CC BY
33
Как и другие качественные характеристики института государства, территориальное устройство также уходит своими корнями в глубокую древность. Уже восточные деспотии - империи - делились на провинции, города, сатрапии, завоеванные территории и т.д. Имели эти территориальные образования и свои органы власти и управления [1, с. 112].
Так, Монтескье и многие исследователи того времени зачастую употребляли термины «федерация» и «конфедерация» как синонимы.
В российский политический лексикон понятия «федеративный», «федерализм», «федерация» вошли на рубеже ХУШ-Х1Х вв. непосредственно под влиянием общеевропейских просветительских идей. Государственные деятели того времени успешно использовали механизм федеративных отношений для решения европейского урегулирования. Так, например, существовал проект федеративной системы финансов и торговли с учреждением соответствующего банка, составленный
H.Н. Новосильцевым к 1813 г. Проект предусматривал создание общей для России и союзных с ней держав «федеративной системы финансов и торговли». Предполагался даже выпуск «федеративных бумажных денег», гарантированных всеми державами антинаполеоновской коалиции.
Идеи федерализма, политического и конфессионального, повлияли и на представления Александра
I, который был заинтересован в создании единой европейской христианской нации, федеративном единении на основе ценностей христианства европейских государств, в чем он видел главный противовес свободолюбивому духу времени [2, с. 267-268]. В доктринальном толковании принципов и институтов федерализма четко выделялись два направления. Первое тесно связано с идеями славянской и православной солидарности и направлено как бы вне России. В определенной мере оно восходило к александровским идеям единения европейских христианских народов, но было лишено подлинной универсальности. Декабристское общество соединения славян, Кирилло-Мефодиевское общество, Н.Я. Данилевский и Н.И. Костомаров - все равным образом желали создания некой славянской федерации, центром которой чаще всего назывался Константинополь. При этом отмечалась роль России в этой федерации как совместимость идей самодержавия и федерализма и т.д.
Второе направление представлено, в основном, радикальной и революционной мыслью и состояло в стремлении преобразовать, собственно, Российскую империю на началах федерализма. Здесь идеи и политико-правовые институты федерализма, напротив, противопоставлялись идеям и институтам самодержавия и чаще всего связывались с разрушением «тюрьмы народов», каковой со второй половины XIX в. радикальная интеллигенция считала многонациональную Россию.
П.И. Пестель (первый из русских политических авторов) дал определение федеративного государства и указал «общие невыгоды федеративного образования». По его мнению: «Федеративными называются те государства, в которых области, их составляющие, хотя и признают общую над собой верховную власть и обязываются совокупно действовать во всех сношениях внешних, но при всем том право свое сохраняют законы делать и постановления издавать для собственного своего внутреннего гражданского и политического образования и устраивать свое правление по частному своему усмотрению».
Не менее важны четыре невыгоды федеративного устройства: «1. Верховная власть, по существу дела, в федеративном государстве не законы дает, но только советы... Ежели же область не захочет повиноваться, то дабы к повиновению ее принудить, надобно междоусобную войну завести; из чего явствует, что в самом коренном устройстве находится уже семя к разрушению. 2. Особые законы, особый образ правления и особые, от того происходящие понятия и образ мыслей, еще более ослабят связь между различными областями. На верховную же власть будут области смотреть, как на вещь нудную и неприятную, и каждое областное правительство будет рассуждать, что оно бы гораздо лучше устроило государственные дела в отношении к своей области без участия верховной власти. Вот новое семя к разрушению. 3. Каждая область, составляя в федеративном государстве, так сказать, маленькое отдельное государство, слабо к целому привязано будет и даже во время войны может действовать без усердия к общему составу государства; особенно, если лукавый неприятель будет уметь прельстить ее обещаниями о каких-нибудь особенных для нее выгодах и преимуществах. 4. Слово «государство» при таком образовании будет слово пустое, ибо никто нигде не будет видеть государство, но всякий везде только свою частную область; и потому любовь к отечеству будет ограничиваться любовью к одной своей области» [3, с. 86-87].
Пестель обратил внимание на то, что древнерусская удельная система «.не что иное была, как род федеративного устройства государства». Глубокое понимание истории в разное время подкрепляли своим авторитетом известные русские историки и публицисты. Например, славянофил А.С. Хомяков в 1839 г. в статье «О старом и новом», которая положила начало славянофильскому учению, писал, что «.первый период истории русской представляет федерацию областей независимых, охваченных одной цепью охранной стражи» [4, с. 53]. В 1851 г. А.И. Герцен, разрабатывая основы «русского социализма», в программной статье «Русский народ и социализм» утверждал, что «централизация противна славянскому духу», а свойственна «федерализация» [5, с. 315].
Н.Я. Данилевский в книге «Россия и Европа» находил естественным, что народы, живущие обособленно в «лесной стране», составляют «маленькие и независимые политические центры». Он пояснял: «Из этого должна естественно проистечь федеративная связь - но такая, в которой власть разливалась бы не сверху вниз, а восходила бы снизу вверх. Этим, мне кажется, объясняется федеративное устройство всех народов, живших в лесной полосе, которых история застала еще во время этнографического периода их жизни (как, например, у германцев и у славян)» [6, с. 231-232].
Некоторые современные политики, беря за основу работы П.И. Пестеля, Н.Я. Данилевского и др., считают, что Российское государство с начала своего возникновения, по сути, было федерацией. Между тем еще в середине XIX в. сформировалась «государственная школа», которая объединила ведущих историков права, утверждающих, что сильная государственная власть есть объективная потребность для России. Представители этой школы (С.М. Соловьев, Б.Н. Чичерин и др.) отрицали наличие федеративных начал в Древней Руси [7, с. 276]. Московская Русь - это государство, в котором отсутствовала система административно-территориального деления, государство со слабым аппаратом управления, государство, которое с трудом можно назвать как централизованным, так и федеративным. Такое противоречие объясняется отсутствием внутренней связи.
На рубеже XIX-XX вв. практически вся оппозиционная самодержавию революционная и либеральная общественность не отвергала принцип федерализма в качестве основы будущего национально-территориального устройства российской государственности, но ни в программных документах, ни в партийной публицистике мы не находим детальной разработки федеративных начал, соответствующих правовых и политических институтов. Признание прав отдельных народов Российской империи на национально-культурную автономию, отрицание политики русификации, требование отказаться от вероисповедальных ограничений понимались в это время как политические и правовые признаки федерализма. Идеи империи традиционно противопоставлялись идеям федерализма без каких-либо попыток адаптации их друг к другу.
Тем не менее, некоторые исследователи пытались обобщить европейский и американский опыт федеративного устройства и соединить его с институциональными традициями российской государственности. Одним из них был Н.М. Муравьев. Являясь сторонником федерализма, он в проекте Конституции считал возможным соединить успешный опыт федеративного устройства Европы и Америки с известным екатерининским постулатом, рожденным в дискуссиях с французскими просветителями, о том, что государствам с такими просторами, как в России, необходима сильная монархическая власть.
В одном из проектов Конституции Н.М. Муравьев писал: «Народы малочисленные бывают обыкновенно добычей соседей - и не пользуются независимостью. Народы многочисленные пользуются внешнею независимостью, но обыкновенно страждут от внутреннего утеснения и бывают в руках деспота орудием притеснения и гибели соседних народов. Обширность земель, многочисленное войско препятствуют одним быть свободными; а те, которые не имеют сих неудобств, страждут от своего бессилия. Федеральное или союзное правление одно разрешило сию задачу, удовлетворило всем условиям и согласило величие народа и свободу граждан» [8, с. 284].
В этом плане идея сохранения сильной центральной (имперской) власти даже с формально ограниченной исполнительной сферой дает основание говорить о безусловном институциональнополитическом и правовом своеобразии российского проекта федерализма.
Ко времени декабристов относится и создание так называемой Славянской федерации, которой руководствовались члены малочисленного «Общества соединенных славян». Общие черты межславянских федеративных отношений можно найти и в воспоминаниях Н.Н. Горбачевского,
анализ которых говорит о влиянии на них и польской политической мысли, и американской Конституции [8, с. 5].
Наиболее известный проект создания славянской федерации все же принадлежит Н.Я. Данилевскому. В произведении «Россия и Европа» он выделял два пути дальнейшего развития России: «.или вместе с прочими славянами образовать особую самостоятельную культурную единицу, или лишиться всякого культурно-исторического значения - быть ничем» [9, с. 337]. Причем ничего полезного из последнего пути для нашей страны быть не может, о чем свидетельствует следующий опыт: можно констатировать, что Россия вступила в европейскую политическую систему не ранее начала XIX в., а именно суворовской итальянской войною. Это была первая война, которую Россия вела из-за чуждых ей европейских интересов [9, с. 338]. По этому поводу можно вспомнить знаменитый Священный союз, ради которого Россия приносила большие жертвы.
Нельзя не учитывать и того, что никакая другая страна не может сравниться размерами территории с Россией, поэтому Россия в силу объективных причин не может стать одной из европейских держав.
Н.Я. Данилевский считал, что если государство мало по территории, а опасность извне велика, то централизация просто необходима. Но если же опасность мала, то государство может объединить свои составные черты посредством федеративных связей, сформировать институты федеративного государства. Он видел неизбежность существования славянской федерации прежде всего в объективной предрасположенности славян к федеративным государственным связям и институтам, а также во враждебности к России западного и мусульманского мира. «Будучи чужда Европейскому миру по своему внутреннему складу, будучи, кроме того, слишком сильна и могущественна, чтобы занимать место одного из членов европейской семьи, быть одною из великих европейских держав, Россия не иначе может занять достойное себя и славянства место в истории, как став главою особой, самостоятельной политической системы государств и служа противовесом Европе по всей ее общности и целости» [9, с. 342].
При этом «.во Всеславянскую федерацию должны, волею-неволею, войти те неславянские народности (греки, румыны, мадьяры), которых неразрывно, на горе и радость, связала с нами историческая судьба, стиснув их в славянское тело». Объяснялось все тем, что «.недостаток кровного родства восполняется для них родством духовным: не будучи славянами, они -православные» [6, с. 308-309].
Анализируя политические процессы Европы середины XIX в., рост национальных движений, Н.Я. Данилевский приходил к выводу: «Всеславянская федерация, с Россией во главе, со столицей в Царьграде - вот единственно разумное, осмысленное решение великой исторической задачи, получившей в последнее время название Восточного вопроса» [10].
В 20-е гг. XX в. в России возникло движение евразийцев, основателями которого были Н.С. Трубецкой, Н.Н. Алексеев, В.Н. Ильин. Евразийская доктрина представляет огромный интерес, т.к. обобщила многие ключевые понятия философии политики и права. Например, была предложена следующая концепция: Россия - особая цивилизация, обоснованием для которой были
пространственный и этнокультурный критерии. Последователи этого мировоззрения пытались выработать политическую идеологию России, основанную на традициях, особенностях географического положения и исторического развития. Основополагающими моментами для них являлись православная традиция и негативное влияние европейской цивилизации на Россию [11]. Суть евразийской теории отразилась, естественно, и на предлагаемом ими проекте государственного (национально-территориального) устройства России, ориентирами которого являются традиционализм, смешанный с патриотизмом, державностью, соборностью (стремлением к идеалам соборной демократии), особое географическое положение страны и ее геополитическая специфика.
Продолжением вышесказанного можно считать размышления А.Г. Дугина как одного из основателей неоевразийства о России как о державе ярко выраженного континентального типа, простирающейся на северо-западе евразийского материка. Исторически и культурно это пространство имело константы своего развития, которые угадываются от эпохи гуннов, скифов, тюркутов, чжурджэней через Чингизхана и Московское царство к СССР и современной России. Эта геополитическая константа точнее всего определяется термином «Евразия», «евразийство». Евразийство не конкретизирует то, о каком именно государстве или народе идет речь. Под это
понятие подпадают весьма далекие друг от друга древние или современные исторические формы. Но все они связаны рядом общих признаков. Как было верно отмечено, по мере создания на этих просторах социокультурного организма - империи Чингизхана, Золотой Орды, Московской Руси или Советского Союза - евразийство приобретает ясно различимые стратегические и геополитические черты. Начиная с некоторого момента истории Евразии, мы можем говорить не просто о геополитических свойствах этих пространств, но о превращении их в геополитического субъекта [12].
«Отныне, - продолжает А.Г. Дугин, - мы просто обязаны говорить о “евразийском федерализме”» [13].
Евразийский федерализм отражает содержание евразийства как ценность традиций и качественных различий, важность сохранения народов и культур, конфессий и племен. В этом качестве его задача -не гомогенизировать отдельные субъекты евразийской федерации, не привести их к общему знаменателю, а, напротив, укрепить и развить их самобытность, сохранить и приумножить цветущую сложность мира. Субъектом такого федерализма является самобытное многомерное исторически укорененное, связанное с почвой, с корнями, с традициями, с культурой органическое общинное образование. Главная задача федерализма - обеспечить этому образованию максимально благоприятные и естественные условия для существования и развития. Делегировав стратегические и геополитические функции федеральному центру, субъекты евразийской федерации должны сосредоточиться на культурной области, утвердив в своих пределах юридические, стилистические, трудовые, производственные, экономические, хозяйственные и административные модели, вытекающие из логики локальных традиций, обычаев, правил и норм [14, с. 78].
Основой государственности и основным ориентиром территориальной (федеративной) правовой политики должно быть не классовое начало, а национальное - многонародная евразийская нация. «Общеевразийский национализм должен явиться как бы расширением национализма каждого из народов Евразии, неким слиянием всех этих частных национализмов воедино» [15, с. 473-476]. В настоящее время этнические меньшинства отстаивают свои права на этнонациональную идентичность, на сохранение самобытности и национального образа жизни [16, с. 57-58].
Таким образом, XVIII-XIX вв. - период, когда в российский политический лексикон вошли понятия «федеративный», «федерализм», «федерация». В это же время, можно сказать, начались попытки увидеть в российских условиях особое, свойственное только ей федеративное начало. Россия - это единственная в своем роде евразийская федерация, которой присущи свойственные евразийству черты. Западные шаблоны, отраженные в конституционных и иных правовых нормах, лишний раз подчеркивают невозможность отразить российскую реальность. Поэтому для того чтобы Российское государство сформировалось в новых условиях мирового сообщества, необходимо обратиться не к западным или мировым достижениям в области государственного строительства, прав человека, демократии, а сделать акцент на собственной истории, попытаться найти пути выхода из существующих проблем, опираясь на собственный опыт и свой менталитет. Каждая цивилизация представляет собой замкнутую духовную общность, существующую в собственной шкале координат. Попытка одной цивилизации навязать другой собственную систему духовных ценностей ведет к катастрофе и разрушению последней [10]. Геополитическая дисциплина показывает, что степень геополитической субъектности у России больше, чем у другой державы, за исключением ядра атлантистского мира - США [14, с. 77].
Литература
1. Любашиц В.Я., Мордовцев А.Ю., Тимошенко И.В. Теория государства и права: Учеб. пособие. Ростов н/Д: МарТ, 2002.
2. Федерализм: теория и история развития (сравнительно-правовой анализ): Учеб. пособие / Отв. ред. М.Н. Марченко. М.: Юристъ, 2000.
3. Освободительное движение и общественная мысль в России XIX века. М., 1991.
4. Хомяков А.С. О старом и новом. М., 1988.
5. Герцен А.И. Полн. собр. соч. М., 1954. Т. 7.
6. Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М., 1991.
7. Федерализм: теория и история развития (сравнительно-правовой анализ): Учеб. пособие / Отв. ред. М.Н. Марченко. М.: Юристъ, 2000.
8. Горбачевский Н.Н. Записки. Письма. М., 1993.
9. Данилевский Н.Я. Россия и Европа: Взгляд на культурные и политические отношения славянского мира к германо-романскому. 6-е изд. СПб., 1995.
10. Данилевский Н.Я. Россия и Европа / Сост. и комментарии Ю.А. Белова / Отв. ред. О. Платонов. 2-е изд. М.: Благословение, 2011.
11. Дугин А.Г. Философия Политики. М.: Арктогея, 2004.
12. Дугин А.Г. Основы Геополитики. М., 2000.
13. Дугин А.Г. Философские и геополитические основы евразийской интеграции // konservatizm.org
14. Дугин А.Г. Евразийский федерализм // Философия права. 2001. № 2.
15. Трубецкой Н.С. О народах Кавказа // Наследие Чингисхана. М., 2007.
16. Овчинников А.И., Тащиян А.А. Национальный вопрос в истории политико-правовой мысли: Учеб. пособие по истории политических и правовых учений. Ростов н/Д, 2004.
