CC BY-NC-ND
112
ЗАРУБЕЖНАЯ ЛИТЕРАТУРА
Т.В. Ковалевская
ПОНЯТИЕ AMBITION В ТРАГЕДИЯХ УИЛЬЯМА ШЕКСПИРА («ГАМЛЕТ», «МАКБЕТ», «КОРОЛЬ ЛИР»)
В статье рассматривается тема амбиций (тщеславия, честолюбия, коварства, властолюбия, алчности к власти) в трагедиях Шекспира. Чрезмерные амбиции как социальное елизаветинской и яковитской эпох рассматриваются как явление более широкое, философско-метафизиче-ское, как корень устремлений человека к божественности и причина его падения до животного уровня и гибели.
Ключевые слова: Шекспир, трагедии, тщеславие, честолюбие, коварство, властолюбие, алчность к власти, божественность.
Понятия амбициозности, тщеславия, честолюбия, коварства, властолюбия, алчности к власти (всеми этими словами в разных контекстах и разных пьесах передается слово ambition)1 сквозной темой проходят через творчество Шекспира. Делая амбициозность одной из существенных тем своего творчества, Бард отражал один из важных аспектов общественной жизни елизаветинской и яковитской эпох. Описывая социальные предпосылки всплеска амбиций среди елизаветинцев, А. Эслер пишет:
Колоссальная социальная мобильность тех лет возникла не только благодаря радикальной смене институтов в 1530-х, экономическим кризисам в 1540-х и политическому противоборству в 1547-1548 гг. Столетиями развивающаяся экономика уравнивала в финансовом отношении различных «новых людей», торговцев и мелких дворян, с древней аристократией. А эти экономические тенденции, в свою очередь, давали нуворишам все большие надежды на будущее социальное
© Ковалевская Т.В., 2012
Т.В. Ковалевская
и политическое равенство. Более того, в конце XV - начале XVI в. темп социальных изменений заметно убыстрился. Война Роз почти выкосила старую феодальную аристократию; а новая политика Тюдоров требовала особых талантов и образования, которые деревенский барон не мог обеспечить своим детям. Таким образом, путь к общественному и политическому успеху открывался не только дворянам и удачливым торговцам, но также ученым-гуманистам и юристам. <...> Открывавшиеся возможности и оппортунизм эпохи Генриха VIII дали поколению Елизаветы и Берли настоящие уроки амбициозной социальной мобильности. Однако эти важные годы также научили старшее поколение елизаветинцев тому, как опасна необузданная амбициозность. Ибо в мире крайних амбиций существовали как возможности, так и угрозы - угрозы самим амбициозным людям, их соперникам, всему правящему классу. И именно из-за этих опасностей ширилась и росла оборотная сторона парадоксального отношения елизаветинцев к амбициям, робкий консерватизм старшего поколения елизаветинцев2.
Английские проповедники обрушивались на новообретен-ную амбициозность своих современников. В амбициях видели общественное зло, религиозный грех, противоестественный бунт, бесплодную страсть3. Точно так же можно охарактеризовать центральные темы шекспировских трагедий. Стоит отметить, что слова ambition и ambitious отсутствуют в «Ромео и Джульетте». Это говорит о том, что ambition прежде всего проявляется в политических притязаниях, тогда как центральная тема самой камерной трагедии Шекспира состоит в том, что в отсутствие осмысленных отношений между человеком и Богом человек начинает искать некую внешнюю опору, некий внешний стержень своего существования и, в отсутствие в мире провиденциального Бога, может найти такую опору только в другом человеке. У Ромео нет амбиций, у него есть только желание обрести некий смысл своего существования, который он находит в Джульетте. Смерть Ромео и Джульетты - свидетельство того, что вне осмысленного мироздания, руководимого не случаем, не слепой судьбой, невозможна подлинная, жизнеутверждающая, жизнеподающая любовь. Отношения между людьми, между «я» и «ты», не могут быть полноценными, если за ними не стоит «Ты» личностного Творца, наполняющее смыслом весь мир в целом и индивидуальные отношения двух отдельных людей в частности4.
Однако подчеркнуто социальные коннотации понятия ambition у Шекспира не означают, что социальной стороной вопроса все и ограничивается. Шекспировские амбиции выходят за пределы
Понятие ambition в трагедиях Уильяма Шекспира...
исключительно социального явления. Во-первых, амбиции оказываются одной из ключевых составляющих особого барочного сознания, зыбкого, призрачного, существующего на грани между сном и явью и постоянно колеблющегося между этими двумя состояниями5. В «Буре», последней пьесе Шекспира, Просперо так описывает суть человеческой жизни:
We are such stuff
As dreams are made on; and our little life Is rounded with a sleep.
Мы созданы из вещества того же, Что наши сны. И сном окружена Вся наша маленькая жизнь.
(акт 4, сцена 1, пер. М. Донского)
В более ранних трагедиях сон приравнивается к амбициям. Об этом Гамлет беседует с Гильденстерном и Розенкранцем:
Hamlet. ... Let me question more in particular. What have you, my good friends, deserved at the hands of Fortune that she sends you to prison hither?
Guildenstern. Prison, my lord? Hamlet. Denmark's a prison. Rosencrantz. Then is the world one.
Hamlet. A goodly one; in which there are many confines, wards, and dungeons, Denmark being one o' th' worst. Rosencrantz. We think not so, my lord.
Hamlet. Why, then 'tis none to you; for there is nothing either good or bad but thinking makes it so. To me it is a prison.
Rosencrantz. Why, then your ambition makes it one. 'Tis too narrow for your mind.
Hamlet. O God, I could be bounded in a nutshell and count myself a king of infinite space, were it not that I have bad dreams.
Guildenstern. Which dreams indeed are ambition; for the very substance of the ambitious is merely the shadow of a dream. Hamlet. A dream itself is but a shadow.
Rosencrantz. Truly, and I hold ambition of so airy and light a quality that it is but a shadow's shadow.
Hamlet. Then are our beggars bodies, and our monarchs and outstretch'd heroes the beggars' shadows.
Т.В. Ковалевская
Гамлет <...> Позвольте вас расспросить обстоятельнее: чем это, дорогие мои друзья, вы провинились перед Фортуной, что она шлет вас сюда, в тюрьму?
Гильденстерн. В тюрьму, принц? Гамлет. Дания - тюрьма. Розенкранц. Тогда весь мир - тюрьма.
Гамлет. И превосходная: со множеством затворов, темниц и подземелий, причем Дания - одна из худших. Розенкранц. Мы этого не думаем, принц.
Гамлет. Ну, так для вас это не так; ибо нет ничего ни хорошего, ни плохого; это размышление делает все таковым; для меня она -тюрьма.
Розенкранц. Ну, так это ваше честолюбие делает ее тюрьмою: она слишком тесна для вашего духа.
Гамлет. О боже, я бы мог замкнуться в ореховой скорлупе и считать себя царем бесконечного пространства, если бы мне не снились дурные сны.
Гильденстерн. А эти сны и суть честолюбие; ибо самая сущность честолюбца всего лишь тень сна. Гамлет. И самый сон всего лишь тень.
Розенкранц. Верно, и я считаю честолюбие по-своему таким воздушным и легким, что оно не более нежели тень тени. Гамлет. Тогда наши нищие суть тела, а наши монархи и напыщенные герои суть тени нищих. (Пер. М. Лозинского).
При том, что Розенкранца и Гильденстерна обычно рассматривают как юных Полониев - не слишком умных, не слишком глупых, безмерно преданных трону и двору, а не конкретному человеку или справедливости, в этом разговоре, намеренно или нет, они очень точно улавливают подтекст реплик Гамлета и отвечают так, что их разговор можно счесть либо остроумной, но пустой болтовней, либо завуалированным рассуждением на сугубо философские темы - о природе добра, зла, Бога и человека. Гамлет утверждает полную субъективность мироздания. Человек сам определяет природу окружающего его мира. Только мысль самого человека превращает Данию либо в свободную страну, либо в темницу. Розенкранц дает мысли иное наименование - ambition. Гамлет утверждает, что Дания слишком мала для его разума, сознания или духа (здесь важны все значения слова mind), он отрицает, что ему присуща какая бы то ни было амбициозность, заявляя, что и в скорлупке считал бы
Понятие ambition в трагедиях Уильяма Шекспира...
себя повелителем безграничного пространства. Однако показное смирение Гамлета сформулировано во вполне конкретных философских категориях - Гамлет, по сути дела, утверждает, что он одновременно может быть всем во всем, и непостижимо великим, и непостижимо малым. Неограниченность привычными для человека физическими параметрами, по сути выход за пределы привычного человеку физического мира, косвенно намекает на божественные притязания Гамлета. Таким образом, амбиции шекспировских героев, отталкиваясь от элемента социального, переходят на уровень духовного и метафизического. Амбиции героев шекспировских трагедий состоят в том, чтобы заместить собой божество и стать определяющей силой на всех уровнях бытия - от конкретного датского королевства до всего мироздания.
Тема божественных амбиций продолжается в образе норвежского принца Фортинбраса. Племянник норвежского короля отправляется отвоевывать у поляков бесполезный кусок земли, крохотный клочок, единственная прибыль от которого - возможность числить его среди своих владений.
Капитан
Сказать по правде и без добавлений, Нам хочется забрать клочок земли, Который только и богат названьем. За пять дукатов я его не взял бы В аренду. И Поляк или Норвежец На нем навряд ли больше наживут. Гамлет
Так за него Поляк не станет драться.
Капитан
Там ждут войска.
(акт 4, сцена 4)
«Дух, объятый дивным честолюбьем» («Spirit, with divine ambition puff'd»), восклицает Гамлет о Фортинбрасе, распоряжающемся жизнями своих солдат так, как ему вздумается, без всяких угрызений совести, без сомнений отдающем чужие жизни «ради прихоти и вздорной славы». Буквальный перевод этой фразы - дух, надутый божественными амбициями. Текст Шекспира куда менее восторженно характеризует Фортинбраса, нежели об этом можно судить по переводу. Гамлет недаром называет амбиции Фортинбра-
Т.В. Ковалевская
са «божественными». Во-первых, Фортинбрас, подобно Господу Богу, распоряжается жизнями своего войска. А во-вторых, желание завоевать никчемный клочок земли есть своего рода стремление к чистой власти, без возможности извлечь понятную и доступную простому человеку прибыль, и это признак кощунственных божественных стремлений в человеке.
Связь ambition с чрезмерными, нечеловеческими устремлениями героев четко проявляется в «Макбете». Об ambition здесь говорится трижды - первой о притязаниях мужа заговаривает леди Макбет, противопоставляя амбиции Макбета болезни, их сопровождающей - расплывчатая формулировка, которая может трактоваться по-разному:
Thou wouldst be great;
Art not without ambition, but without
The illness should attend it.
Ты не лишен тщеславья, но лишен Услуг порочности.
(акт 1, сцена 5)
Тему амбиций подхватывает сам Макбет.
I have no spur To prick the sides of my intent, but only Vaulting ambition, which o'erleaps itself And falls on the other.
Мне волю
Пришпорить нечем, кроме честолюбья, Которое, вскочив, валится наземь Через седло.
(акт 1, сцена 7)
Переводчик был поневоле вынужден опустить существенный элемент оригинала - идею «overleaping itself». Перевод «...вскочив, валится наземь // Через седло» рисует прежде всего картину неуклюжего, недостаточно умелого честолюбия. Можно подумать, что еще несколько уроков фигуральной верховой езды - и у всадника все получится. Однако английское «overleaping itself» означает, что честолюбец замахнулся на то, что ему в принципе не дано, сколько
Понятие ambition в трагедиях Уильяма Шекспира...
бы он ни старался. «Как ни старайся, выше головы не прыгнешь». Тема overleaping тесно связана с темой overreaching - чрезмерных притязаний, которые неизбежно потерпят крах. Интересно, что словом Overreacher называет Гарри Левин свою книгу о Кристофере Марло, предшественнике Шекспира в разработке темы человека, пытающегося выйти за пределы собственной человечности. Именно это слово вспоминает и Кеннет Мьюир, анализируя смысл комических рассказов привратника в «Макбете»:
Смысл историй о фермере, двуличном человеке и портном не просто в том, что они отправляются в ад за свои грехи, но в том, что они попадаются потому, что выходят за собственные пределы (they are caught out by overreaching themselves)6.
Overleaping, как и overreaching, говорит прежде всего о том, что человек обречен на поражение, стремясь к тому, что выше назначенного ему удела, и ведет его к неминуемой гибели именно ambition.
Последним об ambition заговаривает Росс, верно определяя притязания на власть как мотив убийства Дункана, но ошибочно полагая, что виновны в убийстве сыновья Дункана, Малькольм и Дональбайн. Поэтому для Росса ambition есть нечто противоестественное.
'Gainst nature still!
Thriftless ambition, that wilt ravin up
Thine own life's means!
Вновь вопреки природе!
О алчность к власти, жрущая без смысла
То, чем живешь сама!
(акт 2, сцена 4)
Для зрителя / читателя, впрочем, противоестественность ambition не теряет своей значимости и применительно к Макбету - теперь ambition в принципе определяется как нечто противоестественное, даже если убийство короля и не совершено его сыновьями, а противоестественно оно потому, что идет против всего мироустройства в целом, против природы как инструмента Творца и, следовательно, против самого Творца. Исполнение ambition, которое сулит Макбету судьба, оказывается тоже противоестественным.
Итог пути Макбета в трагедии оказывается исполненным жестокой иронии: стремясь к тому, что доступно лишь тем, кто более,
Т.В. Ковалевская
чем человек, стремясь, понукаемый амбициями, overleap и overreach himself, Макбет, наоборот, приходит к состоянию недочело-вечности:
They have tied me to a stake; I cannot fly, But bear-like I must fight the course.
Я - как медведь, привязанный к столбу: Нельзя бежать, я должен драться с псами. (акт 5, сцена 7)
В «Короле Лире» ambition упоминается лишь единожды - Корделия отрицает честолюбие как причину войны Франции с Англией:
Не честолюбье (blown ambition) в бой ведет кровавый -Любовь, любовь, отца и старца право.
(акт 4, сцена 4)
Отметим, что Корделия называет честолюбие «blown» - раздутым, как в «Гамлете» Гамлет называл честолюбие Фортинбраса надутым - «puff'd». В обеих трагедиях честолюбие оказывается не просто чрезмерным, но еще и ничем не обоснованным, напоминая о воздухе и отсутствии сущности, которое так подробно описали Розенкранц и Гильденстерн.
Интересно, однако, что сам Лир косвенным образом осмысляет свое падение как кару за собственные амбиции. Его реплика
Ты - райский дух, а я приговорен К колесованью на огне, и слезы Жгут щеки мне расплавленным свинцом. (акт 5, сцена 7)
обычно трактуется в христианском духе: Лир воображает себя в аду7. Но именно здесь важно увидеть не столько христианские, сколько языческие, мифологические истоки этого образа. Его источник - это миф об Иксионе, распятом на огненном колесе. Ик-сион убил своего тестя, за что был поражен безумием, однако Зевс сжалился над ним и пригласил на трапезу богов; но вместо благодарности Иксион возжелал Геру, т. е. возжелал заместить Зевса на его супружеском ложе. За это Зевс приковал его к огненному колесу в Тартаре. Таким образом, Лир намекает на то, что он также
Понятие ambition в трагедиях Уильяма Шекспира...
стремился присвоить себе неподобающее ему место в мироздании. Трагедия Лира - это трагедия безмерных притязаний, которые оказываются пустыми, призрачными, как сон, и губительными как для того, кто притязает на то, что ему не дано (в «Лире», как и практически везде в трагедиях Шекспира, - на то, чтобы, подобно Богу, распоряжаться мирозданием).
И в «Буре» Шекспир снова возвращается к тематике ambition, обрамляя этой темой основное действие пьесы - от осуществления противоестественных амбиций Антонио до прощения, которое дарует ему Просперо. Обрамленное этой темой действие включает в себя и другие ключевые темы Шекспира - темы притязаний / устремлений (ambition), мести, милосердия, прощения, возможностей человека и пределов человеческой природы, соотношения свободы воли человека и внешних сил, которые, как полагает человек, управляют мирозданием и его жизнью. Все эти темы, а также темы братоубийства, цареубийства, самозванства и ложной божественности, естественности и противоестественности разрабатываются каждая на примере не одного, но нескольких персонажей пьесы.
Первоначальной причиной своих несчастий сам Просперо называет ambition, притязания своего брата: «Hence his ambition growing...» (акт 1, сцена 2) (в переводах М. Донского и М. Кузмина вместо притязаний или честолюбия появляется коварство: «И тут, Миранда, твой коварный дядя...»). В конце пьесы, прощая Антонио, Просперо снова возвращается к этой теме:
Ты, плоть и кровь моя, родной мой брат;
Ты, в ком неистовое честолюбье (ambition)
Попрало совесть и природу; ты,
Кто думал с Себастьяном (пусть за это
Казнится вдвое) короля убить, -
Хоть изверг ты (unnatural though thou art), но и тебя прощаю. (акт 5, сцена 1, пер. М. Донского)
Здесь снова возникает тема природных качеств человека. В «Макбете» природным свойствам человека противостояло то, что человек именовал судьбой, требуя от него нечеловеческих поступков, в «Короле Лире» вопрос о природных качествах человека дополнительно проблематизировался и проявление природных свойств человека напрямую зависело от мира, в котором жил человек, - наполненного присутствием Бога или, наоборот, богоостав-ленного с точки зрения человека. В «Буре» вопрос разрешается
Т.В. Ковалевская
проще и с большей надеждой на человека, природа которого явно есть природа добра, и зло - извращение этой природы под влиянием ambition - притязаний, честолюбия, коварства.
И в заключение важно отметить еще один аспект амбиций - они не могут сосуществовать с милосердием, которое для Шекспира есть один из ключевых атрибутов Бога. Так, в «Кориолане» читаем:
"He wants nothing of a god but
eternity, and a heaven to throne in".
"Yes - mercy, if you report him truly".
От божества у пего пет только вечности и тропа па пебе. [Сиципий] И еще кое-чего - милосердия, если ты верпо его описал.
(акт 5, сцепа 4; перевод мой, в реплике Мепепия - буквальный)
В «Юлии Цезаре» сострадание и милосердие являются признаком отсутствия амбиций, честолюбия или, в переводе М. Зенкевича, властолюбия:
When that the poor have cried, Caesar hath wept;
Ambition should be made of sterner stuff...
Стон бедняка услыша, Цезарь плакал,
А властолюбье жестче и черствей.
(акт 3, сцепа 2)
Ambition есть то, что лишает человека человечности, а тем самым - надежд на то, что сбудется его предназначение. Творчество Шекспира часто связывалось с учением ренессансных гуманистов, в частности с «Речью о достоинстве человека» Пико делла Миран-долы. Именно с этим текстом уже почти традиционно сравнивают (и противопоставляют ему) пессимистические высказывания Гамлета о человеке. В трактате Пико человек рисуется как существо а) самоопределяющееся и б) предназначенное к божественности.
Тогда согласился Бог с тем, что человек - творение неопределенного образа, и, поставив его в центре мира, сказал: «Не даем тебе, о Адам, ни своего места, ни определенного образа, ни особой обязанности, чтобы и место, и лицо, и обязанность ты имел по собственному же-лапию, согласно своей воле и своему решению. Образ прочих творений определен в пределах установленных пами законов. Ты же, пе
Понятие ambition в трагедиях Уильяма Шекспира...
стесненный никакими пределами, определишь свой образ по своему решению, во власть которого я тебя предоставляю. Я ставлю тебя в центре мира, чтобы оттуда тебе было удобнее обозревать все, что есть в мире. Я не сделал тебя ни небесным, ни земным, ни смертным, ни бессмертным, чтобы ты, свободный и славный мастер, сформировал себя в образе, который ты предпочтешь. Ты можешь переродиться в низшие, неразумные существа, но можешь переродиться по велению своей души и в высшие, божественные». <...> В рождающихся людей отец при рождении вложил семена и зародыши разнородной жизни, и соответственно тому, как каждый их возделает, они вырастут и дадут в нем свои плоды. Возделает растительные - будет растением, чувственные - станет животным, рациональные - сделается небесным существом, интеллектуальные - станет ангелом и сыном бога. А если его не удовлетворит судьба ни одного из этих творений, пусть вернется к своей изначальной единичности и, став духом единым с Богом в уединенной мгле отца, который стоит надо всем, будет превосходить всех8.
Амбиции препятствуют человеку быть собственно человеком и тем самым не дают ему исполнить такое заманчивое для него предназначение человека и стать Богом. Вместо этого человек, как Макбет, оказывается на низшей, животной ступени мироздания и гибнет, пусть даже в битве, не как герой, а как затравленный зверь. Презирая свою человечность, претендуя на место и статус Абсолюта, человек неизбежно теряет свою человечность и, как следствие, превращается в ничто.
Примечания
1
Переводы Шекспира ставят перед переводчиком немало трудностей, возможно, отчасти принципиально неразрешимых. К числу подобных проблем, на наш взгляд, относится амбивалентность слова у Шекспира. Например, в «Макбете» идет игра на слове bond, означающем как залог, так и узы, и в зависимости от конкретного значения слова человек оказывается либо подчиненным судьбе, либо ее господином (I'll take a bond of fate). Переводить Шекспира не менее трудно, чем переводить Льюиса Кэрролла, и даже еще труднее, поскольку амбивалентность слова не интересует Шекспира сама по себе. Игра со словом направлена не на слово как таковое, но на воплощение философии существования, противоположной форме ее воплощения в слове. Амбивалентность должна привести к определенности в силу этой самой амбивалентности. Поэтому амбивалентные понятия у Шекспира нельзя заменять
Т.В. Ковалевская
7
на столь же амбивалентные, но иные понятия в русском языке. Такая замена была бы возможна где-нибудь в «Алисе в Стране чудес», но она совершенно невозможна у Шекспира. Вторая проблема, которую вполне можно разрешить - это сохранение последовательности переводов одного и того же слова. Так, ambition переводится по крайней мере пятью разными способами, каждый их которых акцентирует в сознании русскоязычного читателя совершенно различные коннотации, и, таким образом, в читательском восприятии логика развития художественной мысли Шекспира нарушается. То же относится к не менее важному для Шекспира слову conscience, которое переводится либо как «совесть», либо как «сознание», что выводит проблематику шекспировских трагедий из сферы этического в сферу чисто когнитивного. Esler A. The Aspiring Mind of the Elizabethan Young Generation. Durham, NC: Duke University Press, 1966. P. б, 10. Ibid. P. 24-SO.
Вариацию отношений Ромео и Джульетты Шекспир представит в «Отелло». Отношение Отелло к Дездемоне аналогично отношению Ромео к Джульетте. Брак, заключенный вопреки воле отца Дездемоны (интересно, что в «Ромео и Джульетте» основная драма вокруг тайного брака также разворачивается в семье Капулетти), представляет собой для Отелло то же, что он представлял для Ромео, - воплощение его надежд и упований на мироустройство. Смысл мира для Отелло сужается до Дездемоны. Следует также отметить, что все вышесказанное вовсе не означает, что Шекспир отрицает важность человеческих отношений как таковых. Вовсе нет. Наоборот, верность, правильность отношения «я - Ты» может быть проверена только на отношениях «я - они». Без взаимодействия с другими людьми человек не может существовать, и осмысленные отношения между человеком и Богом должны подтверждаться и воплощаться в истинно человеческих отношениях между людьми. Об отражении этих свойств барочного сознания в творчестве У. Шекспира см.: Dupré L. Passage to Modernity. New Haven: Yale University Press, 1993. P. 100. Shakespeare W. Macbeth / Ed. by K. Muir // The Arden edition of the works of William Shakespeare. London, 1974. P. 62.
Shakespeare W. King Lear / Ed. by K. Muir // The Arden edition... P. 178.
8 Ibid. P. 249.
2
б
6
