CC BY
116
С.М. Фалькович (Институт славяноведения РАН, Москва)
Постановления Венского конгресса 1815 г. по польскому вопросу и отношение к ним польского общества
Abstract:
Falkovich S.M. Resolutions of the Congress of Vienna in 1815 on the Polish question and reaction of the Polish society
The article presents ambivalent positions of different trends in the Polish political thought concerning the meaning of the resolutions of the Congress of Vienna of 1815 on the Polish question.
Ключевые слова: Венский конгресс, автономное Королевство Польское, Конституция 1815 г., крах автономии и Конституции в сознании поляков.
1815 год был для поляков переломным. После разделов Речи Посполитой, осуществленных в конце XVIII в. Россией, Австрией и Пруссией, Польское государство перестало существовать, и лишь в 1807 г. на части польской территории Наполеон I создал вассальное государство Княжество Варшавское. Эпитет «Польское» в его названии отсутствовал не случайно: Наполеон был против воссоздания независимой Польши и лишь использовал ее экономические и людские ресурсы для своих завоевательных целей. Однако поляки верили французскому императору и надеялись на него, поэтому крах Наполеона означал для них новый удар и неопределенность дальнейшей судьбы. Венский конгресс, где победители Наполеона союзные державы вершили судьбы народов и перекраивали границы в Европе, стал и для поляков судьбоносным. Торги вокруг перекраивания европейских, в том числе польских, территорий продолжались в течение многих месяцев в 1814-1815 гг. Влиятельную позицию в венских переговорах занимала Россия - главная победительница Наполеона, опиравшаяся на большую военную мощь. Огромную роль она сыграла и в решении польского вопроса. Император Александр I выступал с наиболее благоприятными для поляков проектами и в результате добился создания на части территории Княжества Варшавского государства, получившего польское имя. Королевство Польское стало автономной частью Российской империи с собственным двухпалатным сей-
мом, с польской администрацией и национальной армией, с государственным польским языком - языком общественной и политической жизни, российский же император получил статус польского короля. Даруя полякам конституцию, он заявил, что «желает дать этому народу хорошую национальную администрацию, основанную на определенных принципах, приспособленную к местным условиям, управляемую законами, а не произволом или волей правительства». Царь желал, «чтобы благороднейшие чувства укрепили привязанность народа к своей родной земле и России, вернувшей ему эту землю и не потребовавшей, чтобы на ней он перестал быть самим собой». Подчеркивалось, что соединение России и части Польши «под единый скипетр» необходимо для «устроения всеобщего в Европе равновесия и порядка»; отмечалось также, что таким образом «возрождаются узы братства племен, взаимно между собой сопряженных единством происхождения», и создаются основы для «мира, согласия и единства, столь необходимых для их свободного существования и прочного счастья»1.
Первое впечатление поляков от этого нового поворота судьбы родины было радостным. На коронации Александра I в Варшаве, на первом заседании сейма Королевства Польского в 1818 г., так же как и на страницах прессы, они выражали восторг, заявляли о «нескончаемой благодарности воскресителю, неколебимой верности ему и Конституции», о «ревностном отстаивании» гарантированных ею прав. Поляки надеялись на расширение автономного пространства за счет присоединения к Королевству Польскому западных губерний России - бывших провинций Речи Посполитой, и царь не раз намекал на такую возможность2. Но вскоре польским патриотам действительно пришлось «ревностно отстаивать» конституционные и гражданские права, так как они нарушались властями в сфере работы сейма и на местах, в армии и просвещении. Противостояние влекло за собой усиление репрессий, с одной стороны, а с другой, нарастание оппозиционных и революционных настроений, создание тайных организаций патриотического и революционного характера. Этот процесс усилился после смерти Александра I и последовавшего за ней Декабрьского восстания 1825 г. в Петербурге. Обнаружилась связь «декабристов» с тайным Патриотическим обществом в Королевстве Польском, последовал суд над его членами, подогревший патриотическую атмосферу в Королевстве. Дальнейшему развитию этого
процесса способствовали события, связанные с коронацией Николая I в Варшаве в 1829 г., устроенный против него заговор, а затем покушение на наместника Королевства Польского великого князя Константина в 1830 г. К этому времени тайное революционное Общество подхорунжих уже готовило восстание, и толчком для его преждевременного начала стало известие о намеченной посылке польской армии в Европу для подавления революции. В результате 29 ноября 1830 г. в Варшаве началось вооруженное восстание. Оно было подавлено царизмом в 1831 г. Конституция Королевства Польского была заменена Органическим статутом, что означало нарушение венских договоренностей в отношении Польши3. Но их эхо не исчезло: на протяжении почти всего периода между Ноябрьским восстанием 1830-1831 гг. и Январским восстанием 1863-1864 гг. в Королевстве Польском вопрос о трактатах Венского конгресса возникал в общественном мнении, прежде всего в выступлениях патриотически и революционно настроенной общественности. Отношение к ним в большой степени определяло позиции различных сил польского общества, и здесь на первое мес -то выходили расхождения в среде многочисленной польской политической эмиграции.
Еще в 1831 г., когда восстание догорало, вождь консервативной аристократической эмиграции князь Адам Чарторыский, являвшийся в свое время одним из разработчиков проекта Конституции Королевства Польского, направил своим агентам на Западе указания «воспользоваться доброй волей дворов в полной мере придерживаться Венского трактата». Выехав в Европу, он сам пытался через правительства западных держав воздействовать на Россию, так как еще надеялся на урегулирование отношений с Петербургом. Князь передал британскому руководству памятные записки «Цель и основания вмешательства в пользу Польши» и «О Венском конгрессе». В материалах, подготовленных для западных держав, Чарторыский доказывал, что в Вене поляки не добились полной справедливости, так как конституцию и права они имели еще в Речи Посполитой. Основываясь на действиях Австрии и Пруссии во время восстания, он подчеркивал, что в нарушении венских договоренностей повинны все три государства, участвовавшие в разделах Польши в конце ХУШ в. «Победа, - утверждал князь, имея в виду подавление польского восстания царской армией, - не признает прав, которые бы противоречили спра-
ведливости и международным трактатам». «Польша, - заявлял он, - встала на бой, так как не соблюдалась Конституция», и подчеркивал, что «либеральная и европейская политика правительств, желающих основать всеобщий мир на свободе и справедливости, не должна бросать этого дела». Выступая в английском парламенте в июне 1832 г., Чарторыский вновь говорил о нарушении Венского трактата, призывал западные державы воздействовать на Россию и заставить царя восстановить автономное Королевство Польское и его Конституцию, освободить заключенных, вернуть эмигрантов на родину, возвратив им «фортуны и почести», то есть конфискованное имущество и утраченное положение. Агитацию за подобные требования сторонники Чарторыского развернули в английской и французской прессе, публиковавшей материалы в поддержку Польши. Они выступали также перед европейской общественностью, как, например, Ю. Немцевич на собрании в Бирмингеме. Были организованы выступления в Палате общин английского парламента депутата Фергюссона, награжденного за это особой медалью, специально изготовленной стараниями князя Адама и его партии4.
После восстания 1830-1831 гг. в эмиграции оказалось около 10 тыс. человек, и значительная их часть исповедовала демократические убеждения. Их возмущала позиция консерваторов. 29 мая 1832 г. созданный в Париже Польский национальный комитет под руководством И. Лелевеля направил английской Палате общин адрес, подписанный 1622 польскими эмигрантами. В адресе, изданном также в виде отдельной брошюры, содержалось обвинение против трех захватчиков, разделивших Речь Посполитую, выдвигалось требование восстановить Польшу в прежних границах, звучал призыв к народам о помощи. Документ Польского демократического общества, другой организации польских эмигрантов, появился еще раньше, 8 мая 1832 г., и был адресован не кабинетам, а непосредственно народам. Авторы «Протеста против трактатов, разрывавших Польшу с 1772 по 1815 годы» заявляли, что Венский трактат стал лишь новым разделом польской территории, продолжением политики «насилия над Польшей», проводившейся Наполеоном, который «своим деспотизмом» «на несколько десятков лет задержал прогресс человечества, вводя же в Европе новое разделение и возвращая старые условия общественного порядка, подготовил союз деспотов, названный Священным и ставший си-
лой и основой абсолютизма». В обращении подчеркивалось, что восстание 1830-1831 гг. явилось реакцией не на нарушение постановлений Венского конгресса 1815 г., а родилось из духа независимости: «Мы имели право восстать, - говорилось в документе, -и сегодня имеем право требовать от Европы возвращения нам давних границ [...] Мы взываем к справедливости, к интересам народов! Они ощущают потребность в более крепком сплочении между собой, в укреплении своих сил, распространении господства свободы». Авторы «Протеста» утверждали, что Венский трактат был «убийственным для Европы». Они заявляли, что именно от осознания европейскими народами своего интереса ожидают «воскрешения Польши», которая «всегда объединялась с просвещенным Западом, всегда вставала на его защиту»5.
Обращение Польского демократического общества опубликовала только одна английская газета «Морнинг Джеральд», поддерживавшая левые силы; остальные органы печати отказались от публикации, так как испытывали давление со стороны Литературного общества друзей Польши, основанного в Лондоне и находившегося в сфере влияния консервативной партии Чарторыского. Противостояние консервативного и демократического течений, существовавших внутри польской эмиграции, нашло выражение и в факте выступления в английском парламенте Д. О'Коннела 28 июня 1832 г. Он полемизировал с Фергюссоном, защищавшим точку зрения польских консерваторов по вопросу о венских договоренностях и их значении. Это резкое расхождение в оценке постановлений Венского конгресса и их последствий для Польши сохранялось в течение последующих десятилетий. Показательной была позиция, занятая аристократической эмиграцией во время Крымской войны, в которой Россия потерпела поражение. Царь Александр II, взошедший на российский престол после смерти Николая I, объявил об амнистии полякам-эмигрантам - участникам Ноябрьского восстания 1830-1831 гг., - они могли свободно вернуться на родину. Ответом на царский манифест стал протест демократической части польской эмиграции: «перед лицом Отчизны и цивилизованного мира» она заявила, что «не нуждается в амнистировании». «Демократы» подчеркивали, что «непреклонно верят в воскресение своей Отчизны» и «вернутся на родную землю только тогда, когда смогут изгнать из нее чужеземцев, когда Польша будет свободной и независимой»6.
Три дня спустя протест заявила и аристократическая эмиграция. Консерваторы подчеркнули, что «Польша надеется на Бога, на свои собственные интересы и на совесть беспристрастных людей всех народов». Они объясняли общественному мнению, что предпочитают «оставаться терпеливыми и покорными воле Божественного провидения», поскольку не могут удовлетвориться условиями амнистии и требуют «справедливости для Польши, а именно гарантий языка, религии, образования, проведения реформ и создания национальной администрации». По существу, речь шла о тех же конституционных правах и гарантиях, которые поляки получили по постановлению Венского конгресса и по милости императора Александра I. Этот вывод подкреплялся позицией
A. Чарторыского, занятой им по отношению к амнистии. Он одобрил мнение одного из консервативных политиков и идеологов
B. Калинки, заявившего: «Мы бы не смогли возвратиться на родину, не топча наше прошлое». Чарторыский считал, что персональные уступки «не приведут ни к какому действию состояние всей эмиграции», задача которой «своим продолжающимся протестом в один прекрасный день получить свою родину - эмансипированную и счастливую». Эмигранты, заявлял князь, так же как и поляки, оставшиеся у своих очагов, «поднимают свой голос за то же право на общую национальность, которая освящена веками». Показательно, что говоря о «эмансипированной» Польше, он вспоминал об императоре Александре I, «который это понимал: он обещал объединить провинции [западные губернии России - С.Ф. ] с малым Королевством, созданным на Венском конгрессе с клаузулой возможного его расширения, и вплоть до своей смерти [...] помнил об этом обязательстве [...] хотел выполнить свое обещание». «Заявление же императора Николая о том, что обещание его брата никогда не будет выполнено, и его стремления денационализировать польские провинции - это, - подчеркивал Чар-торыский, - противоречит Венскому трактату и является главной причиной революции 1830 года». Из подобных рассуждений князя становилось ясно, что аристократическая партия готова была согласиться, чтобы, в соответствии с Венским трактатом, Польша оставалась под властью царизма в составе Российской империи, лишь бы была восстановлена провозглашенная в 1815 г. в Вене национальная автономия и оказались удовлетворены территориальные претензии поляков. Если русское правительство, заявлял
Чарторыский, имея в виду администрацию нового российского императора, будет вести в «забранных провинциях» иную политику и присоединит их к Королевству Польскому, «это будет самым эффективным средством завоевать доверие всей Польши», «мощнейшей приманкой для поляков», которые «меньше тяготеют к слишком либеральным формам и парламентам и согласны иметь районные и областные институты»7.
Таким образом, на переломе 50-х годов XIX в. в сознании определенной части польской политической элиты идеи и формы, заложенные на Венском конгрессе в 1815 г., все еще оставались жить и оценивались положительно. Это создавало основу для нового компромисса и сотрудничества с инонациональной властью. Однако польское общество в своем большинстве, и прежде всего, его революционные, патриотические элементы, сумели гораздо раньше адекватно оценить реальные возможности и перспективы, которые открывали для них документы, рожденные в эпоху подавления революционного движения в Европе и утверждения господства Священного союза реакционных держав.
Примечания
1 Филатова Н.М. Польский политический либерализм в 1815-1820 гг. // Из истории общественной мысли народов Центральной и Восточной Европы (конец XVIII - 70-е годы XIX в.) / Отв. редактор С.М. Фалькович. М., 1995. С. 51; Внешняя политика России. Т. VIII. М., 1972. С. 145-147; Полное собрание законов Российской империи. Собрание первое. СПб, 1830. С. 117-118. См. также: Польша и Россия в первой трети XIX века. Из истории автономного Королевства Польского. 1815-1830 / Отв. редактор С.М. Фалькович. М., 2010. С. 91, 332, 335 и др.
2 Dyariusz Sejmu Krôlestwa Polskiego 1818 roku. T. I. Warszawa, 1818. S. 10-11; Польша и Россия ... С. 335-337. 3Подробнее см.: Польша и Россия ... С. 339-421.
4KukielM. Ksi^ze Adam. Warszawa, 1993. S. 115-117; KrolM. Konserwatysci i niepodleglosc. Warszawa, 1985. S. 68-69; Heltman W, Janowski J.N. Demokracja polska na emigracji. Warszawa, 1965. S. 316-317. 5Heltman W., Janowski J.N. Op. cit. S. 316-321.
Ibid. S. 321; HuardA. Le reveil de la Pologne. Histoire de l'insurrection polonaise. Paris, 1864. P. 206-207. 7Krol M. Op. cit. S. 138; Handelsman M. Nicolas I-er et Czartoryski. Paris, 1932. P. 255-257.
