1939. С. 223, 226.
16 См.: Брайнин Я.М. Уголовный закон и его применение. М., 1967. С. 66—67; Кудрявцев В.Н. Общая теория квалификации преступлений. М., 1972. С. 138; Ковалев М.И. Оптимальное соотношение формального и оценочного в уголовном законе // Советское государство и право. 1973. № 11. С. 72
17 См.: Самощенко И.С. Указ. соч. С. 69.
18 Там же. С. 76.
19 См.: Позняков Э.А. Философия государства и права. М., 1995. С. 290.
20 Дигесты Юстиниана / Отв. ред. Л.Л. Кофа-нов. М., 2002. Т. 1.С. 109.
21 Там же. С. 113.
22 Явич Л.С. Общая теория права. Л.: ЛГУ, 1976. С. 259.
23 Таранов П.С. Указ. соч. Т. II. С. 454.
24 Таранов П.С. Указ. соч. Т. I. С. 281.
25 Явич Л.С. Указ. соч. С. 264.
26 См.: Вопленко Н.Н. Общественная опасность или социальная вредность? // Вестник ВолГУ. Сер. 3. Вып. 2. Волгоград, 1997. С. 6.
27 Малеин Н.С. Указ. соч. С. 18.
28 См.: Шабуров А.С. Правомерное поведение. Правонарушение. Юридическая ответственность // Теория государства и права. М., 2004. С. 262.
29 См.: Самощенко И.С. Указ. соч. С. 207.
