CC BY
10
1.4. Полиция и общество в Российской империи XVIII в.
©Размахов Константин Евгеньевич
Московский областной филиал Московского университета МВД России имени В.Я. Кикотя, г.Москва, Россия razmakhov@yandex.ru
Аннотация
Целью статьи является исследование особенностей кадрового состава полицейских органов и учреждений Российской империи в XVIII в., а также специфики общественного мнения и оценки деятельности полиции и полицейских служащих в указанный период времени. На основе системного историко-правового анализа дается объективная оценка деятельности полицейских органов и учреждений России XVIII в., выявляются причины сложившихся в общественном сознании негативных суждений о полиции и полицейских служащих. Автор показывает, что негативное восприятие населением деятельности полиции является следствием процесса централизации государственной власти в рамках формирования абсолютизма. Этот процесс неизбежно порождал обострение социальных противоречий и мощный социальный протест широких слоев населения, а также критику со стороны представителей дворянства.
Ключевые слова: Российская империя XVIII в., абсолютизм, полиция, население, общество, общественное мнение.
Для цитирования: Размахов К.Е. Полиция и общество в Российской империи XVIII в. // Пробелы в российском законодательстве. 2020. Т. 13. №5. С. 038-043.
Police and society in the Russian empire of the XVIII century
©Razmakhov Konstantin Evgenievich
Moscow regional branch of the Moscow University of the Ministry of Internal Affairs of Russia
named after V. YA. Kikot, Moscow, Russia
razmakhov@yandex.ru
Abstract
The purpose of the article is to study the features of the personnel of the police bodies and institutions of the Russian Empire in the XVIII century, as well as the specifics of public opinion and evaluation of the activities of the police and po lice officers in this period of time. On the basis of a systematic historical and legal analysis, an objective assessment of the activities of police bodies and institutions in Russia of the XVIII century is given, and the reasons for negative judgments about the police and police officers formed in the public consciousness are revealed. The author shows that the negative perception of police activity by the population is a consequence of the process of centralization of state power within the framework of the formation of absolutism. This process inevitably generated an aggravation of social contradictions and a powerful social protest of the General population, as well as criticism from the representatives of the nobility.
Keywords: Russian Empire of the XVIII century, absolutism, police, population, society, public opinion.
For citation: Razmakhov K.E. Police and society in the Russian empire of the XVIII century // Gaps in Russian legislation. 2020. Vol. 13. №5. Pp. 038-043. (in Russ.).
Введение
Отношение к полиции в любом обществе и в любой стране определяется уровнем эффективности ее деятельности и степенью той пользы, которая приносит полиция обществу. Можно определенно утверждать, что общественное мнение о деятельности полиции в Российской империи всегда было в целом негативным. Этот негатив формировался и как результат реальных действий полицейских служащих, и как результат общего настроения в обществе, и как результат отношения к полицейскому контролю со стороны отдельных социальных групп и категорий населения. Но если внимательно проанализировать различные оценки и суждения о деятельности полиции, складывается мнение, что они всегда были двоякими и не всегда были абсолютно объективными.
Основная часть
Прибывший в Санкт-Петербург в свите голштинского принца камер-юнкер Фридрих-Вильгельм Берхгольц в 1721 г. писал, что действия столичной полиции под руководством А. М. Девиера «внушают здешней черни и вообще всем обывателям такой страх, что они дрожат
при одном его имени» [Борисов, 2016: 532]. Но ведь полиция для того и создавалась Петром I, чтобы обеспечить в столице жесткий порядок, который поддерживался, главным образом, страхом перед наказаниями.
Посол Пруссии тогда же указывал, что санкт-петербургская полиция довольно быстро приводит в действие императорские распоряжения, но допускает при этом многочисленные злоупотребления, среди полицейских служащих нередки случаи пьянства [Борисов, 2016: 532].
Не думается, что европейцы, знавшие собственную полицию, относились к ней с особой любовью и почтением. Нельзя не учитывать, что русская полиция описываемого периода находилась на ранней стадии формирования и требовать совершенства в ее деятельности было еще слишком рано.
По мере развития полицейских органов мнения и суждения о деятельности полиции становились все более критичными, в том числе со стороны высшей власти. В указе императрицы Анны Иоанновны от 1730 г. относительно полицейских служащих говорилось: «Едва ли не все из них оштрафованы в прошлом за побеги и кражи, да и ныне состоят непристойных непотребностях и пьянстве» [Борисов, 2016: 533].
Оценка, несомненно, жесткая, но высшая власть в данном случае оказалась в роли унтер-офицерской вдовы, которая «сама себя высекла».Ведь еще А. М. Девиер, давая свою оценку наемным ночным караульщикам, писал, что среди них часто попадались те, «которые не токмо какое непотребство усмотря, предостерегают, но сами всякое зло чинят, в чем иные были и пойманы, и штрафованы». В 1723 г., когда Петр I издал указ о наборе в качестве помощников полиции 85 «фурманщиков» (фонарщиков), желающих идти на эту службу по найму не нашлось. Тогда в фонарщики стали определять «из гулящих людей и из освобожденных с каторги... оные едва не все из штрафованных за побеги и кражи, да и ныне состоят в непрестанных непотребностях и пьянствах» [Борисов, 2016: 126, 129].Когда А. М. Девиер обратился по данному поводу в Сенат, предложив заменить этих лиц на рекрутов, сенатским указом от 26 октября 1726 г. было дано указание в фонарщики «определить из каторжных невольников, которые сосланы за штрафные и доимочные деньги и за другие малые вины на урочные годы, а чтобы оные не разбежались и какова б дурна впредь не учинили, друг по друге перепоручить их круговою порукою» [ПСЗРИ. Собр. 1. Т. VII. № 4970].
Практика использования на полицейской службе лиц маргинального и даже криминального поведения осуществлялась и в дальнейшем [Борисов, 2013: 77-78]. Например, именным указом от 20 августа 1771 г. в Москве должен был быть сформирован полицейский батальон из «праздношатающихся вольных» людей по найму [ПСЗРИ. Собр. 1. Т. XIX. № 13.643].
Павлом I была предпринята попытка привлечения городского населения на службу в полиции. Именным указом от 25 июля 1799 г. констатировалось, что «в губернских и уездных городах определенные в должности полицейские купцы и мещане не имея навыка, ни нужных сведений, не могут отправлять из с надлежащею исправностью». Поэтому указом предписывалось заменять мещан «способными и расторопными» чиновниками иных государственных учреждений, которые остались без службы после сокращений штатов, с оплатой за счет городской казны [ПСЗРИ. Собр. 1. Т. XXV. № 19047].
Не лучше обстояло дело и с подбором кадров на основные полицейские должности. Как указывалось, они формировались за счет военнослужащих. Однако армейское командование стремилось направлять в подчинение полицмейстерских канцелярий лиц, не только неспособных к продолжению службы в армии, но и тех, кто был неоднократно наказан за неблаговидные поступки [Борисов, 2013: 79]. Так, сенатским указом от 18 марта 1731 г. в подчинение Московской полицмейстерской канцелярии направлялись две роты из драгунских полков. При этом драгунские офицеры должны были заменить «прежде бывших. престарелых и больных» полицейских служащих. С одной стороны, эта мера способствовала укреплению кадрового состава московской полиции, но относительно офицеров, направляемых на службу в полицию, указывалось: «буде они от воинской службы отставлены и от дел свободны» [ПСЗРИ. Собр. 1. Т. VIII. № 5721]. Вряд ли военное командование, при такой постановке вопроса, могло направить в полицию наиболее пригодных к службе офицеров.
Указанный подход к подбору кадров объяснялся недостаточностью финансовых средств, отпускаемых на содержания полиции. Но ни для кого не секрет, что на другие нужды, в том числе и на увеселения и роскошь, у монархов средства всегда находились. Следовательно, монархическая власть, как ранее уже указывалось, не уделяла достаточного внимания финансированию полицейских органов, в то же время постоянно критикуя их за неудовлетворительное качество личного состава.
В результате постоянного недофинансирования полиции и систематических невыплат казной денежного содержания, неминуемо возникали такие явления, как злоупотребления полномочиями в корыстных целях, взяточничество и иные действия коррупционного характера в полицейской среде. Для многих отставных и «инвалидных» офицеров и солдат полицейская должность, как и всякая другая чиновная должность, воспринималась лишь как возможность поправить свое благосостояние незаконным путем.
Наиболее ярким примером полицейской коррупции того периода являлась деятельность выходца из криминальной среды и авантюриста, принятого на службу сыщиком Сыскного приказа Ивана Осипова - Ваньки Каина. Осипов за «откупные» предоставлял стекавшимся из провинции в Москву «гулящим людям» возможность совершать преступления. К концу 1747 г. криминальная ситуация в Москве полностью вышла из-под контроля властей. Весной 1748 г. начался криминальный террор: массовые поджоги домов и грабежи. Спасаясь, москвичи бежали с пожитками из города и ночевали в полях. Императрица Елизавета Петровна, любившая «вторую столицу», приказала навести порядок. В Москву были направлены гвардейские полки под командованием начальника Канцелярии тайных розыскных дел А. И. Ушакова, которого затем сменил санкт-петербургский генерал-полицмейстер А. Д. Татищев. В январе 1749 г. он арестовал Ивана Осипова и в результате проведенного им расследования были вскрыты факты коррупции в деятельности не только самого Ваньки Каина, но и чиновников Сыскного приказа, Раскольничьей комиссии и Московской Сенатской канцелярии. Расследование тянулось несколько лет, но отдать под суд московскую бюрократическую верхушку Татищеву так и не удалось. К ответственности были привлечены немногие, отделавшиеся «оставлением от службы».
В истории Ваньки Каина просматривается практическое отсутствие внутриведомственного контроля в деятельности полицейских органов. Кроме того, в тот период бытовала точка зрения, что успешный уголовный сыск может осуществляться лишь теми, кто сам в свое время был преступником и знает криминальную среду. За это таким лицам прощались многие «грехи по должности».
Спустя полтора десятка лет после осуждения Ивана Осипова в деле помещицы-маньячки Д. Н. Салтыковой всплыли факты вопиющих злоупотреблений руководства московской юстиц-коллегии и полицмейстерской канцелярии [Полиция, 1995: 9].
Реформируя полицейские органы, Екатерина II, безусловно, придавала особое значение качественному кадровому отбору на службу в полиции. В «Уставе благочиния» ею лично были сформулированы основные требования к «качествам, определяемого к благочинию
Начальства и правилам его должности». Начальникам управ благочиния предъявлялись требования осуществлять «правый и равный суд всякому состоя-нию...Дать покровительство невинному и скорбящему... Воздержание от взяток, ибо ослепляют глава и развращают ум и сердце, устам же налагают узду» [ПСЗРИ. Собр. Т. XXI. № 15.379]. Повторяя христианские этические нормы, императрицей устанавливались «правилами добронравия» для полицейских служащих.
Не думается, что рационально мыслящая монархиня всерьез считала, что эти нормы будут неукоснительно воплощаться в реальной жизни, в условиях крепостничества, сословности и порки как универсального метода воспитательного воздействия на подданных. Приведенные строки из «Устава благочиния», скорее всего, были «реверансом» в сторону модных просветительских идей европейских мыслителей.
Сама императрица отлично понимала причины коррупции в системе государственной службы, поскольку еще в «Наказе Главной полиции» 1766 г. указывала, на необходимость привлечения к полицейской службе лиц знатных фамилий, которые должны быть освобождены от «всякого недостатку, чтобы избежать того, что может повредить чистоте их совести» [Полиция, 1995: 75].
Но одно дело - добрые пожелания, а другое - реальности жизни. Организуемые императрицей «машкерад-ные» шествия, во время которых актеры изображали и высмеивали различные пороки, в том числе взяточничество, казнокрадство и пьянство, контролировались полицией. При этом полицейские обязывались не пропускать актеров-«машкерадников» в находящиеся на пути шествия кабаки, где те стремились «повысить талант исполнения» ролей с помощью «горячащих» напитков. Однако, как было замечено, желающие легко преодолевали полицейские оцепления с помощью тех же взяток [Борисов, 2016: 534].
Именно в правление Екатерины II взяточничество и казнокрадство в разросшемся бюрократическом аппарате стало нормой и достигло невероятных размеров.
Что же касается пресечения злоупотреблений в полицейской службе и формирования общественного мнения о полиции, то в «Наказе Главной полиции» Екатериной II давались такие рекомендации: «Пороки полицейских служителей должны сокрыты быть, дабы публика доверенности к оным не лишалась, если оные из полиции не исключены будут, чего ради проповедники да не дерзают в проповедях своих что-либо осуждению полиции, или ее служителей разглашать, а должны, приметя от оной вредное, с начальником полиции объясниться или уведомить его, чего бы, паче чаяния, начальнику известного не случилось» [Феднева, 2018: 19]. Высмеивая и обличая абстрактные всевозможные человеческие пороки в «машкерадных» действиях и в написанных ею сатирических пьесах, императрица, тем не менее, далеко не всегда преследовала и осуждала носителей этих пороков в реальной жизни.
Мнения и суждения о деятельности полиции в «простом» народе, безусловно, сводились лишь к неизбежности порки в нижнем земском суде или при городской управе благочиния и могли выражаться, вероятнее всего, лишь устно, шепотом и непечатными словами. Однако в XVIII в. шел интенсивный процесс формирования интеллектуальной прослойки российского общества. Безусловно, эта часть общества в той или иной
мере стремилась выразить свое мнение об окружающей действительности, в том числе и печатным словом.
В 1702-1800 гг. в России было издано около 150 газет, журналов, альманахов и сборников. Среди журналов, издававшихся в XVIII в., преобладали, в основном, специальные, то есть медицинские, агротехнические, музыкальные, педагогические, модные, а также религиозные, в том числе издававшиеся масонскими ложами. Кроме того, издавались сатирические журналы, в которых в разной степени, в зависимости от смелости чаще всего анонимных авторов, клеймились социальные пороки. Например, в журнале «Трудолюбивая пчела», издаваемом А. П. Сумароковым, была напечатана его социальная утопия под названием «Сон - щастливое общество». В описанном автором государстве монарх «ничего служащего пользе общества не забывает, а о собственной пользе, кроме истинной своей славы никогда не думает». Религия является «основанием всего народного благополучия» и священнослужители пользуются большим уважением, но «во светские дела они ни под каким видом не вмешиваются, а науки благочестия просвещением почитают». В самом обществе «не имеют люди. ни благородства, ни подлородства и преимуществуют по чинам, данным им по их достоинствам, и столько же права крестьянский имеет сын быть великим господином, сколько сын знатного вельможи [Бер-ков, 1952: 120].
Екатерина II, не чуждая литературных опытов, являлась фактически основательницей российской сатирической журналистики. В первом номере созданного ею журнала «Всякая всячина» была помещена аннотация императрицы: «Мой дух восхищен: я вижу будущее. Я вижу бесконечное племя Всякия всячины. Я вижу, что за нею последуют законные и незаконные дети: будут и уроды ее место со временем заступать» [Берков, 1952: 166]. Последняя фраза показывала, что бравировавшая своим либерализмом императрица предвидела неизбежность появления оппозиционных печатных изданий. В сатирических журналах ставился вопрос о тяжком положении крепостного крестьянства, но не как социальная проблема, а как этическая, связанная с «жесткосердием» и отсутствием «человеколюбия» со стороны отдельных «дурно воспитанных» помещиков. В журнале «Трутень», издаваемом Н. И. Новиковым с 1769 г., периодически появлялись материалы, критикующие таких представителей дворянства. Так, 6 октября 1769 г. в «Трутне» были помещены «рецепты» для некоего помещика Безрассуда, который мыслит о своих крепостных следующим образом: «Я - господин, они -мои рабы, они для того и сотворены, чтобы, претерпевая всякие нужды, и день, и ночь работать и исполнять мою волю исправным платежом оброка; они, памятуя мое и свое состояние, должны трепетать моего взора». Автор «рецептов» (предположительно сам Н. И. Новиков), называл Безрассуда «извергом человечества» и рекомендовал ему «всякой день по два раза рассматривать кости господские и крестьянские до тех пор, покуда он найдет различие между господином и крестьянином» [Берков, 1952: 187-188].
В сатирических журналах также постоянно печатались материалы о плутнях «подьячих» (чиновников), взяточничестве и криводушии судей, развращенности государственного аппарата. На страницах «Всякой всячины» императрица вступала в полемику с авторами подобных публикаций. Например, в ответ на письмо
«Занапрасно ободранного», в котором автор (вероятно, им являлся А. П. Сумароков), называл «подьячих» «кровососами», во «Всякой всячине» давался ответ: «Не подьячие и их должности суть вредны, но статься может, что тот или другой из них бессовестен» [Берков, 1952: 210-211].
В конечном счете императрице «прискучила» полемика с издателями сатирических журналов. «Уставом благочиния» на городскую полицию были возложены цензурные функции за издающейся печатной продукцией. Большинство авторов сатирических журналов после событий «пугачевщины» значительно «поправело», а революция во Франции предоставила императрице повод к окончательному прекращению либеральных игр с обществом. В марте 1792 г. в Санкт-Петербурге частным полицейским приставом был проведен обыск в типографии И. А. Крылова и А. И. Клушина, издававших журнал «Зритель». В ходе обыска полиция «вредных сочинений» не обнаружила, но изъяла ряд рукописей, свидетельствовавших о симпатиях издателей революционным событиям во Франции. За Крыловым и Клушиным было установлено полицейское наблюдение [Рождественский, 1899: 7-16]. Постепенно цензурные функции стали изыматься из компетенции «общей» полиции и переходить в компетенцию полиции политической [Полиция, 1995: 13].
Усилиями Тайной экспедиции было осуществлено мощное наступление на русскую общественную мысль последней четверти XVIII в. Если в 1787 г. в России было издано 542 книги, то в 1789 г., в результате цензурных ограничений, лишь 240.В 1789 г. издавалось 16 периодических изданий журналистики, в 1796 г. их оставалось девять, а в 1797 г. - пять [Берков, 1952: 311].
Масонское «Дружеское ученое общество» А. Н. Новикова в Москве в 1792 г. было разгромлено, сам он помещен в Шлиссельбургскую крепость, а 18 656 экземпляров изданных им книг уничтожено.
Цензурный максимум был достигнут при императоре Павле I, который своим указом от 18 апреля 1800 г. запретил ввоз в Россию любых печатных изданий: «Так как чрез вывозимые из заграницы разные книги наносится разврат веры, гражданского закона и благонравия, то отныне впредь до указа повелеваем запретить впуск из заграницы всякого рода книг, на каком бы языке оные не были, без изъятия, в Государство Наше, равномерно и музыку» [ПСЗРИ. Собр. 1. Т. XXVI. № 19.387].
Какой-либо существенной и конкретной критики полиции в сатирических журналах последней четверти XVIII в. не содержалось. Однако из-под пера А. Н. Радищева впервые прозвучала гражданская оценка деятельности полиции в его «Путешествии из Петербурга в Москву». В главе «Зайцево» от лица «давнишнего приятеля г. Крестьянкина» описан случай крестьянского бунта, когда крепостные крестьяне убили своего барина и троих его сыновей за насилия и истязания, о которых знала вся губерния. Капитаном-исправником виновные в бунте были взяты под стражу и материалы проведенного им следствия поступили в губернскую уголовную палату, председателем которой был Крестьянкин. Он не нашел «достаточной и убедительной причины к обвинению в убийстве», поскольку «смертоубийство» было «принужденным». Однако это мнение не было принято ни коллегами Крестьянкина, ни губернатором, который обвинил его в «мздоимстве». В результате тот
подал в отставку и поехал «оплакивать плачевную судьбу крестьянского состояния» [Русская проза, 1950: 115 - 123]. Уже этот фрагмент сочинения А. Н. Радищева, в котором, по сути, оправдывалось убийство дворянина, расценивался как призыв к «возмущению» против власти и это сразу же отметила Екатерина II, назвавшая автора «бунтовщиком хуже Пугачева».
В главе «Торжок» и приложении к ней в виде «Краткого повествования о происхождении цензуры» А. Н. Радищев подверг резкой критике введенные в 80-е годы XVIII в. цензурные ограничения и цензурную деятельность полиции: «Один несмысленный урядник благочиния может величайший в просвещении сделать вред и на многие лета остановку в шествии разума; запретит полезное изобретение, новую мысль и всех лишит великого» [Русская проза, 1950: 165].
Парадокс заключался в том, что как раз «один несмысленный урядник благочиния» в лице обер-полицмейстера Н. И. Рылеева разрешил печатать «Путешествие из Петербурга в Москву», не «лишив всех великого». Еще больший парадокс заключался в том, что В. А. Радищев, сын первого дворянского революционера, оставив военную службу, станет малоярославецким уездным капитаном-исправником [Давиденко, 2018: 3334].
Сравнительное мнение о полиции было высказано М. М. Карамзиным в его «Письмах русского путешественника». Описывая свое пребывание в Женеве, он наблюдал, как некий англичанин скакал на лошади в нарушение правил движения по пешеходным прогулочным аллеям и едва не передавил гуляющих. На требование полицейского служащего прекратить езду, англичанин показал ему язык и поскакал дальше. Лишь с помощью отряда гвардейцев нарушитель, оказавший еще и сопротивление, был схвачен.Однако, несмотря на проявленное грубое пренебрежение законами Женевской республики, англичанин, отсидев незначительный срок под арестом, к удивлению М. М. Карамзина, был отпущен. Находясь в Лондоне, русский путешественник обратил внимание на искусство местных карманников, обчистивших карманы его знакомого. Обращаясь к теме лондонской уголовной преступности, М. М. Карамзин писал: «Нигде так явно не терпимы воры как в Лондоне; здесь имеют они свои клубы, свои таверны и разделяются на разные классы. Англичане боятся строгой полиции и лучше хотят быть обкрадены, нежели видеть везде караулы, пикеты и жить в городе как в лагере. Зато они берут осторожность; не возят и не носят с собою много денег и редко ходят по ночам, особливо же за городом». С другой стороны, М. М. Карамзин отметил, что в Англии «никогда не возьмут в тюрьму человека по вероятности, что он вор; надобно поймать его на деле и представить свидетелей; иначе вам же беда, если приведете его без неоспоримых законных доказательств» [Русская проза, 1950: 412, 551].
Что касается «неоспоримых законных доказательств», то и русская полиция в конце XVIII в. не могла обходиться без них. Объективно оценивая степень эффективности ее деятельности, необходимо указать, что в условиях огромной страны с разбросанным по ее широким просторам далеко не всегда склонным к законо-послушанию населением, русская полиция все же стремилась к выполнению возложенных на нее функций. Даже если учитывать все недостатки полиции того вре-
мени, включая низкую служебную дисциплину, злоупотребления должностными полномочиями, безграмотность и пьянство, нельзя не признать, что охрана общественного порядка и борьба с уголовной преступностью ею велась и порой достаточно эффективно. В качестве примера можно привести деятельность московского обер-полицмейстера Н. П. Архарова. Назначенный на должность после событий чумного бунта, он быстро навел порядок в Москве, заново воссоздал столичную полицию и проявил себя как блестящий сыщик. Согласно сложившимся впоследствии легендам и анекдотам, приемы раскрытия преступлений им применялись весьма оригинальные. Например, при расследовании кражи денег из лавки мясника, Н. П. Архаров бросил найденные у подозреваемого в краже монеты в чан с горячей водой. Всплывший на поверхность воды жир подтвердил версию обер-полицмейстера о виновности подозреваемого. Сыскные способности московского обер-полицмейстера были использованы и при расследовании дела Е. И. Пугачева в 1774-1775 гг. Несмотря на то, что применявшиеся Н. П. Архаровым методы по обеспечению общественного порядка и безопасности нередко были крайне жесткими, а его подчиненные получили в народе нарицательную кличку «архаровцев», деятельность московской полиции в период его руководства всеми признавалась весьма эффективной [Фе-дорченко, 2003: 87-88]
Список литературы:
1. Берков П. Н. История русской журналистики XVIII века. Л.: Издательство Академии наук СССР, 1952.
2. Борисов, А. Три века российской полиции / А. Борисов, А. Малыгин, Р. Мулукаев. - М.: РИПОЛ классик, 2016.
3. Борисов, Александр Владимирович. Полиция Российской империи: монография / А. В. Борисов, А. Я. Малыгин, Р. С. Мулукаев. - М.: ЮНИТИ-ДАНА: Закон и право, 2013.
4. Давиденко А. В. «Содействовать против вражеских замыслов и покушений.»: труды и подвиги российской полиции в 1812 г.: очерки. - М., 2018.
5. Полиция и милиция России: страницы истории / А. В. Борисов, А. Н. Дугин, А. Я. Малыгин и др. - М.: Наука, 1995.
6. Полное собрание законов Российской империи (далее - ПСЗРИ). Собр. 1. Т. VII. № 4970
7. ПСЗРИ. Собр. 1. Т. VIII. № 5721
8. ПСЗРИ. Собр. 1. Т. XIX . № 13.643
9. ПСЗРИ. Собр. 1. Т. XXI. № 15.379
10. ПСЗРИ. Собр. 1. Т. XXV. № 19047
11. ПСЗРИ. Собр. 1. Т. XXVI. № 19.387
12. Рождественский Н. В. И. А. Крылов и его товарищи по типографии и журналу в 1792 г. М., 1899.
13. Русская проза XVIII века. М., Гослитиздат, 1950.
14. Феднева Н. Л. Два наказа о полиции в Уложенную комиссию 1767-1768 гг. // Хранители благочиния Российской империи: сборник научных статей / под общ. Редакцией А. Я. Малыгина. - М.: ДГСК МВД России, 2018.
15. Федорченко В. И. Императорский Дом. Выдающиеся сановники. Красноярск, 2003. Т. 1.
Заключение
Необходимо указать, что XVIII в. был не менее «бун-ташным», чем предыдущий. Централизация государственной власти в рамках формирования абсолютизма, периодически повторявшиеся государственные перевороты, усиление эксплуатации трудящихся сословий, полное закрепощение основной категории населения и активная внешняя политика, сопровождавшаяся постоянными войнами - все это порождало обострение социальных противоречий и мощный социальный протест, выражавшийся в массовом бегстве податного населения, дезертирстве военнослужащих, бунтах и восстаниях. Эти же явления создавали широкую криминальную среду и содействовали росту уголовной преступности. Чтобы хотя бы частично нейтрализовать указанные негативные социальные явления требовалась сильная и эффективно действовавшая правоохранительная система. Однако правоохранительные органы Российской империи, в том числе и органы полиции, на тот момент еще находились на этапе своего формирования, поиска наиболее оптимальной модели, и не могли в полной мере охватить своим воздействием население на обширной территории страны.
References:
1. Berkov P. N. History of Russian journalism of the XVIII century. L.: Publishing house Of the Academy of Sciences of the USSR, 1952.
2. Borisov, A. Three centuries of the Russian police / A. Borisov, A. Malygin, R. Mulukaev. - Moscow: RIPOLL classic, 2016.
3. Borisov, Alexander Vladimirovich. Police of the Russian Empire: monograph / A.V. Borisov, A. ya. Malygin, R. S. Mulukaev. - Moscow: UNITY-DANA: Law and law, 2013.
4. Davidenko A.V. " Help against enemy plans and attempts...": works and feats of the Russian police in 1812: essays. - Moscow, 2018.
5. The police and the police of Russia: pages of history / A.V. Borisov, A. N. Dugin, A. ya. Malygin et al. - Moscow: Nauka, 1995.
6. The complete collection of laws of the Russian Empire (hereinafter-PSZRI).Coll. 1. Vol. VII. № 4970
7. PSZRI. Coll. 1. Vol. VIII. № 5721
8. PSZRI. Coll. 1. Vol. XIX . № 13.643
9. PSZRI. Coll. 1. Vol. XXI. № 15.379
10. PSZRI. Coll. 1. Vol. XXV. № 19047
11. PSZRI. Coll. 1. Vol. XXVI. № 19.387
12. Rozhdestvensky N. V. I. A. Krylov and his comrades in the printing house and magazine in 1792, Moscow, 1899.
13. Russian prose of the XVIII century. Moscow, Goslitiz-dat, 1950.
14. Fedneva N. L. Two orders about the police in the Laid Commission of 1767-1768. / / Guardians of the deanery of the Russian Empire: collection of scientific articles / under Ls. Edited by A. ya. Malygin. - Moscow: DGC of the Ministry of internal Affairs of Russia, 2018.
15. Fedorchenko V. I. The Imperial House. Distinguished dignitaries. Krasnoyarsk, 2003. Vol. 1.
Рецензия
на статью «Полиция и общество в Российской империи XVIII в.» подготовленную начальником кафедры государственных и гражданско-правовых дисциплин Московского областного филиала Московского университета МВД России имени В.Я. Кикотя, к.и.н. Размаховым К.Е.
В рецензируемой статье автор рассматривает особенности кадрового состава полицейских органов и учреждений Российской империи в XVIII в., а также специфику отношения российского общества к деятельности полиции и полицейских служащих в указанный период времени.
Автор исследует весьма интересную проблему формирования критических взглядов на институт полиции, находившийся еще только на этапе своего становления. Как и сегодня, в российском прошлом тоже существовали глубоко укоренившиеся в общественном сознании мифы о полицейских органах и учреждениях. Причем часть существующих ныне негативных представлений о полиции берет свое начало в общественных взглядах Российской империи XVIII в. Определенно, невозможно найти такой страны и такого общества, где отношение к полиции было бы исключительно позитивным. Причем это не зависит ни от формы того или иного государства, ни от его социально-политического строя и даже от национального менталитета населения и уровня правовой культуры общества.
Единственный способ действенного изменения мифологизированного общественного сознания это создание знания как результата объективного изучения исторического опыта. Именно на основе такого знания, систематически внедряемого в общественное сознание, возможно формирование объективного восприятия и понимания действительной роли и значения полицейской деятельности в жизни общества и государства.
Потому и необходимо изучение исторического и историко-правового опыта деятельности отечественных органов внутренних дел. Во-первых, это нужно, чтобы понять, каким было восприятие обществом деятельности полицейских органов в прошлом, в иных социальных условиях. Во-вторых, это поможет понять и объяснить причины наших современных проблем, связанных с отношением общества к полиции.
Автор показывает, что негативное восприятие населением деятельности полиции в Российской империи XVIII в. являлось следствием процесса централизации государственной власти в рамках формирования абсолютизма. Этот процесс неизбежно порождал обострение социальных противоречий и мощный социальный протест широких слоев населения, а также критику со стороны представителей дворянства. Вместе с тем, автор делает вывод, что в условиях огромной страны с разбросанным по ее широким просторам далеко не всегда склонным к законопослу-шанию населением, русская полиция все же стремилась к выполнению возложенных на нее функций. Даже если учитывать все недостатки полиции того времени, включая низкую служебную дисциплину, злоупотребления должностными полномочиями, безграмотность и пьянство, нельзя не признать, что охрана общественного порядка и борьба с уголовной преступностью ею велась и порой достаточно эффективно.
Статья хорошо структурирована, представляет собой логичное и последовательное изложение сути исследования.
Таким образом, статья Размахова К.Е. «Полиция и общество в Российской империи XVIII в.» соответствует всем предъявляемым требованиям к работам такого рода и может быть рекомендована к опубликованию.
Начальник кафедры уголовного права и криминологии Московского областного филиала Московского университета МВД России имени В.Я. Кикотя, доктор юридических наук, доцент М.Г. Жилкин
Статья прошла проверку системой «Антиплагиат»; оригинальность текста - 82,97%
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ
Размахов Константин Евгеньевич, канд. ист. наук, начальник кафедры государственных и гражданско-правовых дисциплин Московского областного филиала Московского университета МВД России имени В.Я. Кикотя. Е-mail: razmakhov@yandex.ru
ABOUT THE AUTHOR
Razmakhov Konstantin Evgenievich, PhD (History), chief of the department of state, civil and law disciplines of the Moscow regional branch of the Moscow University of the Ministry of Internal Affairs of Russia named after V.YA. Kikot. E-mail: razmakhov@yandex.ru
