CC BY
534
С. М. Фалькович (Москва)
Польский вопрос в решениях Венского конгресса 1815 г. и причины краха венских договоренностей
Статья посвящена отношениям российских властей с обществом Королевства Польского, образованного по решениям Венского конгресса, в период с 1815 г. до начала польского восстания 1830-1831 гг. На конкретных фактах показано, что политика самодержавия входила в противоречие с настроениями польского общества, рассчитывавшего на сохранение и расширение прав и свобод.
Ключевые слова: Россия, Польша, Венский конгресс, Королевство Польское, Польское восстание 1830-1831 гг., Александр I
В начале XIX в. все надежды польского народа, который потерял независимость в результате разделов Речи Посполитой, совершенных Россией, Австрией и Пруссией в 1792-1795 гг., были связаны с Наполеоном Бонапартом. Но на самом деле французский император не собирался восстанавливать Польское государство. Создав в 1807 г. на части польской территории сателлитное Княжество Варшавское, он активно пользовался его экономическими ресурсами, поляков же использовал в качестве военной силы в своих завоевательных походах. С разгромом армии Наполеона союзными европейскими державами решением польского вопроса занялись победители, и он стал объектом внутренней борьбы на открывшемся в Вене осенью 1814 г. международном мирном конгрессе. Споры, начавшиеся еще в 1813 г., касались как самой возможности возрождения Польского государства в том или ином виде, так и его будущих территориальных границ и форм государственного устройства. Ш. Талейран утверждал, что Польша не готова к самостоятельности: получив независимость, она «будет предана на жертву анархии», так как «шляхта имеет свободу политическую». Вариант восстановления Польского королевства под эгидой русского царя не устраивал Австрию, которая опасалась усиления России, Англия видела в этом угрозу для спокойствия Европы. Прусский же канцлер князь К. А. Гарденберг, напротив, считал, что «сила России скорее ослабеет, чем увеличится от этого нового Польского королевства, под скипетром одного с нею государства находящегося», поскольку тогда к нему отойдут западные губернии
России, присоединенные ею в результате разделов Польши. А если в этом новом Королевстве будет действовать либеральная конституция, окажется, что «поляки будут пользоваться привилегиями, каких нет у русских», и «скоро дух двух наций станет в совершенной оппозиции»1.
В переговорах по польскому вопросу претензии России подкреплялись ее военной мощью и победами, одержанными над войсками Наполеона. Российский император хотел взять под свою эгиду Варшавское княжество и поддерживал план создания «вольных» городов Кракова и Торуни, хотя Австрия опасалась, что они станут «очагом недовольства, козней и мятежей». Российская делегация на Венском конгрессе подчеркивала, что Россия выступает за «дух времени, именуемый конституционным», ссылаясь на личную позицию Александра I, «чьи либеральные воззрения известны всей Европе». В соответствии с ними царь хотел одарить Польшу «национальной конституцией», «удовлетворить жителей Варшавского герцогства, дать им почетное существование». Намекая на «уроки истории», связанные с эпохой Наполеона, он рассчитывал, что конституционные дары сделают поляков «невосприимчивыми к внушениям какой-либо державы, испытывающей чувство зависти к России, и которая могла бы снова вооружить их против нее». Обещая дать полякам «хорошую национальную администрацию, основанную на определенных принципах, приспособленную к местным условиям, управляемую законами, а не произволом или волей правительства», Александр I выражал пожелание, «чтобы благородные чувства укрепили привязанность народа к своей родной земле и России, вернувшей ему эту землю и не потребовавшей, чтобы на ней он перестал быть собой»2.
Александр I отвергал право держав вмешиваться в дело определения статуса как части Княжества Варшавского, намеченной для включения в состав Российской империи по решению Венского конгресса, так и той территории, которая была присоединена к России при разделах Речи Посполитой. Он предлагал и другим монархам дать конституционные блага присоединяемым ими польским землям и подчеркивал необходимость оказывать полякам «все знаки уважения, которых требует их национальность». Заявления и обещания русского царя не оставили равнодушными польское общество, но часть его приняла их «не за милость, но за опасение последствий от беглеца с Эльбы» - Наполеона, вновь выступившего против союзников в марте 1815 г. Это стало стимулом для активизации работы конгресса и поиска компромисса между его участниками. Развеять
как сомнения поляков, так и подозрения союзников должен был манифест Александра I, появившийся 9 (21) мая 1815 г. В нем разъяснялось, что присоединение к России Княжества Варшавского не станет «суетным любостяжанием»: «Непреоборимая сила Империи Российской, на вере, на любви, на благополучии основанная, от внешних приобретений возрасти не сможет. Но соединение под единый скипетр обширнейшей части бывшего Герцогства Варшавского необходимым представилось к устроению всеобщего в Европе равновесия и порядка». Наряду с аргументом о необходимости охранения европейской безопасности приводилась и славянская мотивация: «возрождаются узы братства племен, взаимно между собой сопряженных единством происхождения». О желании поддержать «мир, согласие и единство, столь необходимое для их свободного существования и прочного счастья», царь заявил 25 мая (6 июня) 1815 г. в направленном полякам манифесте, объявлявшем о грядущем создании Королевства Польского и даровании ему Конституции. А 28 мая (9 июня) 1815 г. появился подписанный восемью державами заключительный Генеральный акт Венского конгресса, согласно которому часть территории Варшавского Княжества присоединялась к России «навсегда». Подчеркивалось, что новообразованное Королевство Польское «в силу своей Конституции будет в неразрывной с Россией связи и во владении Его Величества императора Всероссийского, наследников его и преемников на вечные времена». Царь мог дать «по своему благоусмотрению внутреннее распространение» этому Польскому государству, состоящему «под особенным управлением», за счет присоединения к нему других российских территорий. Россия, как и другие державы, должна была самостоятельно определить внутреннее устройство своих польских владений3.
В решении этой задачи принимали участие и польские политические деятели (В. Чарторыский, Т. Островский, С. Замойский, Ф. Грабовский, С. К. Потоцкий, А. Линовский, Т. Матушевич, Л. Плятер, И. Соболевский), некоторые из них были в числе участников Венского конгресса, а затем вошли в Гражданский комитет по разработке принципов построения нового государства. Активное участие в работе над проектом «Основ Конституции Королевства Польского» принял и Н. Н. Новосильцев - доверенное лицо российского императора. В Конституции Королевства Польского, утверждавшей «наследственную монархию», прослеживался акцент на возрождение более ранней монархической традиции «Польши Пястов». Но вместе с тем эта «конституция, самая либеральная в Европе»,
провозглашала все конституционные свободы, предоставляла полякам гражданские права. Существование Королевства Польского и его Конституции возвращало само имя поляков, утраченное ими в результате разделов Речи Посполитой, польский язык становился государственным, признавался языком общественной и политической жизни. Суверенность польского народа подчеркивалась наличием у него собственной законодательной и исполнительной власти, национальной армии4.
30 июня (19 июля) 1815 г. было провозглашено «общее образование Временного правительства Королевства Польского». В его обязанности входило «исполнение трактатов и договоров Венских», стояла также задача «привести к присяге» власти Королевства и его жителей. Последние должны были ощутить и прочувствовать все «блага» Конституции. Этому способствовала пресса, разъяснявшая ценность конституционных прав и свобод. Появилось также много специальных брошюр, и одна из них, названная «Политический катехизис для Польши», призывала к «нескончаемой благодарности Воскресителю, неколебимой верности ему и Конституции, ревностному отстаиванию прав, гарантированных этой Конституцией». Подчеркивалось, что необходимым является «распространение и укрепление национального духа», при этом также следует готовить расширение правового пространства, совершенствовать «гражданские добродетели» польского народа. «Катехизис» обращал особое внимание на установленное Конституцией равенство поляков с основной нацией - русскими: «Север дает остальной Европе пример единства и согласия народов, такого объединения, которое превращает народы в братьев - членов одной семьи и дает равные права народам, соединенным под одним скипетром, которое, оставляя каждому народу свойственные его национальности черты, предоставляет обоим одинаковое место у сердца Правителя, не давая ни одному, ни другому преимущества». Подчеркивая значение уже приобретенных поляками «благ», авторы «Катехизиса» давали понять, что польский народ рассчитывает на их расширение - на присоединение к Королевству Польскому западных губерний России, отошедших к ней в результате разделов Речи Посполитой: «Мы надеемся, что зародыш воскрешенной Польши даст прекраснейшие плоды и что отеческая рука Опекуна поляков распространит благодеяния, которыми он нас одарил, и порадует возрожденную Отчизну прибавлением семейства»5.
Подобные надежды возникали и в связи с тем, что император афишировал свое расположение к новым подданным. В ноябре 1815
г. во время пребывания Александра I в Варшаве его восторженно приветствовали как польского короля, а он, облаченный в польский военный мундир и с польским орденом Белого орла, провозгласил: «Я прибыл сюда не как завоеватель, а как опекун, как ваш друг, желающий видеть всех счастливыми». Он очаровал польское общество «чрезвычайной добротой и приветливостью», и ему был оказан «сердечный прием». Позже, в 1818 г., значение фигуры российского императора для будущего российско-польских отношений подчеркнул ректор Варшавского университета В. Швейковский, заявив: «С одной стороны чувство благородного деяния, с другой -чувство благодарности, с обеих сторон убеждение в чистых намерениях и целях единства [...] превратили неприязнь в братскую любовь»6.
В. Швейковский говорил эти слова явно под впечатлением тронной речи Александра I на торжественном открытии первой сессии Польского сейма, проходившей в Варшаве в марте-апреле 1818 г. Подчеркнув, что Конституция и международные трактаты, заключенные на Венском конгрессе, обеспечили полякам «почетное место среди европейских народов», царь призвал их «явить на опыте» «великую и спасительную истину»: «Докажите своим современникам, что законно-свободные постановления [...] не суть мечта опасная, но что, напротив, таковые постановления, когда приводятся в исполнение по правоте сердца и направляются с чистым намерением к достижению пользы и спасительной для человека цели, то совершенно согласуются с порядком и общим содействием, утверждают истинное благосостояние народов». Царь обещал издать новые законы, чтобы «гарантировать самые ценные блага: вашу личную неприкосновенность, неприкосновенность вашей собственности и свободу ваших мнений». Говоря о созданных им формах государственного устройства, он заявил о своих далеко идущих целях. «Применяя на примере принципы либеральных институтов, являющихся предметом моих забот и благотворное влияние которых я надеюсь с Божьей помощью распространить на все края, доверенные Провидением моему правлению», - эти слова императора как бы подтверждали его намерение распространить блага Конституции на всю империю и давали полякам надежду на воссоединение с восточными территориями бывшей Речи Посполитой. И действительно, царь думал о том, чтобы осуществить эту польскую мечту, в частности, говорил об этом с Н. М. Карамзиным. В тексте тронной речи были обнадеживавшие поляков фразы, но они оказались изъяты по совету при-
ближенных императора, которые, как и Карамзин, занимали в этом вопросе отрицательную позицию'.
Тем не менее, в первые годы после Венского конгресса надежды поляков не исчезли, и в 1820 г. на торжестве в годовщину создания Королевства Польского звучала кантата, в которой были строки, содержавшие намек на соединение исторических гербов Польши и Литвы:
Может, нас могучей дланью Александр сплотить сумеет [...]
Тот ведь, кто Орлом владеет, и Погоней тот владеет.
А позже, на второй сессии сейма, вновь говорилось о «дорогих надеждах» поляков. Несомненно, выступавшие ораторы, так же как авторы кантаты и Швейковский, опирались на первую тронную речь императора. Она в целом произвела на польскую общественность большое впечатление, в частности, известный деятель Просвещения К. Бродзиньский оценил ее так: «Самодержец российский с трона некогда свободного народа [.] провозгласил либеральные основы, которым верила как Польша, так и Европа». Выступавшие на сейме депутаты подчеркивали, что «Конституция [.] является гарантией блестящего предназначения» народов, находящихся под властью царя8.
Однако в польской среде существовало и «недоверие», которое отмечал поэт Ю. У. Немцевич, писавший о «тихих раздорах» в гражданском обществе и «бурном ожесточении» среди военных. «Шепот сомнения и недоверия» возник, по свидетельству В. Лукасиньско-го, еще во время приезда Александра I в Варшаву в 1815 г., когда некоторые поляки заподозрили в «ловкой и умной» политике царя «хитрость и притворство». В последующие годы для таких подозрений появлялось все больше оснований, так как конституционные нормы в Королевстве Польском все чаще нарушались. Это касалось в первую очередь работы сейма, конфликтовавшего с правительством, боровшегося против влияния царской администрации, в среде которой были также русские чиновники во главе с всесильным Новосильцевым. В этой связи Немцевич писал в своем дневнике: «В мире думают, что у нас есть законы, а у нас есть только приказы», и Конституция существует «лишь для газет и похвальбы перед целым светом, будто мы любим либеральность и свободы». Поэтому, «смело и с доверием» обращаясь к императору с «наиважнейшей» просьбой о том, чтобы данная им Конституция, «этот святой девиз свободы и благополучия края, получила полное развитие и была
сохранена», депутаты сейма подчеркивали: всякое нарушение Конституции «угрожает продолжению навеки памятного Твоего дела и больно ранит сердца приверженного Тебе народа». «Хотим Конституции, всей Конституции!» - заявляла так называемая «калишская» оппозиция, возглавленная в сейме депутатами от Калиша братьями В. и Б. Немоёвскими. «Калишане» утверждали, что «кардинальные принципы» Хартии 1815 г. «остались неосуществленными или реализованными в совершенно противоположном духе». В связи с этим незадолго до открытия второй сессии сейма в 1820 г. в газете «Ожел Польский» было опубликовано письмо помещика М. Брониковско-го, призвавшего депутатов представить царю доклад о злоупотреблениях, касающихся Конституции, и «подробно обрисовать состояние края»9.
Существование оппозиции и ее выступления возмущали императора, ему не нравилось, что «сейм читает нотации правительству». Летом 1819 г. он говорил о «неблагодарности» поляков и пригрозил отнять Конституцию, а спустя год чуть было не подписал проект, предусматривавший преобразование Королевства Польского в одно из наместничеств без собственного органического статута и включение Войска Польского в состав российской армии в качестве ее «западной» части. В сентябре 1820 г. во время заседаний сейма звучали предупреждения Александра I депутатам, которые, в свою очередь, жаловались на угрозу для свободной дискуссии в сейме и указывали на необходимость «бороться с неприкосновенной властью». Приводя доказательства нарушения гражданских прав - создание жандармерии и осуществление полицейского надзора, факты произвола полиции, обысков, нарушений при призыве в армию, перлюстрации писем, цензуры печати и пр., депутаты заявляли, что народ, от имени которого они выступали, «ощущает обязанность соблюдать нерушимость Конституции и чувствует благородное призвание со всей силой и стойкостью преодолевать препятствия, которые его отделяют от тех свобод и того быта, что ему обеспечил Всемилостивейший монарх». Поскольку депутаты выступили против законопроектов правительства, одобренных царем, рассерженный Александр I обратился к ним при закрытии работы сейма, заявив: «...вы задержали продвижение дела восстановления [.] вашей родины», видимо, вновь намекая на вопрос о присоединении к Королевству Польскому «забранных провинций». А поскольку в казне Королевства образовался дефицит, царь и вовсе выразил сомнение насчет его «политического быта» и сохранения того статуса, который оно имело10.
После сейма 1820 г. власти в Королевстве Польском взяли курс на «усмирение самыми действенными средствами всякого предприятия, нацеленного на нарушение спокойствия или могущего дать повод для возмущения». Была закрыта оппозиционная пресса, аннулированы результаты выборов в ряде местных органов. В нарушение Конституции был на неопределенный срок отложен созыв третьей сессии сейма, и в результате депутаты собрались вместо 1822 г. лишь в 1825 г. Все это свидетельствовало о том, что под впечатлением происходившего в Европе революционного подъема и под влиянием Священного союза Александр I увидел в Конституции Королевства Польского «источник опасности», потенциальную возможность «мятежа». К такому выводу приходил Немцевич, а Лукасиньский так определил произошедшие перемены: во время первого сейма «казалось, что народ начал ощущать себя собственником данной ему Конституции, но на втором сейме императору уже наскучило играть роль либерального и конституционного монарха, и он рассудил, что удобнее быть самовластным». В 1821 г. царь велел «придавить революционный дух» в Польше. Этим рьяно занимались 14 родов полиции, в том числе тайная полиция, находившаяся в ведении Тайной канцелярии. Ее шеф Новосильцев вызывал ненависть поляков. Такую же неприязнь вызывал курировавший Войско Польское великий князь Константин, позже ставший наместником Королевства Польского. Он выступал за урезание польской Конституции и установление в Королевстве «правильного порядка». Телесные наказания, введенные им в армии, факты «произвола и оскорблений», практика слежки и доносов - все это создавало, по словам А. Чарторыского, «систему страха и повиновения» и способствовало тому, что, как писал Лукасиньский, старая антипатия поляков и русских «превратилась в ненависть»11.
На протяжении 1820-х годов противостояние усиливалось. Правительство выслеживало крамолу при помощи огромной сети шпионов. Подозрения вызывали всякого рода объединения, запрету подлежали кружки, общества, носившие политический характер, причем военнослужащие должны были давать подписку о неучастии в таких организациях. Прежде всего были закрыты масонские ложи. Затем власти взялись за студенческие объединения, так как отмечали «беспокойный дух» молодежи, ее взрывоопасный характер. Их беспокоили выступления молодых патриотов в общественных местах с национальной символикой, культ национальных героев, патриотические манифестации во время торжественного празднования памят-
ных дат польской истории. Опасения правительства связывались с революционным влиянием, шедшим из Европы, и это влекло за собой запрет выезда студентов на учебу за границу. Планировалось также расформировать Варшавский университет как опасное гнездо вольнодумства и его отдельные части перевести в провинцию. Обстановка запретов, атмосфера тотальной слежки вела к созданию в Королевстве Польском тайных организаций, программа которых основывалась на антимонархических идеях, либеральных понятиях о правах человека и, наконец, на «революционных принципах». В уставах этих организаций, в стихах и песнях, распространявшихся среди их членов, выдвигался лозунг «Без свободы нет Отчизны!». Патриоты в Королевстве Польском требовали создания «объединенной и полностью независимой Польши», вступали в контакт с единомышленниками в Галиции и Познани. И не случайно власти России, Австрии и Пруссии сотрудничали в выявлении очагов, в которых обнаруживался «дух неприязни к существующему порядку»12.
Одной из наиболее значительных тайных организаций в Королевстве Польском стало Патриотическое общество, возникшее в 1821 г. Его создатель и руководитель В. Лукасиньский особо подчеркивал, что Конституция в Королевстве не соблюдалась и, по существу, была заменена властью российского самодержавия: она «была спрятана и заперта в архивах, так как являлась либеральной, тирания же в особе великого князя Константина была ходячей и действенной». Члены Патриотического общества и объединившегося с ним Общества тамплиеров рассчитывали на восстание поляков не только в Королевстве Польском, но и в других частях Польши, где положение, возникшее в связи с решениями Венского конгресса, вызывало недовольство. Расчет был и на революционное движение в Европе, а также на революционный пожар в России, который сумеют разжечь декабристы. С ними Патриотическое общество вошло в сношения и
заключило соглашение о совместных действиях в момент, подходя" 13
щий для восстания13.
Этот момент приближался по мере роста недовольства в Королевстве Польском. Поляки тяготились необходимостью содержать в Польше русских военных, возмущались засильем русских чинов -ников, проявлениями неуважения русских к католической религии, постоянной слежкой, арестами и заключением в тюрьму без суда. Перед созывом третьей сессии сейма в 1825 г. прокатилась волна арестов либералов, а начавшаяся работа польского парламента проходила в закрытом режиме под надзором полиции, протоколы засе-
даний сейма не публиковались. Нарушения Конституции Королевства Польского коснулись не только сейма: все выходившие в Королевстве издания подвергались цензуре, под ее властью оказалось и просвещение - в стране закрывались школы. Но именно сейм 1825 г. стал определенной вехой, обнаружив несовместимость конституционности и самодержавия. В частности, это нашло выражение в таком факте, как отказ польских депутатов участвовать в организованном после окончания работы сейма торжественном бале в честь короля Александра. И хотя царь в частных беседах продолжал говорить о перспективе расширения территориальных границ Королевства Польского, в эти обещания верили все меньше14.
После завершения работы сейма 1825 г. обстановка в Королевстве становилась все более напряженной, участились случаи уклонения от военной службы, в ряде поветов произошли выступления крестьян, требовавших отмены барщины. Атмосфера особенно обострилась после смерти Александра I и возникшей в этой связи неопределенности относительно как судьбы российского престола, так и последствий этого для Королевства Польского. События 14 декабря 1825 г. в Петербурге обнаружили связь Патриотического общества с декабристами. Его члены были заключены в тюрьму, их судьбу предстояло решать специальному Следственному комитету - органу, не предусмотренному Конституцией Королевства Польского. Антиконституционными были и такие действия власти, как закрытие ряда политических органов - местных собраний. Ходили слухи о готовящихся дальнейших шагах нового императора Николая I, направленных на ограничение автономии Королевства, - сокращении польской армии и аппарата чиновников, закрытии университета в Варшаве и ликвидации воеводских комиссий15.
В 1827-1828 гг. шла борьба за возвращение следствия по делу Патриотического общества в конституционные рамки, то есть передачу его в ведение следственной комиссии Сеймового суда - высшего судебного органа Королевства Польского. Польская общественность проявляла к судебному процессу огромный интерес, но власти постарались ограничить гласность судопроизводства, затруднив как доступ на заседания суда, так и возможность ознакомиться с материалами судебного дела. Характерно, что на заседаниях защита вновь напомнила об обещаниях Александра I расширить территорию Королевства за счет западных губерний России и утверждала, что именно это, а не независимость Польши, являлось целью подсудимых, стоявших в целом на позициях постановлений Венского кон-
гресса. В результате был вынесен приговор, снимавший с них обвинение в государственной измене, после чего взбешенный император объявил судьям «справедливое порицание» и повелел распустить судебную коллегию16.
Настроения польского общества, подогретые перипетиями судебного процесса, нашли выражение, в частности, во время похорон председателя Сеймового суда П. Белиньского в 1829 г. В том же году в Варшаве состоялась коронация Николая I в качестве польского короля, и часть либеральных депутатов сейма намеревалась представить ему петицию о гарантиях сохранения польской короны и Конституции Королевства Польского, об отмене цензуры и восстановлении открытого характера заседаний сейма, о ликвидации неконституционных чрезвычайных комиссий. Либеральная оппозиция была связана с возникшим в Королевстве в 1828 г. тайным Обществом подхорунжих, которое возглавлял П. Высоцкий. Общество стояло на позиции вооруженной борьбы за независимость Польши, и радикальная молодежь составила заговор с целью не допустить коронации без подписания Николаем I определенных условий. В случае его отказа должно было вспыхнуть восстание, но под влиянием консервативных политиков было решено отложить выступление, тем более что предстоящее открытие очередной сессии сейма сулило
17
патриотам некоторые надежды17.
Однако сейм, собравшийся в 1830 г. и ставший последней попыткой польского общества договориться с царем о соблюдении Конституции, не оправдал этих надежд. С целью зажима оппозиции продолжалась практика нарушения норм ведения заседаний сейма, присутствовавшие на заседаниях «стенографисты» осуществляли слежку за депутатами. Последние требовали соблюдения своих прав, следования конституционному регламенту. Они вновь обличали существовавшие в Королевстве Польском произвол полиции и административных судов, распространение сети тайной полиции, выступали за независимость судей, соблюдение судебной процедуры и процедуры следствия. Депутаты протестовали также против урезания университетской автономии, вмешательства в процесс обучения духовной секции Правительственной комиссии вероисповеданий и общественного просвещения. Они требовали в целом обеспечить устранение духовенства от светских дел. В выступлениях отмечались давление, которое власти оказывали на выборы местных органов, и произвол в отношении лиц, избранных в их состав и в состав сейма. Наиболее вопиющим примером такого произвола
стали изоляция и недопущение на заседания сейма оппозиционного депутата от Калиша В. Немоёвского. В своей тактике борьбы за конституционные права депутаты старались особо подчеркнуть их нерушимое единство с особой монарха. Отсюда возник звучавший на сейме лозунг «Да здравствует Король и Конституция!», с этим же была связана инициатива возвести «памятник национальной благодарности» «Воскресителю Польши» Александру I. Чарторыский в своем выступлении напомнил о борьбе, происходившей в 1815 г. на Венском конгрессе по польскому вопросу, когда царь пошел «наперекор мнениям и усилиям всех окружавших его особ и кабинетов» и «сам один спас имя и существование Польши»18.
Но сохранить Конституцию было уже невозможно, и это понимали как царь и имперские власти, так и польские патриоты. М. Мох-нацкий, занявший влиятельные позиции в Обществе подхорунжих, подчеркивал, что Конституционная хартия - лишь одно название, и необходимо завоевание независимости путем национальной революции - «социальной, внутренней, наступательной». В результате агитации, которую вели члены Общества подхорунжих, возникло брожение в солдатских казармах, волновалась и варшавская улица, воодушевленная доходившими до нее слухами о начавшейся в Париже революции. В Варшаве и других городах Королевства Польского звучали патриотические песни, появлялись революционные плакаты и надписи на домах, призывавшие поляков «пробудиться», идти на революционную борьбу за свободу и независимость, неся «смерть угнетателям». В этой атмосфере происходили расправы с чиновниками, было осуществлено покушение на великого князя Константина, стоявшего во главе гражданского управления Королевством Польским. Обстановка в столице была столь напряженной, что, как в середине ноября отмечал один из ее жителей Л. Дембовский, «все говорили о неминуемой революции в Варшаве, хотя все ее боялись». Зажженной спичкой, поднесенной к этому горючему материалу, стало известие о намерении царя послать Войско Польское в Европу для подавления революционного движения. Это заставило Общество подхорунжих ускорить сроки выступления на борьбу за независимость, и 29 ноября 1830 г. в Королевстве Польском началось восстание. С конституционной конструкцией, сооруженной на Венском конгрессе, было покончено, она не выдержала испытания временем
19
и теми силами, которые на нее давили19.
Такой результат был неизбежен, если учесть, что в 1815 г. в Вене в роли вершителей судеб народов Европы, и в частности польско-
го народа, выступали реакционные монархии, движимые собственными интересами. В эти интересы не вписывались либеральные ценности, конституционные построения и формы. Либеральная Конституция Королевства Польского, дарованная полякам самодержавным императором Александром I в качестве личного широкого жеста просвещенного монарха, являлась чужеродным элементом в структуре самодержавной власти и потому была обречена на гибель. Не удивительно, что сразу после восстания 1830-1831 гг., осмысляя период автономного существования Королевства Польского и причины повстанческого взрыва, польская политическая эмиграция, которая единственная могла свободно выразить мнение национальной демократической общественности, заявила «Протест против трактатов, разрывавших Польшу с 1772 по 1815 годы». В документе, адресованном европейским народам, утверждалось, что Венский трактат, «убийственный для Европы», стал продолжением политики «насилия над Польшей», новым разделом польской территории. Авторы «Протеста» подчеркивали, что восстание 1830-1831 гг. не было лишь
ответом на нарушение постановлений Венского конгресса, а явилось
" 20
выражением духа независимости, к которой стремятся поляки20.
Эта декларация демократически настроенных польских эмигрантов противоречила позиции консервативного лагеря в эмиграции, возглавленного князем А. Чарторыским, одним из участников разработки Конституции Королевства Польского. Выступая в английском парламенте, князь призывал европейские державы встать на защиту нарушенных венских договоров, восстановить Королевство Польское и его Конституцию. Консерваторы направили европейским правительствам памятные записки «О Венском конгрессе» и «Цель и основания вмешательства в пользу Польши», где вновь утверждалось, что «Польша встала на бой, потому что не соблюдалась Конституция», и подчеркивалось, что подавление восстания Россией «противоречит справедливости и международным трактатам». Из всего этого следовало, что сторонники Чарторыского были готовы вернуться под власть царя при условии восстановления автономии Королевства Польского и возвращения его Конституции. Такая позиция консервативной аристократической партии Чарторыского сохранялась вплоть до начала 1860-х годов, и это являлось одним из серьезных оснований расхождения консерваторов с демократической частью польской эмиграции. Так венские соглашения 1815 г. стали одним из важных факторов идейной борьбы, происходившей в польском национально-освободительном движении в середине XIX в.21
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Соловьев С. М. Венский конгресс // Русский вестник. 1S65. № 2. С. 430-434; Польша и Россия в первой трети XIX века. Из истории автономного Королевства Польского. 1S15-1S30. М., 2010. С. S2-S3, S9.
2 Внешняя политика России в XIX - начале XX века. Документы Российского Министерства иностранных дел. М., 1972. Т. S. С. 145-147; Польша и Россия... С. S6-S7.
3 Внешняя политика России. Т. S. С. 200, 217, 322, 332; Полное собрание законов Российской империи. Собрание первое. СПб., 1S30. Т. 33. С. 117-11S; Документы для истории дипломатических сношений России с западными державами европейскими от заключения всеобщего мира в 1S14 году до конгресса в Вероне 1S22 г., изданные Министерством иностранных дел. СПб., 1S23. Ч. 1. Т. 1. С. 157-255; Польша и Россия. С. S9-92, 94, 331-332; Филатова H. М. Польский политический либерализм в 1S15-1S20 гг. // Из истории общественной мысли народов Центральной и Восточной Европы (конец XVIII - 70-е годы XIX в.). М., 1995. С. 51.
4 Польша и Россия. С. 92, 262, 332; Филатова H. М. Польский политический либерализм. С. 51.
5 Польша и Россия. С. 95-96, 334-335.
6 Там же. С. 335-336; Bieliñski J. Królewski Uniwersytet Warszaw-ski. Warszawa, 1911. T. 2. S. 770-771.
7 Dyariusz Sejmu Królestwa Polskiego 1S1S roku. Warszawa, 1S1S. S. 10-11; Obraz Królestwa Polskiego w okresie konstytucyjnym. Warszawa, 19S4. S. 100; Польша и Россия. С. 337, 341.
S «Orzel Bialy». T. 6. № 12. 21.VI.1S20. S. 177-1S2; Польша и Россия. С. 337-33S, 341; Филатова H. М. Польский политический либерализм. С. 49-50.
9 Lukasiñski W. Pamiçtnik. Warszawa, 1960. S. 62-63; Niemce-wicz J. U. Pamiçtniki. 1S03-1S20. Poznan, 1S71. T. 2. S. 220, 225-226, 22S, 244, 246, 262, 2S6, 313; Glosy posla Kaliskiego na Sejmie Królestwa Polskiego. Poznan, 1S1S; «Orzel Bialy». T. 6. № 12. 23.VIII.1S20. S. 216-217. См. также: Польша и Россия. С. 335-336, 340, 343, 346.
10 Sejm Królestwa Polskiego o dzialalnosci Rz^du i Stanu kraju. 1S16-1S30. Warszawa, 1995. S. 60-61, 144-145; Discours prononcé par Sa Majesté l'Empereur et Roi à la séance deux chambres reunies à la cloture de la diète le 13 Octobre 1S20. P. 3-4; Польша и Россия. С. 340, 349, 351-354.
11 Lukasiñski W. Pamiçtnik. S. 66-6S, 71, 73-76; Niemcewicz J. U. Pa-miçtniki czasów moich. Warszawa, 1957. T. 2. S. 203, 367; Беседы и частная переписка между императором Александром I и князем Адамом
Чарторижским, опубликованная князем Ладиславом Чарторижским (1801-1823 гг.). М., 1912. С. 292, 294-297, 304-307; Польша и Россия... С. 355-357.
12 Польша и Россия. С. 358-361, 364-365, 370, 373.
13 Там же. С. 380-383; Lukasinski W. Pamiçtnik. S. 11, 69, 80-85.
14 Koziowski W. Autonomia Krolestwa Polskiego (1815-1831). Warsza-wa, 1907. S. 160-161; Польша и Россия. С. 384-389.
15 Там же. С. 385, 400.
16 Там же. С. 400, 403.
17 Там же. С. 402, 408-409.
18 Там же. С. 413-414; Obraz Krolestwa Polskiego. S. 290; Sejm Krolestwa Polskiego. S. 402; Skowronek J. Adam Jerzy Czartoryski. 1770-1861. Warszawa, 1994. S. 252, 267-268.
19 Польша на путях развития и утверждения капитализма. Конец XVIII - 60-е годы XIX в. М., 1984. С. 187-188, 195; Mochnacki M. Pisma krytyczne i polityczne. Krakow, 1996. T. 2. S. 11, 14, 17-18, 36; Lojek J. Opi-nia publiczna o genezie Powstania Listopadowego.Warszawa, 1982. S. 202203. См. также: Польша и Россия. С. 419-421.
20 HuardA. Le reveil de la Pologne. Histoire de la l'insurrection polonaise. Paris, 1864. P. 206-207; Heltman W., Janowski J. N. Demokracja polska na emigracji. Warszawa, 1965. S. 316-321.
21 Heltman W., Janowski J. N. Demokracja polska. S. 316; Krol M. Konserwatysci i niepodleglosc. Warszawa, 1985. S. 68-69; KukielM. Ksi^ze Adam. Warszawa, 1993. S. 115-117; HandelsmanM. Nicolas I-er et Czartoryski. Paris, 1932. P. 255-258.
S. M. Fal 'kovic
The Polish question in the decisions of the Congress of Vienna (1815) and why the agreements failed
The article dwells upon the relations of the Russian authorities with the society in the Kingdom of Poland, that was created according to decisions of the Congress of Vienna, between 1815 and the beginning of the Polish Uprising in 1830-1831. The facts show that the politics of tzarist autocracy contradicted to the state of public opinion in Poland that was looking forward to preserving and broadening of their rights and freedoms.
Key words: Russia, Poland, Congress of Vienna, Kingdom of Poland, Polish Uprising in 1830-1831, Alexander I
